Текст книги "Найти и обезвредить"

Автор книги: Владимир Понизовский

Соавторы: Виктор Лебедев,Григорий Василенко,Павел Иншаков,Валентин Михайлов,Александр Дергачев,М. Трофимов,Алексей Бесчастнов,Б. Шамша,Василий Александров,Владимир Андрющенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)

ИСПЫТАНИЕ

Чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками. Тот, кто стал черствым, не годится больше для работы в ЧК. Чекист должен быть чище и честнее любого – он должен быть, как кристалл, прозрачным.

Ф. Э. Дзержинский

В. Андрющенко
ЭХО ПАМЯТИ

В середине августа 1942 года в Южный штаб партизанского движения, располагавшийся в Сочи, был вызван старший лейтенант госбезопасности Алексей Дмитриевич Бесчастнов. Ему приказано принять командование только что созданной Новороссийской опергруппой.

В Сочи Бесчастнов был представлен члену Военного совета Северо-Кавказского фронта, начальнику Южного и краевого штаба партизанского движения, первому секретарю Краснодарского крайкома партии Петру Ианнуарьевичу Селезневу.

Член Военного Совета сразу заговорил о задании:

– Группа у Вас, Алексей Дмитриевич, особая. И задание особое. Задачу на ближайшие дни, надеюсь, вам обрисовали.

– Так точно, товарищ комиссар. Численность, состав, маршрут, дислокация и оперативное задание – все есть.

– Добро. Теперь на будущее. Вся Кубанская равнина и большая часть предгорий захвачены врагом. Бои идут за Новороссийск и Туапсе. В ближайшие недели вступят в дело наши партизанские отряды.

Селезнев подошел к настенной карте, отдернул шторку, положил ладонь между Новороссийском и Туапсе. Переходя на «ты», неторопливо продолжал:

– Тебе для ориентировки надо знать: краевой штаб партизанского движения объединяет семь территориальных соединений, или, как мы их назвали, кустов. Твоя группа придается одному из них – ты будешь действовать в составе Новороссийского куста. Там пятнадцать партизанских отрядов. Вот с ними и организуй работу. Возглавляет куст секретарь крайкома партии Степан Евдокимович Санин. Там ты встретишь еще двух секретарей крайкома: Егорова Алексея Александровича – он командир группы партизанских отрядов Анапского куста, и Сущева – он занимается Новороссийском. В Новороссийске найди коменданта города Холостякова. Это тебе на первый случай опора.

Селезнев взглянул на часы и чуть собраннее, короче закончил:

– Своих людей направь во все партизанские отряды, тщательно проинструктируй. Бдительность и еще раз бдительность. Работа с личным составом. Разведка и разведка. Ну, желаю успеха!

Бесчастнов где-то добыл видавший виды громыхающий трехтонный ЗИС, в его растерзанный кузов нас набилось, как сельдей в бочке. Чекисты почти все знали друг друга, а на меня посматривали с некоторым недоумением, хотя я и предъявил старшему предписание Южного штаба партизанского движения, в котором говорилось, что политрук… направляется в опергруппу для организации партийно-политической работы. Задачи свои я представлял четко, но с чекистами мне работать не приходилось и чувствовал себя среди этих бывалых, опытных людей весьма неуверенно. Но служба есть служба и приказ есть приказ. И я в меру своих способностей пытался сблизиться с новыми людьми. Да и чекисты отнеслись ко мне очень чутко, по-товарищески.

В Геленджике собрались в каком-то поврежденном бомбежкой здании, командир разбил нас на четыре подгруппы, назначил старших, поставил конкретные задачи. Нашу, самую большую, Бесчастнов повел в Новороссийск.

Город уже был под артобстрелом. Гитлеровцы наводнили Новороссийск и окрестности парашютистами-диверсантами, сигнальщиками-наводчиками, сеятелями паники, провокаторами. То и дело слышались одиночные выстрелы, вспыхивали короткие перестрелки.

Командир группы быстро разыскал на девятом километре Санина, Ечкалова, Сущева, а с их помощью – в городе Холостякова. Связался с местными чекистами Бурдой, Жешко, Вороновым, Козюрой, Буруновым и другими. Сориентировавшись в обстановке, разослал людей на задания. Мне было сказано:

– Пойдешь на хлебозавод. Там местный новороссийский чекист Ковалев валится с ног. Поможешь обеспечивать бесперебойную работу хлебозавода.

Обсыпанный мукой, с красными от напряжения и бессонницы глазами, Ковалев метался от печей к замесной, от замесной – в мучной склад, оттуда – к хлебовозкам. Когда я представился, он прохрипел мне в лицо сорванным голосом:

– Хлеб давай, понял? Хлеб! Бойцам! На передовую! Понял?

– Так чем вам помочь?

– Мешки с мукой таскать можешь? Давай! И проследи, чтоб шоферы и ездовые на хлебовозках не ловчили. Чтоб по очереди… чтоб порядок, понял? Дуй! И чтоб вода… Люди у печей падают. Гляди. И – хлеб! Главное – хлеб. Давай! А я сбегаю – тут у меня под присмотром тоннель, а в нем тыщи полторы народу. Детишки, старики… В общем, сбегаю гляну. А ты – даешь, понял?

Ковалев бросился за ворота и появился только перед закатом, прохрипел, притянув к себе за плечо:

– Людей выводи. Форсунки – на полную мощность, заслонки открой, подтащи к топке столы, скамьи – все, что хорошо горит, поливай соляркой и поджигай.

Выпалив все это, он метнулся в задымленный, грохочущий взрывами и автоматными очередями ближайший переулок. Город я знал смутно, ориентировался плохо. Спасибо, старик-пекарь Василий Карпович, местный старожил, поняв мое замешательство, предложил себя в проводники. С его помощью мы выбрались в район цемзаводов, и тут нашу группу остановил майор-пограничник. Узнав у меня, что за люди в группе, чертыхнулся, потом решительно приказал:

– А, один хрен: токарь-пекарь по металлу! Бери своих орлов, политрук, и штурмуй во-он тот дом. Там штук пять фрицев. Парашютисты. Перебей или забери. Давай!

И майор исчез в развалинах какого-то здания. Нас было пятнадцать человек. И на всех – мой ТТ, семь винтовок и четыре гранаты, да у паренька – ученика пекаря, неизвестно где добытый немецкий «вальтер» с тремя патронами.

Диверсанты щедро сыпали автоматными очередями, надежно укрываясь за толстыми кирпичными стенами.

Выручил опять старик-пекарь. Он хорошо знал район, и пока мы редкими винтовочными выстрелами отвлекали на себя гитлеровцев, он с подмастерьем пробрался проходными дворами в тыл врагам и швырнул в них две гранаты. Получилось удачно. Мы добыли четыре «шмайссера» и одного подбитого диверсанта. Троих автоматчиков мои пекари уложили на месте.

Возникший из дыма и грохота соседнего переулка давешний майор увидел нашу группу и обрадованно кинулся к нам:

– А, токари-пекари! Да вы теперь боевая единица! Давай, политрук, бери свою штурмовую группу и – за мной. Надо прикрыть вывод населения из тоннеля на занятой территории.

Мы бросились за майором, я на ходу спросил, что за люди и откуда их надо выводить.

– Да фашист в городе, политрук. Ты что, не понял? Полгорода уже у него. А там, в тоннеле, женщины, дети, семьи ответработников и командиров… Чуешь? Там наш товарищ уже готовит людей к выводу. Но надо помочь.

Неожиданно из клубящегося полусумрака дыма и пыли вывалилась и хлынула на нас кричащая толпа женщин и детей. Женщины бежали с малышами на руках, ребята постарше держались за материнские руки и платья, одни с ужасом таращили глазенки с заплаканных лиц, другие плакали громко и безутешно, спотыкаясь, волочась по земле, подхватываясь и часто-часто перебирая слабыми шустрыми ножонками.

Майор крикнул: «Политрук, прикрывай!» – и побежал впереди толпы, надрываясь и стараясь перекрыть крики и грохот: «За мной, женщины, бабы! За мной!»

Справа сыпанули автоматные очереди, в толпе истошно закричали, шарахнулись в сторону.

Мы залегли вдоль какого-то высокого бордюра и завязали перестрелку, а позади нас все топотали бегущие женщины и дети. Последним шел Ковалев, что-то надсадно хрипя и размахивая пистолетом.

Он и подоспевший ему на помощь чекист В. А. Луньков присоединились к нам, и, когда в дыму скрылись последние беглецы, мы стали отходить вслед за ними, перебегая и отстреливаясь…

Раненого диверсанта наскоро допросили. Немецкий я знал плохо, но все-таки понял, что вражеским частям дан приказ сегодня же захватить город, отрезать, окружить и уничтожить оставшиеся там наши войска, а тем временем, передовой ударной группе без остановок двигаться вперед, выйти на Сухумское шоссе и развивать стремительное наступление на Геленджик – Туапсе – Сочи и далее.

* * *

…В довольно просторном отсеке бетонированного подземелья на девятом километре стоял грубо сколоченный дубовый стол. На нем была расстелена топографическая карта-двухверстка, лежали планшеты, карандаши, блокноты. Широким языком светила фронтовая лампа из сплющенной артиллерийской гильзы. У стола и вдоль стен на дубовых массивных скамейках сидели люди.

За столом возвышался высоченный Санин, справа и слева от него, будто ссутулившись, примостились немалого роста, но низенькие рядом с ним Васев, Ечкалов, Сескутов и Бесчастнов. Над головой глухо ударяли взрывы, вздрагивала скала, и на столе чуть подмигивал огонек лампы. Шло заседание штаба Новороссийского партизанского соединения. Вел его Санин.

– Писать, товарищи, ничего не будем. Все держать в уме. У кого в памяти дырка – заделать, а память тренировать.

Санин тяжеловато опустил и снова поднял припухшие и красные от бессонницы веки.

– Запоминайте. В партизанский отряд «За Родину» заместителем командира по разведке и связи идет товарищ Шахов. Илья Федорович, ты здесь? – Санин пристально вгляделся в полумрак комнаты, рассмотрел поднявшегося со скамейки худощавого чекиста, кивнул, разрешая сесть.

– Тут еще одно закопытце: никаких разъяснений, тем паче инструктажей, давать не буду. Вы народ бывалый, чекисты. Дело свое знаете. А вообще, по всем таким вопросам – к товарищу Ечкалову.

Сидевший рядом с Васевым капитан встал. Санин поднял глаза на собравшихся, кратко сообщил:

– Все видите капитана Ечкалова? Вот и добре. Анатолий Митрофанович родом краснодарец. Лет ему тридцать восемь. Чекист с десятилетним стажем. С 25 августа прикомандирован к Новороссийскому партизанскому кусту и является заместителем начальника штаба по разведке. Усвоили все? Садись, товарищ Ечкалов.

И продолжил:

– Пошли дальше. В «Грозу» – Бурда Никифор Иванович. Слыхал, лейтенант? – Санин снова поднял тяжелые веки.

– Есть! – молодцеватый, по-строевому подтянутый, Никифор встал с дальней скамейки.

– Садись, лейтенант, – продолжал Санин. – И все остальные: нечего тут вскакивать и в струнку тянуться – не на плацу. Дисциплина – в инициативе и исполнительности. Вот за это будет спрос… беспощадный. Дальше… Смольняков, ты тут?

– Тут, – донесся низкий голос.

– Стало быть, Иван Федорович, начальник штаба в отряде «За Родину». А вдобавок будешь выполнять задания Ечкалова и Лапина. Теперь кто? Петыга Борис Никодимович…

– Я!

– Ага, ты, значит. Чекист. Пойдешь в «Ястребок». Дальше, Чепак. Ну, с тобой, капитан, условились. Пойдешь с интернациональным отрядом. Сколько у тебя испанцев?

– Двадцать человек.

– Немецкий знают?

– Пятеро.

– Ого! Богач. Двух переводчиков заберем в штаб куста. Отбери сам, лично. Одного надо будет отправить в штаб армии. Политотдел просил. Для контрпропаганды ну и… все, стало быть, прочее.

Санин закончил назначение чекистов из группы Бесчастнова и перешел к постановке задач.

– Теперь о новороссийской группе. В нее войдут пять отрядов: «Гроза», «Новый», «Ястребок», «Норд-ост», «За Родину». Командир группы Васев Петр Иванович, начальник штаба – Сескутов Александр Никитович. Один – первый секретарь Новороссийского горкома партии, другой – секретарь горкома по строительству. У Васева за плечами матросская служба, гражданская война, работа главным инженером в порту. Сескутов с двенадцати лет лесоруб, потом взрывник, перед избранием в горком работал инженером. Все. Оба новороссийцы, знают город, знают людей, знают обстановку. Пора в бой. В общих чертах, товарищи, от нас сейчас требуется взять под контроль вражеские коммуникации: рвать мосты, минировать дороги, резать связь, жечь склады, уничтожать оккупантов, опровергать вражескую брехню и нести нашу правду людям в захваченных фашистами районах, выявлять предателей и изменников. И – разведка. Разведка и еще раз разведка.

Санин говорил медленно, глуховато, но твердо, полузакрыв глаза и мерно отбивая громадным кулаком концовку каждой мысли.

– Всем думать. Инициативу приветствуем, авантюры не допустим, но и троглодитами сидеть на партизанских продбазах не позволим. Все – в бой! Конкретные задачи поставят чекисты Бесчастнов, Лапин и Ечкалов. Сбор за Васевым. Все.

…С капитаном Чепаком мне довелось встретиться в марте 1943 года у Бесчастнова. К тому времени мы уже знали о дерзком рейде его третьей интернациональной оперативно-разведывательной группы по занятому врагом Таманскому полуострову.

Сам выпускник высшей школы партизанского движения, Чепак подобрал себе в группу парней умелых, храбрых и отчаянных. Группа прошла по вражеским тылам как смерч, сея среди гитлеровцев панику, ужас и разрушения. Бойцы опергруппы сорок восемь суток на участках Сенная – Тамань, Стрелка – Старотитаровская минировали шоссе, взрывали железнодорожное полотно, совершали дерзкие налеты на вражеские автомашины и обозы, разоблачали полицаев, ревностных старост и бургомистров и прочих предателей и фашистских прихвостней.

В лесах, в районе станицы Натухаевской, группа Чепака вышла на довольно многочисленный партизанский отряд. Его тридцатилетний командир Григорий Блинов, бывший кандидат в члены ВКП(б), лейтенант, раненым попал в плен. Гитлеровцы отпустили его домой на хутор Грекомайский, где его назначили полицейским. Блинов использовал это назначение в своих целях: он установил связь с окрестными хуторами Сергиевским, Дружным, стал формировать подпольный партизанский отряд, который с 1 марта 1943 года начал действовать. К этому времени партизаны добыли с боями 50 винтовок, автомат ППШ, 10 пистолетов. В лесу охраняют стадо овец и коз – свою продбазу.

Чепак, докладывая Бесчастнову об этом отряде, сказал, что Блинов просил оружие, рацию и трех-четырех кадровых командиров. Говорил, что есть возможность развернуть отряд до тысячи человек.

Об отряде Блинова было доложено Военному совету 18-й десантной армии. 28 марта генерал-лейтенант Леселидзе и член Военного совета Колонии поручили начальнику штаба 18-й армии разработать необходимые мероприятия и оказать помощь отряду Блинова. Подполковник Бесчастнов и начальник особого отдела 18-й армии полковник В. Е. Зарелуа подготовили три группы для заброски в район отряда Блинова под руководством наиболее опытных чекистов.

Это были самые напряженные дни в работе новороссийской группы чекистов и контрразведчиков десантной армии. Прошло полтора месяца с той памятной ночи 4 февраля, когда храбрецы майора Куникова совершили дерзкий десант на Мысхако и день за днем, шаг за шагом расширяли свой плацдарм, свою ставшую потом легендарной Малую землю.

Вместе с куниковцами на берег Цемесской бухты высадились и чекисты. Это были те, кто по заданию командования начиная с ноября 1942 года вели тщательную и смелую разведку в предполагаемых районах высадки десантов.

Решение о высадке морских десантов в районе Новороссийска было принято еще в ноябре 1942 года. Основной десант в районе Южной Озерейки предполагалось высадить в составе трех стрелковых бригад и одного танкового батальона. Для дезориентировки противника и создания видимости высадки крупного десанта на широком фронте предусматривалась демонстрация высадки десантов в районах Мысхако, Анапы, Благовещенки, в долине реки Сукко и на мысе Железный Рог, что находится в 25 километрах южнее Тамани.

Сразу же развернулась усиленная разведка укреплений противника в районах высадки. В декабре – январе сторожевые и торпедные катера и другие малые корабли совершили около 60 выходов в тылы противника на всем протяжении береговой линии от Станички до озера Соленого с целью высадки или снятия разведчиков, разведывательных и партизанских групп. Часто им приходилось выполнять эти задания под сильным артиллерийско-минометным и пулеметным огнем врага. Не одну сотню смельчаков доставили черноморские катерники в тыл врага, что в значительной степени помогло командованию получить много важных сведений о системе обороны вражеского побережья накануне высадки десанта. Разведка велась на широком фронте – от Новороссийска до Таманского полуострова. Это делалось для того, чтобы скрыть от противника районы высадки. По данным разведки была разработана схема расположения оборонительных сооружений противника, составлено описание его обороны в целом и отдельных огневых сооружений, имевших большое тактическое значение.

Ответственной и смертельно опасной работой занимались члены оперативной группы чекисты Лапин, Старков, Грошев, Пономарев. В их задачу входило тщательно обследовать побережье, установить места высадки отрядов с моря, доставить и замаскировать там своих сигнальщиков, нащупать пути проникновения в тылы противника и выхода оттуда. Одновременно изучалась обстановка, настроение жителей населенных пунктов на оккупированной территории, закладывались партизанские явки, подбирались связные – подпольщики, собирались необходимые разведматериалы о противнике – его силах, дислокации и перемещениях.

Результаты этой рискованной работы сослужили добрую службу десантникам.

А 17 февраля на Мысхако высадилась особая десантная опергруппа, которую возглавлял старший лейтенант Василий Гаврилович Леонов. В группу входили также чекисты Бурунов, Луньков, Козюра, Пономарев, Губанов. Чуть позднее к ним присоединились Грошев, Старков, Лазарев, Жадченко, Детистов, Силенков, Таденко, Константинов и Галицкий. Группа была солидная, состояла из крепких, обстрелянных, в основном тридцати-тридцатидвухлетних чекистов.

* * *

…Чекисты вместе с другими бойцами, плывшими на сейнере, прыгали в ледяную, бурлящую от взрывов морскую пучину, держа над головой оружие, гребли к берегу и, скрюченные судорогой, выползали, выкарабкивались на трясущуюся от канонады, перепаханную взрывами землю. Не будь Леонов знаком с местностью по своим прошлым разведывательным высадкам, пришлось бы очень трудно ориентироваться в этой гремящей и слепящей темноте.

Подсушив одежду и согревшись в землянке у моряков, Леонов разыскал особый отдел 83-й морской бригады, по рации связался со штабом армии.

Был получен неожиданный приказ: взять на учет все население на освобожденном плацдарме, переписать весь наличный скот и птицу. Оприходовать все имеющие практическую ценность вещи. Подготовить население к эвакуации на Большую землю. Преследовались две цели: убрать гражданское население из-под огня и выловить вражеских лазутчиков, которые могли легко укрыться среди мирных жителей.

…Работа оказалась на удивление сложной. На 30 квадратных километрах плоской и голой земли, отбитой у оккупантов, были размещены не только 12—15 тысяч советских воинов, да еще с артиллерией, минометами, танками, кухнями, складами боеприпасов и госпиталями. Там были и гражданские люди – рабочие совхоза «Мысхако», беженцы из самого города Новороссийска, жители здешних маленьких хуторков, поселков, предместий. В полуразрушенных зданиях, в землянках, в уцелевших подвалах и самодельных бомбоубежищах ютились женщины, дети, старики. Кое-где чудом уцелели овцы, свиньи, козы, куры и даже коровы… И все это обстреливалось, бомбилось, заливалось смрадно коптящими струями огнеметов.

Леонов как командир группы распределил обязанности между чекистами. Сам Леонов с Иваном Пономаревым и со мною занялся людьми, а Петру Жадченко и еще двум чекистам достался учет и эвакуация животных и материальных ценностей. Третья группа получила приказ на разведку.

* * *

Утром разошлись мы, а вернее – расползлись, потому что другим способом в те дни невозможно было передвигаться по плацдарму, в разные стороны и в разные части. Где ползком, где перебежками добрался я до первых домиков поселка Рыбацкого. В этот момент на поселок спикировал фашистский стервятник, сыпанул пулеметной очередью, сбросил бомбы, провыл сиреной. Я успел упасть под развалины кирпичной стены. Потом сделал еще один бросок и свалился в глубокий лаз со ступеньками, которые вели вниз, к грубо, но крепко сколоченной двери в подвал. Начал кричать, дергать дверь. Открыл старик. Сгорбленный, заросший бородищей по самые глаза, но видать крепкий еще дедуня. Подслеповато пригляделся ко мне.

– Че тебе, господин товарищ охвицер?

– Да не господин я, папаша. Не видишь, наш я, советский. Лейтенант.

Дед равнодушно отозвался:

– Наши-ваши. А чьи же? Так че надо?

– Да вы впустите меня.

– А некуды.

Наверху, рядом с входом в подвал, тяжко рванул фугас. Я с немалым трудом вдавился в тесный, набитый людьми, тяжко дышащий, стонущий, плачущий, говорящий и причитающий мрак подвала. Дед за моей спиной закрыл щелястую тяжелую дверь и ехидно продребезжал над самым ухом:

– От тебе и охвицер. Хто по кресты, а ты, стало, в кусты.

Подавив вспыхнувшую было обиду на старика, я закричал, стараясь пересилить и здешние, и наружные шумы:

– Граждане! Советское командование приняло решение эвакуировать все гражданское население на Большую землю, в Геленджик.

В подвале поднялся гвалт.

– Тихо! – перекричал я начавшийся шум. – Кто тут у вас может быть за старшего.

– Кузьмич!

– Конечно, Кузьмич!

– Правильно. Василь Кузьмич!

– Тихо! Уже слышу! Кто тут Василий Кузьмич? Подай голос!

– Не дери глотку, – раздалось над ухом. Длинный костлявый бородач навис надо мной. – Я и есть Кузьмич, стало быть, Василий. Че орешь?

На всякий случай я опять прикрикнул:

– Тихо! Я пойду по другим подвалам и убежищам. Может, кто подскажет, где еще есть люди? А вы, Василий Кузьмич, постарайтесь подтянуть поближе к дверям мамаш с детьми и раненых. Барахла лишнего не брать. К вечеру приготовиться. Сам приду или пришлю кого. Будем выводить на берег и грузить на корабли. Ночью вывозить будем.

…Разыскал я в тот день еще три таких подвала, набитых людьми. По-всякому приходилось разговаривать. И длилась эта кропотливая работа почти неделю. Жителей малыми группами под непрекращающимся обстрелом бойцы и офицеры доставляли к берегу, где удалось найти и кое-как оборудовать укрытие. Оттуда их партиями выводили на причал, затем на судах отправляли на Большую землю.

А с тем крупнокостным дедуней, Василием Кузьмичом, довелось-таки мне еще встречаться. Старик оказался довольно оборотистым и толковым организатором. Выполнив миссию, разыскал меня, потребовал:

– Ты слышь, литинант, чи как там теперь вас величают… Приказ твой, значица, сполнил. Усех доставил и с рук на руки сдал. А теперь определи ты меня к партизанам, литинант. Не уйду я отседа, пока фашиста не вычистим. Не определишь – сам буду партизанить. Земля-то наша, дедовская. Никак нельзя, чтоб поганили ее чужаки-то.

Уговаривать нас долго не пришлось. Благо тут же оказался командир группы партизанских отрядов Петр Иванович Васев. Он черкнул несколько слов на блокнотном листике и направил старика в отряд «Норд-ост».

Другой раз столкнулся я со стариком-партизаном, когда наша группа под командованием Петра Жадченко получила задачу пройти в тылы противника, добраться до Южной Озерейки, связаться с высаженными туда и попавшими в окружение десантниками и вывести их на Мысхако. Если даже в обстановке спокойной, устоявшейся обороны это была непростая задача, то в условиях, когда гитлеровцы почти непрерывно атаковали наши позиции, пытаясь сбросить куниковцев в море, сложность ее возрастала стократ. Немало смекалки, смелости, отваги и находчивости проявили бойцы нашей группы, в состав которой входили моряки, партизаны и чекисты. Особую услугу оказал и нам, и окруженным Василий Кузьмич. В конечном счете задачу мы выполнили и вывели десантников на Малую землю.

Довелось мне видеть Василия Кузьмича и в горячем деле, когда Васев включил Лапина, Леонова, Жадченко и меня в боевую группу партизанского отряда «Норд-ост». Перед группой была поставлена задача разгромить комендатуру и склад гитлеровцев в Нижнебаканской, захватить и доставить к нашим старосту-предателя, который, по поступившим от разведчиков и жителей сведениям, был верным слугой оккупантов и настоящим палачом для населения станицы. Задача была выполнена. И в операции проявили отвагу и героизм чекист Лапин и партизан Василий Кузьмич.

…В другом подвале нахожу пять или шесть женщин и десятка полтора малышей – от грудных до школьников. Эти молодые женщины и девушки собирали осиротевших детей и прятали в подвале, кое-как подкармливая и согревая их. Только двое были со своими детьми – кормящая мама и другая – с мальчишкой лет восьми. Остальные все работницы молодежного виноградарского звена совхоза «Мысхако» и действовали под руководством звеньевой Оли.

Я растолковал взрослым, как бросками переводить группками детей, и для наглядности провел первую группу смешливой Нюси до накопителя, потом вернулся опять в подвал и, следя за паузами в огневых шквалах, стал посылать остальные группы. Удивительно смелыми оказались эти девчата. Ольга отвела свою группу, оставила на попечении Нюси и под ожесточенным огнем вернулась за следующей группой. Я наказал ей отвести этих детей и не возвращаться. Тогда примчалась Нюся. Подхватила еще одну группу и, подбадривая, что-то выкрикивая и смеясь, ринулась с малышами в грохочущий ад.

Я думал их пристроить на нашем эвакопункте. Уж больно толковые помощницы. Но когда я туда добрался уже ночью, девчат там не было. Кинулся было искать их, но Пономарев остановил меня:

– Девчат ищешь? Поздно. Уже расхватали их в санчасти. Вызвались сами. Даже не вызвались, а потребовали оставить здесь.

А было и так. Бегал я по подвалам, развалинам и убежищам в поисках населения и вражеских лазутчиков. В одной полуразбитой летней кухоньке нашел семью: старик со старухой и мальчишка лет двенадцати. Сказал, чтоб собирались, а они ни в какую.

– Да кому мы там нужны? – безнадежно отмахнулась старуха. – Старик совсем никудышный, почти не встает с топчана, а мне его оставлять ни к чему. Жизнь вместе прожили и помирать вместе будем. Ваську б вы забрали, дак и он очень уж нужен тут. Нет, нет, не нам. Добытчик он главный для детей. Тут дальше котельная разбитая, а в ее подвалах, должно, душ двадцать детей, да с ними мамаши и двое раненых красноармейцев. Да и дети есть которые покалеченные. Есть-то надо, а нечего. Вот Васька и шастает по разбитым хатам, где что из еды добудет, все туда детишкам тащит.

Я взял Васю в проводники и отправился в котельную. По дороге что-то меня встревожило.

– Слушай, Василий, а что за красноармейцы там в подвале?

– Да раненые. Один старшина – нога вся забинтованная, но ходит сам, а другой рядовой – рука забинтованная и подвязанная.

– И давно они?

– Да уже дня три…

В уме у меня шевельнулось подозрение, а потом и тревога. Как раз поблизости рванула мина, мы шлепнулись на землю, над головами с визгом пронеслись осколки.

– Знаешь что, Василий, – притянул я парнишку к себе. – Давай-ка вернемся к твоим старикам. Мне тут надо забежать в одно место, а ты меня подождешь. Только никуда, понимаешь? Никуда не выходи от стариков. Жди меня. Понял?

Мы вернулись к старикам, я впихнул Васю в кухоньку и кинулся в ближайшее воинское подразделение. На счастье, попал как раз в расположение полка НКВД. Пока разыскивал старшего начальника, объяснял, кто я и чего хочу, прошло около часа. Наконец с двумя выделенными мне автоматчиками вернулись к старикам, но Васю там не застали. Старуха сказала, что внучонок «сей минут» выскочил.

Старуха еще что-то говорила, а я выбежал из кухоньки, крикнул автоматчикам: «За мной!» – бросился к котельной, благо тот раз Вася показал мне ее.

Переждав вражеский артналет, мы в последнем броске кинулись к развалинам котельной. И вдруг навстречу нам оттуда хлопнули два револьверных выстрела. Один автоматчик вскрикнул и упал, а мы с другим, не останавливаясь, перемахнули через кучу битого кирпича и свалились на ступеньки, ведущие в подвал. Двое каких-то военных, мелькая бинтами, кинулись вниз к подвалу. Автоматчик успел выстрелить, один беглец упал, второй проворно юркнул в подвал и попытался закрыть железную дверь. Но не успел. Я всем корпусом ударил в нее, и, отброшенный дверью, беглец отлетел в глубину подвала. Оттуда навстречу мне донесся хрипло-дикий рык:

– Назад! Всех перебью, гады!

Разом взвился высокий, режущий не то детский, не то женский крик. И тот же звериный рык опять:

– Цыц, щенята! Убью!

Я не сразу понял ситуацию, потом вдруг с ужасом увидел, что незнакомец в занесенной над головой правой руке сжимает гранату-лимонку, а левой схватился за кольцо предохранительной чеки на ней. А кругом застывшие лица детей, их расширенные глаза, устремленные на гранату.

Мысли ураганом понеслись в голове: «Начну поднимать пистолет, успеет вырвать чеку, выстрелю – все равно бросит или уронит гранату в гущу детей… Ах, гад! Фашист! Что делать? И автоматчик сзади, ему не видно, что тут происходит. Рука закаменела на рукоятке пистолета, палец – на спусковом крючке. Так… Снять напряжение. Заговорить. Спокойно».

– Ты чего, сдурел? – хрипло, но как можно спокойнее обращаюсь к незнакомцу.

– Не двигаться! – тот же истеричный рык.

– Да я и не двигаюсь. Что орешь-то? Опусти гранату, дурак. Дети ведь кругом. Нашел игрушку.

– Не подходи! – опять заорал тот, но уже не так истерично.

– Да ты чего взбеленился-то? Не узнал своих, что ли? За фрицев принял? Так ты спроси, тут где-то парнишка Вася должен быть. Он тебе подтвердит, что я не фашист.

– А мне наплевать! – надрывно, торопясь и захлебываясь, захрипел военный. Теперь я рассмотрел погоны: старшина. – Уходите отсюда. В тот конец улицы. За колодец. А я с мальцом выйду. Чуть что – застрелю мальца. Ну?! Выходи!

Я видел, что руки у него стали уставать. Но палец из кольца он не вынул.

– Да ты кто ж такой, что хочешь от своих уйти?

– В лесу своих ищите, сталинские собаки, – злобно прохрипел старшина. И тут раздался какой-то пронзительный визг, в воздух взметнулось темное лохматое тело и повисло на руке старшины. Завязалась борьба. Я прыгнул в подвал и с ходу ударил диверсанта по голове рукоятью пистолета. Старшина обмяк и стал валиться на пол. Но раньше его рухнуло на землю мягкое лохматое тело. В подвал влетел автоматчик и, сразу сориентировавшись, заломил руки старшине. Я наклонился над тем, кто боролся с бандитом. Это оказался Вася. Но… в зубах, как яблоко за черенок, он держал гранату за взрыватель. Кольцо было на месте. Зато потом у лжестаршины мы обнаружили… почти перекушенный, болтавшийся на сухожилиях указательный палец на левой руке.

Сдав живого диверсанта и документы убитого в ОКР «Смерш», мы с автоматчиком вывели детей на сборный пункт. Васю, все время терявшего сознание, с окровавленным ртом – он выломал зубы, я нес на руках, прижимая к себе его худенькое невесомое тельце. Мальчик в полубреду, захлебываясь слезами и невнятно шепелявя, всю дорогу бормотал что-то бессвязное. Так, бредившего его и погрузили на катер.