Текст книги "Лето на колёсах [Повести]"

Автор книги: Владимир Разумневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

УХА ИЗ «ОП-ЛЯ»

Сидят на берегу три рыбака – Влас Маковкин, Глеб Горошин и Женя Карпов. Смотрят на поплавки и гадают: «Клюнет – не клюнет?»

Поплавки замерли. Не шелохнутся. На них уселись стрекозы.

– Стрекоза на поплавке – не жди рыбы на крючке, – сочиняет Влас.

Ему надоело сидеть молчком, и он вот уже час говорит стихами. Глеб и Женя набрались терпения на целый день. Они знают: рано или поздно рыбы заметят наживку. А Власа заедает тоска. Хотя бы один клевок! Ершам и пескарям самое время пообедать. Может, они уже пообедали где-нибудь в другом месте? Значит, теперь у рыб послеобеденный мёртвый час, и ждать их бессмысленно.

– Переняли плотвички человечьи привычки, – жалуется Влас Жене Карпову. – Огорчаешь ты меня – не клюёт твоя родня!

– Почему моя? – не понимает Женя.

– Леши, караси, плотва и им подобная братва – ты, Карпов, знаешь таковых – из семейства карповых.

– Следил бы лучше за поплавком, балабон! – ругается Женя.

– Здешней рыбёшки не хватит и кошке…

Власу смешно смотреть на горе-рыбаков. Он втыкает удочку в берег, а сам ложится на песок загорать. Поворачивается на бок, потом на спину и посыпает живот песком.

– Не рыбалка, а обман, – нежась под солнцем, декламирует он. – Карауль пустой кукан.

– А кто виноват? Трещишь как сорока. Всю рыбу испу… – Глеб не договаривает – поплавок дёргается, переворачивается и бежит в сторону.

Удочка со свистом разрезает воздух.

– Оп-ля! – восклицает, лёжа в песке, Влас и поднимает ногу. – Рыбёшке привет от старых штиблет!

На крючке трепещет маленький окунишка.

У Жени Карпова тоже клюёт.

– Оп-ля! – снова орёт Влас. – Вот это окунёк – ростом с ноготок!

– Чем лежать, – косится в его сторону Глеб, – взял бы да червей накопал. Клёв начался.

– А ерши не дураки. Для чего им червяки?

И тут сразу несколько кругов оживает на речной глади. Это играет рыба. У Глеба на крючке уже болтается остромордый щурёнок, а Женя рядом прыгает от счастья: на его лесе извивается, отсвечивая серебром, бойкая сорожка.

Влас громко приветствует:

– Оп-ля! Без особого труда тянем рыбку из пруда.

– Двое тянут, – отвечает ему Глеб, – а третий потягивается. Из твоего «оп-ля» ухи не сваришь.

Друзья едва успевают нанизывать червей на крючки – такой клёв пошёл!

– На уху теперь, пожалуй, будет! – хвастается Женя.

– И кошке останется, – соглашается Глеб.

Власа гложет тайная зависть к рыбакам. Но самолюбие не позволяет показать это. И он безразличным голосом произносит:

– Пойду проверю свой крючок, может, съеден червячок?

Влас стряхивает песчинки с живота и неторопливо подходит к своей удочке. Но что такое? Леса пружинит, не поддаётся. Удилище изгибается в дугу. Влас – дёрг, дёрг! Ни с места! На крючке что-то очень тяжёлое и упрямится изо всех сил.

– Эх… Вот ведь… Наверное, щука, – с дрожью в голосе произносит Влас и не может больше говорить стихами.

Боясь упустить рыбину, он делает подсечку, тянет лесу влево. Краснеет от натуги.

– Сом, братцы… Самый настоящий сом! – ликует Влас и, пританцовывая на песке, кричит друзьям: – Что вы, филоны, глазами хлопаете? Да плюньте на свою мелочь! На всех троих сомятины хватит!

Глеб наконец оставляет свою удочку и идёт на помощь. За ним Женя. Ухватились за удилище втроём.

– Кита и то легче тащить.

– Сразу видно, не из твоего семейства, Карпов, рыбина! – язвит Влас. – Одним махом всех побивахом!

Леска вдруг становится послушной. Ещё немного, и рыба будет на мели. Влас по колено в воде. Руки растопырены: сому не вырваться! Что-то чёрное показывается из воды. Влас бросается на добычу пузом.

Потом Маковкин растерянно таращит глаза и поднимается: в руках у него старая шина от велосипеда. Она вся обвита водорослями. С неё и с Власа течёт вода.

– Вот так сомятина! – хохочут ребята.

Женя Карпов, подражая Власу, громко декламирует:

– На крючке у Власа сом стал со страху колесом!

Глеб весело подхватывает:

– Поплавок закинул Влас – клюнул целый тарантас! Вот тебе и «оп», вот тебе и «ля», вари уху из «оп-ля»!

Влас, отцепляя крючок, сопит и делает вид, что не слышит издёвок.

ОДНА КАПЛЯ НИКОТИНА

Влас Маковкин поднёс папироску к губам, глотнул табачного дыма и вдруг почувствовал, что с миром случилось что-то неладное.

Городская улица пошатнулась и запрыгала перед затуманенным взором, как на экране испорченного телевизора.

Школа, дома, автобусы, пешеходы – всё закружилось вокруг Власа огромной фантастической каруселью.

Одинокий милиционер, махавший палочкой на перекрёстке, неожиданно размножился в десять таких же милиционеров, и все они, догоняя друг друга, стали проваливаться сквозь землю. И лишь когда из дымчатой зыби выплыло знакомое с первого класса лицо учительницы, которая шла навстречу Маковкину, карусель прекратилась.

Влас сразу пришёл в себя, спрятал папиросу в рукав и как ни в чём не бывало принялся изучать небо.

Там клубились облака. Одно было похоже на бородатого козла, а другое, с растрёпанными краями, на кляксу. Только клякса не фиолетовая, как в тетрадке у Власа, а белая, словно голубую небесную страницу испачкал какой-то другой Влас, у которого были белые чернила.

– Почему, Маковкин, не в школе? – спросила Анастасия Ивановна. – Опоздаешь на урок.

– Я задачи в уме решаю, – солгал находчивый Влас.

– То-то, я гляжу, – засмеялась учительница, – твои облачные знания рассеиваются на уроках, как дым…

И тут Влас носом учуял, что и впрямь в воздухе чем-то запахло.

– У тебя, Влас, рукав дымится…

– Не может быть! – всполошился Влас и замахал рукой. – Это пыль такая. Под кровать за учебником лазил. Насквозь пропылился… Извините, Анастасия Ивановна, но я побегу. А то, чего доброго, на урок опоздаю…

Возле школы Влас остановился. Завернул за угол, чтобы погасить папиросу. Но она, оказывается, сама погасла.

Откуда же тогда дым? Ах, вон в чём дело – тлеет подкладка на рукаве! Её прожгло в двух местах.

– Ничего! Никто не заметит. – Влас сунул окурок в пенал и вошёл в класс.

Ощущая на языке табачную горечь, Влас на уроках думал о недокуренной папиросе.

– Да от тебя табачищем несёт! – поразился Глеб Горошин. – Ты разве курящий?

– Настоящий мужчина! Не то что ты! Вот полюбуйся, – Влас открыл пенал и показал окурок.

– Вместо карандашей носишь? – спросил Глеб.

– Хочешь, дам курнуть?

– Мне жизнь ещё не надоела. В табаке – я в газете читал – вредный никотин. Одна капля никотина убивает здоровенного кролика.

– Я не кролик. До ста лет проживу! Вот достану спички и закурю по-новому. Затяжным засосом!

Спички Влас раздобыл в школьном буфете. На газовой плите лежал целый коробок. Влас незаметно сунул его в карман и выбежал на улицу.

– С таких лет дымом голову забиваешь! – увидев в его руке папиросу, заворчал прохожий старик. – Что, тебе раньше времени помереть захотелось? Брось!

Влас юркнул обратно в школу.

«Помереть захотелось»! – мысленно передразнил он старика. – Какой-то маленький окурок разве может погубить жизнь? Чепуха на постном масле!

Влас спрятался под пальто в раздевалке, где людей не было, и зачиркал спичкой.

– Одёжку решил подпалить?! – словно снег на голову обрушилась гардеробщица. – Убирайся отсюда, поджигатель, пока уши целы…

Вот жизнь! Даже курнуть не дадут. Школа большая, а свободы – никакой! Прямо хоть на чердак или на крышу забирайся. На крыше, пожалуй, ещё хуже – на виду у всей улицы, а вот на чердак полез бы. Звонок помешал. Опять беги на урок.

Дома он бросил портфель на кухне возле плиты, где мать готовила жаркое из кролика, и шмыг в спальную. Вынул спички из кармана, прикурил. Дым расползался в разные стороны и, свиваясь петлями, лез к потолку.

Влас втянул в себя новую порцию дыма и, оттопырив нижнюю губу, струйками выпустил его под нос.

В глазах помутнело. Голова закружилась, и к горлу подступила тошнота. Он кашлял и сморкался, сморкался и кашлял. Ничего не соображал. Ничего не видел…

Из кухни донёсся голос:

– Сынок, обедать пора!

Влас не слышал. Мать позвала ещё раз. Снова молчание. Тогда она сама вошла в комнату. Там было дымно и пахло табаком.

«Все стены прокоптил своим куревом, – мысленно ругнула она мужа. – Ушёл на работу, а комнату проветрить забыл…»

Сына мать увидела на диване. Он лежал, разбросав руки, и судорожно вздрагивал.

– Проснись, – тормошила она его. – Кролик остывает…

Влас встрепенулся, пролепетал с заиканием:

– К-какой т-такой кро-кролик?.. Он давно п-по-помер… Одна кап-кап-капля ни-к-котина…

И снова закрыл глаза, уронил голову на диван.

«От уроков, видать, ум помутился, бредить начал. Пусть поспит, – вздохнула мать. – Да, нелегко нынче детям знания даются…» Она подошла к окну и распахнула форточку. Струя свежего воздуха ворвалась в комнату. Дым постепенно рассеялся.

Влас очнулся, когда матери рядом уже не было. Долго не мог понять, где он. Поднялся, протёр глаза, глянул на своё отражение в зеркале. Лицо белее, чем стена в спальной. Щёки впалые. Покрасневшие глаза по-стариковски слезились.

– Погибаю, как кролик… – простонал он.

Лицо в зеркале начало расплываться, туманиться, медленно исчезать из виду.

Власу стало страшно. Он провёл ладонью по взмокшему лицу и почувствовал, что пот на лбу не горячий, как обычно, и холодный, будто осенние дождинки.

СОВЕСТЬ В ФУТЛЯРЕ

– Ребята, – спросила Катя Праздникова, – вы не находили моей авторучки?

– Какого цвета? – поинтересовался Тараска Котов. – Случаем, не чёрного?

– Да, чёрного. Ты разве видел?

– А как же! В баню побежала. Отмываться. Помахала рукой на прощание.

– Фи, как глупо! – фыркнула Катя. – Папа мне из-за границы её привёз. С вечным пером! Она в коробке лежала. А теперь ни футляра, ни ручки! Что я папе скажу?

– Пусть чёрных больше не дарит…

Одноклассники, стоявшие рядом, покосились на Котова, а Глеб Горошин сказал:

– Нашёл время паясничать! У самого небось прошлый раз резинка потерялась, так в каждый портфель нос совал, в учительскую бегал ябедничать.

– Не пальцем же ошибки стирать? Анастасия Ивановна не любит, когда я пальцем. Грязь остаётся.

– Мой руки чище, – сказал Глеб и полез в портфель за учебником.

Катя Праздникова увидела в его портфеле коробок от авторучки.

– Мой! Честное слово, мой! – И тут же раскрыла коробок: – Пусто… Куда же ручка делась?

– У Глеба спроси, – ухмыльнулся Тараска. – Он большой специалист по хранению награбленного имущества…

– Помолчи, шут гороховый! – обозлился Глеб и повернулся к Кате: – Странно. Я коробок не брал, а он оказался каким-то образом у меня…

Глеб выпотрошил из портфеля всё содержимое, раздвинул пенал, потряс учебниками над партой, словно авторучку можно спрятать между страницами.

– Он ручку кому-то отдал, а футляр припрятал, чтобы следы замести, – уличила Соня Углова.

– У него у самого совесть в футляре, – сказала Света Оленина, председатель совета отряда. – На сборе надо пропесочить!

– В каком-то государстве за воровство руки отрубают, – вспомнил Женя Карпов.

Оправдываясь, Глеб вывернул карманы брюк. На пол посыпались хлебные крошки, бумажки, скрепки. Звякнули и укатились под парту две маленькие монеты. Горошин был так расстроен, что не стал поднимать их.

– Убедились? – кричал он, оттопыривая для всеобщего обозрения подкладку карманов. – Не мог же я, в самом деле, ручку с бутербродом проглотить!

В голосе Глеба звучала такая обида, что Власу Маковкину стало жаль друга. Влас полез под парту, подобрал с пола две копейки, отдал Глебу:

– Возьми. С такими деньгами грабителей не бывает…

– Дружка прикрываешь? – многозначительно прищурился Боря Саблин.

– Как будто он виноват…

– Если не он, так кто же? Ты с Глебом за одной партой сидишь…

– Они сообщники! – воскликнул из-за Бориной спины Тараска Котов. – По глазам вижу – вечное перо они вдвоём похитили…

– Кто это там голос подаёт? – Влас вытянул шею. – Покажись на свет. Может, ещё чего-нибудь разглядишь в глазах…

– Ишь напугал! – Тараска бочком продвинулся вперёд, опасливо прикрывая ладонью грудь. – В тебе с первого класса пережитки сидят.

– Сам ты сидячий пережиток!.. Скажи, кто на прошлой неделе в учительской палец у скелета украл?

– Палец сам отвалился…

– А ты его в карман, да? Скелет обворовал!

– Пусть он ещё про лошадиный хвост вспомнит, – подсказал Глеб Горошин. – Мне конюх подарил, чтобы леску для удочки скрутить. В перемену от хвоста два волоска осталось. Стащил кто-то… Говорят, Котов за конский хвост дома оловянных солдатиков к потолку подвешивает…

– Подвешиваешь или нет? – в упор спросил Тараску Влас Маковкин. – Молчишь?.. Невинный Горошин перед тобой карманы выворачивал. И ты выворачивай! Проверим, кто ручку прикарманил.

– У меня штаны без карманов, – я не мог прикарманить.

– Даже родители тебе не доверяют, раз карманы зашили. Признайся, куда ручку дел?

– Никуда я не девал. Не у меня же коробок нашли…

– Лишь ты один видел, как ручка в бане отмывалась, – с ехидством напомнил Влас. – Куда она после бани побежала?

– Отвяжись…

Тараска попятился. Пальцы его нервно теребили пуговицу на рубахе.

– Что это ты без конца за грудь хватаешься? Подозрительно. Чесотка напала?

– Не выдумывай! – Тараска отдёрнул руку от рубахи и заскрёб затылок. – У меня затылок чешется. Что ж, по-твоему, я ручку в затылке прячу?

– Так вон в чём дело! Хорош конспиратор, ничего не скажешь, – ухмыльнулся Влас и вдруг сунул руку Тараске за пазуху. – Ага! Попался!.. Ручку, значит, под рубаху, а футляр – Глебу в портфель?

– Следовало бы руку жулику отрубить, – грозно насупил брови Женя Карпов.

– Чем же он тогда ошибки будет стирать? – не согласился Влас. – Мы по-другому его накажем… Катя, я видел у тебя иголку с ниткой. Дай-ка её сюда!

Не понимая, в чём дело, Катя подала иголку Тараске.

– Вбери руки в рукава и не шевелись. Стой, как глиняный истукан в парке культуры и отдыха! Я тебя штопать буду…

Влас ухватился за конец рукава и стал его зашивать:

– Не будет совать руки куда не следует!

Потом, когда Тараска Котов с заштопанными рукавами боязливо попятился к двери, Влас попытался представить себя на его месте. «Нет уж, пусть лучше руку отсекут! – подумал он и, глянув на своего друга Глеба Горошина, вспомнил, как этого честного человека чуть было не обвинили в воровстве. – И чего они к нему привязались?! Разве не ясно – из честных людей жулики не вырастают!»

ПЯТЁРКА ДЛЯ УЧИТЕЛЯ

Заглянув в свою тетрадь, Соня Углова воскликнула:

– Ой, да тут двойка!

На лице был такой испуг, словно ей за шиворот сунули мышонка. Женя Карпов обернулся, посмотрел на оценку в тетрадке и пожал плечами:

– Чего же ойкать? Самая обыкновенная двойка с хвостиком. Ты что – двоек в глаза не видела?

– Откуда она взялась? Анастасия Ивановна домашнее задание ещё не проверяла. И ошибок нет. За что?

Женя забрал тетрадь и стал изучать. Ни клякс, ни помарок. Предложения с подлежащим и сказуемым выведены аккуратно, и запятые на своих постах. Ни одной пометки красными чернилами. Только двойка красная, с красивым завитком на кончике. Раз она здесь стоит, значит, что-то не в порядке.

– Ты пишешь букву «ш» словно «т», но только в перевёрнутом виде, – начал придираться Женя. – А «з» у тебя на тройку похожа.

– Не на двойку же ей походить!

– Ошибочка! – уличил Женя.

– В каком месте?

– Читай. Тут написано: «Овца села свёклу». Как понять? Села на свёклу? Съела свёклу? А может, овца сеяла свёклу? Неразбериха!

– Твердый знак пропустила, – смущённо призналась Соня. – Анастасия Ивановна не заметила, а то бы поправила…

Учительница, проходя мимо, остановилась возле парты:

– В чём дело, Углова?

– Да вот… – замешкалась Соня. – Двойка…

Анастасия Ивановна приблизила тетрадь к глазам:

– Ничего не пойму! Рука не моя, а чернила как будто мои… Вероятно, в классе ещё один учитель объявился. Интересно бы с ним познакомиться…

Она возвратилась к столу, подняла раскрытую тетрадь над головой и показала двойку ребятам:

– Чья работа?

Класс молчал.

Тогда Анастасия Ивановна подняла двойку ещё выше.

– Смотрите, какая культурная двойка. По-лебединому шею выгнула. Большой знаток рисовал! Решил, видимо, помочь учителю ставить оценки, А теперь скромничает, не сознаётся. Жаль. Я бы хотела, чтобы он и дальше со мной сотрудничал… Ребята, кто из вас желал бы помочь учителю проверять тетради?

Предложение было настолько неожиданным, что ученики заколебались.

И только отличницы Лена Блузкина и Света Оленина нерешительно подняли руки.

– Смелее! – подбодрила ребят Анастасия Ивановна. – Я вас по-серьёзному прошу…

Над партами сразу взметнулось тридцать рук. Даже двоечник Тараска Котов проголосовал.

– Столько помощников! Мне и делать будет нечего, – улыбнулась Анастасия Ивановна. – Выберем пока одного. Кого бы?

Взгляд её задержался на руке Власа Маковкина.

– Начнём, пожалуй, с Маковкина. У него почему-то рука дрожит…

Лицо у Власа вытянулось. Он быстро сунул руку под парту, тяжело засопел. Надо же так опростоволоситься! Но кто знал, что дрожащая рука выдаст его? Моргай теперь глазами перед всем классом… Влас поднялся и заморгал:

– Верно. Моя двойка… Что ж мне теперь – к директору?

– А зачем? Будешь продолжать начатое дело, – миролюбиво сказала Анастасия Ивановна. – Я понимаю, у тебя было мало времени. В спешке ты не заметил у Угловой кое-каких ошибок. Дело поправимое. Возьмёшь тетрадь домой и ещё раз посмотришь. Заодно захватишь и некоторые другие тетрадки. Поставишь справедливые оценки. Как настоящий учитель.

Всего ожидал Влас, но только не этого. В мыслях у него начался дикий переполох. Голова никак не сообразит что к чему. С одной стороны, вроде бы и хорошо, что в директорскую не вызывают, а с другой стороны… Непонятно, почему учительнице вместо наказания вздумалось оказать ему почёт? Странно ведёт себя Анастасия Ивановна. Очень странно.

Вчера она сама по всем правилам отчитывала Маковкина, когда он, бледный, стоял у доски и не знал, какие знаки препинания ставить в сложном предложении. А сегодня даёт задание проверять чужие тетрадки. Придётся ставить оценки. Двойку Соне Угловой он уже поставил. Лучше-некуда! Даже Анастасии Ивановне понравилось. С таким же успехом Влас может вывести и тройку, и четвёрку, и пятёрку – кто что заслужит.

Учительница положила ему на парту пачку тетрадей и дала наказ:

– Будь строг. Постарайся не пропустить ни одной ошибки.

– А отличникам можно двойки ставить?

– Если заслуживают…

– Запляшут они у меня, голубчики!

Дома он первым делом, конечно, стал проверять тетрадь Лены Блузкиной. Такие сложные предложения наворотила, столько запятых, точек и двоеточий наставила, что у Власа зарябило в глазах. Попробуй разберись в этом хаосе! Словно нарочно решила Власу голову поморочить. Ничего, он разберётся. Все ошибки выведет на чистую воду! Не видать Лене пятёрки как своих ушей!

С двоеточиями всё ясно – они ставятся (Влас запомнил это) перед перечислениями. Тут ошибок нет. А вот как быть с точкой с запятой? Затесалась в самую серёдку длинного предложения и стоит. Здесь ли ей место? Влас не знает. Когда в классе проточку с запятой объясняли, он смотрел в окно на прыгающих воробьёв. Лена тоже смотрела на воробьёв. Наверное, и она пропустила правило мимо ушей. Вот тут-то он её и поймает, как птенчика…

Влас раскрыл учебник и прочитал: «Точка с запятой ставится в том случае…»

Экая досада! У Блузкиной, оказывается, всё верно. Хочешь не хочешь, а ставь пятёрку.

Зато в тетради у Светы Олениной он сразу обнаружил ошибки: в двух случаях буква «ё» стоит без точек наверху. Влас поставил красным карандашом жирные точки и вывел оценку «4». Потом вспомнил, что сам он всё время забывает ставить точки над «ё», и нарисовал после четвёрки плюс. Пусть Оленина убедится в его справедливости!

Домашнее-задание Тараски Котова Влас проверял с особым наслаждением. Прочитал слово «бирёска» и дважды радостно подпрыгнул, так как сразу обнаружил две ошибки. Прочитал «агурец» – и тоже подпрыгнул. Так и прыгал, сверяя каждое слово по словарю, пока не дошёл до последнего предложения: «Ученика Маковкина аставели посля занятий».

– Ишь какой грамотей! – возмутился Влас. – Будешь знать, Тараска, как имя нового учителя порочить!

И старательно вывел в тетрадке оценку, какую редко ставит Анастасия Ивановна, – кол. В следующей тетради Влас с помощью словаря обнаружил семь ошибок. Собрался было влепить ученику за безграмотность двойку, но тут вспомнил: «Да ведь это же моя тетрадь! Двойка – оценка не для учителя…»

Он переписал домашнее задание заново и внизу красным карандашом сам себе поставил по русскому первую за всю четверть пятёрку. Хотел поставить ещё и плюс, но раздумал – скромность помешала.