Текст книги "Лето на колёсах [Повести]"

Автор книги: Владимир Разумневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава девятнадцатая
ПОСЛЕДНЯЯ СХВАТКА

Совсем рядом Андрейка услышал пронзительный девчачий крик:

– Убивают! Караул! Спасите!

Это Юля Зуброва. А с ней Носик, злющий-презлющий, готовый в любую минуту растерзать Андрейкиного обидчика.

Юля выдернула браконьерский багор из песка, уцепилась за черенок и, как пику, нацелила остриё прямо на бородача.

– Только троньте Андрейку…

Пахомыч растерялся, разжал пальцы, озлобленно покосился на сумасшедшую девчонку.

Она стояла перед ним в полный рост, закинув назад голову, и смотрела на браконьера с ненавистью. Худенькие плечи заострённо вздёрнулись, волосы съехали на лоб, прикрыв левый глаз. Багор в руках девчонки дрожал.

– Ты что, очумела? На человека – с багром! – Пахомыч растерянно топтался на месте. – За такие штучки, знаешь ли, в кутузку упекут. Человекоубийство.

– Распутайте Андрейку! – наседала Юля. – А то…

Пахомыч понял – не шутит девчонка. Поморщился, пощипал кончик бороды и вдруг резко рванулся с места, прямо на неё. Выхватил из рук багор. Сильные пальцы старика впились в Юлино плечо, надавили так тяжело, что она не устояла на ногах, плюхнулась рядом с Андрейкой на песок.

– Изничтожу! Сгною, как червей! – Пахомыч макнул багром.

– На помощь! – завопила Юля истеричным голосом, надеясь, что услышат друзья в лесу.

– Не дери глотку попусту. Охрипнешь. Места тут безлюдные. Птицы да зверьё.

Озлобленный Носик громко лаял, прыгал вокруг, не зная, как выручить друзей.

Старик не выпускал багор из рук.

– Ату, Носик, ату его! – крикнул Андрейка.

Пёс навострил уши, внюхался в воздух, ощетинился. Сильный, стремительный прыжок. Сгорбленная спина бородача пригнулась ещё ниже, голова ушла в плечи. Носик рычал, злобно и яростно рвал зубами брезентовую куртку.

Пахомыч не ожидал такой прыти от Андрейкиной собаки. Он по-бычьи мотнул головой, расправил плечи и, вскочив, могучим рывком сбросил пса на песок. Приседая на задние лапы, собака отпрянула назад, изготовилась к новому прыжку. Глаза по-волчьи сверкнули, налились кровью: «Р-р-р-ры…»

Бросок. Ещё бросок… И вот они уже скрутились в один комок – белёсая собачья шерсть и серая рыбацкая куртка. Пахомыч извивался, словно уж, двигал багром, отстраняя собаку, пинал её сапогом, «Р-р-р-ры…» Острые зубы впились в браконьерскую штанину чуть повыше голенища…

Пахомыч запрыгал на одной ноге:

– Паршивая собака! Да я тебя…

Взметнулся багор.

«Пусть только попробует!» – Андрейка напрягал силы, чтобы сбросить с себя капроновую сеть.

Юля подскочила к Пахомычу, чтобы защитить собаку. До чего же люто ненавидела она жестокого бородача! Всеми пальцами влилась ему в ненавистную бороду.

– А-а-а! – взревел браконьер и злобно двинул девчонку ногой.

Пнул в грудь с такой силой, что у Юли перехватило дыхание. Красные круги поплыли перед глазами. Обессиленная, она не могла подняться.

Носик, дико зарычав, ухватил Пахомыча за руку. В ней зажат багор. Старик отбросил собаку далеко в сторону, и Юля увидела, как стальной крюк сверкнул над головой Носика. Ещё секунда и…

Юля в ужасе закрыла глаза… Дикий, невыносимый собачий вой резанул по самому сердцу. Юля ткнулась лицом в песок. Ещё ничего не видя перед собой, она поняла, что случилось то страшное и непоправимое, чего она больше всего боялась…

Вырвавшись из сети, грудью шёл на Пахомыча пионер Андрейка Полдник.

– Прочь! Прибью как собаку! – Пахомыч махал багром. Чёрная растрёпанная борода шевелилась, как живая.

– Брось багор! Слышишь?! – Громкий и властный голос заставил старика обернуться.

За спиной он увидел человека в капитанском кителе, Пахомыч скривил губы и швырнул багор в протоку.

– Так-то оно лучше, – сказал капитан.

Прибежавшие вместе с Шубиным Федя Малявка, Лена Портнова и Слава Кубышкин стали помогать Юле подняться. А Ромка Мослов всеми силами старался сдержать Андрейку, который с кулаками шёл на Пахомыча.

– Не горячись, Андрейка, не горячись, – успокаивал Ромка. – Я бы и сам… Но нельзя. Бородач теперь в наших руках. За всё поплатится!

– Он Носика… Понимаешь?! Вот тут…

Истекающий кровью, с глубокой зияющей раной в черепе, Носик, скрючившись, лежал на песке. Глаза его были открыты и смотрели печально. Но пёс уже не дышал.

Андрейка Полдник, побледневший от горя, сидел перед ним на коленях и, ничего не видя перед собой, растерянно водил рукой по мягкой, волнистой шерсти любимой собаки. Худые, обвисшие Андрейкины плечи вздрагивали…

Носика схоронили под елью, неподалёку от речной протоки. Следопыты в немом молчании стояли над могилой Носика, навсегда прощались со своим милым четвероногим другом.

Глава двадцатая
ПАРОЛЬ ОСТАЁТСЯ ПРЕЖНИЙ

Мальчишки вместе с капитаном Шубиным идут осматривать лодку Пахомыча.

Чего только там не спрятано под брезентом: двустволка, заряженная охотничьей картечью, разные снасти, удочки, спиннинги, связка верёвок и огромный мешок, чем-то набитый по самую завязку.

Ромка развязывает узел, высыпает из мешка несколько рыбин. Они дёргают хвостами, раскрывают рты, извиваются, гулким серебром падают вниз, на дно лодки. Огнепёрые окуни, щуки с узкими лисьими мордами, лещи, судаки – в этом скользком рыбьем месиве попадается штук десять зубчато-спинных стерлядок.

– Самая запретная рыба! На вес золота ценится. Вот хищник!

Бородач стоит на берегу, опасливо смотрит на Ромку, опустошающего его мешок, и молчит. В стариковских глазах и боль, и страх, и гнев.

Мальчишки укладывают рыбу обратно и завязывают мешок. Пахомыч глухо кашляет и невнятно, с мольбой в голосе просит:

– Весь улов в вашу пользу жертвую… И сеть в придачу. И собаку свою отдам… Позлее Носика… Только отпустите…

– Ага! – торжествует Ромка. – Пощады захотел? Подожди, ты ещё не так запляшешь! По всем строгостям закона! И за Носика, и за снасти запретные, и за рыбу…

Чтобы браконьер не давал кулакам волю, следопыты связывают Пахомычу за спиной руки, ведут к берёзе.

Мальчишки приносят из лесу вязанку сухих веток и разводят костёр. Из хвороста вылупляется пламя.

Ребята бросают в костёр ветку с пожелтевшими еловыми иглами. Длинный косматый сноп пламени пляшет возле берёзы. Огненные пылинки, выпорхнув из пепла, суетятся вокруг огня.

Уткнувшись бородой в колени, Пахомыч сутуло сидит под деревом. Смотрит на пляску огня в костре, на озабоченного Ромку Мослова, которому поручено сторожить браконьера. Свет костра озаряет сумрачное лицо старика. Оно неподвижно, словно окаменело. Глаза смотрят по-недоброму. Руки, скрученные за спиной, тянутся к стволу, впиваются ногтями в нежную кору дерева. На берёсте остаются липкие отметки-царапины.

Шубин просит ребят пододвинуться поближе к костру и, глянув на ручные часы, говорит:

– Скоро сюда должен приехать Федин папа на катере. А пока обсудим, что нам дальше делать с браконьером…

– Подождите! – вскакивает с места Ромка, подбегает к капитану и предостерегающе шепчет: – Бородач всё слышит. Узнает наши тайны…

Конечно, можно отойти в сторонку и разговаривать совсем тихо, чтобы браконьер не услышал. Но Шубину интересно знать, что намерен предпринять Ромка, и он, пряча в глазах ухмылку, спрашивает шёпотом:

– Как же быть?

– Есть выход, – Ромка оборачивается к девочкам. – Ленка, вата в сумке осталась?

– Палец порезал? Покажи, – просит Лена.

– Цел палец! Мне вата нужна.

Лена подаёт ему белый свёрток:

– Тут все наши запасы.

– На целый полк хватит…

Ромка выдёргивает из свёртка два клока ваты и подходит к Пахомычу, Снимает с него картуз. Не понимая, что с ним собираются делать, браконьер сердито мотает головой и дёргает связанными руками.

– Потише. Могу нечаянно голову свернуть не в ту сторону. – Ромка суёт ему в уши вату.

– У него разве уши болят? – любопытствует Лена.

– Стал бы я на это вату тратить! – отвечает Ромка. – Много чести!

Плотно заделав ватой оба браконьерских уха, он потирает ладони.

– Теперь я за тайну спокоен. Ни одного слова не расслышит.

Пионеры придвигаются вплотную к Константину Ивановичу. Без лишних разговоров они выносят решение: Пахомычу рук не развязывать; переправить его вместе с вещественными уликами в контору рыбнадзора.

На реке тарахтит катер.

– Папа едет! Папа едет! – первым замечает его Федя Малявка.

Катер несётся стремительно, взяв прямой курс на берёзку. Вблизи от берега рокот смолкает.

– Следопыты здесь обитают? – весело спрашивает с катера знакомый голос.

– Здесь! Здесь! Здесь! – галдят мальчишки и бегут к реке.

Вместе с ребятами Федин папа подходит к костру, здоровается с Шубиным, с девочками и замечает у берёзы бородатого человека с завязанными руками, с ватой в ушах.

– А это что за тип?

– Он убийца, – угрюмо поясняет Андрейка. – Моего Носика… багром…

Андрейка отворачивается, не хочет, чтобы видели его слёзы. Слышит, как Федин папа тяжело вздыхает:

– Добрый был пёс…

Несколько минут длится тягостное безмолвие.

– Вот за этой бородатой личностью я на прошлой неделе на моторке гонялся. А теперь ребята его выследили, – наконец прерывает молчание капитан-наставник. – Он одному никудышному человеку сегодня ведёрко икры на плот переплавил. Наши сплавщики его засекли. Теперь получит по заслугам.

– У него ещё лодка и мешок с рыбой. Вещественные улики, – говорит Ромка.

– Раз такое дело, рыбалку придётся отставить, – говорит Федин папа. – На буксире потащим вещественные улики. Катерок в пароходстве мне дали замечательный! Что буксир – любой груз выдержит… Прошу следопытов пожаловать ко мне на борт!

К корме ребята привязывают верёвкой браконьерскую лодку, пригнанную из протоки, и усаживают туда связанного Пахомыча, а сами перебираются на катер.

Шубин заводит мотор. Катер, фыркнув, трогается с места, забирая подальше от берега. Гулкий рокот тревожит тишину, словно над рекой бьётся отчаянное сердце: ту-ту, ту-ту…

Катер, задрав нос, несётся на полной скорости, вспарывает гладь реки, распугивает серебристую рябь на волнах. Переливчатые блики на воде толкаются, мельтешат – то исчезают, дробясь, то появляются вновь.

– Жаль, уезжаете вы скоро, – говорит Федя Шубину. – А мы осенью собираемся в поход отправиться. Всей школой. В войну играть будем…

– Напиши мне. Обязательно приеду! – отвечает Шубин и, обхватив Федю за плечи, весело смотрит на ребят. – Мы ещё встретимся, следопыты! Только пароль не забудьте. Пароль остаётся прежний! Слышите?

Высокая волна бежит к берегу. Она добирается до угасшего костра возле берёзы и, лизнув его, уползает обратно, оставляя на жёлтом песке тёмный широкий след.

ЧЕЛОВЕК ВВЕРХ НОГАМИ
Невесёлые похождения одного весельчака

ЗАРЯДКА ДЛЯ УМА

Идут ребята в школу и видят – два валенка торчат из снега и дёргаются. Раз валенки живые, то и человек, значит, живой. Нужно спасать!

Стали выкапывать несчастного из сугроба. Показались синие брюки. Потом туловище в чёрном пальто с собачьим воротником, голова в шапке-ушанке, посиневшие от холода руки. В правой зажат портфель, а в левой – какая-то бумажка.

Ребята глянули на стоявшего вверх ногами и ахнули:

– Да это же Влас Маковкин!

Поставили его на ноги, как нормального человека, и стали спрашивать:

– Как ты, Влас, здесь очутился?

– Кто тебя закопал?

Влас дрожал от холода и молчал, Соня Углова высказала предположение:

– Его, наверное, отец наказал. Влас на двойках да тройках катается и девочкам строит рожи.

– Не станет он родного сына живьём в сугроб закапывать, – возразил Глеб Горошин. – Такого не бывает даже в заграничных фильмах.

Пока школьники строили догадки, Влас стряхивал шапкой снег с пальто и брюк, тёр посиневшие щёки и озирался по сторонам. Маленький Тараска Котов сказал, что у Власа, наверное, несчастье и он, нырнув в сугроб, решил сам себя заморозить. При этих словах Маковкин ухмыльнулся и дёрнул Тараску за нос:

– Больно надо замерзать! Назло девчонкам не умру.

– Кто же тебя в сугроб толкнул? – спросил Глеб.

– Никто меня не толкал. Я сам провалился.

– Вверх ногами разве проваливаются?

– Я зарядкой занимался.

– Какой такой зарядкой?

– Умственной.

– Вверх ногами?

– Разве не знаешь? Ночью, когда плашмя лежишь, голова лишь наполовину умная. Стоит утром чуть-чуть походить на руках, ум перемещается куда надо. Приходишь в класс с головой, набитой умом.

Соня Углова ехидно заметила:

– Был бы умным, не получал бы двоек по математике.

– Оттого и двойки появлялись, – сказал Влас, – что раньше умственной зарядкой не занимался. Сегодня первый раз. Теперь задачки сами будут решаться.

– Почему же обязательно в снегу торчать?

– Дома, конечно, теплее. Но на полу я сваливаюсь. Перевес на правый бок. А в сугробе со всех сторон поддержка. Стой себе сколько угодно!

– Глупости всё это. – Соня Углова не стала дальше слушать, фыркнула и ушла.

Глеб Горошин сдвинул шапку набекрень и задумался:

– В какой-то учёной книжке я читал: голове и вправду полезно иногда побыть внизу.

– Конечно, полезно, – подхватил Тараска, у которого и дневнике двоек не меньше, чем у Власа. – Когда в походе ноги устают, что туристы делают? Задирают ноги кверху. Кровь отхлынет, и они – ать, два! – шагают дальше как ни и чём не бывало. То же и с головой. Не может она всю жизнь торчать вверх! И ей передышка нужна.

– Особенно по утрам, когда в школу надо, – уточнил Влас.

В школе перед началом занятий он раскрыл тетрадку по математике и попросил ребят отойти, не мешать ему. За какие-нибудь минуты две-три, пока не прозвонил звонок, он решил труднейшую домашнюю задачку. Анастасия Ивановна ни уроке похвалила его.

Тараска Котов позеленел от зависти. Вчера он до поздней ночи бился над задачкой и ничего не мог поделать. А Влас одним махом справился. Зарядка, видимо, и впрямь помогает.

Из сугроба на другое утро торчало не два валенка, а четыре.

А через день Соня Углова увидела над снежной горой ещё и мохнатые унты Глеба Горошина. После того как Анастасия Ивановна поругала его за ошибки в диктанте, он тоже решил заняться умственными упражнениями.

Зарядка почему-то помогала только Власу – он с необычайной лёгкостью выполнял в школе домашние задания по математике. А вот Тараска Котов после купания в сугробе беспрестанно сморкался и чихал на весь класс. Из его головы вычихивались последние знания. Глеб, правда, не чихал, но отморозил копчик носа и потерял в сугробе пенал. Он тёр во урока распухший нос и больше ничего не мог делать, так как остался без ручки, карандаша и резинки, которые хранились в пенале.

Влас сидел за партой весь какой-то сияющий. У него были красными и щёки, и уши, и нос. Анастасия Ивановна притронулась к его разгорячённому лбу:

– Да ты, Влас, болен. Простыл, должно быть…

– Он в холодном сугробе каждое утро вверх ногами стоит, – подсказал Тараска.

Анастасия Ивановна удивилась и стала допытываться у Власа, почему он так делает. Влас в ответ что-то промямлил. Тогда поднялся Глеб Горошин и рассказал об умственной зарядке.

– Взбредёт же в голову! – вздохнула учительница. – Даже первоклассники не поступают так глупо.

– И вовсе я не по глупости, – оскорбился Влас. – И вовсе это не умственная зарядка…

– Сам же говорил, – сказал Тараска. – И нас научил. А теперь отпираешься…

– Мало ли что говорил!..

– Он действительно не виноват, – подтвердил Боря Саблин и опустил голову. – Это всё я…

– Не наговаривай на себя лишнего! – выкрикнул Тараска. – Ты с нами в сугроб не лазил.

Боря продолжал твердить своё:

– Моя вина. Признаюсь. У Маковкина задачки не получаются. Он говорит: «Помоги, Борька!» И лезет в тетрадь списывать. Я говорю: «Решай сам». А он сам не может. Подарил мне футбольный свисток. Я ему: «Ишь какой хитрый! За один свисток на тебя ишачить. Слишком легко тебе». Он говорит: «Придумай любое наказание». Я ему: «Ладно, так и быть… Будешь, – говорю, – добывать задачки со дна сугроба. Я утром засуну палкой шпаргалку поглубже в снег, а ты ищи её». Вот он и искал вверх ногами… Моя вина. Это я погубил его здоровье…

На задней парте громко чихнул Тараска Котов.

КАКОЕ СЕГОДНЯ ЧИСЛО?

В субботу родители, как известно, не работают. А в третьем «А» в этот день отменили последний урок.

– Ура! – закричал Влас Маковкин и радостно стукнул спою одноклассницу Соню Углову портфелем по затылку.

Эту сцену застала Анастасия Ивановна и очень рассердилась:

– Что за хулиганские выходки! Останешься, Маковкин, после уроков. Нам надо с тобой поговорить…

О чём говорилось в учительской, никто, конечно, не слышал.

Влас вышел из школы бледный и злой. Сам себя бил портфелем и приговаривал:

– Так и надо! Так и надо!

– Самоизбиением занимаешься? – ехидно спросил Глеб Горошин.

– Какое сегодня число? – вместо ответа спросил Влас.

– Тринадцатое!

– Я так и знал! – Влас размахнулся и со всей силой саданул себя портфелем по коленке. – Никудышное число! В прошлое тринадцатое три двойки словил и меня оставили после уроков. А сегодня весь день вверх тормашками полетел… Надо из всех календарей повыдергать цифру тринадцать!

– А что толку! У себя выдернешь, а в учительском календаре останется. Дни друг через дружку не перепрыгивают.

– Спасу нет от тринадцатого числа! Как с ним бороться?

– Попробуй обхитрить…

– Обхитришь его, как же! В каждый календарь забралось и людям настроение портит.

А ты заранее готовься к тринадцатому. Следи в этот день сам за собой на всех уроках и всех переменах… Только вот хватит ли выдержки?

– Хватит, мускулы у меня как сталь. На, пощупай…

И Влас согнул руку в локте. Глеб стал искать пальцами мускулы.

– Никак не нащупаю. Кость чувствую. Она действительно твёрдая. А мускулов – никаких…

– Они затвердели, от костей не отличишь…

Чтобы не прозевать злополучное число, Влас обвел его в календаре чёрной рамкой, как траурный день. Каждое утро проверял, скоро ли оно наступит.

Тринадцатое наступило ровно через месяц. Накануне Влас даже на улицу не вышел поиграть с ребятами в хоккей с шайбой. Вместе с Глебом Горошиным они решали домашние задачки с неизвестным уменьшаемым и зубрили стихотворение Пушкина «У лукоморья».

– Если я завтра что не так начну делать, – сказал Влас, – ты, Глеб, меня за рукав дёрни. Или просто шепни: «Тринадцатое». И я сразу одумаюсь.

– Будь бдительным!

В класс Маковкин вошёл непривычно тихо, словно на цыпочках. Сел на свою парту и стал ждать звонка, подперев щёку ладонью. Вид как на портрете у писателя Чехова, который, прижав пальцы к уху, послушно висит на стенке. Только у Власа очков и бородки не хватает. И волосы торчат в разные стороны. А так – полное сходство!

– Ты сегодня какой-то задумчивый, – заметил Женя Карпов и кивнул на портрет над головой. – Как писатель Чехов.

– Отойди. Я тебе такого писателя устрою…

Бдительный Глеб дёрнул Власа за рукав.

– Да отвяжись ты! – отмахнулся Влас.

Бдительный Глеб шепнул:

– Тринадцатое же!

– Разжужжался над ухом! Я тебе не мёд, ты мне – не пчела.

– Ты что – забыл?

– Если бы забыл, Женька лежал бы на лопатках. А то, видишь, стоит на своих двоих.

И Влас, присмирев, ткнул палец в ухо и стал неподвижен, как портрет на стенке.

Мимо то и дело пробегал суетливый Тараска Котов. Он нарисовал на классной доске огромный круг и издали бросал и него грецкий орех.

– Давай, Влас, состязаться. Вот тебе орех. Пуляй в мишень.

– Сам пуляй.

– Я только что в самое яблочко попал!

– У тебя на доске не яблочко, а целый арбуз. Нашёл чем хвастаться! Ты вот встань к стенке. И рот раскрой. Я прямо в твой рот орех запулю. И ты его раскусишь…

Эти слова мальчишки встретили с восторгом. Стали уговаривать оторопевшего Тараску принять предложение Власа и придвинуться к стенке. Тот мотал головой, отмахивался и не желал раскрывать рот.

– Маковкин, чего доброго, в глаз угодит… У меня же не три глаза… Всего два… Нет, не буду!

Глеб Горошин, который всё время дёргал Власа за рукав, облегчённо вздохнул. Опасность миновала!

Но впереди ещё четыре урока. Хватит ли у друга выдержки?

В коридоре уже заливался звонок.

Начался урок литературы. Влас тянул руку выше всех, чтобы его спросили. Анастасия Ивановна не смотрела на него. Влас обиженно сопел, двигал партой и даже иногда вскакивал с места.

– Возьму вот и без спроса оттараторю Пушкина. Пусть знает!

– А учительница запишет в дневнике: «Вскакивал, когда его не просили», – предсказал сидевший рядом Глеб. – И будет тебе тринадцатое число!

– Ты думаешь, легко стерпеть такое унижение? Зубрил, зубрил, а ради чего?

– У тебя же стальные нервы…

Напоминание о нервах усмирило Власа. И тут Анастасия Ивановна назвала его фамилию. Влас выбежал к доске и громким голосом, словно отдавая артиллерийскую команду, выпалил:

 
У лукоморья дуб зелёный;
Златая день на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;
Идёт направо – песнь заводит,
Налево – сказку говорит…
 

Влас глянул в окно. И остолбенел – увидел отца. Куда он шагает? Зачем? Наверное, директор вызвал его в школу, чтобы поговорить о проделках сына. Надо же… Хотя чего удивляться? Сегодня же тринадцатое число! И не такое может случиться.

Стихи в один миг выскочили из головы.

Отец, миновав здание школы, свернул за угол.

Влас вновь обрёл дар речи. Но голос его уже не гремел, как прежде, а дрожал, прыгая через буквы в словах:

 
Там чуд-са: там леший бро-ит,
Русалка на ве-вях сидит;
Там на неве-мых дорожках
Следы невид-нных зверей…
 

Анастасия Ивановна дослушала стихотворение до конца и поставила четвёрку:

– Можно было бы и пять поставить, но ты отвлекался на посторонние предметы…

Если бы учительница чуть раньше выглянула в окно, то не сказала бы так – там родной отец шёл, а не посторонний предмет…

Потом была контрольная по математике. Требовалось найти неизвестное уменьшаемое. Оно пряталось в условиях задачки под буквой «x». Тайну этой буквы Влас с помощью Глеба ещё вчера разгадал и поэтому решил задачку в один присест.

Анастасия Ивановна заглянула в его тетрадь и похвалила:

– Всё верно. Не узнаю тебя сегодня, Маковкин! Ты свободен. Можешь отправляться домой, раз решил первым… Впрочем, нет, подожди. Дай свой дневник…

И в графе, где стояло тринадцатое число, Анастасия Ивановна своим красивым почерком написала:

«Сегодня был исключительно дисциплинирован. К урокам подготовился добросовестно».

Выходя из класса, Влас задержался возле парты Сони Угловой, хотел двинуть её локтем. Глеб Горошин крикнул:

– Тринадцатое!

Влас подобрал локоть.

После школы Глеб заглянул к нему домой:

– Видишь, Влас, как здорово мы обхитрили коварное число! У тебя средь недели короткий день. Завидно. Давай и сегодня вместе готовить уроки.

– Вот ещё! Завтра какое число? Четырнадцатое! Зачем же мне его бояться?! Будем готовить, когда наступит тринадцатое.

На другой день Влас получил две двойки – по русскому и математике. В наказание Анастасия Ивановна заставила его доучивать задание после уроков.

– Я ошибся, – сказал Влас Глебу. – Несчастливое число вовсе не тринадцатое, а четырнадцатое. Теперь я это знаю точно!