Текст книги "Лето на колёсах [Повести]"

Автор книги: Владимир Разумневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

ЭСКИМО И «ЗАЯЦ»

Мать дала Власу денег на автобус и на билет в кино.

– А на эскимо? – попросил Влас.

– Обойдёшься без мороженого. У тебя же гланды…

Как будто у других людей нет гланд! Но им почему-то разрешается есть мороженое и пить холодную воду с сиропом. Одному Власу противопоказано. А всё из-за махонького красного пятнышка в горле, которое разглядел доктор. Такой, казалось бы, пустяк, а никаких радостей в жизни…

Влас подбросил на ладони звенящие монетки. Сжал их в горсти. Хватит на целых два эскимо! Нет, две порции, пожалуй, лишку. И на кино надо оставить. Потрясающий, говорят, фильм – про то, как одного мальчика в джунглях воспитывали волки, и он стал выть по-звериному, лазить по деревьям, скалить на людей зубы. Потому, наверное, озверел, что волки кормили его одним сырым мясом и даже в праздник не давали мороженого. Медяки весело брякнули в кармане, когда Влас прыгал в автобус.

«Кондуктора нет, – огляделся он по сторонам. – Покупать билет вовсе не обязательно. Прокачусь „зайцем“».

Влас сидел у окна, закинув ногу на ногу.

Знакомых в автобусе – ни единой души! Сиди себе спокойно и думай об эскимо, которое можно купить на сбережённые деньги и под дикое завывание волков обсосать – до самой палочки! – во время киносеанса.

На остановке в распахнутую дверь шумно ввалились новые пассажиры. Каждый бросал в кассу пятак и отрывал билет с катушки.

Монетки, звякнув, одна за другой ложились под прозрачный колпак железного ящика и затем грохочущей лавиной ссыпались куда-то вниз.

За день, наверное, касса наглотала столько пятаков, что их хватит на мороженое для всех городских мальчишек.

«Если одному съесть столько, – подумал Влас, – то не только гланды, сам целиком обледенеешь и станешь сладким».

Влас представил себя в виде эскимо на палочке – с белоснежной сливочной головкой, в шоколадной обёртке, – облизнулся от удовольствия.

– Ты что, мальчик, облизываешься? – подозрительно покосилась седая женщина, присевшая рядом. – Может, у тебя билета нет? Может, ты «заяц»?

– Разве «зайцы» облизываются? – встревожился Влас. – Они пугливо озираются…

– Ты озираешься и облизываешься одновременно. Всё это очень подозрительно.

– Что ж, по-вашему, выходит, человеку и облизнуться нельзя? Сразу берёте на подозрение. А если он, человек этот, честнейший из честных? Настолько честнейший, что купил не один, а сразу два билета. Если у него такая совесть… Если…

– Ну пошёл, пошёл… Не остановить. Оратор! – засмеялась соседка.

Зато женщина с авоськой, что сидела впереди, обернулась и сказала с осуждением:

– Нехорошо, гражданочка, оскорблять такого воспитанного ребёнка!

– Пастухи воруют, а на волка поклёп, – сердито вставил старичок с белой бородкой. – Продолжайте, молодой человек!

Влас, почувствовав поддержку, совсем расхрабрился. Тут же сочинил для доверчивой женщины с авоськой и её белобородого спутника невероятную историю про автобусных «зайцев».

Однажды, мол, ему, Власу Маковкину, как самому честному пионеру, отряд поручил выслеживать безбилетников. Он, разумеется, находил их с первого взгляда. Трусливый они народ, эти «зайцы»: жмутся по углам, глаза бегают, руки трясутся.

– Безбилетника в автобусе поймать легче, чем косого в лесу, – хвастался Влас. – Я хвать одного, хвать другого… Целыми пачками ловил! Перепугались «зайцы». Хлопают ушами, пощады просят. А я им: «Как не совестно! У кого деньги воруете? У родного государства!»

– Молодчина! – умилилась женщина с авоськой. – Какая высокая гражданская сознательность!

– Совесть у «зайца» в рукавичках ходит, – заметил старичок.

– Заставил я их сполна рассчитаться! – продолжал Влас. – «Сколько раз, говорю, „зайцем“ за свою жизнь прокатывались, за столько и денежки платите. Вертайте долг государству!» Подчинились как миленькие! Все деньги, какие в карманах были, высыпали в кассу.

– Ах какая сообразительность! – заахала женщина с авоськой. – Так им и надо, бесстыжим!

– Лучше понести с гривну убытку, – сказал старичок, – чем на алтын стыда. За чужим погонишься, своё потеряешь. Всегда так.

– Это вы верно подметили, – ехидно усмехнулась седая тётя, сидевшая бок о бок с Власом, и поднялась. – Товарищи! Приготовьте билеты. Буду проверять…

Влас, дрогнув, стал медленно сползать с сиденья на пол.

Голова ушла в плечи. Красные уши выбивались из нерасчёсанных вихров, словно два языка пламени из стога соломы.

– «Зайцев» по ушам распознают. Запомни это, оратор! – контролёрша помогла Власу подняться и водрузила его в кресло. – Других осуждал, а сам… Придётся, видно, и тебе, бессовестный лгунишка, платить не за один рейс, а сразу за нее, когда без билета ездил… – Седая тётя взглянула на растерянного старичка с благообразной бородкой и пояснила: – «Зайцам» от своих ушей не уйти. Сколько ни петляй, а конец выйдет наружу…

В тот день Влас Маковкин не отведал эскимо на палочке, не посмотрел фильма про зверей, а домой возвратился без копейки в кармане.

– Ну как – интересная была картина? – спросила мать.

– Не очень, – хрипловатым голосом ответил Влас и поперхнулся.

– Опять гланды! – всплеснула руками мать. – Я так и знала – променяешь кино на какое-то эскимо… И когда только я сделаю тебя воспитанным человеком?!

«НЕ ШУМИТЕ, УВАЖАЕМЫЕ ЗРИТЕЛИ!»

Глеб проголосовал за комедию, Света – за трагедию, Боря – за то и другое сразу, и получилось, что он за трагикомедию. А Влас сказал:

– Кто же за один день трагедию готовит? Роли и за месяц не вызубрить, а у нас вечером спектакль. Клоунаду ещё кое-как можно. Слов в ней – кот наплакал. Зато смеха – целый океан!

Влас забрался на парту, взъерошил волосы и, приплясывая, показал, какая весёлая может получиться клоунада:

– Ха-ха! Здравствуй, Тик! Ха-ха! Здравствуй, Так! Скажи, кто из нас главный дурак? Ха-ха!

– Пьеса должна воспитывать умных, а не дурачков, – возразила Света Оленина. – Надо что-нибудь серьёзное.

И тут Боря Саблин сказал, что раздобыл в библиотеке умную пьесу под названием «Не всё то золото, что блестит». Слов в ней не больше, чем в клоунаде, и вся она состоит из разных страхов.

Пионеры в пьесе ищут в тайге полезные ископаемые. Находят блестящий камешек. Бандиты думают, что это золото. Организуют погоню. Потом бросают ребят в подземелье. Начинаются пытки. Отважные пионеры непреклонны. Бандиты в ужасе. Рвут на себе волосы. Полезные ископаемые вместе с бандитами попадают в надёжные руки – к милиционерам…

– Я бандитов буду играть! – сказал Боря.

– Один – всех бандитов? Ха-ха! – засмеялся Влас. – Из тебя, такого тощего, и половинки бандита не получится. Бандитов мы с Глебом будем изображать. Я – бандит Тик, Глеб – бандит Так.

– Глебу Горошину мы ещё можем доверить такую роль, – сказала Света. – Он успевающий. А тебе, Влас, нужно вначале двойку по математике исправить.

– Бандит и должен быть двоечником. Не отличником же! – возразил Влас. – Я самая подходящая фигура для бандита.

– В самодеятельность принимают людей не по фигуре, а по оценкам, – объяснила Света и стала распределять роли в пьесе.

Себе она взяла роль пионерской звеньевой. Глеб Горошин и Боря Саблин стали бандитами.

Всех действующих лиц распределили. Один Влас оказался бездействующим.

– Маковкина мы сделаем суфлёром, – сказала Света. – В суфлёрской будке можно сидеть и с двойкой. Никто не увидит.

Началась репетиция.

После первых же реплик бандиты Глеб и Боря поссорились. Каждому захотелось играть роль главаря банды, который по ходу спектакля дёргает звеньевую за косы, ломает ей руки и громко ругается: «Куда спрятала, паршивая девчонка, золотые запасы?.. Молчишь?.. Я вырву твой вредный язык и заставлю заговорить!»

Но тут Света Оленина заявила, что она не позволит мальчишкам дёргать себя за косы, ломать руки и вырывать язык. Стали настаивать, чтобы из текста убрали такие нехорошие слова, как «паршивая девчонка» и «вредный язык».

Когда всё это вычеркнули из пьесы, бандиты примолкли: спорить больше было не из-за чего.

Влас читал текст с выражением, а когда в действие вступали бандиты, начинал так орать, что исполнителей не было слышно.

– Зачем чужую роль играешь, мне говорить не даёшь? – спрашивал Боря Саблин.

– Суфлёр обязан сразу войти во все роли…

– Входи, но только шёпотом.

Влас стал «входить в роль шёпотом». Но бандиты затопали на него ногами:

– Что ты там себе под нос бубнишь? Слова артистам нужны, а не твоему носу.

– Попробуй угоди – то им громко, то им тихо…

– Читай средне, чтобы нас было слышно, а тебя нет.

– Когда меня не слышно, то и тебя, Борька, почему-то не слышно…

Пришлось начинать репетицию сначала. Исполнители с непривычки то и дело путали друг друга: слова, которые должен говорить Глеб, говорил Боря, а Света Оленина произнесла речь главаря банды, забыв, что она – пионерская звеньевая…

– Повторим ещё раз. Охрипнем, но не сдадимся! – сказала Света.

Власу понравилась роль суфлёра – что ни скажи, артисты, словно попугаи, тут же повторяют. Вот так бы на уроках! Но Анастасия Ивановна ставит двойку даже за самую лучшую подсказку.

– За моей спиной, как за каменной стеной, – хвастливо сказал Влас. – Суфлер высшего сорта!

Вечером его поместили в суфлёрскую будку. Там тесно – ни сесть, ни лечь. Можно лишь стоять. Влас выпрямился во весь рост и стал ждать начала представления.

В зале переговаривалась, хлопала сиденьями публика, а на сцене, готовясь к спектаклю, бегал Глеб Горошин с трубкой в зубах. Его не узнать: нос из красной бумаги, волосы из рыжей пакли, а на йогах разноцветная обувка – на правой чёрный кирзовый сапог, на левой – белый валенок. Точно так же был обут и Боря Саблин. Только валенок у него на правой ноге, а кирзовый сапог на левой. Бумажный нос его постоянно отваливался, и Боря ходил по сцене сразу с двумя носами. На голову был нахлобучен дырявый картуз. Таких злодеев и на картинках в страшных книжках не встретишь.

Раскрыли занавес. Боря надвинул картуз ещё ниже и применил бумажный нос на законное место, а у Глеба чуть было не сполз с головы рыжий парик, когда он схватил себя за полосы.

Притихший зал напряжённо следил за разбойничьими происками Бори Саблина и Глеба Горошина. Влас, высунув нос из будки, читал текст пьесы, и бандиты громовыми голосами повторяли шепоток суфлёра.

На сцену выбежала Света Оленина с группой пионеров. Сейчас начнётся самое интересное. Зрители замерли в ожидании.

Света посмотрела на бандитов, ожидая, что ей подскажет Маковкин.

Взъерошенная голова высунулась из-под колпака перед сценой и тут же юркнула обратно, ничего не сказав.

– Да читай же дальше! – прошипела, приблизившись пилотную к будке, Света Оленина.

Влас в ответ строил какие-то непонятные гримасы, пожимал плечами, тыкал пальцем в пьесу перед собой и… молчал.

Света ничего не могла понять. Тогда Маковкин наполовину высунулся из будки – так, что его сразу увидел весь пил, и, потрясая бумажкой, объяснил:

– Последняя страничка куда-то задевалась. Никак не на Иду. Должно быть, в пальто забыл…

У Светы от переживаний задёргались губы и даже выступили слёзы на глазах. Она подбежала к Жене Карпову, дежурному по сцене, и пролепетала:

– Занавес… Закрывай… Не можем же мы целый час стоить с раскрытыми ртами…

Зрители ничего не могли понять, изо всех сил топали ногами и свистели.

Побледневшего Власа Маковкина «бандиты» вытянули из будки и пинками вышвырнули за кулисы. Он стремглав бросился и гардеробную, обшарил карманы своего пальто. Увы! Конец пьесы как в воду канул. Тогда он обследовал за кулисами все тёмные углы, переворошил до дна мусорный ящик, заглянул в артистическую уборную – безрезультатно!

Возмущение зрителей не знало предела. Кто-то бросил на сцену огрызок яблока, кто-то выкрикнул: «Долой артистов погорелого театра!»

Желая уберечь артистов от страшного позора, суфлёр Влас Маковкин выскочил на сцену, встал перед занавесом и сказал:

– Не шумите, уважаемые зрители! Листочек от пьесы потерялся. Мы ищем…

Не дав ему договорить, зал зароптал с новой силой.

– Раз не хотите сидеть смирно, то мы вам покажем весёлую клоунаду – про Тика и Така…

Махнув рукой на улюлюкающих зрителей, Влас подбежал к Глебу Горошину:

– Срочно перестраивайся на Тика!

– А что Тику надо говорить?

– Говори, что в голову взбредёт. А главное – громче смейся. Прыгай на одной ноге и хохочи что есть мочи. Я тоже буду хохотать. Мы весь зал обхохочем…

Влас содрал паклю с головы Бори Саблина и натянул её на себя. Потом приказал дежурному Жене Карпову:

– Занавес! Немедленно!

Завидев на сцене двух клоунов, зал немного успокоился.

– Ха-ха! Здравствуй, Тик! – засмеялся Влас и запрыгал на одной ноге.

– Ха-ха! – засмеялся Глеб и тоже запрыгал. – Здравствуй, Так!

– Ха-ха! Скажи, кто из нас главный дурак?

– Ты, Так, и есть главный дурак.

– А ты, Тик, озорник! – показал ему язык Влас Маковкин и стал делать свой коронный номер – стойку на руках. – Твой друг Так в школу ходит так…

Под аплодисменты зала он прошёлся вокруг Тика и затем, осторожно переставляя ладони, приблизился к краю сцены, где возвышался колпак суфлёрской. И тут тело его, утратив равновесие, качнулось, руки дрогнули, и Влас с головой ухнулся в темноту будки…

Зал засмеялся, захлопал, восторженно закричал:

– Вот это трюк!

– Настоящий циркач!

Влас, прислушиваясь к радостному гулу, сидел на дне суфлёрской ни живой ни мёртвый. Ощупывал сам себя. Ноги целы. Руки целы. Голова цела. Лоб тоже цел, даже без шишки.

Влас приподнялся и вдруг увидел под собой бумажку.

На дне суфлёрской лежал злополучный листок из пьесы «Не всё то золото, что блестит»…

Влас выпрыгнул из будки и, хохоча, замахал листком над головой.

– Ха-ха! Вот он, конец нашей трагедии! Нашёлся! Я больше не Так, а Тик не Тик. Он бандит с большой дороги… Действующие лица, по местам! Представление продолжается!

И, наделав в зале много шума, полез обратно в свою будку.

Крышка суфлёрской, которую он второпях задел локтем, покачнулась и с грохотом полетела под ноги зрителям.

Над сценой торчала, вызывая смех всего зала, лохматая голова суфлёра. Голова дёргалась и водила красными ушами и разные стороны.

Представление продолжалось…

ВЛАС СПЕШИТ НА СВИДАНИЕ

Диктор телевидения объявил:

– Фильм, который мы сейчас покажем, детям до шестнадцати лет смотреть не рекомендуется.

«Раз только для шестнадцатилетних, будет что-то интересное», – Влас Маковкин придвинулся ближе к экрану.

Показали сразу два фильма. И оба про любовь!

Первый – балет под названием «Ромео и Джульетта» – изображал любовь танцевальную. Артисты носили друг дружку на руках и прыгали от избытка чувств.

Второй показывал любовь сидячую – со вздохами на скамейке. Чернобровый красавчик без умолку бренчал на гитаре и пронзал блондинку жгучими глазами: «Ах как я люблю вас! Жить без вас не могу… Ах как я счастлив! Уж теперь никто нас не разлучит!»

Он стонал до того жалобно, что у Власа засосало под сердцем: «Эх, вот это вздохи! А что у меня? Скоро пойду в пятый класс, а живу без любви…»

В понедельник Влас, сидя в классе, вертел головой во все стороны. Выбирал, в кого бы ему влюбиться.

А что, если в Катю Праздникову? У неё красивый почерк. Бантик ка макушке и веснушки на носу. Девчонка на все сто! С мальчишками в футбол играет. На прошлой неделе забила головой гол. Мяч влетел в ворота вместе с бантиком. Влас представил, как они с Катей под ручку идут по улице и нежно говорят о футболе. Влас ей: «Ах как здорово ты играешь головой! Я люблю тебя, Катя!» А она ему… Нет, вряд ли насмешница Праздникова будет говорить что-нибудь приятное. Засмеётся только. «Ты что, – спросит, – белены объелся?» Это её любимое выражение. Нет, с бесчувственной Катькой лучше не связываться.

Вот Соня Углова – иное дело! Она давно считает, что всех мальчишек в классе покорила своей красотой и причёской. Красота у неё действительно есть, и причёска хоть куда, как у тон артистки, которая целовалась с гитаристом: не поймёшь, где у волос конец, где начало. Другие зачёсываются спереди назад, а она наоборот. Получается гоголь-моголь из волос. Возможно, из-за этой самой причёски у Сони и на уме одни финтифлюшки. Целыми днями болтает с подружками о модных платьях и шапочках. Чего доброго, она и Власа отравит в свои глупые разговоры, если он влюбится. Не стоит, пожалуй, унижаться до девчачьих тряпок и изменять своему мужскому характеру.

Он перевёл взгляд на Свету Оленину. Председатель совета отряда, она человек серьёзный. Не тряпичница какая-нибудь. Однажды перед всем строем заставила Власа просить прощения за то, что он ущипнул девочку на лестнице. Извиняться жутко не хотелось. Света сказала, что «Маковкин заражён антидевчачьими настроениями». Наверное, если ей признаться в любви, требовательная Света навьючит на него новые нагрузки по пионерской линии. А кому нужна любовь с дополнительными нагрузками?!

«Влюблюсь-ка я в нашу тихую отличницу Лену Блузкину, – наконец решил Влас. – Она будет за меня задачки и контрольные делать. Лафа! Успеваемость от такой любви сразу подпрыгнет. Без особого труда выкарабкаюсь в передовые».

Голубоглазая Лена сидит недалеко от Власа, внимательно слушает рассказ учительницы о реках Сибири. Ничего не скажешь – примерная ученица. За всю свою школьную жизнь не сделала ни одной ошибки в диктантах. Вот в кого надо было влюбляться ещё в первом классе! Как это Влас тогда не сообразил?! Сидел бы сейчас без двоек, плевал бы в потолок, а любимая Леночка тем временем для него шпаргалки готовила бы…

Влас вспомнил красавчика с гитарой и решил действовать по его примеру.

Прежде всего надо пригладить волосы на голове, чтобы не дыбились и не отпугивали Лену. Затем уставиться на неё долгим и грустным взором. Она не выдержит и, краснея от смущения, посмотрит на него с любовью.

Влас провёл ладонью по волосам и вытаращил глаза на Блузкину.

– Гипнотизируешь? – спросил сосед по парте Глеб Горошин. – Бестолковое занятие! Она же к тебе затылком сидит. Затылок гипнозу не поддаётся.

От напряжения веки у Власа дёргались.

Лена, услышав их разговор, обернулась и спросила:

– Что с тобой, Маковкин? Соринка в глаз попала?

«Не дошли до неё мои взгляды, – огорчился Влас. – Пора переходить на вздохи».

И стал глубоко, во весь рот вздыхать.

– Ты что зеваешь? – вновь обернулась Лена. – Не выспался?

«Всё делаю, как в кино, а никакой любви не получается, – досадовал Влас. – Не танцевать же мне, как Ромео вокруг Джульетты! Кто же на уроках танцует, да ещё без всякой музыки?! На уроках может быть только сидячая любовь».

– На Лену глазеешь? – шёпотом спросила Соня Углова. – Подумаешь, новая кофточка! Мне мама получше купила…

– Сидит, будто белены объелся, – пискнула Катя Праздникова.

– Не мешай ему, – сказал Глеб. – Он гипнозом занимается…

Строгий голос учительницы прервал их болтовню:

– Подойди к карте, Маковкин, и покажи Лену.

Влас вскочил с парты и указал на Блузкину:

– Да вот же она! На третьей парте ко мне затылком сидит…

Класс негромко засмеялся, а учительница стала ещё строже:

– Мы говорим о реке Лене, а ты думаешь неизвестно о чём…

– Он тоже о Лене думает, – вновь пискнула Катя Праздникова…

Вернувшись из школы, Влас обнаружил у себя в портфеле записку:

Милый Власик!

У меня от твоего гипноза мурашки на теле выступают и сердце каменеет. Неужели не видишь?!

Если твои чувства настоящие, то приходи сегодня в 9 часов на свидание. Буду ждать тебя в парке культуры и отдыха на скамейке рядом с однорукой статуей.

Л. Б.

– Ага, всё же подействовали мои вздохи! – заликовал Влас и посмотрел на себя в зеркало. – Чем я хуже гитариста!

На свидание он примчался точно в назначенное время.

Скамейка ещё пустовала. Влас сел и стал ждать Лену. Она почему-то задерживалась.

В парке было безлюдно, как всегда по понедельникам, после шумных воскресных гуляний. От нечего делать Влас принялся считать звёзды на небе, потом перевёл взгляд на белокаменную спортсменку. Однорукая застыла на постаменте с веслом в руке, словно часовой с ружьём.

«Ишь куда залезла, – осудил её Влас. – Странные люди девчонки! Один вдох – выдох, и уже каменеют как статуи. То ли дело мы, мужчины! Нас вздохами не проймёшь. Знаем себе цену!»

На парковой аллее показался усатый человек. Подметая дорожку, он размашисто шаркал метлой и шаг за шагом приближался к скамейке. Когда подошёл совсем близко, остановился и с ухмылкой посмотрел на Власа:

– На свидание пожаловали, молодой человек?

– Угу, – буркнул Влас и тотчас спохватился: – То есть ист… Что вы!.. Я просто так… На прогулке… Звёзды изучаю…

– Гм, интересно, – хмыкнул усатый и устремил глаза к небу. – Кто бы на эту скамейку ни садился, обязательно на небо смотрит. Особенно, если двое садятся. Почему бы это, а?

Влас растерянно хлопал глазами.

– Стало быть, у тебя нет никакого свидания? – переспросил усатый. – А мне на тебя указали: «Свидание, мол, у него». Просили кое-что передать. Но если ты не тот самый…

В голове у Власа зашумело, и все мысли перемешались. Он не знал, как поступить. Лучше, конечно, ничего не говорить незнакомцу. Но тогда и он ничего не скажет. А ведь это, наверное, Лена о чём-то попросила усатого. И Влас, покраснев, смущённо признался:

– И тот самый… Лена писала в записке, что будет ровно в девять…

– Какая такая Лена? – недоуменно поднял брови усатый человек. – Тому, кого я здесь найти должен, записку писал парнишка… Нет, ты не «тот самый». Наверное, ты что-то путаешь.

– Пар-парнишка? – встревожился Влас.

– Ну да! Он только что ко мне подбегал. Твоих лет парнишка. Курносый. Всё время шмыгал носом и хихикал. «Подойдите, говорит, к однорукой статуе, там один ненормальный свидания дожидается». Я ещё поинтересовался: «А какой он ненормальный: тихий или буйный?» И он меня успокоил. «Тихое помешательство, говорит, после кинофильмов. Вообразил себя влюблённым Ромео». И просил меня шугануть того Ромео со скамейки, чтобы он штаны зря не протирал и не верил глупым запискам… Да, видно, не о тебе речь шла. Ты, пожалуй, слишком мал для Ромео. И вид у тебя вполне нормальный…

На какой-то миг Власу Маковкину показалось, что однорукая спортсменка, нависшая над ним всей своей громадиной, шевельнулась и стала опускать ему на голову свое увесистое каменное весло.