Текст книги "Лето на колёсах [Повести]"

Автор книги: Владимир Разумневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Приключение девятое
ВЕЩЕСТВЕННОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО

Чего только не случается в каникулы! Впечатлений – на целый год. Начнёшь рассказывать о лете и остановиться не можешь. Хочешь говорить одну чистую правду, а с языка сами собой срываются выдумки. Случилось одно – говоришь другое. Обязательно прихвастнёшь. Сам потом поражаешься, как всё складно выходит. Наврёшь с три короба, а ребята рядом стоят и поддакивают – и с ними, мол, такое бывало.

Но в то, что рассказал Петя Кулёмин, никто из нас не поверил. А рассказал он вот что:

– Я целую неделю жил в районе, откуда ракеты в космос запускают. С космонавтами встречался. С космонавтами номер семь, восемь и десять. Всё майоры да подполковники.

– А где же девятый номер? – спросил я.

– Девятый был в отпуске. Космонавты меня своей пищей угощали. В тюбиках, как вазелин. Каша, кисель, яблочный сок и прочие штучки. Надавишь, и пища в разжёванном виде сама в рот лезет. Вкусно – пальчики оближешь. У них повар высшего класса. Тоже космонавт. Как и меня, Петром Васильевичем зовут.

– Не бреши! – уличил я Петю. – Ты же всё лето у дяди в селе Криволучье отдыхал. Там никакого космодрома и в помине нет.

– Вот сказал! В Криволучье даже аэродрома нет. Это всякий знает. Дядя ездил за тысячу километров к своему другу-космонавту. Они вместе в школе учились. И меня с собой забрал. Вот это поездочка! Век буду благодарен дяде.

– Куда же вы ездили?

– Так я тебе и сказал! Ишь чего захотел! Военная тайна. Я даже расписку дал, что Н-ский район до самой смерти не выдам. Хоть на куски режьте.

– Никто тебя резать не собирается, – успокоил его наш староста Володя Курбатов. – Сочиняй сколько угодно!

– Ах, вы, значит, не верите?! А если у меня вещественное доказательство есть?!

Мальчишки загоготали. «Вещественное доказательство» – скажет тоже!

– Ври, да знай меру! – пригрозил ему Володя Курбатов. – Нам тебя слушать надоело. Пошли отсюда, ребята!

Тогда Петя вынул из учебника географии фотокарточку, протянул её Володе. Я заглянул через Володино плечо. Остальные ребята тоже заглянули.

Петя стоял в сторонке и гордо ухмылялся:

– Ну что, получили?

Мы глазам своим не поверили – на снимке рядом с прославленным космонавтом смеялся наш Петя. Да, да, это был он! Круглые немигающие глаза сияли, как два солнца, большой рот расплылся до самых ушей, подстриженная Петькина голова героически торчала рядом с головой космонавта.

Что самое удивительное – Петя не просто сидел вместе с космонавтом, но ещё и обнимал его за плечо. Вот подлиза! Петька – он такой. Любит к чужой славе примазаться. Наверное, космонавт и глазом не успел моргнуть, как Петя пристроился у него под боком. И даже обниматься полез. Есть же на свете такие бессовестные люди! Одно непонятно – зачем космонавт Пете улыбается? Неужели не понимает, какой человек рядом пристроился, – первый, можно сказать, хвастунишка в нашем классе.

– Космонавты катали меня на своей тренировочной машине! – важно сообщил нам Петя. – Трясёт, как в телеге, когда по камням едешь. Прыг-скок. Прыг-скок. Все печёнки поотшибло. Космонавтам хоть бы хны, а мне с непривычки. Ещё в сурдобарокамеру водили. Глухо там, будто нет жизни. Ни звука, ни шороха. Абсолютная тишина, как в космосе. Космонавты живут в камере поодиночке. Неделю, а то и больше. Пока борода не вырастет.

– И ты жил? – поинтересовался я.

– А как же! Только немножко. Борода у меня так и не выросла.

Хотя мы и знали, что Петя знаменитый враль, на этот раз не могли ему не верить – ведь у него была фотография! Петя расписывал нам жизнь и тренировки космонавтов во всех подробностях. Многое, правда, мы и до него знали, из газет. Но ведь это рассказывал очевидец!

Мы рты пораскрывали от удивления. Так бы и ходили весь день с раскрытыми ртами, если бы в перемену не влетел в класс знаменитый школьный фотограф семиклассник Вася Скоролюбский. Влетел, огляделся по сторонам и стал махать длинной чёрной плёнкой над головой. Лента извивалась, как змея, и цеплялась за его рыжие волосы.

– Где Петька Кулёмин? – Вася сверлил нас зелёными разгневанными глазами.

Мы ответили, что Петя только что был здесь и скоро, наверное, опять будет.

– Улизнул, значит? Попадись он мне на глаза… Думал, с настоящим человеком имею дело, а он – испорченный негатив.

– Что случилось? – забеспокоился наш староста Володя Курбатов.

– Обманщик этот ваш Кулёмин – вот что! Авантюрист высшей марки! Подсунул мне засвеченную ленту. Я как идиот щёлкаю, щёлкаю – всех в классе перещёлкал! Проявляю, и что вижу? Тёмную ночь! Ребята надо мной издеваются. А всё из-за него, из-за проклятого Петьки. Принёс мне (вот нахал!) снимок двух друзей-космонавтов. «Прилепи, говорит, рядышком мою голову, плёнку подарю!» И суёт мне вот: эту катушку. Я обрадовался – мне лента позарез была нужна, за каникулы ни одного свободного кадра не уцелело. Взял и заменил на фотографии голову хорошего человека Петькиной нахальной головой. А что мне за это? Сами видите что – тёмную ночь! Подождите, я ему, обманщику, такую «тёмную ночь» устрою…

Петя в эту минуту открыл дверь. Увидел грозного Васю Скоролюбского – и шмыг обратно. Вася едва успел ухватить его за воротник:

– Попался, оторванная голова… Верни снимок, авантюрист несчастный!

Петя вернул без звука.

Нам захотелось ещё раз взглянуть на «вещественное доказательство».

Вася долго не хотел показывать снимок. Но мы очень просили – всем классом. И он сдался.

– Ладно, так и быть, полюбуйтесь последний раз. Только никому не говорите… Петька меня в такую авантюру втравил, перед людьми стыдно.

Снимок мы теперь рассматривали тщательно.

– Вот балбесы! – Я был готов избить самого себя от досады. – Фальшивое фото приняли за настоящее! Должна же у нас голова хоть чуть-чуть соображать! Смотрите, разве это Петькина рука? Как мы сразу не заметили?!

И все увидели: на снимке космонавта обнимала вовсе не Петина рука, слабенькая и в чернильных пятнах, а сильная и большая. Такие руки бывают только у взрослых.

Васе Скоролюбскому почему-то не понравился наш смех. Он отобрал снимок и сказал:

– Пойду домой. Поищу настоящую голову. А Петькину выброшу в корзину с мусором.

Приключение десятое
ЗАПИСКА

В перемену Петя как козёл скакал с парты на парту, мурлыкал любимую песенку «Чижик-пыжик» и взмахивал руками.

– Хорошо чувствовать себя вольной птицей! – говорил он. – Маши себе крыльями, щебечи о чём попало и не решай никаких задачек! Не жизнь, а настоящий дом отдыха!

Петино настроение испортил Александр Фёдорович.

– Возьми записку и передай отцу, – сказал он и подал Пете бумажку.

От этой злосчастной бумажки у Пети онемел язык. Руки-крылья разом опустились. Он стал похож на мокрую курицу, а не на вольную птицу.

– Попрыгать не дают, – пожаловался он, когда мы с ним выходили из школы.

– А вдруг записка приятная?

– Скажешь тоже! Учителя приятных записок не пишут. Помнишь, мы с тобой книжку про два фронта читали? Так вот отца, наверное, вызывают в учительскую, чтобы против меня сразу два фронта открыть – школьный и домашний. Либо оставят один фронт – домашний. Это ещё хуже. Родители тогда одни на два фронта будут работать. Пощады не жди… – Петя простонал, словно у него заболел зуб. – А что, если я записку прочту? Александр Фёдорович меня за это не съест?

– Конечно, не съест, – подбодрил я.

– Может, из-за этой проклятой записки мне завтра на свете не жить.

– Может, и не жить, – снова подбодрил я.

– Да, попал, как рыба на крючок. Не вырвешься. Интересно, что он отцу обо мне сочинил?.. Прочтём? А?

Записка оказалась малюсенькой. Всего несколько слов.

«Прошу Вас, Василий Арсеньевич, – писал учитель Петиному отцу, – зайти завтра в школу. Нам нужно поговорить. С уважением А. Ф.»

– Вот хитрый – обо мне ни слова, – заметил Петя. – Знал, что я записку проверю. Задал задачку. Попробуй отгадай теперь, за какие грехи меня крыть будут. Вроде я ничего такого выдающегося не совершил.

– А кто котёнка на урок принёс? Он мяукал.

– У тебя тоже котёнок в портфеле пищал. Но записок, твоему отцу не посылали. Котёнок здесь ни при чём. Дело во мне самом.

И мы стали думать и гадать, чем Петя не угодил Александру Фёдоровичу. Долго думали и гадали. Всю Петину биографию по косточкам разложили. Биография у него оказалась удивительная, как у полководца, – сплошь состояла из одних приключений и битв. И не было в этой биографии ничего такого, чтобы Петю исключать из школы или открывать против него сразу два фронта.

– Отца надо подготовить к встрече с Александром Фёдоровичем, – озадаченно почесал затылок Петя. – А то мне в учительской и пикнуть не дадут. Станут придираться, а ты стой и помалкивай. Лучше заранее отцу всё сказать. Пусть думает, что я всё своим умом осознал. Тогда и ругать будут поменьше. И уши останутся целыми. Приходи вечером ко мне. Отец при посторонних уши мне не треплет.

Мы договорились вместе готовить уроки. Я пришёл вовремя. Василий Арсеньевич только что возвратился с работы.

– На буксир решил взять моего бездельника? – приветливо подмигнул мне в дверях Петин папа. – Да, нелёгкая эта работа – бегемота тянуть из болота.

– Петька не бегемот, – заступился я.

– Смотри, если один не управишься, я помогу. Вместе потянем за ушко да на солнышко.

– За ушко не надо. Мы и так справимся, без ушей.

– Ну ладно, ладно. Оставлю ваши уши в покое, – засмеялся Василий Арсеньевич.

Я толкнул Петю локтем:

– Отдавай записку, пока отец добрый…

Петя вскочил со стула. Записка в его руке дрожала, как лист на дереве.

– Вот… Учитель просил… Тебе лично…

Василий Арсеньевич молча развернул записку и стал читать. Брови его насупились:

– В школу требуют. Достукался. Выкладывай, как на духу, за какие твои заслуги удостоился я столь высокой чести?

Петя долго мялся. Сопел и шмыгал носом.

– Ну что же ты? Или совесть заела?

– Меня с самого утра совесть заедает, – оживился Петя. – Так стыдно, что и говорить не хочется от стыда.

– За что же стыдно-то?

– За четвёрку.

– Вот тебе раз! Кто же за четвёрку стыдится! Приличная оценка.

– Моя четвёрка из кола сделана.

– Из кола? Дубового? – прикинулся непонимающим Василий Арсеньевич.

– Да нет же, из чернильного. Кол – это значит единица. Я её в дневнике нечаянно на четвёрку переправил. Александр Фёдорович, наверное, заметил. Хочешь, я четвёрку снова в кол превращу? Сам.

– Ишь какой прыткий! Такую бы прыть да к занятиям…

– Я и к занятиям на все сто отношусь. А то, что я два урока пропустил, не моя вина. В больницу ходил, Александр Фёдорович не верит. Только ты его не слушай. Я правда в больницу ходил. Галчонка на дороге встретил. Подстреленного. Хотел догнать, а он ускакал. Целых два часа за ним гонялся.

– На всё у него отговорки найдутся! Изворотлив, словно уж. Как это тебе нравится? – Василий Арсеньевич покосился в мою сторону. – Может, и Миша Воробьёв в прошлый вторник сам себе фонарь под глазом сделал и нос расквасил? А?

– У Воробья нос слабенький, – несправедливо отозвался о моём носе Петя. – Пальцем тронешь – кровь капает. Мой нос твёрже. Бей не бей, а ему хоть бы хны. А у Зинки Синицыной кожа хуже, чем Мишкин нос. Тонкая. Чуть щёлкнешь – неделю в пятнах ходит. Принцесса!

– Совсем от рук отбился! Морока с тобой, Петька. Придётся нам с Александром Фёдоровичем всерьёз тобой заняться.

Василий Арсеньевич махнул на Петьку рукой и хмурый ушёл на кухню.

– Теперь сразу два фронта откроют, – шепнул мне Петя.

Отец пришёл в школу, когда у нас кончились уроки.

– Пойдёшь вместе со мной в учительскую, – строго приказал он Пете и потянул его за рукав.

Я решил не бросать товарища в беде. Вошёл в учительскую вслед за ним.

Александр Фёдорович пригласил Петиного отца к столу.

– А сына-то зачем, Василий Арсеньевич?

– Пусть слушает да на ус наматывает, проказник. До чего докатился! Отметки в дневнике подделывает!

– Неужели? Что-то не замечал…

– Ворон на улице гоняет. Это вместо уроков-то!

– Не ворону, а галку. Разница, – поправил Петя.

– Ты уж помалкивай, герой! – одёрнул его отец. – Сведёшь родителей в могилу прежде времени. Вон одноклассница от его щипков уже вся в синяках ходит…

– Ну и ну, – от удивления Александр Фёдорович даже привстал со стула. – Признаться, недоглядел.

– Так, может, вы и о потасовке с Мишей Воробьёвым тоже ничего не слышали?

– Когда это было?

– Прошлый вторник. У нас под окном дрались. Как петухи! Стыдоба! Странно, что вы, Александр Фёдорович, этого не знаете. Зачем же тогда записку прислали? Не благодарить же за сынка!

– Конечно, благодарности он не заслуживает. Но я не думал, что дело зашло так далеко, как вы говорите. На Петю глаза мне открыли… А вызвал я вас вот по какому поводу. Школьный сад думаем развести. Саженцы раздобыли, участок определили. Решил посоветоваться с вами как с агрономом…

Александр Фёдорович порылся в бумажной стопе на столе и вынул дневник Пети. Раскрыл его.

– Да, отметка действительно подделана. Придётся разговор о яблонях отложить. Поговорим, Василий Арсеньевич, о сынке…

Тут я понял, что делать мне в учительской нечего, и стал пробираться к двери.

Последнее, что я услышал, были слова Александра Фёдоровича:

– Нам с вами, Василий Арсеньевич, надо сообща, единым фронтом начать борьбу за Петю…

КНИЖНАЯ РАДУГА ВЛАДИМИРА РАЗУМНЕВИЧА

Это было в годы Великой Отечественной войны. Однажды в редакцию газеты «Пионерская правда» почта доставила тетрадь с карикатурами на гитлеровских вояк и со смешными, остроумными подписями. Рисунки и подписи к ним были так хороши и злободневны, что редакция завела для них специальную рубрику «На штыке» и стала помещать из номера в номер – рядом с печатавшимся одновременно рассказом Льва Кассиля «Федя из подплава». Из пионерской газеты рубрика «На штыке» перекочевала во фронтовую печать. И солдаты, показывая друг другу рисунки, обращали внимание, что под ними стоит не совсем обычная подпись: «Рис. ученика Вовы Разумневича. Село Сулак, Саратовская область».

Мне думается, именно с этих, напечатанных в «Пионерской правде» в самом начале 1943 года сатирических миниатюр начался детский писатель Владимир Разумневич. Так он мстил фашистам за убитого в боях под городом Ржевом в 1942 году отца, за слёзы матери и за свои собственные слёзы. Так он участвовал во всенародной борьбе. И оружием в этой борьбе было для него перо и слово.

Володя Разумневич с детства отличался способностью внимательно слушать, видеть, запоминать, а в Сулаке было что и увидеть и послушать.

В гражданскую войну здесь формировались полки прославленной Чапаевской дивизии. Дед Володи, Константин Иванович, как и многие другие сулакцы, воевал у Чапаева, знал его лично. Сулак – районный центр, но в память о героическом прошлом район назывался не Сулакским, а Чапаевским. И местная газета носила гордое название «Чапаевец». Володя рос в атмосфере живой легенды. Через много лет появятся книги «Чапаевцы шутить не любят», «Чапай и чапаята», «Сердце Чапая», «И каждый ему земляк», «Приказ номер один», «Степная радуга». И в этих книгах их автор Владимир Разумневич оживит многие истории, которые слышал в детстве от деда и его боевых товарищей.

Когда фашисты напали на нашу страну, овеянный героической романтикой Сулак вновь стал центром формирования многих воинских частей, отправлявшихся на фронт. Призывников привозили даже из соседних областей. И здесь, обучившись воинской науке, они давали клятву верности чапаевскому знамени.

В учебном полку был неплохой коллектив художественной самодеятельности. И ученик Володя Разумневич неизменно участвовал во всех солдатских спектаклях, исполняя роли юных разведчиков, партизан. В эти минуты он чувствовал себя Мальчишем Кибальчишем – любимым героем своей любимой книги. Он мечтал и в жизни быть таким, как Кибальчиш: честным и добрым, верным друзьям и непримиримым к врагам Родины.

Уже после победы, окончив школу, а затем университет, Разумневич стал журналистом, работал в комсомольских журналах и газетах, писал статьи, корреспонденции, очерки.

Работа журналиста сродни писательской, но это не одно и то же. Журналист рассказывает про то, что происходит в жизни. Писатель эту жизнь показывает, как бы рисует словами. Читая статью или очерк в газете, мы узнаём разные факты, случаи. Читая повесть или рассказ, мы видим и переживаем случившееся с героями, как если бы всё это случилось с нами самими. Не всякий даже талантливый журналист может стать писателем. Для этого нужно уметь перевоплощаться в своих героев, уметь создавать словами живые образы. И кроме того, нужно сказать в литературе «своё слово» – то, что до тебя в литературе ещё никто не сказал.

Владимир Разумневич перешагнул порог, отделяющий журналистику от художественной литературы, потому что сумел выполнить эти важные и нелёгкие условия.

За двадцать пять лет литературной работы им написано много книг. Это повести и рассказы про Чапаева и чапаевцев. Книга о погибшем на войне отце – «Письма без марок». Весёлые повести – «Волшебник без бороды» и «Веснушки – от хорошего настроения». Книжки про книжки, в которых писатель рассказывает, как он сам читает и понимает и за что любит книги Агнии Барто и Сергея Михалкова, Николая Носова, Агнии Кузнецовой и других писателей. Но главное место в творчестве Разумневича занимают повести и рассказы о сегодняшних ребятах. В них слилось воедино всё то хорошее, что присуще писателю Разумневичу как человеку. Любовь к детям и понимание их жизни, их психологии. Доброта и простодушие. Дух героической романтики и способность подмечать смешное в жизни, то, что мы называем обычно чувством юмора. И конечно же, верность Красному знамени Революции, любовь к Родине, к людям, к земле.

Мастерство писателя ненавязчиво. Казалось бы, он просто рассказывает разные истории – забавные и не очень, подчас даже печальные. Просто знакомит с жизнью юных героев, ваших ровесников – обычной повседневной жизнью, в которой немало своих забот, радостей и огорчений и которая тысячью нитей связана с жизнью взрослых, с жизнью страны и всего мира.

Но вы прочитали повесть о сегодняшних «чапаятах» «Лето на колёсах» – и вам захотелось самим вместе с Васей Климовым и Сенькой Дедом-Морозом помчаться на быстрой тачанке по прокалённой солнцем степи, чтобы тушить пожар, вывозить с полей урожай пшеницы, сообщать бригадам о том, как идёт соревнование.

Вы прочли повесть «Пароль „Стрекоза“» – и вам не терпится, подобно Феде Малявке, Ромке Мослову и Лене Портновой, защищая богатства родной природы, разоблачить матёрого браконьера.

Вы прочитали «Про нашу Наташу» – и будто заново более внимательными и добрыми глазами увидели свою младшую сестрёнку или братишку; таких же беспокойных, смешных, любопытных и нуждающихся в защите, как маленькая героиня повести Разумневича.

Наверное, ничто так не нужно человеку, как радость. Вот почему вы так любите смешные, весёлые книжки. Да и взрослые их любят не меньше. Смех дружит с радостью, поднимает настроение, помогает преодолевать неудачи, с надеждой смотреть в завтрашний день.

Но писать смешно умеют немногие. Среди этих немногих – Владимир Разумневич.

Смех в его книжках не обязательно радостный. Ведь важен не смех сам по себе, а то, над чем или над кем мы смеёмся, по какому поводу. Бывает смех добрый – над шуткой, добродушный – по поводу мелких недостатков наших друзей или наших собственных. Бывает смех злой – над врагами, над такими человеческими пороками, которые мешают нам жить. В книжках Разумневича смех имеет множество оттенков – от безобидного юмора до едкой сатиры. Он может быть и горьким, печальным, этот смех, когда писатель видит, как человек, в общем-то, хороший, с добрыми задатками сам ставит себя в глупое, дурацкое положение.

Ученик четвёртого класса Влас Маковкин впервые предстаёт перед читателем в виде пары ног, торчащих из сугроба. Руки его в это время разыскивают в снегу сделанное товарищем домашнее задание по арифметике. Конечно, у нас не вызывает симпатии отличник Боря Саблин, придумавший такой инквизиторский способ передачи шпаргалок. И шпаргалки писать нехорошо, а унижать человека – тем более. Но разве не более всего виноват сам Маковкин, стремящийся проехаться за чужой счёт?

«Человек вверх ногами» – называется повесть, описывающая «невесёлые похождения одного весельчака», то есть Власа Маковкина. Поза «вверх ногами» привычна для Власа во всех случаях. Он охотно, не помышляя об иной участи, играет роль клоуна и в школьной самодеятельности и в повседневной жизни, искренне доволен, когда над ним смеются. Так он выделяется среди других. И лишь к концу повести доходит до него простая и горькая истина, что «не было никогда весело» ему и «никогда, надо полагать, не будет», если он по-прежнему будет жить «вверх ногами». Потому что такая жизнь бессмысленна, бесплодна и, стало быть, беспросветно скучна.

Сродни Власу Маковкину и Петя Кулёмин из повести «Десять приключений Петуха». Как и Влас, Петя любит быть в центре внимания и достигает этого не всегда лучшим способом.

Однако у обоих немало и привлекательного. Ребята эти – фантазёры и выдумщики. Они самолюбивы. А если самолюбие правильно направить, оно может стать возбудителем воли, целеустремлённости. В героях Разумневича бьётся та «творческая жилка», без которой не делаются открытия, не создаётся новое. И думается, этими своими сторонами и Влас и Петя дороги их автору. И не самих этих ребят высмеивает Разумневич в своих повестях, а то дурное, нелепое в их поведении, с чем герои, если внимательно поглядят на себя, и сами смогут справиться.

Но конечно, самые большие симпатии вызовут у вас юные герои повести «Пароль „Стрекоза“», чья неуёмная энергия обращена на дела, нужные всему обществу, требующие не только смекалки, но и мужества. То, что Разумневич – весёлый писатель, а «Пароль „Стрекоза“» имеет немало весёлых страниц, вовсе не мешает писателю сказать в этой повести также о вещах драматических и серьёзных, осудить людей, для которых собственная выгода превыше всего.

Владимир Разумневич умеет создавать увлекательные, волнующие, яркие книжки. Книжки героические и смешные, серьёзные и грустные. Потому что в жизни, как в солнечной радуге, множество разных цветов, и человек, вырастая, готовясь к самостоятельности, должен знать: его ждёт не только беззаботная радость, но и нелёгкий труд, не только счастливые обретения, но и горькие потери, без которых, впрочем, и радость не является полной и настоящего счастья не бывает.

Игорь Мотяшов