Текст книги "Мир приключений 1959 г. № 4"

Автор книги: Владимир Савченко

Соавторы: Михаил Ляшенко,Феликс Зигель,Кирилл Андреев,Всеволод Привальский,Соломон Марвич,Вл. Гуро,А. Дугинец,Виктор Пекелис,Е. Пермяков,Роман Романов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 53 страниц)

– Что это? – спросил начальник, разглядывая щепотку серого вещества.

– Земля! Замочная скважина была забита вот этой землей. Откуда она могла взяться? Бухгалтер, которому принадлежал ящичек, открывал его, разумеется, ключом. Значит, земля попала в скважину уже после похищения. Очевидно, ящик был зарыт в землю. Но зачем же Ляпунову с Максудовым, которые так поспешно бежали ночью из совхоза, понадобилось забывать в землю ящик с деньгами? Может быть, они закопали его уже в Бухаре? На всякий случай я осмотрел двор дома номер девятнадцать, но там нет даже местечка, где можно выкопать яму.

Рахманов закурил и продолжал свой доклад:

– Я послал эту землю на анализ. А анализ показал серозем, какой бывает у нас на целине, хотя бы в том же самом совхозе. В лаборатории сказали также, что в земле есть примесь автола. Стало быть, ящичек зарывали в землю, пропитанную маслом для заправки автомашины. Я подумал – где в совхозе можно спрятать ящик? Кругом Голодная степь, ни одного деревца, местность абсолютно ровная. В палатке, где живут десять—двенадцать человек, такую громоздкую штуку не укроешь. И я понял: единственное укромное местечко – это склад горючего, который обычно устраивают под землей. Там, кстати сказать, земля всегда пропитана горючим. Но на оклад горючего может проникнуть, не вызывая подозрений, только шофер. Таким образом, я пришел к заключению, что похищение, вероятнее всего, совершено шофером. Это предположение подтверждал, кстати сказать, гаечный ключ, которым был убит Хасанов. Прежде чем выехать в совхоз, мне хотелось попытаться разыскать того, кто купил у Ляпунова и Максудова велосипеды, – только он мог видеть, был ли с ними железный ящичек. Я был убежден, что велосипеды кому-то проданы, – не бросать же их в дороге? Одним словом, покупатель нашелся и категорически объявил: никакого ящичка у Ляпунова и Максудова не было. Итак, оставалось только обследовать склад горючего и постараться узнать, кому из шоферов принадлежит гаечный ключ. Склад – это довольно глубокая землянка, там не очень-то развернешься: бочки стоят тесно, да полную бочку с автолом с места и не сдвинешь. Но как раз перед маем автол кончился, и пустую бочку легко было откатить, выкопать ямку и быстро поставить бочку на место. На всякий случай я взял из склада щепотку земли и отправил на анализ в агролабораторию. Результат вот он, смотрите. – Рахманов протянул бумажку. – Полное совпадение: то же содержание гумуса, кремнезема, фосфора и прочих веществ, такая же примесь автола!..

Пожарник пытался скрыть свое волнение. Чем ближе подходил он к концу доклада, тем больше сомнений возникало у него Он любил высказывать свои версии вслух: так легче было проверять самого себя. Однажды он высказал такую мысль: «версии создаются для того, чтобы их опровергать». Сейчас представился случай эту мысль подтвердить. Он-то знал слабые места своей теории, но хотел услышать о них от начальника.

– Наконец, инспектор ГАИ провел по моей просьбе осмотр машин, – продолжал Рахманов. – В наборе инструментов машины «ЕХ28–34» недостает в точности такого гаечного ключа, каким был убит Хасанов. Шофер Нуритдин Насретдинов, работавший на этой машине, недавно уволился и выбыл в неизвестном направлении.

Рахманов снова закурил, нервно затянулся сигаретой и тут же потушил ее.

– Таким образом, возникает следующая версия, – сказал он. – Шофер Насретдинов узнаёт, что двое молодых рабочих совхоза Ляпунов и Максудов задумали дезертировать. Возможно, они сами рассказали ему о своем намерении, рассчитывая на помощь, скажем, на то, что он подвезет их на машине до станции. Насретдинов отказывается везти, но дает им адрес нежилого дома, где можно укрыться. Вместе с тем он решает воспользоваться случаем и в ту же ночь похищает ящичек с деньгами. Расчет у него простой: подозрение падет, конечно, на беглецов. Преступник зарывает ящик в землянке, зная, что там есть пустая бочка, которую легко откатить. А через три дня он сам привозит полную бочку автола, и клад оказывается на время погребенным. Переждав с месяц и убедившись, что розыск пошел по ложному пути, шофер подает заявление об уходе. К тому времени, когда он собирается уехать, бочка с автолом пустеет, и ящичек из-под нее легко извлечь. Насретдинов уехал из совхоза пятнадцатого июня и, очевидно, отправился по знакомому адресу в Бухару, где всего удобнее было вскрыть ящик с деньгами. Неизвестно, рассчитывал ли он застать в Бухаре Ляпунова с Максудовым, скорее всего нет: прошло уже полтора месяца со времени их побега. Но, в конце концов, это неважно. Важно другое: в ночь с семнадцатого на восемнадцатое преступника застал Хасанов. Должно быть, Насретдинов был в пустовавшем доме один, и железный ящичек – найди его Хасанов – выдавал шофера с головой. Вот почему он и пошел на убийство.

Рахманов устало опустился на стул и полез в карман за носовым платком.

– Н-да!.. – полуудивленно, полувосхищенно протянул начальник. – Интересно, убедительно! Но… – он поднял указательный палец, – как говорится, имеются вопросы.

Рахманов весь напрягся, ожидая услышать те же сомнения, которые одолевали и его.

– Во-первых: чем вы объясните признания Ляпунова и Максудова? Как там писали они в письме: «Жалеем о случившемся… деньги кончаются»?

– Разрешите ответить сразу?

– Давайте!

– В письме не сказано, о чем именно они жалеют. Можно понять и так: жалеем о том, что испугались трудностей и сбежали… «Деньги кончаются»… Но какие? Что ж они, за какой-нибудь месяц истратили все семнадцать тысяч? Не проще ли предположить, что речь идет о деньгах, которые они получили, продав велосипеды?

– Вполне правдоподобно, – согласился начальник. – Но о какой старухе поминал бедняга Хасанов?

Рахманов развел руками:

– Этого объяснить не могу.

– Как намерены действовать дальше?

– Надо искать Насретдинова. Искать в гаражах. Судя по всему, это опытный преступник и, наверное, великолепно понимает, что человек без определенных занятий легко вызовет подозрения.

– Правильно! Учтите только, что такой человек может скрываться под чужой фамилией. Я дам через ГАИ указание всем инспекторам проверить личности шоферов, оформившихся на работу после восемнадцатого июня… Ну, а Ляпунов с Максудовым?

– Разыщутся, товарищ начальник! – убежденно сказал Рахманов. – Домой явятся, а может, совесть их обратно в совхоз приведет.

Начальник задумался.

– Понимаешь, дорогой Пожарник… – начал он и осекся. – Понимаешь, товарищ Рахманов, конечно, наша первейшая обязанность искать преступника. Но мы не можем, не должны бросать этих ребят. Пропадут, если их вовремя не остановить. И так уж обились с пути, сбежали от товарищей, шляются невесть где. Может быть, связались с таким матерым преступником, как Насретдинов… Дай знать еще раз во все районы, куда писал Хасанов.

Ближайшие четыре дня Рахманов провел в кабинетах ГАИ. Непрерывно звонили телефоны: из областей, из ближних и дальних районов сообщали обо всех шоферах, оформившихся в гаражи заводов, фабрик, учреждений, совхозов и колхозов после восемнадцатого июня. Это был шквал телефонных звонков, стихший лишь на пятый день. Среди полусотни фамилий Насретдинова не было. Рахманов, однако, не унывал. Несколько человек вызывали его подозрение. Особенно заинтересовался он неким Алиевым, поступившим недавно на автобазу Китабского винзавода. Внешность, возраст, ряд других данных – все это весьма подходило к Насретдинову. Захватив с собой фотокарточку преступника, капитан вылетел в Китаб.

Гараж оказался расположенным на краю городка, близ Большого узбекского тракта – древней караванной дороги, превращенной ныне в великолепное шоссе.

«Бывает же такое везение!» – думал впоследствии Рахманов, вспоминая необычайные события этого дня. Все произошло с калейдоскопической быстротой. Когда Рахманов подходил к автобазе, из ворот ее медленно выезжал грузовик. Затормозив, шофер высунулся из кабины, передавая вахтеру пропуск. В этот момент на него и взглянул Рахманов и чуть не свистнул: на него смотрел Насретдинов, точь-в-точь такой, как на фотографии. То ли на всегда бесстрастном лице Рахманова отразилось на этот раз удивление, то ли он сделал неосторожное движение, невольно потянувшись к пистолету, но преступник, видимо, что-то заподозрил. Не сводя с Рахманова прищуренных глаз, он медленно проехал мимо, выбрался на шоссе и свернул к горам.

– Куда ж это он?! – с удивлением воскликнул вахтер. – Ему ж в другую сторону надо! Не знает, что ли?

– Это Алиев? – спросил Рахманов.

– Он самый. Новичок.

– Номер машины?

– «ЕФ12–50», – ответил вахтер, заглянув в пропуск.

Рахманов бросился к телефону. Назвав себя начальнику районного отделения милиции, он торопливо спросил:

– Есть дорожные посты на тракте в горах?

– Нет.

– Черт! – вырвалось у Рахманова. – Можете немедленно прислать мне мотоциклиста?

– Сейчас будет!

Через несколько минут к автобазе подкатил мотоцикл.

– Вот что, друг, – сказал Рахманов старшине, отрапортовавшему по всем правилам: «Прибыл в ваше распоряжение!». – Бери на автобазе или где хочешь машину. Надо организовать преследование грузовика «ЕФ12–50», задержать опасного преступника. А мне давай твой мотоцикл, я еду вперед. Тут трасса одна, развилок нет?

– Так точно! Дорога одна, но, ох, и трудная же!

Первый десяток километров Рахманов пролетел по прямой ленте шоссе, обгоняя нагруженных ишаков, велосипедистов и машины, пристально всматриваясь в их номера. Потом начался подъем: асфальт сменился щебенкой, мотоцикл сбавил ход. Дорога поднималась все круче и круче, начались головокружительные виражи, облака словно приблизились, а внизу разверзлась пропасть. Рахманов пристально вглядывался вперед, наконец за каким-то поворотом он увидел машину: она шла двумя ярусами выше.

Капитан дал сигнал, из кабины высунулась рука. «Фьюить!» – услышал вдруг Рахманов. – «Фьюить, фьюить!»… «Вот он, хасановский пистолет», – подумал капитан и спрятался за скалу. Еще дважды пролетели пули, чиркая о скалу и откалывая от нее мелкие осколки.

Переждав несколько минут, Рахманов выглянул: машина летела по дороге, успев подняться еще одним ярусом выше. Рахманов вскочил на мотоцикл и приготовил пистолет. Выбрав удобный момент, он выстрелил, целясь в задний скат, но промахнулся.

За перевалом дорога пошла круто вниз, стрелять было неудобно. И Рахманов решил выждать, когда оба они выедут на прямой тракт. Теперь он ехал почти вплотную за грузовиком, прячась за его кузов. Дважды преступник пробовал резко тормозить, рассчитывая, что преследователь натолкнется на машину и разобьется, но Рахманов успевал вовремя остановиться. И опять машина и мотоцикл мчались с бешеной скоростью. Мимо проносились кишлаки. Встречные машины и пешеходы испуганно жались к самому краю дороги.

Наконец горы расступились, сменившись невысокими холмами. Кончились виражи, дорога выпрямилась и расширилась. Впереди показались хлопковые поля. Рахманов отстал и приготовил пистолет. Но преступник его опередил: из кабины высунулась рука, раздался выстрел, и передняя покрышка мотоцикла захлюпала, как мокрая тряпка на ветру. В ту же минуту руль рванулся у Рахманова из рук, и он полетел нэ землю.

Уже лежа на обочине, он увидел удаляющуюся машину и тщательно прицелился. Машина мчалась на предельной скорости. «Если сейчас не попаду, все пропало – удерет, мерзавец», – думал Рахманов, крепко стискивая зубы. Медленно, как на ученье, он нажал курок. Машина судорожно вильнула и скрылась за поворотом. «Попал или не попал?» – Рахманов осторожно поднялся. До поворота было добрых пятьсот метров. Он медленно побрел, чувствуя, как вдруг заныла ушибленная в колене нога.

Машина стояла у самого края дороги, грузно осев на правое заднее колесо. Впереди никого не было видно.

Слева показалась легкая деревянная арка, а за ней зеленая аллея – дорога в какой-то колхоз.

«Добро пожаловать!» – прочел Рахманов надпись на арке и усмехнулся. «Только сюда и можно свернуть», – отметил он про себя и пошел по аллее.

Солнце село, быстро опускались мягкие сумерки. Аллея привела к большой террасе на берегу водоема. На террасе, поджав ноги, сидело множество людей. В конце ее на огороженной, освещенной электричеством площадке танцевали под мерный рокот бубна две девушки.

«Самодеятельность или концерт, – отметил Рахманов и тут же подумал: – Здесь, надеясь затеряться в толпе, и должен спрятаться преступник».

Капитан осторожно обошел импровизированный зрительный зал, пристально вглядываясь в лица, попробовал пробраться меж рядов – на него зашикали. Все же ему удалось найти председателя колхоза и отвести его в сторону.

Через пять минут вдоль всей террасы вспыхнули яркие электрические лампочки. Зрители зашумели, несколько пожилых женщин торопливо спустили на лица чачваны.

Рахманов лихорадочно вглядывался в людей. Преступника нигде не было видно. И вдруг он вздрогнул от пришедшей в голову мысли. «Старуха!» – вспомнил он последнее слово Хасанова. «Насретдинов переодет женщиной! Конечно: это он украл платье и старый чачван у тети Галии! Когда же он успел переодеться? Наверно, в кабине, пока я его догонял. Которая же из них? Как разоблачить эту мнимую старуху?»

Рахманов пошептался с председателем. И, когда кончился очередной номер, на площадку, где выступали артисты, вышел Рахманов. Он подошел к самому краю, чувствуя на себе удивленные взгляды и не зная, с чего начать.

– Прошу всех женщин снять чачваны! – вдруг сказал он.

Колхозники недоумевали: конечно, носить чачван и паранджу – это феодально-байский пережиток. Но разве уместно ради этого прерывать интересный концерт? Рахманов тоже понимал, что говорит не то.

«Надо сказать им все, они поймут и помогут… А если он будет стрелять? Что ж, пусть стреляет в меня. В пистолете у него осталась только одна пуля». И он шагнул вперед.

Он не помнит, как говорил, какие выбирал выражения. Собственно, обращался он не ко всему залу, а к женщинам, к тем семи, что сидели, понурившись и испуганно закрыв лица.

– Это опаснейший преступник! – закончил Рахманов свою речь. – Он похитил деньги и убил человека! А теперь он сидит здесь и пользуется вашими предрассудками, чтобы скрыться от правосудия. Помогите же мне разоблачить его – откройте ваши лица!

Шесть женщин медленно поднялись со своих мест и сорвали чачваны, обнажив морщинистые, коричневые лица и яростные от гнева глаза. Седьмая осталась сидеть, не поднимая головы. И тогда со всех концов зала протянулись пальцы, указывая на «старуху», и сотня голосов грозно крикнула:

– Вот он!..

Чья-то рука протянулась к нему и сорвала паранджу вместе с чачваном. И все увидели страшную маску страха. Глаза преступника торопливо перебегали по лицам, ища сочувствия, но видели один только гнев. Он понял: это конец – и опустил голову.

Вл. Гуро
Вера Чистякова

Повесть

Глава первая

КАТАСТРОФА

С утра над усеченным конусом сопки Медвежьей встала темная, тяжелая туча. К полудню пошел снег. Он падал весь день крупными, пушистыми хлопьями. Дальние горы исчезли из виду за его густой завесой. Невысокие холмы, вокруг которых петлял тракт, заволакивались туманной, будто парной, дымкой. Ненастный день незаметно сливался с сумерками.

По тракту на средней скорости шла новенькая «эмка». Машиной управлял мужчина лет тридцати, с той ничем не примечательной наружностью, которая позволяет легко затеряться в толпе: худощавое лицо, не освещенное ни широкой улыбкой, ни открытым взглядом; фигура человека, в меру занимающегося спортом; одежда также не выделяла его – простое зимнее пальто, меховая шапка, сдвинутая на затылок.

Рядом с ним, откинувшись на кожаные подушки, сидела молодая женщина. Светлые пряди волос падали ей на лоб из-под фетровой шапочки.

Тракт был почти безлюден. Навстречу изредка попадались грузовые машины, идущие порожняком с Н-ского оборонного завода, куда они возили кирпич. Водители бегло оглядывали встречную машину. Так же они оглядели и мотоцикл с коляской, который шел позади «эмки». Если бы кто-нибудь из шоферов посмотрел внимательнее, он понял бы, что мотоцикл все время держится на одной и той же дистанции позади «эмки». Прибавит ходу легковая машина – начинает идти быстрее и мотоцикл, но дистанция остается неизменной.

Водитель мотоцикла первый заметил, что с «эмкой» происходило что-то неладное. Он коснулся рукой плеча товарища и указал глазами вперед.

– Вижу, товарищ Приходько! – прокричал тот сквозь ветер.

Ход «эмки» заметно убыстрился. Не сбавляя скорости, она понеслась под уклон. Дверца приоткрылась и сразу захлопнулась; машина сделала бешеный рывок, будто кто-то пытался выпрыгнуть, но был с силой втащен обратно. Машина вихляла из стороны в сторону. Резко дернувшись, она едва не свалилась в кювет. И опять стремительный рывок, словно потеряно управление.

Мотоциклист, поправив очки, нажал на газ. Его товарищ крепче ухватился за борт коляски. Они мчались, опасаясь упустить из виду странную машину.

А впереди за колеблемой ветром завесой густого снега происходило непостижимое.

«Эмка» летела с предельной скоростью. Она скользила по самому краю кювета, полного снегом.

«Если машина не перевернется, это еще не конец…» – думает водитель мотоцикла.

Но вот и конец. Рывок вправо – и «эмка» врезается в телеграфный столб. Задняя часть машины мгновенно поднялась в воздух. Белое облако – не то снег, взметенный страшным ударом, не то взрыв.

Спустя несколько секунд мотоцикл был на месте катастрофы.

– Поздно! – проговорил Приходько.

Он наклонился к бездыханной женщине, лежавшей среди развороченных и искореженных частей машины.

Меховое пальто ее распахнулось, и на шее женщины ясно видны были свежие ссадины. Миловидное лицо исказила гримаса боли.

Мужчина прерывисто дышал. Сознание покинуло его, покидала и жизнь. Жизни оставалось несколько минут, быть может секунд. Приходько услышал, как он что-то сказал по-русски, едва шевеля губами.

Затем умирающий дважды повторил немецкое слово. Приходько записал его. Он тронул мужчину за руку – пульса не было, сердце больше не билось. Отто-Генрих Келлер был мертв.

Катастрофа на шоссе произошла зимой 1939 года.

ЯВКА ПОТЕРЯНА

Поезд, идущий далеко на восток, всего несколько минут назад прибыл на станцию Н-ск.

Высокий, широкоплечий человек вышел с чемоданом из вагона и, затерявшись среди пассажиров, направился к ресторану. У входа он помедлил, будто раздумывая, быстро оглянулся и затем решительно шагнул в дверь.

Принимая от посетителя одежду и чемодан, гардеробщик подивился пышной, с рыжим отливом, шевелюре клиента, скользнул взглядом по молодому лицу и атлетической фигуре.

Выбрав место в дальнем углу зала, приезжий принялся разглядывать людей, разместившихся за другими столами. Их было немного. Потом он углубился в изучение меню.

Еле слышно шаркая по паркету мягкими туфлями, к посетителю подошла официантка с светлыми кудряшками, обрамленными накрахмаленной наколкой.

Он заказал двойную порцию ростбифа и кружку пива.

– А чего-нибудь более существенного не желаете ли? – с привычным радушием спросила официантка. – Есть превосходный коньяк.

– Непьющий! – буркнул приезжий.

Долго задерживаться в ресторане он не стал. Быстро покончив с едой и пивом, он молча расплатился и вышел.

На привокзальной площади приезжий постоял некоторое время у трамвайной остановки, покурил, затем отправился в город пешком.

От вокзала к центру города был не близкий путь. Злой ветер вышибал из глаз слезу; мороз, крепчавший к ночи, хватал за нос, за уши и щеки. Скрипел снег под ногами, а в свисте ветра приезжему чудилось недоброе. Он шагал и шагал, большой, настороженный, одинокий.

Он исколесил много улиц, пока не подошел к дому, который был ему нужен. Войдя в подъезд гостиницы «Обь», приезжий взглянул на часы.

В вестибюле он оглядел собравшуюся у окошечка дежурного администратора кучку претендентов на отдельные номера или «хотя бы на коечку». Мрачная физиономия дежурного, мелькавшая за стеклом, не предвещала ничего хорошего. Надпись над окошком извещала каждого: «Мест нет».

В креслах и на диванах безучастно сидели те, кому уже надоело топтаться возле окошечка. Некоторые дремали.

Вновь прибывший устроился на свободном стуле, закурил. Выпуская изо рта колечки дыма, он искоса изучал собравшихся здесь людей. Нет, человека, встречи с которым он ожидал, в вестибюле не было.

Заметив дверь, ведущую в парикмахерскую, он заглянул и туда. Работали два мастера. Один обслуживал клиента, а другой, насвистывая, правил бритвы. Из зеркала равнодушно глядело намыленное лицо какого-то старика.

Приезжий вернулся на свое место, переставил стул в затемненную часть вестибюля и, сев таким образом, чтобы видеть каждого входящего, стал терпеливо ждать. Звук открывающейся входной двери каждый раз заставлял его настораживаться. Он быстро окидывал вновь появляющегося острым взглядом и с досадой отворачивался.

Люди приходили, уходили. Одни суетились у заветного окошечка, другие, получившие номер или койку в общей комнате, направлялись к лифту. Часы показывали девять.

– Нет, батенька мой, видно, нам сегодня ничего здесь не дождаться! – раздался над головой рыжего хриплый бас толстяка в синей бекеше и лисьем треухе. – Надо, пока не поздно, искать частную квартиру. Оно вроде подороже, но зато надежнее. Могу составить вам компанию, если пожелаете.

– А разве пускают к себе незнакомых? – вопросом ответил вновь прибывший.

– Кому как повезет, а то бывает, что и в отдельных комнатах устраиваются, – тоном знающего человека проговорил толстяк. – Пойдемте!

– Большое спасибо, но я думаю еще подождать здесь. Авось кто-нибудь выедет.

– Ну, как знаете, а я пошел. До свидания, – сказал человек в треухе и вышел на улицу.

– Желаю успеха! – крикнул ему вслед обладатель рыжей шевелюры.

Неожиданная мысль осенила его. Когда часы пробили десять, он покинул гостиницу и пошел на трамвайную остановку. Улицы были пустынны. Редкие прохожие, закутав лица, подняв воротники пальто и полушубков, согнувшись, пробегали мимо. Издали слышались тяжелые вздохи завода-гиганта, вступающего на ночную вахту. Приезжий остановился, оглянулся, прислушиваясь, и глухо пробормотал:

– Странно, очень странно. Почему же никто не встретил?

Он сел в трамвай, идущий к вокзалу. В вагоне было почти пусто, дремала кондукторша; на передней скамье, тесно прижавшись друг к другу, шепталась парочка.

Выйдя из вагона, незнакомец торопливо направился к ресторану. Пройдя в зал, он задержался у искусственной пальмы и окинул взглядом столики. Кудрявая официантка еще работала. Он сел за свободный столик, обслуживаемый ею, издали приветливо махнул рукой. Она не заставила себя ждать.

– Так вы не уехали? Озябли?.. Сегодня кошмарный холод. Проголодались?.. Что же мы будем кушать? – Она вынула из кармашка блокнотик.

– Прежде всего скажите, как ваше имя?

– Галина. – Девушка чуть покраснела от неожиданности. Клиент показался ей при первой встрече таким угрюмым.

– Значит, Галочка, Галя. Можно мне так называть вас?

– Пожалуйста! А вас как зовут?

– Меня зовут Романом Ивановичем.

– Ну, вот и познакомились, – улыбнулась Галя.

– Вот что, Галюша, – ласково заговорил он, – давайте сначала договоримся, что вы не будете на меня сердиться за то, что утром я был таким невежливым. У меня, понимаете, страшно болел зуб, белый свет был не мил…

– Бедненький! – всплеснула Галочка полными руками. – Что ж вы мне не сказали? В нашей аптечке есть зубные капли. Хотите, принесу?

– Спасибо, Галочка, не надо. Теперь меня другие заботы одолели.

– Что-нибудь случилось? Вас не обокрали? – забросала она его вопросами, в которых чувствовалось участие.

– Потом расскажу. А сейчас…

– Ну конечно, сейчас вы хотите кушать. Есть сибирские пельмени.

– Обожаю сибирские пельмени, – оживился Роман Иванович, – тащите, Галочка! И сто граммов этого вашего, – он щелкнул пальцами, – чудесного коньяку!

– Сию минуту и накормлю и напою, – пообещала Галя и поспешила к буфету.

Пельмени оказались превосходные. И Роман Иванович, хватив рюмку коньяку, с жадностью поглощал их. Галочка вертелась возле стола и снова принялась расспрашивать его, что же с ним стряслось в городе.

– Фу-ты! – произнес, отдуваясь, Роман Иванович. – Вот и наелся. Спасибо! Ну, а насчет моих неприятностей… Ничего особенного не случилось. Просто я очутился в положении бездомной собаки и не представляю себе, что же нужно предпринять, чтобы не ночевать на улице. Все сложилось нелепо и, главное, совершенно неожиданно.

Хорошенькое лицо Галочки с вздернутым носиком и веселыми, бойкими глазами выразило живейший интерес.

Отвечая на ее вопросы, Роман Иванович будто нехотя рассказал: в Н-ск он приехал по письму приятеля устраиваться на работу. Сам он по специальности инженер. Приятель уже нашел ему приличную должность. Вся беда в том, что на дверях квартиры приятеля, «такого же холостяка, как и я», как бы ненароком вставил он, оказался замок. По словам соседей, приятель Романа Ивановича выехал в командировку, а сколько дней он будет отсутствовать – никому не известно.

– И вот я остался беспризорным, – грустно закончил Роман Иванович. – Знакомых в городе нет, гостиницы переполнены. Я до десяти вечера ждал. Даже койки не дождался.

– Ах, боже мой! Что же делать? Ко мне неудобно, – раздумывала Галя вслух, – тесно, квартирка крошечная, повернуться негде, да и мама строгая, незнакомого ни за что не пустит. Постойте, постойте! Да я вас за милую душу устрою у своей дальней родственницы. Она живет недалеко – здесь же, в привокзальном районе. Тетушка Никифоровна одна занимает целый дом из трех комнат и кухни. Да вы будете у нее, как у Христа за пазухой!

– Вы золото, Галюша! – на этот раз с неподдельным чувством отозвался Роман Иванович. – Не знаю, чем я сумею отблагодарить вас… А когда же мы направимся в тихую обитель?

– Я, Роман Иванович, освобожусь не раньше двух часов ночи. Придется вам поскучать.

– А пустит меня так поздно богоспасаемая старушка?

Галя заверила, что пустит.

Роман Иванович, маленькими глотками потягивая холодное пиво, лениво курил и изредка окидывал усталым, потухшим взглядом опустевший зал.

В два часа он и Галя ушли из ресторана и скоро постучались в окно небольшого домика, стоявшего на тихой, занесенной сугробами улице.

Все оказалось так, как обещала девушка: и добродушная, заботливая Никифоровна, души не чаявшая в хохотушке Гале, и чистенькие комнатки, одну из которых старушка за сходную цену предоставила в распоряжение Романа Ивановича. Отрекомендовав приезжего как своего старого знакомого, Галя ушла.

Она зачастила к Никифоровне, но, когда бы Галя ни приходила, квартиранта дома не было.

– По делам мотается, – отвечала на безмолвный вопрос девушки старушка. – Почернел даже от забот. Работенки подходящей не найдет, что ли? А так из себя мужчина вполне самостоятельный, сурьезный. Ты бы, Галочка, пригляделась к нему. Кто знает, может, тут и судьба твоя.

– Да, как же, приглядишься! Его никогда и дома не застанешь, – отвечала Галя.

А Роман Иванович стал замкнутым. Неудачи неотступно преследовали его. Ранним утром он покидал квартиру и пешком шел к Н-скому заводу, норовя поспеть туда к началу первой смены. Он тщательно всматривался в мелькавшие перед ним лица людей, направлявшихся к проходной.

Потом Роман Иванович спешил на станцию. Там он встречал все поезда, прибывающие с запада. Ровно в шесть часов Роман Иванович появлялся в вестибюле гостиницы «Обь» и просиживал там до десяти вечера. Он читал здесь газеты и время от времени спрашивал, не освободился ли дешевый номер – от дорогих номеров он неизменно отказывался, – сидел, курил и следил за всеми, кто входил в вестибюль. Питался Роман Иванович преимущественно всухомятку, где придется, домой возвращался не раньше полуночи и сразу ложился спать.

Так продолжалось уже десять дней. Человек, для встречи с которым Роман Иванович приехал сюда, все не появлялся. Рыжий стал нервничать, сделался мнительным. Повсюду ему чудились глаза, подстерегающие его; руки, готовые тяжело опуститься на плечи.

Подвыпивший прохожий, случайно задевший его безобидной шуткой: «Ты что, милок, бродишь тут, как потерянный?» – показался ему в первую минуту именно тем, кто выслеживает его. Он отшатнулся от пьяного.

«Так больше нельзя! – сказал себе Роман Иванович. – Нужно действовать!»

Это было на одиннадцатый день его пребывания в Н-ске. Разыскав нужную ему улицу, Роман Иванович принялся расхаживать по заснеженному тротуару вдоль небольшого трехэтажного дома. Вокруг не было ни души, из ворот никто не показывался, а войти в дом он считал для себя опасным. Он уже решил было уходить – сильно зябли ноги, а слоняться взад-вперед по пустынной улице было просто глупо, – но в это время из ворот вышел мужчина с лопатой в руках и занялся расчисткой тротуара. Оглянувшись и приготовившись в случае необходимости быстро ретироваться, Роман Иванович подошел к человеку.

– Послушайте, товарищ! – окликнул он его. – Вы здесь живете?

Мужчина еще некоторое время поскреб лопатой, будто не слыша, потом разогнулся, приставил лопату к штакетнику и, достав из кармана пиджака кисет, начал сворачивать папиросу. Закурив, он важно расправил пушистые усы и только после этого неожиданно тонким голосом спросил:

– Вы чего?

– Да вот, спрашиваю, вы живете на этой улице? – повторил Роман Иванович.

– Знамо, на этой, а то где еще! Я здешний дворник.

– Помогите, голубчик! Я, знаете, здесь в командировке, вспомнил, что в вашем городе мой давнишний знакомый живет, давно не виделись… Название улицы помню, а вот номер дома забыл. Я и хотел узнать…

– Фамилие? – коротко спросил дворник.

– Келлер, Отто-Генрих Келлер, инженер.

– Эва, хватился! Жил твой Отта тут, а теперь на кладбище обретается, – внушительно сказал усач. – Вон как вышло!

– Почему на кладбище? – растерянно спросил Роман Иванович и почувствовал, что ему стало очень жарко.

– Почему? Чудак! Потому что помер. Почему же еще?

– Умер? Келлер умер?

– Расшибся насмерть, едучи по тракту на своей машине. Сам погиб, и машина вдребезги! Чинить нечего. Новая машина! Недолго и попользовался…

– Почему же разбился? Пьян был?

– Этого я точно не знаю. Ни разу его под мухой не видел. А слух прошел, что по гололеду забросило его на телеграфный столб. Так уж оно вышло… – заключил дворник.

– Ну, а что с женой Келлера? – спросил Роман Иванович.

– Живехонька, голубушка, и, можно сказать, по случайности. Была она в отъезде, а то угробил бы ее Келлер вместе с машиной.

– Где же она? – Приезжий с неясной надеждой вскинул глаза на дворника.

– Тяжело ей стало после такого случая, заболела, съехала от нас и после не заявлялась. Была сначала в больнице, я ей самолично вещички носил. Она мне адресок новый дала, если письма будут или кто спросит ее.