Текст книги "Мир приключений 1959 г. № 4"
Автор книги: Владимир Савченко
Соавторы: Михаил Ляшенко,Феликс Зигель,Кирилл Андреев,Всеволод Привальский,Соломон Марвич,Вл. Гуро,А. Дугинец,Виктор Пекелис,Е. Пермяков,Роман Романов
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 53 страниц)
ЭПИЛОГ
ИЗ ОТЧЕТА КОМИССИИ ПО ИСПЫТАНИЮ НЕЙТРИДА И АНТИВЕЩЕСТВА (антиртути)
– …Мы берем на себя ответственность утверждать, что применение во взаимодействии этих двух веществ – нейтрида и антиртути – произведет неслыханный переворот в науке, технике и человеческих представлениях.
Теперь открывается возможность дешевого производства нейтрида с помощью антиртути в самых широких масштабах и для самых различных применений. И из нейтрида снова можно воспроизводить антиртуть. Эти два вещества, гармонично дополняя друг друга, увеличивают мощь человечества в огромных масштабах и позволят совершить небывалый в истории научно-технический скачок вперед.
Очевидно, что все виды двигателей: гидро-паро-электро– и газовые турбины, моторы внутреннего сгорания, громоздкие атомные реакторы, – теперь могут быть заменены компактными двигателями из нейтрида, работающими на антиртути. Принцип такого двигателя предельно прост: в сопло из нейтрида впрыскивается микрокапелька антиртути и определенное количество воздуха или воды. Соединение антивещества с атомами воздуха (или воды) нагреет остальную часть воздуха (или воды) до температуры в десятки и сотни тысяч градусов. Вытекая с огромными скоростями из сопла, этот газ будет толкать ракету или вращать турбину.
200 граммов антиртути, заложенные прямо в тело нейтрид-турбины, достаточны, чтобы она в течение года могла вращать электрогенераторы Куйбышевской ГЭС, вырабатывая те же 1,2 миллиона киловатт-часов электроэнергии.
Отпадает наконец угроза исчерпания энергетических ресурсов планеты, которые отныне можно считать неиссякаемыми.
Огромные возможности мы видим в нейтрид-конденсаторах малых объемов, которые позволят накапливать громадную электроэнергию, а также огромные запасы тепла или холода…
Изоляция из тончайших нейтрид-пленок позволит легко получать и передавать на большие расстояния электрический ток при напряжении в много миллионов вольт.
Нейтрид позволит создавать стойкие против всех воздействий оболочки космических ракет, глубоководных кораблей и подземных танков, в которых мы сможем проникнуть не только в космический мир, но и в глубочайшие недра своей планеты.
Можно назвать атомные домны и металлургические печи из нейтрида, могучие и простые станки для обработки всех металлов, сверхпрочные штампы, буровые станки, экраны от радиации, простые и дешевые синхроциклотроны…
Концентрат энергии (грамм антиртути при соединении с обычным веществом выделяет столько же энергии, сколько и 4000 тонн угля) можно доставить в любое место Земли. Можно освободить эту энергию сразу или использовать малыми порциями, постепенно, в течение долгого времени…
Человек уже почти два десятилетия обладает космической энергией атомного ядра. Но только теперь ядерная энергия может быть применена везде так же легко, как до сих пор применялся электрический ток. Сочетая нейтрид и антивещество, нейтрид и расщепляющееся горючее, нейтрид и термоядерное горючее, мы овладеем не только безграничной энергией, но и безграничными возможностями применения этой энергии…
Страницы из дневника Николая Самойлова.
«Без даты. Мой „дневник инженера“ постепенно вырождается. Все реже и реже вспоминаю я об этих тетрадях, наскоро записываю все события за большой кусок времени и снова прячу подальше. Дело в том, что он теряет свое значение: я и без записей помню все, что было за эти три года. Такие события не нуждаются в дневниках – они остаются в памяти навсегда.
Вот уже снова весна. Из окна виден Днепр с грязно-белыми пятнами льдин. На улицах ручьи и лужи… Три года назад молодой специалист Н. Самойлов загадывал: вот приедет он сюда, в Днепровск, сделает великолепное открытие. Или встретит лучшую женщину в мире, и она полюбит его, или и то и другое…
Мечты сбываются не так прямолинейно, как загадывались, – гораздо сложнее и интереснее. Были открытия – правда, доля моей работы в них не так уж значительна. Такие открытия не делаются одним человеком.
Вот насчет любви у тебя, Николай Николаевич, увы… Очевидно, потому, что очень уж интересная и напряженная работа выпала на твою долю. Ни времени, ни мыслей не оставалось. А сейчас весна, свободное время, и вспоминаешь, что уже третий десяток на исходе, что, того и гляди, запишут в холостяки. Ну нет, дудки! Она – моя долгожданная незнакомка – придет!
Яшка Якин – тот уже женился; причем явно по космической вспышке любви, а не по рассудку. Потому что на Оксане, бывшей лаборантке Ивана Гавриловича, той самой, что звала меня не иначе, как „дядя, достаньте воробушка“, по спокойному „плану“ жениться нельзя…
Ох, этот Яшка! Он может броситься в горящую лабораторию, может в непроверенном скафандре пойти в радиоактивные развалины, придумать смелые и остроумные идеи, изобретать, но все это у него только, чтобы доказать, что он – пуп Вселенной, что мир вращается вокруг него! Не напрасно у нас на курсе его прозвали: „Я в квадрате“.
Сейчас он у нас на заводе делает свои (свои!) нейтрид-аккумуляторы из энергии и сверхтонких пленок. И нужно видеть, как ревниво он оберегает свою конструкцию от всяких изменений, предлагаемых заводскими инженерами.
А впрочем, что я к нему привязался? Человек делает дело – и делает хорошо. В конце концов у каждого свой стиль, свои противоречия… И нельзя требовать от других того, чего ты сам еще не достиг, а к чему только стремишься. Ты часто говоришь себе, что наука требует кристальной чистоты мыслей и устремлений, требует отказаться от хорошего ради лучшего и от лучшего ради прекрасного; что нельзя творить с завистливой оглядкой на других. А сам ты всегда придерживаешься этих прекрасных принципов? Нет. Ну, так и нечего, как говорил Марк Твен, „критиковать других на той почве, на которой сам стоишь не перпендикулярно“.
Нейтрид и антиртуть постепенно уходят из сферы необычного. Антиртуть, конечно, опасна, но это уже понятая опасность и она не страшна. Все мезонаторы у нас на заводе вычистили от нее. Собрали граммов двести антиртути, в стакане это было бы на донышке, а на самом деле столько энергии вырабатывает за год Куйбышевская ГЭС: миллиард киловатт-часов… Остатки антиртути на нейтридных стенках, которые уже не смогли вычистить „методом Якина“ (да-да, это официально названо его именем!), выжгли, осторожно впустив разреженный воздух.
Вот приду после отпуска, начнем делать специальные мезонаторы для получения антиртути, а потом специальные приборы для получения нейтрида и антивеществ без мезонаторов.
Следы недавней катастрофы постепенно исчезают. Стеклянный корпус Физического института демонтирован; оборудование, даже уцелевшее, уничтожили или пустили в переплавку: невозможно проводить ядерные исследования там, где надолго остались неустранимые следы радиации, нельзя использовать приборы и оборудование, заряженные радиацией.
В Новом поселке, неподалеку от нашего нейтрид-завода, строятся корпуса Института ядерных материалов имени профессора И. Г. Голуба. В стену главного корпуса сейчас вмонтируют обелиск – те самые кафельные плитки из стены 17-й лаборатории, на которых остался белый силуэт Сердюка. Это будет лучший памятник им…
Впрочем, мне что-то не хочется шевелить прошедшее – отложим это до преклонных лет. Лучше подумать о будущем. А какое громадное будущее нетерпеливо ждет нас – голова кружится! И это будущее начнется скоро, почти завтра, потому что космическая ракета из нейтрида уже готова и начинает проходить испытания. И – парадоксально! – эта ракета безнадежно устареет, едва только совершит свой первый полет по межпланетному простору, потому что на смену обычным атомным двигателям придут (и уже идут) предельно простые и исполински могучие нейтридные двигатели, работающие на антиртути. Сколько еще будет сделано и в Космосе, и на Земле! Машины из нейтрида будут крушить горы там, где они не нужны, и воздвигать их на более удобном месте; мы проникнем в глубь Земли, мы насытим Землю энергией, изменим ее лицо, климат…
Три года прошло – а сколько сделано! Впереди еще почти вся жизнь!»
В. Привальский
Старый чачван
Рассказ
Железный ящичек, в котором старый бухгалтер держал деньги, исчез из палатки под самое Первое мая. Праздник был испорчен. Ребята расстроились не столько из-за пропажи семнадцати тысяч, предназначенных для премий, сколько из-за того, что в их палаточном городке в степи завелся вор. Сперва долго ругали рыжего Сеньку, дежурившего ночью у палатки с надписью «Бухгалтерия». Сенькина надутая физиономия в это утро вызывала всеобщее раздражение. Сенька молчал – в его положении больше ничего не оставалось делать. И только на ребром поставленный вопрос: «Спал?» – он вдруг ответил раздраженно:
– Ну, спал! А Женька разве не спал? А Касымов, а Урунов, а Ахмет? Все спят!
Это было правдой. На ночном дежурстве спали все, да, собственно, и само дежурство считалось проформой: с тех пор как ребята приехали в Голодную степь, в новом совхозе не случилось ни одной пропажи, если не считать исчезновения кота Андрея, одичавшего на ловле полевых мышей.
Потом принялись за обсуждение самого главного и самого неприятного вопроса: кто украл? Стыдно было смотреть друг другу в глаза и думать: не ты ли вор? Не ты ли, мой товарищ, поехавший вместе со мной поднимать Голодную степь, сделал это черное дело? Директор совхоза хорошо понимал настроение молодежи и сказал, что вместе с секретарем комсомольской организации разберется в этом деле сам, а сегодня не надо портить себе праздник. Но ребята зашумели:
– Не согласны! Сейчас разберемся! Давайте обыск!..
– Никакого обыска! Позор! Чтобы из-за одного мерзавца всем унижение терпеть?
Тут кто-то спохватился:
– А где Ляпунов с Максудовым?
– Их с утра не видно!
– Послать за ними домой!
«Домой» – это было сказано громко. В степи, среди уже распаханных полей, стояло двадцать семь зеленых палаток новоселов. В них жило около трехсот человек – первая бригада молодого совхоза. Сборные стандартные дома еще находились в пути, поэтому в палатках помещались и бухгалтерия, и магазин, и радиоузел, и медпункт, о чем торжественно возвещали пришпиленные у входа таблички.
Дома Ляпунова и Максудова не оказалось. Исчезли их вещи – под койками остались только два пустых зеленых сундучка. Первым обнаружил их Нуритдин Насретдинов – шофер грузовой машины. Вид опустевших сундучков привел его в ярость.
– Догнать! – кричал он, потрясая крупными, как булыжники, кулаками.
– На велосипедах удрали! – констатировала бригадная повариха, заглянувшая в полотняный сарайчик, где хранилась всякая утварь и где владельцы иногда оставляли свои велосипеды.
Через пять минут Насретдинов уже сидел за рулем, а в кузов набралось с десяток возбужденных ребят. Машина рванулась с места и, подпрыгивая на ухабах, скрылась в клубах пыли. До ближайшего шоссе от нового совхоза было добрых два десятка километров.
Преследователи вернулись только вечером, запыленные и усталые. Беглецов и след простыл. Насретдинов, бессменно просидевшей весь день за баранкой, рассказывал:
– Жали по шоссе до самого райцентра. Всех встречных-поперечных расспрашивали, да мало ли велосипедистов катит по дороге! Нет, теперь ищи ветра в поле!..
Машина вернулась, но никто из встречавших ее не обратил внимания на щуплого человечка с полевой сумкой, который вышел из кабины и зашагал к бухгалтерской палатке. Это был старший оперуполномоченный Хасанов. Ребята заехали за ним в районное отделение милиции на обратном пути. Хасанов зашел в палатку бухгалтерии, посмотрел на пустое место, где еще недавно стоял железный ящичек с деньгами, поговорил с бухгалтером, в сотый раз рассказывавшим, как он обнаружил пропажу, и потребовал личные дела беглецов. Кое-что переписал в записную книжечку, особо отметив одно обстоятельство: Максудов год назад вернулся из заключения.
– Хоп! – сказал уполномоченный и, выйдя на единственную улицу поселка, безошибочно направился к столовой, словно был здесь старожилом.
Повариха, которую все звали тетя Галия, готовила сегодня пельмени. Пельмени были пересолены. Нет, тетя Галия не влюбилась, она очень сердилась: в украденной сумме была и ее премия. Но пуще всего раздражена была она тем, что беглецы не далее как вчера одолжили у нее двести пятьдесят рублей, на возвращение которых теперь, очевидно, не было никакой надежды.
– Поймаете? – спросила она Хасанова, ставя перед ним полную миску соленых пельменей.
– Угум! – ответил уполномоченный, набивая рот.
– А как?
Гость вытер рот, попросил напиться и только тогда ответил:
– Очень просто. Знаешь, как в пустыне Саха, ре ловят львов? Возьми Сахару, пропусти сквозь сито, песок просеется, львы останутся. Так и мы…
Тетя Галия поняла, что над ней подшутили, когда гость, вежливо попрощавшись, уже шагал по дороге.
«А как?» – этот вопрос, простодушно высказанный поварихой, в сотый раз задавал себе и Хасанов. В сущности, перед оперативным работником, расследующим преступление, всегда стоят два вопроса: кто совершил преступление и как поймать преступника? В данном случае первый вопрос был ясным: ночью исчез денежный ящик, той же ночью из совхоза бежали два человека, причем один из них – бывший уголовник. Логическая связь между этими событиями была несомненной. Оставалось найти преступников. Но как?
– Дело ясное! – докладывал Хасанов начальнику районного отделения. – Мальчишек надо искать дома – у папы с мамой. Куда же им еще податься?
Начальник сидел, окутанный табачным дымом, как бог Саваоф в облаке. Это был человек сухой и педантичный – «Параграф», как называли его подчиненные за любовь ко всякого рода инструкциям и перепискам.
– Действуйте! – сказал он лаконично и выпустил клуб дыма.
«Действуйте» в словаре начальника означало: «Пишите».
Итак, розыск начался за письменным столом. Мелким почерком Хасанов аккуратно выписал на листке бумаги адреса родственников Ляпунова и Максудова. В тот же день полетели запросы в Самарканд, где до отъезда в совхоз жил Ляпунов, и в Коканд, где жили родные Максудова. Ответ пришел через неделю: разыскиваемых не оказалось ни в Самарканде, ни в Коканде.
– Дело запутывается! – доложил Хасанов начальнику и, услышав в ответ знакомое «действуйте», со вздохом отправился писать.
На сей раз Коканд и Самарканд запросили об адресах ближайших родственников Ляпунова и Максудова. Коканд ответил быстро и дал три новых адреса. Самарканд ответил через неделю и сообщил пять адресов. Переписка расширялась, синяя папка с делом № 53 заполнялась бумажками. Время шло… Андижан и Шахрисябз, Фергана и Джизак, Ташкент, Свердловск и Куйбышев исправно отвечали на запрос: Ляпунова и Максудова по указанным адресам обнаружено не было.
– Дело сложное! – объявил Хасанов, положив перед Параграфом пухлую папку с перепиской.
– Объявить всесоюзный розыск! – распорядился начальник и почувствовал некоторое облегчение: тем самым трудности розыска в значительной степени перекладывались на других.
Прошел месяц. Новых сведений не поступало, и папка с делом лежала запертой в шкафу.
Однажды утром в кабинете Хасанова появилась совхозная повариха. Заполнив собой тесное креслице, отдуваясь от жары, тетя Галия ехидно спросила:
– Как песок, просеялся?
– Какой песок? – не понял Хасанов.
– Песок пустыни Сахары. Возьми сито, просей песок…
– А-а… – вспомнил уполномоченный и стал смущенно перекладывать на столе папки. – Нет, львы пока на свободе.
– Какие там львы! Наглые мальчишки! – рассердилась повариха. – Вот, глядите. – И она протянула Хасанову письмо.
«Наглые мальчишки» посылали тете Галии из Бухары свой долг – двести пятьдесят рублей – и сообщали, что очень жалеют обо всем случившемся. «Деньги кончаются, – писали они, – и что будет дальше – не знаем, домой писать боимся, стыдно». К письму был приложен адрес. «Жалеют о случившемся… Деньги кончаются…» Это было признание.
– Дело ясное! – докладывал через полчаса решительный Хасанов начальнику райотделения. – Надо ехать в Бухару.
* * *
Поезд приходит в Бухару ночью. Он останавливается на станции Каган, откуда до Бухары еще двенадцать километров. Хасанов добрался до города с попутной машиной. Он слез на площади, около гостиницы, помещавшейся в старинном медресе, и остановился в раздумье. Спать не хотелось, до рассвета оставалось часа два. Не лучше ли сейчас же отправиться по адресу? Мальчишки наверняка спят, и их легко будет взять. Хасанов повернулся и быстро зашагал. Серый аист, свивший гнездо на минарете, неодобрительно посмотрел ему вслед и щелкнул клювом.
Хасанов бывал в Бухаре и потому смело погрузился в кривые и путаные переулки старого города. Узенькие, похожие на ущелья, улочки с глухими глинобитными стенами тонули во мраке. Зайчик карманного фонарика, которым Хасанов освещал себе путь, перебегал с номера на номер. Пятнадцатый, семнадцатый, девятнадцатый… Здесь! Хасанов остановился перед побеленной дверью и запоздало подумал о том, что, в сущности, неосторожно было идти сюда одному. Но раздумывать не приходилось, и он решительно постучал…
Труп лейтенанта Хасанова был обнаружен на рассвете в соседнем переулке. Маленькая Мохиниса, выбежавшая утром, чтобы раньше мальчишек подобрать под деревом сладкие ягоды шелковицы, с плачем прибежала домой и разбудила мать. Скоро все соседи, взбудораженные событием, собрались в переулке. Вызвали милицию…
Осмотр места происшествия дал сравнительно немного. Рядом с трупом нашли валявшийся в пыли крупный гаечный ключ, послуживший, видимо, орудием убийства. Следы крови, тянувшиеся по переулку, вели к дому номер 19, где, очевидно, и совершено было преступление.
Маленькая Мохиниса, потрясенная виденным, долго не могла ответить на вопросы работников милиции. Наконец, с трудом проглотив слезы, она рассказала, как утром, выбежав из ворот, наткнулась на «дяденьку, который спал прямо на улице и совсем без подушки». Она осторожно подошла к «спящему» и присела на корточки. Тут дяденька застонал, открыл глаза, сказал одно слово и больше уже ничего не говорил. Мохиниса испугалась и убежала.
– Какое же слово оказал дяденька? – спросили ее.
Девочка наморщила лобик и ответила:
– Старуха.
Все это казалось более чем странно. Почему умирающий лейтенант вспомнил о какой-то старухе? Бред? Какое отношение могла иметь старуха к убийству, совершенному, судя по рэне, очень сильным человеком? Кому принадлежал тяжелый гаечный ключ? Особенно неприятным казалось одно обстоятельство: у Хасанова был похищен пистолет. Значит, теперь убийцы вооружены огнестрельным оружием.
Дом номер 19 оказался нежилым. Небольшое полуразвалившееся строение было заколочено досками, окна забиты фанерой, крохотный дворик завален мусором.
– Здесь давно уже никто не живет, – сказали соседи.
– Ничего подобного! – заявили вездесущие мальчишки. – Сюда ходили двое ребят, только ночью.
При более тщательном обследовании обнаружилось, что фанера на одном из заколоченных окон легко отодвигается. Впрочем, пахнущая пылью комната имела нежилой вид, и только две кучки тряпья в углу свидетельствовали о том, что тут кто-то ночевал. Рядом с «постелями» валялось несколько винных бутылок. Наконец, разворошив кучу тряпья, обнаружили самую важную улику: похищенный из совхоза железный ящичек. Он оказался пустым. Итак, вот где скрывались похитители!
В доме устроили засаду, но прошло несколько ночей, и никто не являлся. Преступники бежали…
* * *
– А не поручить ли это дело Пожарнику? – предложил начальник управления милиции, когда на совещании обсуждалась трагическая гибель Хасанова.
«Пожарником» в управлении называли капитана Касыма Рахманова. Он не обижался. Когда-то, еще до поступления в милицию, он и в самом деле служил в пожарной охране. Прозвище это удержалось с тех пор. Правда, в последние годы оно приобрело уже другой смысл: Рахманову поручались самые трудные – «пожарные» – дела. Он брался за них неторопливо, но цепко и в путанице фактов, улик, свидетельских показаний умел отыскивать самое главное, словно шел сквозь дымовую пелену пожара прямо к его очагу.
Это был невысокий, но широкоплечий человек, смуглый и черноволосый, с лицом, чуть тронутым щербинками оспы. Говорил Касымов немного и великолепно умел слушать – качество, весьма ценное для оперативного работника. При этом лицо его всегда оставалось спокойным. В нем была сдержанность крепко скрученной пружины: отпусти ее сразу – и она ударит, дай ей раскрутиться постепенно – она долго будет двигать механизм.
Изучая синюю папку с делом, начатым лейтенантом Хасановым, Рахманов поражался количеству ошибок. Не допрошен часовой, дежуривший ночью у бухгалтерской палатки; не опрошены ближайшие друзья Ляпунова и Максудова, шофер, отправившийся за ними в погоню; небрежно осмотрено место происшествия.
Наконец, упущена была из виду существеннейшая деталь. Ляпунов с Максудовым бежали из совхоза на велосипедах, очутились же они в Бухаре. Не на велосипедах же добрались они до Бухары! Несомненно, беглецы сели в поезд. Где же тогда велосипеды? Спрятаны или проданы? С них-то капитан и решил начать поиски преступников.
В районе, на территории которого был расположен новый совхоз, оказалось около шести тысяч зарегистрированных велосипедов. Вдвоем с дорожным инспектором Рахманов просидел целый день над кучей регистрационных карточек. Большинство велосипедов было приобретено владельцами давно, и только десять зарегистрированы после Первого мая. Из этих десяти дорожный инспектор, превосходно знавший свой район и его обитателей, сразу отложил в сторону шесть карточек, объявив, что знает этих владельцев и знает, где приобрели они велосипеды. Оставалось еще четверо. Вместе с инспектором Рахманов отправился по записанным адресам.
Первые три владельца приобрели своих «пензевцев» в районном универмаге, у них сохранились даже копии чеков. Четвертым оказался буфетчик железнодорожного буфета Акопян. Ударяя себя волосатым кулаком в жирную грудь, он клялся, что велосипед принадлежит ему много лет, а зарегистрирован недавно только потому, что «времени нет, очень большой объем работы». Буфетчик весьма неохотно разрешил осмотреть дровяной сарайчик, в котором стоял велосипед. Идя с ключом по двору, он все время сокрушался:
– Зачем смотреть такую старую машину, когда можно посидеть в прохладном уголке, выпить стаканчик винца, а то и коньячку? – Но, глянув просительно в суровые глаза Рахманова, оборвал на полуслове свое бормотание и заспешил к двери.
В сарайчике оказалось два велосипеда! Буфетчик представился удивленным и объявил, что решительно не знает, откуда взялся второй велосипед и кому он принадлежит.
– Значит, чужой велосипед? – переспросил инспектор. – Придется забрать, чтобы отыскать владельца.
Тут природная жадность, видимо, взяла верх, и буфетчик неохотно буркнул:
– Ладно, мой велосипед! Чего надо?
Так же неохотно он признался, что купил обе машины у каких-то мальчишек в ночь на Первое мая за тысячу рублей, и, конечно, соврал: как выяснилось впоследствии, заплатил он за велосипеды шестьсот. Довольно точно описав Ляпунова и Максудова, Акопян добавил:
– Уехали утренним поездом в Бухару. Я же их и накормил… – И опять соврал: беглецы выпили на свой счет по две кружки пива и съели порцию остывшей шурпы.
– Какие вещи были у них с собой?
– Два узелка, больше ничего.
– А кто из них держал железный ящичек? – попробовал Рахманов простейший прием.
– Железный ящичек? – На жирном лице буфетчика отразилось неподдельное удивление. – Никакого ящика не было.
«А ящичек все же очутился в Бухаре, – размышлял Рахманов. – Штука эта довольно тяжелая – в узелок не упрячешь. Может, врет пройдоха-буфетчик?»
Возвращаясь со станции, Рахманов спросил инспектора:
– Техосмотр машин в совхозе уже произведен?
– Нет, – удивился инспектор – А зачем – техника у них вся новая.
– Нельзя ли это сделать завтра?
– Пожалуйста! – чуть обиженно повел плечами инспектор. – Хоть сейчас!
– Сейчас поздновато, да и занят я: свидание с одним человечком назначено.
«Одним человечком» оказался секретарь комсомольской организации совхоза Сайд Юнусов.
– Я привез то, о чем вы мне писали, – сказал он Рахманову, кладя на стол две бумажки.
Это оказались характеристики Ляпунова и Максудова. Составлены они были в почти одинаковых скупых выражениях и отражали не характеры Ляпунова и Максудова, а скорее растерянность писавшего, явно не знавшего, чем заполнить страницы.
«На освоение Голодной степи поехал по собственному желанию, – читал Рахманов характеристику Максудова. – Работал прицепщиком на транспортном агрегате. С порученным делом справлялся. В общественной жизни ничем себя не проявил. Бежал из совхоза, похитив деньги».
В тех же выражениях была составлена и характеристика Ляпунова; к ней Юнусов добавил только, что «похищение денег и побег Ляпунов совершил под влиянием бывшего уголовника Максудова».
Рахманов с досадой отодвинул бумажки:
– Скажите, Юнусов, по-вашему, человек, однажды отбывший наказание, уже навсегда остается преступником?
Юнусов молчал.
– Вы абсолютно убеждены, – продолжал Рахманов, – в том, что именно Ляпунов и Максудов похитили деньги?
– Но кто же еще? – поднял брови секретарь.
Рахманов сосредоточенно барабанил пальцами по столу.
– Какими инструментами пользуются у вас прицепщики? – неожиданно спросил он.
– Разными… – растерянно ответил Юнусов. – Ну, там, молоток, зубило, плоскогубцы, ключи гаечные…
– Вот такие? – Рахманов вынул из кармана крупный ключ.
– Бывают и такие.
– Этот ключ и должен ответить на ваш вопрос: «Кто же еще?..»
– Тут и сомневаться нечего.
«А я вот сомневаюсь, – подумал Рахманов, когда Юнусов ушел. – Я обязан подвергать сомнению каждый даже самый очевидный факт. Хасанов вот не сомневался… – вдруг вспомнил он своего предшественника. – В чем все-таки состояла его версия?» – Рахманов взялся за карандаш.
…В ночь на Первое мая похищен ящичек с деньгами. В ту же ночь из совхоза бегут двое рабочих. Значит, они-то и есть похитители? Быть может, так, а быть может, и нет. Зачем понадобилось Ляпунову и Максудову, раз уж они намеревались украсть такую крупную сумму, одалживать деньги у поварихи? Как и когда вскрыли они железный ящик? Почему не видел его буфетчик, когда Ляпунов с Максудовым садились в поезд? Каким образом очутился этот ящичек в Бухаре? Кстати, почему преступники поехали именно в Бухару? Для чего вдруг понадобилось им прихватывать с собой тяжелый гаечный ключ?..
«Вон сколько тайн!» – продолжал рассуждать Рахманов.
Утром дорожный инспектор доставил Рахманова на мотоцикле в совхоз. Вылезая из коляски, Рахманов сказал инспектору:
– Постарайтесь выяснить, у кого из шоферов не хватает вот такого ключа. – Он вынул из кармана большой гаечный ключ. – А я пока займусь кое-какими другими делами.
Прежде всего Рахманов отправился к складу горючего. Старик сторож, дремавший неподалеку от склада, подозрительно посмотрел на необычного посетителя и потребовал документы.
Покатый спуск, без ступеней, вел в хранилище, вырытое в земле. Здесь было прохладно, полутемно и остро пахло бензином. Рахманов осторожно шагал меж больших железных бочек.
– Бабай! – окликнул он сторожа. – А где тут у вас автол?
– В левом углу, – сердито ответил сторож. – Зачем тебе?
Рахманов не ответил. Присев на корточки, он вынул перочинный нож и принялся ковырять землю возле бочки с автолом. Потом вырвал из блокнота чистый листок, свернул его фунтиком, насыпал щепотку земли и только тогда распрямился, больно стукнувшись о низкий накат хранилища. Потирая ушибленное место, Рахманов выбрался наверх.
– Бабай, давно привезли эту бочку с автолом? – спросил капитан, жмурясь от солнца.
Старик пожевал губами, вспоминая.
– Недавно, – сказал он.
– Скажи, пожалуйста, может один человек откатить полную бочку?
– Если он сильный, как бык, – только сдвинет с места.
– А полупустую бочку?
– Если он глуп, как ишак, – может быть, и выкатит, если умный – позовет на помощь.
Рахманов улыбнулся сравнениям старика.
– Ну, а пустую? – спросил он.
– Пустую бочку даже я, слабый человек, подниму.
– На сколько дней хватит такой бочки автола?
– Месяца на полтора.
Рахманов вынул блокнот и принялся что-то вычислять. За этим занятием и застал его инспектор.
– Ваше задание выполнил! – отчеканил он и затем перешел на шепот. – На машине «ЕХ28–34» в ящике с инструментами как раз не хватает такого ключа, какой вы показывали.
– А чья машина? – живо спросил Рахманов.
– Шофер Акмал Курбанов.
– Он здесь?
– Так точно! Только работает недавно, недели две.
– А кто до него водил машину, узнали?
– Узнал. Шофер Нуритдин Насретдинов.
– Вы его видели?
– Он уволился.
– Вот как! Давно?
– Две недели назад.
– Почему уволился? Куда уехал?
– По семейным обстоятельствам. Куда выехал – неизвестно.
– Та-ак, – протянул Рахманов и вновь вынул блокнот.
– Отвезите, пожалуйста, этот пакетик в агролабораторию и попросите срочно сделать анализ.
– Слушаюсь! – Инспектор умчался на мотоцикле.
Рахманов отправился в бухгалтерию:
– Можете дать мне оправку: получал ли совхоз в начале мая автол?
Старый бухгалтер достал книгу учета горючего:
– Третьего мая была привезена бочка автола.
– Кто доставлял?
– Шофер Насретдинов.
Рахманов уже собрался уезжать, когда его позвала повариха.
– Отведайте пельменей! – пригласила тетя Галия.
Пельмени были пересолены. Тетя Галия вновь была не в духе: перебирая вчера вечером вещи в своем сундучке, она обнаружила пропажу платья и старой паранджи с чачваном, которые сняла и бог весть сколько лет уже не носила, храня на дне своего сундука.
– Скажи пожалуйста! – жаловалась она. – Какой шайтан польстился на старый чачван? Ни одна женщина в нашем совхозе паранджи не носит…
Из совхоза Рахманов отправился в агролабораторию. Лаборантка протянула ему бумажку с готовым анализом. В ней было указано процентное содержание гумуса, кремнезема, фосфора, азота, кальция и других веществ, содержащихся обычно в почве.
– Имейте в виду, – сказала лаборантка, – почва хорошая, но загрязнена автолом. Для сельскохозяйственных культур не пригодна.
– Рахмат! Вот спасибо! – обрадованно воскликнул посетитель и от души протянул руку лаборантке.
Та удивленно пожала плечами: она никак не могла взять в толк, почему этот человек обрадовался тому, что почва испорчена автолом?
Вечером Рахманов выехал в управление. Всю ночь в поезде он писал обстоятельный доклад и утром, войдя в кабинет начальника, как всегда сдержанный и спокойный, поставил на стол железный ящичек, положил гаечный ключ и два бумажных пакетика.
– Преступление совершено не Ляпуновым и Максудовым, – начал свой доклад капитан. – Во всяком случае, не они похитили деньги.
– Вот как? – Начальник с любопытством посмотрел на Пожарника. – Объяснитесь.
– Еще до выезда в район я осмотрел этот ящичек, найденный, как вы знаете, в доме номер девятнадцать, где скрывались Ляпунов и Максудов. Это, разумеется, была веская улика против них. Так думал вначале и я. Ящик был взломан: у преступника, естественно, не было ключа. Однако при более тщательном осмотре я обнаружил вот это. – Рахманов развернул один из бумажных пакетиков.