Текст книги "Поход без привала"

Автор книги: Владимир Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Малиновский, подняв голову, с любопытством следил за фашистами. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда отделились от самолетов черные капли бомб, понеслись с воем к земле, когда оглушительно треснули взрывы и тугая волна воздуха, пригнув вершины деревьев, сбросила с крыши несколько черепиц.

Вторая группа самолетов шла, казалось, прямо на них. Надо бежать в щель, да неловко перед Малиновским. Подумает, что Белов струсил. А Родион Яковлевич, расставив могучие ноги, стоял спокойно, не собираясь уходить. Засмотрелся.

– Какие сработавшиеся тройки! – сказал он. – Опытные коршуны. Сейчас разворот начнут… Ох, сколько в Испании они нам нагадили!

«Его звали там „генерал Малино“», – вспомнил Павел Алексеевич.

Близкий взрыв качнул землю, осела, рассыпалась стена домика. Крупный осколок, ослабев на излете, упал возле Белова.

– А что, Родион Яковлевич, наградят летчика, если он сразу двух командиров корпусов разбомбит?

Малиновский посмотрел недоумевающе. Потом засмеялся:

– Не то что летчика, всю эскадрилью отметят.

– Может, лишим их такой радости?

– Верно, – кивнул Малиновский, – Я с подчиненных строго взыскиваю за напрасный риск, а сам не замечаю иной раз…

Он зашагал через двор. Земля снова качнулась, Белова обдало удушливой гарью. Вихрем кружились зеленые листья.

Павел Алексеевич не выдержал: обогнал Малиновского и спрыгнул в глубокую щель. Родион Яковлевич спустился по ступенькам, вытирая платком щеку, на которой кровоточила свежая ссадина.

8

С первых дней войны Павел Алексеевич начал делать одному ему понятные записи, сокращая слова, используя условные знаки. Краткие итоги дня, иногда в страничку, чаще лишь в несколько строк, помогали отчитаться перед самим собой, выделить главное.

Мало, очень мало письменных свидетельств сохранилось с той, наиболее трудной поры. Отступая, прорываясь из окружения, войска уничтожали архивы, документы, ценные бумаги. Поэтому так дорого каждое слово, дошедшее непосредственно с места событий.

1 августа 1941 года. Перехожу в наступление, но с малыми результатами. Очень долго веду бой за Балту. Этот город противник занял силами двух батальонов, один из них саперный. Особенно прочно удерживает казармы. Понадобилось трое суток, чтобы взять Балту, причем последовательно ввел сначала 96-й кавполк, а потом 131-й. Немцы были окружены, полностью уничтожены. В последнюю ночь боя за Балту нам помогла одна женщина, кажется учительница, которая показывала подвалы и чердаки, где прятались враги. Во время боев за Балту начальник штаба танкового полка (все танки отправлены в ремонт, а часть личного состава осталась у нас) получил от командира дивизии разведывательную задачу. Этот танкист выбрал хороший наблюдательный пункт, откуда увидел следующее: почти в течение восьми часов мотопехота противника и танки двигались севернее Балты в направлении на восток, по дороге на Первомайск. Об этом танкист донес нам по телефону, причем сделал предположение, на мой взгляд резонное, что за восемь часов прошла не меньше чем мотодивизия противника с танковым полком. Я немедленно доложил командарму. Моему донесению не поверили, но я настаивал на своем. Возмущенный недоверием, я ночью вызвал к себе танкиста, еще раз лично его выслушал, написал донесение, дал ему на руки и отправил с докладом к начальнику штаба армии. Одновременно дублировал донесение телеграфом.

Позже были получены дополнительные доказательства правильности наших сведений. При дальнейшем движении на восток мы встретили большие группы танков противника, занявших оборону севернее дороги Балта – Первомайск. Танки, по словам пленных, ждали горючего. Второе: в селе, что километрах в 30 восточнее Балты, судили одну женщину за то, что она встречала немцев хлебом-солью. Из свидетельских показаний было видно, что крупные силы немцев проходили в этом районе в направлении на Первомайск. Третье: сосед справа, 18-я армия, получил сильный удар мотодивизии противника в свой тыл и фланг именно в районе Первомайска. Я считаю, что это была та самая дивизия, которую видел наш танкист.^[3]

2 августа 1941 года. Мой корпус вышел из подчинения 9-й армии и подчинен непосредственно командующему Южным фронтом генералу И. В. Тюленеву. Мы с ним хорошо знакомы. Корпусу приказано сосредоточиться в районе 18-й армии.

7 августа 1941 года. Двигаюсь с 5-й кавдивизией к переправам через р. Буг значительно южнее Вознесенска. Два раза в сутки получаю из штаба 18-й армии копии приказов о подвижной обороне по рубежам. Войска откатываются на юг. Из штаба фронта имею неофициальные данные, что армейские части задерживаются у Николаева.

На сердце тревожно. Удастся ли переправиться через Буг? Ведь имеется только один местный паром. Обдумываю самые трудные случаи.

8 августа 1941 года. Ура! Инженерные парки разысканы и подошли к указанному мною месту. Наши саперы из двух инжпарков навели отличный мост через Буг.

5-я кавдивизия уже готова переправиться. Я пешком вышел на левый берег Буга и присел в тени камышей. Первым двигался 96-й Белозерский полк. Впереди шел полковник Есаулов, который и отрапортовал мне о начавшейся переправе. Кавалеристы быстро, в поводу, вели лошадей по мосту, после чего поэскадронно садились на коней и рысью отходили от реки в укрытия, освобождая место для следующих эскадронов. Наша зенитная артиллерия и счетверенные пулеметы прикрывали переправу.

Хоть маленькая, но передышка. Нас отделяет от противника водный рубеж.

9

Пополнение пришло такое, что лучшего и желать трудно. Командующий фронтом направил к Белову конный полк, созданный Николаевским обкомом партии из добровольцев. Среди бойцов много участников гражданской войны, владевших винтовкой и шашкой. Почти все красноармейцы и командиры – члены партии или комсомольцы.

Павел Алексеевич сам встретил николаевцев, посмотрел, как действуют в конном строю. Поговорил с ними. Настроение боевое, люди хорошие, но подразделения не сколочены, вооружение слабое. Лучше расформировать полк, влить личный состав в кадровые части. Такого же мнения придерживался и начальник штаба Грецов.

Наконец-то у Павла Алексеевича появилась возможность сделать то, что диктовала фронтовая обстановка, – создать разведывательный дивизион, включив в него сабельный эскадрон, несколько орудий, броневики, пулеметы и автомашины.

В дивизиях были усилены разведывательные подразделения. Туда зачислили много местных жителей из прибывшего пополнения.

Полковник Грецов был настроен скептически. Разведывательный дивизион штатами не предусмотрен, начальство не погладит по головке за самоуправство.

– Прежде всего надо считаться с реальностью, – сказал Павел Алексеевич. – Жизнь требует. Выше нас неглупые люди сидят. Если мы убедим, докажем, с нами согласятся.

– Хорошо бы…

Белов получил новую задачу: прикрыть Кривой Рог со стороны населенного пункта Новый Буг, стоящего на реке Ингул. 12 августа повел свои соединения в этот район. Сведениями о немцах Павел Алексеевич не располагал. Знал только, что севернее Кривого Рога танковые и моторизованные части противника движутся к Днепру, не встречая сопротивления советских войск.

Ни справа, ни слева соседей у корпуса не было. В степи попадались лишь группы красноармейцев – остатки разбитых или вырвавшихся из окружения подразделений. С удивлением и радостью смотрели эти люди на строгие колонны конницы, двигавшиеся по проселкам и прямо по целине.

Марш был организован особенно тщательно. 5-я Ставропольская имени Блинова дивизия шла по восточному берегу реки Ингул. Командир ее был предупрежден: противника можно встретить в любую минуту. Правее блиновцев, уступом назад, следовала 9-я Крымская дивизия. Она составляла резерв командира корпуса и готова была действовать в любом направлении.

Далеко на севере слышались редкие орудийные выстрелы. А вокруг – тишина и спокойствие, как в мирное время. Кое-где работали на полях колхозники. Духота разморила кавалеристов, люди подремывали в седлах.

Вскоре после полудня 96-й Белозерский полк, составлявший передовой отряд корпуса, достиг населенного пункта Новый Буг и прошел через него, не обнаружив противника. Километрах в шести за передовым отрядом двигался штаб Ставропольской дивизии с броневиками. Следом – артиллерийский дивизион.

Случилось так, что в Новый Буг одновременно вступили две колонны. С юга – штаб блиновской дивизии, а с запада – немецкие танки и грузовики с пехотой. Вспыхнул редчайший в военной практике бой – неожиданный встречный бой в населенном пункте.

Броневики с ходу хлестнули из пулеметов по ошеломленным фашистам. Перекрывая стрельбу, гремел бас полковника Баранова. Выполняя его команду, три артиллерийские батареи галопом вынеслись на пригорок и с близкого расстояния ударили по гитлеровцам беглым огнем.

Командир 96-го Белозерского полка Есаулов, услышав стрельбу позади, повернул свои эскадроны на Новый Буг. Артиллеристы белозерцев тоже начали бить по фашистам. Враг оказался под перекрестным огнем.

Немецкие танки и грузовики двигались по дороге густо, в два ряда. И когда голова колонны, охваченная паникой, повернула назад, получилось нечто невообразимое. Машины сталкивались, лезли одна на другую. Черные танки шли напролом, круша грузовики и мотоциклы. А пушки гремели, не переставая: в клубах пыли, в гуще сцепившихся автомашин, среди бегущих толп раз за разом сверкали огни взрывов.

131-й Таманский полк находился в это время километрах в десяти от места событий. Подполковник Синицкий сразу сообразил, в чем дело, как лучше помочь своим. Его полковая батарея ударила в хвост немецкой колонне, по мосту через Ингул. Фашисты попали в огненный мешок,

А тут еще появились в воздухе три советских бомбардировщика и сбросили свой груз на гитлеровцев, которые пытались закрепиться у переправы. Оставив всю технику, немцы кинулись к реке и начали перебираться на западный берег кто как умел: вплавь и на бревнах.

Такую панику Павел Алексеевич наблюдал впервые. И очень важно, что бегство врага видели многие бойцы, в том числе новички. Для них это хорошая школа.

Вражескую колонну разгромили полностью. На протяжении двух километров дорога забита была изуродованными, горящими грузовиками, танками и мотоциклами. Валялись сотни трупов. Конники вылавливали спрятавшихся солдат.

Павла Алексеевича радовали не трофеи, не внушительная цифра уничтоженных гитлеровцев, хотя само по себе это было превосходно. Корпус почти не понес потерь – очень хорошо! И все-таки главное было не это. Самое важное – корпус отлично показал себя во встречном бою, проявив зрелость и мастерство.

Напряженная схватка продолжалась полчаса. За это время генерал не отдал ни одного приказания. Не понадобилось. Все решали люди, которые непосредственно вели бой. И решали быстро, грамотно, смело.

Доволен был Павел Алексеевич, очень доволен, Всегда, при малейшей возможности, приучал он командиров всех степеней к самостоятельности. И вот сегодня они успешно сдали трудный экзамен.

10

День выдался спокойный. Вражеская авиация не появлялась. Части корпуса, не испытывая давления со стороны противника, отходили в район сосредоточения – в двадцати километрах южнее Кривого Рога.

Воспользовавшись затишьем, Павел Алексеевич решил помыться. Тем более что хозяева, у которых он остановился, имели собственный душ. В углу между домом и сараем был отгорожен фанерой закуток. Над ним – большая бочка со шлангом. Бойцы натаскали воды.

Павел Алексеевич бодро покрякивал под ледяными струями, тер ладонями смуглое, хранившее одесский загар, тело. Ух, как здорово!

Услышал чьи-то торопливые шаги. Человек остановился за дверцей, постучал. Дверца не доходила до земли: по хромовым сапогам со шпорами Белов узнал Кононенко.

– Слушаю вас.

– Товарищ генерал, сегодня ночью немцы заняли Кривой Рог.

Павел Алексеевич снял с гвоздя полотенце. Выругался негромко – очень скользко на мыльных досках. Понятно теперь, почему немцы не давят с запада, почему нет авиации. Обошли, значит, корпус севернее.

– Откуда сведения?

Прибыл капитан из штаба двести пятьдесят третьей стрелковой дивизии, оборонявшей город.

– В одну ночь ее опрокинули?

– Дивизия только что сформирована, – сказал Кононенко, словно оправдываясь. – Подошли немецкие танки, наша пехота не выдержала. Два полка рассеяны. Третий со всей артиллерией к нам отступил.

– Пусть Грецов подчинит его корпусу… Какими силами немцы вошли в город?

– Механизированные части. Подробнее установить не удалось. Капитан ничего не знает. Говорит – много. Привести его к вам?

– Нет, – отмахнулся Белов, застегивая китель. – Сами с ним побеседуйте. А в Кривой Рог надо разведку послать. Кто в разведывательном дивизионе выделяется грамотностью, инициативой?

– Помощник командира дивизиона старший лейтенант Кириленко Владимир Тимофеевич.

– Вызовите его.

Через полчаса к Белову явился рослый офицер лет сорока, в новой, еще не выгоревшей гимнастерке, в большой фуражке с широким прямым козырьком. По выражению лица, по манере держаться сразу можно было определить человека культурного, хорошо воспитанного.

– Садитесь, – предложил Павел Алексеевич. – Скажите, когда и как вы стали кавалеристом?

– В двадцать седьмом году окончил Херсонский сельскохозяйственный институт, стал агрономом. Затем взяли в армию, в кавалерию. Учился на одногодичных курсах, командного состава в городе Проскурове. Спустя время направили в Новочеркасск на кавалерийские курсы усовершенствования комсостава.

– И я там был, только гораздо раньше, – припомнил Белов, чувствуя нарастающее расположение к этому человеку. – В боях не участвовали?

– При освобождении Западной Украины командовал разведывательным эскадроном.

– Ну что же, хоть и небольшой, а все-таки опыт. Вам придется действовать сегодня же. Берите две автомашины с людьми и отправляйтесь в Кривой Рог. Задача: выяснить силы врага, количество и расположение его огневых средств. Вернуться необходимо к утру. Задача ясна?

– Вполне, товарищ генерал.

– Ну, действуйте! – Белов пожал руку старшего лейтенанта и чуть задержал в своей. – Посылаю с вами адъютанта Михайлова, но только на первый раз.

– И это тоже понятно, – чуть заметно улыбнулся старший лейтенант.

Павел Алексеевич проводил его взглядом. Нет, дорогой товарищ, хоть и многое тебе ясно, да не все. Главного ты не ведаешь. Михайлов поедет с тобой не только, чтобы помочь и посмотреть, каков ты в деле. Михайлов знает, что завтра корпус всеми силами обрушится на Кривой Рог, увлекая за собой подчиненные части и подразделения. Михайлов увидит то же самое, что и Кириленко, только смотреть он будет под другим углом.

Отправив разведку, Белов распорядился готовить приказ о наступлении.

Опустилась темная августовская ночь. Она и помогала разведчикам, и мешала им. Дорогу почти не видно, фары включать нельзя. На подножках автомашин стояли бойцы, напряженно смотрели вперед. Иногда с дороги черными тенями шарахались люди: свои или немцы – не поймешь. Стрельбу они не открывали. Разведчики – тоже.

Когда забрезжил рассвет, до Кривого Рога осталось несколько километров. Старший лейтенант Кириленко приказал укрыть грузовики и мотоциклы в лесной полосе возле отдельного домика, а сам повел бойцов по полю, заросшему высокой суданкой. Прикрытие было надежным, но суданка вскоре кончилась. До окраины города тянулось открытое пространство. А на дороге застава фашистов: в два ряда выстроились танки, прохаживались часовые,

Вражеские солдаты отдыхали на матрасах, расстеленных между танками. Некоторые уже встали и теперь умывались возле длинного, со множеством сосков, металлического рукомойника. Наверно, из школы его притащили.

Кириленко прикинул – «языка» взять невозможно, в город не проберешься.

Что будем делать? – спросил Михайлов, делая какие-то зарисовки в блокноте.

– Ждать и наблюдать.

– Чего ждать?

– Посмотрим, может, случай какой подвернется.

– Тогда я поеду, с вашего разрешения, – сказал Михайлов. – Доложу о виденном. Но и вы долго не задерживайтесь.

– Хорошо, – ответил Кириленко. – Половину людей заберите, Со мной машина да мотоцикл останутся.

Старший лейтенант не любил торопиться. Сельский житель, он привык делать все основательно, обдуманно, не упуская мелочей. Вот и сейчас, лежа на краю поля, внимательно разглядывал танковую заставу гитлеровцев, окраинные сады, дорогу, убегавшую в поле. Она то скрывалась за лесополосой, то появлялась вновь. И вдруг на этой совершенно пустынной дороге Кириленко увидел двух мужчин и трех женщин. Они шли мимо укрытых машин и наверняка заметили их, заметили наших бойцов. Немцы, конечно, остановят путников, будут расспрашивать…

Сперва только из-за этого приказал Кириленко задержать всех пятерых. Сам пошел поговорить с ними. Обычное дело: были в селе у родственников, возвращаются в город, домой. Две пары, мужья с женами. И девушка.

Записывая их адреса и фамилии, Кириленко подумал: а почему бы не составить еще одну пару? Если пятерых не задержат немцы, то и шестерых тоже. Девушке даже безопасней так. А люди вроде бы надежные, не выдадут!

Девушка согласилась сразу. И «жених»-доброволец вызвался незамедлительно: молодой боец с копной светлых волос. Он сбегал в домик возле полосы, переоделся в гражданский костюм. Старший лейтенант коротко проинструктировал его. Надо обойти все улицы и площади, определить, какие немецкие части в городе, как они расположены. Потом незаметно, через сады, вернуться к полю суданки. В лесной полосе будет ждать мотоциклист.

– Счастливо, товарищи, – напутствовал Кириленко. – Ни пуха вам ни пера!

Боец ничего не ответил, зная субординацию, а девушка кокетливо повела плечами и послала старшего лейтенанта к черту.

«Молодожены» отошли уже метров на двадцать, когда Кириленко остановил их:

– Стой! В пыли потопчись! Ноги чтобы пыльными были!

Как он сразу не обратил внимания! Все путники запыленные, а у бойца, только что снявшего сапоги и до колен подвернувшего брюки, голени чистые, белые. Дураки были бы немцы, если бы не заметили…

В бинокль старший лейтенант отчетливо видел, как приблизились три пары к заставе, как остановил их часовой. Вышел офицер в высокой фуражке. Через переводчика долго расспрашивал путников. Потом показал рукой на город, отпустил.

Кириленко вздохнул облегченно: кажется, получилось! Теперь скорее к своим, пока разведчиков не обнаружили немцы. Возле домика, укрывшись в лесополосе, остался только мотоциклист. Остальные поехали в село Широкое, куда должен был переместиться штаб корпуса.

С тревогой ожидал Кириленко – вернется ли светловолосый разведчик?! Беспокоился и генерал Белов, несколько раз звонил старшему лейтенанту по телефону.

Разведчик прикатил после полудня. Весь он был покрыт пылью с ног до головы, только зубы и глаза блестели, словно у шахтера, вылезшего из забоя. Не дав умыться и переодеться, Кириленко повел его к генералу. Сведения, которые привез боец, были очень важны. Ему удалось узнать, что Кривой Рог занят небольшими силами. На окраине стоит танковая рота, в самом городе расположился мотоциклетный полк. И это все, если не считать саперного подразделения, численность которого боец выяснить не смог.

Павел Алексеевич был очень доволен. Обнял разведчика за плечи, велел ему помыться, поесть и ложиться спать. А Кириленко приказал установить непрерывное наблюдение: не подтянут ли немцы новые силы?

Удар будет нанесен в сумерках. Артиллерия и пехота отступивших из города подразделений справится с фашистскими танками, в крайнем случае свяжет их боем. А кавалеристы ворвутся в Кривой Рог с двух направлений. Осталось только получить разрешение командующего фронтом на эту операцию.

– Нет, Павел Алексеевич, – сказал командующий, когда Белов доложил ему по телефону о готовности начать атаку, – Немцы обтекают вас с севера и с юга, отходите к Днепру.

– Только одна ночь, – просительно произнес Павел Алексеевич. – И сто процентов гарантия. Превосходство в силах, внезапность – все на нашей стороне. Мы уничтожим гарнизон и возьмем город.

– Зачем? – устало произнес командующий. – Удержать Кривой Рог не сможем, сил у нас нет. Поэтому не теряйте времени, уходите к реке.

– Будет исполнено, – ровным, спокойным голосом ответил Павел Алексеевич, сдерживая гнев и обиду, кипевшие в нем.

11

По безводной, дышавшей жаром степи катился поток беженцев. Многие ехали на повозках, в бричках, но еще больше было пеших. Женщины на руках, на закорках несли откричавшихся, утомленных детей. Старуха с трудом волокла большой фанерный чемодан. Несколько простоволосых девушек прилегли под пыльным кустом, давая отдых ногам. На обочине два старика углубляли воронку: готовили могилу для трупа, завернутого в дерюгу.

Павел Алексеевич торопил коня, стараясь не встречаться взглядом с людьми. Не виноват он вроде бы перед ними. Делает все возможное, чтобы остановить немца. А совесть тревожила, не давала покоя. Как же это так? Что случилось? Почему уходим все дальше от границы, обрекая на муку мученическую невинных людей? Кто в ответе за горе народное? Какая доля ответственности лежит на тебе, генерал?

Угнетали его пожары. Ведь гибнут дома, посевы, машины – все, что создано долгим, кропотливым трудом.

А горело везде. По ночам метались на горизонте багровые сполохи. Когда ехали мимо сел, пламя, пожиравшее белые мазанки и соломой крытые клуни, ярко освещало дорогу. Длинные черные тени всадников качались на красной, словно бы кровью залитой земле.

При солнце огонь смирялся, стихал. В знойном воздухе клубился дым. Расползался он медленно, неохотно. Люди шли сквозь серую пелену. И настолько много было пожаров, что даже одежда пропиталась запахом гари.

Вместе с беженцами стремились на восток раненые красноармейцы, бойцы-одиночки, остатки воинских подразделений. Попадались артиллерийские орудия, военные грузовики. Но сколько ни посылал Павел Алексеевич разведчиков, они не обнаружили поблизости ни одной организованной воинской части. Кавалерийский корпус оказался единственной силой, способной задержать противника, дать возможность беженцам, обозам, мелким группам красноармейцев, гуртам скота уйти за Днепр. И хотя оставаться на правом берегу было очень рискованно, генерал Белов не торопил свои дивизии. Отправив к реке тылы и автотранспорт, кавалерийские полки отступали медленно, отражая наскоки передовых отрядов врага.

Наконец за желтым простором пшеничных полей голубоватой сталью заблестела вода. Лошади ускорили бег, жадно вдыхая влажный ветерок, потянувший с реки.

Штаб корпуса вышел к Днепру против населенного пункта Большая Лепетиха. Павел Алексеевич осадил на самой кромке берега своего дончака Победителя. Осмотрелся. Повсюду стояли грузовики, повозки, тракторы. Копошились, передвигались, спешили куда-то тысячи людей. И ни моста, ни парома, ни лодок…

Полковник Грецов вытер платком потное лицо, сказал сердито:

– Положение – хуже некуда. Ну, людей и коней переправим вплавь и на подручных средствах. А остальное? Орудия, тягачи, автомашины?

– За переправу отвечаете вы, Михаил Дмитриевич, – повернулся к нему Белов. – Пошлите по берегу энергичных командиров, пусть собирают все, что держится на воде. Я займусь обороной. Полки уже окапываются в степи. Но с воздуха, вы знаете, прикрыться нам нечем. Как только немцы засекут переправу, они засыпят нас бомбами. Спасение одно быстрота…

Подбежал запыхавшийся Кононенко, вскинул к козырьку руку:

– Товарищ генерал, на том берегу – пристань… Баржу пристанью сделали. Большая баржа, человек пятьсот поднимет!

– Отлично, разведчик! – повеселел Белов. – Используйте!

Не прошло и часу, как полковник Грецов остановил небольшой пароход, тащившийся навстречу течению. Капитан не хотел подчиняться, пришлось дать поверх судна пулеметную очередь. Трассирующие пули пронеслись над самой мачтой.

Грецов приказал Капитану взять на буксир баржу и вести ее к правому берегу, Начала пульсировать первая жилка переправы. А капитан Кононенко уже разыскал где-то катер и установил связь с речниками Днепровской флотилии,

Убедившись, что переправа налаживается, Павел Алексеевич приказал подтягивать к реке главные силы корпуса. В обороне оставить два полка. Захватив адъютанта Михайлова и нескольких бойцов, поехал на передовую.

Большое, словно разбухшее, солнце скатилось к горизонту, начал спадать зной. Павел Алексеевич не торопил коня. Опустив поводья, подремывал в седле. Не сразу увидел, как шарахнулись с дороги беженцы. Люди прятались в кюветы, в воронки.

– Товарищ генерал! – крикнул Михайлов. – Немец летит!

Самолет приближался с запада, Косые лучи солнца золотили его брюхо и крылья. Это был «хейшпель» – фашисты обычно использовали его для разведки. Не дай бог – засечет переправу, тогда не жди ничего хорошего!

– Товарищ генерал, ложитесь!

Белов передернул плечами и поворотил Победителя с дороги в ровную степь. Небольшой отряд поскакал за ним.

Как и думал Павел Алексеевич, конники в степи сразу привлекли внимание летчика. Немцы, привыкшие к безнаказанности, любили порезвиться в воздухе. Они даже за отдельными машинами, за отдельными бойцами гонялись ради спортивного интереса. А тут группа всадников и командир впереди!

«Хейншель», разворачиваясь, резко пошел на снижение.

Рассыпайсь! – крикнул Белов, пришпорив Победителя. Конь всхрапнул недовольно и помчался, набирая скорость. Не зря выбрал генерал этого неброского с виду дончака. Победитель вынослив, умен, неприхотлив. Боевой конь, а не для парада. Легко, стремительно несся он по степи, вытянув голову и прижав уши. Павел Алексеевич будто слился с ним воедино: конь понимал малейшее движение повода. Он замедлил бег, когда пулеметная очередь легла позади. Белов оглянулся. Кажется, все целы. Бойцы спешились, залегли. Верхом только генерал и Михайлов. А немец закладывает новый разворот. Ну, поманим его еще раз!

Белов Поскакал прямо по струнке, помогая фашисту лечь на боевой курс. Когда услышал за спиной стремительно нарастающий гул, резко повернул вправо. Пулеметная очередь утонула в реве мотора. «Хейншель» прошел так низко, что едва не зацепил брюхом землю.

Немец опять начал атаку. Белов даже пожалел: слишком страшную игру он затеял. Но раз начато – надо доводить до конца.

Фашист изменил тактику. Он теперь не спешил, не снижался до бреющего. Он густо поливал степь пулеметным огнем, потом разворачивался и начинал бить снова, Белов скакал то в одном направлении, то в другом, но все дальше и дальше от реки. Победитель устал, мыльными хлопьями выступила в пахах пена. Не споткнулся бы!

Самолет оглушил Павла Алексеевича ревом. Часто-часто пульсировали огоньки выстрелов. Белов смотрел вслед, ожидая, в какую сторону развернется фашист: вправо или влево? Но немец шел по прямой, постепенно набирая высоту и быстро уменьшаясь. Черточка, потом точка. И вот уже нет ничего на розовом горизонте. Только тут Павел Алексеевич заметил, что над степью сгущаются сумерки.

Ему захотелось упасть с коня на горячую землю и лежать, не двигаясь, долго-долго. Наверно, он мог бы заплакать. Не от радости. От опустошения, от нахлынувшей вдруг жалости к самому себе.

Подскакал адъютант Михайлов, спросил испуганно:

– Что с вами? Не ранены?

– Нет, вроде.

– Китель у вас на спине клочьями…

– Не знаю, – устало отмахнулся Белов.

12

Ночевать остались в полку, окопавшемся на голой равнине. Павел Алексеевич лег на чью-то шинель, приказав Михайлову разбудить в шесть. Но подняли генерала раньше, когда солнце только-только выкатилось на небосвод, а воздух был еще по-ночному прохладен.

– Идут танки! – доложил, волнуясь, командир полка. – С тыла! Или обошли нас, или заплутали в степи…

– Заплутались, – резко и уверенно сказал Белов. – Они прут не зная куда, а вы их неожиданно… Сколько там?

– Не меньше тридцати машин. Я приказал развернуть фронтом к ним все эскадроны и обе батареи. За коноводов боюсь, за тыл…

– Поздно бояться! Теперь только одно: сидеть на месте, не трусить, бить! Все командиры, все политруки – в первую линию!

Сам быстро добежал до неглубокой траншеи, спрыгнул, лег среди бойцов. Телом чувствовал, как все явственнее-подрагивает сухая, закаменевшая земля.

Немецкая колонна на ходу перестраивалась в боевой порядок, чтобы сразу всей массой навалиться на обороняющихся. Над машинами серыми клубками вспыхивал дым выстрелов.

Ударили противотанковые пушки и полковые орудия. Били они с короткой дистанции. По хорошо видным целям. В самом центре немецкой линии загорелся танк. Другие резко прибавили скорость.

– В блиндаж! – Михайлов тянул генерала за локоть. – Скорей в блиндаж! Не место вам здесь!

– Верно! – Глаза Белова сощурены, зубы обнажены в злой усмешке. – Верно, Михайлов, не место! – говорил он, глядя на приближающиеся машины. Схватил с бруствера чью-то гранату, на ощупь проверяя запал.

Взметнулось пламя, сразу угасшее в черном дыму. Хлестнуло в лицо земляной крошкой. Кто-то взвыл, запричитал рядом. За грохотом взрывов почти неразличим был лязг гусениц.

Бойцы поднимались в окопах, бросали вперед, в дым, бутылки с горючкой. И Белов тоже вскочил, и закричал что-то, и бросил в черную наползавшую громадину свою гранату.

Михайлов повалил генерала на дно окопа, упал сверху. Хлынул сухой песок, они чуть не задохнулись от пыли. А потом сразу стало как-то светлее и тише. Только рядом назойливо, безостановочно стрекотал пулемет. Но вот смолк и он.

Реже били орудия. Гул танковых двигателей быстро удалялся. Зато густого, маслянистого дыма становилось все больше. Тяжелый, удушливый, он медленно расползался над землей. Солнце едва просвечивало сквозь его черные космы.

Поблизости Павел Алексеевич видел два горящих танка и опрокинутую бронемашину. Возле нее сидел на краю воронки красноармеец. Он удивленно смотрел на броневик и окровавленной рукой трогал колесо машины. Колесо крутилось.

Подошел командир полка. Оба рукава гимнастерки обгорели выше локтя. В глазах – сумасшедший блеск, Сказал торопливо:

– Немцы-то, товарищ генерал, как мы их, а?! Двенадцать штук угробили!

– Точно?

– Плюс-минус одна-две машины… В таком-то дыму… Остальные теперь пятки смазывают, пока бензина хватит… А у нас четыре орудия… Людей подсчитываем. – Помолчал, добавил просительно – Вам бы уехать, товарищ генерал.

– От греха подальше? – улыбнулся Белов.

– С меня ведь спросят, случись что.

– Ладно, уеду, – сказал Белов. – А вы через два часа снимайтесь. Оставьте небольшой заслон и отходите к переправе.

Коновод подвел Победителя, тот заржал, потянулся к хозяину. Павел Алексеевич достал из кармана кусочек сахара. Конь дохнул на протянутую ладонь, захрупал, довольный…

В степи, поравнявшись с Беловым, адъютант Михайлов произнес тихо, но непоколебимо: