Текст книги "Поход без привала"

Автор книги: Владимир Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

2

В населенном пункте Покровск, неподалеку от Вязьмы, к генералу Белову подошел человек средних лет в истрепанной шинели. Был он настолько худ, что, казалось, ветром его снесет. Глаза большие, строгие, изучающие.

– Военврач Новоселов, – представился он. – Нахожусь здесь с октября.

Белов передал Победителя коноводу, остановился с врачом. Новоселов рассказал, что командовал медсанбатом 144-й стрелковой дивизии, которая попала в окружение. Многие бойцы и командиры ушли пробиваться на запад, другие рассеялись по лесам. А медсанбат остался в Покровске. Куда же повезешь несколько сотен раненых?!

– Лечили, как могли и чем могли. Кормились у местных жителей, а у тех у самих только хлеб да картошка… Даже самого простого не было – уток, ночных горшков. Использовали каски. Однако почти всех раненых подняли на ноги. Немцы не вмешивались. Не помогали, но и не трогали. А вот в деревне Дебри такой же госпиталь был, оттуда несколько вылечившихся бойцов ушло к партизанам. Фашисты узнали, приехали в деревню, перестреляли всех раненых и медперсонал.

– Еще госпитали или медсанбаты поблизости есть?

– Точно не могу сказать, товарищ генерал. От людей слышал, что в совхозе Алексино осталось около четырехсот раненых, а в Гриднево и Ушаково – не менее шестисот.

– С медперсоналом?

– Врачи и сестры при них, конечно.

– Покажите помещение.

Шагая вслед за врачом к длинному школьному зданию, Павел Алексеевич думал, что медицинскую службу корпуса надо создавать заново. Вместе с войсками через шоссе прорвался всего лишь один медико-санитарный взвод.

Новоселов открыл дверь. Из коридора Белов вошел в большую полутемную комнату. Обледеневшие стекла плохо пропускали свет. Да и стекол уцелело немного, отверстия в рамах были заткнуты тряпьем.

Раненые лежали на дощатых топчанах, некоторые на полу, на кучах соломы, Возле стены охал боец, покачивая перевязанную руку. Павел Алексеевич вопросительно взглянул на врача.

– Восемнадцать человек ваших приняли, – сказал Новоселов.

– Сколько еще сможете? – поинтересовался Белов, выходя в коридор.

– Места хватит человек на пятьдесят. Но ни медикаментов, ни продуктов у нас нет, – развел руками врач. – Это главное. Об остальном просто умалчиваю.

– Понимаю и благодарю вас. Весь ваш персонал.

– Выполняем свой долг.

– Это хорошо, – усмехнулся Павел Алексеевич, тронув пальцем усы. – Да только по-разному его выполнять можно. От параграфа до параграфа – и прав будешь. А параграф – он мертвый, к нему еще сердце требуется. Вот и спасибо вам за сердечность.

Новоселов смущенно пожал плечами.

Здесь же, в помещении школы, генерал написал записку Щелаковскому, оставшемуся со штабом в маленькой деревушке Бели. Сообщил о разговоре с Новоселовым и посоветовал немедленно разослать по деревням политработников, чтобы выявить медицинские подразделения, уцелевшие на освобожденной территории.

3

Сделав изрядный крюк по тылам врага, войска Белова вышли 2 февраля на юго-западные подступы к Вязьме. Передовые отряды потеснили противника и остановились, ожидая, когда подтянутся главные силы. Завтра намечено было общее наступление.

Для штурма Вязьмы генерал выделил лучшие соединения: 1-ю и 2-ю гвардейские кавдивизии. Им должны помогать 75-я легкая кавдивизия и два лыжных батальона. По количеству наименований получалось вроде бы много войск, но все эти дивизии в общей сложности могли ввести в бой не больше трех тысяч человек.

Подписывая документы о наступлении, Павел Алексеевич знал, что шансы на успех невелики. Нельзя же всерьез рассчитывать на то, что несколько тысяч бойцов сумеют перехватить и удержать коммуникации всей вражеской группы армий «Центр»!

Да и немцы уже не те, что были в декабре. Враг оправился от поражения, подтянул резервы. За спиной у фашистов склады, базы, аэродромы. Гитлеровцы сами переходят к активным действиям. Им удалось отбросить советские дивизии, обтекавшие Ржев.

Войска, которым командование Западного фронта приказало сделать рывок к Вязьме, задачу выполнили. Но какой ценой?! Белов привел только боевое ядро своей группы Командующий 33-й армией генерал-лейтенант Ефремов прорвался через вражескую оборону с четырьмя стрелковыми дивизиями. За его спиной немцы сразу нанесли фланговые удары и восстановили линию фронта.

Михаил Григорьевич Ефремов – военачальник опытный и решительный. Его дивизии здесь, восточнее Вязьмы У них большие потери, мало артиллерии, мало боеприпасов; но они завтра начнут наступать.

С севера подходит 11-й кавалерийский корпус полковника Соколова. Он тоже отрезан от своих войск, прошел с боями длинный путь по бездорожью, в нем не осталось и половины бойцов.

Как было намечено, штаб Западного фронта попытался высадить возле села Озеречня 4-й воздушно-десантный корпус. Ему поручалось оседлать железную и шоссейную дороги западнее Вязьмы, не допустить резервы противника. Однако штурманы транспортных самолетов не смогли вывести свои корабли к намеченным целям. В черную метельную ночь они разбросали десантников на большом пространстве между Вязьмой и Дорогобужем. Из двух тысяч трехсот бойцов 8-й воздушно-десантной бригады удалось собрать только тысячу. Высадка других бригад была отложена. А приземлившихся парашютистов немцы взяли в кольцо, их командир обратился к Белову за помощью.

Да, ситуация под Вязьмой сложилась удивительная, не вмещавшаяся ни в какие рамки военной науки. К важнейшему узлу дорог, на который опиралась вся ржевско-вяземская группировка противника, прорвались с разных сторон небольшие изолированные группы советских войск. Сами находясь в оперативном окружении, в тылу врага, они должны были отрезать немецкие армии, продолжавшие медленно отступать от Москвы.

Фашисты, конечно, понимали, что им грозит. Пока войска Ефремова, Белова и Соколова пробивались по бездорожью, немцы перебросили в Вязьму 5-ю и 11-ю танковые дивизии, вдобавок к двум имевшимся там пехотным дивизиям. Подошли несколько отдельных полков, охранные батальоны.

Сил у противника оказалось больше, чем ожидал Павел Алексеевич. Он понял это утром 3 февраля, наблюдая за боем. На выстрел одного орудия отвечала немецкая батарея. На выстрел миномета – дюжина вражеских. На расчищенных дорогах и на окраине города хозяйничали фашистские танки.

Очень медленно продвигались гвардейцы. К полудню они вышли на рубеж Тесниково, Молошино, Капустино и здесь были окончательно остановлены. Немцы сидели в укреплениях, оборудованных советскими инженерными частями еще летом. Эти добротные сооружения сохранились полностью: при отступлении боев здесь не было. Теперь фашисты использовали для себя дзоты, пулеметные гнезда, землянки, траншеи.

Единственная удача за весь день – удалось вызволить из кольца 8-ю воздушно-десантную бригаду. Подчинив себе парашютистов, Белов указал им полосу для наступления.

Генерал Ефремов известил по радио, что его пехота атакует подступы к городу, несет потери, но продвинуться не может.

Корпус полковника Соколова освободил несколько деревень и приблизился к автомагистрали Москва-Минск в двенадцати километрах западнее Вязьмы.

Ночь, день и еще ночь не затихала канонада. Гвардейцы искали слабые участки вражеской обороны, пытались вклиниться в позиции немцев, используя леса и овраги. Тщетно. Везде упорное сопротивление, плотный огонь.

С передовой везли сотни раненых, их размещали по избам. За сутки выбыло из строя два десятка офицеров. Тяжелое ранение получил командир полка подполковник Данилин.

Лишь в новой дневной сводке промелькнула, как искра, хорошая весть. Гвардейцы 11-го кавполка ворвались в населенный пункт Зубово и вышвырнули оттуда фашистов.

– Самолюбие заело, – сказал Щелаковский. – Полком майор Зубов командует, не мог он не взять деревню своего имени.

– Жаль, что генерала Вяземского среди нас нет, – невесело улыбнулся Белов. – А командир одиннадцатого, если быть точным, не Зубов, а Петр Иванович Зубав, на «а» ударение. Латыш он. Перекрестили его у нас. Поеду к нему, может, что-нибудь полезное усмотрю.

– Только прошу, осторожней.

Дорогу возле деревни Зубово противник контролировал артиллерийским и минометным огнем. Едва показывался там всадник или пеший боец, взметывались фонтаны снега с черными земляными комьями. Можно было пробраться в деревню по редкому лесочку, через который вытаскивали раненых, но появились немецкие бомбардировщики… Павел Алексеевич остался на наблюдательном пункте командира дивизии. И хорошо, что остался. Иначе не возвратился бы до ночи, а скорее всего, не вернулся бы оттуда вообще…

Десять раз налетали на Зубово бомбардировщики. Казалось, они разбили там все постройки и укрытия, уничтожили все живое. В перерывах между налетами черный, дымящийся участок земли молотили немецкие снаряды и мины. И лишь после того как весь опорный пункт был перепахан воронками, фашисты бросили в атаку пехоту и восемь танков.

Исход боя был ясен. Вражеская лавина без труда захлестнет то, что осталось от зубовского полка, немцы восстановят свои позиции. Но случилось невероятное. Гвардейцы-пулеметчики, отсидевшиеся в щелях и подвалах, оглушенные и израненные, пропустили вражеские танки и всю ярость выплеснули на гитлеровскую пехоту. Хлестали по густым цепям, не жалея патронов, резали фашистов кинжальным и косоприцельным огнем, подсекали бегущих.

А навстречу танкам из-под развалин, из засыпанных окопов поднялись бойцы с гранатами. Люди уже прошли через ад и не боялись его. Шесть танков запылали один за другим.

Ошеломленные гитлеровцы отступили и молчали больше часа. Потом снова вызвали авиацию, начали готовить новую контратаку.

4

Семье погибшего полковника Сидоренко генерал решил написать сам. Не по-казенному хотелось, а тепло, от души рассказать, как все было. Взялся за непривычное дело и понял: не получается. Какими словами передать горечь утраты, тягостное, гнетущее состояние?! Есть привычная стандартная формулировка: Ваш муж пал смертью храбрых… Такое извещение посылает писарь. А люди-то погибают по-разному. И далеко не всегда в бою. Героизм часто проявляется в другом: в повседневной напряженной работе, в старании подавить свой страх и быть всегда там, где ты нужен, невзирая на опасность. А смерть – это, в общем-то, трагический эпизод, трагическая случайность, которая может быть и не быть.

Но она была, и теперь, глубокой ночью, в тишине, Павел Алексеевич сидел над листом бумаги, не зная, как начать. Либо не писать вовсе, либо рассказать подробно, чтобы жена и дети погибшего представили себе всю картину. Это тяжело, зато потом, со временем, когда утихнет боль, дети будут гордиться отцом.

Неприятности в этот день обрушились с раннего утра. Немцы предприняли несколько сильных атак. Позвонил Осликовский. Он тяжело болен, требовалась срочная операция. Сделать ее могли только на Большой земле. Значит, надо добиваться самолета. И нужно искать, кем заменить комдива…

Впрочем, семье погибшего это не интересно. Начать следует с другого. Написать, что с командиром 66-го истребительного авиационного полка полковником Сидоренко он, Белов, познакомился недавно. И сразу почувствовал расположение к этому крепкому спокойному человеку. Глаза у него были хорошие: веселые, живые, с хитринкой.

Сидоренко мог не идти в рейд в тыл врага. Мог командовать своим полком, находясь в Мосальске. Тем более что и в полку-то всего три истребителя. Только собственная добросовестность заставила его отправиться в неизвестность вместе со штабом Белова. Раздобыл где-то сани-розвальни и лошадь. На санях ехал радист с радиостанцией, а полковник больше шагал пешком.

Всего три истребителя, но как они помогли! Когда совсем одолевала немецкая авиация, Сидоренко вызывал своих орлов и они быстро очищали небо от фашистских машин, давали бойцам передышку. К сожалению, прилетали орлы только на десять минут – им не хватало горючего, слишком далеко находился аэродром. Впрочем, и за это спасибо. Кавалеристы чувствовали, что не забыты, что вот даже летчики с ними.

Вечером Павел Алексеевич засиделся с полковником. Говорили о семьях. Сидоренко достал из кармана фотографию. Потом улеглись спать на широких деревянных лавках и размечтались о том времени, когда появится достаточно самолетов. Сидоренко сказал, что на днях в полк поступят семь машин. У него будет десять истребителей… Павел Алексеевич, борясь с дремотой, ответил: хорошо, конечно, хотя тоже немного…

А утром прилетели немцы. Странно, почему они обрушили бомбовый удар на маленькую лесную деревушку Бели, в которой всего девять изб, едва заметных среди сугробов?! Как они узнали, что здесь – штаб и политотдел корпуса? Может, их навел на цель наш У-2, неосторожно севший возле деревни в светлое время и подруливший прямо к избе генерала?! Или виноват сам Белов, вызвавший в деревню на совещание командиров партизанских отрядов со всей округи?

Он нарушил правило: не собирать много людей там, где стоит штаб. Можно было провести совещание в любой деревне. Но Белов торопился. А главное – не думал долго задерживаться здесь, надеялся на успех под Вязьмой.

Два десятка партизанских командиров собрались в штабе. Генерал попросил их прикрыть фланги и тыл кавалеристов. Для крупных отрядов наметил боевые участки, мелкие хотел подчинить крупным, однако те не пожелали… Пользу совещание принесло. Однако бомбежка насторожила. А что, если в партизанских отрядах были случайные люди? Или, может, вражеская агентура? Как говорится, век живи – век учись!

И вот – солнечное утро. Павел Алексеевич прочитал поступившие донесения и сел завтракать. Сидоренко со своим радистом – на другой стороне стола. С опозданием явился адъютант Михайлов. Возле стены лежала на кровати, укрывшись полушубком, больная хозяйка.

Тут опять позвонил Осликовский. Павел Алексеевич предложил ему приехать в Бели. Отсюда, на связном самолете, – в госпиталь. Осликовский начал объяснять что-то, и в это время загудели моторы. Сидоренко схватил бинокль, выскочил из дома, крикнул в незакрытую дверь:

– «Юнкерсы»! На нас пикируют!

Белов скомандовал:

– Все на пол, живо! Хозяйка – тоже!

Женщина вяло махнула рукой и осталась на кровати.

Вой бомб, раздирающий уши треск. Волна горячего воздуха хлестнула в избу. Вылетели все стекла, рухнула перегородка. Между бревнами появились в стенах широкие щели. Удушливый запах горелой взрывчатки разъедал горло.

Снова вой, удар, треск!

– Умираю! О-о-о! Умираю! – стонала хозяйка.

Павел Алексеевич подумал: «Со страха кричит».

Стало тише. Гул моторов вроде бы удалялся.

– В погреб! – приказал Белов и, захватив бекешу, бросился к двери. Первое, что увидел, – две огромные воронки, две черные дымящиеся ямы.

– Полковник убит! – крикнул радист. – Вот он, возле крыльца!

Павел Алексеевич словно споткнулся с разбега. Сидоренко лежал лицом вниз: вокруг головы быстро расползалось по снегу розовое пятно. Крупный осколок рассек полковнику череп.

Убитого перенесли в избу, где по-прежнему стонала хозяйка. Оказывается, осколки, влетевшие через окно, попали ей в бок. Через несколько минут она умерла.

Сверкал на улице снег. К полудню чуть пригрело солнце. С передовой поступали донесения о боях. А Сидоренко лежал в наскоро сколоченном гробу, отрешенный от всех забот и надежд. Павел Алексеевич решил отправить тело погибшего в Мосальск, в полк, где его похоронят со всеми почестями.

Так это было. Но такие подробности не принято упоминать в письмах. Лучше он выразит семье убитого соболезнование. И еще напишет о том, что с большим уважением относился к своему фронтовому другу.

5

Из штаба Западного фронта пришла радиограмма:

Тов. Белову.

1. Лупи противника, пока он не собрался.

2. Пошли удальцов для диверсий в Вязьме, для паники.

Жуков

8.2.42 г.

Радиограмма была не столько директивная, сколько эмоциональная, взбадривающая. Поэтому Павел Алексеевич счел возможным оставить ее без ответа. А вообще связь с Большой землей поддерживалась регулярно.

Радиограмма в штаб Западного фронта.

т. Виноградову.

С 7.2.42 г. самолетов нет. Люди и лошади голодают. Боеприпасов нет. Прошу принять срочные меры по подброске продовольствия, овса, боеприпасов, бензина согласно заявке.

Белов. Щелаковский

13.2.42 г.

Из штаба Западного фронта.

Тов. Белову.

Радиоперехват свидетельствует о ничтожных силах противника, противостоящих вашей группе. Материалы мы вам передаем систематически. Чего вы тянете с захватом города Вязьма? Протянете – получится так же, как под городом Юхновом.

Из радиоперехвата видно, что снабжаются части противника по воздуху.

Дайте стремительный нажим, и все побежит!

Жуков. Хохлов. Казбинцев

13.2.42 г.

В штаб Западного фронта.

Тов. Жукову.

Потери настолько велики, что в полках гвардейских кавдивизий осталось по 10–15 человек, ведущих бой в пешем строю. Полковая артиллерия гвардейских дивизий завязла в снегу и движется только на руках. Принимаю меры по формированию новых батарей из трофейной мат. части и артиллеристов-партизан. Главное затруднение – лошади и упряжь.

Противник усилился в районе Семлево за счет подхода с севера двух батальонов пехоты^[5] и восьми танков. Разрешите приостановить наступление, пока не пополню полки за счет партизан, хотя бы до ста человек на полк.

Белов. Щелаковский

15.2.42 г.

На этот запрос Павел Алексеевич ответа не получил. Ответственное решение нужно было принять самому. Большие потери, усталость, неопределенность положения – все это сказывалось на боеспособности, на психике людей. Даже в штабе некоторые офицеры ходили подавленные, отрешенные, словно уже распростившиеся с жизнью. Войскам нужен был отдых.

15 февраля генерал Белов приказал временно прекратить активные действия и перейти к обороне на выгодных рубежах.

Когда надвинулись сумерки, Павел Алексеевич пригласил в избу комиссара Щелаковского, начальника политотдела Милославского, майоров Кононенко, Вашурина и еще нескольких боевых товарищей. Они явились, как на очередное совещание, деловито разместились на лавках вокруг стола. Павел Алексеевич с радостью и легкой грустью смотрел на них. Ветераны, испытанные друзья, привычные к трудностям. Похудевшие, давно не стриженные, сидят они, не сняв ватных телогреек – в избе чуть теплей, чем на улице. Разложили карты, бумагу – ждут. Спокойно, по-деловому воспримут любое распоряжение. Если нужно, прямо отсюда отправятся на самый опасный участок. Сквозь пургу, навстречу пулям, навстречу разрывам.

– Уберите планшеты, товарищи, – сказал Белов. – Сегодня никаких дел не будет. Пока готовят ужин, давайте сыграем в домино!

– Что-о-о? – Щелаковский даже привстал с лавки.

– А почему бы нет? – улыбнулся Павел Алексеевич. – Я, например, за всю войну ни разу не играл в домино.

– Ой, лышеньки! – охнул майор Кононенко и спросил радостно, недоуменно: – В самом деле, почему бы не сыграть?!

– Даешь домино! – весело крикнул Щелаковский, – Правильно, Павел Алексеевич. Никаких забот на сегодня. Будем разлагаться азартной игрой. Где кости?

– Здесь. Михайлов у местного учителя взял.

– Сыпь на стол! Я мешать буду.

Павлу Алексеевичу повезло: пришли четыре двушки, решил сыграть на них. Напарник понял маневр, начал подыгрывать. С первого же захода они записали соперникам тридцать очков.

– Всерьез надо браться, – почесал затылок Щелаковский. – А то ведь эти асы под стол нас загонят.

– Иди, Алексей Варфоломеевич, помоги хозяйке капусту готовить. О козлах позаботься.

– А что? – отшучивался тот. – Раз в игре не везет, значит, у хозяйки успех обеспечен!

Вторая партия тоже началась удачно, хотя Белов играл по инерции, не задумываясь. Смеялся, разговаривал, а мысли все время возвращались к одному – к состоянию корпуса. Игра не мешала, даже помогала сосредоточиться.

Обстановка возле Вязьмы тяжелая, но она может стать еще хуже. И при всем том корпус должен вести бой и завтра, и через неделю, а может, и через месяц. Во всех пяти кавалерийских дивизиях не наберется сейчас и четырех тысяч солдат и офицеров. Это костяк, основа. Его обязательно надо сохранить. Иначе пропадут традиции, опыт, боевой дух. Главное – использовать местные ресурсы. На освобожденной территории много окруженцев. Они просятся в полки. Их берут не очень охотно. Кто знает, что за люди? Значит, надо наладить организованный прием пополнения, создать полевые военкоматы. Поручить эту работу политотделу и местным органам Советской власти.

– Товарищ генерал, что же вы дупель выпустили? – обиженно произнес партнер.

Да, ошибка явная. Павел Алексеевич виновато улыбнулся и попросил Милославского доиграть вместо него.

Набросив бекешу, вышел на улицу. Вечер опустился безветренный, не морозный. Вертикально падали с черного неба редкие снежинки. В сарае на два голоса бубнили коноводы, чистившие лошадей.

Прислонясь спиной к бревенчатой стене, Павел Алексеевич думал, как лучше использовать партизан. Их здесь порядочно. Есть крупные отряды, возглавляемые офицерами-окруженцами. Взять хотя бы Шмелева Федора Петровича. Полковник, до войны преподавал в академии имени М. В. Фрунзе. Был начальником штаба дивизии. Ранен. Очутившись в тылу у немцев, создал крепкий партизанский отряд. Вид у Шмелева колоритный: светлая борода лопатой, армяк, ватные брюки, заправленные в старые валенки. А оборону в районе деревни Дяглево организовал как на показном учении. Умелое сочетание местности и системы огня. Вместе со 170-м кавполком майора Фактора партизаны остановили там превосходящие силы противника.

Отряд Шмелева можно целиком включить в корпус. Но это все-таки особый случай. Есть, правда, и другие крепкие дисциплинированные отряды. К тому же почти в каждой деревне имеется свой отрядик для самообороны, в основном из стариков, подростков и женщин. Эти отрядики следует укрепить организационно, дать им надежных командиров. Они будут контролировать лесной массив, раскинувшийся на десятки километров к югу от Вязьмы. Кавалеристам нужна эта территория для маневра, для того чтобы фашисты не могли стиснуть корпус на пятачке.

Хорошо бы создать партизанские полки. Комсостав найдется. Можно расформировать легкие кавдивизии. Бойцов влить в гвардейские соединения, а штабы и строевых офицеров использовать для руководства партизанами…

Комиссар Щелаковский, выскочивший на крыльцо, дважды окликнул Белова, прежде чем тот оттолкнулся от стены и шагнул к Алексею Варфоломеевичу.

– Все готово, командир, ужин на столе.

– Спасибо… Ты вот что, ты очень есть хочешь?

– Могу потерпеть, – остановился Щелаковский.

– Терпеть не нужно. Перекуси и приходи на свою квартиру, я там тебя ждать буду. Посоветоваться хочу.

– Обязательно сегодня? – спросил комиссар, любивший поесть не спеша, с хорошим разговором.

– Вопросы безотлагательные.

– Эх, Павел Алексеевич, удержу на тебя нет, – вздохнул Щелаковский. – Нельзя ведь с таким напряжением – резьбу сорвешь!

– Ничего, комиссар, закалка у нас с тобой крепкая. Должны выдержать.

6

Бросив в пути двух коней и до полусмерти загнав третьего, прискакал к Белову партизанский связной, привез срочное донесение: отряды Калугина и Воронченко вместе с группой десантников-парашютистов вышибли немецкий гарнизон из города Дорогобужа.

Партизаны решились на такую трудную и опасную операцию, потому что знали: поблизости есть регулярные части Красной Армии, которые помогут удержать город. Связной просил скорей прислать подкрепление. Павел Алексеевич, не теряя времени, вызвал майора Зубова.

Почему его, а не Аркадия Князева, например, спрашивал себя Белов и отвечал так: если бы понадобилось вести бой за город, он послал бы Князева. Но офицер, который отправится в Дорогобуж, будет еще и представителем Красной Армии, представителем Советской власти, он должен установить прочную связь с партизанами, объединить их под своим командованием. Для этой цели майор Зубов – самая подходящая кандидатура. Человек он выдержанный, рассудительный, вежливый и очень настойчивый. Любит самостоятельность, вот и пусть действует.

Проинструктировав Зубова и комиссара полка, Павел Алексеевич приказал им немедленно выступать на Дорогобуж. А сам снова и снова прикидывал, какие выгоды дает ему освобождение города.

Территория, которую контролируют войска группы, значительно раздвинулась на запад. Простор для маневра, Людские ресурсы, возможность заполучить хоть немного продовольствия и фуража… И еще вот что. Отряды, штурмовавшие Дорогобуж, проявили себя в бою, имеют некоторый опыт. Не послужат ли они основой для создания партизанского соединения?!

7

Из записей генерала Белова.

17.2.42. г. дер. Моксино. После обсуждения в штабе принял решение о наступлении завтра вечером на север, на участок железной дороги: станция Семлево – Реброво, чтобы соединиться с 11-м кавкорпусом Соколова и, подчинив его себе по указанию штаба фронта, совместно наступать на Вязьму с запада.

Идут неприятные радиограммы от генерала армии Жукова. Мне ставится в вину стремление овладевать населенными пунктами. Но как же не драться за эти пункты, когда они почти все заняты противником и между ними наступать невозможно, так как противник атакует с флангов. К тому же в эту стужу людям надо обогреваться и кормиться. Ведь мы полностью питаемся за счет местного населения!

18.2.42. Сапроново. Наступление началось успешно. 2-я гвардейская кавдивизия заняла Изборово и захватила много трофеев, в том числе 2 шестиствольных миномета РС. Эту новую технику приказано самолетом отправить в штаб фронта.

21.2.42. Наконец мы достигли намеченной цели, то есть железной дороги, и заняли Бекасово и Яковлево. Последний пункт находится возле самой железной дороги. Хотелось взять еще Реброво, но пока этот пункт удерживают немцы.

23.2.42. Наши попытки разрушить железную дорогу между Бекасово и Яковлево полностью не удаются, так как с обоих флангов действуют немецкие бронепоезда и простреливают подступы к рельсам. Ночью пытались соединиться с Соколовым, передовые части которого находятся якобы у автострады, которая идет параллельно железной дороге, в шести километрах севернее. Если соединимся с Соколовым, то Вязьма, а следовательно, 4-я, 9-я полевые и 4-я танковая армии немцев будут отрезаны с запада, В этом заключается цель операции. Я понимаю, что подобное окружение крупных сил противника долго продолжаться, без помощи главных сил фронта, не может. Резервы противника как в Вязьме, так и в районе Смоленска гораздо сильнее объединенных сил моей группы и корпуса Соколова.

24.2.42. Соколов доносит по радио о своем решении наступать на Реброво со стороны автострады. Сообщил об этом командиру 41-й кавдивизии полковнику Глинскому, с тем чтобы он вместе с Соколовым овладел Реброво. 8-й воздушно-десантной бригаде приказываю выслать не менее батальона навстречу Соколову к автостраде.^[6]

25.2.42. Сапроново. Ударная группа моих сил в составе 41-й кавдивизии, 8-й воздушно-десантной бригады и 2-й гвардейской кавдивизии узким клином, через расположение противника, вытянулась к железной дороге и пытается соединиться с корпусом Соколова. В ударной группе едва ли более тысячи человек. Противник начал контратаки с востока, причем сначала расчищает дорогу для танков и машин под прикрытием пехоты, потом контратакует. Для серьезной противотанковой обороны у нас средств нет. К сожалению, противник занял Беломир, Бекасово и Сакулино. Это была наша единственная надежная дорога, по которой сохранялась связь с ударной группой.

С левого фланга – с запада – контратаки противника отбиты силами 2-й гвардейской кавдивизии и 57-й кавдивизии. Последняя состоит из двух эскадронов по 50 человек каждый. Гвардейцы несут потери, но, имея немного артиллерии, атаки танков отбивают. Судя по пленным, 2-ю гвардейскую кавдивизию контратакуют подразделения 11-й танковой дивизии немцев.

Противник ударом из Сакулино совершенно отрезал 8-ю бригаду и 41-ю кавдивизию. Получив эти данные, я не торопился принять решение. Но с наступлением темноты, получая неоднократные донесения полковника Глинского по радио, скрепя сердце дал право двум отрезанным соединениям прорываться или на север, для соединения с Соколовым, или на юго-запад, ко 2-й гвардейской кавдивизии. Вскоре получил донесение Глинского о том, что он вместе с десантниками решил прорываться на юго-запад. Думаю, это правильно.

Окружение немцев не удалось. Слишком мало у меня сил.

8

Радиограммы из штаба Западного фронта.

тт. Ефремову, Белову.

Тов. Сталин разрешил укомплектовать ваши части красноармейцами, командирами и партизанами, которые организованно укрывались в тылу противника.

Кроме того, разрешено укомплектовать тыловые части за счет мобилизации местного (проверенного) населения в возрасте от 17 до 49 лет.

Жуков. Хохлов. Соколовский.

Тов. Белову.

Чрезвычайно важно не только удержать Дорогобуж, но и продолжать, используя партизанское движение, расширять район наших действий, дезорганизуя тем самым тыл противника и пути его подвоза.

Есть данные, что противник в район Дорогобужа в ближайшие дни подбросит пехоту.

Ставка Верховного Командования, придавая большое значение Дорогобужу, требует его удержания во что бы то ни стало.

Приказываю в район Дорогобужа выбросить всю кавдивизию, от которой туда выделен 11-й кавполк, с задачей не только прочно удерживать город Дорогобуж, но и расширить действия в первую очередь на железную дорогу и автомагистраль.

Получение и исполнение донести.

Жуков. Хохлов. Соколовский.

27.2.42 г.

Выполняя приказ, Белов отправил в Дорогобуж 1-ю гвардейскую кавдивизию. На прощание сказал генералу Баранову:

– Похоже, Виктор Кириллович, что засели мы здесь прочно. И чем дальше, тем будет сложнее. Пока зима, пока распутица, немцы в лес не пойдут. Они дождутся, когда дороги просохнут. А уж тогда, пожалуй, припомнят нам все обиды.

– Март и апрель наши, – пробасил Баранов. – За два весенних месяца много воды утечет.

– И все-таки не забывай, Виктор Кириллович, что самые высокие барьеры у нас еще впереди. Восстанавливай полки и собирай технику, – напутствовал комдива Белов.

9

До чего осточертели морозы с обжигающим ветром! Наверно, и раньше бывали такие холодные зимы, но проходили они незаметно. Сытому, хорошо одетому человеку не страшна стужа. Если проберет до костей, согреешься в помещении. А сейчас иногда сутками не бываешь в тепле.

Особенно лютует мороз ночью. Кажется, всякая жизнь убита им в оцепеневших лесах. Лопнет со стоном древесная ткань, не выдержавшая напряжения, и опять – гробовая тишина. В небе застыли звезды-ледышки. От луны, окруженной зыбким кольцом, так и веет бесконечным космическим холодом.

Поверх кителя Павел Алексеевич надел меховую безрукавку. Потом бекешу. Сверху маскировочный халат. Брюки ватные, валенки большие: на носок и теплую портянку. Тут не до кавалерийского форса, не до хромовых сапог со шпорами.