Текст книги "Поход без привала"

Автор книги: Владимир Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Сам командующий 10-й армией Василий Степанович Попов, донской казак, много лет прослужил в коннице и был неравнодушен к этому роду войск. В глубине души он считал себя прежде всего кавалеристом.

С Павлом Алексеевичем Беловым генерал Попов был давно знаком и, когда узнал, что на его участке будет выходить из рейда гвардейский кавкорпус, сделал все возможное, чтобы помочь конникам. Но армия его оборонялась на второстепенном направлении и была малочисленной.

Там, где пехота нанесла удар по немецким позициям, всю ночь переходили линию фронта группы парашютистов. Вышел в расположение армии генерал Казанкин. А от Баранова не было ни слуху ни духу.

На рассвете поднялась вдруг сильная стрельба в тылу фашистов на участке, который считался пассивным. Немцев там было немного. Они загородились минными полями, рядами колючей проволоки и спокойно отсиживались в окопах. Именно здесь и появились гвардейцы Баранова. Атакой с тыла они прорвали вражеский рубеж и устремились к своим. Командир советского стрелкового батальона прикрыл огнем фланги кавалеристов, послал солдат снимать мины и резать колючую проволоку. Но разве успеешь!

Рассвело. Видны были сотни бойцов, пеших и конных, торопившихся пересечь линию траншей. Люди падали под огнем, некоторые взрывались на минах. Рубили, растаскивали колючую проволоку.

Пешие скатывались в траншею, всадники скакали дальше. А очутившись в безопасности, ложились на землю и сразу засыпали мертвым, непробудным сном. Их переносили в блиндажи или просто накрывали шинелями.

Появилась на поле группа всадников, среди которых выделялся богатырь в черной косматой бурке, ехавший на высоком коне. Измученные лошади плелись шагом. Всадник-богатырь спрыгнул с пошатнувшегося коня. Сказал подбежавшему комбату:

– Я генерал Баранов. Но ты меня не видел! О людях моих позаботься. А я буду спать сутки.

Гвардейцы отдыхали, а в это время между штабом Западного фронта и штабом 10-й армии шли непрерывные телеграфные переговоры. Командующий фронтом запрашивал, какие части прорвались, когда, где, кто руководит ими. Генерал Попов отвечал: в расположение армии вышло несколько тысяч бойцов и командиров, сосчитать их пока невозможно. Прибыли с оружием, многие сохранили коней.

Командующий требовал установить: где Баранов, где Белов? Кто же возглавил прорыв?

В конце концов генерала Баранова разыскали в землянке комбата. Но, когда попытались его разбудить, он послал всех куда подальше и продолжал спать.

На следующее утро генерал-лейтенант Попов сам отправился к Баранову. Ехал верхом по лесной дороге. И вдруг на опушке, километрах в трех от линии фронта, заметил людей, выстроившихся длинными шеренгами. На правом фланге трепетало под ветром Красное знамя.

Подъехав к строю, увидел истощенных бойцов в лохмотьях, лошадей с выпирающими, как обручи, ребрами. К Попову подбежал офицер, щелкнул каблуками разбитых сапог:

– Товарищ генерал, первый гвардейский кавалерийский полк выстроен для проверки личного состава.

– Сколько у вас человек?

– Восемьсот шестьдесят. И двести пятнадцать коней. Полк боеспособен. Нет только орудий, пулеметов и боеприпасов.

– Кто вывез Знамя?

– Знамя первого гвардейского кавалерийского полка вывез на груди под гимнастеркой командир полка майор Фактор. Знамя первой гвардейской кавалерийской дивизии вынесли в противогазной сумке!

Василий Степанович Попов подъехал к середине строя, остановил коня и заговорил совсем не по-генеральски:

– Низкий поклон вам, дорогие герои! Сердечное спасибо от старого кавалериста…

И, сняв фуражку, поклонился гвардейцам.

13

Ожесточенные неудачами, немцы решились на небывалое – вошли в болотистые леса, оставив на Варшавском шоссе технику. Однако в сырых дебрях боевой пыл гитлеровцев быстро угас. Преследование отступавших беловцев почти прекратилось.

Люди были утомлены до крайности. Павел Алексеевич приказал дать бойцам целый день отдыха. Сам поспал четыре часа и почувствовал, что силы и решительность вернулись к нему. Нелепыми казались теперь ночные предчувствия там, на болоте. Только сердце ныло чуть-чуть, когда вспоминал об этом.

До села Шуи и теперь не очень далеко. Ну и что же?! Он полон энергии, мысли спокойные, ясные. Вокруг немцы, но разве такое положение в новинку?! Если есть противник, значит, есть кого бить. Тревожился о Баранове да Казанкине – радист никак не мог установить с ними связь.

Штаб корпуса разместился на сухом холме близ маленького хутора, через который бежала летняя, едва приметная дорога. По этой дороге подошли неожиданно гитлеровцы.

Их было не очень много. Вероятно, батальон. Десантники, несшие боевое охранение, проворонили их. Наверно, дремали в мелких окопчиках посреди цветущей поляны, разморенные теплом и тишиной.

Уничтожив в короткой стычке охранение, фашисты ринулись на холм, однако были встречены огнем штабных подразделений и залегли. Павел Алексеевич участия в перестрелке не принимал. В такой обстановке не до острых ощущений. Надо по мере возможности беречь себя – сейчас его некому заменить, люди верили ему, верили, что Белов найдет выход из любых положений. На этой вере держалось многое.

А фашистов он все же проучил. Пока они вели бой со штабными подразделениями, Белов подтянул к флангам вражеского батальона десантников и пехоту. Нажали дружно с трех сторон. Немцы бросились назад, к хутору. Из огневого мешка выбраться удалось немногим.

Эпизод сам по себе обычный, не генеральского размаха. Но людей эта победа приободрила, у штабных офицеров заметно улучшилось настроение. Гитлеровцам-то всыпали, а потерь в штабе почти не было. Только переводчику Дорфману пуля попала прямо в лоб, в звездочку на пилотке. Звездочка так вся и врезалась в кость, без хирурга не могли ее вытащить.

– Ну и дела! – удивлялся видавший виды Кононенко. – Это счастье, что пуля разрывная, на осколочки разлетелась. От простой пули сразу конец: в мозг вдавила бы звездочку. А теперь отлежится в госпитале, только пятиконечный знак до самой смерти останется.

– В госпиталь еще попасть надо, – ответил кто-то. – На Большой земле госпиталь.

– Думаю, самолеты пришлют за ранеными.

Перевязанного переводчика положили в штабную повозку.

Между тем Павел Алексеевич, не дожидаясь, пока противник подбросит к хутору резервы, отдал распоряжение уходить дальше на юго-запад. Раздалась команда: «По коням!»

Надо было посоветоваться с ближайшими помощниками, наметить новые планы. Тут как раз вернулся комиссар, последние сутки находившийся в стрелковой дивизии. Явились вызванные генералом полковник Зубов и подполковник Вашурин. Поехали тесной группой, обсуждая положение.

Сперва подвели итоги. Через Варшавское шоссе не смогла прорваться 2-я гвардейская кавдивизия. Остались в лесах 8-я воздушно-десантная бригада и 329-я стрелковая дивизия. С ней – значительная часть обозов группы, большое количество раненых.

Людей насчитывалось примерно столько же, сколько ушло с Барановым. Однако в частях не было боеприпасов. Артиллеристы и минометчики, израсходовав все снаряды и мины, бросали бесполезную теперь технику среди болот. Все войска, находившиеся с Беловым, не могли бы сейчас вести бой даже с одной немецкой дивизией. А противник имел, по меньшей мере, четыре. Значит, силой через Варшавское шоссе не пробиться.

– Что для нас главное? – спросил комиссар, похлестывая веткой по голенищу. – Главное спасти людей, вывести к своим. А раз так, раз вместе пробиться нельзя, надо просачиваться мелкими группами. Народ у нас опытный.

– Это правильно, – ответил Белов. – Только не следует дробить части на мелкие группы. Через шоссе таким способом просочиться легче, не спорю. Но впереди сплошная линия фронта. Там придется прорывать немецкие позиции, а мелким отрядам это не под силу.

– И управлять ими невозможно, анархия получится, – вставил начштаба Вашурин. – Лучше сохранить части во главе с командирами.

– Четыре группы, – сказал Павел Алексеевич. – Каждое паше соединение – это группа. И все они движутся по разным маршрутам.

– У нас три соединения, – возразил Щелаковский. – Конногвардейцы, десантники, пехота.

– И штаб, – уточнил генерал. – В управлении корпуса вместе с разведдивизионом, комендантским эскадроном и другими подразделениями сейчас больше пятисот человек. Это будет четвертая группа. Задача такая: рассредоточиться на широком пространстве, найти слабые места в боевых порядках противника и прорваться через Варшавское шоссе в район третьей партизанской дивизии. Там все группы воссоединяются, и мы решаем, как и где пробиваться через линию фронта.

– Ох, нелегко будет! – вздохнул Алексей Варфоломеевич. – Немцы знают, куда мы стремимся. У них авиация, танки.

Белов рассеянно кивал, соглашаясь, и вдруг засмеялся так весело и так неуместно, что комиссар осуждающе и даже с обидой посмотрел на него.

– Что такое?

– Не беспокойтесь, товарищи, я с ума не сошел, – улыбаясь, ответил генерал. – Вспомнилась одна веселая история о прусских порядках. Еще в ту войну ее слышал. Не знаю, насколько она правдива… Расскажу, если вы не против.

– Конечно, нет!

– Рассказывайте, товарищ генерал, – оживились офицеры, давно не слышавшие новых анекдотов и шутливых побасенок.

Кони шли спокойно, мягко шлепая копытами по дороге. Павел Алексеевич заговорил, покачиваясь в такт шагам Победителя:

– Однажды король Фридрих Второй выразил недовольство устройством солдатских штанов. Слишком много пуговиц и завязок. Много времени тратится на одевание и снимание, от этого страдает боеготовность. Ну, как принято в таких случаях, был объявлен конкурс на конструирование штанов нового покроя. Главное требование – быстрота застегивания и расстегивания. Бо-о-о-льшие умы над этим думали… Наконец лучший образец был отобран, и комиссия распорядилась сшить первую партию на роту солдат. Обучить роту было поручено старому служаке, бравому фельдфебелю. Тот применил испытанный способ – отработку приемов по разделениям. «Штаны спустить! Делай – раз! Делай – два! Делай – три!» По команде «Раз!» солдат должен был найти кольцо на конце тесьмы. «Два!» – дернуть за кольцо. При этом пояс штанов раскрывался и штаны свободно сваливались на сапоги. По команде «Три!» солдаты делали приседание и справляли соответствующую надобность… Короче говоря, за педелю все приемы были отработаны до полного автоматизма, солдаты тратили на расстегивание и застегивание штанов несколько секунд.

– Явный прогресс в боевой подготовке, – улыбнулся Щелаковский.

– Во всяком случае фельдфебель предвкушал полный успех. В день, назначенный для смотра, солдат до отвала накормили густым и жирным гороховым супом. А через три часа – построение. Прибыли на плац полковники и генералы. Возглавлял комиссию главный интендант. Все были радостно возбуждены, рассчитывая на королевские награды за усердие… Ну, солдаты выстроились двумя шеренгами. Стояли по струнке, хоть и бурчало у них в животах. Наконец фельдфебель доложил генералу, что все готово. А тот поднял руку и сам соизволил произнести торжественную команду: «Для комиссии, садись! Оправиться!» Механическое устройство не отказало ни у одного из солдат. Члены комиссии следили за временем. Все шло превосходно. Генерал приказал: «Встать! Застегнуться!» И вот шеренги опять в безупречном порядке. Члены комиссии спустились с помоста и пошли вдоль рядов. Их удивило, что на земле не было никаких следов выполненного учения, а от солдат несло таким запахом, что полковники и генералы поспешили ретироваться на свой помост. «Ты что же, мерзавец! – накинулся главный интендант на фельдфебеля. – Тебе какой приказ был?!» – «Обучить солдат снимать и надевать новые штаны!» – «А ты, сукин сын, что наделал?! Почему у тебя солдаты в подштанниках?!» – «Не могу знать, ваше превосходительство! Насчет новых штанов приказ был, а насчет подштанников никаких приказов не поступало!»

Офицеры слушали, посмеиваясь. Вашурин сказал:

– С приказами у них строго. «От» и «до» без всяких отклонений. В этом их сила.

– И слабость, – добавил Кононенко.

– Ты к чему такую побасенку рассказал? – поинтересовался Щелаковский. – Со смыслом побасенка?

– Кононенко, кажется, понял. Давайте попробуем обратить силу противника в его слабость.

14

Немецкий пехотный батальон готовился к наступлению. Перед ним – лежало поле, поросшее редким кустарником. Метрах в шестистах, по опушке леса, оборонялись русские. Посреди поля, между позициями, виляла проселочная дорога.

В полдень на проселке появились два всадника. Немец-наблюдатель доложил о них офицеру. Тот приказал не стрелять, подпустить ближе. Русские ехали неторопливо. Впереди командир на хорошем коне, с пистолетом на ремне. У второго всадника конь был похуже. За спиной – автомат.

В бинокль офицер видел беззаботные лица русских. Те смеялись, разговаривали, не догадываясь об опасности. Офицер приказал захватить их там, где дорога выгибалась дугой к немецким позициям.

Всадников заметили не только немцы. Советские солдаты тоже увидели их. На опушке взвилась ракета, раздались предупредительные выстрелы. Всадники остановились.

– Огонь! – приказал офицер.

Конь русского командира, согнув колени, ткнулся мордой в землю, всадник вылетел из седла и шлепнулся на траву. Второй кавалерист, пригнувшись, мчался среди кустов и скоро исчез за деревьями.

В бинокль хорошо было видно, как дернулся конь и затих, перестав сучить ногами. Русский, вылетевший из седла, долго лежал неподвижно, словно мертвый. А потом вдруг вскочил и, прихрамывая, побежал к своим. Гитлеровцы снова начали стрельбу. Русские ударили в ответ из двух пулеметов. Разгорелся огневой бой.

Случай, в общем-то, ничего особенного не представлял. Советские разведчики или связисты напоролись неожиданно на противника. В лесу при маневренных действиях подобное бывало нередко. Но фашистов насторожило, что русские солдаты под прикрытием пулеметов дважды пытались подобраться к убитой лошади. Однако лежала она на открытом месте, подходы хорошо простреливались, русские оба раза вынуждены были отступить в мелколесье.

Вскоре батальон поднялся в атаку и выбил советских солдат с опушки. Командиру батальона доложили, что убитая лошадь подседлана хорошим седлом, а в кобуре седла найдена легкая полевая сумка, какие носят обычно русские офицеры.

Документы, обнаруженные в полевой сумке, были отправлены в штаб полка. Не прошло и часа, как оттуда посыпались запросы: где, при каких обстоятельствах захвачены присланные бумаги? Еще через час, доставленные специальным самолетом, бумаги эти лежали перед командующим 4-й немецкой армией. Среди документов был приказ, подписанный Беловым, Щелаковским и Вашуриным. Подлинность его не вызывала сомнений – все три подписи фашистам были известны.

Согласно приказу, войска Белова поворачивали теперь на юго-запад, чтобы выйти по лесам в район Рославля и там пересечь Варшавское шоссе. С точки зрения русских, замысел был вполне разумным. В случае неудачи они могли укрыться в Брянских лесах, где действовали внушительные партизанские силы.

На многочисленных картах в больших и малых немецких штабах наносились новые пометки. Немецкое командование немедленно приняло надлежащие меры. Из четырех дивизий, преграждавших путь Белову, две были сняты с позиций и форсированным маршем отправлены к Рославлю.

И невдомек было фашистам, что убитого коня собственными руками подседлал начальник разведки корпуса подполковник Кононенко, не пожалевший для этой операции одного из лучших коней. А всадниками были двое бойцов, добровольно вызвавшихся на рискованную прогулку. Отчаянные ребята – ехали навстречу смерти, а сами балагурили и смеялись.

К счастью, обошлось без жертв. Операцию разыграли четко. Как только со стороны немцев раздались выстрелы, наш снайпер первой же пулей сразил коня. Разведчик, сидевший на нем, ушиб при падении ногу, но это был такой пустяк, о котором не стоило и вспоминать.

Наблюдатель, оставленный при отходе на дереве, видел, как немцы вытащили из кобуры седла полевую сумку. Об этом он и сообщил, вернувшись ночью к своим.

Александр Константинович Кононенко улыбался, подкручивая черные густые усы. Был доволен: задание генерала Белова разведчики выполнили отлично.

15

На четыре группы разбил Павел Алексеевич оставшиеся с ним войска, четыре маршрута были проложены через Варшавское шоссе. Один из них, самый западный, был наиболее трудным. Кто-то должен пойти в том направлении, которое указано было в ложном приказе, должен увлечь за собой преследователей. Иначе фашисты быстро поймут обман.

Самый длинный, самый трудный, самый опасный маршрут генерал взял для своего отряда. Павел Алексеевич рассуждал так: он, наиболее старший и опытный среди командиров, скорее найдет правильное решение в критической ситуации. Во всяком случае – должен найти. С ним штаб, много офицеров, отборные бойцы, разведчики. Людей меньше, чем в других группах, но это к лучшему: легче уйти от преследования. К тому же – все на конях.

Комиссар Щелаковский одобрил замысел Белова. Риск, конечно, большой, зато и дело важное. Штабной отряд увлечет немцев на запад, а конногвардейцы, парашютисты и пехота с обозом перейдут шоссе на тех участках, где фашисты оставят лишь легкие заслоны.

Следовало позаботиться и о том, чтобы противник «не прозевал» отход отряда Белова. Поэтому Павел Алексеевич приказал начать движение засветло, пока летают вражеские разведывательные самолеты. Фашисты забеспокоятся, пойдут вслед за Беловым. А остальные группы в это время затаятся в лесах.

Штабной отряд двигался пешком без дорог, выдерживая направление по компасу. В конце колонны коноводы вели лошадей. После полуночи попали в низину, затопленную водой. Она доходила до щиколоток, а кое-где до колен. Деревья здесь стояли редкие и кривые. Люди проваливались в ямы. Пришлось вытянуться цепочкой по одному. Павел Алексеевич шлепал по воде и думал, что в его планах многое зависит от быстроты, от выносливости бойцов. Но где критерий? Вероятно, ориентироваться надо на свои силы. Если он выдержит нагрузку, ее выдержат и другие. Ведь почти все солдаты и офицеры намного моложе генерала.

Близился рассвет, когда отряд выбрался на сухое место. Впереди проселок, который нужно пересечь. Кононенко уже побывал там и доложил: дорога завалена спиленными деревьями и минирована. Вероятно, поработали партизаны. Севернее, в полутора километрах, расположился в деревне полк гитлеровцев. Противник не спит. На окраине деревни устанавливают артиллерию. Слышен гул танковых моторов. Соседство опасное.

– Все равно будем делать привал, – распорядился Белов. – Люди выдохлись. Отстал Вашурин с группой бойцов.

– Опасно, – повторил Кононенко.

– Подождем Вашурина. Я думаю, фашисты не будут рыскать в лесу. Они смотрят на дорогу, ждут крупные силы наших войск.

Павел Алексеевич вылил из сапог воду, нашел местечко посуше и лег, завернувшись в бурку. Засыпая, успел подумать: бойцам хуже, у них только шинели…

Разбудила его беспорядочная стрельба. Вскочил стремительно, нащупал рукой пистолет. Осмотрелся. Утро было серое, накрапывал дождь. Стрельба доносилась с дороги.

Натягивая мокрые сапоги, Павел Алексеевич слушал доклад адъютанта Михайлова. Оказывается, полевой караул вступил в бой с вражескими саперами, начавшими разминировать дорогу.

– Отряд, поэскадронно, становись! – скомандовал Белов. Офицеры и солдаты быстро занимали места в строю. – Кононенко, бери разведчиков, прикрой нас со стороны деревни. Отойдете последними.

– Слушаюсь! – на каблуках повернулся подполковник.

Отправив вперед дозор, Павел Алексеевич повел отряд к дороге. Метрах в трехстах за деревьями увидел черный танк. Из ствола пушки раз за разом вылетали острые язычки пламени. Танк бил вдоль проселка. Но к вражеской машине уже подбирались разведчики.

– За мной! – скомандовал Белов и первым, прыгая через поваленные стволы, перебежал дорогу.

Быстро пошел по кустарнику и вскоре оказался на берегу озера, заросшего кувшинками. Озеро тянулось далеко, суживаясь лишь в одном месте – там, где пересекал его деревянный мостик у мельницы.

Сзади приближалась стрельба. Подбежал запыхавшийся Кононенко:

– Товарищ генерал, лучше обогнуть озеро справа. На мельнице кто-то есть. Может, засада!

Обходить озеро – терять время. Водоему не видно конца. А фашисты совсем близко.

– Атакуем мельницу! Я веду первый взвод!

Выхватил у кого-то винтовку, бросился вперед. Сержант Бобылев обогнал его. Бойцы топали рядом.

Мельница молчала. Вот сейчас немецкий пулеметчик резанет в упор, скосит взвод… Но справа набегает подполковник Билых с людьми. Кто-нибудь успеет ворваться!

Прикладами выбили дверь, несколько человек заскочили в ветхое строение, раздался крик:

– Хенде хох!

– Ты чаво это, сынок, а? – поднялась с лавки заспанная старуха. Приставила к уху ладонь, глядя на разгоряченных солдат. – Чаво говоришь, голубь?

– Тьфу! – сплюнул Белов, испытывая неловкость. Больно уж геройски вел взвод на штурм мельницы. Отличился, можно сказать!

Повернулся и пошел в густой старый лес. Следом, сконфуженно улыбаясь, поспевал Кононенко.

Под деревьями бойцов нагнали коноводы. Люди садились на лошадей и быстро исчезали за поворотом дороги. Павел Алексеевич не торопился. Еще теплилась надежда, что догонит Вашурин.

Вот уже разобрали коней разведчики, прикрывавшие отход. Появились за озером немецкие танки, начали бить из пушек по краю леса. Павел Алексеевич вскочил в седло и ласково потрепал ладонью шею Победителя. Умный конь с места пошел галопом.

Выигран еще один бой, но радости Белов не чувствовал. Жаль было Вашурина, с которым прошли вместе столько трудных дорог. Теперь начальник штаба уже не догонит отряд, теперь между Беловым и Вашуриным – немецкая пехота, немецкие танки…

Ветер разогнал тучи, и горячее июньское солнце быстро взяло свое. Высохли капли воды на листьях и траве, прогрелся воздух. На большом привале в глубине леса бойцы развесили для просушки одежду и обувь. Спали раздетые. Белов приказал дневальным оттаскивать людей с солнцепека в тень.

Не отдыхали только разведчики. По три-четыре человека уезжали они на задания: прощупывали деревни, соседние лесные массивы, наблюдали за дорогами.

Вечером Павел Алексеевич суммировал полученные сведения, и картина получилась неутешительная. Отряд оказался в самой гуще вражеских войск. Все населенные пункты окрест были заполнены немецкими солдатами. По всем дорогам двигались фашистские колонны, направляющиеся к Рославлю. Свободным был лишь путь дальше на запад.

– Ничего себе! – Комиссар Щелаковский даже присвистнул, взглянув на карту. – Тот самый маршрут, который указан в ложном приказе. Мы, Павел Алексеевич, сами над собой топор занесли!

– Зато всех остальных вывели из-под удара.

– А мы, что же, так и пойдем по пути, который гитлеровцам подсказали? Прямо в пасть? Нате, мол, ешьте?

– Другого маршрута нет, комиссар. Немцы готовятся к большой операции, а мы постараемся проскользнуть втихомолку, без боя.

– Таким большим отрядом?

– Нет. Разделим отряд на два сводных эскадрона. В первый войдут офицеры штаба и политотдела, комендантский эскадрон, разведывательный дивизион и радисты с двумя станциями. Около двухсот пятидесяти человек. Командиром сводного эскадрона назначаю себя. Ты – комиссар. Не возражаешь?

– Согласен.

– Во втором эскадроне – все остальные бойцы и командиры. Поведет их подполковник Билых. Он пойдет параллельно с нами, но на значительном удалении. Внимание немцев будет раздвоено.

– И запутаются фашисты, где Белов, где Билых! – кивнул комиссар. – Попотеют переводчики на допросе, если «языка» возьмут. Фрицам теперь всюду Белов мерещится.

– Это тоже делу не помешает, – сказал Павел Алексеевич.

16

Ночью эскадрон Белова вышел к разрушенному мосту. Берег был обрывистый. Люди переправлялись через реку по уцелевшим бревнам, а коноводов с лошадьми генерал направил выше по течению, где имелся брод. Отвечал за лошадей лейтенант Брехов – связист.

Сам Павел Алексеевич перебежал по бревнам одним из первых и не без любопытства смотрел, как переходят люди. Разведчики проскочили без всякой задержки. А среди офицеров штаба и политотдела немало нашлось таких, которые боялись бежать над шумящим потоком. Перебирались по бревнам на мягком месте, крепко держась руками, тормозили движение. А тут еще неподалеку, возле деревни, началась стрельба: дозор столкнулся с немецким патрулем.

– Вырвемся к своим, всему штабу тренировку устрою, – ворчал Белов. – Засиделись, отвыкли от брусьев, от бума. Мешки с овсом, а не кавалеристы.

– Зря свирепствуешь, Павел Алексеевич, – посмеивался комиссар. – У нас из запаса людей много, товарищи в возрасте.

– Все равно учить будем.

– Что-то коноводы задерживаются.

– У них крюк большой. Брехов маршрут знает, догонит. Пока пешком пойдем.

Эскадрон миновал обширный луг, пересек поле и втянулся в лес, а коноводов все не было. Павел Алексеевич приказал остановиться и ждать.

Наконец появился лейтенант Брехов с коноводами, все пешие.

– В чем дело? – кинулся к ним Белов.

– Товарищ генерал, лошадей мы оставили…

– Лошадей? Бросили?

– Товарищ генерал, там немцы…

– Двести лошадей?! Фашистам! – Белов надвигался на лейтенанта, бледнея от ярости. Рука скользнула к кобуре пистолета. – Победителя моего бросил?! Я на нем с первого дня!

Щелаковский сзади крепко схватил его руку. Лейтенант пятился, икая от страха. Коноводы исчезли среди деревьев.

Белов старался освободить руку, но комиссар держал крепко. Крикнул в ухо:

– Если бы там твоего Победителя не было, тогда как?

– Что? – не понял Белов.

– Если бы Победитель твой тут находился, все равно бы стрелял?

– Под суд его! Весь эскадрон обезножил!

– Суд пускай и решит, – отступил на шаг комиссар. – А у тебя, Павел Алексеевич, руки чистые, совесть чистая. Ты солдат, не палач…

– Кононенко! – В глазах Белова появилась надежда. Александр Константинович, пошли за реку лучших разведчиков. И этого лейтенанта. Может, отобьют коней!

– Бесполезно, – сказал подполковник. – Вернулось наше прикрытие. Немцы контролируют весь берег.

– Ну вот… Вот мы и стали пехотой, – с болью произнес Павел Алексеевич и неуверенно, как слепой, пошел в гущу леса, задевая плечами деревья…

Лишившись коней, эскадрон не смог за ночь добраться до намеченного района. Остановились на дневку в овражистом поле среди высокого кустарника.

Если раньше Белов стремился привлечь к своему отряду внимание противника, то теперь, наоборот, заботился о скрытности. Дело сделано, главные силы немцев оттянуты на ложное направление. Надо подумать и о себе.

Погода снова испортилась, заморосил дождь. Все продовольствие осталось в переметных сумах на лошадях. Голодные мокрые люди сбивались в тесные кучки, пытаясь согреться. Павел Алексеевич разрешил развести небольшие бездымные костры из сухого хвороста. Троих бойцов послал в деревню: пусть скажутся партизанами, попросят хлеба и молока.

– Михайлов, ты хорошо в грибах разбираешься?

– Сносно, товарищ генерал.

– Подберезовик отличишь от поганки?

– Вполне.

– Тогда собирай грибы. И людям скажи.

Подберезовиков оказалось так много, что адъютант быстро набрал полную фуражку с верхом. Вдвоем почистили их, отварили.

– Это на первое, – поучал Павел Алексеевич. – Крупные грибы нанизывай на шомпол и попытайся поджарить. Вот и обед.

Запах съестного тревожил голодных бойцов. Поднимались даже самые усталые, шарили в кустах, среди молодых березок. Белов пошел, посмотрел. Нет, так не годится. Солдат-армянин одних поганок набрал. Сержант-радист умудрился разыскать самый ядовитый гриб – бледную поганку. Из степей парень, не знает. Павел Алексеевич поспешил отдать приказ: грибы не варить, пока их не осмотрит комиссия. Врач, Михайлов и двое сержантов, назвавшихся знатоками, пошли от группы к группе, тщательно проверяя собранное.

Вернулись из деревни бойцы, принесли несколько ковриг хлеба и бидон молока. Хлеба досталось людям по тонкому ломтику, грамм по пятьдесят. Был он черствый, с отрубями, но все же хлеб! С ним грибы показались особенно вкусными.

Павел Алексеевич ждал разведчиков, посланных по прямой к Варшавскому шоссе. Истекло установленное время, прошел еще час, потом другой, близились сумерки, а разведчиков все не было. Значит, нарвались где-то на врага, и нужно менять маршрут. Белов, Щелаковский и Кононенко снова взялись за карту.

– Лучше идти не лесом, а полем, – предложил Александр Константинович.

– По открытому месту? – удивленно взглянул на него комиссар. – Зачем?

– Ночь прикроет. Через поля путь короче.

– Верно, – поддержал разведчика Белов. – К тому же гитлеровцы привыкли, что мы используем лесные массивы, держат возле лесов главные силы. А мы – через открытый густонаселенный район, где нас меньше всего ждут. Немцы там чувствуют себя уверенно, спят спокойно и крепко. Мы на сей раз постараемся не потревожить их. А за Варшавским шоссе обозначен лес, в котором укроемся на день. Как, комиссар?

– Резон есть. Только расстояние велико, больше тридцати километров. Успеем ли за ночь? Самые короткие ночи сейчас.

– А мы рискнем, – сказал Павел Алексеевич. – Люди отдохнули, начнем движение еще засветло. Поднимайте эскадрон, Александр Константинович.

До наступления темноты успели выйти к обширному полю. Опять начал накрапывать опостылевший дождь, но сейчас он был на руку беловцам, загонял в дома немецких солдат.

Павел Алексеевич шел впереди вместе с Кононенко, поглядывал на светящуюся стрелку компаса. Несколько раз меняли направление, огибая деревни, удлиняя свой путь. А тут еще проклятые ракеты. Они взлетали над деревнями целыми гроздьями, озаряли окрестности. При вспышках света люди падали, укрывались среди травы. Генерал приказал по цепочке: ложиться лишь в том случае, если ракеты взлетают ближе чем за полкилометра.

Давно не ходил Павел Алексеевич по азимуту таким сложным маршрутом. Но его подстраховывал Кононенко. Следили за своими компасами командиры сводных взводов – майоры и подполковники. Поэтому к Варшавскому шоссе вышли точно: в ста метрах от небольшого моста через ручей.

Все было спокойно вокруг. Двое часовых на мосту беспечно курили и переговаривались. Их можно было снять без шума, но Белов запретил – надо пересечь шоссе, не оставив за собой никаких следов.

Люди по одному перебегали дорогу. Павел Алексеевич чуть задержался на мокром, разбитом гусеницами асфальте. Сейчас оно останется позади, это шоссе, с которым так много связано в его жизни. Черная асфальтированная полоса отсечет, отодвинет в прошлое те события, те радости и то горе, которые были пережиты за пять месяцев в тылу врага. Никогда еще конница не совершала таких длительных рейдов, никогда еще регулярные войска не сражались за линией фронта так долго и так упорно…