Текст книги "Поход без привала"

Автор книги: Владимир Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

– Осторожней, – сказал Михайлов водителю. – Бутылки перебьешь.

– Данилин, что ли, снабдил? – поинтересовался Павел Алексеевич.

– И он тоже… Да вот не успел я! У них там под охраной целый вагон с подарками…

– Зачем нам подарки? Налил бы в дорогу коньяку две фляжки…

– Это слезы одни от такого богатства, товарищ генерал. Новый год на носу, не спиртом же его встречать?! А сухая колбаса с хозяйской картошкой и в будни надоела. К тому же у комиссара почки, ему небось деликатесы нужны, вина-фрукты!

– Ну молодец, – сказал Павел Алексеевич. – Спасибо за заботу. Только не ворчи, дай поспать.

Он плотнее завернулся в бурку и привалился к железному борту машины…

Часа через четыре вездеход пришлось оставить – кончилось горючее. Белов и Михайлов сели на лошадей, которых на всякий случай вел за машиной коновод. К полуночи выбрались с проселков на большак. Взяли вправо, к селу Подкопаево, куда должен был переместиться штаб группы.

На черном небе ярко горела луна, окруженная туманным светящимся кольцом. Светло было почти как днем. Вспыхивали снежинки на голубоватых сугробах.

К самой дороге клином выпирал лес. За ним, за поворотом, открылись страшные следы недавней бомбежки. Грязный снег засыпан был земляной крошкой, мерзлыми комьями. Трупы людей успели убрать, но на обочине лежали десятки убитых коней. На большом расстоянии, до следующего поворота, видны были разбитые сани, валялись ящики с патронами и снарядами… А ушедшие вперед полки задыхались без боеприпасов.

Белов выругался: такой ругани еще никогда не слышал от него адъютант. Хлестнул Победителя, и тот, осатанев от неожиданной обидной боли, помчался к селу.

В Подкопаево генерал бросил коня возле грузовика с корпусной радиостанцией. Рванул на себя дверцу крытого кузова. Командир радистов отшатнулся, увидев его.

– С авиацией связь есть?

– Так точно!

– Дайте бланк.

Быстро, размашисто написал на листке: «Командиру авиагруппы генералу Николаенко. Прекратите нейтралитет, начинайте воевать! Белов».

Много раз просил Павел Алексеевич прикрытия с воздуха – и все бесполезно. А короткая, резкая радиограмма вызвала реакцию быструю и неожиданную.

Радиограмму перехватила контрольная станция Западного фронта, одновременно с генералом Николаенко ее прочитал генерал Жуков. И подумал, наверное: совсем плохо у Белова, если пошел на такую крайность.

Командиру авиагруппы было приказано немедленно вылететь в штаб Белова и лично обеспечить прикрытие наступающих войск.

День стоял солнечный, немецкие летчики хозяйничали в воздухе, и Николаенко лишь чудом избежал гибели. В пути его У-2 несколько раз был атакован «мессершмиттами». Умелый пилот прижимал «уточку» к земле, шел над оврагами, вдоль рек, возле береговых круч.

Над селом Подкопаево два немецких истребителя снова ринулись на машину. Пилоту оставалось только одно – он посадил У-2 на поляне среди леса. За генералом и прибывшим с ним радистом Павел Алексеевич послал сани.

Николаенко угадал прямо к обеду. Он изрядно продрог, но не успел сесть за стол, на котором парила кастрюля с горячим борщом, как раздался гул моторов: появились немецкие бомбардировщики. От первых же взрывов в доме вылетели все стекла.

«Юнкерсы» трудились основательно, не спеша. Заходили на село то с одной, то с другой стороны. Белов и Николаенко старались по звуку определить, где упадут бомбы, и прятались за большой печью, делившей комнату пополам.

Изба качалась и скрипела при близких взрывах. Потоки воздуха стегали в оконные проемы. Воздушная волна подчистую смела со стола посуду. Крупный осколок разбил угловой кирпич печки.

Долго «маневрировали» по комнате два генерала. Когда затих гул моторов, Николаенко опустился на лавку возле стены:

– Уф-ф, жарко!

– От печки, что ли?

– Да уж, погрелся возле нее! Незадачливый день какой-то!

– Самый обыкновенный день, – ответил Белов. – Необычным будет тот, когда авиация начнет помогать нам в полную силу. Самолетов, что ли, у вас по-прежнему не хватает?

– Есть бомбардировщики. Правда, аэродромы не близко, но машины имеются. Только как вам поможешь, как определишь, где свои, где противник? Вы же все время в движении. Обходы, охваты – не поймешь, куда бомбы бросать. Пятьдесят на пятьдесят – по своим угодишь. Наверняка даже у вас в штабе не знают точно, где в данный момент линия фронта, куда какой полк вышел. Изменчивая ситуация.

– Линии нет, – согласился Белов, одни изгибы да клинья. Маневренную войну ведем, ищем слабые места противника.

– Как же помочь вам в таких условиях?

– Небо очистить надо. Чтобы немецкие летчики не резвились над нашими боевыми порядками.

– С этим трудней, – сказал Николаенко. – Истребителей у меня мало. По пальцам десятка машин не насчитаю.

– Подавите вражескую авиацию на аэродромах.

– Далеко. И противовоздушная оборона у них сильная.

– Зачем же в конце концов вас прислали сюда?

– Посмотрю, сделаю все, что в моих силах… – заверил Николаенко. И пошутил: – Ну и вам веселей все-таки вместе с авиационным начальником вокруг печки-то бегать?)

– Нет. Авиационным генералам это, может быть, и полезно для разнообразия, а нам, людям земным, надоело!

15

В далеком Берлине начальник генерального штаба сухопутных войск фашистской Германии генерал Гальдер записывал в своем дневнике:

27.12.41 г. (189-й день войны). Наибольшее беспокойство вызывает обстановка на фронте группы армий «Центр», на участке фронта у Оки прорвался кавалерийский корпус противника. Из-за снежных заносов затруднено движение железнодорожного транспорта. Все попытки сдержать противника восточнее Сухиничей оканчиваются безуспешно.

28.12.41 г. (190-й день войны). Группа армий «Центр»… Брешь на Оке – по-прежнему предмет нашей особой заботы. Кроме передовых частей 208-й пехотной дивизии в район Сухиничей подтягивается 10-я моторизованная дивизия. Главные силы этой дивизии перебрасываются по железной дороге, а остальные части – на автомашинах. С севера на этот участок будет также переброшена 10-я танковая дивизия…

29.12.41 г. (191-й день войны). Очень тяжелый день!

Группа армий «Центр»… В районе разрыва фронта у Оки (в районе Сухиничей) создана сильная боевая группа, которая ведет разведку боем (Штумме). Однако это не мешает главным силам противника беспрепятственно продвигаться в направлении Юхнова.

Придется сдать участок фронта у Калуги и севернее ее (выдвинутая вперед дуга восточнее Малоярославца). Это необходимо, чтобы высвободить часть сил с этого участка фронта и бросить их против частей противника, прорвавшихся через Оку.

Из штаба Западного фронта – командиру 1-го гвардейского кавалерийского корпуса

т. Белову 29.12.1941 г. 22 ч.15 м.

1. Истребительная авиация не работает из-за отсутствия лыж, а без лыж в районе действий корпуса нет аэродрома. В общем меры ВВС принимают.

2. Ориентирую в обстановке: 43-я армия в 9 км от Малоярославца, наступает вдоль Варшавского шоссе. 49-я армия в 7 км юго-западнее Малоярославца, наносит удар на Ильинское. 50-я армия обложила калужскую группировку; часть сил армии двигается на Вашем правом фланге. Увяжите их действия с действиями кавкорпуса…

3. С авиадесантом на Юхнов начало плохое – пошли и не пробились, сбросили только 64 человека с четырех кораблей. От выполнения пока не отказались.

4. Вы действуете правильно. Хвалю Вас и корпус перед т. Сталиным. Думаю, что не зря. Ваш способ по захвату Юхнова должен быть следующий:

Прочно закрыть все пути отхода противника в районе Юхнова.

Прочно закрыть все пути подхода с запада. Имейте тесную связь с генералом Голиковым и тяните стрелковые дивизии в Сухиничи, Мосальск для заслона…

Неплохо было бы одну легкую кавдивизию бросить на захват района Чипляево, Занозная, Милятино. Это большой железнодорожный узел, тут для вас богатая добыча.

Я думаю, что Вам нужно также тянуть быстрее вперед части генерала Болдина и привлечь их для закрытия путей отхода противника.

За связь я Вас ругаю. Вы ничего не доносите. Передавайте на У-2 до Тулы, от Тулы до КП фронта по проводу. Поймите, что мы обязаны докладывать ежедневно Верховному.

Жму руку. Привет всем боевым друзьям!

Жуков.

16

Положение немцев в районе Калуги стало критическим. С фронта их упорно теснила 50-я армия генерала Болдина, а правый фланг и тылы громили гвардейцы Белова.

Прикрываясь сильным арьергардом, фашисты начали отходить на запад. Однако под нажимом советских войск этот отход вскоре превратился в бегство.

30 декабря бойцы 50-й армии полностью очистили от врага Калугу. Освобожден был важный узел дорог, крупный промышленный и административный центр. Советский народ получил хороший новогодний подарок!..

В штабе корпуса о новогоднем вечере позаботился Алексей Варфоломеевич Щелаковский. В селе Подкопаево нашли избу, не пострадавшую при бомбежке. За околицей срубили пушистую елку. Украсили ее ватой и цветной бумагой. Старую куклу кто-то преобразил в Деда-Мороза.

Стол был накрыт праздничной белой скатертью. Для каждого приглашенного – прибор: возле тарелочки нож, вилка и ложка. Особенно приятен был этот комфорт людям, вырвавшимся ненадолго с передовой. Простуженные, хриплые, с обожженными морозом лицами вваливались они в комнату, принося с собой запах дыма и конского пота. А потом, умывшись и причесавшись, размягчались, оттаивали душой: видели перед собой не пожарища, не окоченевшие трупы и кровь на снегу, а цветы в вазе и улыбающихся официанток в белых фартучках с кружевами.

Даже Павел Алексеевич, не любивший такие церемонии, был доволен: разрядка людям.

Первый тост – командиру. Белов предложил выпить за то, чтобы Новый год принес большие успехи в борьбе с врагом. Потом, по инициативе комиссара, обмыли новые звания: Павел Алексеевич стал теперь генерал-лейтенантом, а Николай Сергеевич Осликовский – генерал-майором. Не забыли чокнуться и за женщин, подготовивших этот праздник.

Посидев за общим столом, Белов и Щелаковский оделись и пошли к себе на квартиру. Улицы были безлюдны, хотя кое-где за темными окнами слышались голоса. Встретился патруль – в новогоднюю ночь охрана штаба была усилена.

– Ну, Павел Алексеевич, что скажешь о женщинах? – спросил Щелаковский.

– О каких?

– За которых пил.

– Обыкновенные, – пожал плечами Белов.

– Приятно, когда чувствуется рука хозяйки? И аккуратно, и чисто, и вообще… А у нас на всю командирскую столовую одна официантка. Только тебя, меня да Грецова успевает обслуживать.

– К чему клонишь, комиссар?

– Толковые кандидатуры есть, командир. Эти женщины, которые сегодня Новый год обеспечивали, они, знаешь, откуда? Ступинские. От самой Каширы идут с корпусом. Хотят воевать, на любую должность согласны. Об этом весь штаб знает, но установка твоя насчет женщин известна, поэтому молчали люди.

– Тебя дожидались?

– Угадал, – засмеялся Щелаковский. – Понимаешь, стремление хорошее, и характер свой женщины показали. Месяц за корпусом следовать непросто.

– Значит, без дружков-покровителей не обошлось?

– Все мы человеки, Павел Алексеевич. Но не в покровителях суть. Я беседовал с женщинами. Одна с образованием. Ее потом можно послать подучиться…

– Алексей Варфоломеевич, еще до твоего приезда у нас случай был. Два хороших командира до дуэли дошли, сам этим петухам выволочку устраивал.

– Знаю, знаю, – кивнул комиссар. – А известно ли тебе, где та девушка, из-за которой сыр-бор разгорелся?

– Перевели в корпусной госпиталь.

– Нет ее там. Одного из петухов взяли от нас с повышением, и она с ним уехала. Поженились, пишут товарищам, что счастливы.

– Ну и пусть радуются, комиссар. А я убежден, что женщинам в боевых частях места нет. Не желая того, они создают нервозную обстановку, пробуждают соперничество, ревность.

– Разные же люди, Павел Алексеевич! Ты нашу официантку возьми – кавалеров на пушечный выстрел не подпускает. Думаю, ступинские женщины не хуже. Предупредим их.

– Смотри, комиссар, на твою шею крест. Моральное состояние – прежде всего по твоей линии.

– Значит, вопрос решенный, – обрадовался комиссар, останавливаясь. – Ты подожди, Павел Алексеевич, не торопись. Я догоню через пять минут. Скажу женщинам, что генерал приказал с завтрашнего дня зачислить их в штат.

– Утром узнают.

– Нет, Павел Алексеевич, сейчас. Это им самый лучший сюрприз в новогоднюю ночь!

17

Ответственную задачу, поставленную директивой Военного совета Западного фронта, кавкорпус выполнил. За десять суток гвардейцы прошли с боями двести километров, круша и ломая тылы 4-й немецкой армии, поставив ее под угрозу окружения.

Одного только не смогли сделать кавалеристы – захватить штаб этой армии. Незадолго до подхода гвардейцев штаб на трехстах автомашинах укатил по Варшавскому шоссе куда-то на юго-запад. Задержись немецкие генералы еще немного – и крышка: в первый день нового года, незадолго до сумерек, на Варшавском шоссе появились всадники. Передовые отряды Баранова с ходу захватили вражеский аэродром и на некоторое время перекрыли шоссе в восьми километрах южнее Юхнова. Там, возле деревни Касимовки, кавалеристы освободили пятьсот советских военнопленных, которых немцы гнали в свой тыл.

Донесения от Баранова поступали с большим опозданием.

Павел Алексеевич, когда стемнело, сам выехал к Юхнову, чтобы на месте выяснить обстановку. Щелаковский отговаривал – очень опасно. Стремясь вперед, кавалерийские дивизии оставили у себя за спиной вражеские гарнизоны, обогнали отходившие немецкие части.

Белов взял несколько надежных разведчиков и взвод из комендантского эскадрона. Отряд без происшествий миновал три деревни. В последней из них немцы бросили исправные орудия и автомашины. А в крайних избах – большой склад саперного имущества: кирки, лопаты, мотки колючей проволоки и взрывчатка.

Неделю назад Павел Алексеевич отдал приказ: трофеями не заниматься, людей на их охрану не отвлекать, оставлять их пехоте. Для корпуса использовались только вражеские автоматы да гранаты-лимонки и гранаты на длинных деревянных ручках, которые удобно было бросать, далеко летели.

Вот и теперь бойцы не упустили случай пополнить запас «карманной артиллерии».

За деревней нагнали санный обоз. Возчики, парни и женщины, приплясывали возле саней – давно уже стояли на месте. У головной подводы сгрудились бойцы в белых полушубках. Старшина, начальник обоза, представился генералу.

– Почему не двигаетесь? – спросил Белов.

– Оказии ждем. Впереди через перекресток немецкая колонна прошла. Куда ж мы за ей с бабами да ребятишками-то? Передавят, как кур. А у нас ответственный груз, снаряды.

– Много ли немцев?

– Да вот Федотов бегал, глядел: человек с полста с пушками.

– Следуйте за нами, – распорядился Белов.

Разведчики быстро догнали фашистов, понаблюдали за ними. Отходила артиллерийская батарея с прилепившейся к ней пехотой. Причем пехота двигалась впереди, а пушкари тащились медленно, помогая коням, едва тянувшим большие неуклюжие орудия.

Вот действительно загвоздка! Гитлеровцы на дороге – как пробка. Не объедешь. А нажмешь на хвост – ударят из пушек прямой наводкой. Но не плестись же за ними до самого утра!

– Попробуем пулеметом пугнуть, – подъехал к Белову сержант-разведчик. – Им много не требуется, они теперь сами себя боятся!

Генерал с сомнением покачал головой, однако разрешил: другого выхода не было. Сержант козырнул и ускакал. А Павел Алексеевич подумал о себе: не слишком ли осторожничает?! Привык вынашивать и осуществлять замыслы, руководить операциями, забывать стал о кавалерийской лихости, о солдатской дерзости, порой даже бесшабашной, вроде бы и ненужной, но приносящей вдруг неожиданные успехи.

Когда действует дивизия или корпус, обязательно надо учесть все обстоятельства, проанализировать ситуацию. Точный расчет – поменьше случайностей. А в бою, в атаке, часто проявляются факторы, которые невозможно предусмотреть. Настроение солдат, степень усталости, положение соседей, чей-то личный пример и многое другое. Одно ясно: все эти непостоянные факторы служат тем, кто действует решительно и быстро.

Казалось, чего проще было гитлеровцам зарядить пушки и садануть по пулемету? А фашисты и не подумали сопротивляться. Они будто ждали, когда появятся всадники, толчок им был нужен. Едва прозвучала первая пулеметная очередь, артиллеристы кинулись к орудиям, обрубили постромки и взгромоздились на тяжелых битюгов. А кому не хватило лошадей, бросили винтовки и вскинули руки с зажатыми бумажками: накануне У-2 разбрасывали листовки – «пропуска в плен», отпечатанные по-русски и по-немецки.

Занявшись этой батареей, отряд потерял много времени, и Павел Алексеевич решил нигде больше не задерживаться. Несколько раз еще видели они немцев, разведчики издали стреляли по фашистам, и те убегали с дороги, оставляя на снежной целине глубокие, будто пропаханные, борозды.

Как ни торопился Белов, а на командный пункт 1-й гвардейской кавдивизии приехал только утром. Обычно на рассвете конники прекращали бой, укрывались от вражеской авиации в селах, деревнях и среди лесов. Однако сейчас с восходом солнца стрельба не утихла. Опытным ухом Павел Алексеевич уловил: бой ведется с полным накалом, причем со стороны противника огонь гораздо плотнее.

Генерал Баранов завтракал на своем наблюдательном пункте в небольшой церквушке. Сидел на полу, на толстом старом ковре. Вокруг валялись осколки стекол, выбитых из высоких стрельчатых окон. Проемы окон на скорую руку были зашиты досками. Сквозь щели врывался ветер. Краснокирпичные стены обросли белым инеем.

Ушки солдатской шапки у Баранова опущены. Щеки черные, ввалившиеся. Голоса почти нет. Грея руки о котелок с зеленой гороховой размазней-концентратом, Виктор Кириллович прохрипел:

– Прямо с костра! Угощайтесь!

Кто-то бегом принес генералу дымящийся котелок. Подали ложку. Белов ощутил пресноватый запах распаренного гороха, глотнул разок-другой и почувствовал, как растекается по телу тепло. Снял бурку, бинокль, поставил котелок на колени и принялся работать всерьез – после бессонной ночи и дальней дороги аппетит появился волчий.

Где-то неподалеку боднули землю снаряды крупных калибров. Церковь тряхнуло. Сорвался сверху кусок кирпича, стукнул рядом с ковром.

– В горох метил, – засмеялся Баранов.

Покончив с пюре, генералы поднялись по крутой винтовой лестнице на колокольню к наблюдателям, угнездившимся на толстых деревянных балках, покрытых голубиным пометом. Баранов повел глазами – наблюдатели мгновенно исчезли. Остался только офицер с биноклем в руках, сидевший возле телефонного аппарата.

С колокольни мутно просматривался город, затянутый пеленой дыма, и хорошо виден был отрезок Варшавского шоссе, темной лентой струившийся через белые поля. Виктор Кириллович спросил офицера, не обнаружено ли что-нибудь новое, а потом начал докладывать про оборону противника, показывая на местности.

Гитлеровцы опоясали Юхнов траншеями, зарыли в землю много танков. Теперь фашисты заканчивают внутренний оборонительный обвод, проходящий по окраине города. Вон чернеет линия свежих окопов. Работают средь бела дня, а наши не стреляют: немцы согнали туда мирных жителей, не станешь же бить по своим. И шоссе расчищают жители окрестных деревень. Движение по магистрали большое.

Павел Алексеевич и сам видел: то и дело появлялись грузовики. Когда выползла из леса длинная колонна, заговорила наша батарея. Дала несколько залпов, заставив фашистов поторопиться, и прекратила огонь.

– Снарядов мало? – спросил Белов.

– Почти совсем нет, – огорченно махнул рукой Баранов. – А без них лучше на шоссе не соваться. У немцев там танки ходят. С дороги они никуда, а на асфальте – хозяева. Я закупорил бы дорогу артиллерийским и минометным огнем, и весь разговор…

– Не надейтесь, помочь не смогу.

– Хоть по десять снарядов на ствол. И патронов бы не мешало, – прохрипел Виктор Кириллович. – Немец, слышите, шпарит без передышки, у него склады тут.

– Кононенко вчера докладывал, что противник сосредоточил в Юхнове два пехотных полка и тридцать орудий. Верно?

– Больше, Павел Алексеевич, гораздо больше. Неприятель от Калуги сюда отходит. Мы пленных имеем, – Баранов посмотрел на тыльную сторону карты, испещренную карандашными пометками, – имеем, значит, от тридцать шестой, двести пятьдесят второй и сто тридцать седьмой пехотных дивизий, от восьмисотого тяжелого артиллерийского дивизиона, от шестого авиаполка связи. Вот сколько их привалило!

– Это остатки, Виктор Кириллович.

– Верно, недобитки, и все же подспорье гарнизону. А у меня только считается, что три дивизии. У Глинского два полка по двести сабель осталось. В пятьдесят седьмой кавдивизии немного побольше.

– А гвардейская ваша как?

– Сносно, хотя за неделю тоже триста бойцов потеряли.

– Налицо сколько?

– Едоков по списку пять с лишним тысяч, из них половина в тылах, на дорогах. Обозы через сугробы тянут. Однако артиллерия при мне и пулеметы почти все. Боеприпасы будут – Юхнов возьмем. Танков бы еще. У немцев их больше тридцати, а у меня ни одного.

– Не обещаю, Виктор Кириллович. Танкисты за Окой не торопясь поспешают. А снарядов вчера даже на фронтовом складе не было. Об одном прошу – не отдавай немцам инициативу, жми и жми!

18

– А ведь я, Павел Алексеевич, собрался вслед за тобой ехать! – такими словами встретил комиссар Белова, вернувшегося в штаб корпуса.

– Соскучился?

– Новости есть важные.

– Хорошие или плохие?

– Вторая новость тебе по душе будет. А насчет первой не знаю. Держи – директива. По радио приняли.

Павел Алексеевич взял лист с аккуратно переписанным текстом. Так, фашисты отходят, это понятно. Ага, вот суть:

«…2. Создалась очень выгодная оперативная обстановка для окружения 4-й и 9-й армий противника, причем главную роль должна сыграть ударная группа Белова, оперативно взаимодействуя через штаб фронта с нашей ржевской группировкой.

3. Основа успеха Вашей операции будет заключаться в быстроте выхода в район Вязьмы и захвате путей отхода противника.

Ваш выход из района Юхнова на Вязьму в основном должен проходить в следующем плане:

а) Первый этап – 2–3 дня. Уничтожение юхновской группировки противника и содействие уничтожению противника войсками 43, 49 и 50-й армий ударом с тыла. В этом этапе в район Юхнова тянуть как можно быстрее не менее двух стрелковых дивизий 50-й армии (217-ю и 413-ю сд). Одну легкую кавдивизию форсированным маршем выбросить для захвата ст. Чипляево и ст. Занозная.

б) Второй этап. Оставив в районе Юхнова две стрелковые дивизии 50-й армии с задачей завершения ликвидации отходящего противника, самому с группой форсированным маршем захватить город Вязьму и все пути отхода противника, охватывая Вязьму с юго-западного фланга.

Ваш план представить не позднее 4.1.42 г.

Жуков. Хохлов. Соколовский.

2.1.42. 15.25».

– Ты что хмуришься, командир? – спросил Алексей Варфоломеевич. – Не нравится тебе замысел?

– Сам по себе замысел хорош. Только до Вязьмы далековато.

– Сто километров. Позади гораздо больше осталось.

– Силы не те, комиссар. Материальные ресурсы исчерпаны.

– Значит, нереально?

– Если главную задачу решать, пожалуй, справимся. Соберу силы в кулак, до Вязьмы дойдем. Но ты смотри, сколько нам предварительных условий поставлено. Должны юхновскую группировку громить, трем соседним армиям помогать, станцию Занозную захватить. И как, скажи мне, буду я тянуть стрелковые дивизии к Юхнову, если дивизии эти подчиняются Болдину и перед ними свои задачи поставлены?!

– Что же ты предлагаешь?

– Буду готовить конницу к броску. А ты займись тылами. Скорей двигай санные обозы и грузовики. Без продуктов перебьемся, жители картошку дадут. Боеприпасы нужны позарез!

– Знаю, командир. Все наши тыловики, многие политработники – на дорогах.

– Хорошо. А про вторую новость чего молчишь?

– Жду, пока с первой покончим. Дело вот какое: есть официальное сообщение, что Гитлер своего любимца отстранил от должности. Генерал-полковника Гудериана. Не простил ему поражения под Каширой и под Тулой. Гордиться можешь, Павел Алексеевич. В Штеповке ты Гудериану хороший синяк поставил, а теперь совсем из седла вышиб!

– Не преувеличивай, комиссар, Гудериана не мы одни громили. Туляки его задержали, Болдин и Захаркин его силы перемалывали.

– А кто его назад повернул, кто танкистов по сугробам двести километров гнал?! Кто Гудериану хребет сломал? Ведь он от Белёва к Орлу с жалкими остатками отошел. Повезло ему – выскользнул из-под нашего удара, а то совсем доконали бы… О себе, командир, ты как хочешь думай, а заслуги корпуса не умаляй, – закончил Щелаковский.

Павел Алексеевич улыбнулся. Вообще это похоже на парадокс, но факт остается фактом: прославленному немецкому танкисту больше всего досталось от конницы.

19

Гвардейцы не смогли с ходу взять город Мосальск, мешавший продвижению корпуса. У фашистов было много артиллерии и минометов. Едва спешенные кавалеристы поднимались в атаку, враг сметал их ураганным огнем. А подавить огневые точки противника было нечем. Кончились боеприпасы.

Павел Алексеевич сам наблюдал за боем 160-го Камышинского полка. Гвардейцы шли по целине, увязая в снегу. Шли без выстрелов, как в психическую атаку.

Перед цепью шагал командир – Аркадий Князев. Сначала размахивал шашкой – она сверкала при свете луны. Потом, наверное, устал и пошел просто так.

Немецкие снаряды оставляли на поле черные круги. Мины взвихривали снег. Однотонно и спокойно трещали немецкие пулеметы, издали расстреливая наступающих. А цепь все шла и шла: молча, обреченно, упорно. И оставались на снегу неподвижные темные бугорки.

Аркадий Князев выполнил боевой приказ. Полк залег, передохнул, а потом броском ворвался на окраину города, Но продержался недолго. Немецкие автоматчики смело шли на сближение, хлеща свинцовыми струями. А гвардейцы пятились вдоль дороги под прикрытием единственного пулемета.

Автоматчики уничтожили бы полк на снежной равнине. Но гвардеец-пулеметчик работал виртуозно. Бил с тачанки короткими очередями, экономя патроны. Срезал фашистов, поднимавшихся в рост, вжимал в сугробы, не давая вести прицельный огонь.

Гитлеровцы перестреляли коней, тачанка перекосилась от взрыва мины, но боец все строчил и строчил. Отойти ему было уже нельзя, потому что немцы обтекли его и справа и слева.

Прозвучала последняя очередь. Кончились патроны. Фашисты двинулись к пулеметчику не таясь. Боец спрыгнул с тачанки и взмахнул гранатой. Наверно, это была большая противотанковая граната. Блеснуло яркое пламя разрыва…

Давно известно, что полководец не имеет права давать волю эмоциям. Он обязан рассуждать объективно и хладнокровно. Все это правильно в теории. Но о чем бы ни думал Павел Алексеевич после атаки Камышинского полка, мысли его возвращались к бугоркам трупов, испятнавшим снежное поле, к пулеметчику, расстрелявшему последний запас патронов.

Назойливо всплывали слова из захваченной недавно памятки немецкого офицера: «Победа достается в бою кровью и железом. Первое надлежит экономить за счет второго». Истина старая, только сформулирована очень четко.

Конечно, легко фашистам экономить кровь, когда за спиной промышленность всей Европы. Но и генерал Белов не допустит, чтобы напрасно гибли его бойцы. Он строго взыскивал с комсостава за потери, требовал, чтобы победу добывали прежде всего мыслью, головой, а не жизнями. Наверно, в этом одна из причин того, что его корпус остался в числе немногих соединений, сохранившихся с начала войны. Мосальск – не последний город на его пути. Хотя ответственность за остановку наступления ляжет на плечи генерала, он не будет гнать людей в атаку без патронов, без артиллерийской поддержки.

Так он и сказал Щелаковскому. Комиссар и начальник штаба поддержали его решение. Штурм Мосальска был прекращен.

20

Комиссия, срочно отправленная из штаба Западного фронта к Белову, добралась до места не сразу. Полковник, два подполковника и три майора выехали из Тулы на автомашине, но дотянули на ней только до Крапивны. Машина застряла в глубоком овраге. Дальше, до Одоева, ехали на санях вместе с обозниками. А за Одоевом – еще хуже. До Николо-Гастуни дорога была заметена снегом. Население боролось с заносами. Пока расчищали один участок, вьюга перевивала сугробами другой.

Сорок километров члены комиссии шли пешком. Своими глазами видели сотни застрявших грузовиков, санитарные машины и танки. Видели, как измученные, обмороженные шоферы метр за метром пробивают дорогу на запад.

В Николо-Гастуни комиссию ожидали коноводы с лошадьми, высланные Грецовым. Утром 6 января комиссия прибыла наконец в Подкопаево. Продрогшие офицеры были голодны и небриты. Им отвели одну из уцелевших изб, чистую и теплую. Но едва успели они расположиться, как в селе поднялась стрельба, начали рваться снаряды, взревели моторы.

Три немецких танка, блуждавших по проселкам, попытались прорваться через Подкопаево. Бойцы штабных подразделений преградили им путь.

С танками скоро справились, но тишина длилась недолго. Прилетели немецкие бомбардировщики, членам комиссии пришлось лезть в щель и сидеть там полтора часа. А в это время взрывной волной снесло крышу избы, в которой они остановились.

– Как вы работаете в таких условиях? – не выдержал председатель комиссии.

Комиссар Щелаковский, сидевший в щели вместе с гостями, усмехнулся:

– Ночью работаем. А вы, когда вернетесь в штаб фронта, не забудьте доложить там о виденном.

Члены комиссии побывали в дивизии Баранова, в одном из полков, и сразу двинулись в обратный путь. Они подтвердили в штабе фронта все, о чем сообщал Белов. Корпус отрезан бездорожьем от баз снабжения. Бой вести нечем. Нужны срочные меры, иначе противник отбросит кавалеристов.

По предложению комиссии штаб фронта выделил добавочный автотранспорт. Генерал Жуков приказал перебросить в корпус боеприпасы по воздуху. Одновременно Белову была отправлена резкая радиограмма с требованием «немедленно прекратить несоответствующие обстановке оборонительные действия…».

Получив снаряды и патроны, гвардейцы возобновили наступление и взяли Мосальск без особых трудов. Артиллерия подавила огневые точки противника, спешенные кавалеристы пошли в атаку с трех сторон, ворвались в город и 9 января очистили его от гитлеровцев.

Эта победа, важная сама по себе, не развязала руки Белову. Гитлеровцы успели уже закрыть разрыв между двумя своими армиями, успели создать перед корпусом сплошной фронт. Сильные группировки противника давили на фланги гвардейских дивизий, все еще не прикрытые отставшей пехотой.

Давно не было у Павла Алексеевича такой раздвоенности, таких колебаний, как теперь. Логика требовала удерживать освобожденный район до подхода стрелковых частей. Командующий фронтом торопил корпус вперед, на Вязьму, и со своей точки зрения был прав. Но если кавалеристы прорвутся через Варшавское шоссе и уйдут к Вязьме, фашисты сомкнут за их спиной фронт, вновь займут территорию до самой Оки. Тогда корпус будет полностью изолирован от главных сил. А ведь гвардейцы и без того почти исчерпали свои боевые возможности.