Текст книги "Лабиринты Гипербореи"

Автор книги: Владимир Петров-Одинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

  – Он у нас мастер в переделки попадать, – и напомнил 'подвиг' с разоблачением Мера.

   Славка опустил голову. Стало стыдно за тогдашнюю глупость. Ведь только свидетельство лешего и русалок спасло его, обвиненного в убийстве и поджоге леса. Хуже всего, что краем глаза Быстров-младший заметил, как усмехнулся Олен. Даже Тим понял – архиерей сейчас сольёт Боруну историю позорного пленения в истинной, глупой версии! Ашкеров растерянно глянул на друга – что делать, как помешать архиерею? Славка попытался опередить, перевёл разговор на бегство от пиратов с помощью полупрозрачных русалок, или как их там – океанид? Глупо и поспешно задал вопрос:

  – Чего ради они нам помогали?

  – Я попросил, – пояснил верховный жрец Дельфийского оракула.

  Он сказал это обыденно, словно сама собой подразумевалась прямая связь между ним и морскими обитателями. Хотя, кто его знает, может, так оно и есть? Совсем немного сомневаясь, Славка выслушал пояснение архиерея:

  – Наяды храмового озерка вас в лицо хорошо помнят же. Я им сказал – Элея, Мента, Алора – девочки, обрисуйте океанидам, кого искать...

  С трудом удерживаясь, чтобы не пялиться на Русану, которая сидела точно напротив, Быстров-младший кивал на вопросы Олена:

  – Шквал помнишь? Тебя там увидели, тотчас мне передали. Что вы там, как на шиле сидите и удрать не преминёте – догадаться несложно, так? Плюс прекогностика, вот я и высчитал, где вас встречать. Попросил у воеводы атаманцев...

  Архиерей опять вворачивал такие слова, что не вдруг выговоришь, но дар понимания – та искорка, проскочившая от его пальца ко лбу – помогала Славке: 'Прекогностика – предвидение. Теперь понятно, откуда взялись казаки!' Тринс продолжал:

  – ...с Тритоном поговорил, чтобы девочки при случае быстренько утащили вас ко мне. Вы же могли просто за борт прыгнуть...

  – Щас! А кто бы Велеса спас? – Вмешался Тимур, недовольный, что всё внимание волхвов досталось другу.

  Спохватившись, Олен подтолкнул к Боруну третьего попаданца:

  – Проверь, он способен?

  Волшебник руками провёл вокруг Тимкиного лица, раскрыл свои ладони, словно книгу:

  – Ничего особенного. Ладно, давайте к делу, – и обстоятельно изложил собственный взгляд на возврат ребятишек. – С твоими амулетами, Олен, не очень понятно. Они центр выбирают не по месту настройки, а по встречной мысли. Причём не точно. Гера настроилась на Русю, но Руся же про Затулье, про Сокола думала?

  Волхвы закрыли глаза, дружно замолчали. Тимур глянул на друга, вопросительно поднял брови – мол, что они? Вмешалась Русана, приложила палец к губам. Славка опять отметил, насколько плавно, изящно у неё получалось всё: 'Ёлки, а я, как Буратино, дергаюсь. Рывками'. И много ещё, связанного с одноклассницей, успел он передумать, пока Борун не прервал молчание:

  – Да, так самое верное. Сразу в центр лабиринта. И надо здесь, из нашего времени, закрывать пробой. Ждан, Дара, кого из волхвов сможете ещё призвать? На Гизехское поле? Хоть десяток собрать бы...

  На том совещание и закончилось. Выйдя на палубу, мальчишки удивились – трирема двигалась по ночному морю, не снижая скорости. Конвойные дромоны с яркими факелами на носу, корме и по бортам, держали строй. Тоненький рожок новой луны освещал далёкий берег и чешуйчатой дорожкой связывал его с кораблём.

  – Красота, – лапища Ждана легла на плечо Славки.

  – Красота, – согласился тот.

  – Люблю ночное небо, – добавила Русана, – оно сказочное. Тысяча и одна ночь.

  – А ты Шахерезада, – вставил 'пять копеек' Тимур, – осталось сказку придумать.

  – Разве мы не в сказке? Да, кстати, – Русана обратилась к Ждану, – покажи им, с кем плывут. Чтоб не гордились, что всё ради них.

  Дара, стоявшая рядом, поддержала просьбу. Волхв поманил мальчишек за собой:

  – Только тихо. Смотрите, но ничего не трогайте.

  По трапу они спустились на вторую палубу, освещённую фонарями с прозрачными стёклами. Там шла какая-то работа. Четыре воина, облаченных в богато изукрашенные панцири, стояли по углам невысокого помоста. Кованый золотой саркофаг, обвязанный канатами, лежал на прочном основании из брусьев.

  Незнакомец в богатой одежде, шитой золотой нитью, и с толстенной золотой цепью на шее поверх отложного воротника, стоял у изголовья. Могучий молодой парень поднял крышку, подпёр палкой, как обычно делают на рояле. Сильно пахло какой-то химией, словно сосновой смолой, только более остро и горько.

  Внутри золотого ларя, выполненного в форме тела, лежала мумия. Во всяком случае, так показалось мальчишкам. Лицо мумии прикрывала золотая маска, черты которой издалека выглядели мужскими. Борун и Гера склонились, заглядывая внутрь.

  – Ничего тревожного, Михаил. Но я бы положил сухой соли, мешочек в головах и на груди тоже...

  Тимур шагнул вперед, протянул руку, чтобы потрогать поверхность крышки, богато изукрашенную чеканкой и покрытую яркими красками. Ближний к нему стражник рыкнул:

  – Не смей, – и даже рванулся наперехват, но Борун успел раньше, отшвырнул мальчишку:

  – Вон!

  – Вы чего? Уже и потрогать нельзя, – обиделся тот, потирая плечо, на котором только что сомкнулись могучие пальцы волхва.

  – Оставьте отрока, – распорядился Михаил, – пусть смотрит.

  Страж снова застыл на месте, сверля святотатца злым взором. Покачав головой, Гера пояснила, что нарушать покой усопшего очень опасно, ведь гнев потревоженного – непредсказуем. Богато одетый Михаил распорядился опустить крышку, спустился с помоста, философски заметил:

  – Предсказуем. Как заслужили – того карал, а иного миловал.

  Вмешался Олен:

  – Это да, князь. Но и от нрава покойника многое зависит, – он глянул на Михаила, ответа не получил и задал вопрос в пространство. – Каков он был? Буен или уравновешен?

  Пояснил Ждан:

  – Разумен и рассудителен. Толковым царям дурить некогда, у них дел невпроворот, – и увёл посетителей из клети.

  Пока возвращались на палубу, Ждан рассказал биографию царя Василия, если Славка верно понял. На всякий случай он уточнил у Олена, верно ли, что 'кир', 'сир', 'сар' и 'кейсарь' – царские звания? Тот громко хохотнул, уперев руки в бока:

  – Замучаешься перечислять, Яр! Шах, король, хан, малик, султан... Ой, ты же императора забыл!

  Мальчишка даже немного обиделся:

  – Я что, фигню сморозил?

  – Нет, просто мы вчера со Жданом как раз подсчитали, – уже серьёзно архиерей пояснил причину смеха, – сколько титулов на одного властителя надевают. Тут в чём дело – для каждого народа свой нужен, ведь языки смешались, грамотны не все... Эх, цари, – лицо Олена сделалось грустным, – о благе людинов думать забыли, власть да роскошь полюбили!

   Он обнял Славку за плечи, ласково притиснул, словно близкого человека, доверительно шепнул:

  – Мне ваше время надежду даёт. Вернётся, да-да, непременно вернётся всё на места свои, возобладают заветы арьев! Всеясвятной грамоте мир обучится, на едином языке заговорит...

  – Вряд ли, – вмешалась Русана, которая шла чуть позади и слышала разговор, – после Вавилонского столпотворения языков настолько много стало, чуть не три тысячи...

  – Что за столпотворение?

  Русана пересказала бы библейскую притчу, да помешал Борун. Громовым баритоном волхв извинился перед Оленом, что прерывает беседу, но его архиерейскому величеству, единственному – остальные уже собрались! – пора быть в палубной надстройке. Славка оглянулся – а ведь верно, на палубе никого, кроме них.

  Чертыхнувшись: 'Забыл!', Тринс заспешил, обогнул богатыря, скрылся в пурпурных внутренностях совещательной комнаты, которую мальчишки окрестили кают-компанией. Русана обиженно воскликнула:

  – А мы?

  – Спать! Утром подниму рано. Не спится – займитесь каким делом, полезным желательно, – волшебник пригнулся, но всё-таки зацепил притолоку, сбил с себя тюрбан. – Придумай, озаботь друзей, чтобы не били баклуши.

  И громыхнул дверью.

   Серебряная лодочка восточной луны плыла над морем. Троице не спалось. Они сидели на палубе и под ритмичный бой ходового барабана делились пережитым. Точнее, взахлёб рассказывал Тимур, сбиваясь и перескакивая с пятое на десятое. Славка отмалчивался. Он стыдился – их приключения выглядели детскими: 'Ну, полезли в катакомбы, заблудились. Ну, перенеслись в Грецию, напортачили, где могли. Больше того, попали в руки пиратов и даже убежать не сумели сами – казаки выручили'. И хотя девушка изумлённо ахала, когда дело дошло до пожара и гонки на челноке, подгоняемом океанидами – Славка прятал глаза. Приключения Русаны выглядели гораздо солиднее. Храм, змея, паланкин, полёт на НЛО – а чем ещё была вимана? Натуральная летающая тарелка!

   Славка запрокинул голову, рассматривая небо, густо утыканное звёздами: 'Шляпки гвоздей. И ни одного спутника'. А в родном Новосибирске спутники сияли ярче звёзд, и почти постоянно с отдалённым гулом проплывали самолётные мигалки.

  Прямо по курсу звезды пропадали. Скоро и серповидная лодочка луны спряталась в тучу. Темнота превратилась в непроглядную. Трирема и конвой осторожно прибились к берегу, стали на якорь. Все, кто мог, немедленно уснули. Храп доносился из многих мест корабля. Зевнул и Тимур:

   – Пора баиньки. Слав, нашу каюту помнишь?

   – Вторая справа.

   – Я тоже пойду, – поднялась Русана, – спокойной ночи, мальчики.

   Славка проводил её взглядом. Почему-то вздохнул. Он ничего не понимал в этой жизни, которая совсем недавно казалась такой простой и логичной. В каюте, ворочаясь на мягчайшей лежанке, Быстров-младший пытался сообразить, как теперь себя вести с одноклассницей. Единственное, что пришло в голову, это сожаление, что папы нет рядом: 'Он бы посоветовал'.

  Утро началось с лёгкого завтрака, продолжилось гимнастикой йогов – на палубе, и занятиями по медитации – в пурпурной комнате. Олен и князь Михаил в них не участвовали. Когда все умаялись, Борун отпустил ребятишек проветриться. Погода понемногу ухудшалась. Тучи прочно обосновались на небе, а крепкий ветер усердно раздувал паруса. Эскадра бежала параллельно берегу, обгоняя немногочисленные торговые суда.

  После обеда Борун устроил допрос, требуя обстоятельного рассказа о достижениях двадцать первого века. Снова гимнастика и медитация. До ужина Гера и Русана секретничали, затем лечили заболевшего матроса.

  Третий день пролетел стремглав, как предыдущий. Единственная разница – вернулось солнце. Только четвёртый принес изменения:

  – Нил!

   Глава тридцать девятая

  Скверный гость

   – Ну вот, И-Ка-птах! Теперь поднимемся вверх по реке, – Олен вместе с ребятами всматривался вперёд, – на западной пристани высадимся. А там – рукой подать до Гизы.

   – Так это Египет, – сообразил Тимур.

   – Ты что, не знал?

   Изумлению Русаны не было предела. Она так широко распахнула глаза, так несколько раз смежила их, синие-пресиние, васильковые, что густые ресницы показались Славке крыльями дивных бабочек. Ещё миг, и упорхнут! Но не на него смотрела одноклассница – на Тима:

   – Обалдеть! Чем ты на истории занимался? Гиза – это же на весь мир известно. А пирамиды? Две с половиной тысячи лет до нашей эры!

   Олен наморщил лоб, словно впервые слышал названия, которыми сыпала Русана:

  – Ты о чём?

  – Пирамиды! Известно же, что им больше четырёх тысяч лет...

  – Откуда известно?

  – Как? Ну, археологи... Историки. Опять же... Да все так считают, – утратила напор Русана, – и факты подтверждают это. Шампольон, когда прочитал иероглифы...

  Архиерей храма Аполлона хмыкнул, промокнул лоб платком – день выдался душным. Славка с интересом отметил, почему Лихачёва вдруг превратилась из девушки в растерянную девчонку: 'Ага, тебя осаживать надо, чтобы не умничала!' Тимур в такие тонкости не вдавался, он просто возликовал:

  – А вот мы и проверим, чем ты на истории занималась! Олен, когда самая большая пирамида построена?

  – Недавно, лет сто-двести назад. Я когда свой лабиринт рассчитывал, она уже стояла, персиковая, с золотым куполком. Признаю, Спас всех перещеголял с этаким курганом, хоть и напрасно столько добра в камень загнал. Ну, так цари всегда своевольничают...

   – Какой Спас? Хеопс! – Возразила Русана, – Хеопс его имя.

  Олен пожал плечами, произнёс на незнакомом языке слово, похожее на 'Сафас', потом на другом, гортанном – 'Хембас', на третьем, свистящем – 'Саофис', на следующем – 'Хеопес'...

  – Я поняла, – воскликнула девочка, – поняла!

  – Вот и славно. Гаман, его архитект, как раз на том кургане бронзовую опалубку применил, вот и залили быстро... Но все одно – накладно это, даже для богатой страны. А я ведь предупреждал...

  Волхв ушёл в свои воспоминания, ворчал, спорил с кем-то. Русана попыталась вернуть Олена в реальность, но безуспешно. Славка тоже потерял нить его рассуждений, да и в бетонные работы на строительстве пирамиды верилось слабо: 'Бредит Тринс! Загоняет, точно'.

  Трирема вдруг сбавила ход. Навстречу шёл дромон, точнее – прогулочная галера, как её показывают в кино. Увешанная гирляндами цветов, пестро раскрашенная, без катапульт и баллист – совершенно невоенного вида, в отличие от конвойных дромонов. Оба судна притормозили, поравнялись. Взлетели швартовые тросы с кормы и носа дромона, тот осторожно приблизился к триреме, которая подняла два весла. Поймав лопасти, команда дромона удерживали их, пока матросы раскатывали уже знакомый настил.

  Дорожка соединила суда. С дромона степенно поднимались трое мужчин в красивом одеянии, навстречу им спускался полный мужчина в окружении десятка воинов. Воины сбежали на дромон, а четверка, одетая одинаково, недолго посовещалась и разделилась поровну – два туда, два обратно.

  Настил скатали в рулон, вёсла отпихнули. Дромон тотчас отвалил в сторону и помчался вперед. Барабан триремы задал экономный темп, и она тоже поползла против течения, которое, впрочем, не ощущалось. Взошедшие гости стояли на палубе, оживлённо беседуя с Боруном. Олен неприязненно щурился в ту сторону. Славка показал на галеру, убегающую вдаль:

  – Куда они?

  – Проверить, подготовить встречу. Гробница базилиуса готова, но всякое бывает, а к покойным следует уважительно относиться...

  – Так он же мумия, и не увидит, чего бояться-то? – негромко заметил Тимур.

  Он стоял в стороне, чтобы волхв не дотянулся, если что-то не понравится в словах – так больно Борун проучил Ашкерова-младшего. Но Олен отличался от сурового друга в лучшую сторону и руки не распускал, хотя возмущался частенько. Как и в этот раз:

  – Откуда в тебе такое? Ляпнешь что, хоть стой, хоть падай, – огорчённо покачал головой архиерей. – Хоронят не для его тела, а для своей души, Тим!

  Дара, незаметно подошла, обняла Русану, как подругу. Послушала горячую речь Олена, добавила спокойным тоном:

  – Затулье помните? Там всяк на виду – испакоститься сложно. Ан мир открыт ныне, можно легко уйти, родство забыть. Бросать без погребения, глумиться над покойным – пагубно. Ибо, дал потачку себе и сам же пропал...

  Олен постоянно поглядывал в сторону мужчин, которых доставила прогулочная галера. Славка сразу обратил на это внимание и, когда те повернулись навстречу князю Михаилу, навострил уши. Борун сделал лёгкий поклон, пророкотал:

  – Позволь представить, князюшко. Волхвы Тагет и Онфим. С докладом от гизехского жреца. Там всё готово.

  Князь принял пожелания здоровья, ответил тем же, пожал гостям руки, спросил:

  – Успеваем?

  – Повозки на пристани, кладбище оцеплено. Всё обыскали – ни души. Никто не подсмотрит. Церемония начнется сразу, чтобы успеть до ночи.

  – К фараону когда?

  – Завтра в полдень.

  Князь удовлетворённо кивнул, ушёл к себе. Гости направились в сторону мальчишек. Славка толкнул Тимура:

  – Это же Тагет, который Офер! Вот гад. Надо сказать Олену.

  – Не надо, сам не слеп, – архиерей оказался рядом.

  Русана рассказ Тимура помнила, моментом поняла, в чём дело, быстрым шепотом рассказала суть похищения Даре. Гости подошли совсем близко. Борун прочёл недовольство по лицу Олена:

  – Али не рад гостям?

  – Оферу – нет.

  Тот немедленно вспылил:

  – Я Тагет, сколько можно говорить!

  – Ты вор и похитник. Узнаёшь?

  Славка и Тимур выступили из-за спины Олена. Оба горели желанием разоблачить пособника пиратов, а Быстров-младший ещё и строил мечту, как в единоборстве поймал бы волхва на болевой приём. С огромным удовольствием! Да хоть сейчас! Захватить правую руку, шаг вперед и...

  – О! Дети Аполлона, – растерялся Офер, – надо же, как некстати. Не ждал вас здесь увидеть. Ну, коли уж сошлись, делать нечего, – он сделал отстраняющее движение ладонью.

  Славка словно на стену наткнулся.

  Глава сороковая

  Разборки

  Налетев на невидимую, но упругую стену, Славка остановился. Тагет без смущения закончил:

  – Признаюсь, погорячился с похищением. Хотел подкрепить предсказание, да Прусенна и сам разбил неприятеля. Извини, архиерей...

  Олен гневно высказал всё, что думает о таком мерзавце, как волхв по имени Офер, который крадёт детей, который... Много чего высказал. Услышав его звучный голос, Гера подошла, затем Ждан. Тесный круг волшебников дослушал обвинение, не молвив ни слова. Тягостная пауза подчёркивалась служебными звуками – плеском волн, боем ходового барабана, скрипом вёсел. Нарушил её Борун:

  – Надо обсудить. Даже если ты прав, нельзя сплеча рубить. Мало нас осталось. После трапезы поговорим, без князя. С огольцами, коли так сложилось, что всем они делам заводчики...

  Обед проходил в роскошной каюте, которая стояла на палубе. Длинный стол, прочно закреплённый – он даже не ёрзал от качки, когда налетал ветер и поднимал волну – окружали длинные лавки. Князь Михаил занял место в торце, волхвы разместились поближе к нему, а ребятишкам достался дальний конец. Трапеза началась чинно, но князь быстро растеребил утку, приготовленную для него, пожелал всем здоровья и ушёл. Олен тотчас вскочил:

  – Так что с Офером? Предатель! А ещё волхв!

   Борун постучал по столу:

  – Не возражаете, если не вече учинять, а мирную беседу?

   – Мирную? Беседу... – медленно, словно пробуя слово на вкус, возвёл глаза к потолку Ждан, – Неплохая идея. Мне нравится, если без крика. Дайте-ка слово молвить, волхвы! Хотите справедливо рядить? Тогда судебное уложение лучше всего...

   Гера, Борун и Дара кивнули, а Онфим и Тагет-Офернедоумённо уставились на Ждана:

  – Какое Уложение?

  – О порядке разбирательства. Каждому слово дать и не мешать, пока не выскажется...

   Олен горячо выкрикнул:

   – Разбираться хочешь? Думаешь, я неправ? Офер в людокрадстве признался, о чём судить-то?

   Онфим возразил:

   – Не о том речь. Зачем он их похитил? Пусть скажет. Коли цель благородна, так и проступка нет.

  Гера вскипела:

  – Что? Цель оправдывает средства? Да как у тебя язык повернулся!

  Но Борун опять постучал по столу:

  – Ждан, ты Уложение писал, ты и веди следствие.

  Молодой волхв велел слугам очистить стол, потом предложил волхвам рассесться по обе стороны, как кому хочется:

  – Кто за Олена? Слева от меня. Кто за Офера? Хорошо, хорошо – Тагета... Так, кто за него – одесную, справа. Обвинение мы слышали – людокрад. Теперь слово тебе, Тагет. Объяснись.

  Гера и Дара взяли сторону Олена, как и ребята. Рядом с обвиняемым остался Онфим. Борун сел нейтрально, напротив Ждана, в торце стола. Тагет покривился, увидев своё меньшинство. Достав из кармана плетеную золотую цепочку, он возложил её на голову, прижав длинные седые волосы. Встал, оперся на стол, обратился к обвинителю:

  – Олен, ты от жизни отстал! Вольно тебе по храмам отсиживаться, за справедливость ратовать. Сытно ешь, сладко спишь, пером скрипишь, и всё для себя, для себя... А я – для всего мира! Я делом занимаюсь! Мне они, – палец указал на Тима и Славку, – нужны, чтобы Аполлона склонить, Этрурии победу дать. Тогда и мир наступит. Благоденствие! А ты мне – похитник! Вот скажи, чем связать народы? Только властью!

  Лада гневно оборвала распалившегося Тагета:

  – Послушай, мало тебе людинской крови пролито? Дважды не удалось, так третьего готовишь в повелители мира. Может, хватит дурить?

   Седовласый волхв продолжил:

  – Я не дурю. Я против лишних смертей. Будет империя – конец войнам. Воевать станет некому и не с кем. Вот и всё, – он тяжело опустился на лавку, сложил руки на груди, вперекрест.

   Ждан выждал, не добавит ли Тагет чего, затем обратился к остальным:

  – Кто молвит против? Олен, не ты!

  Тот вскочил было, но сел назад, промолчал. Борун тоже. Дара поднялась:

   – Единая власть? К чему она? И пусть народы разно говорят! Важно, думали бы по-доброму...

   Гера добавила с места:

  – Толку-то в императоре? Храмов надо побольше, чудесами народ убеждать, веру крепить. Учить добру.

  Онфим поднялся, оправил своё одеяние, которое напомнило Русане рясу, которые в будни носили православные священники:

  – Так он про то и глаголет. Мир – когда единая власть и единая вера. Есть такая вера. Алексей Комонин себя не пожалел, чудесами прославил. Только ты, Тагет, заблуждаешься. Не твой царь, и не твой бог народ соединит. Прусенна – язычник. Вы, – он обвёл рукой всех волхвов, – народ по мелким богам растаскиваете, оттого разброд! А вот я – от истинного бога и за истинного царя!

  Ждан спросил, что ещё слова просит, но Борун отказался, молча пересел на сторону Тагета. Олен вспыхнул:

  – Ты-то почему? Думаешь, потакать людокраду – это к чести волхва? Ты предал не меня, – он показал на подростков, – ты их предал!

  Борун вздохнул, встал, пояснил:

  – Тагет неправ, что похитил детей. Но прав, что время мелких царей и мелких богов минуло. Волхвов слишком мало, чтобы ссориться. Надо людинам помогать. Думаю, Иса смиренный, в коего Комонин уже молвой обращён, самая та вера.

   – Да что же такое творится! Арьи, где ваша память? Природных наших богов на словоблуда менять! Как можно?

   Олен трагически возвёл глаза к потолку, сел на лавку, спрятал лицо в руки, словно собирался заплакать.

   – Думайте, волхвы, – непонятно приказал Ждан.

  Наступило полное молчание. За стеной слышалось мерное буханье – ходовой барабан задавал темп гребли. Команды дежурного офицера или самого капитана тоже долетали сюда, но неразборчиво. Тимур вполголоса обратился к Русане:

   – Ни фига у них заморочки! А лихо стрелки перевели с нас на весь мир.

  Славка, наученный опытом и всегда готовый разочароваться во всесилии волхвов, согласился:

  – Вот тебе и волшебники...

   – Тебе ты так, – рассудительная одноклассница вроде как заступилась, поддержала волхвов, – о всех народах думать. Небось, голова вообще расплавилась бы.

   Тимур немедленно принял сторону друга:

   – Только не надо! На фига царь нужен – командовать? Но мы же без него живем, и ничего. Про веру общую – так вообще, делать нечего! Колдонули народу, типа, вот бог, в него верьте!

   Ждан хмыкнул, вмешался:

   – Уже делали, до большого исхода. Большое колдовство, долго арьев держали. Там было-то десяток тысяч на тысячу волхвов, а не справились. Где нынче волхвов наберешь, чтобы с целым миром совладать? Эх...

   Опять наступила тишина. Дети молчали, не очень понимая, почему безмолствовали волхвы? Наверное, те думали.. Борун снял со лба неизменный кожаный шнурок, запустил обе пятерни в густые волосы, ерошил их копной. Тагет-Офер натирал о рукав янтарный камешек, вывешивал на шнурке и вел над предплечьем, электричеством вздымая волоски. Онфим сплетал в косичку и расплетал бахрому пояска. Гера потирала ладони, будто катая в них шарик. Олен сидел неподвижно, глядя в потолок.

  – Пить хотите? – Непонятно кого спросила Дара.

  Поймав кивок Славки, волшебница оглянулась на дальний стол, уставленный кувшинами, вазами с фруктами. Слуга угодливо метнулся ей навстречу, но получил отказ, вернулся в угол. Дара щелчком пальцев вызвала бокалы и кувшин с прохладным соком, поручила Тимуру разлить напиток, разослала всем присутствующим. Волхвы приняли, поблагодарили сдержанными кивками.

  Причмокнув от удовольствия, Тимур допил порцию. Славка показал ему большой палец – классный сок! Русана тоже одобрила. Дара подмигнула ребятам. Славка снова подумал, что годы никак не отразились на характере и внешности удивительной лекарки – она не выглядела старушкой, как Гера. "Ну, чуть постарше мамы, лет сорок, наверное..."

   – Ждан, ты сам как думаешь, – неожиданно спросил Олен, – чью сторону берёшь? Без тебя три на три.

   – Против Тагета, как иначе? Но осуждаю только поступок, не его самого.

   – А я бы у него дар отнял, – жёстко припечатал архиерей. – Не хотите сами, на поединок вызову, сам отберу!

  Медленно, нараспев и низко заговорил Онфим:

  – Есть правила, освященные веками, и не нам их нарушать.нарушать. Волхв неприкосновенен, тем более, для другого волхва. Он всегда несет пользу людинам, даже делая им больно. Неразумное стадо нуждается в пастыре... Не с Тагетом борись, лучше брось своего Аполлона, людинам Христовы заповеди проповедуй. А кто из людинов им не внемлет – изгоняй и карай, аки паршивую овцу!

   Получилось угрожающе, но Олен отмахнулся:

   – Опять ты за своё. Отринь шоры, посмотри по сторонам, волшебник! Кончается время, когда слово волхва почиталось и свято выполнялось, кончается. А ну, припомни, сколько нашего брата уже погибло, пытаясь настоять на своём? Забыл, кого прошлым месяцем хоронили? Не священниками, не жрецами Земля нас родила! Хранителями равновесия! В одном ты прав – мы в мелочах тонем, по храмам отсиживаемся. Сколько нас осталось-то?? Десятков шесть, да и тех собрать не удаётся...

  Борун, откинув волосы назад, надвинул ремешок на лоб и поддержал Олена:

   – Я согласен, разрознились мы. Но слабеем не от этого. Думаю, Земля не нуждается в нас, как прежде, коли не родит новых волхвов. Скверно.

   Седовласый Тагет-Офер возразил, убирая янтарь в кармашек:

   – Отнюдь. К чему новые? Чтоб под ногами путались? Да и учить их некогда.

  Договориться бы и мир поделить, если сообща быть не можем – это я завсегда согласен, – и добавил для Олена. – А с тобой мы пересечёмся, без свидетелей. Я-то силу твою быстрее высосу, стихотворец!

   Архиерей Дельфийского храма Аполлона смиренно кивнул:

  – Жду с терпением.

   – Эва, развоевались, – возмутился Онфим. – Первородные ушли, так вы и правила отменять затеяли? Волхвы, нельзя мир под себя кроить. Хранить надо, пока сил хватает...

   Офер пожал плечами. Снова вынул янтарь, стал раскачивать. Серая кошка с узкой мордочкой подбежала, принялась лапкой ловить камешек. Волхв приподнял янтарь повыше, заставил её встать на задние лапки. Все наблюдали за грациозным хищником и слушали Боруна:

   – ...договорим, когда ребят отправим. И почему они сюда попадают, тоже обсудим. Есть опаска, что ткань мира не выдерживает. А причина – в нас самих.

  На этом совет закончился. Тагет и Онфим вышли. Олен вскочил, встал напротив Боруна. Снизу глядя в глаза богатыря, потребовал:

  – Почему? Хочу понять.

  – Не время междоусобиц.

  – Он враг, честолюбец. Как и Онфим, что возжаждал преклонения. О, мелкие, ничтожные! Они, как черви в навозе...

  – Если волхвы затеют свару, земля вспыхнет, – сурово ответил Борун и оглянулся на остальных, будто ожидая поддержки. – Пандавы и коуравы! Тебе ли не знать, сколько жизней унесли те битвы! Всё, Олен, давай займёмся делом.

  Дара и Гера разъединили спорщиков. Борун поманил к себе притихших 'попаданцев', велел передать ему амулеты. Славка и Русана подчинились. Повернув серебряные кулоны соколом вверх, волхв положил их на ладонь, накрыл второй. Поднёс к уху, прислушался:

  – Гудят. Вибрируют, чем ближе к силобору, тем сильнее. Должны сработать точно. Русана, ты за старшую будешь. Тима ставь меж собой и Яром...

  Тимур хмыкнул, видимо, собираясь спросить, зачем поручают девчонке? Славка дернул друга за рукав, остановил. Он не обиделся на такое явное недоверие, проявленное к его способностям. Чего греха таить, сам виноват – в Затулье показал себя не с лучшей стороны. Теперь исправить былую репутацию – сложно, встречают-то по одёжке!

  Тут барабан триремы перестал бухать. Зато раздались голоса снаружи. Борун встал:

   – Прибыли. Договорим после.

  Глава сорок первая

  Хамсин

   На пристани дела закрутились с неимоверной быстротой. На борт триремы с помощью удивительного крана из длиннющих брёвен опустили широкий и прочный трап. Полунагие рабочие облепили помост с привязанным саркофагом, словно муравьи, поставили на катки и споро перекатили на берег, замощённый черным тёсаным камнем. Там другой кран переставил помост на прочную повозку, и четвёрка лошадей оттянула печальный груз в сторону. Князь вышел на пристань в длиннополом халате неимоверной стоимости, наверное. Так сказала Русана, ахнув:

  – Сколько золота на него нашито! Это же с ума сойти, он весит тонну!

   Жрец, который встретил князя, выглядел не беднее, одно только ожерелье – такой плетёный круг, полметра в диаметре, с камнями и весь из золота – весило немало. Поклониться лысый жрец сумел сам, а вот распрямляли его два помощника. О чем говорили раззолоченные и дорогостоящие, слышно не было – ребят не подпустили. Но вот переговоры закончились, князь Михаил влез в изящную крытую карету вместе со жрецом. Тимур не утерпел:

  – А мы куда?

  – За ними. Сначала главное дело. Утром его погребут, и до вас руки дойдут, – отрезал Борун, недовольно поглядывая на желтое небо.

  – Дара, Гера, вы тоньше воспринимаете. Скажите, это не прорыв силобора?

  Дара потерла ладони, нервно поежилась, прислонилась к Ждану. Гера выполнила несколько круговых движений левой ладонью, словно протирая изнутри большую банку. Результат ей не понравился, она проделала то же, но правой рукой и против часовой стрелки. Нахмурилась ещё сильнее:

   – Вроде ничего особенного, однако, не время для хамсинов.

   Русана с апломбом всезнайки пояснила только Тимуру:

   – Пыльная буря. Видишь, воздух жёлтый?

  Волхвам подогнали три крытых колесницы попроще. Ждан, Дара и Гера уместились в первую, Борун, Тагет и Онфим во вторую, Олен с детьми – в третью. Почётный караул в голубых головных повязках вскочил на коней. Процессия двинулась в путь.

  Колесница двигалась медленно, плавно покачиваясь на неровностях дороги. Синева незаметно, но неуклонно выцветала, становясь желтизной. Солнце теряло яркость, но жара не спадала. Жаркий горький воздух сушил нос и горло. Тимур чихнул, поблагодарил за дружное пожелание здоровья. Русана посоветовала Ашкерову прикрывать нос платком, тот отговорился отсутствием такого аксессуара. Хмыкнув, одноклассница покопалась в изящной сумочке, вынула беленький лоскуток, презентовала Тиму. При этом ажурный гребень совсем немного зацепил занавеску и перекосился. Девушка выдернула его, обрушив на себя водопад тяжёлых русых волос. Держа гребень в зубах, она собрала их вместе, скрутила в тугой жгут.