Текст книги "Лабиринты Гипербореи"

Автор книги: Владимир Петров-Одинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

  – Вон отсюда, не оскорбляй мой взор! Вернёшься перед закатом. Арчана скажет, как ухаживать за мальчиком. Маниша научит твою жену делать ему массаж. А пока – прочь, ничтожный!

  Через полтора часа настоятельница сидела в своей просторной келье, окруженная послушницами. Мальчик лежал на столе, согнутый в кольцо и зафиксированный веревочной сеткой, чтобы позвоночник не разгибался. Его глаза были полуоткрыты, но выражение боли из них ушло. Маханта легко касалась худенького обнаженного тела бамбуковым прутиком:

  – Вы убедились, как важно понять место разрыва? И почему? Ты, Каришма, теперь поняла свою ошибку...

  Смуглая послушница с пухлыми губами и миндалевидными глазами засмущалась, шепнула в свое оправдание:

  – Но позвонок...

  Настоятельница кивнула, пояснила:

  – Верно. Его выдавило. Но куда? Ах, если бы вы умели видеть руками, как глазами! Давным-давно у меня была ученица, способная превзойти меня...

  Она подняла голову к куполу, задумалась. Арчана, самая способная и честолюбивая послушница, не удержалась, задала вопрос:

  – Что она такое умела, чего не можем мы?

  – Самолюбие взыграло? И правильно, надо стремиться стать лучшей, – улыбнулась маханта, – иначе заскучаешь. Но ты уже лучшая, поскольку та приходила из другого мира и навсегда вернулась в него...

  Любопытные послушницы немедленно воспользовались благодушным настроением настоятельницы и упросили рассказать удивительную историю. Маханта распорядилась переложить задремавшего пациента в носилки и приступила:

  – Много лет назад, когда жила я на севере... Помните, я рассказывала о той стороне? Так вот тогда часто рвалась ткань мира. Однажды в разрыв упали мальчик и девочка. Мальчик отважный, но нечуткий, а его спутница... Как её звали? Русана. И вот она оказалась тонко настроенной травницей, по запаху и вкусу. А как видела органы человека! Насквозь! И управляла ими...

  Арчана усомнилась:

  – Как могла девочка овладеть таким знанием, о маханта?

  – Не знаю. Возможно, боги наградили её даром врачевания... Ах, как жаль, что я не смогла передать ей свои знания...

  Настоятельница улыбнулась ревности, которая прозвучала в голосе лучшей ученицы, и успокоила ту:

  – Вы отличаетесь, словно слон от тигра. Ты рождена лечить переломы, ушибы, удалять зубы, зашивать раны – всё, где есть резкая боль, где надо спасать человека от скорой смерти. А она – находить неявное расстройство, восстанавливать ослабшего, уставшего от тяжелой жизни человека. Если бы вы её увидели, то сразу бы поняли, в чём она сильна.

  – А как она выглядела, о маханта?

  Послушницы принялись расспрашивать настоятельницу, та подробно описывала, как выглядела Русана при первой встрече. Сидя с закрытыми глазами, чтобы точнее вспомнить облик, странную одежду девочки из далёкого будущего, маханта так увлеклась, что дружный вскрик учениц заставил её вздрогнуть.

  И было от чего! Раскрыв глаза, Гера в изумлении увидела напротив себя девочку, которая держала в руках пушистого серого кота.

  Глава двенадцатая

   Индия?

  Полумрак храма, прохладный камень пола, незнакомые лица вокруг... Русана ойкнула, прижала к груди Пушка, словно заслонилась им от всего мира. Мамин крик ещё звучал в ушах, но глаза говорили совсем иное – она не дома. Но что-то знакомое было в новой обстановке. Что? Мысли мчались лихорадочно, не давая сосредоточиться и понять. В голове роились догадки: 'Я упала в обморок, меня перенесли сюда... Не больница – темно, врачей нет... Клуб? Почему все сидят на полу? Где мама, Томка, тётя? Странные одежды...'

  Молодые девочки её возраста пугливо вскочили, пятились прочь. Их одежды, необычные одежды стали зацепкой: 'Какие платья... Не платья... Сарафан? Сари! Индия?' Русане вспомнились приметы индусок, и глаза немедленно нашли маленький красный кружок у единственной взрослой женщины. Между бровей.

  'Индия! Это Индия! Это Индия... – Русану ошеломило открытие. – Как я сюда попала? Зачем? Почему? Что я такого натворила?'

  Год назад Лихачёва-младшая уже заливалась бы слезами, но нынешняя знала – истерика бесполезна. Русана поднялась на ноги, крепко держа Пушка – такого же 'попаданца', как и сама: 'Если это всё не сон. А если сон? Надо проверить... Спрошу старшую...'

  – Извините, пожалуйста...

  Голос девочки дрогнул, когда она усомнилась – на русском ли стоит спрашивать? Но тотчас окреп. Почему нет, чем родной язык хуже английского!

  – Извините, я куда попала? Это Индия, да?

  Женщина с красной точкой между бровей тоже встала, прислушалась, всплеснула руками:

  – Не верю своим глазам!

  Нет, не на русском прозвучало восклицание, хотя Русана всё поняла! Сердце девочки замерло – санскрит? Неужели опять?

  – Боже мой! Бедная моя мамочка, что с тобой будет, – тоже на санскрите, но уже со слезами, прошептала Лихачёва-младшая, – ты не переживёшь это...

  – Руся. Как же ты сюда попала? – Гера подошла к ней. – Бедная девочка. И как всегда, плачешь...

  – Это вы? Но как? Я никуда не проваливалась, я...

  Волшебница смотрела в Русану пристально, слегка щурясь, как обычно читают мелкий текст. Вспугнутая стайка учениц тихонько приближалась к гостье и Гере, пытаясь понять, что творится. Стремительный диалог босой, странно одетой светловолосой девушки и маханты храма Сурьи, когда обе говорили, не слушая друг друга – закончился молчанием. Девушка, прижимая к груди пушистого кота, плакала без всхлипов, а волшебница положила руки ей на плечи и не отрывала взгляд от лица. Минуты текли, ученицы подступили совсем близко. Самые отважные потрогали мягкую ворсистую ткань короткой одежды странной гостьи.

  – Да, это мы, – признала маханта, отступила на шаг, – я виновата. Русана, но как я могла предположить, что воля десятка послушниц способна прорвать слои времени?

  Ученицы ахнули, услышав имя. Они зашушукались, принялись с удесятеренным интересом разглядывать светловолосую девушку. Та немного пришла в себя, тоже огляделась. Но не задерживаясь ни на ком, обратила умоляющий взор Гере:

  – Верните меня, пожалуйста! Быстро, если можно. Я не хочу, чтоб, как в прошлый раз – мама с ума сойдёт... Я же на её глазах... Пожалуйста!

  – Возвратить надо, конечно... Вот незадача... Не умею я. Дай разобраться сначала, почему тебя занесло. Я среза времени не ощутила. Или Олен прав со своими амулетами? Если совпало встречное влечение... И точка, что их связала...– рассуждала маханта, пальцем чертя в воздухе воображаемую схему.

  Затем она подняла голову, снова взяла Русану за плечи:

  – Что есть у тебя?

  – Что?

  – Предмет. Амулет, который пропитан нашим временем. Колечко, платок, самоцвет с наговором каким...

  Гера перечисляла, а Русана, как заворожённая, слушала и кивала. Волшебница удивилась:

  – Что, всё есть?

  – Нет. Только это. Вот, – передвинув кота, девушка сняла с шеи подарок Сокола.

  Закрыв кулон в ладонях, маханта прикрыла глаза. Ученицы притихли, чтобы не мешать. Они тоже умели определять силу амулетов и знали, как важна тишина. Зато Пушок этого знать не хотел. Ему наскучило в объятиях Русаны, он дерзко вякнул, рванулся и удрал с рук девушки.

  – Держите!

  Ну, понять такой вопль несложно, хоть ты русского и не знаешь! Облава началась немедленно и велась так успешно, что храм наполнился топотом и вскриками: 'Ой, царапается, хватай, не за хвост же, лови, тряпку накинь, держи его, да что же вы, удерет ведь!'

  Гера открыла глаза, оценила проворство пушистого беглеца, который восторженно играл в замечательные пятнашки. Стремительно меняя направление, он уворачивался, нарезал круги, как заправский Шумахер, и с каждым новым зигзагом приближался к выходу. И вдруг замедлил скорость, почти остановился в скачке. Проскользив чуть не метр в такой позе, кот попал в руки Арчаны. Обрадованная ученица подбежала к Гере:

  – Поймала! Как вы его, одним жестом связали! Вернуть ей, маханта?

  – Подержи, пока он в себя придёт, – отмахнулась настоятельница храма, – а нам с Русаной надо уединиться.

  Возвращая серебряный брелок, волшебница удивлённо подняла брови и заметила:

  – Амулет так мощно заряжен! Диво, что раньше ничего не произошло. Пойдём ко мне, побеседуем. И одеться тебе не помешает...

  Выйдя через низенький проём, они попали на тропинку под кронами разлапистых, коренастых деревьев. Ветви спускались до земли, создавая зелёный коридор. Небольшой домик Геры и шести её учениц стоял совсем рядом с храмом, в минуте ходьбы. Земляной пол, застеленный циновками и небольшими коврикамиу кроватей, поразил Русану:

  – Так примитивно? В Затулье ваш дом был прочным, с настоящим полом, а тут! Сарай какой-то...

  – Здесь не бывает холодов. А для жары – в самый раз. Вот зеркало, убери волосы, заплети.

  Гера подала девочке гребень. Та повертела его в руках, пристально рассматривая. Жёлтоватый, скользкий на ощупь, он выглядел чистым, но Русана замялась: 'чужой, всё-таки...' Волшебница удивилась:

  – Что? – И тут же вспомнила. – Ах, да! Ты же помешана на чистоте, на ги... Как бишь, её, запамятовала? Так держи, зубьями вверх...

  – Гигиена. Ой!

  Сложный жест Геры – зачерпнута пригоршня у самого пола, донесена до гребешка и опрокинута на него – закончился ослепительной вспышкой. Зубчики словно кратким пламенем охватило.

  – Теперь чисто.

  И всё. Ни дымка, ни запаха горелых волос, как боялась Русана. Она даже тайком понюхала гребень, и, успокоенная, причесалась, сделала простую косу. Затем пришла пора одеваться в длиннющий лоскут пёстрой материи, раза в три больше её роста. Повторяя движения Геры, которая размотала свой алый сари и взяла себе зелёное полотнище, девочка оборачивала себя, пока не получила нужный вид:

  – Ой, как красиво! И вы всегда в таких ходите?

  – В храме. И по его делам. Положение обязывает, – ответила Гера, подновляя красную точку на лбу. – Дай-ка, тебе поставлю. Нам встретятся люди, для которых важно, что ты брахманка.

  – Это традиция смарты! Ой, я в курсе, столько мантр знаю, и – смотрите, какие асаны умею!

  Девочка собралась размотать сари, чтобы принять 'позу змеи', но Гера рассмеялась и остановила её:

  – Неужели в ваше время к такому относятся всерьёз? Это гимнастика, телесная и дыхательная, не больше того! Ладно, пора в храм. Кошку заберем, и твоим возвращением займёмся.

  Пушок уже вернулся в прежнее состояние, напился молока, резво гонялся за длинным пером, похожим на павлинье. Ученицы Геры высоко оценили преображение гостьи, восхищенно разглядывая и цокая языком. Прижав кота к груди, Русана шла следом за Герой, удивлённо крутя головой по сторонам. Убранство и устройство здания, где она оказалась, поражало её. Плоская каменная плита, установленная на массивные блоки – алтарь, как назвала Гера, едва освещался неровным огнем масляных светильников. Но даже в таком слабом свете поразительное количество резных фигурок, скачущих зверей, летящих птиц, цветочных орнаментов, сплетенных в причудливое кружево – поражало!

  – Нравится резьба?

  – Потрясно! А кто делал?

  – Есть талантливые люди, и раджи новых приглашают, из других стран. Мой храм делал сикх из Шимкента, который у самого Рама учился, а тот с деревянного храма начинал, пока пещеру подходящую не нашел...

  Русана зажмурилась, настолько резко ударило по глазам полуденное солнце. Его лучи падали вертикально вниз, на широкую кирпичную дорожку, виляющую между отдельных высоких пальм. Перистые листья разбивали свет на отдельные лучики и световые пятна, которые расторопно тасовались у ног девочки и волшебницы. Цвета листьев и стволов поражали таким множеством оттенков от малахитового до фиолетового, что девочке пришлось сощуриться. Войдя в тень первого дерева, Русана обернулась на храм.

  Тяжелые карнизы, крепкие опоры – храм вырастал из земли, символизируя прочность, основательность, словно громадный лесной муравейник. Подсвеченный солнцем, он выглядел сурово, едва смягчаясь изяществом орнамента на стенах и колоннах входа.

  Засмотревшись, Русана забыла про Пушка, который заметил крупную бабочку на траве и вывернулся из рук. Сделав несколько скачков, кот в прыжке сбил добычу, принялся жевать.

  – Выплюнь, Пушок, отравишься,– воскликнула девочка, пытаясь схватить беглеца.

  Тот понял – с ним играют. Радостно задрав хвост, он рванул под ближайшее дерево. И вдруг угрожающе и низко завыл, потом зафыркал. Отскочил назад, снова завыл, став боком, выгнув спину горбом. Русана бросилась к нему на выручку и обомлела. Навстречу ей из травы прянула вверх крупная змеиная голова.

  Глава тринадцатая

  Опасная Индия

  Раздув капюшон, королевская кобра покачивалась перед Русаной, устремив на неё желтые глаза с вертикальными зрачками. Чёрный раздвоенный язык сновал вперед-назад.

   – Нет! Не смей! – девочка запрещающе выбросила вперед руку.

  Змея перестала качаться, свернула капюшон и замерла. Русана наклонилась, не глядя, подхватила Пушка, отступила назад. Змея не двигалась, оставаясь совершенно неподвижной, словно замороженная.

  – Славно, славно, – подошла Гера, тронула кобру пальцем, – обездвижила и оставила напряженной...

  Та покачнулась, но осталась стоять. Волшебница сделала движение, как бы развязывая узелок с головы змеи, после чего кобра упала и стремительно уползла в кусты.

  – Как ты это сделала?

  – Не знаю. Я за Пушка испугалась, и подумала ей – стой! Не смей!

  Русана погладила кота, который сидел на плече всё ещё в боевом настроении, с хвостом, похожим на ёршик для мытья посуды. Гера покачала головой, глядя на героя:

  – Так ты долго не проживешь, глупыш. Здесь осмотрительность и опыт нужны. Придется тебя оставить в храме, под присмотром, – и она дунула в серебряный свисток, висевший у неё на шее.

  Пронзительный звук разлетелся далеко, достиг и храма. Ждать пришлось недолго. Появились две послушницы, которым маханта поручила Пушка. И дала строгие инструкции: 'из храма не выпускать!' С полупоклонами те убежали. Проводив их взглядом, Русана обернулась к волшебнице:

  – Гера, а куда мы?

  – Скоро узнаешь. Забыла спросить, ты голодна?

  – Немножко, – поскромничала Русана, и вдруг всхлипнула, вспомнив, что совсем недавно она собиралась поужинать.

  Гера остановилась, пытливо глянула на спутницу, покачала головой:

  – Погоди плакать, я тебя обрадую. Там, возле реки, в новом дворце меня ждёт наместник этой провинции. С ним мы отправимся дальше, на торжественную церемонию. И там встретим волхва, кто тебя уже возвращал домой. Ну, кто, как ты думаешь? Он сегодня гостит у махараджи по случаю 'второго рождения' его сына...

  – Борун? Я поняла!

  Русана вскрикнула, задохнулась от радости, порывисто обняла Геру, спрятала лицо на её груди. Та ответила на объятие, погладила девочку по голове, и почему-то грустно улыбнулась. Наверное, своим мыслям. Когда Русана оторвалась от волшебницы, слезы с девичьего лицо уже ушли, оставив два коротких влажных следа. Да и те исчезли под пальцами без следа. Волнение и тревога девочки не исчезли, но отступили под напором новых впечатлений.

  Русана расспрашивала Геру:

  – И в Затулье больше не бывали? А Дара и Ждан?

  – Они со Скитаном Большую степь прошли, до запада. Им ордынские нравы по душе пришлись, так и остались на Ра...

  -Где? – Не поняла Русана.

  Гера попыталась объяснить, но так сложно, приводя незнакомые названия народов или стран, что только запутала девочку.

  – Большая река? Не представляю, – призналась та, и задала самый сокровенный вопрос, который с самого начала крутился на языке:

  – А Сокол? Что с ним? Он сейчас где? Мы встретимся?

  – Да я тех русов-то слабо помню, – пожала плечами волшебница, – много лет минуло. Напомни, каков он?

  Как ни старалась Русана, словами ей не удалось описать отважного дружинника. Слёзы отчаяния навернулись на глаза, но Гера пришла на помощь:

  – Не живописуй словесами – образ дай. Вот прикрой глаза, вообрази, что он рядом. Как есть – в мельчайших подробностях, и поставь его перед собой...

  Этот приём удался с первой попытки. Когда девочка открыла глаза, показалось ей, что и впрямь, стоит напротив Сокол. Одет, как в день расставания, и амулет свой протягивает. Русана сдёрнула серебряный кружок с шеи, протянула Гере:

  – Это же он мне подарил!

   -Уже поняла, – улыбнулась волшебница, – так и по образу рассмотрела. Сильно он в душу тебе запал. И напрасно.

  Гера знала о русе немного, только по рассказу Боруна и смутным слухам, долетавших в Затулье и в Индию:

  – Много крови пролил, нещадно и жестоко бился, словно смерти искал. Семья? Не слышала. По слухам, всё в походах... Кого воевал? А всех подряд! Высоко поднялся, сильным воеводой стал. Когда и где царскую власть состяжал, не знаю, но володел народами, верно. Борун говорит, он между морями прошёл и всех под себя подмял, а последний след его в Копте остался. Там он, Сокол твой, и похоронен, вроде. Давно, столетие назад, может быть...

  Горькая правда о Соколе обожгла девочку – царь, жестокий захватчик. Но она тотчас нашла русу тысячи оправданий: 'Он переживал! Из-за меня, конечно. Потому и не женился...'

  Но мечта – встретиться с первой любовью, обнять его, увидеть, как заблестят его глаза, как радостно улыбнётся Сокол и назовёт ласковым тайным именем – истаяла, развеялась, ушла в прошлое. Грустно стало Русане. Она замолчала, отвернулась от Геры, незаметно смахнула слезу и сделала вид, что рассматривает природу, проплывающую мимо. Да так незаметно и увлеклась.

  Слишком отличался лес, если джунгли можно назвать 'лесом', от сибирской тайги. Вместо елей и берез, вместо длинноиглых сосен вдоль тропинки росли разлапистые пальмы, перистые пальмы, широколистые пальмы и ещё – кто знает, какие, но – пальмы, пальмы и снова пальмы! Кроме того, всё это зелёное буйство цвело разнообразными формами. Бутоны, многосоставные цветочные головки, широченные лепестки источали сладкие ароматы. К тому же они состязались пышностью и причудливым окрасом с бабочками и птицами, которые беспрестанно голосили и трещали.

  За следующим поворотом тропинки возник каменный забор. Воины в тюрбанах и с кривыми саблями почтительно распахнули ворота. Они не скрывали своего интереса к девушке, сопровождавшей волшебницу, откровенно пялились и чуть не свернули себе шеи, провожая Русану взглядами. А та смотрела по сторонам на диковинные цветы и удивлялась про себя: 'Оказывается, до дворца не так и далеко'.

  – Конечно, ведь разговор скрашивает расстояние, – улыбнулась Гера.

  – Ой, я и забыла, что вы мысли читаете! – засмущалась Русана.

  Но тут к ним навстречу выбежал молоденький слуга, зачирикал на непонятном языке. Волшебница величественно кивнула, и слуга умчался по лестнице во дворец. Стайка девушек бережно подхватила каждую гостью под локотки и сопроводили наверх по ступенькам.

  В дверях дворца стоял толстый и смуглый мужчина, похожий на русскую матрёшку. Его просторные бирюзовые шаровары нисколько не сочетались с фиолетовой, ослепительно яркой блузкой или курткой. Ткани лоснились и сияли, выглядели очень нарядно, но совершенно не по-мужски. Так подумала Русана, но промолчала и покосилась на Геру – прочла ли та эти мысли?

  Однако волшебнице было не до копания в чужих головах. Она заспорила с 'матрёшкой', резко и отчетливо чеканя слова. Тот надулся и побагровел, попробовал повысить голос. Гера не приняла предложенного тона, повернулась, чтобы спуститься с лестницы. 'Матрёшка' немедленно сменил тон на просительный, поспешил за волшебницей, едва не хватая ту за рукав. Гера бросила на него презрительный взгляд, и что-то приказала – как кнутом щёлкнула. Разноцветный спорщик закивал часто-часто, словно курица на рассыпанное зерно, отошёл, похлопал в ладоши.

  – Вы о чем-то важном спорили, – осторожно спросила Русана, чтобы не умереть от любопытства, – раз он так раскипятился? Он, вообще, кто?

  – Наместник, – скривила губы волшебница, словно отведала горького перца.

  – Наместник чего?

   Русана втайне ждала, что их посадят на слона, но вельможа вызвал паланкин, который почти бегом поднесли двенадцать мужчин, по шестеро спереди и сзади. Вычурный деревянный короб, украшенный резьбой, ярко раскрашенный, снаружи выглядел, как золушкина карета. Но внутри – ещё краше. Изумительной красоты рисунок, словно вышитый иглой на тонкой ткани – первое, что бросилось Русане в глаза.

   Немного помолчав, будто взвешивая на невидимых весах 'говорить – не говорить', Гера откинулась на подушки и поделилась переживаниями с обретенной ученицей:

  – Мир становится хуже. Руководят людьми бесталанные и недостойные. Взять хоть этого. Он племянник махараджи, совершенно бездарен, зато заносчив. Вместо того, чтобы облегчать жизнь людям, вводит новые налоги... Представляешь, отказался прокладывать дорогу, а направил рубщиков добывать древесину. Ему, видишь ли, нужны только белый сандал, железное и хлебное дерево!

  – Но вы же волшебница, – изумилась девочка. – Прикажите, и всё!

  – Увы, он не подчинится. Говорю же, мир изменился. Слово волхвов мало значит для царей и воевод. Они мыслят по своему, называют себя равными богам... Ты думаешь, почему я веду храмовую жизнь?

  Паланкин покачивался, за окном на смену джунглям пришли возделанные поля, а Гера рассказывала и рассказывала. Русана жадно слушала, понимая, что пасторальная жизнь арьев Затулья осталась в прошлом. Индия, в которой она так внезапно очутилась, совсем не походила на глянцевые картинки учебника истории...

   Громкий крик снаружи прервал рассказ волшебницы. Перед лицом девочки со стуком возникла стрела, сорвав с окна и пришпилив к стенке расшитую шелковую занавеску. Паланкин углом упал на землю, пассажирок швырнуло вперед.

  Глава четырнадцатая

  Старших надо уважать!

  – Бурада вим вар?

  Перед паланкином остановился воин в кольчуге, требовательно ударил кулаком по крыше. Вскрикнула только Русана. А Гера повела себя иначе:

  – Кто-кто! – сварливо ответила волшебница. – Не видишь, женщины перед тобой, старая да малая. Нет бы, пособить, руку подать. Горлопан!

  Лицо воина, который заглянул в криво стоящий паланкин, выглядело юношеским, у него даже усики едва пробились. Но зато на щеке багровел свежий шрам, от скулы сбегая к подбородку. Наверное, поэтому Русане воин показался страшным – она отшатнулась и закрылась руками:

  – Ой!

  – Выходи! Быстро, – повторил паренек. – И ты, бабка, не рассиживайся. Ну, вылазь, кому сказал!

  Девочка выбралась на дорогу, где большой конный отряд разбирался с пленниками. А как иначе назвать толпу гостей, разряженных в цветастые одежды, которых вытащили из паланкинов и согнали в кучу? 'Матрёшку' наместника глаза опознали по пестроте цветов и дородности фигуры. Он стоял перед усатым смуглым воином, который протирал бритую голову платком и словно не обращал на пленника никакого внимания. Два подручных, совсем молоденькие, как первый парнишка со шрамом, держали: один – флягу с водой, а второй – длиннющий алый шарф, собрав его на предплечье несколькими длинными волнами, почти до земли.

  Наместник что-то говорил, жестикулировал, часто кланяясь. Смуглый воин принял у помощника шарф, ловко обмотал им голову, создавая чалму. Наместник продолжал кланяться, отчего громадное золотое ожерелье отвисало вниз и раскачивалось. Но никто не спешил содрать его с 'матрёшки', как и серьги с браслетами. 'Похоже, тут не простая банда, – немного отлегло от сердца девочки, – грабить не собираются'.

   – Не распускай руки, – прозвучал за спиной Русаны голос волшебницы.

   – Угрожаешь? Да я тебя, – воскликнул юношеский голос и тотчас сменился стоном, как от мучительной боли.

  Девочка обернулась, и успела заметить – воин толкнул Геру, но вдруг схватился за живот, повалился кулём, даже ударился о край паланкина. Его скрутило в тугой комок, лицо налилось краснотой, а шлем свалился, обнажив недавно бритую голову с коротеньким чубом на макушке. Несколько конников заметили неладное, обменялись словами, пришпорили коней. Русана поддержала волшебницу, спросила:

   – Всё в порядке? Он вас не ушиб?

   – Хотел.

  Гера поправила складки сари на плече, проверила, не растрепалась ли прическа. Девочка помогла ей аккуратно уложить накидку, прикрыв узел волос и распрямив прозрачную ткань по плечам. Всадники приблизились, одни спешился, склонился над скорченным воином, второй надменно и грубо спросил:

  – Что ты с ним сделала, старуха?

  – Повежливей, а то и тебя скрючит, – ледяным голосом урезала волшебница, гордо подняв голову и выставив правую ладонь перед собой.

  Этот воин оказался поумнее, или имел соответствующий опыт – он спрыгнул с коня, сложил руки в приветственном жесте:

  – Намасте, – и совершенно иным тоном спросил. – Ты одна из дакини, понятно. Что он натворил?

  – Да, колдунья. Учу невежу старших почитать, – нормальным голосом пояснила Гера, – коли родители не озаботились.

  – Скажи, волшебница, ты маханта какого храма?

  – Кали и Сурья, – многозначительно повела бровью волшебница.

  Воин понимающе кивнул, спросил второго, который пробовал добиться ответа от стонущего парнишки: 'Как дела?'. Русана не успела прийти в себя, а события вокруг неё стремительно развивались. Кавалерия выгнала из джунглей носильщиков, которые дали дёру, бросив паланкины. Смуглый командир допросил наместника, выслушал доклады нескольких гонцов, отдал распоряжения. Тем временем Гера согласилась со странной просьбой старшего воина: 'Освободи его, маханта, он не знал', сделала в сторону обидчика развязывающий жест. Совсем как тот, которым отпускала 'замороженную' Русаной кобру.

  Молоденький воин перестал стонать, кровь отлила от головы. Он медленно разогнулся, не веря себе, поднялся на ноги. Соратники поддержали его, опёрли на паланкин, пошлёпали по щекам:

  – В порядке? На коне усидишь?

  Только теперь до Русаны дошло – разговоры велись на русском языке. Ну, почти русском. И всё было понятно! Кроме некоторых слов, которые казались знакомыми, но давно забытыми по ненадобности. Это настолько поразило девочку, что та тронула Геру за плечо, прося внимания. Но тут, как назло, молоденький воин вернулся в сознание, тоже обратился к волшебнице:

  – Извини, я был груб. Не сердись на меня, маханта.

  Прозвучала длинная команда, воины приказали нарядным гостям забраться в паланкины, и процессия тронулась в путь. Гера с девочкой тоже уселись, причем молоденький воин предупредительно выдернул свою стрелу, снял с неё пробитую занавеску. Волшебница вернула этот разорванный шёлковый лоскуток парнишке, язвительно заметив:

  – На память. Не хами старшим, мальчик, и попу не надерут!

  Русана не удержалась от короткого смешка, чем ввергла воина в краску. Тот вскочил на коня, немного отстал, но тупанье копыт слышалось отчетливо – процессию конвоировали.

   – Что происходит?

   Может быть, Гера скверно рассказывала, но объяснение показалось неубедительным. Русана возразила:

  – Индия платила дань? Хану, который живет в белокаменном городе? Даже если так, то почему татары Золотой Орды говорят на русском?

   Волшебница пожала плечами:

   – Тартары, говоришь? Кто знает, у них много имён... Здесь они моголами себя величают. На ордынском – могутные, великие, значит. И кто здесь сядет – тотчас норовит титуловаться попышнее. Махараджа, он Владыка Вечного Царства...

  Улыбка Геры добавила язвительности её словам:

  – Вечные... Гамаюн, помнится, отказался Орде платить, пленили его... Поставили Акбара. Тот посвоевольничал – сменили на Джахангира. Сейчас снова...

  – Они нас не тронули. Почему?

  – На что мы ордынцам... Пока народ смирён, с ним не воюют. Если махараджа войну учинит, тогда жди беды. Могут увести в полон, а то и хуже... Для устрашения. Борун, как вернулся с Копта, сетовал, что русы не те нынче, родство забывать стали, зверствуют. Кто персами, кто асурами себя стал величать, меж собой усобятся, людинов губят. Совсем назначение забыли. Мир рушится...

   В голосе Геры звучало такое отчаянье, что Русана захотела утешить её. Ведь к двадцать первому веку мир вовсе не разрушился, наоборот – объединился, а людей уже семь миллиардов! И она сказала наставнице:

   – Ой, зря вы так, честное слово! В нашем времени... – но запнулась, так кольнуло воспоминание о маме.

   Укор совести оказался неожиданным и сильным. 'Прошло всего ничего, часа три, а я про неё и не вспомнила!' Конечно, девочка понимала – такие события, как встреча с коброй и нападение конницы – любого заставят думать только о собственной шкуре. Но всё равно стало стыдно. Перед мамой. Которая там, в России, места себе не находит. Одна-одинешенька... Плачет. И на глаза Русаны тоже навернулись слёзы.

   – Ах, я, забываха, – Гера спохватилась, всплеснула руками, – грозилась передать, что мне Борун обещал, да с этими набежниками совсем запамятовала! Мы с ним на Гизехское поле отправимся, с оказией, оттуда он тебя домой вернёт.

   В голосе маханты, недавно совершенно ледяном – когда невежу воина и его соратников воспитывала – теперь звучали теплота и участие. Как тут не разрыдаешься?

   Глава пятнадцатая

  Невидимое бегство

  Процессия потихоньку двигалась. Русана проплакалась на плече волшебницы, даже всхлипывать перестала, но говорить ей уже не хотелось. Она забилась в угол паланкина, равнодушно поглядывала в открытый проём, занавеску с которого недавно сорвала стрела. Буйная красота джунглей не радовала девочку. Назойливые мухи, похожие на слепней, ворвались внутрь, заставили сотворить заклинание против гнуса и комаров, оставшееся со времен Затулья. Русана грустно улыбнулась в ответ на похвалу Геры, ответила: 'Разве такое забудешь?' А мысли не хотели возвращаться в Индию, крутились возле мамы, оставшейся в доме громкоголосой тёти Саши, которую мог унять только дядя Матвей.

   И это было несправедливо! Почему им с мамой так не везёт? У Русаны не получилось с Соколом, у мамы – наверное, с папой. И мама – такая красивая, стройная, умная – и одна! А тетя Саша, полная и некрасивая – замужем! И мамины подруги тоже. Конечно, если бы у мамы был близкий человек, с которым можно поплакать, как сейчас Русана – с Герой! Тогда совсем другое дело! Тогда не так страшно.

  Понятно, почему в прошлый раз Славка Быстров почти не волновался и не переживал за родителей. Что ему волноваться! Его папа такой надёжный, что при нём даже плакать долго не станешь. Вот Славкина мама, пропади её сын, как Русана сегодня, так она бы не рыдала в одиночку, а обняла бы Анатолия Васильевича, и сразу всё не так страшно...

  Славка. Он тоже надёжный. И решительный. Как он тогда на волка напал, а как лешего с русалками освобождал! Настоящий друг. Если бы Славка провалился сюда вместе с Русаной, то поплакать можно и у него на плече. Как в тот раз, когда они прошли обратный лабиринт, а Сокол в нём остался. Лихачёва-младшая дура-дурой рыдала при всём честном народе, толпе туристов на забаву. Ярослав Быстров обнял её, заслонил от зевак, отвёл в сторонку, дал прореветься. Как взрослый. Интересно, где он сейчас? Вроде, к бабушке в Одессу собирался. Плещется себе в Чёрном море, и знать не знает, куда Русану Лихачёву забросило...