Текст книги "Бронзовый топор"
Автор книги: Владимир Головин
Соавторы: Михаил Скороходов,Георгий Золотарев,Клара Моисеева,Виктор Мироглов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 37 страниц)
У истоков реки
Передовой отряд из десяти охотников отправился в путь на север с рассветом.
Сборы уже закончились, и племя ожидало сигнала. Чал махнул рукой, разом качнулись копья – поход начался. Он любил эти мгновенья, когда могущество племени ощущалось особенно остро. Туры и лоси, тигры и волки – все уступят дорогу этой непобедимой силе – вооруженным, идущим плечом к плечу ланнам.
В разгар весны племя подошло к Зеленому Озеру. Оно имело клинообразную форму: острый конец, заросший тростником, соединялся с Болотом. Озеро было богато рыбой и дичью, а за ним расстилалась цветущая долина, изрезанная речками, покрытая островками деревьев. Там все лето паслись стада туров, оленей, лошадей, сопровождаемые большими и малыми хищниками. В речках, впадающих в озеро, водились бобры.
Над горной грядой, ограждающей долину с севера, когда-то сверкала полоса снега, не тающая даже летом. Потом она исчезла.
На западе долина и озеро упирались в основание горного кряжа, который, как ветка от ствола дерева, протянулся от Северного хребта под прямым углом к югу.
Из юго-западной части Озера, через широкую расселину жадно, с несмолкаемым шумом, захлебываясь, втягивала воду Река. Рядом с истоком возвышалась каменистая темно-красная гора, внутри которой была небольшая пещера, в ней хватало места детям и женщинам. Мужчины поселялись у подножия горы в шалашах и землянках.
Дно пещеры находилось ниже уровня озера, сквозь камни здесь пробивался родник. Вода, переполняя впадину, стекала по естественному желобу и исчезала в расселине под стеной. В гранитном своде зияла трещина, через которую проникал свет.
Вход в пещеру когда-то был широким, но ланны заложили его с двух сторон камнями, оставив небольшое отверстие. У входа в пещеру лежал тяжелый рог большеротого оленя. Им затыкали на ночь вход так, что отростки торчали снаружи, как копья. В последние годы этим приспособлением не пользовались.
Разведчикам, открывшим пещеру, пришлось сразиться с ее прежними хозяевами – двумя огромными медведями, которые были изображены в натуральную величину на одной из стен участником схватки.
Чал с детства почти ежегодно бывал в этих местах и сейчас, вспоминая, как они выглядели раньше, удивлялся и радовался: травы стали пышнее, деревьев прибавилось. По сравнению с левобережной равниной здешняя природа была красочнее, богаче, свежее, в ней было что-то праздничное.
Молодые охотники, посланные вперед, еще снимали шкуры с убитых туров, когда подошло племя. Прозвучала песня охоты, и начался пир, который продолжался всю ночь.
Когда необходимые запасы мяса и шкур были сделаны, охоту продолжали лишь подростки. Крупные животные к этому времени ушли в другие места, добычей юных охотников становились в основном птицы.
Однажды ночью Кам проснулся от прикосновения горячей руки соседа, молодого охотника. Их было двое в шалаше. Тело юноши горело, он тихо стонал во сне. Кам вышел и водрузил над шалашом палку с горностаевой шкуркой на конце. Это означало, что к шалашу нельзя приближаться, в нем больной.
Через несколько дней юноша умер. Кам натаскал в шалаш дров, поджег его с двух сторон и ушел к горной гряде. Он тоже заболел, тело его было покрыто красной сыпью. Напился ледяной воды из ручья и забился в расселину. На другой день его случайно обнаружила Рума. Удостоверившись, что он жив, соорудила поблизости шалаш, перенесла в него больного. А к вечеру следующего дня почувствовала жар сама.
Тревожные дни
Оставив у Озера двух больных – Руму и Кама, племя продолжало свой путь. За больными приглядывали Чал и Мара.
Мало было надежды, что Рума и Кам выживут. Эта страшная заразная болезнь, бич ланнов, была им хорошо знакома. Они давно научились отличать ее от других заболеваний.
Родовые вожди в виде исключения соглашались забрать больных, тем более, что Чал – вождь племени. Однако сам Чал не хотел нарушать законы племени. В прошлом подобный случай дорого обошелся ланнам. С тех пор ни в какие походы заразных больных не брали, их помещали в отдельные убежища, прикасаться к ним запрещалось.
Кроме того, Чал и Мара, может, уже заразились сами.
Племя ушло. Рума и Кам, пышущие жаром, лежали рядом в шалаше на шкурах, и жизнь их еле светилась в их запавших глазах.
Рума бредила, часто повторяла имена детей, пыталась подняться. Потом она надолго затихла и вдруг пронзительным тоскливым голосом крикнула:
– Мама!..
Крупная сыпь превращалась в ранки, которые затягивались медленно. Но все же наступил день, когда стало ясно, что самое страшное позади.
Чал по целым дням пропадал на охоте, Мара ухаживала за больными, вялила и коптила мясо. Рума научила ланнов новому способу копчения – в закрытых ямах. Это нетрудно, но мясо сохранялось дольше и было вкуснее.
Взошло солнце. На траве блестел иней, мелкие заливы и лужи покрылись тонкой коркой льда. В каменной теснине глухо шумел могучий поток, вытекавший из Озера. Кама потянуло к Реке. Он взял гарпун и, обойдя гору с южной стороны, медленно побрел вдоль берега, высматривая добычу. И тут поодаль увидел неровный, светящийся вал, который двигался против течения, пересекая Реку поперек. Что-то странное, невиданное, внушающее тревогу… Вскоре он догадался, в чем дело: вверх по реке шла рыба. Он загарпунил крупного лосося, с трудом выволок его на берег. Такого хода рыбы ему видеть еще не приходилось.
Подошла Мара. Вооружившись дубинками, они вдвоем глушили лососей и осетров, выбирая самых крупных. К полудню вылезли из воды продрогшие, усталые, но довольные: на прибрежной траве лежали десятки отборных рыбин. А поверхность озера то всплескивала, то колебалась – рыба все шла и шла.
Кам и Мара начали перетаскивать добычу в большую песчаную яму, предварительно покрыв дно древесной корой. К вечеру яма доверху была заполнена слоями рыбы вперемежку со льдом. Сверху уложили кору, хворост, дерн, камни – будущей весной ланны первое время могут не заботиться о еде. Часть улова перенесли в пещеру, развесили распластанных лососей над костром. Мара наполнила несколько глиняных сосудов растопленным рыбьим жиром.
Через верхнее отверстие в пещеру проник какой-то непонятный шум. Чал вылез наружу и увидел, что небо закрыто тучами птиц, летящих на восток. Их тревожные крики вызывали смятение. Он направился к южному склону горы: на юго-западе за Рекой полыхало красное зарево. Оно поднималось над горизонтом, раздаваясь вширь. Лесной пожар!
Перед рассветом в пещеру проник запах гари, и Рума, которая не могла заснуть в эту ночь, тихо поднялась и стала пробираться к выходу. Кам проснулся и следом за нею выбрался наружу. Огненный вал двигался наискось с юго-запада на северо-восток. Они пошли вдоль берега и остановились напротив устья притока, который под прямым углом впадал в Реку.
Рума вдруг вошла в воду и медленно двинулась прочь от берега. Чал догнал ее, подхватил на руки.
– Куда ты?
– Там, там… – показывала она на тот берег. Когда успокоилась, сказала: – Приток остановит огонь. Лесные ланны спасутся.
Река словно вымерла – ни одного всплеска. Над правобережьем клубились тучи пепла и дыма, закрывая половину неба.
К вечеру пожар стал стихать. Вокруг стоял полумрак, насыщенный дымом и гарью, было трудно дышать.
Большерогий олень, выходя на берег, увяз в трясине. Чал и Рума подошли к нему. Пытаясь высвободиться, олень погружался все глубже. Вскоре он затих, бессильно вытянув шею.
– Принесем хворосту, – предложила Рума. – Смотри! – она держала на ладони влажный, помятый колос, который выдернула изо рта оленя. – Здесь растет?
– Да, где-то тут.
– Ты видел?
Что-то похожее вроде попадалось ему на глаза, но где? И когда?..
С их помощью олень выбрался из трясины, сделал несколько неуверенных шагов, остановился, разглядывая скошенным глазом своих спасителей. Потом, чтобы освободиться от налипшей грязи, встряхнулся и зашагал прочь от Реки.
Рума бережно положила колос в сумку, висевшую на поясе.
– Не вспомнил?
– Нет. – Чал рассмеялся. – Вкусный?
– Да, да… Увидишь – сразу скажи. Это самое вкусное, вкуснее всего.
– А мясо? А печень? А лосось? Что вкуснее?
– Лепешка. Лепешка вкуснее. Запомни.
– Дай, попробую.
– Это еще не лепешка. Ее надо сделать. Много работы. Но когда-нибудь ты попробуешь – понравится.
– А мясо не надо делать…
В полумраке с Реки доносились всплески, фырканье – животные переправлялись через спасительную преграду.
Ночью разразилась буря. Стены пещеры глухо гудели, в верхнее отверстие со свистом врывался ветер. Яростный раскат грома поднял всех на ноги – казалось, гора рушится. Отблески молний выхватили из темноты напряженные, испуганные лица. Кам вскинул руку вверх, весело крикнул:
– Дождь погасит огонь! – Помолчал, прислушиваясь к завыванию бури, добавил: – Нам пора уходить. К морю. Вы ждете меня. Я пойду.
– Пойдем завтра, – обрадовался Чал.
– Можно зимовать здесь, – возразила Рума. – Еды хватит. Много шкур. Дрова близко. Море далеко.
Кам испуганно замахал рукой:
– Нет, нет! Зимовать нельзя. Замерзнет воздух, все умрем. Надо уходить.
Рума не стала спорить.
– Хорошо, завтра. Все готово.
Но к утру буря переросла в неистовый ураган, который бушевал несколько дней. Когда стихло, Чал пошел прогуляться по берегу Реки. Солнце еще не взошло. Дойдя до того места, где недавно увяз олень, он наткнулся на мертвого медведя. Перепрыгнув через него, угодил ногой во что-то мягкое, пушистое. В тот же миг он услышал рычание и, разглядев свернувшуюся клубком гиену, отскочил, но было поздно, она цапнула его за икру. Чал прикончил ее ударом копья и заковылял к пещере, ругая себя за неосмотрительность. Так можно и умереть, сам видел, как бывает.
Рума сразу промыла рану, наложила на нее сочные стебли какого-то колючего растения и, перевязав лоскутами кожи, направилась к выходу.
– Скоро приду, – сказала она.
Вернулась Рума с комками черной, жирной, блестящей грязи. Сняла повязку, залепила рану грязью, снова перевязала. Чал ни о чем не спрашивал – она знает, что делает. Но Мару и Кама очень заинтересовало это лекарство. Рума рассказала, что видела, как раненые олени и туры, обходя Озеро со стороны Болота, останавливаются и подолгу лежат в грязи. И еще много раз она наблюдала: когда дети с исцарапанными ногами проходили по болоту, их ранки заживали удивительно быстро.
Грязь помогла и Чалу: рана не воспалилась, быстро затягивалась. Однако оставлять обжитое место нечего было и думать – время упущено: земля покрылась толстым слоем снега. Рума и Мара все эти дни носили в пещеру дрова, шили спальные мешки, готовились к зимовке.
Зимовье
Начало зимы было ненастным, и обитатели пещеры редко выходили наружу. Но Чалу не терпелось испытать лыжи, похожие на маленькие волокуши, обтянутые мехом, – он ушел с Уром на разведку. Верный пес, несмотря на старость, еще хорошо служил своим хозяевам. Время потратили не зря: у подножия холма под корневищем старой ели обнаружили берлогу. Вернее, обнаружил Ур: рычал, принюхивался, не спуская глаз с небольшого отверстия в снегу, из которого шел пар.
Чал вернулся за копьем.
– Не надо трогать медведя, – сказала Рума. – Пусть спит. Мы убивали медведей в берлогах, это опасно.
– У нас кончится жир, – возразил Чал. – Я убью медведя. Как вы охотились?
– Надо поглядеть. Нас было трое. Мы будили медведя острыми шестами. Он вылезал, охотники стреляли, бросали копья. У одного была рогатина.
К берлоге отправились все. Осмотрев подходы к ней, раскидали и утоптали снег, подготовили четыре площадки. На следующее утро заспешили на охоту.
Кам с копьем в руке встал прямо против пещеры. Рядом в снег было воткнуто второе копье. Справа устроился Чал с луком и стрелами. Рума и Мара подошли к берлоге с двух сторон и просунули в отверстие длинные шесты. В глубине берлоги послышалось рычание, с корней дерева посыпался снег. Ур залаял. Медведь ворочался, рычал, едва не вырвал шест из рук Мары, но не показывался. Конец шеста обломился или зверь перегрыз его.
– Я пущу стрелу, – сказал Чал.
– Ты его видишь? – спросила Рума.
– Нет.
Он до отказа натянул тетиву, стрела влетела в отверстие. Раздался рев, взметнулись комья снега, и медведь высунулся из берлоги. В его грудь со страшной силой вонзилось копье. Черно-бурая туша медленно соскользнула к ногам Кама.
С радостными возгласами охотники обступили зверя. Стрелу Чала обнаружили не сразу, она угодила медведю в живот и обломилась.
Тушу разделали прямо на снегу, по частям перенесли в пещеру. Рума растопила жир в самом большом котле и сварила в нем без воды кусочки мяса с головы, мозг, печень, язык, глаза, сердце, легкие. Сначала ели молча, потом начали вспоминать подробности удачной охоты. Чал попросил Кама рассказать, как была отвоевана эта пещера у серых медведей.
Схватив толстый сук, Кам вскочил на ноги и начал рассказывать.
– Услышали: ур-р-р-р! Увидели тень…
Он заметался по пещере, дополняя рассказ жестами, мимикой, рычанием, воплями, скрежетом зубов и хрипом. Поочередно изображал пятерых охотников, сук в его руке превращался то в палицу, то в копье. Перед слушателями оживала картина смертельной схватки. Медведи появились один за другим. С первым справились быстро. На него обрушились с двух сторон удары палиц, в бока вонзились одновременно три копья. Но еще не смолкли торжествующие крики охотников, как на них налетела медведица. Отшвырнув ударом лапы одного, она подмяла под себя второго. Третий оказался сзади медведицы и ударом палицы перебил ей заднюю лапу. Четвертый нанес удар по хребту зверя, но толку от этого было мало. Третий прыгнул вперед, поднял палицу, ждал удобного момента, боясь задеть охотника, которого терзала медведица. Решающий удар нанес пятый: выдернул копье из туши самца и вонзил его под лопатку зверя. Выпустив жертву из своих лап, медведица с ревом поползла вниз по склону к середине пещеры. Они прикончили ее ударами палиц…
У рассказчика и слушателей глаза сверкали, как раскаленные угли. Это была славная битва! Чал уже несколько раз слышал эту историю, но она снова волновала его.
Тяжело дыша, весь красный, Кам устало опустился на шкуру. Снова принялись за еду…
Много дней подряд шел мокрый снег, и на охоту не ходили. Медвежатина кончилась. Чал и Кам с трудом выбрались из пещеры и стали пробираться сквозь снежные вихри к яме, где хранилась рыба. Ветер валил с ног. Тропа, ведущая к яме, была с обеих сторон огорожена палками, но разглядеть их в белой мгле оказалось невозможно, охотники продвигались на ощупь. Открыв лаз, Чал проник в яму, вырубил топором изо льда рыбину, подал ее Каму. Волоча по снегу ношу, вернулись в пещеру, закрыли за собой вход. Отрубив осетру голову, Чал запустил ее в глиняный котел, установленный на двух камнях. Пока варилась уха, ели строганину. Еще один котел заполнили плавниками, кусками кожи, потрохами.
Утолив голод, каждый занялся своим делом: Мара разделяла сухожилия на нити, Рума затачивала костяные иглы, Чал и Кам расщепляли куски кремня на пластинки, делали ножи и наконечники.
Кам всегда ложился спать последним. Когда другие уже спали, он еще сидел у костра, кормил огонь кусочками жира и разговаривал с ним. Потом аккуратно сгребал угли, заботясь о том, чтобы огонь сохранился до утра, готовил заранее смолистые палочки, сухие дрова. Огонь, лучший друг людей, может рассердиться, если с ним обращаться плохо.
Часть четвертаяПуть на север
Злая вода
В дыму и пепле никто из ланнов не разглядел огромной волны, которая обрушилась на пещеры с моря. Стены не выдержали удара. Племя погибло.
В живых осталось десять человек, которые в этот день находились вдали от пещер. Четыре девушки копали глину на северном склоне холма. Аста с Юлом и Рарой поднялись на вершину – посмотреть, не возвращаются ли Чал со спутниками. Они видели, как вдали над Южной землей вспыхнул огонь. И тут же волна, поглотив пещеры, смяла, как траву, священные деревья и докатилась до первой гряды холмов. Налетевший ураган загнал женщин с детьми в глиняную пещеру.
Голодные, продрогшие, потерявшие счет дням и ночам, постаревшие от горя, они вылезли, наконец, из убежища, и Аста развела на вершине костер, чтобы подать сигнал оставшимся в живых. Вскоре к ним присоединились трое юношей-охотников с двумя собаками – ураган они переждали в яме, служившей когда-то ловушкой для мамонтов. Собаки выглядели жалко, скулили, встреча их не радовала.
Три лука, пятнадцать стрел, восемь ножей и четыре лопаты – это было все имущество людей. Оставив девушек с ребятишками в глиняной пещере, Аста и охотники отправились осматривать руины.
Большинство деревьев было вырвано с корнем, натиск стихии выдержали только дубы, но вид их был страшен. Еще тягостнее было смотреть на изуродованные стены с остатками рисунков, обломки лестниц, распластанные на скалах мокрые шкуры. На части стены сохранилось изображение мамонта.
Они подобрали с десяток шкур, пять топоров, полную корзину кремневых и костяных наконечников, заготовок для различных орудий. Из запасов пищи ничего не нашли.
Асту избрали вождем отряда, и она придумывала все новые неотложные дела, чтобы отвлечь юношей и девушек от мрачных дум.
Большая часть дня уходила на заготовку дров. Если бы не огонь, им пришлось бы переселиться на деревья – гиены и волки по ночам осаждали их новое поселение.
Пещера была просторной, с многочисленными ответвлениями – здесь добывало глину не одно поколение ланнов. Перво-наперво засыпали песком пол и соорудили из камней очаг, потом настелили шкуры. Аста предложила нижнюю часть входа перегородить двойной стеной из заостренных кольев, а промежуток заполнить глиной и галькой. Это сооружение, укрепленное с обеих сторон камнями, позволило им экономнее расходовать дрова. Узкое отверстие, оставленное в ограде, надежно закрывалось изнутри.
Обитатели пещеры не теряли надежды на возвращение Чала, Румы, Кама и Мары. Каждый вечер они зажигали на вершине холма костер, днем бросали в огонь охапки сырых веток. Но время шло, а никто не появлялся.
Копаясь в руинах, Аста нашла четыре новых почетных копья, связанных ремнем, – их не успели вручить охотникам, отличившимся во время последнего похода на север. Это оружие, торжественно отданное юношам, преобразило их; они как-то сразу повзрослели. Вскоре в пещере появился первый небольшой запас вяленого мяса. Теперь Аста уже не боялась, что молодые ланны превратятся в угрюмых, озлобленных горемык.
Немного ожили и повеселели, стали общими любимцами Юл и Papa. Они теперь больше не походили на перепуганных зверьков. Настоящим праздником для них было появление пяти щенят. Ребята ухаживали за ними, не зная усталости.
Возвращение Свирка
В ту весну, когда к берлоге притащился лось с чудесным копьем в боку, Свирк мечтал о встрече с тигром, чтобы получить возможность вернуться в племя. Он рассчитывал, что если справится с первым заданием, других ему не дадут – все окупит маленькое копье. В мечтах он уже видел себя каким-то особым вождем племени, более значительным, чем сын Огня.
– Я буду не таким вождем, как Чал, а сильнее, – бормотал он, обращаясь к небесному копью, почтительно прикасаясь кончиками пальцев к его оперенью. – Чал не похож на вождя, он как все. А надо быть совсем другим, как никто. Совет вождей не нужен. Я сам буду судить, один. Как скажу, так и будет. И Чал не нужен. Они хотели, чтобы последний из рода Ястреба погиб, чтобы такого рода больше не было. А дух не захотел. Мой род будет самым сильным. Один большой Свирк, много маленьких Свирков… Он научился владеть острогой, как никто из ланнов. И в этом видел что-то особенное, сверхъестественное. Только бы увидеть тигра! Если дух помог ему однажды, значит, будет помогать всегда. Не поразит зверя копье Свирка – дух увидит и метнет свое оружие в тигра.
Но, словно чувствуя погибель, тигр не попадался на глаза, хотя голос по ночам подавал не раз. И как ни храбрился Свирк, все же, услышав рычание тигра, он на какое-то время утрачивал веру в свою легкую победу. Ему хотелось не просто встретиться с хищником, а увидеть его днем, вблизи – неподвижного, подставившего ему свой левый бок. Чтобы один удар в сердце – и все. На духа надейся, но бей наверняка.
Ему так хотелось уверовать в свои связи с какой-то высшей силой, что он видел их на каждом шагу. Нашел черепа трех собак – помог дух. Нашел волчье логово, уничтожил весь выводок, пять волчат – снова дух, его воля. И так без конца. Не хватало главного доказательства – тигр не хотел подставлять ему свой левый бок…
Его дух превратился из рядового в главного Духа. И сам он вырос в своих глазах. Главный Дух не станет помогать кому попало. Свирк – избранный, особенный ланн. Пусть все его любят, и он будет добрым, ласковым, не будет никого обижать, сердиться…
В ту же весну ланны безжалостно оборвали его связь с Духом: он увидел однажды, как они мечут сами эти маленькие копья! Мечта его о власти над ланнами рассеялась, как туман над Рекой. Удар оказался тем более чувствительным, что он не мог понять, откуда это оружие у охотников и что оно из себя представляет. Издалека не разглядеть – простая палка в руке, а подходить ближе он боялся и не хотел. Пытался сам заставить летать копье с помощью палки – не получилось.
И все же несмотря на то, что небесное копье оказалось земным, Свирк не до конца расстался со своими грезами: слишком они были сладостными. Он догадался, что лося ранили его соплеменники, но пытался обмануть самого себя. Лось пришел к нему – его направлял Дух. Обмануть себя особого труда не представляло, но этого мало, надо убедить других, убедить любым способом, что Свирк – незаменимый ланн! Надо им доказать, заставить поверить. Как доказать? Как заставить? Этого Свирк не знал, хотя думал над этим дни и ночи, и мозг его кипел, как жир в глиняном котле.
Мысль о том, что лесная девушка могла вооружить ланнов чудесными копьями, мелькнула в его голове, но показалась невероятной – слишком она молода, почти ребенок.
На пожар Свирк глядел со злорадством: пусть горят лесные Ястребы, о которых говорил Чал, так им и надо.
Вскоре после пожара он отправился с острогой к любимому заливу и шагах в десяти от него замер с открытым ртом, не веря глазам: на берегу наполовину в воде лежал тигр! Мертвый. Готовенький.
Он подбежал к тигру и стал иступленно колоть его острогой. Зверь пострадал в какой-то схватке, на шее зияла рана, весь он был измят, может быть, затоптан.
Вырубив заветные клыки, Свирк испытал еще один душевный подъем и в своих глазах сразу стал героем. Тело тигра стащил в воду, зацепив острогой, оттолкнул к глубокому месту.
Теперь можно являться на новый суд. И он явился.
На пути к пещерам встретил охотников, которые, как он и рассчитывал, были поражены, словно встретили не человека, а духа. Все забыли о нем, считая, что он давно погиб в неравной борьбе с хищниками, а он жив, здоров и на шее – ожерелье из клыков, свидетельство свершенных подвигов. Изгнанника, однако, эта встреча взволновала сильнее, чем юных охотников. В руках у них были почетные копья, луки, и чувство стыда, ранее неведомое Свирку, вдруг пробудилось в нем, он как-то сник, но быстро оправился, жадно потянулся к невиданному оружию.
– Что это? – почему-то шепотом спросил он, показывая на лук.
Юноши коротко посвятили его в тайну оружия. Свирк задумался. Значит, все-таки лесная девушка. И нет никакого чуда. Глупенькая – сделала, показала, отдала. Был бы он на ее месте…
Нехотя юноши разрешили ему осмотреть лук и стрелы, дали подержать в руках, объяснили, что к чему. Все рассмотрел, все понял Свирк. Ай да лесная девушка! Вот мы какие, Ястребы…
Известие о гибели племени потрясло Свирка. От мысли, что несчастье произошло по его вине, он весь похолодел. Когда-то давно он тайком отрезал клок волос с головы Чала и бросил в огонь. Чал должен был после этого зачахнуть и умереть. Но он вождь – пострадало все племя. Кроме того, разве Свирк не проклинал ланнов? Злые духи, выполняя его волю, расправились с ними. Если Аста догадается – ему конец. Не вернуться ли в берлогу? Нет, одному трудно, он хочет жить вместе со всеми…
Аста встретила его холодно, нисколько не удивилась, только мельком глянула на амулеты, даже не прикоснулась к ним. Постарела, белых волос прибавилось. Только у нее и у Кама были такие волосы, поэтому ланны относились к ним с особым почтением.
Ледяной взгляд Асты, ее молчание испугали Свирка, он понял, что суд будет беспощадным. Она может дать ему задание потруднее того, которое он уже выполнил. Почему она не ведет его за ограду? Окружили, как тогда, и смотрят как на преступника. Мало им этих клыков? Почему ни о чем не спрашивают? Он может рассказывать целый день!
Наконец, Аста заговорила. Пока Чала нет, судить Свирка будет она. Первая смерть прошла мимо последнего из Ястребов, хорошо. Осталось еще три смерти. Она отменяет и вторую его смерть. Он стал храбрым, ему не страшен даже тигр. Пусть он немедленно отправляется на Зеленое Озеро. Пусть расскажет Чалу и всем, кто там есть, о том, что здесь произошло. Все.
Свирк понурил голову. Идти зимой на север? Одному? Да это же столько смертей, сколько пальцев у него на руках и ногах. Если он откажется, она может сама убить его. У нее рука не дрогнет. Идти на Озеро нельзя. И отказываться нельзя. Можно обмануть – надо обмануть.
– Я пойду на Озеро. Дай мне это, – он указал на лук.
– Нет. Сделай сам.
Опять нет. Как тогда, как тогда… Как будто не было первой жизни.
– У вас лишняя девушка. Дай мне жену. Вот эту, – он указал на самую красивую, с круглым, как луна, лицом, плотную, с крепкими ногами, широкоплечую, настоящую ланку.
Девушка вспыхнула, как смоляная щепка, крикнула:
– Нет!
Он поочередно указывал на них, и все они уже со смехом повторяли:
– Нет!
Аста добавила:
– Ты еще не живой.
Они его считают мертвым. Разве мертвые убивают волков и тигров?
– Я не пойду один на Озеро. С женой пойду.
Аста пристально посмотрела на него, прищурила глаза. Свирк похолодел: в ее взгляде было что-то неотвратимо грозное.
– Я пошутил, – криво улыбаясь, сказал он. – Пойду один.
Самый юный охотник вдруг сказал:
– Я пойду со Свирком, если он не хочет идти один.
– Нет! – сразу отрезала Аста. Свирк вернулся в берлогу.