Текст книги "Бронзовый топор"
Автор книги: Владимир Головин
Соавторы: Михаил Скороходов,Георгий Золотарев,Клара Моисеева,Виктор Мироглов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)
Старик ненадолго задумался.
– Здесь есть одна байдара, но я не знаю… – он перешел на шепот. – Хозяином лодки был очень несчастливый человек. Его преследовали духи, и осенью он провалился под лед. Если ты не боишься, то можешь взять ее, ведь тебе покровительствуют духи…
Мизинцу сделалось страшно. Разгневать духов очень легко. Их много, и всегда какому-нибудь да не угодишь. Соблазн был велик, потому что охота на воде совсем другая, чем на земле.
– Я не знаю… – растерянно сказал он.
– К тебе приходит Великий Ворон, – напомнил старик, – и если…
– И если… я спрошу его..? Да, да… я так и поступлю!
– А сейчас ты будешь помогать нам. Пройдет совсем немного времени, и мы спустим байдары на воду для большого похода. Видишь, каким жарким сделалось солнце и какой полноводной река, а дел еще много…
Мизинец согласно кивнул.
Работу на косе они закончили, когда солнце прошло свой дневной путь и остановилось у края гор. Половину неба охватил великий пожар.
Откидывая со лба жесткие волосы и утирая с лица крупный пот, Укушенный Морозом сказал:
– Умер молодой охотник и идет на небо. Великий дух наряжает небо и землю в красное, чтобы душа умершего радовалась.
Остальные охотники тоже смотрели на закат. Им было жалко того, кто умер в этот весенний день. Зачем весной уходить к Верхним людям, когда и здесь, на земле, наступила прекрасная пора, а душа радуется предстоящей охоте.
Мизинец отвернулся от заката. У жилищ, на холме, горели костры. Женщины варили в долбленых деревянных корытах мясо. Острый аромат щекотал ноздри. Очень хотелось есть…
После вечерней еды Мизинец и Укушенный Морозом ушли на обрыв. Солнце все так же стояло у края земли, не собираясь никуда уходить. Оно больше не грело, но плоские каменные плиты были еще теплыми, и юноша и старик легли на них животами, повернувшись лицом к реке.
Вода отступала от берегов, одинокие льдины медленно плыли вниз, к Внутреннему морю. Тускло блестел песок на косах, и длинноногие журавли, тихо курлыкая, парами бродили по отмелям. На открытой быстрой воде визгливо кричали, ссорились пролетные утки – моряны. Путь их был к Холодному морю, и они ждали какого-то им одним известного знака о том, что и туда пришла весна и можно трогаться в дорогу.
– Далеко ли отсюда до Внутреннего моря? – спросил Мизинец.
Старик повернулся к нему. Глаза его были подернуты дымкой тумана.
– На байдаре, если этого захотят духи, можно добежать до места, где встречается пресная и соленая вода, за три солнца.
– И до самого моря растут деревья?
– Да. Но там они больные и слабые, потому что совсем рядом с устьем Великой реки, по левую руку, лежит Страна Вечного льда.
– Расскажи о ней.
– Что рассказывать? Я знаю про эту страну так же мало, как и другие люди, потому что, как и они, никогда в нее не ходил. Там не живет ни одно племя, и нет ни птиц, ни зверей. Олени обходят эту землю стороной. Страна Вечного Льда – место, где обитают только злые духи. Однажды я подходил к ней совсем близко и увидел камень, снег и лед на вершинах гор. Весна не приходит на белую землю, потому что там поселилась Вечная Зима.
Укушенный Морозом замолчал. Ветер с реки шевелил его волосы.
– Придет время, и ты, Мизинец, увидишь эту страну. Наступит пора Умирания Лесов, и мы всем племенем отправимся к Соленой Воде, чтобы подобрать то, что захочет дать нам море. Ты увидишь Страну Вечного Льда своими глазами и скажешь, что Укушенный Морозом говорил правду.
Внизу, под обрывом, заскрипела галька, и охотники настороженно подняли головы. По тропинке на обрыв поднимался Птенец Куропатки, с ним шла девушка по имени Мелкозубая. Они не заметили Мизинца и старика. Зато Мизинец хорошо видел их лица. Птенец Куропатки был серьезен, по татуированному лицу Мелкозубой бродила улыбка, глаза блестели. Синие полоски татуировки сбегали по щекам к скулам, от лба к кончику носа. На подбородке было две коротких синих черточки. Она легко шла по тропе, и Мизинец впервые заметил, что Мелкозубая красива.
Птенец Куропатки и девушка уходили в тундру, туда, где снег сошел и на высоких сухих буграх стояли лиственницы, окутанные зеленым дымом.
Мизинец глянул на Укушенного Морозом. Глаза старика щурились и смеялись.
– Они пошли в лесную чащу на мягкий мох. Пусть ночь для них будет теплой.
– Я догадывался, что Птенец Куропатки давно хочет иметь жену… – с горечью сказал Мизинец. Ему было отчего-то грустно.
– А разве это плохо? Быть может, зимой Мелкозубая родит от него охотника. Когда я был молодой, я однажды вот так же увел в тундру Возрожденную. Она выбрала меня. Но прежде чем мы ушли под лиственницы, мне пришлось драться с соперником – Красным. Возрожденная не хотела его, но он шел за ней и трогал ее за руку. Я ударил его, и никто в племени не сказал мне, что я поступил неправильно. Тогда тоже была весна. Возрожденная долго давила своей спиной прошлогоднюю голубику, а ладони мои были синими от сока ягод… Утром мы вернулись в стойбище мужем и женой. Наступит время, Мизинец, и ты уведешь в лесную чащу ту, которая захочет с тобой уйти. И никто раньше не услышит ее крика… Птенец Куропатки сделал это раньше, потому что он любит тихую жизнь. Он ничего не ищет. Он рожден для того, чтобы жить как все. Спокойному рано нужна жена, потому что ему ничего не дано свершить…
Мизинец не ответил. Солнце совсем не грело, – значит, пришла ночь.
– Надо спать, – сказал старик, – ночью, если мужчина не занят охотой, он должен спать. Так велят духи. Ты не забыл, что во сне должен встретиться с Великим Вороном, чтобы спросить…
Мизинец кивнул.
– Скажи мне, старик, почему мы всего боимся? Укушенный Морозом торопливо глянул на Мизинца и отвернулся.
– Ты молчишь?
– Я не знаю… – помедлив, сказал старик. – Так оно есть, так должно быть. Жизнь говорит нам: так должно быть. Я больше ничего не знаю. Разве можно объяснить то, что нельзя объяснить?
– Ты Великий Заклинатель Духов. Ты бываешь в Стране Мертвых, ты разговариваешь с духами. Неужели ты никогда не спрашивал их об этом?
– Они говорят – надо бояться. Бояться, чтобы жить спокойно… – голос старика стал сердитым. – Ты много хочешь знать, и это не всегда хорошо. Все, кто много знал и видел, рано умирают, потому что начинают отказываться от обычаев своего племени. Лучше забудь то, о чем ты спрашивал, и из тебя, может быть, выйдет хороший охотник или даже Великий Заклинатель.
Мизинец молчал. Если даже Укушенный Морозом не смог ответить ему, то кто другой мог это сделать? «Может быть, я сам когда-нибудь про все это узнаю», – подумал Мизинец и закрыл глаза.
От камня, на котором он лежал, шло тепло. Если мужчина не занят на охоте, он должен ночью спать…
Мизинец проснулся оттого, что солнце нагрело затылок. Он приподнялся на локтях и оглянулся вокруг. На соседнем камне, собрав тело в комок, спал Укушенный Морозом. Над холмом, где было стойбище, уже поднимались к небу белые столбы дыма. Там день начался.
Мизинец еще раз посмотрел на старика, и тот, словно повинуясь его взгляду, открыл глаза.
– Ночь прошла, день пришел… Еще один радостный день весны… – хриплым голосом пробормотал он. – Видел ли ты во сне Великого Ворона?
Юноша тряхнул головой, вспоминая.
– Нет, – сказал он. – А может быть, да. Когда я заснул, я стал звать священную птицу. Я спрашивал, можно ли мне взять байдару утонувшего. Ворон не прилетел ко мне. Я видел только большое болото и лес за ним. И когда я прокричал свои просьбы в третий раз, то услышал, как каркнул за лесом Ворон.
– Ты не ошибся, Мизинец?
– Разве у меня плохо слышат уши?
Старик задумался, поковырял корявым пальцем землю у камня, потом сказал:
– Наверное, Ворон разрешил. Иначе зачем ему было подавать свой голос?
– Я возьму байдару, – решительно сказал Мизинец.
– Возьми, – согласился Укушенный Морозом. – После мы принесем жертву Духу Воды. А сейчас мой желудок хочет мяса. Пойдем в стойбище.
Они проворно спустились по тропинке к реке и быстро зашагали по звонкой гальке туда, где белыми столбами поднимался к небу дым.
За ночь река еще сильнее отступила от берегов. Вода посветлела. На низких косах лежали вывернутые с корнями деревья и синие глыбы льда. Старик качал головой и что-то бормотал.
В стойбище Укушенного Морозом встретили нетерпеливыми взглядами. Охотники ожидали от старика заветного слова, приказа о начале похода. А он сел к костру и, поддевая из деревянного корыта острой костью куски мяса, начал жадно есть. Все последовали его примеру. Когда мужчины насытились, настала очередь женщин. А потом все улеглись здесь же, на землю, подставив животы и лица солнцу, и стали дремать.
Укушенный Морозом вдруг сказал:
– Когда солнце пройдет больше половины неба, а тень от моего копья сделается совсем короткой, мы спустим байдары на воду.
Дремоты как не бывало. Люди закричали, засуетились, забегали по стойбищу. У всех нашлось последнее дело, которое предстояло закончить перед дорогой.
Когда байдары отчалили от берега, Мизинец не смог их сосчитать. Байдар было много, как птиц в большой стае. В каждой сидело по два-три человека. Плыть предстояло недалеко. Место, где весной и осенью через Великую реку переправлялись бесчисленные стада оленей, находилось ниже по течению.
Разноголосый гомон стоял над водной гладью. Плакали и смеялись дети, одетые, как и взрослые, в мягкие оленьи шкуры, пронзительно перекликались женщины, и только охотники сохраняли серьезность. Каждый из них сосредоточенно работал коротким веслом и следил за тем, чтобы не врезаться в плывущую впереди байдару, не перевернуть свою. Случись такое – будет смеяться над неудачником все племя.
Соленый ветер с устья Великой реки дул ровно и сильно, но охотники не отворачивали лиц, дышали жадно раскрытыми ртами.
Стремительный поток нес лодки между густо заросших лесом невысоких сопок. Правый берег, откуда должны были прийти олени, подступал к воде вплотную желтыми обрывами. Обрывы пересекали синие жилы льда, и иногда Мизинец видел торчащие из них клыки Длиннозубых зверей.
Скоро река сделала крутой поворот, и байдары очутились в узкой каменной щели. Вода здесь кипела и пенилась. Чаще замелькали весла, сразу смолкли голоса. Черные, блестящие от брызг скалы отвесно падали в воду, эхо билось о них. Казалось, скалы смеялись и плакали. У Мизинца от страха заколотилось сердце: ведь он впервые плыл по такой быстрой воде. Не отрывая глаз от мелькающих впереди лодок, он повторял каждое движение сидящих в них охотников. Лоб его блестел от пота, спина покрылась испариной.
Страшные скалы кончились так же неожиданно, как и начались. Передние байдары вынесло на огромный тихий плес. Укушенный Морозом, плывший на первой байдаре, пристал к низкому берегу, и все стали делать то же.
Приложив к глазам ладонь, старик смотрел, как одна за другой выскакивали из щели на пенных гребнях лодки. Появление каждой он приветствовал кивком головы и звуком «Гхы!».
Казалось, что сплав закончился удачно и духи скал пропустили людей, но вдруг Мизинец увидел, что мелькнуло в водовороте днище перевернутой байдары и две головы, похожие на черных уток, закачались на воде.
Людей вынесло на плес. Рядом с ними были байдары других охотников. Они плыли к берегу, и каждый мог бросить конец лахтачьего ремня, но никто не сделал этого. Стоящие на берегу тоже не шевельнулись. И те двое (теперь Мизинец узнал их: это были муж и жена – Серый Камень и Ветка Ивы) не кричали, не просили помощи. Головы их то скрывались, то появлялись над водой. Мизинец обвел всех глазами. На лицах людей не было ничего, кроме ужаса.
Тех двоих несло к берегу. Они были совсем близко, но головы их все реже показывались над водой. Тонущие не хотели сопротивляться, они даже не колотили руками. Им уже можно было протянуть древко копья, и Мизинец, не удержавшись, бросился к воде.
Кто-то схватил его за полу меховой рубахи, а вздрагивающий голос Укушенного Морозом испуганно прошептал:
– Ты забыл заповедь предков! Что ты хотел сделать?! Ты задумал помешать Водяному Духу, отнять у него добычу! Разве у тебя больная голова?! Или ты хочешь навлечь на себя его гнев?!
Мизинец не хотел слышать этот голос. Чьи-то руки крепко держали его за плечи. А когда он оглянулся, река спокойно катила серые волны и никого больше не было видно на ее поверхности.
Мизинец сел на песок, и ему захотелось плакать. Он знал обычаи племени. По этим же законам жил его род. И все равно сердце билось сильно, а теплый тугой комок, подкатившийся к горлу, мешал дышать. Жалко было Серого Камня и Ветку Ивы.
Укушенный Морозом опустился рядом на корточки, заглянул в лицо.
– Ты едва не совершил запретный поступок, – сказал он ласково. – Но ничего. Ты не бойся. Ты его не совершил, и, быть может, духи не станут мстить.
– В чем они виноваты, что Водяной Дух забрал их души?
– Не знаю, – сказал старик. – Быть может, они нарушили какой-нибудь запрет, а может, ничего и не сделали. Кто поймет духов? И добрые, и злые, они одинаково любят кровь. Им нужна жертва.
– Почему никто не захотел им помочь? Старик прощающе улыбнулся.
– Ты еще молод! Кто посмеет вмешиваться в дела Водяного Духа и мешать, если каждый кормится от Великой реки: и весной, и летом, и осенью Водяной Дух дает все, что нужно нам для жизни, и поэтому никогда не перечь тому, кто тебя кормит. Так делали наши предки, так станут делать дети наших детей. И никто не сможет этому помешать.
– Я хотел помешать, – упрямо сказал Мизинец.
– Но тебе же не дали. И никогда не дадут. А если ты нарушишь этот запрет – тебя прогонят из племени. Ты сделаешься тем, кто греется только теплом своего тела. Ты будешь одиноким и бездомным среди людей.
На берегу уже шумели, снова слышались веселые голоса. О случившемся словно забыли, а может быть, действительно забыли. Угадав мысли юноши, Укушенный Морозом сказал:
– Видишь, люди не знают долгой печали. Их ум привык подчиняться и верить, поэтому им легко жить. Завтра они станут хвалить Водяного Духа и принесут ему жертву. Он для них самый справедливый и щедрый, что бы ни совершил.
– Было бы лучше, если бы люди помогали друг другу.
– Не знаю, – сказал старик и покачал головой.
– Долог ли еще наш путь?
– Нет. Видишь, – Укушенный Морозом махнул рукой вдаль. – Там, где заканчивается гряда гор и берег становится плоским, мы остановимся.
Снова устремились байдары вниз по реке. Мизинец размеренно взмахивал веслом и лишь изредка оглядывался на Птенца Куропатки и Мелкозубую, которые плыли в его лодке. Те смотрели друг на друга и не замечали весны. Татуированные щеки девушки были смуглыми и розовыми, как облака на вечернем небе.
Скоро Укушенный Морозом подал знак, и байдары ткнулись в берег. Люди с шутками и смехом подхватили их на руки и быстро понесли под невысокий обрыв, в густые заросли кустов и прошлогодней травы.
Здесь же, на обрыве, среди молодого березняка, Мизинец увидел большую поляну с черными кругами старых кострищ, с кучами оленьих костей. Под деревьями, обветшавшие и полуразвалившиеся за зиму, стояли шалаши из жердей и веток. Поляна была надежно укрыта со всех сторон. Сквозь путаницу веток тускло блестела река и слабо виднелась полоска противоположного берега.
Совсем скоро поляна была обжита. Мизинцу даже показалось, что племя остановилось здесь давным-давно. Женщины принесли из леса хвороста и разожгли костры. Разбросав по земле шкуры, охотники улеглись на них в ожидании ужина. Шалаши никто не стал чинить. Зачем это делать, если солнце шлет свет, а ветер приносит тепло и остро пахнет свежей травой короткая щетина на распускающихся лиственницах? Если захотят духи, то и завтра будет так же, и послезавтра, и всегда. Зачем заранее думать о дожде и снеге, которые даже в это время иногда приходят со стороны Холодного моря?
После еды Укушенный Морозом подозвал к себе двух молодых, но уже опытных охотников, умеющих хорошо понимать язык следов на снегу и траве. На Мизинца он даже не взглянул. Старик сердился на него за упрямство.
Когда же они все трое ушли вверх по склону, Мизинец, опираясь на копье, побрел следом. Укушенный Морозом видел это, но не окликнул, не позвал с собой, но не стал и прогонять.
Охотники перевалили невысокую сопку, и с ее гребня Мизинец увидел огромную плоскую долину с маленькой извилистой речкой внизу. Долина была почти голой. Лес прижимался к краям. Лишь изредка, похожие на речные острова, поднимались холмы, густо заросшие ивой, березняком и тополями. Верховья долины уходили в весеннюю сторону, и там, где небо опиралось на землю, стояли горы в белых жилах нестаявшего снега.
Старик сощурился и стал смотреть вдаль. То же самое сделали и молодые охотники. Они щурились и нюхали ветер.
Мизинец осмелел и подошел ближе.
– Я не слышу оленей, – сказал наконец Укушенный Морозом.
– Да, да, – закивали согласно охотники.
Старик медленно пошел вверх по гребню. У небольшого завала из камней он остановился.
– Здесь будем ждать. Отсюда станем смотреть. Все легли на камни.
Мизинец не отрывал взгляда от долины. Его зоркие глаза видели каждую кочку. Скоро он запомнил долину так хорошо, словно много раз прошел ее вдоль и поперек.
Весна уже поселилась здесь. Тонкие живые ручьи разговаривали друг с другом и спешили в долину, чтобы там в маленьких понижениях и котловинах превратиться в кусочки голубого неба и дать приют несметным стаям гусей и уток.
– Все радуется теплу, – сказал Укушенный Морозом. – Наступил самый большой праздник земли. Сурки нежатся на солнце, лемминги и горностаи шныряют между кочками, зайцы выбрались из кустов навстречу теплу и свету. Они, как и люди, грезят о вечном лете и предаются наслаждениям, которые заставляют их совсем забыть о врагах. Духи говорят мне: скоро, совсем скоро придут олени.
Глаза старика блестели. В них плавало по маленькому солнцу. Ему было жарко, и капли пота стекали по скуластому лицу к подбородку.
– Кто поднял эти камни и сделал каменных людей? – спросил Мизинец и показал в долину. По дну ее, уходя к горам, стояли в два ряда каменные плиты и сооружения из мелких камней, похожие на человеческие фигуры, с кусками торфа на верхушках. Они образовали коридор, который расширялся к горам и делался совсем узким в том месте, где долина выходила к реке.
– Не знаю. Когда я увидел солнце, и первый раз отец привез меня сюда, эти камни стояли. Отец говорил, что так было и тогда, когда родился он. Может, это сделали духи, чтобы облегчить нам охоту на оленей, а может, предки. Быть может, камни поставили самые первые люди на земле. Их было двое, но они были настоящими охотниками и Великими Заклинателями.
– Но откуда же на земле тогда появилось много людей и племен, если самые первые оба были мужчинами?
Старик усмехнулся.
– Когда им стало скучно, один превратил себя в женщину.
– Может ли такое быть?
– А почему нет? Разве ты не знаешь, что человек, если этого захотят духи, становится даже зверем, а зверь – человеком. Они близки друг другу. Можно попеременно быть и тем и другим.
– Наверное, люди бывают жадными и свирепыми и ходят в походы, чтобы убивать друг друга, оттого, что когда-то были зверями? Похоже, что у зверей есть человеческий ум… – сказал один из охотников.
– Твой язык говорит правду, – важно согласился Укушенный Морозом.
– Расскажи, как ты стал Великим Заклинателем, – попросил Мизинец.
Старик долго молчал.
– Что ж. Я, пожалуй, расскажу. Пусть знает об этом каждый, потому что нет в этом никакой тайны – на все воля духов. Во-первых, я родился раньше того времени, которое было назначено мне. Но жизнь покинула меня сразу, как только солнце посмотрело на мое лицо. «Он родился, чтобы умереть, но будет жить», – сказал Заклинатель племени Большая Байдара. Он был мудрым, этот Заклинатель, и не было в лесу и тундре духа, который бы не пожелал с ним говорить. Большая Байдара мог легко уходить и в Верхний и в Нижний миры, разговаривать с птицами на языке птиц, и даже медведь, встречаясь с ним на тропе, опускал глаза и уступал дорогу. Заклинателем он стал тогда, когда уже был взрослым. Это случилось так. Однажды ночью он вылез из жилища, чтобы сделать свое дело, и увидел, как по небу летел большой огненный шар с пушистым белым хвостом. Шар упал прямо возле Большой Байдары, но не задел его. Большая Байдара испугался так сильно, что, забравшись в жилище, стал говорить языком заклинателей. Потом он ненадолго умер, а когда душа вернулась к нему, Большая Байдара рассказал, что был на небе и духи, помогая ему совершить это путешествие, провели его между звезд. Таков был Великий Заклинатель Большая Байдара. И когда я умер после рождения, он оставался подле моей матери до тех пор, пока жизнь не вернулась ко мне.
Я начал жить и расти, а мать моя сразу состарилась. Волосы на голове ее вылезли, и она согнулась так, как сгибается береза, слишком близко выбежавшая к Холодному морю. Больше у нее не было детей, и отец стал жить с другой женщиной.
Когда я сделался взрослым и достаточно сильным, чтобы ходить далеко от стойбища, меня начали брать на охоту. Мое присутствие всегда приносило людям удачу, и никто не возвращался без добычи. Большая Байдара, видя все это, сказал, чтобы я остерегался оставаться в жилище, когда молодые женщины расчесывают себе волосы. Я не должен был есть сердце оленя.
Я решил стать Заклинателем и обошел многие племена, принося дары их Великим Заклинателям, прося научить меня говорить с духами, но ничего не получалось. Тогда я начал уходить от стойбища и по многу дней без еды бродить по долинам и сопкам. Думы мои были тяжелыми, а к горлу подступали слезы. Я плакал. Но чем горше был плач, тем радостнее мне становилось. Однажды, когда слезы полились из моих глаз особенно сильно, я ненадолго умер. И я стал Заклинателем, сам не зная как. Я научился видеть и слышать совсем по-иному, не так, как остальные люди. Огненный луч прошел через мое сердце и осветил разум. Я стал угадывать, о чем думают мужчины и женщины, и видеть с закрытыми глазами. Болезни, поселившиеся в людях, стали уходить, как только я прикасался к больным. Я мог предсказывать удачную охоту и отыскивать пропавшие души в Стране Мертвых. Духи приходили ко мне по первому зову, и я узнал все, что делается под землей и на небе. Песней я призывал духов, и песня моя понятна всем и всякому.
Веселье, веселье, веселье!
Дух земли, я вижу тебя!
Веселье, веселье, веселье!
Особенно охотно приходят ко мне духи, когда я поем веселящего гриба – мухомора. Тогда я вижу их так же ясно, как вас. Духи похожи на человечков, только они маленькие и черные, а вместо голов у них веселящие грибы. Они танцуют и поют мою песню. Голоса наши сплетаются и становятся громкими. Люди говорят, что они тогда тоже слышат песню духов. Так я стал Заклинателем.
– У тебя есть дух-покровитель? – спросил Мизинец.
– Нет, – старик покачал головой. – Мне помогают все. Все духи дружны со мной.
Так проговорили они всю ночь. Утром, когда солнце вновь начало взбираться на синюю гору неба и тени от камней и деревьев сделались короткими, Укушенный Морозом сказал молодым охотникам:
– Идите в стойбище. Пусть вместо вас придут другие.
– Я останусь, – возразил Мизинец.
– Хорошо. Тогда пойди в долину и убей двух гусей. Юноша схватил лук со стрелами и проворно побежал вниз по склону.
Стаи серых гусей паслись у крошечных озер, выщипывая молодые побеги черноголовой травы. Мизинцу не надо было даже подкрадываться. Непуганые птицы подпускали на расстояние полета стрелы. Опустившись на колено, юноша натянул лук. Костяная стрела попала большому гусаку в голову. Он забил по земле распластанными крыльями. Остальные птицы тревожно загоготали, не понимая, что случилось. Мизинец неторопливо положил на тетиву другую стрелу – и вторая птица ткнулась головой в траву.
Стая с шумом поднялась. Гусей было так много, и кричали они так громко, что юноша зажмурился и присел. Большой ветер поднялся от крыльев птиц.
Следя за стаей глазами, Мизинец невольно подумал, что птицы совсем как люди. Они могут легко заклевать его: так их было много, и он никогда больше не убил бы ни одной птицы, но гуси только кричали и растерянно кружили над долиной.
Мизинец подобрал добычу, прикрикнул на облезлого песца, что кружился рядом, ожидая, что и ему достанется доля, и зашагал в сторону, где сидел Укушенный Морозом.
– Хорошо стреляешь, – сказал старик. – Я видел – ты попал птицам в головы и выбрал самых жирных.
– Они глупые. Совсем как люди. Они не помогают друг другу. Их можно убить всех.
– Нет, – возразил Укушенный Морозом. – Ты говоришь, не зная жизни. Люди умные. Разве их можно сравнить с гусями?
– Можно. И те и другие думают только о том, чтобы быть сытыми. Так случилось с моим родом. Но пришли Плосколицые и всех убили.
– Это совсем другое. – Старик задумался. – Когда я был таким, как ты, я ходил в Долгий поход. Мы были в пути три зимы и три лета и доходили до Тихой воды, которую стерегут высокие скалы, и она удивительно прозрачна: на самом глубоком месте видны на дне даже мелкие камешки. В той стране бывает так жарко, что наша меховая одежда за одно лето сгнила от пота. Мы видели животных, шкура которых была цветом, как грязный снег. Длинные жесткие волосы росли у них на шеях. Животные бродили по равнине стадами. Бег их был быстр, как полет птицы.
Мы прошли через земли разных племен. Плосколицые живут в трех днях пути от Тихой воды. Это свирепый народ. Их дети вырастают в тяжелых походах и потому не знают пощады. Плосколицые враждуют со всеми и не понимают Языка Мира.
Много зим назад они приходили к нам. Но тогда мы соединились с племенем людей Закатной реки, что течет в Холодное море, и заставили их уйти из нашей земли. Те, кого нам удалось поймать живыми, сказали, что племя их многочисленно и что им тесно в своих лесах, поэтому они часто дерутся друг с другом, а походы их делаются все более далекими.
– Я хочу сходить в землю Плосколицых.
– Не спеши. Ты еще молод и не знаешь, как опасны долгие походы. Если захотят духи, ты побываешь и у Тихой воды, и в стороне, куда уходит спать солнце…
Старик достал из рукава кухлянки нож и вспорол гусю брюхо. Вытащив двумя пальцами сердце и печень, он с наслаждением съел их. Мизинец сделал так же.
Закончив еду, они по очереди сходили в долину и напились студеной воды из луж между кочками.
– Ты знаешь, когда придут олени? – спросил юноша.
– Знаю.
– Тогда зачем мы ждем их появления здесь? Старик лукаво улыбнулся.
– Разве плохо лежать, греться на солнышке и слушать, как просыпается лес, и растет трава, и кричат птицы? Я не только Заклинатель, я еще и охотник. Мне хочется, чтобы сердце радовалось, когда мои глаза увидят первого оленя, а нос почует запах стада, идущего к реке.
– Так когда же придут олени? – нетерпеливо спросил Мизинец.
– Ты хочешь проверить, действительно ли я вижу дальше обычных людей и могу сказать, что делается за горами? Я скажу тебе. Стадо стельных важенок уже идет через перевал, и раньше, чем солнце успеет пробежать свой путь по небу, олени спустятся в долину.
– Не знаю… – с сомнением сказал Мизинец.
– И еще скажу. Когда придут олени, придет непогода.
– Небо чистое, сурки греются на солнце, кричат евражки…
– Я вижу тучи за краем земли. Я вижу, что слишком много птиц опустилось на озера и они не спешат продолжать свой путь к Холодному морю. Я слышу голос гаги. Он сделался простуженным и хриплым, словно птица надышалась морозного ветра.
За спиной, в лесу, послышался шорох, и скоро Мизинец увидел: на опушку вышли двое мужчин. Это были охотники, пришедшие из стойбища на смену ушедшим.
Как только они легли рядом, юноша и старик тотчас же уснули.
В точно предсказанный Укушенным Морозом срок с гор мелкими камешками скатились в долину первые олени. Скатились, остановились у подножия хребта и разбрелись по тундре. Это действительно были стельные важенки, а за ними, чуть поодаль, держались молодые телки.
– Гхы-гхы! – довольно повторял старик, но вестника в стойбище не послал, не стал звать загонщиков, а продолжал наблюдать за долиной.
Мизинец ерзал от нетерпения, брал в руки то копье, то лук со стрелами. Небо затянула серая прозрачная пелена. Солнце еще грело, но лучи его сделались слабыми, словно проходили через большой дым.
– Ты оказался прав, старик, олени пришли. Скоро придет непогода. Пора начинать охоту.
Укушенный Морозом осуждающе посмотрел на Мизинца.
– Кто станет убивать важенку, если не умирает от голода и знает, что совсем скоро вместо одного оленя станет два? Если бы мы поступали так, как предлагаешь ты, откуда бы взялись олени, которые приходят к нам осенью? Видишь, стадо не пойдет сегодня к реке. Будет большая непогода, и олени знают об этом. Беда пришла к ним. Важенки должны скоро разродиться: их бока круты, как бока валунов в реке, и дышат они тяжело, словно большая жара пришла на землю. В другие годы они успевали переплыть Великую реку и там, в тундре, родить телят. Очень большая беда будет: по долине забегали песцы и лисицы, а на том вот бугре, видишь, сидит росомаха.
Из-за Великой реки выплыли низкие черные тучи и стремительно побежали над горами и долинами. Погасло солнце. Налетел большой ветер. Первые капли дождя разбились о камни, и зашептали от их прикосновения деревья.
– Пора возвращаться в стойбище, – сказал Укушенный Морозом. Все, не сговариваясь, торопливо стали спускаться к лесу.
В стойбище чадили едким дымом залитые дождем костры. Люди забились под перевернутые байдары. Тем, кому не хватило там места, таскали из леса ветки, пучки прошлогодней травы и поправляли старые шалаши. Одежда из шкур намокла, и люди дрожали от холода и сырости.
Мизинец отыскал свою байдару, но под ней уже лежало несколько человек, и он побрел прочь. Пронзительный ветер гонял юношу по стойбищу, и, где бы он не присаживался, холод снова поднимал его на ноги. В шалашах тоже было не лучше. Сквозь наваленные грудами ветви сочилась вода, и укрывшиеся там люди посинели от стужи.
И, не столько думая о них, сколько о себе, Мизинец воткнул вокруг костра три сухие тонкие лиственницы, ремешками привязал к ним перекладины и набросал наверх сначала веток, потом мягкого, пухлого от влаги мха. Дождь больше не попадал на костер, и он начал оживать. Юноша принес из леса охапку мокрого сушняка и разложил его под навесом, возле самого огня. Легкий белый пар начал подниматься над ним – ветки просыхали.
Первым пришел Укушенный Морозом и протянул скрюченные от холода пальцы к огню, а когда немного согрелся, сказал одобрительно:
– Твоя голова хорошо думает.
Это была большая похвала, и Мизинец улыбнулся. Ему стало уютно и тепло. Ветер больше не студил его тело и обегал костер стороной.
Скоро дождь превратился в снег – сделалось пасмурно, словно наступил зимний вечер. Над тундрой завыла пурга, и схваченный морозом снег сделался колючим.
