355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Брюханов » Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г. » Текст книги (страница 2)
Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 18:32

Текст книги "Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г."


Автор книги: Владимир Брюханов


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 45 страниц)

Для этого, однако, необходимо было внести соответствующие изменения в Основные законы империи. Именно эту личную задачу и имел в виду царь, подписывая указ 1 марта: зачаточное подобие парламента, вводимого в России, было бы уже вполне дееспособно для того, чтобы санкционировать такие перемены, а публика, благодарная за поддержку своих конституционных устремлений (названных Николаем II в 1895 году «бессмысленными») охотно поддержала бы Александра II в его семейных заботах, понятных каждому подданному.

А там уже дело дошло бы и до изменения закона о престолонаследии: вместо Александра III, жестко враждовавшего с отцом с самого 1866 года, новым цесаревичем стал бы Георгий – сын царя и Долгоруковой, родившийся в 1872 году.

Был бы Георгий I уместнее на российском троне, чем реально осуществившиеся преемники Царя-Освободителя – это было бы уже не так существенно при конституции, которая неизбежно развивалась бы и все более вступала в права – как и в прочих цивилизованных странах, к которым тогда принадлежала бы и Россия. Но важнее этого было бы то, что Россия избавилась бы от сюжетов, которыми она обязана лично Александру III и, главное, Николаю II.

Представить же себе нечто худшее, чем правление Николая II (разумеется – вместе со всем последовавшим после 1917 года), автор этих строк просто не в состоянии.

Заметим, однако, что династический кризис подстерегал бы Россию и в случае воцарения Георгия, потому что он прожил недолго (правда, в условиях, далеких от царского трона) и умер в 1913 году. Вот тогда, возможно, на трон должен был бы вступить малолетний Александр III – сын Георгия, родившийся в 1900 году.

Похоже, что узлы сгущения значительных человеческих конфликтов планируются (кем-то) с некоторой хронологической закономерностью, не зависящей от исходов конкретных людских решений, – примерно так, как биологи заранее составляют программы долгосрочных ботанических опытов с изначально не предвиденными результатами…

Вот об этом, может быть, стоило бы призадуматься моему глубокоуважаемому однокурснику, академику А.Т. Фоменко, его единомышленникам и оппонентам…

1 марта 1881 года, на набережной Екатерининского канала, вся дальнейшая судьба России оказалась сконцентрирована в бомбах нескольких террористов.

Первая бомба, брошенная студентом Н.И. Рысаковым (еще один предатель, уже на следующий день принявшийся выдавать всех своих сообщников, пытаясь вымолить себе жизнь), убила и ранила нескольких человек, но не нанесла физического вреда царю – кроме, возможно, некоторой контузии, сказавшейся на его поведении в последующие минуты. Разумеется, он оказался в шоке: растерянно задумался, топтался без всякого смысла на месте покушения, осматривался и заговаривал с людьми – и никто из охраны не поспешил немедленно увезти его.

Несколько минут продолжалась эта затянувшаяся зловещая пауза, пока ноги самого императора не подвели его непосредственно к студенту И.И. Гриневицкому, стоявшему тут же в собравшейся толпе.

Оставались ли там же еще двое «бомбистов» (рабочие Т.М. Михайлов и И.П. Емельянов), занимавших исходные позиции на набережной, – это следствие так и не смогло выяснить, что не помешало присудить Михайлова к смерти и повесить – вместе с Рысаковым, организаторами покушения А.И. Желябовым и С.Л. Перовской и изготовителем бомб Н.И. Кибальчичем. Емельянов, арестованный уже после казни «первомартовцев», также был позднее присужден к смерти, но затем помилован.

Трудно сказать, решился бы Гриневицкий бросить бомбу, будучи отдален от императора людьми и пространством (ведь в эти прошедшие минуты он ничего не попытался сделать!), но, оказавшись с ним лицом к лицу, Гриневицкий бросил бомбу себе под ноги – оба оказались смертельно ранены.

Смерть Царя-Освободителя привела к тому, что вечером того же дня его указ был извлечен из типографии новым царем Александром III, который пресек в дальнейшем все попытки реанимировать волю своего отца, оказавшуюся последней. Так история России и покатила по хорошо известному пути, по которому продолжает катиться до сих пор и далее.

Некоторое время (отнюдь не малое!) Россия могла еще уповать на подонков, которые смогли бы исправить ее судьбу.

В 1908 году еще один изверг, Е.Ф. Азеф, собрался непосредственно заняться цареубийством – а Азеф был террористом самой высшей квалификации и умел добиваться поставленных целей!

Его возможный успех также обеспечивал рассмотренный нами вариант: сохранение Столыпина (имевшего к тому же в 1908–1909 годах еще более высокий авторитет, нежели позднее) и устранение Николая II, но помешал В.Л. Бурцев, упорно старавшийся разоблачить провокатора Азефа. Об этом сам разоблаченный Азеф говорил пост фактум самому разоблачителю Бурцеву при их встрече во Франкфурте-на-Майне в 1912 году![31]31
  Б. Николаевский. История одного предателя. Террористы и политическая полиция. М., 1991, с. 309.


[Закрыть]

И в дальнейшем никакой Богров, никакой Распутин и никто иной не сумели или не захотели помочь России!

Революционное движение в России – одно из замечательнейших явлений в мировой истории предшествующих двух веков, изученное, вопреки общепринятым представлениям, крайне поверхностно и фрагментарно.

Хотя этот процесс растянулся на весьма длительный период, приблизительно соответствующий сроку жизни трех поколений, но его начало и конец обозначены очень четкими датами.

Конец, понятно, датируется 25-м октября (7-м ноября) 1917 года, когда провозгласили победу социалистической революции в России, а началом явилась отмена крепостного права 19 февраля 1861 года – именно данный акт обеспечил новую расстановку общественных сил, столкнувшихся в жесточайших конфликтах последующих десятилетий.

Любопытно, однако, что современные невежды нередко смешивают эти два события, что, при всей дикости подобного, тем более подчеркивает органическое соответствие этих исторических актов. Так, например, в недавней (несколько лет назад) демонстрации по немецкому государственному телевидению (в Германии, нужно заметить, знают историю еще хуже, чем в России – не только российскую, но и германскую!) документальных киноматериалов о жизни и деятельности В.И. Ленина заключительные кадры пришлись на Мавзолей, а немецкий диктор пояснил: «так русский народ решил увековечить память человека, отменившего крепостное право»!

Изложение последующего текста построено нами таким образом: сначала мы анализируем ту социально-экономическую ситуацию, которая сопутствовала цареубийству 1 марта и обусловила его последствия, а затем демонстрируем хитросплетения политической борьбы, повлекшие успех цареубийства.

Как и абсолютное большинство россиян старшего поколения, автор этих строк воспитан в марксистских канонах, но не ностальгические воспоминания о юности и не дань ушедшей моде заставляют прибегать к традиционной идеологии. Трезвый экономический подход стал действенным инструментом анализа социально-политических явлений еще до Маркса, и не Марксу, Энгельсу и Ленину принадлежат вершины достижений этой отрасли науки. Наоборот – именно канонизация трудов этих незадачливых теоретиков (гениальность Ленина как политика-практика при этом остается вне всяких сомнений!) в течение долгих времен мешала хладнокровному разбору особенностей российской и советской истории.

Теперь это можно и нужно исправить.



1. Россия до Александра II

1.1. Петр I и его конкретная историческая роль

Триста лет назад Петр I прорубил окно в Европу и покончил с многовековой самоизоляцией России от Запада.

Что бы ни утверждали впоследствии сторонники особого пути России, но эта самоизоляция имела крайне пагубные последствия – по крайней мере для для материальных основ российской цивилизации. Достаточно указать хотя бы на то, что первая домна в Европе была построена около 1443 года, а в России – не ранее 1636-го.[32]32
  С.Г. Струмилин. Очерки экономической истории России и СССР. М., 1966, с. 277.


[Закрыть]
Чистых двести лет отставания!

Кому это шло на пользу – прекрасно понимали тогдашние соседи и соперники России. Еще во времена Ливонской войны (1558–1583) Польский король пытался отговорить Елизавету Английскую от торговли с Московией: «Вашему величеству небезызвестны силы этого врага и власть, какою он пользуется над своими подданными. До сих пор мы могли побеждать его только потому, что он был чужд образованности, не знал искусств. Но если нарвская навигация будет продолжаться, что будет ему неизвестно?»[33]33
  С.М. Соловьев. История России с древнейших времен, кн. III (т. 5–6). М., 1960, с. 594–595.


[Закрыть]

Швеция и Речь Посполита упорно блокировали связи России с Европой. На юге и вовсе перекрывала пути враждебная Турция, пытаясь в отношении Руси играть роль правоприемницы монгольских завоевателей. Торговля же через Архангельск, отрезанный почти бездорожными пространствами от российской метрополии, не могла иметь заметного практического значения. Да англичане и сами не стремились одаривать Россию западными техническими идеями.

У Петра I и его современников уже не было возможности сохранять невозмутимое самодовольство, основанное на уверенности в абсолютном превосходстве русского православия над любыми иными верами и идеями. Практика как критерий истины опровергла это сомнительное преимущество: хронические военные поражения от шведов стали совершенно безнадежными, и без овладения современной военной техникой, тактикой и системой материального обеспечения армии и флота, который тоже предстояло создавать с нуля, о победах не приходилось и мечтать! Третий Рим безнадежно шел ко дну – и в этом, увы, не было ни малейших сомнений!

Все реформы в России за последние триста лет происходили по абсолютно сходному сценарию: сначала – военное поражение, демонстрирующее глубину военно-технической отсталости России, затем – реформа, призванная ликвидировать эту отсталость.

Вот это-то и оказалось основным содержанием исторического процесса в России на протяжении трех столетий.

Игра в догонялки – достаточно нередкий сюжет в мировой истории последних веков: и отдельным людям, и человеческим коллективам вообще присущ дух соревнования. Нет смысла приводить многие примеры реального осуществления таких международных соревнований – их тьма. Но некоторые весьма поучительны.

Было ли насущной проблемой для Германии обзавестись в конце XIX – начале ХХ века военным флотом, способным противостоять британскому? Или это было лишь блажью кайзера Вильгельма II, как считали многие, включая его близких родственников по обе стороны Ла-Манша?

Так или иначе, но эта цель легла в основу экономической и политической стратегии Германской империи, а контрмеры вылились в создание антигерманской Антанты, спровоцированное развязывание Первой мировой войны, а затем – как естественное следствие результатов Первой – уже и Второй мировой.[34]34
  О начальных этапах этой гонки – в книге: В. Брюханов. Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну.


[Закрыть]
Ничего себе посоревновались!

Такая же гонка привела и к падению коммунистического режима и распаду Советского Союза, причем в основу этой гонки, как теперь хорошо известно, легла дезинформация, классическая для шпионских игр: американцы заставили недалеких советских людеров поверить, что возможно воплощение эффективной системы противоракетной обороны, – и втянули СССР в гонку по ее созданию, подорвав последние силы советской экономики. Тоже неплохо сработано!

Реформы Петра, вполне заслуженно прозванного Великим, отличались глубиной и коварством замыслов, неуклонной волей и жестокой решимостью при исполнении. Начались они с неслыханных по масштабам акций промышленного шпионажа.

Самолично обшарив Западную Европу, организовав там эффективнейшую деятельность собственных эмиссаров и резидентов, завербовав множество перебежчиков и агентов влияния и используя взаимные противоречия западноевропейских правительств, Петр проник во все секреты западной технологии и обзавелся кадрами, способными внедрять их в России.

В конце жизни Петр I считал этот успех невероятной удачей и отказывался понимать вопиющую глупость европейцев, явно не оценивших, какого врага они взрастили на собственную голову. Он писал, что «все народы особенно усердно старались не допустить нас до света разума во всем, особенно в военном деле; но они проглядели это, точно у них в глазах помутилось, «яко бы зактыто было сие пред их очесами». Петр считал этот недосмотр чудом божиим».[35]35
  В.О. Ключевский. Курс русской истории. // Сочинения в девяти томах, т. IV, М., 1989, с. 196.


[Закрыть]

Притом Петр вовсе не считал необходимым полностью приобщаться к общеевропейской цивилизации: «Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом»![36]36
  Там же.


[Закрыть]
Знакомство с такими достижениями западной цивилизации, как парламенты и коммерческие банки, не произвело на Петра ни малейшего впечатления.

Вот с той эпохи и пошел отсчет истории нашего своеобразного государства, ядовито окрещенного Маргарет Тэтчер Верхней Вольтой с ракетами!

Все разумное действительно, все действительное разумно – в этой мудрости Гегеля нет никакого смысла, если ее применять к статичным ситуациям, возникавшим в историческом прошлом: все практически имевшие место ситуации были действительны, но не признавать же их все разумными?! Иное дело – динамика исторического процесса: все неразумные ситуации в скорейшем времени утрачивали свою жизнеспособность и вынужденно сменялись совершенно иными.

Так получилось и с достижениями Петра I, которые, казалось бы, не вызывают никаких сомнений. Ведь действительно был пробит выход к Балтийскому морю, который до сих пор умудрилась сохранить Россия, и воздвигнут Санкт-Петербург, по сей день остающийся одним из красивейших городов мира. Эти достойные памятники Петру и позволили успешно скрывать до нашего времени, что вся деятельность Петра завершилась грандиозным и чудовищным крахом.

А все дело оказалось в цене, которою Петр заставил собственный народ оплатить эти баснословные успехи.

А.С.Пушкин писал про Петра I: «все состояния, скованные без разбора, были равны пред его дубинкою. Все дрожало, все безмолвно повиновалось».[37]37
  А.С. Пушкин. ПСС в десяти томах, т. VIII. Изд. 2-е, М., 1958, с. 126.


[Закрыть]

«Не все ль неволею сделано?»[38]38
  Указ Петра I о расширении в России фабрик от 5 ноября 1723 г. // Полное собрание законов Российской империи с 1649 г. СПб., 1830, т. VII, № 4345, с. 150.


[Закрыть]
– горделиво вопрошал сам Петр в одном из позднейших декретов. Действительно, все было сделано неволей – и притом самой страшной. Одной единственной дубинки, которой царь самолично лупил встречных и поперечных, было, конечно, недостаточно.

При Петре каждый государственный служащий был буквально рабом вышестоящего начальника, а представители низших слоев населения, вроде бы не имевшие никакого отношения к государственному аппарату, были в полной личной зависимости от любого представителя власти. Насильственной мобилизацией была собрана не только беспрецедентно огромная армия (ее численное превосходство стало решающим фактором в Полтавской битве), но и фабричный контингент уральских заводов и других многочисленных предприятий новейшей промышленности. Мало того, даже руководство этих фабрик было невольниками государства в гораздо большей степени, чем через два века их преемники – «красные директора».

Авангардом петровских преобразований стало дворянство, только в небольшой степени состоявшее из старой знати. Тогдашний служилый класс был плоть от плоти детищем прежнего режима: сами с рождения привычные к зуботычинам и унижениям, дворяне оставались корыстолюбивыми, беззастенчивыми и жестокими служаками, готовыми унижать и попирать налогоплательщиков, а ради сиюминутных благ лихо рисковать и собственными, и, главным образом, чужими жизнями.

Петровское дворянство было рекрутировано изо всех сословий российского народа, и к концу царствования Петра представляло собой весьма внушительную силу – более 1,5 % всей численности российского населения.[39]39
  С. Беккер. Миф о русском дворянстве. Дворянство и привилегии последнего периода императорской России. М., 2004, с. 26.


[Закрыть]
Весь же государственный аппарат в совокупности (дворяне, духовенство, чиновники и солдаты) представлял собой вообще невообразимую силу. Его доля (все, кроме солдат, в купе с семействами) достигала 10 % всей численности населения страны![40]40
  Я.Е. Водарский. Население России за 400 лет (XVI – начало ХХ вв.). М., 1973, с. 29.


[Закрыть]

Всю мощь этого аппарата Петр подчинил задаче создания новейшей промышленности, судостроения и содержания гигантской армии, также подвергшейся коренной модернизации. Затем дополнительно была поставлена задача строительства новой столицы и прочих укреплений на завоеванной территории.

Прямые военные расходы в 1701 году достигли почти 80 % тогдашнего государственного бюджета, и никогда позже не поднимались до такой рекордной отметки![41]41
  П. Милюков. Очерки по истории русской культуры, ч. I. Изд. 6-е, СПб., 1909, с. 157.


[Закрыть]

Добившись впечатляющих военных успехов, Петр столкнулся с совершенно неразрешимой проблемой: государству было не по карману содержать столь громадную армию. В европейских державах XVIII века предельной нормой для армии был 1 % от общей численности населения, а в Петровской России получилось более чем втрое больше. Демобилизовать же эту армию оказалось невозможно.

В Западной Европе тогда были общеприняты наемные войска. На время войны государи, запасясь соответствующими денежными средствами, нанимали такую армию, какую им и позволяли эти средства. На постоянной службе находились только высококвалифицированные профессионалы, составлявшие костяк армии военного времени. Но даже и среди последних многие владетельные господа в мирные дни удалялись в собственные замки, освобождая казну от необходимости их содержать. В военное время было принято вербовать солдатские массы и путем упомянутого наема, и обещанием военной добычи, и патриотической пропагандой, и попросту насильственно. В последнем случае используемое пушечное мясо было, конечно, наименее надежным. Удобство, однако, состояло в том, что при прекращении войны основная часть войска возвращалась к своему постоянному бытию, от которого отвлекалась только на время. В России все это оказалось невозможным.

Петр I мобилизовал все ресурсы, установив беспрецедентную систему принуждения. Основой его налоговой системы стала подушная подать, ради упорядочения которой Петр распорядился в 1718 году провести ревизию численности податного населения, что сопровождалось небывалыми мерами по закабалению самых разнообразных групп обывателей. В частности, множество деревенских жителей, не исключая и сельских священников, приписали к ближайшим поместьям (в отношении священнослужителей это было позже исправлено), принудив их содержать дворянина, также пребывавшего на службе, в порядке общеобязательной государственной повинности.[42]42
  В.О. Ключевский. Указ. сочин., с. 90–91.


[Закрыть]

Нужно обладать невероятным цинизмом или глупостью, чтобы утверждать, что крестьяне могли придти в восторг от подобных перемен. Пополнять же ряды крепостных демобилизованными квалифицированными солдатами, прошедшими через кровавые битвы, было просто невозможно: они бы в пух разнесли всю эту систему насилия – особенно, если бы их лишили привычной системы армейского довольствия.

К каким ужасающе разрушительным последствиям может приводить неуправляемая демобилизация огромной армии – это России предстояло испытать осенью 1917 года. Но и много раньше это было очевидно всякому здравомыслящему человеку.

Армию, таким образом, необходимо было сохранять. Но государственных средств катастрофически не хватало. Это привело к следующему экстравагантному решению: в конце царствования Петра страна была поделена на территории, отданные в распоряжение отдельным воинским частям. Последние должны были взять на себя сбор налогов, а также самоснабжение, не зависящее от центрального государственного аппарата, на основе принципов действия оккупационной армии, захватившей чужую враждебную страну.

Любой русский солдат мог сапогом распахнуть дверь любого российского жилища и безропотно получить пищу, ночлег и женщину. Отпор мог дать лишь начальник более высокого ранга, оказавшийся внутри – и тут уж горе самоуправщику! Впрочем, по внешнему виду российских жилищ было трудно впасть в ошибку.

«Полковые команды, руководившие сбором подати, были разорительнее самой подати. Она собиралась по третям года, и каждая экспедиция длилась два месяца: шесть месяцев в году села и деревни жили в паническом ужасе от вооруженных сборщиков, содержащихся при этом на счет обывателей, среди взысканий и экзекуций. Не ручаюсь, хуже ли вели себя в завоеванной России татарские баскаки времен Батыя. /…/ Едва полки стали размещаться по вечным квартирам, начала обнаруживаться огромная убыль в ревизских душах от усиления смертности и побегов: в Казанской губернии вскоре после смерти Петра один пехотный полк не досчитался более половины назначенных на его содержание ревизских плательщиков /…/. Создать победоносную армию и под конец превратить ее в 126 разнузданных полицейских команд, разбросанных по 10 губерниям среди запуганного населения, – во всем этом не узнаешь преобразователя»![43]43
  Там же, с. 90.


[Закрыть]
 – этот крик души авторитетнейшего историка России второй половины XIX и начала ХХ века В.О. Ключевского мы приводим не только ради его содержания, но и для того, чтобы чуть ниже сопоставить с его же результирующим мнением о заслугах великого преобразователя.

Петровский режим привел Россию к полному разорению.

Этот факт тщательно замалчивался всей послепетровской официальной пропагандой – очень красочное проявление российской специфики!

У Петра I не было ни Освенцима и Треблинки, ни Лубянки и ГУЛАГа, но он прекрасно обходился и без таких эффективных учреждений: численность российского населения сократилась за годы его правления почти на четверть![44]44
  Я.Е. Водарский. Указ. сочин., с. 54.


[Закрыть]
Нечто подобное периодически случалось в России и в более древние времена, но после Петра такими достижениями не мог похвастать ни один из кровавых властителей!

Массами гибли мобилизованные на строительство новой столицы в болотистой дельте Невы, истреблялись солдаты в беспрерывных войнах, умирало население от голода и эпидемий во всех концах разоренной России. Мирные труженики, отданные во власть ничем не стесняемой оккупации и грабежа, не могли и не хотели восполнять своим трудом возникший дефицит всех материальных ресурсов.

К 1725 году государство полностью обанкротилось: недоимки податей за 1724 год достигли одного миллиона рублей (при девяти миллионах расходной части бюджета), а за две трети 1725 года (т. е. сразу вслед за смертью Петра) дошли до двух третей исчисленного оклада![45]45
  С.М. Троицкий. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII веке. М., 1966, с. 130.


[Закрыть]

Поразительно, но до 1917 года никаких упоминаний об этих фактах невозможно было отыскать ни в каких исторических трудах, не говоря уже об учебниках – совершенно аналогично тому, как нельзя было нигде узнать при коммунистическом режиме, что, например, план Первой пятилетки по основным показателям не был выполнен даже в половинном объеме – да и сейчас почти никто об этом не знает! До сих пор почти все россияне искренне уверены, что и Петровские реформы, и Сталинские пятилетки имели полный успех!

Что до пятилеток, то рассказ о них никак не соответствуют теме нашей книги, но с Петром I – другое дело. Просто необходимо привести декларацию только что процитированного Ключевского: «Петр не оставил после себя ни копейки государственного долга, не израсходовал ни одного рабочего дня у потомства, напротив, завещал преемникам обильный запас средств, которыми они долго пробавлялись, ничего к ним не прибавляя. Его преимущество перед ними в том, что он был не должником, а кредитором будущего»[46]46
  В.О. Ключевский. Указ. сочин., с. 198.


[Закрыть]
– при всем уважении к маститому историку это трудно назвать иначе, чем наглой ложью!

И как это сочетается с его же собственной оценкой заключительных преобразований Петра, которые мы привели несколькими абзацами выше и которые отделены от последней цитаты только сотней страниц[47]47
  Разумеется – в современном полиграфическом воспроизведении.


[Закрыть]
его собственных лекций? Пока писал эту сотню страниц, стал другим человеком? Или это сам Петр I стал другим человеком, пока Ключевский набрасывал эту сотню страниц? И притом какая удивительная глупость и грубость формулировок: попробуйте представить себе любое государство, которое не прибавляет ничего к прежним запасам – что же это должны быть за запасы, превышающие многолетние государственные расходы?

Ответ на эти мнимо недоуменные вопросы совершенно ясен: пока Ключевский ведет себя как историк – наблюдатель и исследователь, то не может сдержать собственной вполне понятной человеческой реакции: как же можно не возмущаться столь дикими деяниями Петра? Но как только Ключевский вспоминает, что пишет не о ком-нибудь, а о величайшем национальном герое, профессору действительно приходится становиться другим человеком – гражданином и патриотом, который никак не может позволить себе непочтительности по отношению к национальной святыне!

И все это без комментариев перепечатывается в наши дни! А ведь даже советским историкам, которым было запрещено исследовать мифы коммунистического строительства, все же позволялось развенчивать пропагандистские легенды царских времен – хотя бы в специальных исследованиях, просто по характеру изданий не предназначенных для широкой публики, и историки пользовались такой свободой и выяснили немало горьких истин, относящихся к ушедшим столетиям.

Но мифы о Петре I по-прежнему остаются непоколебленными! И в наши дни его голову приделывают к туловищу Колумба и устанавливают на берегу Москвы-реки!

Непрочность экономического положения сказывалась еще при жизни Петра I.

Самой армии, лишенной нормального снабжения, оставался только грабеж населения; поначалу его старались вести на чужой территории, которая, однако, в результате захвата становилась затем собственной, а потом, как рассказано, понадобилось и вовсе узаконить разверстку контрибуций и конфискаций по всему пространству державы, доступному для войск.

Но войска, как следует из этого, и во время войн могли действовать только в хорошо населенной местности. Поэтому попытки перейти через малолюдные степи, лежащие южнее России (вот так непреодолимое препятствие!), кончались полным провалом, и пробить выход к незамерзающему Черному морю не удавалось вплоть до последней четверти ХVIII века.

Петровская индустриализация, построенная на варварском принуждении работников всех уровней, захлебнулась – люди не выдерживали ее темпов. Потребительский рынок, способный инициировать производство промышленных товаров, был парализован – нищета населения снизила покупательные способности до минимума. На долгие годы установился промышленный застой.

Несколько по-иному сложилась судьба отечественной черной металлургии. Как и коммунисты через два века, Петр направил на эту отрасль особый нажим – и добился впечатляющих успехов. В 1725 году домна, запущенная на Нижнетагильском заводе Н. Демидова, была крупнейшей в мире! А еще через десяток лет Россия по объемам выплавки чугуна уже вышла на первое место в мире и удерживала его вплоть до начала XIX века – недостижимая мечта товарища Сталина![48]48
  С.Г. Струмилин. Указ. сочин., с. 323–324.


[Закрыть]

Беда в том, что в условиях общего застоя в самой России не было потребности в таком количестве металла. Доменному производству угрожала подлинная гибель, но выручила международная торговля. Дешевый чугун, выплавленный мужиками, прикрепленными к уральским казенным заводам, экспортировался в Англию, где использовался в как раз происходившей промышленной революции.

Умер ли пятидесятитрехлетний Петр 28 января 1725 года естественной смертью или стал жертвой злодеяния – в любом варианте деятельность этого прославленного «реформатора» завершилась для России отнюдь не преждевременно.

Вопреки заверениям Ключевского, непосредственные преемники Петра столкнулись с ужасающими проблемами.

Нищета государства и его подданных была поразительной. Государственные чиновники годами не получали жалования (знакомая картина!), а его размеры заведомо не могли покрывать потребностей основной массы служащих, даже если бы его регулярно выплачивали! Каждый воровал где и как мог (хотя пойманного ждали ужасные кары!), закладывая традиции государственного управления, действующие по сей день, но это не могло разрешить все проблемы страны.

Разумеется, дефицитные материальные ресурсы порождали и жесточайшую борьбу за их обладание. И, конечно, это принимало формы заговоров и политических интриг, проигравшие в которых кончали свои жизни под пытками и на плахе, в лучшем случае – в ссылке куда-нибудь в Соловки или на Приполярный Урал. Лишь позже, когда материальное благосостояние привилегированных слоев заметно окрепло, смягчилась и политическая практика: Елизавета Петровна, взойдя в 1741 году на трон в результате заговора, расправилась со своими соперниками, но затем дошла даже до официальной отмены смертной казни.

Правление Екатерины II началось в 1762 году с убийства ее мужа – Петра III. Через два года жестокая расправа обрушилась на инициаторов освобождения из Шлиссельбургской крепости бывшего императора Ивана Антоновича – предшественника Елизаветы Петровны, формально царившего в младенческом возрасте, а с тех пор томившегося в неволе; при попытке освобождения он был убит. Но уже та же Екатерина, разоблачив новый заговор, созревший через десяток лет после ее собственного коварного государственного переворота, и вовсе обошлась без расправ.



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю