Текст книги "Крест на моей ладони"
Автор книги: Влада Воронова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 30 страниц)
– А мне нравится, – неожиданно сказал Эрик.
– Брат! – возмутился Дитрих.
– Помнишь, ты рассказывал мне о мальчике, который не мог войти в потайницу? После штурма, когда было время размышлений и выбора, я нашёл его. Он принадлежит к очень знатной и влиятельной семье, но когда родители мальчишки узнали, что у меня гражданство Царства, они начали упрашивать забрать их сына с собой. А старшие братья сказали, что если хорошей судьбы не выпало им, то пускай хоть малыш из клетки выберется.
– И что вы ответили? – поинтересовался Адайрил.
Эрик улыбнулся.
– Они все здесь, в Царстве, вся семья. И те трое волшебников, что когда-то учили мальчика менять режимы восприятия.
– Это предательство! – закричал Дитрих. – То, что ты делаешь, Хорса, подло!
– Дитрих! – Эрик вскочил со стула, что-то быстро и яростно заговорил по-немецки.
– Тысячи людей, – зло перебил его Дитрих, – лишатся защиты, которую им давала тайна волшебного мира. Нинке-то что… Её Россия никогда не знала, что такое инквизиция.
– За всё время инквизиции, – медленно и твёрдо, так, что у всех пропало желание с ним спорить, сказал Дьятра, – за все сотни лет её владычества в застенки и на костры не попал ни один волшебник или волшебница даже нулевичного уровня. Инквизиторы убивали только простеней. Тех, которые осмеливались мыслить и чувствовать самостоятельно, но оказывались недостаточно предусмотрительны и расторопны, чтобы вовремя удрать от «святого» суда. Погибали те человеки, кто при всём своём уме были слишком наивными и доверяли свои мысли трусам и подлецам. Но в первую очередь инквизиторы убивали женщин, потому что их извращённая сексуальность и прямая импотенция не позволяли обрести те блаженство и радость, которые любой нормальный мужчина получает в женских объятиях. Как и все подонки, инквизиторы мстили ни в чём не повинным людям за свою ущербность. Обычным мужчинам и женщинам. Простеням. Тем, которые не могли дать им отпор. Но никогда они не тронули ни одного волшебника или волшебницу. Не смогли тронуть. Не тронут и теперь. Сначала из-за страха перед неизвестным – волшебники владеют оружием, против которого у простеней защиты нет. Во всяком случае, первое время они будут уверены, что нет. А дальше простени сами научаться пользоваться волшебством и уже не смогут отказаться от его преимуществ. А значит, им будут нужны и волшебники. Как и волшебникам будут нужны электрики, сантехники и программисты. Мы тоже, распробовав все блага технического мира, не сможем от них отказаться. Волшебный и технический мир станут единым целым.
– И волшебный мир исчезнет навсегда! – с яростью ответил Дитрих. – Мир, который был великим и незыблемым многие сотни лет, растворится в техническом, как кусок сахара в чашке кофе. А мы люди высшей, избранной крови превратимся в заурядных обывателей, таких же, как и все. Волшебство станет банальнейшей из обыденностей, а мы будем никем.
– Так вот в чём дело, – поняла я. – Захотелось величия на халяву. Не получится. Ради величия и славы, ради того, чтобы выделиться из толпы, придётся поработать, сделать для людей что-то очень полезное.
– Или очень вредное, – сказал Дитрих. – Например, уничтожить целый мир, изломать судьбы тысяч людей. Такого деяния совершенно точно никто никогда не забудет. Твоё имя, Нина Хорса, останется жить вечно. Имя разрушительнцы и предательницы, имя убийцы целого мира! Да будь ты проклята отныне и во веки веков в имени своём и потомстве!!!
Дитрих пошёл к выходу.
– Я буду ждать, когда ты одумаешься, брат, – сказал ему вслед Эрик. – Ждать, когда ты вернёшься домой. – И что-то добавил по-немецки.
Дитрих на мгновение обернулся, плюнул на пол и ушёл.
Со стула в углу зала встал перекидень из новых переселенцев, ровесник Дитриха.
– Меня зовут Гельмут фон Надельн, – сказал оборотень. – Я родился в семье незнанников. Такое часто бывает. И оборотничество, и магичество – мутации естественные. Мы уходили из большого мира в волшебный, семейные связи истончались, но никогда не исчезали полностью. Со временем боль разлуки стихала, но ни на мгновение не отпускала совсем. Теперь, когда миры станут единым целым, соединяться и разбитые семьи. Волшебникам не нужно будет скрывать родственников-простеней, а им – родственников-волшебников. Мы будем все вместе, одной семьёй. Ты спасла нас от разлуки и боли, Хорса, зарастила вечный разлом. А потому будь благословенна, государыня, отныне и во веки веков в имени своём и потомстве.
Оборотень прошёл через весь зал к трибуне, встал у её подножия.
Это стало сигналом размежевания. Кто-то оставался, кто-то уходил. С объяснениями и молча.
– Техника волшебникам ни к чему!
– Я не хочу сравниваться с простородьем!
– Столетиями мир волшебства был отделён от мира техники. Это несовместимые вещи, что доказано многими веками. Миры должны быть разделены вечно!
И тут же звучало другое:
– Сколько можно прятаться, как будто в волшебстве есть что-то постыдное!
– Хватит лишать себя того, что может дать большой мир – его технических достижений!
– За многие сотни лет никто так и не объяснил толком, почему волшебный мир должен существовать отдельно от технического. Объяснений не было потому, что сама эта разделённость противоестественная!
Разрывались узы, распадались тройки и семьи. Альянсовцы и лигийцы из нашей рабочей группы смотрели на это с ужасом, а троедворцы – с грустью.
– Ты знала, что так будет! – закричал Дьятра, когда ушли все, кто считал нужным держаться за старое. – Знала!
– Да, – ответила я. – Знала. В моей стране было две гражданские войны – и в технической её части, и в волшебной. Я давно поняла непреложную истину, которую ты постиг только сейчас: идеи сильнее крови. Родство и происхождение имеют значение только в период покоя, да и то не всегда. Но идеи всевластны во все времена, и особенно в эпоху перемен. Но нам повезло. Мы в лучшем положении, чем люди, которые жили во время революций технического мира или противостояния дворов мира волшебного. От нашей реформы спрятаться негде. Нельзя ни уехать в другую страну, ни выбрать другой мир. Невозможно перейти на иную сторону, связать себя с иной первоосновой. Нет больше разных миров и сил – всё стало единым целым. Так что ушедшие всё равно остаются с нами. Им понадобится время, чтобы привыкнуть новому миру, научиться в нём жить. Но ушедшие уходят не навсегда. Они вернутся.
– Потому что у них не будет иного выбора, – сказал Джакомо.
– Да, – согласилась я. – Мы лишаем их права выбора, и потому все проклятия заслуженны.
– Но им больше не надо лгать и прятаться, – сказал Амарено.
– Да, – опять согласилась я. – Мы подарили им открытый мир, спасли от разделённости, и потому заслужили все их благословения.
– Но как же так, – не понимал Каварли, – и прокляты, и благословенны; и преступники, и герои; и предатели, и спасители. Как жить с такой двойственностью, какой из них верить?
– Обоим, – ответил Соколов. – Таков удел всех, кто приносит в мир истинное новшество. Вечное перепутье, поровну плевков и благодарностей, всегда сожалеть о своих поступках и гордиться ими. Это цена всех свершений. А хочешь спокойствия – так и сиди тихо и смирно, довольствуйся тем, что есть.
Каварли немного помолчал.
– Нет, – решил он и спустился в зал к тем, кто выбрал путь к Чароострову.
– Командир, – тихо проговорил Идзума, – ты сказала о гражданской войне Троедворья в прошедшем времени.
– Да. Открытие волшебного мира её прекратит, потому что правителям технических государств она не нужна, больше того – вредна. Распадётся и само Троедворье. Но могут соединиться семьи, разделённые войной.
Идзума судорожно вздохнул и ушёл в зал.
– Так часто бывает, – сказал Соколов. – Сын – тёмный, отец – светлый, брат – сумеречный, а мать или сестра в Совете Равновесия. И все воюют не за страх, а за совесть. За свою веру. Но теперь гражданской войне конец. У них есть надежда вновь стать семьёй. Очень маленькая надежда, но даже она лучше вражды.
Соколов тоже ушёл в зал.
– В единство верить труднее, чем во вражду, – напомнил Дуанейвинг.
– Намного труднее, – согласилась Альдевен. – Но своим Разноединным Царством мы сможем доказать, что в это верить правильнее. Тогда людям будет легче.
– Да, – ответил ей Элунэль и сошёл в зал. Всевладыки – вслед за ним.
– Пора, командир, – сказал Ильдан.
– Всё готово, – добавила Беркутова.
Я кивнула и пошла к людям, которые меня ждали. За мной шли Дьятра, Лопатин и все остальные.
* * *
Через десять дней Новый год. Первый Новый год нового мира.
К счастью, Чароостров лежит в широтах, где суровых зим не бывает, до весны можно дотянуть и в палатке.
Строек у нас очень много, и работают круглосуточно, но всё равно раньше следующего Нового года всё нужное жильё не появится. Многие сооружают себе домики категории «халупа». Жёсткая нехватка школ и роддомов, зато в переизбытке бардака и несуразиц. Но постепенно жизнь Разноединного Царства налаживается.
Большой мир факт существования волшебного принял гораздо спокойнее, чем ожидалось. Изобилие фантастических фильмов и литературы, болтовня о параллельных мирах и инопланетянах своё дело сделали – публика оказалась подготовленной. Шуму, конечно, получилось много, но он уже угасает. Религиозные организации одна за другой признали, что если волшебство и люди волшебной крови существуют, то значит это угодно богу. Техногосударства заключают дипломатические договоры с потайницами. Бывшие главы равновесных филиалов Троедворья становятся министрами волшебства, управители дворовых филиалов – их заместителями. Хватает и различных конфликтов, недоразумений да и самой обыкновенной зависти и вражды, причём поровну с обеих сторон, но процесс уже необратим – два мира стали одним, и этот мир становится всё сильнее и крепче.
С Царством дипломатические отношения первой заключила Россия – с подачи министра волшебства Люцина. Послом стала Вероника – вместе с Олегом. Вслед за Россией послов прислали и остальные страны бывшего Троедворья. Хоть тут польза от моей скандальной славы. Теперь начали приезжать послы потайниц и техногосударств бывших Лиги и Альянса.
Часть стихийников переселилось в Царство, другие предпочли остаться в своих нычках. Виальниецы, например, остались у себя, только ар-Даллиганы переехали в Бернардск. Но учатся они уже в Санкт-Петербурге, в Риме стихийников не особо привечают, а носить личину теперь запрещено. Приехала и семья Джакомо в полном составе – мать, отец, брат и сестра с мужьями, жёнами и детьми. То ли из-за Джакомо, то ли Царство понравилось. Не знаю.
Егор стал директором собственного центра травматологии и восстановительной медицины. Есть работа и у наших родителей.
Короче – жизнь идёт своим чередом, так, как ей и надо.
Теперь осталось отдать последний долг прошлому, настоящему и будущему, довершить всё, что сделано, поставить истинную точку в этой истории. Всё уже подготовлено, но в последнее мгновение мне становится страшно. Я кусаю губы, пытаюсь унять дрожь, но ничего не помогает. Зато начинают складываться стихи. Я дотягиваюсь до бумаги и ручки, начинаю выводить кривые и прыгающие буквы. Постепенно почерк выравнивается, и я заканчиваю ровно и твёрдо:
Нет больше сказок – остались дела.
Будет молва беспощадна и зла:
Слава, проклятия, счастье и боль,
Всё, что вмещает земная юдоль,
Выпить придётся сегодня до дна, —
Чаша твоя, как всегда, тяжела.
Но и в итоге большого пути
Отдыха снова тебе не найти:
Станет началом тропинки конец,
Вновь испытания душ и сердец.
Вечное странствие и вечный бой,
Вера идущих во след за тобой,
Их же предательство, яд и обман,
Собственных дум и сомнений туман,
Точки решений, пунктиры дорог,
Что-то до времени, редкое – в срок.
Страшно не это, страшней опоздать,
Слово своё позабыть, не сдержать,
Струсить, сломаться на трудном пути,
Сил для свершений в себе не найти.
Время пришло. Открывается даль,
Новый отсчёт поведёт календарь.
Чистые строчки, пустые листы —
Ключ от бескрайней небес высоты.
Ну вот и всё, пора.
Я иду из кабинета в конференц-зал. Там уже собрались телевизионщики и растерянные, недоумевающие советники с министрами, – те, кто сотворил Чароостров, кто безоговорочно поверил в мою правоту. Те, кого я сейчас предам, как предала оба старых мира – волшебный и технический.
Поднимаюсь на трибуну, под прицелы взглядов и кинокамер.
– Я, Нина Хорса, правительница Разноединного Царства, заявляю о своей отставке.
В зале тут же зашумели, но я продолжила говорить и все умолкли, напряжённо вслушивались в каждое слово – слишком ошеломительными были новости.
– Пятнадцатого января состоятся выборы нового главы государства. Царь будет избираться путём прямого тайного голосования всеми гражданами Разноединного Царства в возрасте от восемнадцати лет и старше, вне зависимости от пола, расы, волшебнического ранга, имущественного положения, вероисповедания или его отсутствия. Участие в голосовании каждого гражданина Царства является строго обязательным. Уклонистов ждёт крупный денежный штраф. Выдвигать свою кандидатуру на пост царя может любой гражданин Разноединнного Царства от двадцати шести лет и старше. Срок правления царя – пять лет. Один и тот же правитель может быть во главе государства не более двух сроков подряд. Регентом на предвыборный период назначается советник Валерий Михайлович Соколов.
Я спустилась с трибуны и вышла из зала через царскую дверь. Последний раз. Журналистов, да и советников с министрами в этот маленький коридорчик не пустят. У меня есть короткая передышка.
За дверью конференц-зала бушует гвалт. И тут же обвальная тишина. Это поднялся на трибуну Соколов.
– Заявление царицы Хорсы стало неожиданностью, – сказал он, – но государыня успела прославиться нетривиальными поступками задолго до того, как стала правительницей Разноединного Царства. Так что нам пора бы и привыкнуть к сюрпризам. Даже к таким. – Он перевёл дыхание и закончил своё первое выступление в роли главы государства: – Выборы состоятся в срок. Уверен, что царица Хорса, подавая в отставку, подготовила всё необходимое для избрания преемника. Пройти регистрацию кандидаты в цари могут в течение пяти дней, начиная с этой минуты. Регистрация состоится в отделениях милиции по месту жительства. А теперь, уважаемые, всё, пресс-конференция закончена. Все вопросы и ответы завтра.
Опять гвалт, только теперь он перемещается в сторону общих дверей из конференц-зала.
Я улыбнулась. Получилось. Валерка – соединник, он сразу же понял: у нормального государства не может быть правителя с моей репутацией – предатель, разрушитель, палач. Соколов помнит, что для большинства людей «светлый волшебник» означает «добрый, умный и честный людь, которому можно верить». Знает, что власть хороша только выборная.
А выберут Валерку. Растерянные и ошеломлённые люди проголосуют за того, кто уверит их в том, что всё в порядке, все идёт своим чередом. Царём станет тот, кто среди паники и непонимания спокойно и твёрдо укажет, кому и что делать.
Тут всё правильно. Теперь осталось объясниться с друзьями, которых я бросаю в одиночестве, отправляю в самостоятельное плавание.
– Нинка, да как ты можешь?! – заорала Беркутова, едва я вошла из царского коридора в Малый зал совета.
– Государыня, – тихо сказал Иштван, – это ваша воля спаяла два мира в один, вы создали и Царство, и Чароостров. Почему же вы бросаете ваше творение на произвол судьбы?
– Потому что я не девяточница, и не собираюсь корчить из себя высшую силу, пусть даже и в масштабах одного острова. Царство должно быть полностью самостоятельным. Свободным от любых сотворителей.
– Нина, – дрогнувшим голосом проговорил Ильдан, – ты ведь предаёшь своё призвание.
– Это было моим призванием в волшебном мире. Но волшебного мира больше нет. А в единоцелом у меня будет иное предназначение.
– Какое?! – вскричал Ильдан.
– То, которому я обучилась ещё до того, как вошла в волшебный мир. Лингвистика. В ней нашлась область, которая стала для меня по-настоящему интересна. И работа, где я смогу заниматься именно этим разделом лингвистики, тоже есть. Завтра я буду работать уже на новом месте и в новой должности.
– Что ты несёшь?! – возмутился Каварли. – Ты заставила нас поверить в тебя, ты привела нас на этот путь. И бросила. Ты соображаешь, что предала нас?
– Да. Но иначе нельзя. Вы должны быть свободными, пусть даже пока и не решили, что со своей свободой делать. Так будет правильно. Не плохо и не хорошо, а именно правильно.
Остальные молчали. То ли поняли, что так действительно будет правильно, то ли сообразили, что всё равно меня не переспорят.
Я пошла к двери в общий коридор.
Створка за моей спиной захлопнулась сама. Тихий и чёткий щёлчок. Всё, обратной дороги нет. Теперь только вперёд. Как и всегда…
Я спускаюсь по лестнице во двор и едва заметно улыбаюсь. Отречение, скорые выборы и новая работа – не все новости на сегодняшний день. Есть ещё одна.
Я беременна.