Текст книги "Крест на моей ладони"

Автор книги: Влада Воронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

– Да, в Средиземном море на побережье острова Крит. Затонул в результате извержения вулкана ещё задолго до сокрытия волшебного мира. Извержение началось по совершенно естественным причинам. Кстати, населявшие Аталанос превеликие мудрецы и волшебники не сумели не то что предотвратить катастрофу, но и даже предсказать это природное явление, чтобы можно было провести эвакуацию. Странное упущение для той сверхцивилизации, которую взахлёб расписывают эзотерики и мифотворцы.

– Упущение и впрямь странное, – согласился Олег, – для сверхцивилизации невозможное. Но речь не о нём. По легенде, Девять Неизвестных, обладая величайшими знаниями, хранят с их помощью человечество от бед, направляют его развитие в правильное русло, следят, чтобы все изобретения использовались только во благо.

– Особенно атомная бомба, – ответила я. – В Хиросиму и Нагасаки она столько радости принесла, что японцы до сих пор веселятся.

– Вот поэтому Девять Неизвестных и не допускают распространения опасных знаний до тех пор, пока не убедятся, что будут они использованы только в мирных целях. Понемножку открывают свою мудрость наиболее достойным учёным и правителям, помогают им советами. И наоборот, опасные знания изымаются у тех носителей, которые способны употребить их во зло.

– В переводе с языка политкорректности на общедоступный, – сказала я, – это означает, что девять мерзавцев принудительно держат население Земли в необразованности, потому что сохранить власть над тупой и безграмотной людской массой несоизмеримо легче, нежели над людьми думающими и знающими. Это квалифицируется как лишение права на образование, то есть уголовное преступление. Предотвратить использование каких-либо технологий во зло можно только одним способом – законодательно определить, что с ними можно делать, а что нельзя. Выработать карательные меры для нарушителей. И довести этот закон до сведения всех и каждого. А соответствующие госструктуры должны неукоснительно требовать соблюдения закона от граждан. Скажешь, я не права?

Олег кивнул.

– Права целиком и полностью.

– Едем дальше, – сказала я. – Правление Девятки тайное, а потому незаконное, то есть преступное. Ведь никаких выборов не было, никто не голосовал за то, чтобы доверить им верховную власть. Тем самым никто не подтвердил правильность и желательность их управленческой программы. Девятку даже диктаторами назвать нельзя, потому что настоящие диктаторы правят открыто, и если люди ими недовольны, то у них остаётся возможность свергнуть диктат восстанием. А тут и претензии неизвестно к кому предъявлять. Тайное правление можно осуществить лишь одним способом – использовать людей так, чтобы те об этом не знали. Такое достигается только путём скрытого воздействия на психику. Если открытому психическому воздействию – пропаганде, рекламе и ментальному удару – противостоять можно, то скрытому – нет. А потому оно тоже является уголовным преступлением. Во всяком случае, по Генеральному кодексу волшебного мира. Но это ещё не всё. Людям внушается идея, что они изначально неполноценны, что даже самые выдающиеся из них без Девятки никто и ничто. Это называется посягательством на целостность и независимость личности. Опять уголовное преступление, уже четвёртое. Преднамеренно искажаются факты подлинного авторства открытий и изобретений. Преступление номер пять – посягательство на авторское право и интеллектуальную собственность. Учитывая, что масштабы воздействия Девяти Неизвестных охватывают весь земной шар, их поступки квалифицируются как «преступление против людей». Это второй Нюрнбергский процесс и смертный приговор. Вот поэтому легенда о Девяти Неизвестных – одна из самых мерзких выдумок в истории, равноценная идеям инквизиции и нацизма.

– Что мне всегда в тебе нравилось, подруга, – восхищённо сказал Олег, – так это полнейшая нестандартность мировосприятия. Большинство считает Девять Неизвестных благодетелями людей.

Я презрительно фыркнула.

– Быдло всегда нуждается в пастухе. А придуманный он или реальный, им не важно. Но я не быдло. Я – людя.

– Да, – с какой-то странной интонацией произнёс Олег, – этого у тебя не отнимешь. – Немного помолчал и спросил: – Что ты знаешь о Семерых Тайных? Они же Семь Праведных Старцев, Маги Башни Зелёной Луны, Великая Семирица.

– То же самое, что и Девять Неизвестных. Но иной регион распространения легенды – в основном Иран и Россия, немножко Индия и Тибет.

– Легенды говорят о противостоянии Девятки и Семёрки, – напомнил Олег. – Причём Семёрка победила. И если в Европе и Америке Семеро Тайных воспринимаются как зло, то в легендах Индии, России, Ирана и Тибета они герои положительные. Тебе это ни о чём не говорит?

– Нет.

– Тогда представь себе Ойкумену, обитаемую часть Земли, ещё до сокрытия, когда волшебный и большой миры были единым целым. Огромные империи и маленькие города-государства, разнообразные правители – от абсолютных монархов с наследственной властью до выборного совета старейшин. И сами государства разные – торговые, военные, аристократические. Волшебники используют силу первооснов, но дворового противостояния нет, зато в изобилии рабочих троек маг-оборотень-человек. Как должен выглядеть совет старейшин в государстве, которым правят не торговцы и не военные, а волшебники?

– По тройке от первоосновы, – ответила я с лёгким недоумением. – А по-твоему, есть другие варианты?

– Теперь умножь три на три, – с усмешкой посоветовал Олег.

– Девять. Ой!.. Так ты хочешь сказать, что Девять Неизвестных действительно существовали?

– И не в одном комплекте. Волшебнических государств было множество. Да и правителей их по именам все знали. Другое дело, что до нас дошли только титулы: Великие Решатели, Верховные Учителя, Девять Хранителей…

– Предрешательский Круг, – продолжила я, – Тройственная Триада, Девятка Совершеннейших…

– И все правители, – перебил Олег, – всегда стремились подчинить себе соседей. Волшебники не исключение. Но интересовали их в первую очередь волшебнические государства. И примерно к 623 году Древней эры одной из Девяток удалось подчинить себе их большую часть, создать довольно обширную по меркам тех лет империю.

– Которая называлась Оддияна. И что из этого?

– А то, что не смотря на превосходство в магии и вампирскую армию, Девятка не только не могла сохранить единство свежесозданной империи, им не хватало сил и на сопротивление внешней агрессии – богатые земли Оддияны постоянно привлекали захватчиков. Девятке оставалось либо власть потерять, либо скрыть свою империю от посторонних глаз. Так и появилось влиятельное государство, растворённое на территории других стран, имена девяти правителей которого неизвестны большому миру.

– Внешняя угроза исчезла, – продолжила я, – но внутренняя осталась. Волшебники – народ не очень-то компанейский, стать членами большой организации не заставишь, и с дисциплиной у нас всегда было скудно, зато амбиции у каждого через край хлещут. Все хотят быть только императорами. Согласиться на существование соправителей ещё смогут, но хозяев – никогда. Объединиться, заставить терпеть над собой начальников нашу братию и сестрию могут только самые экстремальные условия, когда иначе не выжить. Вот тут волшебники начинают проявлять невероятную слаженность и дисциплинированность.

– А если экстремальных условий нет, – подсказал Олег, – их нужно создать.

– Начать войну, – ответила я. – А себя назначить её верховными арбитрами. Советом Равновесия.

– Итак, подытожим, – сказал Олег. – Великие Решатели существуют до сих пор и правят Лигой и Альянсом. На территорию Троедворья они соваться отваживаются редко, поскольку Семеро Тайных, в которых нетрудно узнать большаков с первыми замами и директора, дали им хорошего пинка под их многомудрые зады в году эдак 476 Новой эры. Если ты помнишь, тогда и произошёл раскол волшебного мира. В малюшки тоже не лезут, на то они и нейтральные территории, чтобы было, где переговоры устраивать.

Я кивнула, соглашаясь, и добавила:

– Человеческие легенды всегда основаны на реальности. Другое дело, что искажают её до полного несходства с первоисточником. Три дореформенные рабочие двойки маг-оборотень плюс один наблюдатель от Совета – вот и Семирица Мудрых.

– В жизнь Троедворья Девятка вмешивается до сих пор, – сказал Олег. – Хотя и очень мало по сравнению с Лигой и Альянсом.

Я скептично покривила губы. В то, что хитрым и властолюбивым Люцином могут править какие-то тайные властители, я не верила.

– Хорса, – ответил Олег, – надгосударственных организаций не бывает никогда. Ваш Совет Равновесия – власть исполнительная, гибрид министерства внутренних дел и госбезопасности. Слышала поговорку «Пока ЦК не цыкнет, ЧК не чикнет»? Это аксиома для любого государства, будь оно тайное или явное. Директор управляет Троедворьем, но не правит. В мелких делах ему предоставляют полную самостоятельность, но в серьёзных вопросах он никто и ничто.

– Как и большаки, – тихо сказала я. – Вседержители в дворовых мелочах, и рабы Люцина в делах важных.

– До тех пор, пока идёт война, – продолжил Олег, – ни один троедворец не посягнёт на власть Девятки. Некогда вам. Но магические битвы – дело рискованное, слишком легко вызвать прорыв инферно или кардинальное искажение пространства-времени. Поэтому Решатели создают Совет – чтобы было кому держать ваши драки в рамках приличий. А заодно и не давать задуматься – зачем вообще драться за раздел того, что прекрасно существует в единстве?

Я опять кивнула.

– В потайницах, – закончил Олег, – войну дворов заменяет противостояние Всепреложным Властителям. Если Властитель оказывается слишком успешным, его уничтожает сама Девятка, за что её члены и получили титул Совершеннейших Хранителей.

– Зачем только им это всё?

– Нравится ощущать себя великими предрешателями судьбы целого мира, – ответил Олег. Немного подумал и уточнил: – Даже нескольких миров, учитывая вашу разобщённость. Девятке удовольствие доставляет играть живыми мирами, их правителями и простолюдинами. Это ведь какой кайф для морального урода – знать, что перед тобой директор или предстоятель, который самовластно распоряжается тысячами людей, такая же покорная и безгласная кукла, как и самый ничтожнейший из его подданных. Власть тайная, и оттого ещё более сладкая, поскольку даёт ощущение собственной избранности и могущества. Короче – истинная отрада для кучки душевно ущербных никчемушников. Как люди они ведь ничего мало-мальски значимого из себя не представляют, вот и изощряются, играют чужими судьбами, тешат комплекс неполноценности.

– Да, – согласилась я. – Всё верно. Патологичный мир, созданный на потеху извращённым душонкам. Чем безобразней людская душа, тем сильнее её обладателя притягивает зрелище чужого уродства, потому что только на его фоне он выглядит относительно нормальным. По той же причине моральные калеки ненавидят красоту – ведь она ещё ярче подчёркивает их собственную ущербность.

– Но это ваш мир, – сказал Олег. – Другого у волшебников нет.

– Хочешь сказать, мы – уроды, обречённые жить в безобразии?

– Нет. Я хочу сказать, что это ваш мир, и только вам решать, каким он должен быть. Вам, а не кучке диктаторов профашистского толка, засевших неизвестно где и вообразивших себя вершителями миропорядка.

– Неизвестно где? – удивилась я.

– Да. Месторасположение резиденции Девятки не знает никто. Когда они хотят дать прямые указания правителям, то сами выходят на контакт. Я не сумел выяснить, как именно, – виновато сказал Олег.

– Ты и так узнал очень много. Спасибо тебе, – ответила я и только тут сообразила, чем рисковал Олег, добывая все эти сведения: – А тебе ничего не будет за то, что ты вот так вдруг уехал из России, занимался неизвестно где неизвестно чем?

– Ерунда, отбрехался. За столько лет безупречной службы можно позволить себе один-единственный мощный загул. Так что меня пожурили и простили.

Я скрыла улыбку. Несложно догадаться, что из своего вояжа Олег привёз информацию, полезную не только для Троедворья.

– Мы с Вероникой заявление подали, – сказал Олег. – Свадьба третьего июня. Вероника хочет, чтобы её подружкой была ты, но прямо пригласить не может, какой-то пункт закона крови не разрешает. Так что ты сама предложи.

– Хорошо, – кивнула я.

Олег буркнул под нос что-то ругательное.

– Убил бы гниду, которая сделала этот закон. Нельзя, видите ли, брать кровь того, с кем делишь хлеб или постель.

– Причём в любом смысле, – ответила я. – Кровь совзводников, с которыми вампир спит в одной палатке и ест из одного котла, тоже запретна.

Олег досадливо махнул рукой. Закон крови был ещё не самым глупым в нравах и обычаях волшебного мира.

– Сколько лет живут волшебники? – спросил он вдруг.

– Младшие – столько же, сколько и человеки, разве что молодость дольше сохраняется. Старшие – лет по триста. Высшие – около пятисот. Чаротворцы могут прожить больше полутора тысяч лет. Своей смертью ещё никто из них не умер, все погибали либо в бою, либо киллеры убивали, потому точно не известно, какой у них срок жизни.

– Практически это бессмертие, – сказал Олег. – Тебя в такой ситуации собственное краткожительство не смущает?

– Нисколько, как и тебя. Веронике шестьдесят три года, живут вампиры по пять тысяч лет, но вашей любви это не мешает. Дело не в том, сколько проживёшь, а в том, сколько успеешь сделать. Некоторые люди за год создают больше, чем другие за тысячелетие. К тому же каждый новый день совершенно одинаково незнаком как мне, двадцатипятилетней, так и волшебникам пятнадцати столетий от роду. Жизненный опыт начала прошлого века не годится в наше время. Так что краткоживущие находятся с бессмертными в равных условиях.

– Всё верно, – кивнул Олег, – только сами долгожители об этом постоянно забывают. Им кажется, что они уже всё узнали и всё повидали, что ничего нового в мире нет и быть не может. Все они уверены, что прожитые годы дают им перед тобой какие-то преимущества. Но это иллюзия, потому что мир постоянно обновляется. Ты изменения замечаешь, а долгожители их не видят. Поэтому все преимущества у тебя. Ты к переменам, к неожиданностям готова, а они – нет. Ты всегда можешь их опередить, использовать все новинки и перемены в своих интересах. Зачастую это решает не только исход отдельной схватки, но и всего боя.

– Ты говоришь так, словно мне в скором времени придётся воевать со всеми правителями волшебного мира, вмести взятыми.

– Да кто тебя знает, – мрачно буркнул Олег. – От тебя и не такого ожидать можно. Вечно лезешь куда не просят. Ладно, поговорили и по домам пора.

Я кивнула и сняла со спинки стула куртку.

* * *

Если тренировки – всего лишь тяжёлая и муторная повинность, то теоретические занятия похожи на изощрённую пытку. Тяжело изо дня в день слушать о том, чего никогда не сможешь сделать. Обычно я сажусь на заднюю парту, затыкаю уши плеером и читаю какую-нибудь художественную книжку. Преподаватели не возражают. Нулевика учить, что трёхдневного покойника лечить – бесполезно.

Но сегодня на лекции идти не пришлось, вызвал Люцин. Кабинет у него строгий, почти аскетичный, но строгость эта гармонична и ненавязчива. И тут же резким диссонансом со всей обстановкой, да с самим Люцином – кричаще-роскошные, безвкусные до вульгарности сувениры с равновесной символикой на маленьком столике в углу кабинета. Зачем Люцин держит у себя эдакую мерзость, совершенно не понятно. Дарить никому не дарит, сам не любуется, наоборот, поставил так, чтобы не видно было за письменным столом и книжным шкафом.

– Что ты знаешь о Багдадской поправке к Пражскому договору? – спросил Люцин, едва я вошла.

– Принята в 1875 году, во время переговоров с Лигой и Альянсом, которые состоялись в Багдадской потайнице. Тогда после серии тяжёлых сражений резко усилилось Белодворье, сумеречные были сильно истощены, а Чёрный двор оказался на грани исчезновения. Требовалось срочно восстановить равновесие. Вы, Люцин Хамидович, намекнули зарубежным коллегам, что за регулярные поставки очищенной магии согласны принять часть вампиров. Те согласились, правда, ещё и эльфов в нагрузку навязали.

– Наоборот, – самодовольно уточнил Люцин. – Я согласился взять эльфов, а в нагрузку дали вампиров. Но двойным объёмом магии за них приплатили, этого я добился. Впрочем, эльфов я вскоре принимать прекратил, брал только вампиров – вместе с дополнительными поставками сырья.

Я кивнула, оценивая мастерство аферы. Пусть Люцин и сволочь, но сволочь умная и дорожит интересами Троедворья, – как он их понимает.

– Затем, – продолжила я рассказывать, – у нас были приняты мягкие, по сравнению с Лигой и Альянсом вампирские законы. Вампиры стали активно переселяться, их не останавливало даже то, что сразу по приезде общины расформировывались и переселенцы были вынуждены создавать новые, что вампиров не допускали к церемонии выбора первоосновы, а сразу направляли в Чернодворье и связывали «алым словом». Некоторых забирали сумеречные, но мнения вампиров тоже не спрашивали. Ладно ещё, семьи при этом никогда не разрывали.

– Я специально ввёл пункт о неразрывности семей в Равновесный кодекс, – ответил Люцин.

– Благой поступок многомудрого правителя, – с ядовитым восхищением сказала я. Люцин царапнул тяжёлым, злым взглядом, но спросил ровно и вежливо:

– Нина, ты знаешь, почему Лига и Альянс так легко отдали мне, чужаку, собственных граждан, да ещё и приплатили за то, чтобы я их взял?

– Знаю. Перенаселение. Серьёзной проблемой это стало ещё в 947 году, но тогда их спасло строительство искусственных потайниц. К 1875 году, когда всё растяжимое пространство на территориях Лиги и Альянса было использовано, и новые потайницы строить оказалось негде, координатор с предстоятелем обрадовались возможности сбагрить несколько общин за рубеж и заселить освободившиеся земли волшебниками.

– Да, – ответил Люцин. – С вампирами мы обходились, да и обходимся не слишком приветливо, но по сравнению с лигийско-альянсовскими условиями Троедворье для них если и не рай земной, то местожительство вполне достойное. В Троедворье кровохлёбы попёрли потоком. Особенно теперь, когда твоими усилиями они получили Свет.

– Люцин Хамидович, а почему вы не хотите открыть международный благотворительный фонд донорской крови? Генеральному и Равновесным кодексам это не противоречит, проекты давным-давно разработаны всеми четырьмя отделами маскировки – и дворовыми, и нашим. Вампиры получали бы нужное количество свежей крови, не рискуя собой на Охоте, незнаннические больницы – кровь консервированную, гарантированно незараженную СПИДом, гепатитом и прочей гадостью, а Совет приобрёл бы дополнительный и очень действенный канал контроля над дворами и репутацию гуманной организации, что совсем не лишнее. Да и с точки зрения конспирации Фонд крови Троедворью необходим, меньше риск, что незнанники нас обнаружат.

Директор вперил в меня острый испытующий взгляд. Заломило виски. Я убрала все защиты и ответила на ментозондирование издевательски безмятежной улыбкой. Противостоять ментальной атаке чаротворца бессмысленно, но зато легко спрятать любые сведения, полностью раскрыв мысли – выудить что-то мало-мальски вразумительное из обвального информационного потока невозможно физически.

Люцин буркнул себе под нос короткий матюжок и сказал:

– Завтра приезжает посол Альянса. Верховный предстоятель решил, что если я принимаю вдвое больше вампиров, чем раньше, то соглашусь принять и других искусственников. Лигийский верховный координатор тоже не прочь сбаргить куда-нибудь лишних стихийников, но ждёт, чем закончатся переговоры с Альянсом, хочет полностью прояснить ситуацию. Поэтому растолкуй высокочтимому послу подоходчивее, что хелефайи, гномы и гоблины тут и на фиг не нужны. Растолкуй так, чтоб ни у Альянса, ни у Лиги никаких сомнений не оставалось – эту шалупень Троедворье не возьмёт даже с десятикратной приплатой. Постарайся говорить повежливее, но если вдруг посол окажется непонятливым, объясняй самым что ни на есть прямым текстом.

Я озадаченно смотрела на директора.

– У вас что, кроме лейтенанта-нулевички с послами разговаривать некому?

– Верховный предстоятель настаивает на твоём непременном участии в переговорах. О том, кто основной организатор реформы 23–03, знает весь волшебный мир. Сама кашу заварила, сама и расхлёбывай! На время визита посла тебе присваивается звание командора.

Я кивнула. Когда серьёзное дело приходится поручать ранговику маленького звания, его всегда делают командором. Применительно к равновеснице это означает, что я могу приказывать любому троедворцу, за исключением самого Люцина, двух его замов и большаков с их замами. Причём в некоторых случаях равновесному командору подчиняются и большаки. Странным было другое.

– Люцин Хамидович, вампиры приезжают в Троедворье добровольно, потому что в Лиге и Альянсе им живётся значительно хуже. Если хелефайи, гномы и гоблины действительно хотят переселиться в Троедворье, отказать им в помощи будет бесчестием для Совета. К тому же дворам всегда нужны как бойцы, так и служба обеспечения – талисманоделы, маскировщики и прочие. Совет тоже от переизбытка сотрудников не страдает. Почему при нашей вечной нехватке людских ресурсов вы отказываетесь принять переселенцев?

– Потому что принимать можно только тех, кто способен здесь жить! – склочно сказал Люцин. – Хорса, я не злодей и не идиот. Ты всё поймёшь, когда увидишь посла. При этом учитывай, что в ныках жизнь гораздо архаичнее, чем в самих потайницах.

– Где?

– Нычка – это пространственная складка внутри потайницы, – объяснил Люцин. – Как правило, каждая нычка равна самой потайнице, иногда немного меньше. В каждой потайнице от тридцати до пятидесяти нычек. В них живут почти все общины искусственников Лиги и Альянса.

– Понятно, – кивнула я. – Переселяя к нам даже одну общину, координатор с предстоятелем сразу же получают огромные земельные ресурсы, которыми могут распоряжаться по своему усмотрению. В условиях перенаселения это делает их власть абсолютной.

– Зато другое ты никак понять не можешь – нычане даже в потайницах толком жить не могут, про основицу и говорить нечего. Вампиры из-за своей Жажды вынуждены ежемесячно выходить в большой мир, жить там по два-три дня, притворяясь незнанниками. Поэтому они обладают почти всеми навыками, необходимыми для Троедворья. Нам практически ничему не нужно их учить. Но все остальные стихийники для основицы непригодны. Может быть, мы бы и сумели их адаптировать, но у нас нет ни времени, ни денег оцивилизовывать нычанских дикарей. К тому же внешне хелефайи, гномы и гоблины очень сильно отличаются от человеков. А к трансформации и волшебству личины они, в отличие от наших стихийников, не способны физически. Придётся делать для них подсилки маскировки, а такие большие расходы волшбы, хоть магической, хоть стихийной, мы себе позволить не можем.

Я внимательно рассматривала Люцина. Он не врал, хотя многого и не договаривал.

Директор толкнул ко мне по столешнице голубую папку.

– Это досье на стихийников. Информации мало, только то, что удалось выудить из нычек Пражании и Багдадии. В этих потайницах всего лишь по одной общине хелефайев, гномов и гоблинов.

– Я вообще не знала, что они там есть.

– Все три нычки в глубинных областях, а троедворцы туда ни разу не ездили. Для отдыха и развлечений нам вполне хватает столицы и пригородных пансионатов.

По Генеральному кодексу столица потайницы должна примыкать к щели на основицу. А глубинные области Багдадии и Пражании троедворцев действительно никогда не интересовали. Надо было успеть за два-три дня отпуска как можно полнее насладиться столичными развлечениями или отоспаться в тишине и покое пригородного пансионата, окружённого густыми садами и парками, искупаться и позагорать на берегу маленького тёплого озерка.

– По Уставу командору положен телохранитель, – сказал Люцин. – Лучше всего взять вампира.

– Вероника Лемке! – тут же подобрала я кандидатуру.

– Хорса, я высоко ценю твою преданность друзьям, но Кадровый устав неумолим – алдиров в Совет Равновесия не принимают. Вот станет Лемке хотя бы нимлаткой, сразу же заберу из Белодворья.

Я не ответила. Вероника именно поэтому, будучи лагвяной, продолжала оставаться чернокрылкой – не наигралась ещё со Светом, не хотела уходить в Совет Равновесия.

– Твоим телохранителем будет Роберт Кох, – сказал Люцин.

– Исключено. Он уже волхв, я – нулевичка. Майор никогда не согласится быть телохранителем какого-то лейтенантишки, тем более, что в своё время я отказала Коху в имянаречении. Теперь не только он, но и все равновесные вампиры стараются держаться от меня подальше.

Люцин тяжко вздохнул.

– Ты очень умная девочка, Нина, но иногда чушь говоришь прямо-таки невероятную. Ты ведь знаешь закон крови. Стань ты назывательницей хотя бы для одного вампира, твоя кровь стала бы запретной для всей общины, если не для всего их племени. Но ты отказалась от неприкосновенности ради того, чтобы остаться донором. Источником Жизни. Это щедрый дар. Даже слишком. Вампиры не понимают причин такой неслыханной щедрости и боятся своего непонимания, а значит и тебя. Но стать твоим телохранителем любой посчитал бы наградой и честью. Тем более Роберт Кох, который уже был связан с тобой узами крови. Кстати, поэтому я Коха и выбрал. Он обязанности телохранителя выполнит лучше, чем кто бы то ни было.

Я поёжилась. Всё это верно, однако я предпочла бы получить в телохранители стаю голодных упырей, чем Роберта.

– Люцин Хамидович, если вы твёрдо намерены навязать мне общество Коха, давайте ментальный оберег.

Люцин глянул на меня с удивлением.

– Кох и без того никогда не прикоснётся к твоей менталке.

– Знаю. Но всё равно дайте оберег.

Люцин достал из ящика стола короткую и тоненькую как ниточка золотую цепочку. Я надела, застегнула воротник блузки.

– Незачем обижать хорошего людя, – пояснила я. – А так и мне спокойней, и Роберт оберег не увидит.

– Не понимаю. Нина, ты ведь человечица, и до реформы в твоих мозгах не копался только ленивый. Да и после – пробить нулевичную защиту без труда может любой колдунишка. Однако ты не боишься ментальной силы не то что равновесных чаротворцев, но и дворовых, считай – врагов. И при этом защищаешься от собственного телохранителя-волхва. Почему?

Я промолчала, потому что и сама толком не знала ответа. Роберт был первым в Троедворье, кому я поверила. И первым, кто обманул доверие. Я нисколько его не осуждала, в той ситуации Роберт поступил совершенно правильно – ему нужно было точно знать, с кем он вынужден иметь дело. Но беда в том, что того же самого можно было достичь и по-другому, не обманывая, не нарушая ментальную неприкосновенность. Я понимала Роберта, но простить так и не смогла.

– Нина, – тихо сказал Люцин, – я не выбирал Коха. Всего лишь приказал повелителю общины, чтобы прислал кого-нибудь из новичков, желательно девушку. Телохранитель командора не более чем пустая формальность, серьёзный волшебник тут ни к чему, хватило бы и колдуна. Но пришёл Кох и вытребовал, вымолил это назначение. Если ты и можешь кому доверять, то Коху.

– Я знаю, Люцин Хамидович. Но… Но в своих отношениях мы разберёмся сами.

Люцин ткнул пальцем в кнопку селектора. Вошёл Роберт, кивнул в знак приветствия, встал позади меня. Я почувствовала, как он стиснул спинку кресла – заметил-таки оберег.

Глупо получилось. Надо было надеть открыто, и сказать, что это против посла.

– Вам теперь положен отдельный кабинет, командор, – хмуро сказал Люцин. – Комната 17–34. Свободны.

Мы с Робертом вышли в коридор.

– Время обеда, – сказал он. – Если хотите, командор, я отвезу вас домой или в какое-нибудь незнанническое кафе.

– Спасибо, Роберт. После всех сегодняшних новостей незнанническое кафе – это замечательно. Хотя бы немного отдохнуть от Троедворья.

Роберт нахмурился, резко плеснул крыльями и спросил:

– Почему вы никогда не обращаетесь ко мне по истинному имени?

– Потому что вы никогда мне его не называли.

– Вы мастер имён.

– Роберт, это не даёт мне права посягать на ваши личные тайны. Истинное имя без разрешения владельца я считывала только во время серьёзных конфликтов в порядке самозащиты и лишь два раза. Нельзя самовольно брать то, что тебе не принадлежит.

– Да, командор, – ответил Роберт. Голос у него едва заметно дрогнул. – Я подожду вас у машины, командор. В седьмом гараже.

Он стремительно сбежал по лестнице и скрылся в боковом коридоре – только крылья мелькнули.

– Почему ты всегда с ним так жестока? – спросил Люцин. Я обернулась.

– С каких пор элементарная вежливость стала жестокостью, директор Совета Равновесия Люцин?

Он мрачно зыркнул в ответ, немного посопел и сказал:

– Кох мой названник. Это не то чтобы к чему-то обязывает, но Роберт мне не безразличен. Его боль задевает и меня. Он хороший парень, Хорса. Узы крови для вампира значат очень многое, тем более – разорванные. Нина, постарайся быть с Робертом немного помягче. Хотя бы не отталкивай так решительно и жёстко. Не обижай.

Люцин вернулся в кабинет. Я поплелась в гараж. Между мной и Робертом накопилось слишком много недоговоренностей. Но озвучить их я боюсь не меньше, чем он, потому что к обычным людским взаимоотношением каким-то совершенно непонятным образом приплетается троедворская политика. Одно упоминание о ней вызывает у меня тяжёлую тягучую тоску и ощущение, что если я прикоснусь к этой сфере, то разрушится моя пусть и не особенно приятная, но устоявшаяся и привычная жизнь.

Однако теперь я командор Совета Равновесия Троедворья и политикой придётся заняться вплотную. Что означает скорое выяснение отношений с Робертом. Но эту пытку можно отстрочить, хотя бы на несколько дней спрятаться от неизбежной боли за стеной должностных обязанностей.

Нужно обдумать и другое – Люцин ничего не ответил на вопрос о Фонде крови. В сочетании с тем, что Олег говорил о Девятке, и с тем, что Люцин из всех альянсовцев и лигийцев принимает только вампиров, проклятую Великими Решателями расу, интересный расклад получается. Люцин хочет освободиться от остатков власти Девятки, и на всякий случай собирает в Троедворье тех, кто гарантированно поддержит его в противостоянии. Но Решатели тоже не дураки, потому и запрещают открывать фонд, который позволил бы Люцину взять под единоличный контроль одну из самых мощных боевых сил волшебного мира. Выяснить бы ещё, как они заставляют Люцина подчиняться.

* * *

Столица Альянса именуется Рем и находится в Римской потайнице, которая называется Ремния. Там бытует легенда, что Ромул вовсе не убивал Рема. Братья бросили жребий, кому какими землями править. Тупому простокровке Ромулу досталась никчёмная основица, а мудрому оборотню Рему – благодатные потайницы.