Текст книги "Путешествие на Тандадрику"

Автор книги: Витауте Жилинскайте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Таинственная нора

Когда прикрывшийся лепестком Кадрилис вскарабкался на один из холмов, бледно-жёлтое небо успело потемнеть, а из семи солнц продолжало светить лишь одно – самое зелёное. В паре шагов от вершины холма Кадрилис припал к земле и осторожно высунул голову, чтобы оглядеться. Он увидел картину, от которой у него мурашки пробежали по шкурке: его попутчики мокли в цветочной вазе! Мало того, они были перевязаны какой-то верёвкой, словно букет! В первое мгновение Кадрилис едва не задал стрекача от ужаса и выскочил из-под лепестка. Но потом ноги сами понесли его на поляну к друзьям. Тут он заметил, что один из цветов с подозрением поворачивает голову в его сторону, и это заставило косого мигом нырнуть под свою благоухающую шапку-невидимку и из-под неё продолжить осмотр местности.

Цветы отдыхали. Их закрытые головки обвивали вазу, и только два цветка оставались раскрытыми: судя по всему, они сторожили игрушки. Увидел Кадрилис и королевскую чету, величественно белеющую за дальним холмом. Затем заяц стал пристально разглядывать «Серебряную птицу», валявшийся неподалёку лягушкин саквояж, утонувшую в вазе трубку Твинаса. Ни одна мелочь не ускользнула от зорких глаз одноухого. Заяц переключился на друзей. Они казались смертельно измученными и свисали с краёв вазы, как увядшие цветы. Эйнора висела вниз головой, как летучая мышь, Лягария лежала на спине, выпятив живот и широко раскинув лапы, застёжка её накидки съехала к самому рту. Кутас свешивался боком, и в его оттопыренном ухе белело что-то непонятное – уж не то ли сокровище, которое он хотел оставить у себя? Твинас, как самый тяжелый, опустился на дно вазы, наружу торчал только его клюв. Один лишь Менес ещё как-то сопротивлялся и даже стремился подтянуться к краю вазы: он напоминал лису, пытающуюся вырваться из капкана.

Именно не потерявшего присутствие духа Менеса Кадрилис решил освободить первым. Но как подать ему весточку, чтобы цветы не пронюхали? Если они почувствуют опасность – усилят охрану пленников, а то и его самого схватят. «Будь осторожен, чертовски осторожен, как никогда осторожен!» – строго приказал себе Кадрилис. Но с чего же начать, что же придумать? О том, чтобы прошмыгнуть мимо цветов, окруживших вазу, нечего и мечтать. Кадрилис завернулся в лепесток и задумался. Он думал и при этом вдыхал сладковатый запах земли, слышал, как шелестит трава, видел, как маленький цветочек прильнул головкой к стеблю своего большого собрата и тот ласково погладил его лепестком. «Гляди-ка, как они нежны друг с другом», – удивился Кадрилис.

На планету цветов опустилась ночь, холмы и поляна погружались в тёмно-зелёные сумерки – казалось, что лежишь на дне пруда. И в этой тишине чуткое ухо зайца уловило посторонний звук: какое-то тиканье или стук, будто капает вода из крана или дятел стучит по дереву клювом. Этот звук доносился из-под земли. Кадрилис перевернулся под лепестком и высунул мордочку с другой стороны, откуда был виден склон холма. Сначала заяц увидел в траве обломок кирпича. Откуда он здесь взялся?

Одноухий прополз немного назад и заметил за кирпичом пучок сухой травы, из-под которой и доносилось таинственное тиканье. Трава прикрывала лаз в нору. «Ну и ну!» – удивился заяц и собрался было нырнуть в неё, но в последний момент подумал о друзьях. Они, связанные, полуживые, ждут его помощи… Но ведь он пока ничем не может им помочь! А в норе, как знать, может обнаружиться что-то полезное. Например, подземный туннель, ведущий прямо к хрустальной вазе. Или там прячутся беглецы, которым удалось вырваться из плена цветов? Чем дольше Кадрилис размышлял, тем более дерзкие мысли приходили ему в голову. «Была не была, – потёр лапы заяц. – Вперёд!» И, отбросив полуувядший лепесток, Кадрилис нырнул в лаз.

В заброшенном доме

Кадрилиса окружила чернота, в которой всё громче раздавалось тиканье. Мало-помалу глаза свыклись с темнотой и смогли разглядеть тонкую полоску света, пробивающегося сквозь какую-то щель. От страха сердце у Кадрилиса готово было выскочить через ухо. Казалось, вот-вот кто-то схватит его за лапу. Шагнув в сторону, он зацепился за обломок доски и споткнулся. Пошарив по полу, заяц нащупал длинную кочергу, а затем какие-то веточки. Кадрилис отстегнул потайной кармашек, вытащил спички, чиркнул, подождал, когда разгорится огонёк, и поджёг подобранный прутик. Получилась неплохая лучина! Осмотревшись, Кадрилис подумал, что здесь когда-то было жилище, только его очень давно и, судя по всему, спешно покинули: на столе стояла кружка с торчавшей из неё ложечкой, лежала раскрытая книга, в углу виднелись очертания телевизора, а напротив – кресла…

Все предметы были покрыты толстым слоем пыли, затянуты паутиной. И всё же что тут тикает? Лучина осветила стену, увешанную ножницами, по большей части садовыми. Они были изъедены ржавчиной. Затем пламя выхватило из темноты круглый стол, в центре которого стояла хрустальная ваза с высохшими цветами. При взгляде на них Кадрилиса обуял ужас: что, если и его друзей будут держать в вазе до тех пор, пока они не превратятся в прах? Рядом с вазой лежали спицы и клубок ниток. Нет, пока ещё Кадрилис не обнаружил ничего такого, что пригодилось бы для освобождения друзей. Однако ржавые ножницы и истлевшие нитки навели его на кое-какие мысли. А потом в голове у зайца сложился план. Только для начала он должен подать друзьям знак, чтобы они были наготове…

Клубок ниток

Тёмно-зелёные сумерки понемногу стали тускнеть. Вокруг вазы так и лежали цветы, а два караульных обхватили хрусталь лепестками и погрузили в воду стебли. Казалось, ну что тут сторожить: игрушки по-прежнему мокли в воде, неподвижные и безмолвные, а по обеим сторонам холмов не раздавалось ни шороха. За дальним холмом королевская чета тоже уснула, свесив белоснежные головки.

– Ой! – схватилась за щёку Лягария.

Резко выведенная из спячки, она плохо соображала и собиралась закричать, но тут рука в перчатке закрыла ей рот.

– Тихо, – предупредил пилот. – Что случилось?

Для того чтобы ответить, лягушка должна была сначала выплюнуть попавший в рот значок.

– Кто-то ударил меня по щеке, – простонала она. – Прямо по бородавке.

Измученные игрушки зашевелились.

– Похоже, – встревоженно оглянулась лягушка, – эти хищники уже принялись за нас.

– Тише, – снова предупредил Менес. – Цветы спят. Это не они вас ударили.

– Щека прямо огнём горит, – прошипела Лягария. – Как бы в рану не попала инфекция.

Теперь уже продрал глазки Твинас.

– Это может быть знак, – пробубнил он. – Погляди, нет ли под вазой камешка.

– Точно, – подтвердил Менес, – камешек есть.

– Мне тут пришло в голову! – оживился Кутас. – Где-то неподалёку находится мой друг.

– Раз так, он снова подаст нам знак, – прошептал пингвин.

И впрямь, в их сторону снова что-то полетело.

– Хватайте же! – прошептал пилот.

– Есть! – крикнула Эйнора, но пилот и ей зажал рот ладонью в перчатке.

– Не разбудите цветы, – предостерёг Менес. – Что вы поймали?

– Я не поймала, – плотно сомкнула веки Эйнора. – Мне что-то упало прямо в руки. Даже не знаю, что это.

– Это же ножик, – схватила вещицу Лягария. – На нитке.

– И не на нитке, а на целом клубке, – бойко перебил Кутас. – Я знаю, знаю! И ножик, и клубок – они из нашего общего тай… – Щенок едва не откусил себе язык. – Хи-хи-хи… кхе!

– Даже в такой ситуации этот весельчак не может быть серьёзным, – рассердилась командир.

– Да, не могу я не хихикать, – стал оправдываться щенок, – ведь мой друг жив-здоров и к тому же спасает нас!

– Самое интересное, – блеснул глазками толстяк сыщик, – что клубок-то остался у Кадрилиса.

– Ой, – встревожилась Лягария, – ножик дёрнулся!

– Думаю, это Кадрилис хочет сказать, чтобы мы его отвязали, – прогудел Твинас.

– А разве я не говорил, – задыхаясь от радости, сказал Кутас, – что мой приятель непременно что-нибудь придумает! Вот вам и безусый хаос…

Никто не слушал его, все ждали, пока Лягария отцепит от ножика нитку. Но ей это никак не удавалось.

– Дайте лучше Эйноре, – проворчал пингвин.

Как заворожённый глядел он на тонкие пальцы Эйноры, ловко распутавшие узел, и сердце его вновь затопила тёплая волна нежности. Нет, великий сыщик окончательно запутался, перестал понимать, что с ним происходит, пожалуй, ему и тысячи трубок не хватило бы, чтобы разгадать эту загадку…

А освобождённая нитка свернулась змейкой и заскользила между цветами назад, к холмам.

– Вот увидите, – пообещал щенок, – мой друг снова что-нибудь подкинет!

– Приказываю соблюдать бдительность, – скомандовала Лягария, спохватившись, что ей надлежит руководить и в вазе.

– Слышу, – прошептала Эйнора, – что-то летит.

И верно, к ним летел белый продолговатый предмет, похожий на огромную сигарету. Чтобы поймать его, пленники начали толкаться, тянуть к нему руки и лапы. Увы, на этот раз бросок был неудачным, и белый предмет шлёпнулся рядом с цветком-сторожем.

Пленные обмерли: что теперь будет? Лягушка не скрывала досады:

– Говорила же я, этот баламут только погубит нас!

Часовой поднял голову-клюв, повернулся к вазе и нервно зашевелил пестиками. Игрушки застыли, как восковые фигуры. Белый предмет лежал, не двигаясь, – оказалось, это был свёрнутый в трубочку лепесток, перевязанный ниткой. Сама же нитка протянулась до самого холма, за которым, если внимательно приглядеться, можно было увидеть кончик уха.

Не обнаружив ничего подозрительного, сторожевой цветок снова закрылся и свесил чашечку, а упавший лепесток, который потянули за нитку, как живой, пополз назад к холму. Пленники не могли поверить собственным глазам: лепесток перекатился через спящий цветок, а тому хоть бы что!

– Никак не возьму в толк, – пробасил Твинас, – с какой целью Кадрилис шлёт нам лепесток. Ножик – да, им мы должны перерёзать верёвку, но лепесток…

– Мой приятель зря не бросал бы! – заверил Кутас и, покосившись на Лягарию, добавил: – А вот обзываться даже в вазе некрасиво!

– Тихо! – прошипела лягушка.

К ним снова летел лепесток. На этот раз бросок был успешным, и белый мягкий свёрток упал прямо Твинасу на голову. Эйноре снова пришлось распутывать нитку, и та запетляла назад, к хозяину. Что ещё заяц надумает переправить в вазу? Вон там уже летит-торопится голубой комочек и – шлёп! – прямо на головы пленников. Вот и пригодилось Кадрилису умение метать дротик! Но… что это? Заяц прислал самый обыкновенный комок глины, а конец нитки был вдавлен в него с такой силой, что, как ни старайся, не выдернешь.

– Я полагаю, – сказал Твинас, внимательно наблюдая за тщетными усилиями Эйнориных пальчиков справиться с заданием, – тут и распутывать ничего не нужно. Похоже, он хочет оставить у нас и конец нитки.

– И как вы всё верно угадываете, – удивился щенок, – даже без трубки!

– Давайте подождём, – предложил пингвин, явно польщённый похвалой: ведь и Эйнора слышала! – Давайте поглядим, потянет ли он ниточку назад, и тогда будем решать.

Ждать пришлось долго. За это время успело вылезти второе зелёное солнце.

На их счастье, рассветало бесконечно долго, и ничего не подозревающие цветы продолжали спать, опустив головы. Нитка осталась неподвижной, а кончик одинокого уха исчез за холмом.

– За работу! – скомандовала лягушка. Она успела оторвать от накидки тонкий лоскуток и обвязать им повреждённую бородавку. – Я хоть и жестоко ранена, но продолжаю оставаться вашим командиром. Есть ли желающие разрезать наши путы?

– Есть, – коротко бросил пилот.

Ножичек был совсем крошечным, а сухой вьюн толстым, так что работа оказалась сложной. Пленники хоть и настрадались, но нашли в себе силы сгруппироваться, чтобы заслонить собой Менеса, перерезающего путы.

– И всё-таки зачем нам прислали увядший лепесток? – вслух рассуждал Твинас. – И что за странности: лепесток задел охранника, а тот даже не заметил. Может быть, тут какая-то тайна?

– Да ясно всё как день! – насмешливо заговорила Эйнора. – Завернувшись в лепесток, можно незаметно проскользнуть мимо цветов.

Имей сейчас сыщик Твинас при себе трубку, она бы выпала у него из клюва – так поразила его проницательность куклы. Даже Менес замер и повернул очки в её сторону.

– Вам порой удаётся докопаться до самой сути, – сказал пилот то ли с похвалой, то ли с угрозой.

Эйнорины ресницы затрепетали, как крылышки пойманной бабочки.

– Ай да Эйнора, ты хоть и незрячая, а видишь получше нас! – от души похвалил куклу Кутас. – А вот мне бы ни за что не пришло в голову!

Лягария же, явно уязвлённая проницательностью куклы, накинулась на щенка:

– Когда ты прекратишь болтать?

– Только когда вы прекратите смотреть трезво! – огрызнулась за Кутаса Эйнора.

– Что?! – повернулась к ней перевязанной щекой Лягария. – Ну-ка, повтори, что ты сказала! Кто ты там, принцесса со стеклянной горки?

– Да я… я только… – покорно пробормотала кукла. – Я только похвалить вас хотела… ведь вам удаётся прекрасно нами руководить.

– Не верю, – сказала Лягария. – Живо извинись при всех, иначе я…

– Я извиняюсь… правда же… – прошептала Эйнора, так безжалостно растягивая перчатку, что казалось, та вот-вот порвётся.

Твинас таращился глазками-бусинками на терзаемую перчатку. Ну да, загадку лепестка разгадала Эйнора, зато он узнал тайну Эйноры, вернее, тайну её перчатки, загадку её преклонения перед Лягарией. И что самое главное – разгадал без трубки!

Снова в норе

Успешно переправив друзьям необходимые предметы, Кадрилис почувствовал удовлетворение и одновременно тревогу за себя. Засунув за пазуху клубок так, чтобы при ходьбе нитка разматывалась, заяц осмотрелся. Вот бы найти ещё один опавший лепесток и спрятаться под ним от злобных цветов! Но, увы, ничего похожего вокруг не было. Он остался без защиты, как улитка без раковины, и к нему уже подползал очередной хищник с жадно распахнутыми лепестками. Кадрилису не оставалось ничего, как юркнуть назад, в нору. Здесь он подождёт, пока друзья перережут путы и доберутся до корабля. Только додумаются ли они прикрыться лепестком, поймут ли, каково его назначение? Возьмут ли на корабль конец нитки, привяжут ли его к ручке двери? Хорошо бы всех собрать и всё объяснить, но сделать это невозможно…

Брошенная лучина лежала на обломке кирпича и понемножку тлела. Ладно, зажигать новую он не будет, посидит в темноте. Главное – это почувствовать, когда дёрнется нитка и начнёт разматываться клубок в потайном кармашке. «Дружище Кутас, – мысленно обратился он к щенку, – хоть бы тебе пришло в голову привязать конец нитки к кораблю! Иначе мне конец, конец!»

Затея Кадрилиса была рискованной, хотя в принципе неглупой: если друзья смогут прокрасться на корабль и тот взлетит, они поднимут на нитке и его, а в прочности нитки заяц нисколечко не сомневался. Если бы он мог помочь игрушкам! Но ему оставалось лишь сидеть в норе и ждать, ждать, ждать…

Заяц почувствовал, что очень устал, у него даже лапы не успели просохнуть после плавания. Он привалился спиной к стене, чтобы хоть немножко передохнуть. Таинственная темнота подземелья и несмолкаемое тиканье больше не пугали его. Ведь ничего не случилось, даже когда он бродил с лучиной, а уж без света его тем более не заметят.

Кадрилис свесил голову на грудь, закрыл глаза, снова открыл… Что это? Из глубины норы лучился свет – безжизненный, серебристо-голубоватый. Тиканье становилось всё громче и громче, будто приближались невидимые часы. Заяц вскочил, чтобы убежать, да вовремя вспомнил про хищные цветы и преодолел порыв – остался сидеть под стеной. Пока ничего страшного – просто свет и тиканье. Его даже любопытство разобрало: чутко навострив ухо и покручивая половинку уса, он стал приближаться к источнику света, а следом тянулась нитка – единственное, что связывало его с друзьями.

Заяц шёл, спотыкаясь о куски кирпичей и обломки досок, вытянув перед собой лапы. Вот уже кое-что можно разглядеть: с потолка свисают то ли сосульки, то ли хрустальные трубы, испускающие свет и тиканье.

– Ты кто? – раздался суровый голос.

«Вот те раз! – не поверил своему уху Кадрилис. – Говорящие трубы?!»

– Спрашиваю: ты кто? – громче повторил голос.

– Я, что ли?

– Ты, ты!

– Я… я тут всего лишь от цветов спрятался.

– Спрятался от цветов… спрятался от цветов… от цветов… – хором повторили за ним писклявые голоса.

– Хорошо, – похвалил суровый голос. – Что у тебя есть?

– У меня? – растерялся заяц. – У меня есть одно ухо… пол-уса… моточек ниток. – Он прижал лапой кармашек с сокровищами: только бы не отобрали!

– Ниток… ниток… – вторили голоса.

– Как тебя звать? – продолжал допытываться голос.

«Если скажу, что Кадрилис – устаревший танец, то-то будет смеху!» – задумался заяц и ответил:

– Меня Горячая Голова зовут.

– Горячая Голова… Горячая Голова… – повторили голоса.

«Ну и брякнул – вот уж точно Горячая Голова!» – расстроился заяц, но слово назад не воротишь.

– Начали! – приказал суровый голос.

Раздалось пыхтение, как будто приближался паровоз, и появилась плита с чайником, из которого с шумом вырывался пар!

– Вот… тебе!.. – всплеснул лапами Кадрилис.

– Горячая Голова не подходит, – сообщил вдруг суровый голос, и всё исчезло. – Говори правду: как тебя зовут?

– Кадрилис, – признался заяц.

– Начали! – раздался приказ.

Кадрилис уже разобрался, что голос доносился из самой большой «сосульки», и заметил, что сквозь её хрустальную поверхность проступала какая-то фигура.

Мрачные стены подземелья расступились, потолок ушёл вверх, вдоль стен расположились бронзовые канделябры с горящими свечами, отблески которых отразились в узорчатом паркете, и в зале выстроились несколько десятков пар танцоров. Они смотрели на балкон, где размещался оркестр. Вот дирижёр вскинул руки, зазвучала весёлая музыка, и пары пустились в пляс. Они то сходились, то расходились, то кружились; дамы грациозно взмахивали руками и улыбались кавалерам. Одна из дам послала Кадрилису воздушный поцелуй, ведь он сам тоже танцевал, обутый в блестящие лакированные ботинки, одетый во фрак и сорочку с кружевами, – танцевал так, будто всю жизнь только и отплясывал кадриль! «Трубки морёные!» – сказал бы Твинас, увидев, как Кадрилис ловко берёт даму за руку в перчатке и кружит в танце. «Трубки морёные!» – повторил бы Твинас, узнав в этой даме с опущенными ресницами, гордо поднятой головой и букетиком незабудок у выреза бального платья Эйнору.

– Эйнора, ты ли это? – удивлённо спросил Кадрилис.

– Эйнора, ты ли это? – спросили все до единого кавалеры у своих дам.

Только сейчас Кадрилис заметил, что все танцующие дамы на одно лицо – все они Эйноры. А все кавалеры – его отображение, и у всех, как и у него, на лацкане фрака пристёгнуто по белой гвоздике. А вокруг благоухало море цветов: они стояли в вазах вдоль стен, спускались длинными гирляндами с потолка, красовались на платьях и фраках.

Кадрилис дёрнул себя за половинку уса – и все кавалеры сделали то же самое; Эйнора подтянула единственную перчатку – и все дамы повторили движение. Но самое интересное, что Кадрилис перестал удивляться, как будто всё шло, как надо. И когда он, бросив случайный взгляд на балкон, заметил пустой болтающийся рукав дирижёра, увидел его тёмные очки и узнал Менеса, тоже воспринял это как должное. Танцевать, танцевать, только танцевать! Он совершенно не чувствовал усталости, скорее наоборот: чем дольше танцевал, тем больше прибавлялось сил, тем в более радостное настроение он приходил.

– Кадрилис, – послышался в разгар танца тот же строгий голос, правда уже более приветливый, – Кадрилис, а не хотел бы ты навсегда остаться здесь и всё время танцевать?

– Танцевать… танцевать… танцевать… – повторяли писклявые голоса. – Танцевать и ждать, когда мы снова станем властелинами цветов… Властелинами… властелинами… властелинами…

Кадрилис невольно бросил взгляд на белую гвоздику у себя на лацкане.

– О, как мне больно! – вдруг услышал он шёпот белых лепестков.

– Ты поможешь нам снова одолеть цветы! Сами мы пока не можем пошевелиться, ещё не пробил наш час, – продолжал тем временем голос.

Оглушительно затикали часы; вот они, над камином, – старинные, позолоченные, с двумя ангелочками над циферблатом.

– А ты свободен… ты способен стать непобедимым, ведь ты разгадал тайну лепестка… – слышался голос.

– Да, – горделиво выпятил грудь Кадрилис, – я разгадал тайну лепестка! Сам!

– Сам… сам… сам… – вторили голоса.

– Не могу больше, уж очень больно, – тихонько шептала приколотая к лацкану гвоздичка голосом Кутаса, а один белый лепесток поник, как щенячье ухо.

– Ты поможешь нам победить цветы, – повелительно произнёс голос, – и цветы снова станут нашими игрушками!

– Игрушками… игрушками… игрушками…

– Но ведь я и сам игрушка! – пытался докричаться Кадрилис.

– Игрушка?! – с лёгким удивлением произнёс голос. – Тогда играем дальше!

– Дальше… играем…

И Кадрилис продолжил танцевать. Будто подхваченный неведомой силой, он носился по огромному залу, и ему было так хорошо, так легко, как никогда. Ах, если бы этот танец длился вечно, если бы он никогда, никогда, никогда не заканчивался…

Вдруг гвоздичка голосом Кутаса воскликнула:

– На-смеш-ник!

И всё исчезло: зал, оркестр, канделябры, часы, сияющие серебром «сосульки»… Заяц сидел на том же месте у стены, неподалёку от входа в нору. Лучина погасла, снаружи струился ярко-зелёный свет, а из кармашка Кадрилиса вилась змейкой, разматываясь, нить, которая уже тянула за собой весь клубок…