Текст книги "Путешествие на Тандадрику"

Автор книги: Витауте Жилинскайте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Ночные гости

Приятели встревоженно прислушались: неподалёку, возле голой берёзы, что-то зашуршало. Потом ещё раз. И ещё.

– Эй, вы, там, за деревом! – храбро закричал заяц. – Или вылезайте, или я беру топор!

Из-за ствола появились два существа и вперевалку стали приближаться к костру. Когда их наконец осветил огонь, заяц и щенок увидели, что это пингвин и лягушка. Лягушка с трудом волокла саквояж с оторванной ручкой, а пингвин нёс в крыльях деревянный кубик с нарисованной буквой «С». С горем пополам доковыляв до костра, пингвин поставил свою ношу и всей солидной тушей так плюхнулся на него, что кубик провалился в снег.

– Всем добрый вечер, – пробасил пингвин.

– Ведь вы не запретите нам погреться? – спросила лягушка и, не дожидаясь ответа, стянула с головы платок и протянула лапы к огню.

– Да что там, грейтесь, – приветливо ответил щенок. – Только имейте в виду – хозяин тут заяц. Его костёр, его хворост.

– Грейтесь сколько влезет, – разрешил польщённый заяц, подбрасывая пару хворостин в огонь.

– Вы оба из той кучи, которую вывалили на снег, верно? – спросил пингвин, пронизывая приятелей цепким взглядом крошечных глаз-бусинок.

– Верно, но вы-то откуда знаете? – удивился щенок, слегка опечаленный тем, что его не приняли за живого волкодава, а его приятеля – за настоящего зайца.

– Как не знать, – заявила лягушка, – если у тебя нос вовсе не нос, а приклеенное кофейное зерно.

– А вот и не угадали, – возмутился щенок, – это вовсе не зерно, и не кофейное, а самая настоящая фасолина!

– Всё равно это фасолина, а не нос, – не сдавалась гостья. – А у твоего соседа…

– И не соседа, а приятеля! – снова перебил её щенок.

– …а у приятеля одно ухо, полтора уса и в придачу булавка на порванной шкуре…

– …и вовсе это не порванная шкура, а… – сгоряча чуть не выдал тайну потайного кармашка щенок, да вовремя прикусил язык, – а… ничего!

– По правде говоря, – заговорил заяц, – я первым увидел, что вы тоже из той кучи.

– Вы имеете в виду мою левую ступню? – спросил пингвин.

Только сейчас приятели заметили, что у пингвина вместо левой ступни пришит стоптанный детский шлёпанец.

– Нет, – ответил заяц, – я имел в виду всего лишь кубик…

– А вы довольно проницательны, – похвалил пингвин, своим телом вдавливая кубик ещё глубже в снег.

– Эту букву я знаю, – сказал вдруг щенок, – её рисуют под солнцем, соловьём, совой или спичками…

При этих словах заяц быстро отвернулся, что-то вытащил из-за пазухи и снова повернулся:

– Вот и спички! – потряс он коробком.

– Нужная вещь, – похвалил пингвин, – без неё и костра не было бы.

– У вас, случайно, не найдётся, – спросила лягушка, – ещё шарфа и шапки?

Она подползла ближе к шарфу и присела на его конец.

– Нет, но вы можете воспользоваться этими, – вежливо уступил своё место щенок. – Пожалуйста, мне не холодно, у меня ведь мех.

– Хоть ты и с мехом, но настоящий джентльмен, – похвалила его лягушка, залезла в шапку и завернулась в шарф так, чтобы снаружи оставалась лишь её щека с бородавкой.

– Идите на моё место, – предложил пингвину заяц, выпрыгивая из шапки и подбрасывая в огонь хворост.

– Спасибо, мне и на кубике хорошо, – отказался толстяк. – Мы, пингвины, любим холод, мы ведь из страны айсбергов.

– А мы, лягушки, не любим, хоть и относимся к холоднокровным, – сказала лягушка, вытянувшись в шапке во всю длину и поплотнее закутываясь в шарф.

– А вы легко нас нашли? – полюбопытствовал щенок.

– След привёл, да ещё трубка, – ответил пингвин.

– Трубка? – обомлели приятели.

– Она самая, – пингвин неуклюже нагнулся и вытащил из шлёпанца деревянную потрескавшуюся трубку. – Стоит мне прикусить мундштук, и голова начинает работать как заведённая. Я ведь когда-то был заводной игрушкой, да только ключ сломался, и я растолстел и стал неуклюж.

– Хи-хи-хи… – не сдержался щенок, но тут же спохватился и стыдливо стал утешать увальня: – Совсем вы не толстый и не неуклюжий, просто немного полноваты и мешковаты… А зачем вы тащили с собой такой тяжёлый кубик?

– Я ожидал этого вопроса, – ответил пингвин.

Он встал, вытащил из снега кубик и повернул его одной из сторон. Все увидели, что там то ли белой, то ли серой, то ли серебряной поблекшей краской нарисован небольшой треугольник, испещрённый прожилками, а может, и не прожилками.

– Угадайте, что это такое? – спросил пингвин.

Игрушки стали угадывать.

– Плавник рыбы?

– Лист ракиты?

– Птичий клюв?

– Осколок хрусталя?

– Тсс! – заяц снова навострил ухо и схватился за рукоять топора.

Плач

Все насторожились и прислушались: из леса доносился плач. Он то стихал, то снова слышался совершенно отчётливо.

– Вот тебе раз! – остолбенел заяц. – Кто-то плачет!

– Тем лучше, – обрадовалась лягушка. – Если трезво подумать, тот, кто плачет, не опасен.

– Полагаю, – пососал трубку пингвин, – что плакса из той же кучи мусора.

– И как мне не пришло это в голову! – огорчился щенок.

– Так чего мы ждём? Вперёд! – встрепенулся заяц.

– Я с тобой, – оживился щенок.

– Жаль, – виновато опустил глаза пингвин, – но я не только полноват и мешковат, но ещё и хромоват. – Он снова поставил кубик и плюхнулся на него так тяжело, что серебристо-серый рисунок утонул в снегу.

– А я, – поглубже зарылась в шапку лягушка, – посоветовала бы, прежде чем кого-то спасать, трезво подумать: мы сами в беде, да ещё в опасном лесу…

Однако заяц и щенок уже спешили в ту сторону, откуда раздавался плач. Им пришлось барахтаться в глубоких сугробах, а один раз щенок увяз по уши в снежной яме, и зайцу удалось вытащить его, только пригнув ветку можжевельника, за которую его приятель с горем пополам уцепился. Когда они двинулись дальше, плач стих, и стало неясно, куда идти.

– Вон там, – прошептал щенок, – на том пне.

Неподалёку торчал огромный пень, а на нём сидело хрупкое создание, уткнувшись лицом в ладони. Друзья подкрались поближе и разглядели куклу в ночной сорочке, подпоясанной шнурком от ботинка. На одну руку куклы была натянута до локтя перчатка, а на голове у несчастной не было ни единого волоска. Снег вокруг пня оказался весь в ямках от слёз.

– Добрый вечер! – как можно непринуждённее поздоровался заяц.

– Мы с другом просим прощения, что не можем постучаться к вам, поскольку тут нет дверей, – тихо, чтобы не испугать плачущую незнакомку, добавил щенок.

Кукла повернула к ним бледное личико с опущенными веками.

– Кто вы? Что вам нужно? – без всякого страха спросила она.

– Мы оба игрушки, заяц и щенок, из той самой… нехорошей мусорной машины.

– Недалеко отсюда мы развели костёр, вот и спички, – пошуршал под застёгнутой шкуркой коробком заяц.

– …а ещё ёлочку нарядили… – подхватил щенок.

– …гостей дождались…

– …и подумали: а вдруг и вы не откажетесь погреться у костра в такую ночь…

– …в новогоднюю ночь!

Кукла уже хотела соскочить с пня, но опомнилась, покачала головой и равнодушно поблагодарила:

– Спасибо, вы очень любезны. Только всё это напрасно.

– Почему? – в один голос спросили приятели.

Кукла не ответила. Она безразлично повернулась к ним спиной и застыла, подобно восковой статуэтке.

– Знай, – припугнул её щенок, – если ты здесь останешься, на тебя набросится волк с вот та-а-а-а-кой пастью! – Он широко раскинул обе лапы.

– И разорвёт тебя вот на та-а-а-а-кие кусочки, – сомкнул лапы заяц.

– У-у-у-у! – завыли они страшными голосами. – Он уже крадётся сюда!

– Не пугайте меня и ничего не изображайте, – холодно произнесла кукла. – Просто я не хочу да и не могу вас видеть.

– Почему это не можешь?

Кукла повернула к ним личико – её ресницы были опущены и мелко вздрагивали.

– Да потому, что я слепая.

– Вот как… – только и смог выдавить заяц.

– Мне ничего не нужно, – сказала кукла и снова отвернулась. – Ни праздника, ни ёлки, ни костра. А подкрадись ко мне волк, я бы сама бросилась к нему в пасть. Всё бессмысленно. Оставьте меня одну.

Приятели отошли в сторонку посовещаться.

– Вот бедняжка! – покачал головой заяц. – Теперь-то уж больше не буду жаловаться, что у меня всего одно ухо и полтора уса.

– А я – что у меня вместо носа фасолина, а вместо хвоста… не скажу, что.

– Ну уж! Хвост как хвост, – снова простодушно соврал косой.

– Так что нам делать? Разве можно оставить её здесь?

– Ни в коем случае! Да только она упирается.

– Жаль, что с нами нет пингвина, – тяжело вздохнул щенок. – Почмокал бы своей трубкой и сразу что-нибудь придумав.

– А я сам, – обидевшись, произнёс заяц, – и без всяких трубок придумал весьма неплохой выход: хватаем её за ноги, за руки и – вперёд!

– Однако, – усомнился щенок, – не слишком ли нахально с нашей стороны?

– А оставлять её одну в лесу – не нахально?

– И то правда!

Приятели потихоньку вернулись к пню, потоптались, потёрли лапы и – хвать куклу: один за ноги, другой за голову!

– Ай! – завопила кукла. – Да как вы смеете!.. Отпустите!.. Я не хочу! Оставьте меня одну!..

Но никто её не слушал.

Шестой

Нести куклу было тяжело: лапы увязали в снегу, да к тому же сама ноша отчаянно вырывалась. Время от времени кукле удавалось освободиться, и тогда она падала в сугроб и начинала зарываться в него, как крот. Нужно было иметь ангельское терпение, чтобы снова и снова подхватывать её и тащить дальше.

– Тяжело вам… – произнёс вдруг незнакомый голос.

Щенок и заяц удивлённо обернулись: неподалёку стоял – как будто из земли вырос! – кто-то в комбинезоне, шлеме и огромных тёмных очках.

– До… добрый вечер, – первым пришёл в себя щенок.

– Истинная правда, вечер добрый, – с лёгкой насмешкой поздоровался незнакомец и, не говоря больше ни слова, подхватил куклу поперёк туловища.

Нести сразу стало легче, и вскоре вся четвёрка была уже у костра.

– Вот и добрались, – бодро сказал заяц.

– С гостьей и гостем, – добавил щенок.

– Ясно, – произнёс, ничуть не удивившись, пингвин, копая щепкой снег вокруг увязшего кубика.

– Гостью, – распорядился заяц, – мы посадим в шапку.

– Ах, – жалобно произнесла лягушка, – я ещё толком не согрелась, а она вся в снегу и холодная, как ледышка!

– Поэтому-то она и должна отогреться, – строго оборвал лягушку заяц. – А ну, марш из моей шапки!

– Фи, тоже мне, джентльмен, – презрительно фыркнула лягушка, выпрыгнула и запрыгала к своему саквояжу в надежде, что уж шарф у неё никто не отберёт.

Однако заяц как ни в чём не бывало схватил шарф и укрыл им куклу. Щенок кинул в костёр охапку хвороста, огонёк вспыхнул и выстрелил искрами. Затем щенок притащил к огню несколько увесистых палок, чтобы все могли усесться вокруг костра поудобнее.

Игрушки пристроились у огня, и последним нашёл себе место незнакомец в комбинезоне. Сквозь огромные затемнённые стёкла очков он загадочно смотрел на трепещущие языки пламени. Только сейчас все обратили внимание на то, что один рукав его комбинезона пустой; стоило незнакомцу пошевелиться, рукав начинал болтаться из стороны в сторону, словно маятник испорченных часов.

– Интересно, – забеспокоилась лягушка, – кто ещё к нам заявится из той мусорной кучи?

– Больше никто, – ответил пингвин, посасывая трубку.

– Ты-то откуда знаешь? – не поверила лягушка.

– Пилот, – только и вымолвил пингвин, указывая на незнакомца.

– Что пилот? – не поняла лягушка.

– Пилот самолёта, как и капитан корабля, покидает место катастрофы последним, только после того, как все остальные будут спасены, – объяснил толстяк.

– А откуда вам известно, что он пилот? – удивлённо спросил щенок.

– Шлем, – только и сказал пингвин.

– И как мне это в голову не пришло? – снова расстроился щенок.

Знакомство

Добрых полчаса игрушки сидели вокруг огня. Они успели согреться, а кое-кто даже вздремнул, но разговор никак не клеился. Из-за этого зайцу было не по себе – как ни крути, но всё-таки он хозяин костра!

– Хорошенькое дело! – подскочил заяц как ужаленный. – Молчим, будто воды в рот набрали. Нас тут вон сколько, ёлка украшена, костёр горит на славу, хвороста хоть отбавляй, спичек, – он ткнул себя лапой в грудь, – тоже хватает… Давайте придумаем что-нибудь!

– Да что придумаешь, – отмахнулась лягушка.

– А мне пришло в голову, – сказал щенок, – что нам нужно познакомиться. Пусть каждый расскажет о себе.

– Только по очереди, – предупредила лягушка. – Я в своей жизни организовала множество мероприятий и хорошо знаю, что всё должно проходить согласно повестке дня.

– Какого ещё дня, сейчас ночь! – удивился щенок.

– Тогда пусть будет согласно повестке ночи, – усмехнулся заяц.

– Хи-хи-хи… – засмеялся щенок.

– Фи, вот уж несерьёзная личность, – покосилась в его сторону лягушка. – Итак, повторяю ещё раз: рассказывать будем по очереди, по часовой стрелке. Начнём с того, кого наше молчание больше всех раздражало, – с зайца.

– С меня? – смутился заяц. – Вот тебе раз! Ну, с меня так с меня. Меня зовут Кадрилис…

– Хи-хи-хи, – снова не удержался щенок.

– Чего хихикаешь? – вспыхнул рассказчик.

– Разве ты не знаешь, что кадриль – это название танца! – пояснила лягушка. – Танца, который невесть когда вышел из моды.

– Нет… не знал, – признался заяц. – Меня не спросили, когда имя выбирали. И вот вам, пожалуйста. Танец.

– Мне тут пришло в голову, – приподнялся щенок, – если название танца можно сделать именем, то его, наверное, и изменить можно. Пусть будет называться, скажем, Вальс или Клумпакоис…[1]1
  Клумпакоис – литовский народный танец.


[Закрыть]

– Или Рок-н-ролл, – снизошла до шутки и лягушка.

– Мне и Кадрилис нравится, – оскорблённо отчеканил заяц. – Когда у меня ещё было два уха, я слышал, что старые вещи часто вновь входят в моду, так и моё имя со временем опять станет модным. Хотелось бы, правда, хоть одним глазком взглянуть, что это за танец такой – кадриль. Ну так вот… Я жил в отдельной игрушечной коробке. Однажды меня катали на настоящем трехколёсном велосипеде, два раза – на карусели, довелось разок и на поезде попутешествовать. Трудно сказать, может, я когда-нибудь на поезде всю страну объездил бы, не загляни в гости бульдог Гогас…

– Буль… буль… бульдог Гогас? – заикаясь от волнения, переспросил щенок. – Что ты говоришь! Такой с тупым хвостом и с тупой мордой?

– Да, он был тупой со всех сторон, – подтвердил заяц. – Заявился он однажды в гости, хвать меня за ухо и давай таскать по комнатам… Ухо оторвал, ус обломал, один ус удалось спасти…

– И вовсе не один, а целых полтора! – поправил щенок.

– Да ещё и шкурку на мне разорвал… Вот! – огорчённо провёл лапой по левой стороне груди заяц.

– Зато у тебе теперь есть потайной… – чуть не сболтнул щенок, но успел так сильно зажать рот, что фасолина очередной раз хрустнула. Вернее, не фасолина, а его нос.

Чтобы как-то выкрутиться, пёс громко захихикал.

– Фи! – снова высказалась лягушка.

– Так вот, из-за этого зверюги бульдога меня на помойку и выбросили, – вздохнул Кадрилис.

– Какое совпадение, какое чудесное совпадение! – торопясь, начал объяснять щенок. – Ведь этот же бульдог Гогас… Погоди! Ты жил в доме, где на балконах в ящиках росли фиалки?

– Да, фиалки, – подтвердил Кадрилис.

– Вы… выходит, – щенок даже захлебнулся от волнения, – мы с тобой из одного и того же…

– Да что же это такое? – перебила их лягушка. – Ведь совершенно чётко договорились: будем говорить по одному, по часовой стрелке. А вы тут устроили настоящий хаос!

– Про… простите… – растерялся щенок.

– Прощаю, но чтобы подобное не повторялось, – смилостивилась лягушка. – Заяц Кадрилис, вы полностью высказались?

– Пожалуй, да… – неуверенно произнёс заяц.

– Что значит «пожалуй»? – переспросила лягушка. – Что было бы, если бы часовая стрелка то, пожалуй, шла, то, пожалуй, стояла! Говори точно: высказался или нет?

– Да, – буркнул заяц и многозначительно поглядел на щенка: видишь, мол, как лягушка расхозяйничалась у моего костра! – Ах да! – вспомнил он. – Больше всего я любил по ночам бросать дротик…

– Это такой с резиновым наконечником? – уточнил щенок.

– Ну да, с резиновым наконечником. Шлёп! И он прилипает к мишени. У меня так ловко получалось… Ну вот теперь действительно всё, – покосился он на лягушку.

– Слово предоставляется пингвину, – объявила лягушка.

– Твинас, – представился, приоткрыв сначала один, потом другой глаз, пингвин. – Твинас меня зовут. Как я уже говорил, я толстый, неуклюжий, немного прихрамываю и немного нерасторопный…

– Хи-хи-хи… – не удержался щенок, но, глянув на сурово сжатую пасть лягушки, сделал вид, что закашлялся: – Кхе-кхе-кхе…

– Зато, – продолжал Твинас, – я изо всех сил стараюсь шевелить мозгами, а уж когда беру в рот трубку, мозги у меня вертятся, как волчок. Меня даже прозвали Сыщик Твинас – не только потому, что я любил смотреть по телевизору фильмы о преступлениях, но и потому, что я распутал не одно сложное дело. Ну а ступня… Я её потерял во время погони за злодеем, а так как без ступни не побегаешь, то я и оброс жирком.

– Но ведь вы сказали, – напомнил щенок, – что поправились потому, что ваш заводной ключик сломался.

Перед тем как ответить, великий сыщик пососал трубку.

– Истинная правда, – сказал он. – Гоняясь за злодеем, я и ступню потерял, и ключик сломал. Вернее, этот негодяй мне его сломал, чтобы я его не догнал. Ну а кому нужен сыщик без ступни? У меня всё.

Настала очередь щенка. Он нервно захлопал ушами, облизал нос, вернее, фасолину и откашлялся.

– Слово пилоту, – вдруг объявила лягушка.

– А я? – остолбенел щенок. – А как же по ча… часовой стрелке?

– Я тебя предупреждала, – сказала лягушка. – Ты продолжал мешать рассказчикам, и в наказание я лишаю тебя слова. Начинайте, пилот.

Щенок грустно понурил мордочку.

– Хорошенькое дело! – щёлкнул хворостиной заяц. – Нашлась командирша! Сидит у моего костра и моему другу приказывает! Кто тебя просил? Говори, приятель, говори и хихикай так, чтобы щёки лопнули!

– Как же так? – обвела глазами собравшихся лягушка. – Ведь все мы против хаоса и беспорядка, верно? Говорите, пилот!

Пилот молча покачал шлемом.

– Твинас, – окликнула пингвина лягушка, – поддержи порядок! Мы ведь вместе сюда пришли.

Но ответа она не дождалась. Пингвин дремал или прикинулся спящим: его глаза закатились, трубку он спрятал под крыло, а шлёпанец подвернул под живот.

– Говори, – снова подбодрил щенка Кадрилис. – Вперёд, дружище!

– Ну ладно, – сдалась лягушка и жалобно шмыгнула носом. – Я хотела приучить вас к дисциплине, чтобы в случае опасности мы могли дать дружный отпор или даже атаковать… Но раз уж вам не требуется мой опыт организатора, поступайте как знаете.

– Почему же? – дружелюбно возразил щенок. – Нам даже очень пригодится ваш опыт… Но сегодняшняя ночь – новогодняя, так почему бы нам не посмеяться, не повеселиться без всяких повесток дней и часовых стрелок?

– Пусть только она ещё раз квакнет про часовую стрелку! – снова схватил хворостину заяц.

– Да что вы сцепились, как петухи-забияки? – миролюбиво пробасил Твинас.

– По правде говоря, – сказала лягушка, – из-за этой стрелки, – она пугливо покосилась на хворостину в лапе у зайца, – у меня совсем из головы вылетело, что сегодня Новый год. Поэтому прошу у всех прощения, а сейчас…

– …а сейчас, – взялся руководить Кадрилис, – будет говорить щенок!

– Ку… Моё имя – Кутас [2]2
  Кутас по-литовски «кисточка».


[Закрыть], то есть кисточка, – скромно начал щенок. – О бульдоге Гогасе я уже говорил. Но он мне только нос отодрал, а хвост оторвал мальчишка Римас. Плохо мне было, так плохо, но я прошептал одно словечко, – щенок заговорщицки подмигнул Кадрилису, – и тогда соседская девочка Рута вместо носа приклеила мне фасолину, а вместо хвоста пришила кисточку от скатерти с бахромой. Вот поэтому и прилипло ко мне имя Кутас. Может, уже всё?

– Нет, не всё! – встал со своего места Кадрилис. – Запомните: случись у кого-нибудь беда, Кутас не раздумывая пожертвует и фасолиной, и хвостом, и чем угодно, а ему даже слово не хотели дать!

– Я уже извинилась, – проворчала лягушка. – Теперь я могу сказать, что слово предоставляется кукле?

– Конечно, можешь! – дружелюбно тявкнул Кутас.

Кукла заговорила не сразу: видно, сомневалась, рассказывать или по-прежнему хранить гордое молчание. Она стянула с руки единственную перчатку, снова надела её, повернулась к костру лицом с вздрагивающими ресницами и медленно встала. Отблески костра окрасили её выцветшую ночную сорочку в оранжево-розовый цвет.

– Не думайте, – наконец заговорила она, – нет, не думайте, что я из вашей мусорной кучи! Я сама сюда прибежала, прямо из города. Никто меня не выбрасывал, никто никуда не увозил, никто никуда не вываливал… нет! – кукла отчаянно трясла лысой головой.

Она замолчала, удивлённые игрушки тоже затихли, и даже сухие веточки в костре перестали потрескивать.

– Простите, – прервал тяжёлую тишину Кутас, – но мы пока не узнали… – Вспомнив вдруг про строгую распорядительницу, он прикусил язык.

– Перебивай сколько влезет, – как можно приветливее ободрила его лягушка. – Все перебивайте, непременно!

– Глянь-ка, и снова лягушка влезла! – не скрывая досады, воскликнул заяц.

– Раз уж в новогоднюю ночь всё дозволено, – бросила взгляд в его сторону лягушка, – отчего бы и мне не влезть?

От такого удачного ответа у зайца даже губа отвисла.

– Я просто хотел напомнить, – закончил фразу Кутас, – что мы ещё не узнали, как вас зовут.

– Эйнора, – ответила кукла.

– Довольно редкое имя, но звучное, – отпустил комплимент Кутас. – Очень звучное и красивое.

– Трубки морёные! Красивее имени я не слышал, – пробасил Твинас.

– В самом деле? – просияла кукла. – Но я всё равно не из вашей кучи! Я из застеклённого шкафа в игровой комнате детского сада. Моё место было на верхней полке, и никто из детей не имел права даже прикоснуться ко мне! Бывало, девочки соберутся возле шкафа, глаз от меня оторвать не могут и умоляют воспитательницу: «Можно нам её волосы шёлковые потрогать, до платья и перчаток дотронуться? Позвольте нам её положить, чтобы посмотреть, как она закрывает-открывает голубые, как незабудки, глазки». А воспитательница им: «Нельзя! Ещё уроните, запачкаете, поцарапаете! Эйнора слишком красивая игрушка и слишком дорогая, чтобы с ней можно было играть как с обычной тряпичной. Поглядели, и хватит!»

Кое-кто из девочек даже плакал оттого, что я такая недоступная, словно принцесса. Сначала я гордилась тем, что меня так ценят и берегут. Но потом мне надоела глухая стеклянная стена! Я стала завидовать обычным куклам: их можно было баюкать, подкидывать к потолку, ругать и хвалить… И в конце концов меня одолела такая тоска, что однажды, когда воспитательница забыла запереть шкаф…

– Ш-ш-ш! – прошипел заяц и навострил ухо.

Насторожились и остальные. Сначала неподалёку заскрипел снег, затем послышались тяжёлые шаги.

– Всем спрятаться! – скомандовал Кадрилис. – Живо!

Лягушка схватила саквояж и хотела нырнуть под нижнюю еловую ветку, но дорогу ей преградил пилот.

– Здесь опасно, может, ёлку опять будут рубить, – и он показал на валявшийся в снегу топор.

Лягушка спряталась за можжевеловый куст, пингвин Твинас юркнул в сугроб, Кутас подставил Эйноре ухо, чтобы та уцепилась за него, и повёл её за пень. Кадрилис швырнул в костёр несколько пригоршней снега и, подхватив шарф, затаился за стволом берёзы, а пилот как сквозь землю провалился.

В одно мгновение от уютного лесного пристанища остались только разворошённый снег, кучка хвороста, топор да кубик с неопознанным серебристо-серым треугольником.