Текст книги "Путешествие на Тандадрику"

Автор книги: Витауте Жилинскайте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

И снова никто не ответил, только из-под снега продолжал одиноко торчать, словно побелевшая еловая иголка, заячий ус. В другое время щенок посмеялся бы, но сейчас этот несчастный ус как будто колол его прямо в сердце. И щенок решился: пригнувшись низко-низко, он тихо-тихо произнёс волшебное слово:

– На-смеш-ник!

– Да залезай же ты на корабль, наконец! – поторопила Кутаса командир. – Не задерживай меня!

– А почему вы сами не заходите? – простодушно спросил щенок.

– Потому что командир должен покидать Землю последним.

Как на деревянных лапах, Кутас вскарабкался по ступенькам трапа. Пока он взбирался, Лягария успела побывать у костра, схватить длинный шарф и вернуться назад. Потянув за собой саквояж, она вытащила его из-под ёлки и поволокла на корабль. Тяжёлая сумка цеплялась за каждую ступеньку, и лягушка мысленно проклинала джентльмена Твинаса, сначала уронившего её багаж, а затем забывшего занести его внутрь.

Перед тем как перешагнуть через дверной порог, Кутас в последний раз обернулся и посмотрел туда, где торчал белый ус. Щенок всё надеялся, что вот-вот поднимется густое хвойное покрывало, закачаются перо сойки и конфета, зазвенит колокольчик и выпрыгнет его одноухий друг. Выпрыгнет, топнет лапкой, дёрнет себя за ус и крикнет на весь лес: «До свиданья, Кутас, до скорого свиданья. Мы обязательно увидимся, даже если небо упадёт на землю!» Но увы, увы…

Летающий саквояж

– Все готовы к полёту? – прозвучал в громкоговорителе голос пилота.

– Все, все, – хором ответили пассажиры, которые уже успели расположиться в своих креслах.

– Все пристегнули ремни?

– Все, все.

– Начинаю отсчёт, – предупредил Менес. – Десять… девять… восемь… семь… шесть…

– …пять… четыре… – подхватили пассажиры, – три… два… один!

И вдруг – ба-ах! – словно кто-то ударил молотом по обшивке корабля! Всё задрожало, загудело, а когда грохот стих, игрушки почувствовали, что «Серебряную птицу» стремительно уносит ввысь.

– Ух! – вырвался всеобщий вздох.

Пассажиры радовались старту, но, всё ещё не веря, что из полёта выйдет что-нибудь путное, переглядывались, а Эйнорины веки дёргались: казалось, они вот-вот поднимутся и засинеют удивлённые глаза…

А удивляться было чему. Словно невидимая огромная рука вдруг сорвала пассажиров с их мест и потащила вверх, и если бы игрушки не были плотно пристёгнуты ремнями безопасности, они плавали бы по салону, как рыбки в аквариуме.

– Что за хаос? – проворчала очумевшая Лягария, когда её раздутый саквояж взлетел к потолку, как воздушный шар, а его оборванная ручка начала извиваться, будто крысиный хвост. Взмыли вверх и трубка Твинаса, и перчатка Эйноры. Нитки из хвоста-кисточки Кутаса ощетинились, как иголки ежа, а серая накидка лягушки распласталась так, что голова Лягарии словно торчала из пруда.

– Прошу не волноваться, – прозвучал спокойный голос пилота. – Наш корабль удалился от Земли, и сила притяжения не действует. Оттого мы и взлетаем вверх, как пушинки. Всё в порядке.

Пассажиры успокоились, а Кутас даже придумал развлечение: стал ловить ускользающий саквояж за вьющуюся ручку. Но вдруг его мордочка понуро вытянулась, а нос-фасолина поник.

– Мне тут пришло в голову, – громко сказал он, не вытерпев, – этот саквояж занимает в два… нет, в три раза больше места, чем занял бы Кадрилис!

– Не болтай чепуху, – оборвала его Лягария. – Во-первых, для саквояжа не требуется кресло, и, во-вторых, в нём находятся жизненно необходимые вещи, без которых не обойтись.

– Кадрилис тоже обошёлся бы без кресла, и путешествие ему было жизненно необходимо!.. – не сдавался Кутас. – Прошу прощения, но брать саквояж и оставлять Кадрилиса – жестоко и… и несправедливо… – всхлипнул щенок, но через минуту вдруг прикусил лапу, чтобы справиться со смехом, но и это не помогло: – Хи-хи-хи…

– Наш весельчак с ума сошёл, – брезгливо дёрнула лапой Лягария. – Фи!

Но тут и пингвина Твинаса охватил приступ хохота, когда он взглянул на потолок. А там было на что посмотреть: из расстегнувшегося саквояжа Лягарии один за другим выпархивали лоскуты ткани – шёлковые, нейлоновые, вельветовые, шерстяные, в горошек, в полосочку, в клеточку, в цветочек, целые и траченные молью, ровно обрезанные или обкромсанные ножом, – и всё это лоскутное многообразие пёстрыми облачками плыло над головами пассажиров.

– Что за хаос?! – не поняла сначала лягушка, но, сообразив, что плавает над головой, прикусила язык. Она уставилась на свою дорожную сумку, и вдруг у неё глаза чуть не вылезли на лоб. Наружу из саквояжа высунулось длинное ухо, за ним появились круглые карие глаза, раздвоенная верхняя губа, разорванная шкурка с торчащей булавкой… И вот уже весь Кадрилис целиком порхал вместе с разноцветными лоскутными облаками, виновато шевеля половинкой уса. Целым усом зайцу пришлось пожертвовать, тот остался торчать в сугробе под ёлкой.

– Дружище, – чуть не взвыл от радости Кутас, – иди сюда, в моё кресло! Ура!!!

– По такому случаю, – пробасил увалень Твинас, – поймай-ка наверху мою трубку. И Эйнорину перчатку!

– Это я мигом! – воскликнул Кадрилис, трижды перекувыркнувшись в воздухе от усердия.

– Заодно притащи и шарф, – велела Лягария. – Только не думай, что не будешь наказан за нарушение дисциплины! Я чуть не надорвалась, когда тащила по трапу саквояж. Ещё удивлялась, почему он такой тяжёлый, будто свинцом набитый. А ну, признавайся: что ты оттуда выкинул?

– Самовар, – буркнул заяц, – дырявый…

– Самовар! – схватилась за голову Лягария. – Прекрасный медный самовар! Или я ослышалась? Повтори!

– Дырявый самовар.

– Наказание неизбежно, – сделала вывод начальница.

– На то он и заяц, чтобы путешествовать зайцем, – миролюбиво пробасил Твинас.

Кадрилис в знак благодарности принёс ему трубку, и толстяк шепнул зайцу что-то на ухо.

Потом заяц протянул перчатку Эйноре – та уже собралась ему улыбнуться, но только высокомерно кивнула лысой головой. Под конец одноухий начал собирать лоскутки и запихивать их назад, в саквояж, а когда управился, притащил ношу Лягарии и привязал болтающуюся ручку к ножке её кресла.

– Эй, приятель, – не успокаивался Кутас, – залезай сюда, под мой ремень, я уже его ослабил, мы с тобой тут запросто уместимся.

И – наконец-то! – Кадрилис сложил над головой лапы и одним нырком оказался возле кресла приятеля. Он проскользнул под ремень безопасности и устроился поудобнее рядом со щенком.

– Если бы я знал! – захлёбываясь от радости, ликовал Кутас. – Если бы я мог знать!

– А ведь мог и догадаться! – тихонько, чтобы не услышала строгая Лягария, шепнул ему на ухо Кадрилис.

– Как? – удивился Кутас.

– А ус на что? Я ведь неслучайно сунул его в снег вверх тормашками.

– Ну, я в жизни бы не сообразил, – помотал головой щенок. – Зато мне пришло в голову… Это Твинас специально бросил в тебя саквояж, чтобы…

– Тсс! Не будем выдавать его! – оборвал приятеля на полуслове заяц.

– Прости, – чуть слышно прошептал щенок. – Признайся, ты слышал, как я сказал волшебное слово?

– Ещё бы. Только… я ведь и сам его произнёс.

– Да ну?! В самом деле?

– А как же иначе? Я понял, что хуже у меня в жизни быть не может! И представляешь, едва я произнёс: «На-смеш-ник», как слышу: Твинас предлагает всем посидеть минутку перед дорогой…

– А ещё пингвин хворост разворошил… Только сейчас сообразил, зачем… Хи-хи-хи…

– Ну да, никто не услышал, как я самовар из саквояжа выкинул…

– Ай да Твинас! Толстоват, мешковат, зато какой хитрый и умный!

И приятели, не скрывая радости, взялись за лапы и начали покачиваться в кресле – совсем как сидя в шапке у потрескивающего костра. Спички в потайном кармашке – если точнее, в хранилище сокровищ – ритмично стучали в такт их движениям.

– Ой! – спохватился Кутас. – Чуть из головы не вылетело: я ведь в тот раз не всю волшебную песенку спел!

– И я о том же подумал!

– Начну сначала, тогда лучше запомнишь.

– Вперёд!

Щенок огляделся, не слышит ли их кто-нибудь, тихонько откашлялся и приник носом-фасолиной к единственному уху приятеля:

 
Красивая птица овсянка
Сидела в гнезде у полянки.
Лесной не смеётся потешник —
Не радует слух пересмешник.
Грустит, приумолкнув печально:
Вчера он обжёгся случайно…
Как вдруг крокодил появился…
 

Авария

Вдруг корабль сотрясся от сокрушительного удара. Он покосился, и в салон, пробив обшивку, со свистом влетел чёрный камень. Пробоина подобно речному водовороту стала вытягивать из салона все предметы, а заодно и воздух. Пассажиры стали задыхаться.

Первым вылетел в дыру тот самый чёрный камень, следом попытался улететь лягушкин саквояж, который отчаянно старался оторваться от ножки кресла. Невидимая сила вырвала игрушки из-под ремней безопасности и потащила их к пробоине.

– Вот тебе раз! – первым пришёл в себя Кадрилис.

Недолго думая он устремился к дыре, которая в одно мгновение засосала его спину и хвостик. Таким образом заяц закупорил пробоину собой, и смертельная опасность миновала. Корабль понемногу выровнялся, снова заработала система подачи воздуха – пилот Менес не утратил самообладания и не покинул пульт управления.

Во время катастрофы случилось ещё одно происшествие, на которое в суматохе никто не обратил внимания. Когда корабль накренился, Эйнора ударилась затылком о стену, её голова дёрнулась, веки затрепетали, поднялись вверх – и глаза куклы открылись! Судя по всему, от удара что-то у неё в голове сдвинулось и встало на своё место. Кукла едва не закричала от радости, но внезапно её восторг как ветром сдуло. «Сейчас, – мелькнула у неё мысль, – все поймут, что я лгунья, увидят мои глаза, которые вовсе не голубые, а карие, как… сосновые шишки! А если Лягария выдаст ещё одну мою тайну, тогда… лучше уж я сгорела бы на свалке!» Эйнора осторожно осмотрелась сквозь полуопущенные ресницы, не заметил ли кто-нибудь её открытых глаз, и, убедившись, что у всех сейчас заботы поважнее, облегчённо перевела дух.

– Караул, гибнем! – вопила Лягария. – Я же говорила! Я предупреждала! Теперь всем конец! Катастрофа!

– Ничего не понимаю, – гудел Твинас, – я тут немного вздремнул… А где же моя трубка?

– Тут, – ответила живая заплатка Кадрилис, – здесь она! Я успел поймать её, чуть не улетела!

– Дружище, – встревожился Кутас, – а сам-то ты не вылетишь наружу?

– Продержусь как-нибудь, – стиснул зубы заяц.

– Корабль падает… я чувствую… – продолжала надрываться Лягария. – Это катастрофа! Всё кончено! Я говорила! Это финал!

– Внимание, – прозвучал спокойный, как всегда, голос пилота. – Наш корабль пробит метеоритом, осколком неизвестной планеты. Опасность миновала, системы корабля работают нормально, он лишь незначительно отклонился от курса. Застегните ремни безопасности. Тому, кто своевременно заткнул опасную пробоину, объявляю благодарность.

Волнение улеглось, пассажиры снова стали устраиваться поудобнее, только Кутас не находил себе места.

– Дружище, – снова обратился он к зайцу, – тебе очень тяжело?

– Тяжело, – не отрицал Кадрилис. – Однако не настолько, чтобы потребовалось произнести… сам знаешь что.

– Знаю, – с серьёзным видом кивнул щенок и попытался представить себе, как сейчас выглядит со стороны космический корабль с торчащим наружу заячьим хвостиком. Картина показалась щенку настолько уморительной, что он невольно рассмеялся.

– Кхи… кхи… – пристыженно крякнул он. – А теперь пусти-ка меня на своё место, приятель.

Кадрилис вместо ответа отрицательно помотал головой.

– Но ведь, – не отставал щенок, – мне будет легче. Сам же знаешь, из чего мой хвост.

– Знаю, – ответила живая заплатка. – И всё же я никуда отсюда не сдвинусь, потому что должен искупить свою вину. Ведь я тайком пробрался на корабль.

– О, это трезвый взгляд на вещи, – похвалила зайца Лягария. – Пожалуй, я смягчу твоё наказание, хотя тебе всё равно его не избежать.

– Вы… – хотела сказать что-то Эйнора, но внезапно замолчала и только тряхнула головой.

– Любопытно, – пробасил Твинас, – чем бы закончилось дело, будь с нами не Кадрилис, а жизненно важный самовар?

– Самовар, – парировала лягушка, – ещё прочнее заткнул бы дыру.

– Однако, – напомнил Кадрилис, – он тоже был с дыркой.

– Зато, – хитровато прищурил крошечные глазки Твинас, – саквояж не дырявый, и лучшей затычки для пробоины не придумаешь.

– И… и мне это пришло в голову! – воскликнул Кутас.

– Пристали к моему несчастному саквояжу, как смола! Видно, мало я от вас натерпелась!

– Может, мой шлёпанец подойдёт в качестве заплатки? – предложил пингвин.

– Маловат, – помотал головой Кадрилис. – Да вы за меня не волнуйтесь. Я вполне… – Он хотел было весело похлопать лапами, но не смог, не хватило силёнок… – Мне совсем… хорошо… лучше… и быть… не… мо… жет…

Заяц совсем окоченел, хвост и спина его покрылись ледяной коркой, язык начал неметь, зубы застучали, в глазах потемнело, и Кадрилис рухнул бы на пол, если бы намертво не примёрз к краям пробоины.

– Эй, приятель, – почуял недоброе щенок, – что это с тобой?

Он выскользнул из-под ремня и поплыл было к Кадрилису, но тут же плюхнулся на пол, приземлившись на все четыре лапы.

– Внимание, – объявил пилот, – наш корабль совершает посадку на ближайшую планету. Нам необходимо заделать пробоину.

Планета цветов

«Серебряная птица» садилась на планету, это почувствовали и сами пассажиры. Их больше не подбрасывало к потолку, ноги всё твёрже упирались в пол, разлетевшиеся по всему кораблю вещи опустились и, словно уснувшие птицы, осели на ковровом покрытии. Минута-другая, и корабль замер и закачался, как в гамаке. Когда качка прекратилась, дверь открылась и вниз опустился трап. Игрушки стали поспешно отстёгивать ремни, стремясь поскорее выбраться на свежий воздух. Первой с неизменным саквояжем вывалилась Лягария, Твинас вызвался помочь Эйноре, а Кутас бросился к Кадрили су:

– Эй, Кадрилис!

Заяц не ответил. Он висел, не доставая ногами до пола, широко расставив передние лапы и прикрыв глаза.

– Приятель, ну ответь же! – не на шутку встревожился щенок, дёргая зайца за ногу.

Нога была твёрдая и холодная, как лёд.

– Его нужно как можно скорее вынести отсюда, – послышался за спиной голос, и щенок, обернувшись, увидел Менеса.

Они вдвоём с огромным трудом оторвали зайца от пробоины – мелкие крошки льда так и посыпались во все стороны. Затем Кадрилиса осторожно понесли вниз.

– Дзынь, дзынь! – гулко постукивал по ступенькам трапа заячий хвостик-сосулька. В другое время Кутас покатился бы со смеху, но сейчас думал только об одном: произнести вслух волшебное слово или повременить?

Спустившись, они с пилотом осторожно положили бедного зайца и огляделись. Оказывается, их корабль приземлился на лепесток гигантского цветка: вот почему они так мягко и долго раскачивались!..

Остальные пассажиры как зачарованные смотрели по сторонам. Высоко над их головами светило сразу несколько бледно-зелёных солнц, а вокруг, куда ни кинешь взгляд, росли цветы, один огромнее другого, – целое море цветов. Таких красивых и душистых растений игрушки никогда не видели, у них даже в головах затуманилось от аромата.

– Что это? Чем так пахнет? Что такое мягкое под ногами? – приставала ко всем с расспросами Эйнора, крепко зажмурив веки, чтобы глаза ненароком не открылись сами собой.

– Цветник, – отвечал баском пингвин. – Сплошь цветы, и ничего больше.

– Как тепло, – радовалась кукла, перестав наконец кутаться в рваную ночную сорочку.

Тёплый воздух на глазах растопил ледяную корку на зайце. Под его замёрзшей спинкой уже скопилась целая лужица воды.

Кутас не отходил от друга ни на шаг. Наконец Кадрилис пошевелил ухом и приоткрыл рот:

– Вот… тебе…

– Раз, – поспешил на помощь Кутас.

– Где… я?.. – повёл глазами заяц.

– На лепестке, – бодро ответил Кутас. – Ты что, встаёшь? Тебе помочь?

– Сам, – пробормотал одноухий, с большим трудом поднимаясь на ноги и отступая на несколько шагов от лужи.

– Довольно быстро ты очнулся, – похвалил друга щенок. – Быстрее настоящего зайца!

– Подожди, – пришлёпал к зайцу Твинас. – Разомни-ка лапы, похлопай ими, покатайся-поваляйся немного, и снова будешь как огурчик.

Стоило Твинасу удалиться, как Эйнора не утерпела: открыла и тут же захлопнула свои карие глаза. Однако единственного взгляда ей хватило, чтобы увидеть море лепестков, таких красивых, что у неё дух перехватило. Тут же куклу взяла злость на себя – ведь придётся и дальше притворяться слепой, утопая в кромешной темноте. Не скажи она из гордости про незабудковые глаза, уже после удара метеорита стала бы зрячей. Стянув с руки перчатку, кукла стала комкать её в ладони. Вот так однажды соврёшь и в дальнейшем будешь барахтаться в паутине лжи, не зная, кто ты: коварный паук или пленница-муха…

– Ты что перчатку терзаешь? – прервал её грустные мысли насмешливый голос Лягарии.

Настроение у Эйноры вконец испортилось.

– Пойду назад, на корабль, – пробормотала она. – Мне тут нечего делать. Где трап? – вытянула она перед собой руки. – Где же трап?

– Позвольте проводить вас, – услышала она рядом голос пилота, и его сильная рука перчатке взяла её нежную ручку. – Мне нужно вернуться, чтобы залатать пробоину.

– А вам, случайно, не нужно подержать инструменты? – предложил Кутас, глядя на пустой рукав пилота.

– Спасибо, я привык управляться одной рукой.

Кукла подобрала сорочку и в сопровождении пилота вернулась в салон. Усевшись в кресло, она притворилась спящей. В голову лезли назойливые мысли: ну и кашу же она заварила! Как быть дальше со своими карими глазами? Ждать, когда попадёт в больницу на Тандадрике? Ах, если бы она могла там поменять заодно и цвет глаз! Хотя… как знать?.. А ведь есть ещё и вторая тайна. Неужели из-за неё придётся всю дорогу угождать Лягарии, унижаться перед ней?

Эйнору вывел из глубокой задумчивости резкий звук сверла. Кукла повернула голову в ту сторону и чуть-чуть приподняла ресницы. Салон был залит неоновым светом, входная дверь плотно закрыта, а возле пробоины возился пилот.

– Ой! – вырвалось у Эйноры.

И хотя она тут же зажала рот ладонью, чтобы сдержать неожиданный возглас, было поздно. Менес молниеносно обернулся и уставился на неё сквозь огромные зеркальные очки.

– Что такое? Что случилось? – поинтересовался он, подходя к креслу Эйноры.

Кукла обхватила пальцами подлокотники, чтобы не вскочить и не помчаться к выходу.

– Почему вы кричали? – строго допытывался пилот, склонившись над ней так низко, что шлем стукнулся о спинку кресла.

Гордячка Эйнора съёжилась, как преследуемая коршуном курочка.

– Я… мне… – пролепетала она, – мне… приснился сон.

– Что же такое вам приснилось? – ещё ближе и опаснее нависли над ней шлем и очки.

– Мне… приснилось, что на корабль напали разбойники.

Она услышала, как облегчённо вздохнул пилот.

– После того нападения на вас в лесу, – объяснил он, – вам ещё долго будут сниться всякие разбойники. Ничего удивительного.

– Я… мне… всё равно страшно, – искренне призналась Эйнора.

– Не бойтесь, – успокоил пилот. – Я хоть и одной рукой, но сумею вас защитить.

– Спасибо, – выдавила Эйнора.

Пилот вернулся к работе – снова зажужжало сверло, глухо звякнули инструменты. Эйнора больше не решалась открыть глаза, однако отчётливо представляла пилота, работающего обеими руками, – да, да, обеими целёхонькими руками! Вот почему он отказался от помощи Кутаса и запер изнутри дверь. Его рукав болтается пустой только для отвода глаз. Разве единственной рукой можно управлять столь сложным механизмом, как космический корабль? И если он прикидывается таким же калекой, как остальные игрушки, значит, скорее всего, задумал что-то недоброе… И это ещё вопрос: на Тандадрику ли он их везёт или в какое-нибудь разбойничье гнездо? Может, он сам разбойник или космический пират? Что, если игрушки для него лишь будущие пленники?

Эйнора задрожала. И ещё одна невесёлая мысль закралась ей в голову: отныне она и при большом желании не сможет признаться, что видит. Ведь пилот сразу же догадается, что она увидела, когда он латал дыру.

Новые проблемы нежданно-негаданно свалились на её плечи, и переживания по поводу цвета глаз стали казаться сущим пустяком. А под конец ещё одна мысль смутила куклу: что бы подумал пилот Менес, узнай он её сокровенную тайну, которую знает одна Лягария?

«А я вот что сделаю, – решила она наконец. – Расскажу-ка о пилоте сыщику Твинасу. Пусть поломает голову с помощью своей трубки!» У Эйноры словно камень с души свалился. Замученную тревожными мыслями куклу стал одолевать сон, но перед тем, как заснуть, она успела пристегнуть ремень безопасности – вдруг до отлёта она не успеет проснуться.