Текст книги "Полоса невезения"

Автор книги: Виталий Каплан

Соавторы: Алексей Соколов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

– И все? – спросил я.

– А вы что хотели? Это же СМИ, а не Большой Всепланетный Информаторий!

Я кивнул и достал из кармана "мыльницу", быстрым движением вызвав необходимый номер.

– Вот еще: разборка в Замоскворечье. На улице Якиманка, в непосредственной близости от Президент-отеля, в машине "вольво" номерные знаки такие-то обнаружены трупы двоих мужчин. Судя по документам это дважды судимый гражданин Вересов Валерий Николаевич, уроженец города Норильска и состоящий в федеральном розыске его земляк Голдовский Яков Михайлович. Примечательно, что оба убитых были задушены гитарными струнами... Чикаго, шеф. Ну чисто дон Капонне. Я бы так сказал, донна...

– Да, – послышалось в трубке.

– Димка, – сказал я. – Ты дома?

– Конечно, Константин Антонович. Вы же сказали.

– Никому не открывай, никуда не выходи. Я постараюсь за тобой кого-нибудь прислать. Хорошо

– Да, но почему так...

– Ну, – протянул я. – Так вышло.

– Ладно, – на этот раз в его голосе нет обиды – одно удивление. Кажется, мой рассказ насторожил его и заставил разволноваться. – У вас все в порядке, Константин Антонович?

– Да, у меня все нормально. Не волнуйся, пожалуйста.

– Хорошо. Тогда до свиданья.

– Пока, – я убрал "мыльницу" в карман.

– Вряд ли за ним кто-то поедет, – не вставая из-за компьютера сказал Маус. – В здании одна охрана. Даже техники все куда-то подевались. Райком закрыт, все ушли на фронт!

Надо же! Я думал, его поколение уже и слов таких не знает...

4.

Я совершенно не понимал, зачем мне идти туда, в пыльную пустоту – и тем не менее шел, поднимался по серым выщербленным ступеням. Усталости не было, хотя счет ступеням наверняка перевалил бы за тысячу, если бы я и в самом деле вздумал их считать.

И справа, и слева тянулись бетонные стены – неокрашенные, в трещинах и выбоинах, словно по ним долго и сладострастно лупили из пулемета. Но если правая стена была монолитной, то в левой изредка встречались темные ниши. В моем фонарике, похоже, разрядились батарейки, он светил тускло и скучно. Наверное, скоро мне придется идти наощупь. Туда, на самый верх, в ту самую жуть, которую я боялся назвать по имени, хотя и догадывался, что она такое.

Стояла тишина, но не та, какая означает всего лишь отсутствие звуков. В этой тишине угадывалось некое присутствие. И когда впереди, из ближайшей ниши, раздался всхлип, я даже не удивился.

Там, в метровом углублении, стоял мальчик лет десяти-одиннадцати, в лазоревой майке и застиранных шортах. На бледном лице россыпью разлетелись веснушки, а тонкие словно карандаш пальцы сжимали нечто, сперва показавшееся мне короткой дубинкой. Но при ближайшем рассмотрении это оказалась деревянная флейта.

Выходит, Коридор Прощения превратился в Лестницу? И значит, мне туда, в Нижние Тональности?

Сейчас я принял это спокойно. В нижние так в нижние. Какая теперь разница, если нет больше ни Юрика, ни Димки, если ревущее желто-рыжее пламя сожрало странного мальчика Костю?

– Стоишь? – попросту, словно давнего знакомого, спросил я мальчишку. Страха не было – лишь печаль и холод.

– Ага, – тихо, глядя себе под ноги, отозвался тот.

– А зачем? Ты не можешь уйти? Или не хочешь?

Мальчик поднял на меня глаза.

– Очень хочу. Но отпустить меня может только Флейтист. Только сюда не дойдет, не сумеет... это же внутри, а он ее знает только снаружи...

Я ничего не понял.

– Ты можешь объяснить нормально? Кто такая "она"? Кто тебя сюда поставил и зачем? При чем тут Флейтист?

– Слишком много вопросов, – как-то очень не по-детски усмехнулся мальчишка. – Но тебе и в самом деле нужны ответы? Ты не боишься, что они тебя раздавят?

– Все равно хуже уже не будет, – махнул я рукой с фонарем, и метнулись по стене огромные зверовидные тени. – Я и так слишком далеко зашел.

– Это верно, – кивнул мальчик. – Но все равно тебе с ней не справиться – она ведь выросла не из твоего сердца. И нет у тебя над ней власти.

– Опять загадки? Да кто такая "она"?

– Ты и сам знаешь ответ, только боишься признаться самому себе, вздохнул мальчишка. – Струна. Это Струна.

– Так что же, – задохнулся я, – ты хочешь сказать, что мы с тобой внутри Струны?

– Вот, ты ведь всё понимаешь, – кивнул он. – Все вы думаете, что она исполнена тайн, а на самом деле она пустая и темная. И нет в ней ни добра, ни зла – вы сами это придумали. И сила ее – вовсе не ее сила.

– Тогда ответь: зачем я здесь?

– Думаешь, я знаю? – мальчишка понуро опустил взгляд. – Этого никто не знает, даже она. Только ты сам.

Мне сразу стало холодно, как и в ту ночь, на Лунном поле.

– Хорошо, а что я могу сделать для тебя? Как тебя освободить? Привести сюда Флейтиста?

– Я же говорю, – вздохнул мальчик, – ему сюда дороги нет. Но уже скоро... Ты, наверное, сможешь, – он одарил меня скептическим взглядом. Если успеешь. И если тебе помогут.

Я опять ничего не понял, но почувствовал – это уже неважно. Не для понимания я сюда пришел... или был приведен... для чего-то другого.

– Вот, – мальчишка протянул мне флейту. – Возьми и сыграй, пожалуйста.

– Да ты чего! – опешил я. – Сроду на флейте не играл, не умею совершенно. Понятия не имею, как это делается.

– Нет, ты должен сыграть, – упрямо повторил он. – Ты не поймешь, поэтому просто поверь: это очень важно. Без этого ничего не получится.

Можно ли отказать страдающему ребенку?

– Ладно, – неожиданно для самого себя я взъерошил ему волосы и принял из мальчишеских рук флейту. Едва ли не с локоть длиной, из темно-коричневой древесины, отполированная до зеркальной гладкости... Ну не умею я на ней играть. Куда дуть-то? Вот в эту дырочку? А эти отверстия перебирать пальцами?

Я набрал столько воздуху, сколько смог – и резко дунул. Так в полузабытом детстве мы стреляли жеваной промокашкой из трубочек. Лучше всего годились полые стебли лопуха...

Звук пришел сразу – точно весь окружающий воздух был полон им и ждал лишь команды, чтобы из тайного стать явным. Так от одной маленькой искры вспыхивает рассыпанный порох, так от одного слова срывается горная лавина.

Описать этот звук было попросту нельзя – он отличался от всей слышанной ранее музыки как настоящий "боинг" от пластмассовой модельки. Звук вобрал в себя все, растворил и стены, и ступени, и нас с мальчишкой. Он был всем, а мы были в нем.

И точно судорога поразила пыльное пространство, оно разорвалось по всем своим бесчисленным измерениям, осыпалось само в себя. И последнее, что я запомнил прежде чем меня засосало в черную воронку – это глаза мальчишки. Чего в них было больше, ужаса или радости, я так и не понял. Да и не в понимании дело – меня позвали сюда для другого. И теперь, падая в пустоту, я знал, для чего.

Все в мире повторяется. И хотя в одну реку не войти дважды, но в очень похожую – запросто. Вновь начинался день, и вновь я обнаружил себя на диване. Разница лишь в том, что этот не в пример удобнее. Здешний диван вполне мог бы служить двуспальной кроватью. А то и трехспальной.

Где-то рядом слышался дробный стук клавиш. Я повернул голову и увидел спину Мауса, склонившегося над своей любимой "кибернетической системой". За широкими окнами разгорался рассвет. Город лежал внизу, утыканный крошечными светлячками фонарей, а где-то далеко на востоке, за Кремлем, Садовым Кольцом и бесконечными трубами небо уже зажглось какой-то неестественно-чистой бирюзой.

Вторые сутки войны... если это и впрямь война.

Я поднялся и подошел к Маусу. Тот сосредоточенно копался в сетевых дебрях. Рядом с компьютером громоздилась полупустая бутылка от "Кока-колы".

– Ну как, шеф, проснулись?

– Как видишь. А что Максим Павлович?

– Спит там у себя на диванчике, – ловким движением вбив какой-то сетевой адрес, отозвался Маус. – Под сенью родных моделек.

– Ясно, – ответил я. – Что нового?

– Ничего. На Сходне обнаружили еще одну машину. Теперь целая троица. Все "приструнены" по полной программе.

– А что в Сети треплются?

– В Сети? – присвистнул он. – В Сети, шеф, уже давным-давно как раз просто треплются. Ничего путного вы там не отыщите. Болтают о вселенском заговоре жидо-масонского оркестра бешеных гитаристов. Вас это удивляет? Кстати, а вы на гитаре играете?

– Весьма посредственно, – я пожал плечами. – На трех аккордах.

– Ничего, еще научитесь, – утешил Маус. – Если оно вообще вам надо.

Я посмотрел на часы. Димка, наверное, еще спит. А если режется в игры? Надо б напомнить ему о существовании слова "режим". Правда, если он все же спит... "Больной, проснитесь! Доктор велел передать, что Вам нужно хорошо выспаться перед ампутацией..." А, ладно!

Кнопки "мыльницы" податливо запрыгали.

– Милиция молчит, обвиняя во всем мафиозные группировки, избравшие сей новомодный метод для решения возникших между ними разногласий, – прочитал Маус. – Тем не менее, слухи о существовании глубоко законспирированной организации под названием "Струна" продолжают будоражить столичные умы. Многим идея возникновения подобного экстремистского консорциума кажется фантастической в силу тех бесчисленных легенд, которыми ныне окружено имя "Струны". Но в то же время, если отбросить мистику, придется признать: "Струна" есть и деться от этого некуда.

– Алло, – донесся из трубки удивительно бодрый голос.

– Димка, ты что, не спишь? – спросил я.

– Ну... да. Я тут на компе в HMM четвертый зажигаю.

Я с трудом удержался, чтобы подавить в себе педагога. Шесть утра... спать пора...

– Ты как там? – сухо спросил я. – Держишься? Не оголодал?

– Да нет, – удивленно отозвался Димка. – Еще яйца остались, и сыр, и полбатона. Все нормально, Константин Антонович. А что?

– Ничего, – отозвался я. – Просто проверка.

– У меня все нормально. Я тут сижу, жду, когда вы вернетесь... – он запнулся, потом продолжил. – А у вас как дела?

– Все тихо-мирно. Ты там, главное, никуда не ходи. Даже мусор выносить не надо. Если что, сразу звони. Понял? Вот тебе в дверь постучат, скажут, что от меня, так ты сначала мне позвони, а потом открывай.

– Понял, не дурак, – кислым тоном ответил Димка. – Все понял.

– Ну, вот и хорошо. И все-таки поспи, хоть немного. Никакая НММ не стоит здоровья. Давай! Я на связи.

– ОК, до свидания.

– Пока.

Я выключил "мыльницу" и опять повернулся к Маусу. Тот оторвался от компьютера и грустно глядел на меня. Мне показалось, что он очень устал и нет никакого смысла от его бдений за монитором..

Зачем Лена вообще придумала ему это странное дежурство? Будто Максиму Павловичу может срочно потребоваться специалист такого уровня. Зачем? По Сети лазить? Глупо. Может, у "Струны" есть какой-то резервный канал связи? Тайная сеть? Значит, Лена полагает, что "мыльницы" не надежны? И кто может перехватить сообщение? Бандиты? Или кто-то пострашнее? Кто-то, кто крутится среди нас – и при том не боится Восхождения?

Нет, странно все это. Ничуть не менее странное, чем мои сны.

– Небось, кошмары снились? – угадал Маус.

– Типа того, – кивнул я. – Ты бы тоже поспал немного.

– Будет еще время. Вы вот заступили, теперь и я вздремнуть могу. А то, действительно, крыша медленно съезжает.

– Ну так ложись. Я уж как-нибудь и сам мир спасу.

Он отрицательно покачал головой:

– Елена Ивановна мессадж изволила выслать.

– Какой еще... – не сразу сообразил я. – О чем?

Выходит, канал все же есть.

– Они скоро будут. Я, честно говоря, минут через пять сам собирался вас толкнуть.

Такого поворота я просто не ожидал. С чего бы вдруг Лене заявиться сюда ранним утром? Может, опять что случилось? Скольких еще стриженных парней без прописки и места работы наши доблестные органы отыщут намотанными на гитарные струны?

– Разбудите Максима Павловича, пожалуйста, – добавил Маус. – А то я для такого подвига чином мелковат.

Прежде чем пасть лифта распахнулась, раздался мягкий и еле слышный звонок. Мы сидели напротив дверей: Максим Павлович на диванчике, мы с Маусом – в креслах.

Кабина разверзлась, явив свои сверкающие недра, и я подумал, что каждый день ездил в ней, воспринимая ее исключительно как служебный лифт и не думая, что он может вести в личные покои Флейтиста.

Лена была не одна. Вместе с ней вошли еще трое. В одном из ее спутников я узнал начальника Патронажного отдела, третьим был худощавый мужчина средних лет с роскошной белой шевелюрой. Его я видел на той памятной даче, но лишь краем глаза. Видимо, кто-то из Старших Хранителей, возглавляет отдел или региональный департамент.

Они появились в гробовом молчании, беззвучно вышли из лифта и замерли, дожидаясь, когда кабина сомкнет челюсти и унесется куда-то вниз (на уровне VIP-этажа она никогда не оставалась, видимо, тут было иное средство экстренной эвакуации). Максим Павлович опустил свою чашку на блюдечко и аккуратно поднялся.

Делал он это медленно, по-стариковски. Мы успели отложить чаепитие, подняться следом и даже переглянуться. Во взгляде Мауса я прочел "Началось!". Кажется, предстоит нечто грандиозное.

Не суд ли над предателем Ковылевым-Демидовым? Решили не тратить время на Мраморный зал?.

Максим Павлович стоял напротив своих визитеров, мы – за его спиной. Явившаяся троица застыла у лифта, причем Лена стояла посередине. От этого они походили на скульптуру героев-партизанов со станции Измайловский Парк.

Тишина была столь гнетущей, что даже тихий гул от компьютера слился с ней, растворившись в общем безмолвии. Два полюса. И вот-вот проскочит заряд...

– Главный Хранитель, – Лена почтительно склонила голову. – Спешим уведомить тебя, что месть "Струны" свершилась. Враги, поднявшие руку на наших людей, мертвы.

– Принимаю твои слова, Хранитель Порядка. – Лицо Флейтиста неожиданно изменилось. Я видел его лишь со стороны, но сразу понял, что теперь это именно Флейтист, а не Максим Павлович. Пришло время официального ритуала.

Действительно, началось.

– Мы не можем пока сказать точно – все ли враги мертвы и стоит ли ждать какой-то иной угрозы. Но время не терпит и потому мы должны действовать. Наши люди на улицах города готовы обеспечить безопасность... она оборвалась, смутилась на миг, из Хранителя Порядка сделавшись самой обычной Леной. – Безопасность Восхождения.

Флейтист склонил голову, будто задумался о чем-то важном, вгляделся в замысловатые узоры ковра, затем быстро кивнул и снова поднял глаза:

– Вы нашли достойную замену?

Его взгляд остановился сначала на худощавом, затем на главвоспитателе, ну а потом и на Лене. Все трое явно смутились, и я понял: что-то не клеится у "Струны".

– Нет, Главный Хранитель, мы никого не нашли.

Восхождение, о котором когда-то мельком рассказывал Маус, Юрик, оказавшийся не столь простым, как это гляделось со стороны, его огненная смерть, отсутствие Сменяющего...

"Вы нашли достойную замену?"

"Нет, Главный Хранитель".

Такое попросту немыслимо. Что будет, если "Струна" не прибегнет к своему ежегодному ритуалу? Они не могли не подстраховаться на такой случай.

"Вы нашли достойную замену?"

– Что ж, – вздохнул Максим Павлович. – Если все так повернулось... Лена, говори ты. У тебя это лучше получится.

И сразу же внутри у меня стало холодно и пусто. Сердце прерывисто колотилось, но ниточку, на которой оно держалось, уже обрезали, и я сам не понимал, как оно не провалилось ниже пола – туда, вглубь, в мраморный ужас. Сейчас она произнесет – и я, кажется, знаю, что.

– Костя, – тихо и как-то слишком уж спокойно сказала она. – Костя, ты только, пожалуйста, не волнуйся. Ты послушай. Ты сейчас поймешь, почему мы не могли сказать тебе об этом раньше. Мы попросту боялись, что ты не обрадуешься этому... и не захочешь... – она вздохнула и закрыла лицо руками, точно повествуя мужу о пламенной страсти к бывшему однокласснику. Ты знаешь, кто такой Сменяющий?

– Да, – сказалось как-то само.

Кажется, этим я избавил их от лишних разъяснений.

– Тогда лучше. А тебе известно, что стать им может не каждый, далеко не каждый? – Она печально улыбнулась. – Фактически, на данный момент в "Струне" есть лишь один такой человек...

– Я.

– Да, Костя, ты. Ты единственный, кто способен заменить Юру Осоргина, ты единственный, кто способен стать Сменяющим и тебе, как присягнувшему Высокой Струне, придется сделать это.

В комнате стало удивительно тихо. Я, стараясь не глядеть на Флейтиста, повернулся к окну – и встретился взглядом с Маусом. Хакер был потрясен. Выходит, он снова чисто случайно попал на секретное совещание и коснулся великих тайн. Или все-таки не чисто и не случайно?

Впрочем, всё это явно не тянуло на тайну. Я – заместитель Главного Хранителя?! Даже не смешно. Какая-то дурацкая шутка, начавшаяся на Лунном поле, протянувшаяся цепочкой клякс...и в итоге вместо предназначенных мне "нижних Тональностей" принесшая меня сюда.

Заместитель Флейтиста? Я, Костя то ли Демидов, то ли уже совсем Ковылев. Что скажет Димка?

– Когда вы узнали? – вяло спросил я.

– Давно, – призналась Лена. – Еще там, в Мухинске. Потому и позвали тебя в Столицу.

Я молча кивнул . Говорить не хотелось. Понимание наваливалось на меня словно тяжелая медвежья шуба – какие носили бояре, если, конечно, не врут учебники истории.

– Накануне я прочла твое личное дело. А там отмечено, как удивительно вспыхнула Струна в день твоего первого Восхождения. Это явный знак, тут ни с чем не перепутаешь, Она выбрала тебя...

Я смотрел мимо Мауса – туда, где первые солнечные лучи уже облизали стены домов. "Утро красит нежным цветом"... Крыши, шпили, трубы... Родной и в то же время такой далекий мне город. Город, который не создал "Струны", но смог ее изменить. Изменить почти что до неузнаваемости.

– Мы просмотрели дела всех наших людей, которые... Ну, в общем, тех, чьи Восхождения чем-то отличались. Ты – единственный.

– Что, совсем? – я по-прежнему не верил. Неужели никто из нескольких тысяч "людей Струны" не был отмечен подобным знаком? И лишь я, не то перебежчик, не то резидент... а вернее всего, канатоходец... Шаг вправо, шаг влево.. "Чуть правее наклон – и его не спасти..."

– Именно. И дело не только в яркости Струны. Важен и ты сам. То, что в тебе есть. Ведь случись что, и...

Я отвернулся от окна, оглядел собравшихся. Время, что я отмерил себе на успокоение нервов, истекло. Сердце, впрочем, колотилось все так же быстро, но это уже ничего не значило.

Они молча ждали моих слов. Будто у меня есть выбор.

– Что нужно делать?

– Ничего, Константин, – заговорил Максим Павлович. – Вы не должны будете делать ровным счетом ничего. Сегодня вечером я отправлюсь к Высокой Струне. А вы просто пойдете со мной. Все будет как обычно. Просто коснуться Ее придется лишь мне. Если Она уличит меня в чем-то, я покину нашу Тональность, Вы же заступите на мое место.

– Каким образом? – не понял я.

Флейтист только руками развел:

– Просто вся сила, которой раньше владел я, сразу перельется в Вас. И вы займете место Главного Хранителя.

– Но ничего подобного, сами понимаете, не случалось, – заметил худощавый спутник Лены. – И вряд ли случится теперь...

Лена с главвоспитателем одновременно кивнули.

Я перевел взгляд на часы, висевшие над кабинкой лифта. Восемь утра. Они сказали, что Восхождение начнется вечером. Еще очень не скоро. Время есть, совершенно бесполезное, тягучее время.

– Разумеется, никуда отсюда уходить нельзя, – добавила Лена. – Знаете, если уж быть совсем честной, я пока ни в чем не уверена. Мы схватили двоих главарей этих отморозков. Пришлось расконсервировать лучших наших следаков, – она как-то странно покосилась на главвопитателя. – Бандюги, естественно, давным-давно говорят, и говорят, конечно же, правду. Но вот всю ли? Это надо будет проверить.

– Куда нам идти? – усмехнулся Максим Павлович. – Мы уже, можно сказать, пришли. В самом широком философском смысле.

– Это верно, – кивнул я. – Но время, значит, есть?

– Времени полно, – подтвердила Лена. – Целый день, почитай вечность...

5.

Похожая на любимое орудие графа Цепеша, целилась в небо Стела Победы. Солнце, коснувшись ее верхушки, уверенно сползало к недалекому уже горизонту. Западный ветер, смирный внизу, здесь, на высоте, обретал силу и наглость – и наотмашь лупил мне в лицо. Я сидел спиной к бетонной надстройке возле шпиля и смотрел на город.

Чуть левее гудел проспект, под завязку забитый сейчас машинами. Тот самый проспект, где еще совсем недавно перевернулся тяжелый джип с бронированными стеклами... Автомобили текли к центру города, исчезая за Бородинским мостом. Другие, наоборот, спешили как можно скорее прочь, мимо Парка Победы, дальше к окраине переползая с проспекта на Можайское шоссе.

Где-то там, далеко за горизонтом остался приют "Березки", обезглавленный и застывший от ужаса в ожидании своей новой судьбы. Что с ними будет? Начнут бегать, как из обычного интерната? Нет, это вряд ли. "Струна" свое дело знает. Не бегает же никто из "Веги"... Пришлют другого смотрителя... честность и преданность делу гарантированы ежегодным Восхождением... а остальное как получится. Во всяком случае, как у Юрика, уже не будет.

Юрик... У меня и в мыслях не было, что это ты... Что именно ты стоял рядом с Флейтистом, когда он создавал "структуру". Во зло ли, во благо ли? Как там сказал странный мальчик из недавнего сна? Не помню... А вот в "Столичном обзоре" пишут: "Экстремистская организация религиозно-политического толка, берущая на себя права законных органов государственной власти..."

Да уж во всяком случае "Струна" была бы для страны лучшей властью, чем эта, нынешняя... Да, есть Мраморный зал, есть Лунное поле... Не вычеркнуть, да и не надо. Но что моя искалеченная судьба в сравнении с десятками тысяч попавших под бездушный каток государственной машины? Флейтист порой ошибается, он ведь тоже человек, но он не страдающий болезнью Альцгеймера Верховный Главнокомандующий, с очередного перепоя развязавший Дальнегорскую кампанию.

Выходит, "Струна" действительно милосердна – особенно когда есть с чем сравнивать.

Я поймал себя на мысли, что думаю обо всем этом как о вещах посторонних. Точно я укутался пледом, прихлебываю чай с лимоном и с интересом читаю новый роман Зарова. Кстати, не так давно Лена обмолвилась, что решено создать новый отдел – литературного контроля. Бороться с засильем жестокости и цинизма в книгах для детей и подростков. Этакая теневая цензура. А ведь многим моим любимым писателям не поздоровится, если заправлять там будут люди, подобные Стоговой или Валуеву...

А хорошо бы всё, случившееся со мной за последний год, и впрямь оказалось чьим-то романом. И вот дочитана последняя страница, поставлена на полку книжка – и надо составлять планы уроков на завтра, печатать индивидуальные задания на карточках, и не забыть позвонить Ларисе, договориться насчет субботы...

Нет, этот старый мир я уже не верну. Даже если не станет "Струны", если оборвутся все видимые и невидимые связи, если я снова вернусь домой, а Димка к своим родителям – останется слишком многое. Лунное поле – это ладно, это лирика, но перевернутый джип... странный и молчаливый человек с громким саксонским прозвищем Сайфер... Женька, танцующий под пулями свихнувшегося офицера КПН...

Они уже со мной, во мне. Они уже не "Струна", они – часть меня. Возможно, не столь большая. Но если -вырвать – изойдешь кровью и болью.

Зачем я пойду туда, вниз? Только чтобы не услышать "Предатель" и не заработать выстрел в спину? Нет, это не главное. Тогда, в Мухинске, мне просто очень не хотелось умирать. Как и любому загнанному зверю. Теперь у меня есть нечто более ценное, то, ради чего надо жить.

Машины внизу были медлительны, точно сонные рыбы в аквариуме. Отсюда казалось, будто они аккуратно, беззвучно ползут по проезжим частям. Точно так же тащилась по серой глади реки какая-то захудалая баржа. Городские морские трамвайчики не заходят дальше Юго-восточного вокзала. Здесь царство частных посудин, транспортных барж и усталого старика-чистильщика, выбирающего со дна реки целый музей пестрой столичной жизни.

Справа, за рекой, лезут вверх строительные дебри. Молодой, но бойкий капитал возводит свои хоромы. Он на одном берегу, "Струна" на другом...

Мыльница вдруг зазвонила.

– Да?

– Константин Антонович, это я.

– Да, Дим, – я аж привстал. – Ты где? Что случилось?

– Все нормально, – сказал он. – Я просто звоню вас проверить. Вы так давно не связывались со мной. Целый день. Я и решил...

Дурак. Какой же я дурак! Разнервничался, размяк и напрочь забыл о главном, о том, ради чего все и делается. О Димке. Целый день, с самого утра, с того момента, когда Лена сообщила мне о моей новой миссии. Неожиданно и быстро...

Я хотел успокоиться чем-нибудь крепким, но Максим Павлович сего намерения не одобрил. Струне все равно, я помнил это еще по первому Восхождению, когда явился к ней, мягко говоря, "подготовленным". Но сейчас я пойду не один.

Лена сказала – мне нужно будет только тащиться следом. Флейтист промолчал.

Но он знает, что следует делать, а Лена... Она никогда не была там, ей ничего не известно. Сейчас Максим Павлович надеется на меня, и раз уж он не хочет видеть меня "начитанным", я воздержусь. В конце концов, он важнее мне, чем все Струны из всех Тональностей.

– Да ты не дергайся, Димка. Все хорошо. Скоро у нас военное положение снимут, все будет как раньше. Ты новости смотришь?

– Да.

– Видел?

– На Сходне?

– Не только. Главари уже схвачены, скоро отловят разбежавшуюся мелочь, и тогда уже всё успокоится. Мы не только сравняли счет, но и вломили им по самые сопли...

На том конце молчали. Я слышал лишь прерывистое Димкино дыхание и думал, что поступил очень глупо, не позвонив ему. Впрочем, меня так огорошили... Да и не стоит ему знать, что мне предстоит.

– Константин Антонович, – наконец сказал он. – Я и сам понимаю, что им полный абзац. Только вы поскорее возвращайтесь, ладно?

– Хорошо, – я попробовал говорить веселым тоном. – Уж постараюсь. Как только начальство даст увольнительную...

– Вы мне позвоните вечером, я долго еще спать не буду.

– Это еще почему? Тебе к утру надо бодрым быть, а не подремавшим полчаса. Так, братец-кролик, не пойдет.

– Ну... – замялся Димка. – Хорошо. Я тут немного посижу в HMM, а потом лягу. Только я вашего звонка все равно дождусь. Позвоните?

– Как только смогу, – сказал я и тут почувствовал, что за моей спиною кто-то стоит. Я поднялся на ноги и обернулся. Лена. – Ладно, Дим, ко мне тут пришли. Давай кончать связь. Не возражаешь?

– Нет, Константин Антонович... – он немного замялся. – Удачи вам... И простите, пожалуйста, за ту фигню... ну, что я наговорил, когда вы с той вечеринки вернулись. До свидания.

"Мыльница" пискнула, подтвердив отключение.

– Пора, – скучно сообщила мне Лена. – Давай, Косточка, время не терпит.

Я убрал "мыльницу" в карман куртки и снова оглянулся на город.

Он оставался таким же. Машины, люди, витрины... Мне придется уйти отсюда. Ненадолго, но это не важно... Куда мы пойдем? К Высокой Струне? Которая то ли гигантская запятая, то ли полая внутри башня? А если ее свернуть, как обычную "соль" в медной оплётке? Что получится? Кольцо Всевластья?

– Все будет нормально, – Лена неожиданно улыбнулась и положила руку мне на плечо. – Не волнуйся, Кость, мы все верим в тебя и все тебя поддерживаем. Ну что такого? Все равно бы тебе пришлось идти к Ней. Ты думаешь, Она тебя не признает? Да ты сама святость в сравнении с большинством из нас! – она опустила глаза и как-то задумчиво добавила: Возможно, поэтому ты и волнуешься.

– Я спокоен, – как можно холоднее сказал я. Голос предательски дрогнул. – Пойдем, – и первым направился к двери, за которой начиналась лестница, ведущая вниз.

Лена осталась у меня за спиной.

– Он очень надеется на тебя, хотя понятно, что Струна не откажет ему, но все-таки...

Максим Павлович стоял возле стенда с любимыми модельками и увлеченно рассказывал что-то двум утренним Лениным спутникам. Те, периодически улыбаясь, указывали то на одну модель, то на другую. Похоже, процесс доставлял удовольствие всем.

Маус всё так же сидел за компьютером. На голове у него красовались наушники с тонкой лапкой микрофона у рта. Кажется, хакер пытался с кем-то связаться. На экране царствовала чехарда неизвестных мне программ...

– А вот на таком у меня отец летал, – заметил главвоспитатель. – Еще в войну... Их же на юге такие применяли, чтобы над водой.

– Ну да, – заинтересовано кивал Флейтист. – Планировалось и на северо-запад крыло перебросить, а потом как-то не сподобились.

– Вот. И отец мне рассказывает, он механиком был. Идут они ночью над Южным Лиманом. Кругом вода. До берега-то вроде и недалеко, да и как бы не близко. Если прямо пиликать, через полчаса уже суша, да немцы им такой радости не дали. Из облаков вдруг "фокер" как выскочит и давай по нему садить, а наши-то всем хороши, кроме маневренности. Стрелок в своей башне крутится, а какой у него обзор? Всё, что сверху. "Фокер" бак и пробил. Мой отец кричит: "Всё, не дотянем!". Бензина у них до полуночи было, а осталось на пять минут. Короче, не спастись. И тут...

Лена многозначительно кашлянула, и стесняющийся своего отчества Геннадий прервал монолог. Все моментально повернулись в ее сторону, даже Флейтист бережно водрузил обратно модельку транспортного самолетика, о которой, видимо, и шла речь, а потом закрыл шкафчик.

– Что, Леночка?

Она лишь развела руками.

– Пора.

– Уже? – Максим Павлович бросил взгляд за окно, где солнце еще только пряталось за домами. Весь запад Столицы тонул в багровой агонии вечера.

– Маус? – коротко бросила Лена.

– Коды разблокированы, – непонятно произнес он. – Доступ на минус третий ярус открыт.

На миг воцарилось молчание. Все словно переваривали услышанное. Мне вдруг показалось – собравшиеся как-то странно напряжены. Даже Маус за своим пультом склонился почти к экрану и застывшими глазами таращится в одну какую-то точку, забыв отслеживать препорученные ему данные.

Только Максим Павлович, поймав мой взгляд, ласково улыбнулся, будто стараясь подбодрить. Ему-то не впервой.

– Раньше сядешь, раньше выйдешь, – натянуто пошутил худощавый.

– И то правда, – кивнула Лена. – Точно все открыто?

– На тысячу процентов, – не оборачиваясь, отозвался Маус. – Система безопасности оповещена. Они знают, что вы спускаетесь.

Все вновь замолчали, но теперь уже совсем ненадолго, ибо молчание почти сразу прервал сам Флейтист.

– Что ж! Если так, то будем и правда спускаться. Только... – он на секунду замер, потом быстрым движением открыл шкафчик и что-то оттуда достал. – Вот. Это талисман. Не более того.

Он снова захлопнул дверцу и повернулся ко мне:

– Пойдемте, Константин. Дорога ждет нас.

– Да ладно Вам, Максим Павлович, – сейчас же заулыбалась Лена. – Что вы прямо! Через полчаса отметим ваше возвращение! Что вы прямо как в первый раз.

– Не бойся, Ленок, – улыбнулся Флейтист. – Это я так. Стариковские нервы. Лет через пятьдесят и ты...