Текст книги "Полоса невезения"

Автор книги: Виталий Каплан

Соавторы: Алексей Соколов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Тон его ощутимо изменился. Так, наверное, офицер Осоргин командовал своими солдатами – там, в душном и пыльном Дальнегорске, где в воздухе дрожало марево из испарений крови, ненависти и боли. И попробуй такому не подчинись – мигом разложит на простые множители.

Хмуро кивнув, я вынул мыльницу, пощелкал кнопками. Долго шли гудки, потом прорезался мрачный голос:

– Ну, Косточка, что еще у нас плохого?

Как ни странно, я успокоился и минуты за две вкратце рассказал ей о здешних событиях. Потом перешел к главному – к варианту "индивидуального патронажа".

Лена слушала внимательно, не перебивала. Лишь хмыкала в некоторых местах.

– Ладно, я все поняла, – вздохнула она. – Маразм крепчает. Хорошо меня там у вас не было, я бы этой дуре всю ее гладкую морду расцарапала б... Шучу, шучу, есть же бесконтактные методы... В общем, что мне говорить? Вы там с Юрием все правильно решили. Так что забирай мальчика, какие проблемы. Заодно, – в голосе ее прорезалась ирония, – будет практическая польза. Типа постирать там, продуктов купить, полы помыть... А то живешь как безумный ученый из древней фантастики... некому о тебе и заботиться. Ты, между прочим, раз уж за такое дело берешься, то с этим, как его... Димой... ты построже. Не то от рук отобьется, мальчик-то явно не подарок. Сразу поставь его на место. Он типа как твой ординарец, и значит, дисциплина чтобы военная.

Осоргин, которому прекрасно был слышен Ленин голос, одобрительно кивал.

– А как приедешь завтра, напишешь подробнейший отчет, по этой самой "Веге" и лично госпоже Стоговой. Начнем позиционную войну. Ситрек этот совсем уже оборзел. Ладно, чао. А то я тут как раз спала...

Я отчетливо представил, как при этих словах она сладко потянулась. И по телу пробежала жаркая волна. Лена, Ленка, Елена Ивановна! Ну почему та ночь оказалась первой и последней? Почему в Столице ничего у нас не срослось? Может, оно и к лучшему, спекся бы я от ее пламени... И все же, все же...

В "мыльнице" послышался писк тонких гудков.

– Ну вот, а ты боялся, – наставительно воздел палец Осоргин. – Теперь переходим ко второму пункту нашей программы.

Он вдруг оказался возле стоящего в дальнем углу маленького холодильничка, с метр высотой. Я вообще раньше принимал этот агрегат за тумбочку. Миг – и оттуда, из освещенного тусклой лампочкой нутра явилась запотевшая бутылка водки "Командор", а затем – неприхотливая, но обильная закуска.

– Это с какой радости? – ошалел я.

– Радости? – уставился на меня Юрик. – Ты что, родной, забыл, какое сегодня число?

– Семнадцатое августа. А что?

Осоргин одарил меня долгим и внимательным взглядом. Как будто ледяные иголочки, выползая из его глаз, кололи мне кожу на лице. И я, конечно, вспомнил. Семнадцатое августа! Кровавый и бессмысленный штурм Дальнегорска, танки на Заводской площади... невнятица газетных заголовков. Годовщина, однако.

– Извини, Юр, совсем из головы вылетело, за нашей-то суетой... Грустная дата.

– Куда уж веселее, – кивнул Юрик и резко свинтил бутылке жестяную пробку. – Отметить надо. Помянуть ребят. Ты не бойся, тебя я спаивать не буду. День завтра сложный, боевой... а ты, объективно говоря, по этой части не силен. – Он постучал ногтем по горлышку бутылки. – Так что глотни символически. А я уж... Расслабиться, короче, надо.

Он разлил водку по стаканам в неравной пропорции – мне на два пальца, себе – почти до края.

– Ну давай! Пусть им всем земля будет пухом, кто там остался. И гореть в аду тем, кто все это дерьмо затеял!

Мы выпили одновременно. Водка обожгла горло, но я не обратил на это внимания. Заботливый Юрик, однако, сейчас же накормил меня огурцом.

– Давай! Кушай хорошо, утром чтобы ни следов. А то представь, что Стогова о нас подумает... Блин... О каких мы глупостях. Там все было иначе... Там таких Стоговых...

На этот раз он пьянел быстро. Видно, душа просила. Глаза его блестели, речь сделалась отрывистой.

– Думаешь, я тот мост забыл? Фигли... Он же мне снится, понимаешь? Часто... Ты должен понимать, тебя тоже обожгло. Я ж тогда молодой был... Прапорщик. С флота уже уволился, остался на сверхсрочную. Переподготовку прошел... У нас спецподразделение было. Знаешь, держали когда-то таких универсалов на границах с капстранами. Преследование по берегу, по морю... Хоть в космосе, хоть у шайтана в жопе... Вот. Я и еще восемь ребят, срочников, но тоже не очкастых плоскостопиков. Мы сторожили границу, мы знали как оборонять, но нападение... Ну вот, и когда наши руководящие крысюки начали свой "дранг нах остен", нас как раз и бросили, типа прикрывать пехоту. Ты прикинь, у нас специализация – оборона, в землю чтобы зубами и держаться, пока регулярные части не подойдут. А нас туда, в наступление – типа вы там близко, фактор внезапности и все дела!

Он добавил извилистое матросское выражение и снова плеснул себе в стакан. Махнул, зажевал соленым помидором и продолжал:

– И смотри – кинули они в наступление пехтуру, пацанов-салажат, ни фига не обученных. Те и ломят грудью, а мы сзади, прикрываем типа. То есть зачищаем. Знаешь, как? Знаешь. Чуть где в окне шевельнется что – гранату. Подвал – и туда гранату. У родины боеприпасов много, чего жалеть, да? К вечеру никто и не шевелился. А мальчишки гибнут, косяками. А мы идем и подбираем тела. Весело, да? Те-то, ублюдки, они уже смылись, по горам своим засели... кроме тех, что с генералами нашими водку пьют и гешефты перетирают... А тут крови... Ты поверишь, я потом уже, когда вернулся, сдвинулся слегка. Руки по десять раз в день мыл, всё запах мерещился. И сны... И тот мост... Они ведь к нам тогда бежали... а расстояние большое, сходу не разберешь. Да и не приучены мы разбирать, у нас же рефлексы... Ну и засадил со всей дури... из миномета... и мост в клочья, и...

Он с такой силой сдавил стакан, что я испугался – сейчас раздавит и порежется осколками. Но обошлось. То ли стаканы у Юрика повышенной устойчивости, то ли сам он не настолько уж потерял самоконтроль. И все же надо было увести его от слишком уж опасных воспоминаний. Еще немного – и он полезет в мою заимствованную душу.

– Слушай, а как получилось, что ты в "Струну" попал? Как я понимаю, ты один из первых?

Осоргин задумчиво посмотрел на стакан в своей руке, на почти допитую бутылку. Помотал головой.

– Да, мне тоже хватит... А насчет "Струны". Да, так вот получилось. Уволился я из рядов, после Дальнегорска. И контузия была, и вообще... ну ты понял. Поехал домой к себе, в Южный. Ну а там встретил человека. Вот именно – человека! – он выделил голосом это слово. – Ну, узнал про всякое такое... Тогда ведь ничего еще у нас не было. Только Струна, да несколько одиночек, сбившихся в стаю... Решали местные вопросы. Потом уже сегменты в других городах появились, первые приюты тогда же... Потом все стало организовано... как видишь, даже слишком... Поначалу всерьез нас не принимали. КПН, ясное дело, рыл, но эти-то люди мудрые, всего насмотрелись, таких "секретных материалов", что никаким янки не снилось. Поняли, что лучше с нами дружить, тем более, ничего вредного мы вроде как не хотим. А вот "братва" долго не верила. Потом уж догнала, что со Струной шутки плохи, но у них мысли на одну тему настроены – как бы бабла срубить, – Юрик ухмыльнулся. – Союзы нам предлагали, на "стрелки" звали, в киллеры, прикинь, переманивали... Кое-кто командовать даже пробовал. Один пахан так и сказал: "Пацаны, ну вы ж втыкаете, такое своевольничать – это ж не по понятиям!" Покойник держал в Южном порнобизнес...

Было в нем что-то от героев детских книжек – героев, которых в нормальной, взрослой жизни не бывает. Вот ведь, кажется, простой мужик, сидит в мятой майке, водку пьет, а прозвенела у него внутри какая-то струнка – и готово дело, хату покинул, пошел воевать. Нутряная какая-то, былинная сила жила в нем. И не от Высокой Струны питалась эта сила, сейчас я чувствовал это совершенно явственно. Такой вот Илья-Муромец тридцать три года валяется на печи, а потом как встанет – горы свернет и всем темным силам даст прикурить "Беломора". А после сядет пить горькую, потому что тесно ему в наших земных рамках, тесно и безысходно. Рубит он чудищу поганому головы, а те отрастают в геометрической прогрессии...

– Ты пойми, – сказал он вдруг совершенно трезво, – всё у нас гораздо сложнее, чем кажется. Это многие понимают, это даже Старик понимает. Его многие недооценивают, считают "логотипом фирмы", этаким дедушкой в маразме – а он ведь всё знает, он всё видит... С ним пытаются заигрывать, им хотят вертеть-крутить, только хрен им... Он еще держит вожжи... Пока еще держит... И понимает, как запутался. Пожалуй, только он один и понимает.

"А как же ты?" – чуть было не спросил я, но вовремя удержался.

– А, ладно! Не в раковину же выливать, – вдруг рассмеялся Осоргин наполнил стакан остатками водки. Залпом жахнул, выдохнул и повернулся ко мне:

– Будешь говорить со Стариком – не забудь, что я сказал. Пригодится. Понял?

Я кивнул. Что еще оставалось? Хотя о каком Старике идет речь, и почему это с ним надо говорить, я упорно не понимал. Кто-то из высшего руководства? Может, спросить у Лены? А еще лучше не спрашивать... Сколько раз убеждался: язык мой – враг мой...

– Ты как, Костя? В норме? – Юрик подошел ко мне, присел на корточки, всмотрелся в мои глаза. – Плывешь уже, чую. Так что иди-ка ты спать, завтра с утра в бой. Сделаем мы эту дамочку, не боись. И пацана выручим, и вообще... прорвемся, Костян! Ты иди... а я тут посижу, кузнечиков послушаю... чувство такое, знаешь... как перед расстрелом...

Он был хорош – причем сразу и во всех смыслах. И пожелав спокойной ночи, я удалился. И еще стоя на пороге, понял, что пожелал невозможного.

Часть пятая

Прогулки с Флейтистом

1.

– Ну что, бурная неделя получилась, да? – Лена расплылась в улыбке. Неподражаемо она улыбается, уникально. Всё тут смешано – и удивление, и женское кокетство, и усталая ирония тертой жизнью бабы. Лариса – та была проще... все равно что букварь против средневекового китайского трактата о сущности пустоты. И года не прошло, а уже лицо ее вспоминается с трудом. Впрочем, это и к лучшему. Меньше боли.

– Да уж, – подтвердил я. – Можно сказать, расслабился на природе. Разве что шашлыков не было. Правда, барана чуть было не зарезали...

– Преувеличиваешь. Довольно неглупый парнишка. Даже перспективный. Я тут его личное дело полистала... Кстати, и тебе не мешает ознакомиться, раз уж оформляем индивидуальный патронаж.

В животе у меня зашевелилось нечто склизкое. Впрочем, не столь уж и активно. Видимо, начинаю привыкать к этому. Балансировать на грани – оно ведь тоже приедается.

– Почитаю на досуге, – кивнул я. – Тут-то что было?

– А, – махнула она рукой. – В основном – по мелочи.

Здесь она поскромничала. За время моего непродолжительного отсутствия кабинет радикально преобразился. Ремонт, ползущий с целеустремленностью голодного удава от подвала к крыше, не миновал и нашего отдела. Теперь стены оббили светло-серой кожей, в потолке утопили светильник, формой своей изображающий греческую арфу. Мягкие кресла словно обнимали тебя, избавляя от усталости, нервов и прочей суеты, а непонятно где скрытый кондиционер навевал прохладу вкупе с мыслями о вечном.

– Ну как тебе вообще "Березки"? – мягко спросила Лена.

– Понравилось, – признался я. – А тебя в каком смысле интересует? Я же в отчете...

– Да читала я твой отчет, читала, – сморщилась Лена. – Сразу видно бывшего программиста, творившего хелпы. Разжевано все до консистенции манной каши. Так ведь ты не для того туда катался, чтобы писать об отсутствии нарушений или высоко поставленной воспитательной работе. Отчет это вообще пустая формальность. А вот внутренние ощущения как? Ничего не царапнуло, не задело?

Я выдержал паузу и хмыкнул:

– Еще как царапнуло! Судилище вот это идиотское, извини уж за прямоту. Только ведь не "Березки" это уже, а "Вега". Вот если б меня туда послали я вернулся бы весь в ранах и язвах, а также в невидимых миру слезах.

Лена терпеливо кивнула.

– Разумеется. Потому и не послали. Надо же щадить тонкое душевное равновесие наших сотрудников. Откровенно говоря, опасно это, под Ситрека копать. Крепко сидит дядька, этакий железный дровосек. Щепки летят... Впрочем, все равно толку бы не было. Ходили бы там за тобой толпы воспитателей, изображали бы рай земной, и хрен бы ты увидел что неположенно. С этим Димой твоим еще не самое худшее... у меня на "Вегу" такая информашка есть, что хоть стой, хоть падай. Но, к несчастью, никакого криминала. В Мраморный зал не потянешь. Высокая Струна – она ж такая высокая, что мелочи ей и неразличимы... с птичьего полета. А мы-то с тобой знаем, кто имеет привычку прятаться в мелочах.

– Но делать же что-то надо? – заметил я. С Леной не соскучишься. Вот уже прозвучала тонкая критика нашего загадочного божества, Высокой нашей Струны... Интересно, до каких глубин ереси она дооткровенничается в дальнейшем? И ведь, главное, мне это нравится!

– "Тихо ползи, улитка..." Делаем. Вот напишем с тобой подробный рапорт о случае Соболева, в сентябре будет очередной Совет Хранителей, вот там и попробуем укусить. Но пока рано. Между прочим, эта девица Стогова уже накатала рапорт на тебя. Типа недопустимое легкомыслие, фактическая защита преступника, недостойного именоваться ребенком, и прочая лабуда. Еще бы, вырвал добычу из пасти. Ну да чепуха, мы в броне, пускай какашками кидается.

Так-так... Наконец-то я нажил в "Струне" врага! Это показатель. Значит, по-настоящему становлюсь тут своим человеком. Врастаю, пускаю корни... скоро, наверное, зацвету...

– Кстати, как твой подопечный? – Лена переменила тему. – Сильно шокирован всеми этими приключениями?

Сказать, что Димка был шокирован – это ничего не сказать. Как он потом признался, труднее всего ему было скрыть радость. Наконец-то вырвался из опостылевшей "Веги". Прилетел, так сказать, на Землю. К своим. Я понимал, конечно, что эйфория скоро пройдет, и вот тогда начнутся проблемы. Но два дня – слишком малый срок.

– Да ничего, вроде бы. Отвыкает от казарменной жизни. В компьютерные игры режется...

– Ты его не распускай, – напомнила Лена. – Сразу возьми в ежовые руковицы. Жаль, что нет у тебя педагогического опыта, не знаешь, как это делается... ну да ничего, мы тут все тебе поможем. Кстати, скоро сентябрь, ему в школу надо.

– В прежнюю? – выдохнул я в ужасе, представив, как Димка отправляется в 543-й гадюшник, навстречу своему (а также моему) прошлому.

– Ну вот еще глупости! – отрезала Лена. – В нормальную школу пойдет. В нашу, струнную. У наших людей, между прочим, тоже есть дети, и люди хотят, чтобы те учились не в помойке, а как следует. Так что называется "нетрадиционная гимназия №101".

– Нетрадиционная? – пожал я плечами.

– Не боись, никаких экспериментов в духе "Веги". Нормальная школа, обычные методики, сильные предметники. Специально подбирали, чтобы не энтузиасты с горящими глазами, а опытные учителя старой закалки.

– В чем же тогда нетрадиционность? – удивился я.

– В названии. Так оказалось проще зарегистрировать в департаменте образования. По многим причинам не стоило давить наши обычные рычаги. Незачем чиновному люду догадываться, что ниточки ведут к Фонду... Короче, я к чему – тебе сегодня оттуда позвонят, объяснят, что и как. Так что ребенку намекни, типа кончаются каникулы...

– Угу, намекну.

– Они, кстати, и для тебя кончаются, – лукаво добавила Лена. – Тут наша шестая группа напортачила делов, надо разгребать. Я на твой аккаунт уже перебросила материалы, займись с понедельника. Там ситуация какая-то непонятная, а ребята по привычке решили в лоб... и промахнулись. Надо как-то тоньше, интеллигентнее. Так что с понедельника займись. А завтра... – облизнула она губы, – завтра мы будем отдыхать.

И на что же это намек? Дернулась у меня внутри какая-то жилка, но разум тут же пролил на нее холодный душ. Не так все было бы, решись она вернуть то, мухинское...

– И каким же именно образом? – я старался говорить как можно суше.

– На даче. Лужайка, шашлыки, вино... И люди. Очень интересные люди.

Ну вот, разумеется. И нечего было мечтать.

– А по поводу?

Лена поглядела на меня странно.

– Ты что, Косточка, совсем не ориентируешься во времени? Юбилей же у нас.

– В смысле, у "Струны"? – уточнил я на всякий случай.

– Именно. Годовщина первого Восхождения. По сложившейся традиции положено отмечать в непринужденной обстановке. Так что готовься... там большие люди будут. Самые большие. Ты меня понимаешь?

Я сглотнул. Какие-то рыхлые у нее намеки. Вроде и все ясно, и, однако же, ощущается некая странность. С трудом удалось удержаться от фразы из анекдота – "а можно не приходить?" Но вряд ли ответом было бы "так и запишем". Здесь не лес, здесь водятся твари страшнее львов. И очень не хочется с ними встречаться. Как знать, может, там в полном составе соберутся мои судьи... те самые, чьих лиц я так и не сумел разглядеть в Мраморном зале. Впрочем, сомнительно. Чтобы по поводу заурядного учителя, влепившего заурядному школьнику заурядную пощечину, собирались "самые большие люди"? Это даже не из пушки по воробьям, это скорее атомной бомбой по инфузории.

– И какая форма одежды? В смысле, что с собой брать, для шашлыков-то? Овощей, может, вина?

Я сам понимал, что несу чушь, но почему-то не хотелось затыкаться. Росло у меня внутри мутное, пасмурное раздражение. Что ж ты, девочка Леночка, со мною так? Зачем эти игры? Ты не кошка, а я не бумажка на веревочке. Даже если сия веревочка называется Высокой Струной.

– Форма одежды обычная, – вроде ничего и не заметив, откликнулась Лена. – С собой брать ничего не надо, давно уже закупились и затарились. Завтра в десять за тобой Микки Маус заедет.

– А с Димой чего? С собой брать?

Лена отрицательно качнула головой.

– Что он, маленький? Посидит до вечера в одиночестве... о жизни подумает. Монстров на компе постреляет. А в наши взрослые игры ему пока рано.

– А мне, значит, уже пора? Дозрел до компании высокого начальства?

– Именно. Ты измерен, взвешен и признан достаточно большим мальчиком. И не хмурься, никто тебя не съест, честное слово!

Неужели у меня такое красноречивое лицо?

В коридоре было заметно прохладней. Или здесь кондиционеры такие мощные, или, что вернее, здание не успело еще прожариться до сердцевины.

Я шел к лифту, не задумываясь о направлении. В голове крутилось завтрашнее "мероприятие". Почему на подобную встречу, в компанию Старших Хранителей, пригласили вполне рядового сотрудника... ладно, пусть даже начальника группы.

Может, я наконец дождался сеанса с разоблачением? "Струна" любит делать красиво. Ренегата, глиняного, пробравшегося в славные ряды, решено предъявить высшему руководству? Вот, мол, каких мышей мы умеем ловить... И там, под сенью сосенок, на даче Самого Главного Струниста, меня и возьмут под белые рученьки...

...и не будет мне ни прощения, ни коридора...

Не ездить? В конце концов, есть чудесная отговорка – солнце ныне жаркое и бьет очень больно. Даже и притворяться не нужно – достаточно прямо сейчас погулять с непокрытой головой. Часика три-четыре...

А толку? Если я прав, и если у них не получиться красивого жеста – я просто тихо скончаюсь в своей постели.

А нужен ли им красивый жест?

Двери лифта открылись. В громадной кабине оказался всего лишь один пассажир – Маус. На нем были джинсы и майка с ухмыляющейся рожицей Масяни. В руках хакер крутил струну, просто так, тренировки ради...

– О, шеф! – восторженно изрек он. – Вы не поверите, как велика моя радость от встречи с вами!

– Поверю, – произнес я, заходя в кабину.

– Вам вниз? Какое совпадение!

Кабина дернулась, и на миг я ощутил, как уменьшилось земное тяготение. Все-таки не слишком это приятный транспорт – скоростные лифты.

– А мы вас тут уже заждались, – заметил Маус. – Работы никакой. Компы вот-вот плавиться начнут, головы тоже... Вы там с собой дождь из "Березок" не прихватили?

– Как-то забыл, – вяло ответил я, глядя то на дверь, то на отражавшее кабину зеркало.

– Жалко. У нас тут, как видите, напряженка...

– Заметил уже... Чем там наши ублюдки-спорщики кончились?

– С эти двумя следаки работают, – Маус только плечами пожал, но потом вдруг оживился. – А с тем третьим вообще такая кора приключилась. Поймали мы его. Даже в Столице... Даже поймали. Короче, на Шаболовке бордель есть, ну во дворах там, как к Добрынинской идти. Вот, звонит Сайфу одна тамошняя кадровая сотрудница. Она вообще-то ментам барабанит, ну и нам постукивает порой... Вот, говорит, явился ваш Лысый. Он, прикиньте, не только по прозвищу такой, но и по жизни. Мы с Сайфом поехали его брать, а он... Не, ну умный же мужик, главное! Понял, что никакой Милан ему не светит, на юга ломанулся. Чтобы, типа, к беспределу поближе. Вот. Документы собрал, денег с друзей посшибал – и к бабам. Лежит себе разом с двумя, рассказывает, какой крутой. Прямо классическая сцена. Они его слушают, а он баки заливает, как какого-то лоха застремал... Я думаю, будет тебе, дружок, "Достучаться до небес". Подхожу сзади, типа крутой как три Тарантино вместе, пушку ко лбу подвожу, а он вдруг как вскочит, прямо с кровати в стойку айкидошную! Заорал – в борделе чуть стены не треснули, на месте подпрыгнул, поскользнулся и башкой прямо о столик. Насмерть, представляете? Вот так вот. Высокая Струна по-разному звенит. Порою слушаешь ее – сплошной саундтрек, никакому Голливуду не снилось.

Двери разверзлись, выпуская нас в залитый солнцем холл.

– Вы куда, шеф?

– Домой.

– Счастье какое! А мне еще тут работать и работать! После того как этот придурошный жрицам любви мебель попортил, меня на затыкание дырок бросили. В отдел техподдержки. Тете Лене, по ходу, не приглянулось, что мы его с Сайфом не поймали. Покуда вы в отлучке, временно прикреплен к технической группе здания... а это вам не кот написал...

– Сочувствую, – неубедительно вздохнул я.

– Нет, почему? – развел он руками. – Очень интересные коммуникации...

Мне никогда не понять его жизненных пристрастий.

– Ладно, до скорого!

– До свиданья, шеф!

Уже на улице я вынул "мыльницу" и набрал свой домашний номер. На всё про всё оставалось не так много времени. Не дай Бог Димка куда-нибудь сбежит погулять...

2.

Никуда он, конечно, не сбежал. Как мы и условились, ждал возле Нескучного Сада, на набережной. Всё в той же "вежатской" одежде, разве только лазоревую рубашку с погончиками сменил на черную майку, откуда радостно скалилась тигриная морда. Оказалось, выменял у кого-то из "березовских" ребят. Я не стал спрашивать, на что.

– Здрасте, Константин Антонович, – расплылся он не хуже своего нагрудного тигра.

– Привет, хищник, – кивнул я, бросив взгляд на часы. – Нам сейчас надо в темпе, чтобы за сегодня всё успеть. Поедем в "Аргентум", там и закупимся.

Вот они, опекунские будни. Раньше мне и в голову не приходило, что это такое – содержать четырнадцатилетнего подростка. Одежда, обувь, канцтовары, учебники... не говоря уже о бесчисленных бытовых мелочах. Ладно хоть с деньгами не вопрос, а вот раньше, в дострунные времена – ведь не потянул бы, со всеми подработками.

– А разве не на рынок? – удивился Димка. Привык, видимо, затариваться по дешевке на толкучках.

– А! – махнул я рукой. – Деньги не жалей, за пиво платит король. То есть не король, а "Струна", и не за пиво, а за кефир... но ты меня понял, да?

Он с некоторым сомнением кивнул.

– Вот, кстати, держи! – я протянул ему мобильник, купленный только что, в салоне связи на Фрунзенской. Надо сказать, добрался я сюда с определенным трудом. Впервые в жизни поймал такси, и все лишь ради того, чтобы встретится тут, поближе к Ленинскому с его шикарными магазинами. Можно было бы сунуться в центр, но... Такие места продолжали меня пугать. Логикой-то я всё понимал, но вот подсознание...

– Зачем это? – вытаращился на меня Димка.

– Для связи. Чтобы мне спокойнее было. Ты же не будешь вечно сидеть в четырех стенах... даже четвертая "мечом и магией" когда-нибудь тебе надоест... Захочется погулять... Не привязывать же тебя на цепь... Коровам в старину тоже колокольчик на шею вешали. Ты, главное, помни наш уговор.

– Да помню я, – он сунул мобильник в карман и отвернулся к реке. Та изгибалась, обвив спорткомплекс на другом берегу, и солнечная рябь, смешанная с грязноватой пеной, расплывалась на воде. Вниз по течению ползла, негромко урча, самоходная баржа, а за нашими спинами шумел оживленный проспект.

Договор Димка помнил. Ему категорически запрещалось появляться вблизи бывшего своего дома, общаться с кем-либо из прежних приятелей, не говоря уж о родителях. Правила конспирации он принял без особого восторга, но возражать не стал. Знал ведь, что не от хорошей жизни...

Ему еще предстояло этому научиться на практике. Каково это – проходить мимо дома, где живет подруга матери, ехать в троллейбусе мимо отцовской работы, заходить в магазин, в котором покупал подарки друзьям... Всё время преодолевая тяжелое, навязчивое искушение позвонить, разбить стенку неизвестности... Впору позавидовать киношному Штирлицу – всё-таки на чужбине оно как-то проще.

Живы ли родители? Здоровы ли? Как сестра, не развелась еще? А племянница Люська? А Лариска? Ведь, оказывается, нечто еще шевелится в глубине.

Я мог бы в подробностях разъяснить это Димке, но зачем? Парень неглупый, и сам понимает. Да и что ему мои переживания, когда огромная собственная беда заслонила ему всё? Теперь ему придется свыкнуться с ней, срастись – иначе гибель. Если выяснится, что он знал обо мне правду... знал и молчал... Защищать ведь его будет уже некому. И Центр психокоррекции наверняка не самое страшное из того, на что способна пойти обозленная "Струна".

– Наверное, в "Веге" тебе было легче, – все-таки предположил я. – По крайней мере, там не приходилось прятаться и шарахаться от каждой тени. Там тебя никто не знал.

– Нет, – помолчав, отозвался Димка. – Там нельзя говорить, что думаешь. И не только при взрослых... с ребятами тоже. Настучат как нечего делать. Типа искренняя забота...

Да уж... сразу вспомнилось судилище в "Березках", пламенная девочка-обличительница. Пускай там и не все такие, но если даже каждый десятый, то держись... это ведь все равно, что современному ребенку провалиться в прошлое, в какой-нибудь пионерских отряд тридцать седьмого года...

Со стороны вокзала показался речной трамвайчик. Небольшой белый пароходик медленно плыл, огибая все тот же спорткомплекс, на сей раз, правда, в другую сторону.

– Вот еще что, – продолжил я. – Завтра с утра мне придется уехать. На день... может, на два. Если всё хорошо получится.

– А может получиться плохо? – сейчас же вскинулся Димка.

– Вряд ли, – поспешно возразил я. – Просто такова наша шпионская жизнь, в любой момент будь готов, что возьмут за ушко... и выдернут на солнышко. Вероятность небольшая. Короче, я к чему. У нас как с продуктами? В холодильнике есть что-нибудь?

Димка скривился.

– Что-нибудь есть.

– Значит, нет, – подытожил я. – А ведь просил же утром, сходи, купи. Деньги выдал. Так и просидел за мечами?

Мальчишка уныло кивнул.

– Значит, кроме шмоток, еще и жратвой закупаться... и всё это тащить. А то ведь оголодаешь, знаю я тебя, фаната игрушек.

– Тащить-то зачем? – не понял Димка. – Можно ведь и рядом с домом взять.

Теоретически он был прав, но не объяснять же ему, что "Струна" поселила меня крайне неудачно. Приличных вещевых магазинов нет даже возле метро, а продуктовые... отравиться, может, и не отравишься, но мы же не в походе, чтобы хлебом да консервами обходиться.

Вот я и предпочитал закупаться в цивилизованных местах. В таких, которые я неплохо знал, а вот вероятность встретить там знакомых колебалась возле нулевой отметки.

Да, как гласит мудрость древних: кто чего боится, то с тем и случится. И в самый неподходящий момент.

– Димас, блин! Да ты где был? Пиво пил?

Голос я распознал не сразу. Некто Митрохин, еще один герой-восьмиклассник из незабвенного гадюшника. Я вспомнил, как юный Ромео увивался за Леночкой Башиловой и хвалился перед восхищенными сверстниками, как однажды пил пиво под партою на уроке литературы.

Не зря гадюшник №543 метил в элитные серпентарии. Такие редкостные экземпляры там водятся...

Несколько раз я видел из окна, как, подходя к ребятам на пару классов младше, Митрохин радостно раскрывал объятия, а потом резко бил кулаком в живот. Прикол казался ему забавным, несмотря на то, что всей школе было о нем известно. Попробуй увернись – получишь вдвойне. Несчастным шестиклашкам приходится молча стоять, ощущая как приближается к тебе боль в лице довольного жизнью школьного хулигана.

– Димас, еш ты-ть! – Митрохин и впрямь здорово обалдел, встретив бывшего одноклассника. И, как мне помнилось, давнего другана...

Меня, коротко стриженного и без усов, юный боксер к счастью, не узнал.

– Митрохыч! – Димка аж подпрыгнул на месте и двинулся к бывшему однокласснику. – Ты чо тут зажигаешь-то?

– Я наших ищу. Они куда-то сюда на "стрелу" прикоцали, а где, я не втыкаю. Вот и трусь тут как лох голимый!

Двое школьников двинулись навстречу друг другу. Я остался стоять, лихорадочно соображая, что делать дальше. Димка и не думал нарушать нашего уговора, но тот нарушался уже сам собой...

Совершенно незнакомый район, никто тут не живет... Только ведь всего не учтешь. Стрелку они тут, понимаешь ли, забили. Вот он, закон подлости в действии.

– А мы, блин, все уж извелись, еш ты, куда, мля, Димас заныкался! Даже к родакам твоим ходили, только их дома не было! Три раза подряд. А ты тут, блин!

– Я тут, Митрохыч! Тут я. Дай я тебя обниму, блин!

Я даже и подумать не мог, что парень купится на сей подвох, но... Пожалуй, не ждал он такого от друга-Димаса, с которым не виделся едва ли не целый год.

Только Митрохин раскрыл объятия, Димка удивительно ловким и метким движением врезал ему в живот. Соболев еще там, в гадюшнике, хлюпиком не был – напротив, первый парень на деревне.

Но такой прыти не ждал даже я.

Из глотки Митрохина донесся сдавленный хрип, он согнулся, держась за грудь (кажется, Димка бил не в живот, а в солнечное сплетение), и, шатаясь, облокотился рукой о ближайший фонарь. Бутылка пива выпала из рук, на асфальте расплылось темное пятно, живописно заблестели в солнечных лучах осколки.

– Да ты, мать... – Он попробовал разогнуться, но, получив от Димки мастерскую подсечку, не удержался и брякнулся наземь.

– Получай, сука, – Соболев размахнулся и со всей силы заехал парню ногой в лицо.

И тут уже я не выдержал. Плевать на конспирацию, пошла она...

– Ты что творишь, идиот!

Похоже, мой голос произвел должное впечатление.