Текст книги "Полоса невезения"

Автор книги: Виталий Каплан

Соавторы: Алексей Соколов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

На вершине флагштока плескалось белое знамя. Что на нем изобразили, так сразу и не разобрать. Похоже, рука сжимает меч, кажется, рука детская.

Странно. Что это? Местный герб? В базе такого не было.

Машина остановилась у входа. Шустрик открыл дверь и спрыгнул на щербатый асфальт. Я последовал его примеру, покинул гостеприимную утробу "Ниссана".

– Дверь клинит, хлопать сильнее надо, – заметил Егор.

Вроде как ни к кому конкретно не обращаясь. От того и не "ты", и не "вы".

– Ща, – Шустрик претворил директиву в жизнь.

Егор остался сидеть внутри. Похоже, чего-то ждал.

– Здравствуйте! – послышалось из-за спины.

Я обернулся. На крыльце стоял человек. Простой такой мужик, примерно моих габаритов, но заметно постарше – лет эдак сорока с хвостиком. В линялых штанах и обвисшей майке. На носу очки, волосы немного растрепаны.

Он приветственно махнул, а Шустрик доложился:

– Здравствуйте, дядя Юра! К нам гости!

Осоргин подошел ко мне и протянул руку:

– Юрий, очень приятно.

Широкий прохладный холл служил когда-то прибежищем всяким доскам объявлений, пионерским знаменам и прочей атрибутике. Теперь он был пуст. От недавно покрашенных стен тянуло олифой, зеркала отражали следы недавнего ремонта, и мне на миг показалось, что всю эту красоту навели перед моим приездом.

Хотя, собственно, ну что в этом такого? УПС "Березки" – не ближний свет, столичная музыка звучит здесь нечасто. И значит, хочется блеснуть. "Сваи" – это неплохо, но лучше бы уж небоскреб...

Интересно, что на таких мыслях себя я пока не ловил. Уж в чем в чем, а в отсутствии рвения "Струну" не упрекнуть. И в Мухинске, и в Мраморном зале...

Я содрогнулся. Уж больно явно припомнился мне тот день.

...Мы прощаем тебя, Уходящий, исчезай с миром...

Да, во взглядах полусонных детей, твердивших свою зазубренную мантру, сквозила скучная пустота, но Хранители, администраторы, простые люди "Струны"... нет, невозможно.

Может, Столица так повлияла? Градус идейности в моем родном городе всегда был пониже, чем в наивной провинции.

Впрочем, вряд ли это затронуло "Струну". Очень уж непростыми путями приходят в нее люди. И Лена, и гениальный педагог Валуев, и даже неразлучная парочка – Маус с Сайфером – всех их порядком обожгло и поломало, прежде чем они стали тем, кем стали. Или хотя бы взять меня...

Наверное, мне самому хочется, чтобы нашелся какой-то изъян, чтобы вся эта фасадная красота оказалась "потемкинской деревней", чтобы за ней было пусто и холодно. Вот тогда можно было бы сказать: "Негодяи! Я знал!". И все станет просто, все понятно. Красивые направо, умные налево...

– Вот, – Осоргин обвел руками помещение. – Тут у нас нечто вроде администрации. На первом этаже хозяйственные помещения. Далее жилые квартиры. На третьем этаже кабинеты, канцелярия и прочее...

– Квартиры? – не понял я. – Для работников?

– Именно, – Осоргин поморщился. – Жить тут особо негде. Сами видите мы тут аки отшельники. Ближайший поселок – Мастыкино, место неприглядное, да и не близкое. Уж лучше тут. Мы думаем домики на территории построить, где раньше линейка была пионерская. Ну, это планы на светлое будущее. Пока текучку бы раскидать. Кстати, спасибо что компьютеры привезли. Очень даже пригодятся.

Я обернулся. Сквозь стеклянные двери холла был виден "Ниссан". Трое парней лет шестнадцати под надзором Егора таскали из машины коробки. Те самые, гремевшие в пути... Компьютеры?! А я боялся, что апельсины помнем.

– У нас один класс уже есть. Только машины там древние, – Осоргин поморщился. – Кое-кто из ребят программированию учится, но этого мало. – Он весело прищурился и подмигнул мне. – Им же и поиграться охота! Нельзя людям в простой детской радости отказать, – он опять сделал паузу. – Да и учиться на таких руинах – глупость. Две машины уже совсем померли, еще три на ладан дышат, остальные ползают как черепахи. Компьютерный класс называется!

Пока он рассказывал, мы поднимались по лестнице. Как и все подобные "дворцы", "сваи" выделялись несуразной помпезностью. Лестница шириной не уступала своей сестре из Зимнего, мраморные перила были натерты до блеска, хотя я почему-то был уверен, что здешние обитатели (причем не одни лишь дети) не раз полировали их методом скоростного спуска.

– Сейчас познакомитесь с коллективом, – Осоргин взглянул на часы. – У нас как раз перерыв, – он усмехнулся. – В народе "громкий час" называется. Оболтусов этих, конечно, спать не уложишь, но воспитателям тоже отдых нужен! Вот у нас тут пауза и случается.

Я с интересом слушал рассказ. Честно говоря, на детский дом заведение походило не слишком, да я того и не ждал. Специфика "Струны"...

– Нам сюда, – Осоргин указал вглубь коридора, где в дальнем конце слышались голоса. И не только голоса, кстати. Еще и характерный звон.

Свернув с лестницы на этаж, мы в тот же миг оказались атакованы пылью. Такое чувство, будто здесь, в "канцелярии на сваях", хранятся дела где-то века начиная с десятого. Или все проще, по формуле с попом и приходом. Шеф сие место не любит – никто и не ухаживает.

– Тут у нас бардак определенный, – бодро сообщил Осоргин. – Руки никак не дойдут. За два года территорию никак не благоустроим, а уж о здешнем хозяйстве и не говорите!

Мы миновали темную полосу, часть коридора, где не было ни окон, ни лампочек, а только лишь однообразные двери. Надо сказать, в последнее время я не слишком люблю такие места. Побывал уже в одном коридорчике...

– Ну вот, прошу любить и жаловать, – Осоргин зашел чуть вперед и толкнул приоткрытую дверь, сквозь которую в темное царство проникали лучи света.

В тот же миг на нас, будто холодный поток, обрушились голоса, звуки и запахи.

– О, Юра вернулся не один!

– Ну чего, скоро разгрузят?

В средних размеров комнате, большую часть которой занимал здоровенный стол, обнаружилось человек десять-пятнадцать. Мужчины, женщины. Разного возраста, хотя в основном мои ровесники (всего две пожилых дамы и один парень лет двадцати, похоже, сам из недавних воспитуемых). Человек в драных джинсах, свитере, при усах и очках, сидел у окна и внимательно мучил гитару, дергая струны так, будто видел их первый раз в жизни. Похоже, вспоминал мудреные аккорды.

– Познакомьтесь, – сказал Осоргин. – Вот, Константин Антонович Ковылев, из Столицы. Хранитель второй категории. Привез нам технику, да и на нас посмотреть приехал.

– То есть, Юрий, – тонким голосом сказал одна из пожилых дам, – вы хотите сообщить нам пренеприятное известие?

– Увы, я слегка запоздал, – развел руками Осоргин. – Простите, любезная Софья Михайловна. Ревизор уже прибыл.

– Настоящий? – притворно нахмурилась вторая старушка.

– Настоящий, – смутился я.

Странно, но это спокойное, неформальное вступление помогло. Куда-то исчезла неловкость, а вместе с нею и страх. Чего я боялся? Оказаться не на своем месте? Или косых взглядов? Пожалуй, что так.

– Ах, ну если настоящий, – всплеснула руками Софья Михайловна. – То проходите, господин ревизор, садитесь. Гостем будете.

Она улыбнулась.

Сидевший с краю человек (чем-то сильно похожий на Валуева) поднялся со своего места и протянул мне руку.

– Аркаша. Пеликанов Аркаша. Не слышали?

Интересно, с чего это мне показалось, что он чем-то похож на выдающегося московского педагога? Ничего общего. Хотя, есть... есть в людях "Струны" что-то такое, роднящее их друг с другом. Все они... то есть мы, делимся на несколько типовых пород. Вот этого я бы отнес в подвид Валуевых.

– Нет. Не слышал.

Пеликанов, похоже, смутился.

– Я раньше служил в Столице, – пояснил он. – Так что, может, меня там и помнят.

Он бросил короткий взгляд на своих коллег и вновь уселся на место.

– Андрей, – протянул мне руку следующий по списку. Этот был больше похож на Осоргина. Правда, существенно моложе – на вид мой ровесник. Куратор старших групп.

Наверное, титул сей пришел на смену вожатому первого отряда. Впрочем, тут не летний лагерь, тут иная специфика и, наверно, иная табель о рангах.

– Константин.

Человек с гитарой предпочел лезть без очереди.

– Игорь.

– Константин.

– Софья Михайловна, – пожилая дама галантно протянула мне руку.

– Константин.

– Анастасия Ивановна.

– Очень приятно...

... Ритуал затянулся надолго. Как оказалось гитарист Игорь поступил так вовсе не от отсутствия воспитания, но предвидя грядущее. Сидевшие между ним и Андреем девушка по имени Манана и молодой парень Крис (какая экзотика среди родных "Березок"!) замучили меня разговором. Быстро представившись, оба просто впились в меня, выясняя подробности современной столичной жизни. Причем оба старались не для себя. Вовсе нет.

Манану волновал вопрос о каком-то договоре подряда, который "Струна" (то есть "Фонд ") заключала с некой строительной фирмой. Предполагалось возводить новые корпуса для трех приютов, в том числе и для "Березок". Говорили, что скоро сеть "упсов" расширят, но точное их число назвать никто не решался.

Как я понял, денег "Струне" хватало. Вот кадров – нет. Хотя нормальные воспитатели, медики, учителя и рвались на службу в УПС табунами, сюда пускали отнюдь не всех. Многих "Струна" заворачивала на входе, а кое-кто по неведомым мне причинам был вынужден оставаться в оперативных отделах или же примыкать к коллегам Валуева.

А приюты продолжали стенать о нехватке рук.

Криса волновало другое. Как оказалось, помимо работы простым воспитателем он занимался преподаванием компьютерных хитростей (вел курсы программистов), так что новый класс вызвал в нем живейший интерес. Обладатель столь странного имени буквально засыпал меня вопросами: какая конфигурация, кто осуществляет гарантию, что привезли из периферии. Я чувствовал себя глупо, отбалтывался и отшучивался. Признаться в неведении мне не хватало духу.

К счастью, первый раунд экзекуции скоро окончился. Мне были представлены остальные. Воспитательница младших групп Лена – девушка с жидкими русыми волосами, обладательница громадных очков, преподаватели Станислав и Михаил, громадных размеров человек по имени Паша и по прозвищу Толстой – его место в здешнем хозяйстве я так и не выяснил). Еще один молодой человек Дима и кавказец Варужан ограничились приветствиями, ибо сидели в недосягаемой зоне, возле окна, и дабы добраться до моей руки, должны были проделать долгий, полный опасностей путь.

Сразу же после формальностей меня ждало потрясение. Несмотря на недавно услышанный характерный звон, "за знакомство" мне не налили, да и бутылок на столе не оказалось. Мне предложили чаю или кофе (я выбрал первое), усадили напротив окна и приступили к жестокому перекрестному допросу, выясняя Столичные новости.

Особенно усердствовала Манана. Крис, к счастью, откланялся и ушел. Кажется, отбыл смотреть компьютеры. Вот вам пожалуйста – человек из породы Мауса.

Волновало "упсовцев" всё. И город, и тамошние дела и даже ремонт в здании центрального аппарата "Струны", который я, кажется, уже не застал. Последнее вызывало особенный интерес. Непонятно, правда, почему.

Выручил меня все тот же добрый дядя Юра.

– Экий ты, однако, бледный! Похоже, три дня не ел, три ночи не спал. Господа, я предлагаю окончить сеанс вербальной пытки и проводить гостя в его апартаменты. Блин, успеете еще наболтаться.

Апартаменты оказались вполне приличным местом, нечто вроде гостиничного номера средней руки. Небольшая, но уютная комнатка, половину которой занимал здоровенный многоместный диван, душевая кабинка, совмещенная с прочими удобствами. На фоне ультрамариновых обоев – картина в позолоченной раме. Девочка откровенно дошкольного возраста кормит булкой лебедей. Почти безвкусно, зато трогательно.

По словам Осоргина, обстановка осталась от прежних хозяев. После пионеров ими какое-то время была чисто конкретная фирма с расплывчатыми намерениями. Однако вот уже четвертый год, как фирма сама стала чистой абстракцией, ибо натворила грешки по нашей части.

– Короче, ты сейчас поешь – и отсыпайся, – распорядился Осоргин. Обед ребятишки принесут. А вечером нормально пообщаемся, по-людски.

Этому общительному дядьке явно не было чуждо ничто человеческое. Интересно, и кто на него капнул? Лена же обмолвилась о каких-то "сигналах", якобы имевших место. Неужели среди здешних воспитателей, на первый взгляд столь дружных, идет обычная грызня, столь характерная и для 543-го, и для прочих гадюшников? Не хотелось так думать. Все же "Струна" умеет людей отбирать... чаще всего. Почему-то подумалось мне, что педагог Валуев здесь, в "Березках", не очень-то и прижился бы. Хотя что я знаю о "Березках"? И что о Валуеве?

Минут пятнадцать я наслаждался тишиной и легким ветерком, играющим занавеской. Под потолком чуть слышно шелестел кондиционер, создавал гуманный микроклимат, навевая мысли о разумном, добром и вечном.

Потом дверь содрогнулась от чьего-то пинка, и на пороге нарисовались двое пацанов лет тринадцати, нагруженные никелированными судками.

– Киллеров вызывали? – поинтересовался стриженный под ежик блондин, чей загар мог бы вполне соперничать с южноморским.

Я не нашелся, что ответить, лишь неопределенно хмыкнув.

– Тогда с вас шестьсот баксов за ложный вызов, – заметил второй, в обрезанных до колен джинсах. Обе руки его от плеч до локтей обвивали сине-зеленые драконы с красными языками. Поначалу я принял это за реальную татуировку, но вскоре понял, что здесь поработали банальные фломастеры.

– Хорош пугать, – усмехнулся "ежик", – а то дяденька ревизор и вправду подумает...

Однако... Похоже, все население "Березок" уже в курсе и о моем появлении, и о статусе. Скорость поистине сверхзвуковая.

– Вон тут суп, – сгружая судки на журнальный столик, деловито комментировал "ежик". – Рисовый, с фрикадельками. А это второе, картофельное пюре с очень жирной и вредной для печени котлетой. Компота полный термос, хоть обпейтесь.

Роль метрдотеля его явно забавляла.

– Интересно, – механически заметил я, – это тут всех так кормят, или персональная забота о страшном столичном чиновнике?

В глазах второго мальчишки, которого я мысленно прозвал "драконом", мелькнули характерные искорки.

– Ну что вы, гражданин начальник? Разве ж можно? Нас тут морят голодом. Раз в день – тухлая баланда, в которой плавают дохлые черви.

Я слегка поморщился. Слышать такое перед обедом...

– И еще дают ма-а-ленькую корочку хлеба, – театральным голосом продолжал "дракон".

– На ночь нас сажают на цепь, – в тон ему добавил "ежик" и с трудом удержался, чтобы не прыснуть.

– А ежели что не так, – жалостливо всхлипнул "дракон", – то дерут как сидорову козу. Этими... как их... розгами.

Я изобразил, как в ужасе закатываю глаза. Демонстративно потянулся к сумке, вынул блокнот.

– А еще... – задумался "дракон", но "ежик" вдруг шлепнул его по затылку.

– Кончай, Дрон! А то еще по правде подумают. Мы пошутили, Константин Антонович, – серьезно пояснил он. – Вы не думайте, что на самом деле... Тут на самом деле классно...

Даже имя с отчеством прознали. Да, дела...

– Да я как бы и сам догадался, – я не смог подавить ухмылку. – Но у вас получилось . В драмкружке не занимаетесь?

– Неа, – отмотался "ежик". – Мы с Дроном на айкидо ходим, и еще вождению учимся.

– А еще музыкой, – вставил "дракон"-Дрон. – На ритм-гитаре, на саксофоне...

– На нервах, – взял заключительный аккорд "ежик".

...Минут пять я задумчиво взирал на закрывшуюся за ребятишками дверь. Да, интересно, интересно. Эти пацаны совершенно не походили ни на моих пакостных питомцев из 543-го гадюшника, ни, тем более, на тех выстроенных вдоль Коридора Прощения.

Мы прощаем тебя, Уходящий.

Если такие – не исключение в "Березках", и если сами "Березки" не исключение среди прочих "упсов", значит, Высокая Струна способна звучать не только в миноре.

И это поднимало настроение.

2.

Солнце давно уже укатилось за условную линию горизонта, где-то, наверное, разлился в полнеба рыжий закат, но я его не видел – окна смотрительского кабинета выходили на восток.

Было тихо и душно. Вечер вливался в комнату точно липкий удав. Ни малейшего дуновения ветра – мертвый штиль. Деревья поодаль замерли, понурив листья.

Даже воспитуемые не подавали голосов, хотя до отбоя еще оставалось изрядно времени. Им бы носиться мимо "свай", корпусов и столовой-барака или петь под гитару на лавочке главной аллеи... или трястись под бешеные ритмы на дискотеке... если, конечно, здесь такое практикуется. Струна ревнива.

– Во жара! – Осоргин деловито расставлял снедь – салатницу с окрошкой из огурцов и помидоров, миску с малосольными огурцами, крупными ломтями нарезанную колбасу, банку маринованных грибов. – Даже, – кивнул он за окно, – эти угомонились. Возможно, не к добру. Помяни слово старого и помятого педагога...

Я грустно взглянул на стакан.

Откровенно говоря, в питейных делах я не боец. Во всяком случае, против бывшего моряка. Выбор оружия крайне скуден: водка и коньяк. И то, и то продавалось в мастыкинском "супермаркете". А поскольку здешний коньяк это технический спирт, слегка подкрашенный акварелью, – то водка и только водка!

Не хватало еще всю инспекцию проваляться в лазарете. Правда, я все равно не представлял, что же именно здесь надо инспектировать и не имел к тому ни малейшей склонности. Но, представив, какие вслед за мной поползут в Столицу слухи, я зябко передернул плечами.

– Да, Юр. – Мне хотелось что-нибудь сказать. Все равно что. – Тихо у вас тут на удивление. Это всегда так?

– Сам поражаюсь! – он прищурился. – Может, тебя боятся? Узнали, что ревизор приехал... слава Богу, не землемер...

– И съест их с маслом, – повторил я, вспомнив давешних "ежика" с "драконом". Как же, съешь таких...

– Скорее меня, – Осоргин уселся напротив. Сейчас, в драных джинсах и полосатой матроске он и вовсе преобразился. Не было больше интеллигентного педагога в очках, на его месте сидел настоящий морской волк. Какими они бывают если не в жизни, то в романтических книжках.

Правда, не похож Юра Осоргин на книжного героя.

Краем глаза я покосился на его руки. Наколка на месте. Все точно, действительно – южноморец. Впрочем, в чьих словах я сомневался? В Лениных?

– Когда мы только начинали... – Юрий вдруг стал неожиданно серьезным, куда серьезней, чем при первой нашей встрече. – Вот тогда было и впрямь туго. Знаешь, я Макаренко еще на флоте прочитал. Смеялся. Думал, вот втирает мужик! Тоже мне, чекист-перевоспитатель... Гуру в штатском... Я и не верил, что это правда. Думал, все по-другому делается.

– И что? – механически спросил я.

– И то. – Он воззрился на помидоры, точно средневековый алхимик на неудавшийся философский камень. – Война – она много чего объясняет. И много кому. Думаешь, я сюда из педагогического института приехал? Нет, с Кавказа нашего с тобой родного...

На миг я успел испугаться. Вторая рюмка уже притупила остатки чувств, но страх оказался сильней алкоголя. Опять, вот уж в который раз, желудок знакомо свело, к горлу подступил ком, сердце забилось сильнее прежнего.

Юрка ж действительно... Моряк. В прошлом военный... С Кавказа...

Дальнегорск...

Нет. Пожелай кто в "Струне" показать меня потенциальному свидетелю, поступил бы иначе. Смотрителя приюта "Березки" под каким-нибудь милым предлогом вызвали бы в Столицу, а там – пара пустяков свести нас лицом к лицу. А тут почему-то гора пошла к Магомету.

И что с того? Да, "Струна" не всесильна, успел уже убедиться. Сам живой (пока еще живой) пример. Но ведь бывают и просто совпадения, которые, в отличие от кирпича, могут свалиться на голову в силу пресловутого "закона бутерброда" Почему бы Костику Ковылеву не познакомиться в свое время с моряком южноморского флота? Дальнегорск – город маленький... И теперь моряк пристально всматривается в мое потное лицо, пытаясь воскресить в памяти давние воспоминания... Все очень даже возможно. Равно как и то, что весь наш разговор – простой треп.

Хватит. Между первой и второй... непотребных мыслей рой... Надо выпить еще и забыть. Забыть, но не забыться! И избегать разговоров о Кавказе. Благо, Юрик, похоже, и сам не настроен.

– В других приютах не так, – сказал он. – Там люди очень грамотные рулят, с идеями... Со светлыми, ясен пень. Новаторы, экспериментаторы... лицо Осоргина исказила гримаса недовольства. – И всё из своей гениальной головы. Будто кроме "Сто сорок проблем между детьми и родителями", ни одной книжки не прочли!

Я слушал молча. Я, Костя, который совсем не с Кавказа, а даже наоборот – из педа... В родном гадюшнике я не заморачивался высокими устремлениями "растить будущую смену". Честно пытался научить обормотов квадратным уравнениям и признакам параллелограмма... чтобы не одичали вконец... Наверное, я просто не романтик. И потому в "Струне", озабоченной высоким детским счастьем, я ощущал себя глухим, забредшим на концерт классической музыки. По сути, какой из меня учитель? Еще хуже, чем программист.

Давно уже я убедился, что спор о методах воспитания в конечном счете приводит к рукоприкладству. Чаще, правда, моральному. Концепций чертова уйма, все разные – и все правильные! Нет только той, которую нам читали на педагогике и психологии. Эта уж не действует точно. Проверено, и не раз. И не только мною.

– Играют они там. В книжных мальчиков... – Осоргин невесело усмехнулся. – Ну, завтра "Вега" к нам доберется, сам увидишь.

О "Веге" я уже слышал. Есть, оказывается, такая славная традиция в наших струнных "упсах" – обмениваться дружественными визитами. Как раз завтра в "Березках" ожидалась делегация из Сибири, из центрального тамошнего приюта "Вега". Предполагалась по этому поводу торжественная встреча, обильная культурная программа, потом – совместный поход в какую-то лесную глушь... А то им своей тайги не хватает... В общем, призрак пионерии бродит по родным буеракам.

– Как, продолжим? – спохватился вдруг Осоргин.

– Конечно! – я даже спорить не стал. Разбег, похоже, только начинался. Тем более, отстаю от собеседника на целую стопку. Неприлично же! Неспортивно!

Хотя и мы не лыком шиты, не лаптем биты. Да наш пед кого хочешь перепьет! Любых моряков... Вот железнодорожников вряд ли. Есть печальный опыт. Как-то в институтские годы случилось у нас соревнование по питию со студентами-путейцами. До сих пор вспоминаю – мороз по коже и голова болит.

– Ну, тогда покатили!

Из-под стола появилась бутылка. Все та же. Старая добрая "Провинциалка", наследие былых времен.

Качество, надежность, авторитет...

В какой еще стране, мог появиться такой вот слоган в рекламе спирта?

– Хорошо, точно дозируем.

Оторвавшись на миг от своей "педагогической поэмы", Юрик внимательно наблюдал за журчащим потоком, струящимся в мой стакан. Ровно половина. Похоже, в этих делах он имел опыт ничуть не меньший, нежели в мореплавании или воспитании.

Не знаю уж, каким он был матросом, но вот учитель... Не каждого назовут дядей Юрой, тем более в присутствии ревизора из Столицы.

– Вот, это тебе на третье, – он приподнял бутылку и потянулся к своему стакану.

Улица меж тем разразилась истошными воплями. Мальчишки будто решили развеять мои сомнения. Здесь они, никуда не делись. Я посмотрел в окно.

Почти стемнело. Десять часов, самое оно. Обычно в это время сгоняют спать. В летних лагерях, интернатах... Но тут, видно, своя специфика. Своя музыка....

Трое пацанов лет двенадцати бежали по главной аллее в сторону КПП. В сумерках их было почти не видно, правда, мне показалось – все трое одеты в одинаковые майки с какими-то буквами на спинах.

– Братцы Лизовы, – не глядя в окно, уверенно сказал Юрик. – Двое близнецов постарше, и младший еще один. Тяжелая семья... за гранью нищеты жили...

– Бомжевали? – деловито уточнил я, вспоминая вонючие мухинские подвалы.

– Представь себе, нет. – Осоргин вгрызся в малосольный огурец. – Даже в школу ходили... Только вот родителям фатально не везло. Вроде и непьющие, и работящие, а всё из рук уплывает. Прямо какая-то полоса невезения, шириною в жизнь. Многодетная семья – а никаких им пособий, никаких квартир... Типа как потеряли их документы... Дом в аварийном состоянии, насчет ремонта и речи нет. Нет фондов, нет речей. Главное, эти родители, Юрик сделал рукой неопределенный жест, – считали, что все нормально. Типа так всегда, типа подотрись и не кашляй. Вот и представь – у детей была самая натуральная дистрофия, ходили в обносках, мерзли... И, что самое поганое, никто вокруг ничего не замечал.

– Как же на них вышли-то? – спросил я, думая совсем о другом. Мир перед глазами начинал плыть, вращаться, а ведь еще предстояли немалые градусы...

– Как всегда, – ухмыльнулся Осоргин. – То есть случайно. Там еще старший братец есть, на пороге совершеннолетия... короче, подался в бандиты, шестерил... А бандиты по нашей части оказались, крышевали видео с детским порно... Ну и когда оперативный отдел их повязал, стали разбираться... Оно и вскрылось. Короче, младших к нам, а старшего... – Он пожал плечами... – Разные у нас в "Струне" есть места... для слишком запущенных случаев...

С озера долетел гул моторки. То ли кто-то катался на ночь глядя, то ли на ночную рыбалку намылился. Над водой звук обманчив, но, кажется, лодка идет далеко. Наверное, вдоль того берега, целиком заросшего камышом.

– Ну, ты будешь спиваться? – послышался из-за спины недовольный голос.

Я повернулся к нему. Мой стакан выжидательно пялился на меня гранями, а осоргинский уже находился в руке, готовый к моментальному потреблению. Я как всегда опаздывал. Педагог...

– Ну, поехали! За Гагарина!

Дзинь! Почему-то я ждал, что тост будет по делу. За Тональность, за Хранителей, за мудрость "Струны". Однако смотритель приюта "Березки" Юрий Осоргин не спешил сыпать пафосом.

Приехали! Ой как хорошо в родной провинции! Так, глядишь, и железнодорожники дрогнут пред нами, скромными разночинцами-грамотеями. В гробу наш достославный альма-матер видел Императорское Инженерное Училище, со всеми его путями сообщения!

Юрка схватил помидор и смачно его укусил. Проглоти он его полностью, я бы не удивился.

– Присоединяйся, – Осоргин поморщился.

– Спешу, – я взял овощ поменьше и отгрыз от него половину. Стало как-то на удивление легко. Захотелось выпорхнуть в окно и полететь-полететь... Вниз.

Рожденный ходить порхать не может. Будь он хоть трижды в Резонансе. Стоп! Костя, тебя уже заносит. Железнодорожникам легче – у них есть рельсы.

А вот ты можешь и заблудиться. Аккуратней.

– Вот так-то лучше! – Юрка водрузил стакан обратно на стол.

Я развалился в кресле и довольно прикрыл глаза. Обстановка комнаты, похоже, осталась еще с доисторических времен: древний диван вдоль стены, антикварный шкаф, да и кресла тоже... И стол...

Хорошо. Нафталином воняет как чем-то родным, тем, без чего немыслим настоящий дом. А ведь эти узкие комнаты дом и есть. Юркин дом, который он любит, лелеет и холит.

– Когда все начиналось, – глухо сказал Осоргин, – они совсем дикие были. Все. Не знали, куда это их привезли. Кто поменьше, по маме плакали. Ты представь – она его вместе с квартирой за пузырь продала, а он плакал. Другие думали зиму тут пережить, а потом обратно "дела делать", – он усмехнулся. – Крутые были. Немерено.

– И не держал бы таких, – заметил я. – Мало, что ли, кого приютить стоит? Миллионы...

– Да, много, – не стал спорить он. – Но и тут были колоритные личности... Заводил я, честно скажу, выгнал и не особо о том жалею.

– Куда выгнал-то? – рот у меня сам собою открылся. – На улицу? Обратно в подвалы?

Юрик скривился так, будто вместо огурца прожевал сейчас как минимум дохлую крысу.

– Ты не беспокойся, такие не пропадут. Это не жертвы... то есть жертвы, конечно, но уже не только и не столько. Мне лично плевать, что им восемнадцать не стукнуло. Дерьмо – оно обратно в конфетку не превратится... как ты над ним ни прыгай, ни воспитывай. Так что погуляют на воле до совершеннолетия, а после – по всей строгости.

У меня это в голове не умещалось. Впрочем, в ней, гудящей и тяжелой, вообще уже ничего не умещалось. Некстати вспомнился великий педагог Валуев... что-то похожее он когда-то внушал, ковыряясь вилкой в салате. И, что самое ужасное, я понимал: Осоргин прав.

– Ну а тем, которые просто тупые и наглые, – продолжал тот, – я показал, на что способен – и всё... одноразовая горькая микстура.

– Не понял?!

– А что тут понимать? – присвистнул Юрик. – Тут не понимать, тут пороть надо... Банально и ремнем. Чтобы помнила мелочь...

Вот так вот. Мир обрушился на меня бетонной плитой, придавил и расплющил. В "Струне"?! Ремнем, и главное – банально?! А ты, Костя, всего лишь врезал школьному хулигану, посмевшему над тобой издеваться. И пожалуйста, тебе весь джентльменский набор – тайные казематы, Мраморный зал, Коридор Прощения... И в качестве финального аккорда – Лунное поле.

Мы прощаем тебя, Уходящий, исчезай с миром...

Да сгинете вы и ваш спятивший мир! Ни за что. Просто за оплеуху, в то время как судьи твои... А что, собственно, судьи? Осоргина среди них не было. Иначе не сидели бы мы сейчас за ополовиненной бутылкой... какой, кстати, по счету? Ладно, я тогда не сумел разглядеть лиц моих судей, но уж они-то меня изучили вдоль и поперек...

Значит, и Юрика могут вот так же взять за шиворот и уволочь на допросы? А после – коридорчиком? Уж его-то щадить не станут – предатель, враг, прокравшийся в ряды. Поленьев ему в костер, поленьев! Мне, кстати, тоже. Тоже ведь прокрался, и в любой момент могут взять за ушко... особенно если потеряю самоконтроль... а я его уже потерял... "всё плывет и всё качается, то ли вечер, то ли день... вот такая получается, извините, дребедень".

Нет, хватит этих железнодорожных соревнований.

– А теперь видишь как тихо, – он явно хвалился. Даже не скрывал этого. – Десять вечера, а все почти спят. Даже воспитатели... Некоторые... У нас порядок не для галочки и дисциплина не для начальства. Ровно тот минимум, без которого всё сползает в бардак. Всё по уму делали... чтобы не перегибалась палка... но и чтобы всё-таки она была. Березовая...

И вновь вспомнился господин Валуев со своим своими таинственными методами воспитания хулигана Исаева.

– А что, дружки "с воли" не подкатывали? – задал я естественный вопрос.

– Почему же? – Юрик слегка удивился. – Само собой, крутились около. Возбухали, понятия пытались втолковать.

– И как?

– А легко! – Осоргина, кажется все-таки слегка повело. – Спросишь такого вот великовозрастного: тебе сколько, милок? Он говорит: "двадцать". Ну, я ему и объясняю политику "Струны" в действии.

Я невольно покосился на кулак с наколкой. Аргумент увесистый, нет спора. Только вот насколько долгоиграющий?

– И отвалили? – из вредности усомнился я. – Не верится как-то.

– Нет, естественно, – Юрка протянул руки к гитаре и, взяв ее, погладил струны. Будто бы успокаивал: ничего, мол, эти мучители больше не вернутся. По крайней мере, сегодня. Все на боевых воспитательных постах.