Текст книги "Царь Зла"

Автор книги: Вильям Кобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– Браво! – воскликнул Бискар, хлопая в ладоши. – Восхитительный монолог второй Манон Леско! Театр, да и только!

При этих словах он быстро вскочил со стула.

– А вот действительность! – резко проговорил он, своим острым, пронзительным взглядом впиваясь в глаза Изабеллы. Да, вот теперь послушай меня, – продолжал он. – Так ты полагаешь, что этот человек любил тебя? Ты думаешь, что без того рокового обстоятельства, которое открыло ему пикантную тайну твоего прошлого, ты думаешь, что в ином случае Жак остался бы верен тебе и никакая человеческая сила не смогла бы вырвать его из твоих объятий?

– О! Как любил он меня! – прошептала куртизанка.

– Вздор! Жак не любил тебя!

– Ты лжещь! Он не любил меня? Как ты посмел сказать мне это! Я как сейчас вижу его у своих ног вижу его прекрасные глубокие глаза, с нежной мольбой устремленные на меня, его светлый высокий лоб! Он не любил меня! Да разве ты понимаешь, что такое любовь?

– Жак не любил тебя! Он любит другую!

Изабелла задрожала всем телом. Неподвижно, как статуя, стояла она все на том же месте. Диким, бессмысленным взглядом смотрела она на Бискара, запустив тонкие белые пальцы в свои роскошные волосы. Нет, и вправду она не слышала его последних слов!

– Он любит другую.– повторил Бискар.

На этот раз словно электрическая искра пробежала по всему телу куртизанки. Судорожный стон вырвался из ее груди.

– Ты лжешь! – закричала она.

– Хочешь, я скажу имя той, которую он любит?

– Нет! Нет! Замолчи! Я не хочу тебя слушать! Дура я была, что разрешила тебе говорить.

– Жак любит ту девушку, которую он недавно спас в романтической ситуации. Ту самую, что ты встретила в карете, увозившей ее отсюда. Ее зовут Полиной де Соссэ!

Изабелла в бешенстве сжала руки. Острые ногти судорожно впились в тело.

– К чему так безжалостно мучить меня! – стонала она. – Ты хорошо знаешь, что это неправда! Он не расставался со мной. Я берегла его как зеницу ока! Говорю тебе, что это неправда!

– А если у меня есть доказательство?

– Доказательство! Нет! Это невозможно!

– Так знай, что Жак бросил тебя не потому, что ты была куртизанкой, не потому, что он стыдился связи с тобой! Он бежал отсюда только потому, что его звала другая женщина. И,торопясь к этой, другой, твой возлюбленный Жак оттолкнул тебя.

Страшно было смотреть на Изабеллу. И как бы ни было позорно прошлое этой женщины, сейчас даже в самых черствых сердцах она пробудила бы сострадание. Бедняжка рыдала и рвала на себе волосы.

Бискар наклонился к ней так близко, что она чувствовала его жаркое дыхание.

– Человек этот, которому ты отдала всю свою душу, для которого ты готова была бы жертвовать всем, человек этот сегодня ночью будет иметь свидание с другой женщиной!

При этих словах куртизанка заметалась.

– Если бы это было правдой! О, я убила бы его! вскричала она вне себя от злобы.

– Это правда. Но я не хочу, чтобы ты его убивала!

– С другой женщиной, – твердила Изабелла, не слушая своего собеседника.

– Сегодня ночью, через несколько часов, твой Жак, слышишь ли, твой Жак будет ждать прелестную Полину де Соссэ! Она придет к нему на свидание! Они обменяются поцелуями и клятвами в вечной любви!

– Нет! Я не верю тебе!

– А если ты своими глазами убедишься в этом?

– Я?

– Я покажу тебе его! Ты увидишь, с каким нетерпением ожидает он ту особу, которая обещала явиться на его зов, ты увидишь, как он пылает страстью к твоей сопернице, как досадует на то, что время тянется так медленно!

– Да замолчи же! Или ты не видишь, что я схожу с ума!

– Ты хочешь иметь в руках доказательство?

Изабелла пристально взглянула в лицо Бискару. Мертвенная бледность покрыла ее щеки. Глаза ее горели лихорадочным огнем.

– Тебе известно место свидания?

– Да.

– Чего требуешь ты от меня взамен?

– Я после скажу тебе!

– Ты хочешь мстить Жаку, и я нужна тебе как помощница?

– Быть может!

– Вот что! Если ты говоришь правду, если человек этот. Ах, я все еще сомневаюсь! Но если он любит другую, клянусь тебе, что будь ты даже палачом, я не вырвала бы его из твоих рук, я закричала бы тебе: «Отомсти за меня. Убей его!»

– Пойдем же! – перебил ее Бискар.

Герцогиня с отчаянной решимостью последовала за своим искусителем.

В это время Жак бродил по Парижу, с нетерпением ожидая часа таинственного полуночного свидания.

Чтобы понять, почему поступок Полины де Соссэ нисколько не казался ему странным, достаточно вспомнить, что Жак никогда не жил нормальной жизнью.

Он совсем не знал ни света, ни его обычаев, а доверчивость его доходила до наивности.

Ему казалось совершенно естественным, что молодая девушка, которую он спас с опасностью для собственной жизни, снова прибегла к его помощи.

Он строил догадки о том, какая опасность могла угрожать ей, но какова бы она ни была, он был готов, не раздумывая, пожертвовать собой для спасения этой прелестной девушки.

Как медленно тянулось для него время!

Образ Полины не выходил у него из головы. Он почти забыл прошлое и думал только о будущем.

Он подходил к дому маркиза де Фаверей.

Как известно, в этот вечер маркиз де Фаверей вместе с женой уехал к Арману де Бернэ, где собирался «Клуб Мертвых».

Фасад дома был погружен во мрак. Ничто не нарушало глубокой тишины, царившей в его залах, переходах и огромном саду.

Люси и Полина сидели в своей комнате и вели одну из тех интимных бесед, которым дружба придает особую прелесть.

Обе девушки любил и друг друга, как родные сестры. В характерах их было много общего: та же доброта, та же искренность, та же светлая вера в будущее.

Это был час откровений.

Люси знала о видах, которые имел на нее де Белен. Знала она от матери и о формальном предложении, сделанном герцогом, и о полученном им отказе.

Это было радостным известием для нее. Разумеется, она не боялась того, что отец принудит ее вступить в ненавистный брак. Это было исключено. Гораздо больше занимало ее участие Сильвереаля в этом сватовстве.

Временами покорность Матильды капризам мужа сильно тревожила Люси. Она не раз задавала себе вопрос: не будет ли когда-нибудь этот брак необходимой жертвой для спокойствия тетки?

Но все окончилось благополучно, в полном соответствии с желаниями девушки.

– Как я счастлива! – воскликнула Люси, бросаясь в объятия Полины.

Полина улыбнулась. Она догадывалась, что этот разрыв поддерживал в Люси какие-то смутные, неясные надежды.

На восклицание Люси Полина отвечала лишь именем, чуть слышно произнесенным ею, точно она боялась, что их кто-нибудь подслушает:

– Марсиаль!

Люси, зарумянившись, ловко отпарировала удар.

– Жак! – в свою очередь прошептала она, погрозив Полине своим розовеньким пальчиком.

Таким образом, не обмениваясь формальными признаниями, они, тем не менее, отлично знали самые сокровенные чувства друг друга. Что и говорить, в деле подобных открытий молодые девушки обладают особым искусством, которое трудно поддается научному объяснению.

Люси, пристально смотревшая в окно именно тогда, когда Марсиаль проходил через главный двор, а потом быстро хватавшая шитье, плохо скрывала свое волнение.

Полина, молчаливая, задумчивая, с трудом избегавшая искушения, в который уже раз пересказывала историю своего чудесного спасения.

Всего этого было более чем достаточно для того, чтобы каждая из них свободно читала в сердце другой.

В этот вечер они беззаботно болтали о своих планах, догадках и надеждах.

– Ты полагаешь, что Марсиаль думает обо мне? – допытывалась Люси.

– Что за человек этот граф де Шерлю? – спрашивала Полина.

И каждая из них старалась ободрить свою подругу.

– Да! Марсиаль любит тебя, – отвечала Полина. – Я столько раз видела, как он прогуливался во дворе, не спуская глаз с твоего окна!

– А Жак де Шерлю будет скоро представлен маме, – говорила Люси. – При встрече с ним ты опускала глаза, а то бы заметила, как нежен был его взгляд, как он дрожал от волнения.

И подруги крепко сжали друг друга в объятиях.

Дом маркиза де Фаверей фасадом выходил на предместье Сент-Оноре. Комната девушек помещалась в угловом флигеле, продолжением которого служила стена сада. Вдоль этой стены тянулся довольно узкий переулок, соединявший предместье с Елисейскими полями.

Обе девушки стояли у окна.

Полина машинально, а может быть, чтобы скрыть смущение, вызванное каким-нибудь замечанием проказницы Люси, немного приподняла кисейную занавеску и с любопытством заглянула в густую ночную мглу.

Вдруг она вздрогнула и удивленно вскрикнула.

– Что там такое? – с беспокойством спросила Люси.

– Как странно. Посмотри! Кто-то в переулке.

– Должно быть, какой-нибудь запоздалый прохожий.

– Нет. Я вижу, как какая-то тень ходит взад я вперед. Вот она останавливается, будто поджидает кого-нибудь.

Из предосторожности, чтобы кто-нибудь не заметил их любопытных взглядов, Люси погасила огонь, снова подбежала к Полине и, облокотившись на ее плечо, стала смотреть в окно.

Одна и та же мысль мгновенно мелькнула в их прелестных головках.

«Что, если это Марсиаль?» – думала Полина.

«Что, если это Жак?» – пришло на ум Люси.

Но сомнение длилось недолго.

Незнакомец отошел на несколько шагов и, проходя под самым фонарем, висевшим на краю улицы, он вдруг обернулся, чтобы бросить еще один взгляд на дом маркиза.

Это был Жак.

Полина побледнела и схватилась за сердце.

Люси также узнала его.

– Что, довольна ты, моя маленькая кокетка? – прошептала она на ухо подруге.

Полина улыбнулась. Слезы радости блестели у нее на глазах.

Нов эту самую минуту она схватила руку Люси и, привлекая ее к себе, сказала:

– Посмотри! Что там происходит?

Из темноты медленно выплыла какая-то фигура в черном.

– Женщина! – прошептала Полина, задрожав всем телом.

И действительно – это была женщина, закутанная в длинный черный плащ. Голова ее была закрыта капюшоном.

Она подошла к садовой калитке и остановилась.

Жак заметил ее и, дрожа от волнения, подошел к ней, чувствуя, что силы оставляют его.

Так вот кого ожидал Жак! Вот почему он был здесь! Сердце Полины разрывалось на части. Разве он не знал, что она, Полина, здесь, в нескольких шагах от него, что она могла его видеть? Зачем он устроил этот спектакль? Как это было жестоко с его стороны!

Полина, плача от обиды, бросилась в объятия Люси.

В это время дама, явившаяся на свидание к Жаку, дрожащим и, как казалось ему, прерывающимся от волнения голосом торопливо говорила:

– Спасибо. Вы пришли на мой зов. Но я не могу долго оставаться с вами. Я и так едва смогла вырваться.

– Мадемуазель, – сказал Жак, горячо пожимая протянутую ему руку, холодную, как мрамор, – жизнь моя принадлежит вам, и если когда-нибудь вы будете нуждаться во мне, только позовите меня и, клянусь вам, никогда не найдете вы раба более верного и преданного!

– Еще раз приношу вам свою благодарность, – шептала молодая женщина, – но мне страшно, я не могу говорить, я слишком надеялась на свои силы. Одно только слово. Жак, вы меня любите?

– Люблю ли я вас! – восторженно вскричал молодой человек.

– И ни одна женщина не оспаривает у меня вашего сердца? Скажите, Жак, вы никого, кроме меня.

– Я не любил никогда!

Судорожный трепет пробежал по телу таинственной женщины. Из груди ее вырвался стон, который она тотчас же постаралась заглушить.

– Прощайте! – сказала она. – Или, лучше сказать, до свидания!

– Почему вы уходите так скоро? Скажите же.

– Нет, не сегодня! Я хотела знать, могу ли я рассчитывать на вашу преданность. Теперь я знаю, что сердце ваше принадлежит мне, и я счастлива!

Как-то странно звучал ее голос.

Но он ни о чем не догадывался. А между тем он знал этот голос. Как хорошо ни была скрыта от глаз эта женщина, как искусно ни притворялась она, все же он должен бы был узнать голос Изабеллы де Торрес!

Но нет. Он был молод. Все существо его было охвачено невыразимым волнением. Он даже не задавался вопросом, что значило это ночное свидание, не имевшее, в сущности, никакой цели. В письме ему сообщали об опасности, а тут не сделали даже легкого намека.

В своей руке он держал руку той, которую принимал за Полину Соссэ, и в этом нежном пожатии воплотился для него весь мир.

Но вот она быстро вырвала свою руку. К его ногам упал цветок.

Он нагнулся поднять его.

Когда он выпрямился, тень уже исчезла.

Он поднес цветок к губам, не спуская глаз с калитки. Почему-то не слышно было, как она закрылась.

Потом, упоенный радостью и надеждой, с головой, отуманенной страстью, бросился он по направлению к предместью.

Но едва сделав несколько шагов, он зашатался.

Что со мной, – прошептал он, прислоняясь к стене. В голове у него поднялся страшный шум, в глазах потемнело. Он протянул руки, как бы ища точку опоры. Но они бессильно опустились, й он в изнеможении упал на землю.

Две тени приблизились к нему.

– Возьми этого человека! – сказала Тения Бискару. – Теперь он твой, я отдаю его тебе!

11
МЕСТЬ КУРТИЗАНКИ

Час мести, так долго ожидаемый Бискаром, наконец пробил.

Никогда ни одно адское дело не было задумано с такой тщательностью.

Бискар представил свои планы Высшему Совету «Парижских Волков». Идея, программу воплощения которой он объяснил им, была гигантской и дерзкой. Он сказал правду. У него возникла мысль овладеть кхмерами и в их далекой экзотической стране основать царство преступления, откуда легионы бандитов разошлись бы по всему миру.

Это было, в некотором роде, повторением дела того, кто в средние века носил имя Горного Старца, создавшего царство убийц, предназначенное для борьбы с новейшим обществом. Отныне в этом должна была заключаться цель жизни Бискара.

Но прежде всего надо было привести в исполнение план его мести. Волки были созваны на совет. Следовало посредством убийства овладеть обломками статуи, таинственный смысл которой открыт был Эксюпером, каторжником Рошфора. Как мы уже знаем, вновь составленная статуя должна была своей тенью обозначить место, где лежали сокровища Ангорской Пагоды.

Один обломок, правда, отсутствовал. Но, судя по признаниям, вырванным у Сильвереаля во время его странного обморока у герцогини Торрес, указания, необходимые для нахождения третьего обломка статуи, очевидно, находились в записке, некогда похищенной де Беленом у трупа отца Марсиаля.

Этой запиской надо было овладеть во что бы то ни стало.

Выводы Бискара имели основания.

Предупрежденный свыше о надвигающихся опасностях, а также повинуясь древнему пророчеству, повелевавшему хранить сокровище за морем, Царь Огня отправился во Францию, к человеку, которого он звал Царем Науки.

Вдвоем они зарыли в землю обломки статуи Прокаженного Короля в трех различных потайных местах. Старый Марсиаль хранил у себя копию с документа, заключавшего в себе надлежащие сведения.

Один из этих обломков был найден де Беленом в указанном месте. Мы присутствовали при открытии второго в подвале дома на улице Сены.

Только ни одно из этих открытий не давало ключа к тайне.

План, вырванный де Беленом у умирающего Марсиаля, заключал в себе только указания места, где были зарыты веши, ни слова не говоря о том, какого рода были эти вещи. Герцог, надеясь открыть сундуки, полные золота и алмазов, нашел одни камни, не имевшие в его глазах никакой ценности. Тщетно пытался он разобрать высеченные на них надписи. Непроницаемая тайна мучила де Белена. Он впал в отчаяние. Кроме того, внутренний голос шептал об угрожавших ему новых опасностях.

Маркиза де Фаверей назвала его подлинное имя – Эстремоц. Мнимый герцог отныне ясно сознавал всю шаткость своего положения.

К тому же, живя широко, соря деньгами направо и налево, он видел, что ему угрожает разорение.

– А между тем, – твердил он, рассматривая обломки статуи, – здесь – богатство, здесь – спасение!

Он призвал Сильвереаля, надеясь с его помощью найти ключ к тайне сокровищ.

Но он вскоре убедился, что Сильвереаль потерял элементарную ясность ума с тех пор, как его бросила Тения.

Барон уже не заботился о богатстве. Ревность заслонила все желания, все интересы. Он целиком отдался безумной старческой страсти.

Тогда-то де Белен, полагая, что сильный кризис выведет барона из этого угнетенного состояния, решил отправиться с ним к Изабелле, убежище которой он открыл из анонимного письма, присланного ему Бискаром.

Нам известен результат этого посещения. Мы видели, как де Белен, получив пощечину от Жака, вне себя от бешенства покинул дом куртизанки с твердым намерением донести на молодого человека, как на сообщника Волков, рискуя, правда, этим поступком скомпрометировать самого себя.

Впечатление, произведенное на Сильвереаля всей этой сценой, было почти таким, какого ожидал де Белен. Припадок бешенства, под влиянием которого он наносил оскорбления герцогине, в немалой степени возвратил ему прежнюю энергию и рассудок.

Но прежде, чем приступить к делам, оба должны были сначала успокоиться, собраться с духом, поэтому они отложили до ночи совещание по разработке мер, которые необходимо будет предпринять в ближайшем будущем.

Сильвереаль был аккуратен.

Согласно показаниям, которые швейцар Бенуа дал судебному следователю, барон ровно в полночь явился в дом де Белена.

Совещание проходило в кабинете герцога.

Жажда богатства снова вернулась к Сильвереалю. Не признаваясь в этом самому себе, он надеялся, что сокровища станут единственным средством возвратить продажную любовь Тении, этой куртизанки, от которой, вопреки всему, он не имел сил отказаться.

Оба соучастника теперь занялись анализом записки старого Марсиаля. Они пытались определить место, где был зарыт очередной обломок статуи, а, быть может, и само сокровище.

Это третье указание не имело в их глазах никакого определенного смысла. В двух других обыкновенными буквами обозначены были те места, где находились клады. Последняя же, казалось, указывала на какое-то особенное место, означенное весьма странными, непонятными ни тому, ни другому знаками. Какие-то линии причудливо переплетались, образуя некий план. И больше ничего. К какой части Парижа он относился? Говорилось ли там вообще о Париже? Каждый из собеседников приводил свои доводы.

Каждый был погружен в размышления.

Как вдруг, не услышав ни малейшего шума, который бы предостерег их от угрожающей опасности, они были поражены ударами кинжала.

При первом же ударе де Белен упал замертво, не успев даже крикнуть.

Но как только оружие коснулось груди Сильвереаля, он попытался обороняться и звать на помощь.

Убийцы с остервенением набросились на него. Через минуту все было кончено.

Убийцами были «Парижские Волки».

И во главе их – Бискар!

Он искал нужную бумагу, в бешенстве переворачивая всю мебель. Крик торжества завершил его отчаянные поиски.

Он нашел записку старого ученого!

С первого взгляда он понял все. Буквы, заключавшиеся в третьем указании, были совершенно схожи с теми, которые уже разобрал Эксюпер. Итак, в руках у него была тайна, которая должна была подарить немыслимое могущество! Но это было еще не все.

Волки, проникнув в дом через потайной ход, принесли с собой бесчувственного Жака. Цветок, брошенный ему Изабеллой, прошел через руки отравителя Бискара.

Жак очутился среди двух трупов. Бискар испачкал кровью его платье, руки и лицо и вложил ему в руку кинжал, поразивший Белена.

Услышав шаги сбегавшихся на крик Сильвереаля слуг, он наскоро привел Жака в чувство, нейтрализовав действие ядовитых паров, помрачивших ему рассудок.

Затем он приказал своим сообщникам бежать, что они и сделали, постаравшись, однако, быть замеченными Бенуа и камердинером.

Бискар спрятал записку Марсиаля в бумажник. А Волки унесли обломки статуи.

Адское дело было выполнено.

Бедный Жак погиб!

12
СЛЕДСТВИЕ

У Жака было крепкое здоровье. Яд, которым пропитан был цветок, не имел других последствий, кроме непродолжительного беспамятства. С той самой минуты, когда он понюхал цветок, Жак ничего не видел, ничего не воспринимал.

Он очнулся окончательно лишь тогда, когда прозвучало ужасное обвинение, сорвавшееся с уст умирающего Сильвереаля:

– Убийца!

Что случилось? Как очутился он среди этих людей, смотревших на него с удивлением, смешанным с ужасом? А эта кровь?

Пробуждение было так внезапно, так ужасно! Ему казалось, что он одержим страшным кошмаром. Окружавшие его трупы он принимал за ужасные призраки.

Было отчего вторично лишиться чувств!

Еще бы! Внезапно уснуть сном радости и надежды и вдруг проснуться в луже крови – это больше, чем могут вынести человеческие силы!

В беспамятстве он был отвезен в тюрьму и подвергнут медицинскому осмотру. Врачи утверждали, что никакая реальная опасность не угрожала его рассудку. Это был просто обморок, быть может, вследствие сильного удара по голове.

– Его можно отправить в тюрьму, – сказал опытный врач.

Жак был заключен в одну из камер, уже в ту эпоху известных под именем «мышеловка».

Дело было настолько важное, что он должен был постоянно находиться в непосредственном распоряжении судебного следователя.

Как только засовы тюремной двери с лязгом закрылись за ним, Жак начал приходить в чувство.

Наступал вечер. В узкой камере царил мрак. Он опустился на деревянную скамью и облокотился на прикрепленный к стене стол, подперев голову обеими руками.

Вдруг он открыл глаза.

Потом снова закрыл их.

Все окружающее представлялось ему как бы во сне. Где он должен был находиться? Он не знал. Что с ним? Он не был в состоянии анализировать, размышлять, приходить в отчаяние.

Вошел тюремщик, все время наблюдавший за ним в замочную скважину.

Это был честный, простодушный человек. Свыкшись со всевозможного рода преступниками, он в каждом убийце видел прежде всего человека, которого наказал Бог.

– Ну что, старина, – обратился он к Жаку, – как поживаешь?

Жак смотрел на него, не отвечая ни слова.

– Что? Немного скверно? Что и говорить, молодецкий удар! Ну-ну! Возьми себя в руки!

Жак не слышал его слов. Глаза его, сначала неподвижно смотревшие вперед, теперь тревожно озирались по сторонам.

Что означало все это? Что это были за белые стены? Эта узкая и длинная комната походила на монастырскую келью.

– Знаете что,– сказал тюремщик, – если вам чего-нибудь надо, не беспокойтесь. Если у вас есть хоть немного денег, вы будете как сыр в масле кататься.

– Где я? – спросил Жак.

– О, это забавно! – захохотал тюремщик. – Славное местечко, однако! О, это помещение дается далеко не всем. Его удостаивается только тот, кто обделывает крупные делишки. Э, что там! Я только сторож. Но и у меня есть своя гордость. Я польщен таким арестантом, что правда, то правда!

По мере того, как говорил тюремщик, луч света все глубже проникал в затуманенную голову Жака. Возникла перед глазами последняя, поразившая его сцена.

Ему виделся де Белен, распростертый на полу, Сильвереаль со страшной раной, казалось, тут же, рядом корчился в предсмертных судорогах.

– Милостивый государь, – резко сказал Жак, – покорно прошу вас не насмехаться надо мной.

Маленький, толстенький тюремщик немного попятился и даже присел на своих коротеньких ножках.

– Насмехаться над вами! – удивленно воскликнул он.

Мысль эта показалась ему более чем забавной. Как! Ему поручили надзор за убийцей особого разряда, положившим на месте двоих людей! Он думал об эффекте, который произведет в первый же свободный час на своих менее счастливых сослуживцев! И вдруг кто-то может предположить, что он лишь разыгрывает своего клиента!

– Выслушайте меня, – сказал Жак. – Клянусь честью, я не знаю, что произошло! Не знаю, где я.

– Вы в тюрьме.

– В тюрьме!

– Как видите! – произнес тюремщик, едва удерживаясь от смеха.

Как безумный вскочил Жак с места. Сторож перепугался, маленькие ножки его сделали очередной шаг назад.

– Э! Э! – крикнул он. – Пожалуйста, не глупите!

– Не бойтесь, – сказал Жак, обретая хладнокровие. – И, умоляю вас, отвечайте мне откровенно!

– С удовольствием, насколько позволяют это мои обязанности.

– За что я заключен в тюрьму?

Снова тюремщик разразился хохотом.

– Вот так забавный вопрос! Как будто вы сами не знаете!

Жак до крови закусил себе губы.

– Вы принимаете меня за сумасшедшего, – сказал он. – Я нисколько не сержусь на вас за это. А между тем вопрос мой, как ни кажется он вам странным, вполне искренен. Я действительно не знаю, за что меня посадили в тюрьму.

Тюремщик пожал плечами. Он, сняв шапку, всей пятерней почесал затылок.

Или арестант смеялся над ним, а он вовсе не намерен был выносить подобного издевательства, или все это входило в разработанный план защиты. Во всяком случае, ему следовало быть осторожным.

– Милостивый государь, – довольно грубо сказал он, – меня зовут Лемотом. Имя это носил и отец мой. Я добрый малый, быть может, но я хитер, и меня провести трудно. Если вы хотите есть, давайте деньжат и вместо положенной порции я достану вам такой завтрак, какого вы никогда не едали. Но если вы желаете знать то, чего я не должен говорить, в таком случае, уж, пожалуйста, на меня не рассчитывайте.

Счастливая мысль пришла в голову Жаку.

Он сунул руку в карман. Убийц не обыскивают. Находят излишним. Нужно ли искать новые доказательства преступления? Факт налицо. Какие еще улики против них могли бы обнаружить их карманы? Наконец, бесчувственное состояние молодого человека сосредоточило на себе все внимание. Короче говоря, он ощутил в кармане золото, которое он уже держал в руках в то время, как переодетый лакеем Бискар вручил ему фальшивую записку от имени Полины де Соссэ.

Снова вспомнилось ему, каким грязным, позорным путем нажиты эти деньги. Но на этот раз ему удалось преодолеть отвращение.

– Вот два луидора, – сказал он, – один вам, другой – мне на расходы. Идет?

– Ишь ты, хитер! – думал почтенный Лемот. – Глуп же ты, однако, если думаешь, что взяткой можешь подкупить меня! Впрочем: двадцать франков – не безделица! Тут можно быть и поснисходительнее. Я готов, пожалуй, тебя выслушать. Выпускай свое жало!

Все эти мысли, отражаясь на лице Лемота, усиливали его природную снисходительность, и Жак думал, что ему удалось уже разогнать все сомнения, зародившиеся было в голове тюремщика.

– Друг мой, – кротко сказал он,– я далек от мысли толкать вас к нарушению ваших обязанностей. К тому же вопрос мой весьма естественен. Если я в тюрьме, следовательно, обвиняюсь в преступлении. Вы не можете отказать мне в повторении того, что знают все. Поручая меня вашему надзору, полицейские агенты, разумеется, рассказали вам в нескольких словах, за что я был арестован. Вот о чем прошу я вас, и вы, я полагаю, не имеете никакой веской причины отказать мне в ответе.

Почтенный Лемот колебался. Молодой арестант произвел на него приятное впечатление. Он говорил так хорошо. Да и в лице его не было ничего зверского, ничего отталкивающего.

«Должно быть, он совершил убийство из ревности», – подумал тюремщик, невольно чувствуя симпатию к своему клиенту.

– Если бы я был уверен, что вы не подведете меня.

– Клянусь вам!

– Ну, хорошо! – сказал он. – Вы-то знаете, что ухлопали двоих людей.

– Я!

– Вы и ваши товарищи.

– Какие товарищи?

– «Парижские Волки»!

Жак вздрогнул. Опять звучало в его ушах это ненавистное название! Что это был за злополучный рок, беспрестанно увлекавший его в зловещую бездну?

– Волки Парижа! – произнес он с горькой улыбкой. – Ах, да. Я знаю.

– Это злодеи! Так и вы злодей! Чтобы сделать вам удовольствие, я готов поболтать маленько. Но, видите ли, все мы немного участвуем в следствии. Вы еще не в секретной, но вы скоро там будете, а потому, говорите прямо, что вам нужно, посмотрим, можно ли еще вам ответить.

– Кто убит?

– Двое мужчин.

– Как их зовут?

– Черт возьми!

Это была чистая насмешка.

– Пожалуйста!

Жак показал другой луидор.

– Ну, ладно! Так и быть! Но, помните, вы поклялись не выдать меня! Ведь из-за вас я могу потерять место.

– Какая польза мне выдавать вас?

– И то правда! Найдено два трупа. Один из них герцог, как бишь его, такое еще забавное имя, де Пелен, де Гелен.

– Де Белен!

– Так, так! Вот и память к вам возвращается.

– А второй?

– У того имя еще забавнее, точно будто испанское!

– Сильвереаль!

– Да, да! Теперь вы, кажется, уже не такой незнайка, как несколько минут назад.

Но Жак не слушал его больше. До сих пор он все еще надеялся, что последняя, поразившая его сцена была не более, чем ужасный кошмар.

Теперь исчезли все сомнения!

Значит, это была правда!

Де Белен и Сильвереаль убиты!

Жак мигом понял весь ужас своего положения. И в глубине души он задавал себе конкретные вопросы:

– Как очутился он в доме де Белена?

– Почему руки его были в крови?

– Почему именно его обвинил Сильвереаль?

Ни на один из этих вопросов он не в силах был ответить. Даже на страшном суде.

Дрожь пробежала по телу несчастного молодого человека.

Неужели он сделал это в припадке бешенства? Он помнил, что дал пощечину де Белену! Не забыл также и того, какую ужасную злобу чувствовал он тогда к Сильвереалю.

Мысль о лунатизме быстрее молнии промелькнула у него в голове.

– Я не хочу есть, – сказал он. – Пожалуйста, оставьте меня одного.

Почтенный Лемот не заставил себя долго просить, очень довольный, что избавился наконец от докучных расспросов, в которых, по совести, он не мог отказать арестанту в силу двух полученных от него луидоров.

– Ну, что же, – сказал он. – Чем болтать попусту, лучше поразмыслить о своем деле. Завтра придется вам беседовать со следователем. И надо быть готовым.

Через минуту заскрипели тяжелые железные засовы. Дверь за тюремщиком закрылась.

Жак остался один.

Тридцать лет тому назад организация префектуры была совсем не та, что теперь. Обыкновенные подсудимые без разбора запирались в общий зал, прозванный залом святого Мартина, ужасную картину которого изобразил нам бессмертный Бальзак.

Но если подсудимый обвинялся в каком-нибудь особенном преступлении, его заключали в одну из отдельных камер, поныне известных под названием «мышеловка».

Ничего нет ужаснее этих камер! Темные конурки Мазаса служат, так сказать, их копией в увеличенном и улучшенном виде.

В «мышеловке» нет ни воздуха, ни света! Человека запирают в какое-то подобие комнаты длиной до трех метров и шириной до полутора.

Никакой другой мебели, кроме скамьи и подобия столика, прибитого к стене.

В углу зияющее отверстие, откуда доносится ужасная вонь.

Мы сказали, что там нет ни воздуха, ни света.

Судите сами.

Ни одного окна во всей конурке.

В дверях, на расстоянии двух третей от их высоты, сделаны небольшие окошечки со свинцовыми решетками. Каждое из них размером не более двух квадратных дюймов.

Стекла толщиной около сантиметра. Это что касается света.

Из этих окошечек одно только может отвориться, но это делается лишь изредка, да и то только по настоятельным просьбам арестанта, который, разумеется, вполне зависим от произвола своего тюремщика.

Этим-то жалким путем иногда проникает в камеру несколько кубических сантиметров воздуха, который немного, пожалуй, чище вонючих газов, наполняющих ее.