Текст книги "Царь Зла"
Автор книги: Вильям Кобб
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
– Я к вашим услугам, – сказал Соммервиль.
Марсиаль подошел к Зоэре и взял его за руку.
– Ты назвал меня братом,– произнес он глухим голосом, – доверься мне!
– Не убивай его один!
– Клянусь тебе!
Маркиза де Фаверей, казалось, не видела и не слышала последней сцены. Она думала о сестре. Действительно, кто может сказать, чье несчастье горше?
Арман подошел к ней.
– Мужайтесь! – сказал он. – Скройте пока от Матильды эти ужасные вести.
– Я подожду! – сказала маркиза.
Минуту спустя Марсиаль, Арчибальд и Арман уже мчались в карете по направлению к дому герцога де Белена.
Марсиаль хранил мрачное молчание. Флегматичный Соммервиль был готов встретить хладнокровно любую неожиданность. Арман думал о Лионеле, пытаясь объяснить себе вырвавшиеся у него странные слова.
Наступило утро и при его бледном свете Париж начинал пробуждаться.
От Курсель до улицы Сены путь был долгим, но те, кто сидел в экипаже, поглощенные своими мыслями, не замечали времени.
В начале улицы Сены карета вдруг остановилась.
– Что такое? – спросил де Бернэ.
– Вся улица запружена народом, – отвечал кучер. – Тут я вижу и солдат и полицейских.
Де Бернэ и его спутники тут же выскочили из кареты и смешались с толпой, которая, несмотря на ранний час, быстро разрасталась.
– Что произошло? – спросил Арман.
– О! Это ужасно! – отвечал один из толпы.
– Говорят о десяти убийствах, настоящая бойня, целый дом вырезан! – подхватил другой.
Было очевидно, несмотря на преувеличения, что, действительно, здесь было совершено преступление.
– Знаете вы, где это случилось, номер дома? – спросил Арман.
– Номер дома? Нет! Да это вот тут, в большом доме. Там жил какой-то герцог,
Марсиаль вскрикнул.
– Не будем терять времени, – сказал он, – надо разузнать.
Усердно работая локтями, трое друзей проложили себе дорогу сквозь толпу до самого кордона полицейских.
Тут они были остановлены. Несмотря на все свое нетерпение, они рисковали не узнать ничего, как вдруг, к счастью, их заметил полицейский агент, приехавший сюда на расследование и уже давно знавший Армана.
– А! Вы здесь! – сказал он. – Счастливый случай привел вас сюда! Вы можете оказать нам большую услугу. Пропустите этого господина, – приказал он.
– Я хотел бы, чтобы также пропустили и моих спутников, – заметил Арман.
– С удовольствием. Вероятно, они, так же, как и вы, принадлежат к одному кругу с жертвами.
– С жертвами? Кто же был убит?
– Скажите лучше – изрублен, искрошен. Это герцог де Белен и барон де Сильвереаль.
Тройной крик раздался при этих словах. Арман сжал руку Марсиаля.
– Молчите! – сказал он ему вполголоса. – Эти преступники уже наказаны. Остерегитесь, пятная их, навлечь позор на невинных.
Марсиаль повиновался и подавил чувства, готовые вылиться наружу. Он вспомнил, какие узы связывали с Сильвереалем маркизу де Фаверей и ее дочь.
Полицейский агент ввел троих друзей в дом де Белена, двери которого охранялись отрядом солдат.
Припомним наскоро расположение дома, в который мы не раз уже проникали в течение рассказа.
Комнаты герцога занимали весь первый этаж.
Приемные залы примыкали к широкой галерее, на конце которой находился кабинет герцога, отделанный в восточном стиле.
Марсиаль только теперь вспомнил, что именно в этом доме, в мансарде, он так много выстрадал, когда задумывал решиться на самоубийство.
И он ничего не чувствовал тогда! Под одной крышей с ним жил убийца его отца, и тайный инстинкт не подсказал ему этого!
Полицейский прошел вперед. В галерее, некогда шумной и блестящей, теперь же мрачной и безмолвной, были расставлены полицейские. Слуги де Белена, собравшись в угол, разговаривали вполголоса.
Полицейский открыл дверь в кабинет герцога и пригласил своих спутников войти.
В ту минуту, когда они перешагнули порог, у всех троих невольно вырвался крик ужаса.
На софе лежал труп де Белена. Откинутая назад голова позволяла видеть зияющую на горле рану, из которой еще струилась кровь.
В кресле лежал де Сильвереаль, бледный, с закрытыми глазами. Возле него хлопотал доктор, стараясь перевязать огромный разрез, идущий от шеи до середины груди. Было очевидно, что удар был нанесен сзади, и нож, скользнув по ребрам, проник в грудь.
– Ну что, доктор? – спросил полицейский. – Есть ли какая-то надежда?
– Раненый еще дышит, – сказал доктор, – но я ожидаю смерти каждую минуту.
С этими словами он взглянул на вошедших.
– А, дорогой собрат! – сказал он, увидя Армана. – Вы пришли кстати! Вы меня очень обяжете, если возьмете на себя труд осмотреть этого несчастного.
Арман подошел к Сильвереалю.
Перед ним лежал умирающий, тот самый человек, который похитил его счастье, который, злоупотребив честолюбием де Мовилье, вынудил его выдать за него Матильду.
Но Арман был из числа людей, для которых долг превыше всего. Сейчас обращались к его познаниям, и он готов был сделать все для Сильвереаля, хотя бы даже этим он продолжил мучения любимой женщины.
Наклонившись над неподвижным телом Сильвереаля, он приподнял его веки и внимательно рассмотрел суженные зрачки.
– Смерть близка! – сказал он наконец. – Вы исследовали рану?
– Да, барон был, по-видимому, поражен длинным кинжалом. Оружие затронуло легкое. Происходит внутреннее кровоизлияние. Это вопрос нескольких минут.
Из груди умирающего послышалось какое-то хрипение.
– А этот? – спросил Арман, указывая на де Белена.
– Перерезана сонная артерия. Смерть должна была быть мгновенной.
– Но кто же совершил это двойное преступление? – спросил, подходя, Арчибальд.
– Я думаю, что виновный в наших руках, так как мы схватили какого-то негодяя, пытавшегося скрыться. Он теперь в оранжерее. – сказал полицейский.
– Его имя?
– Этого я не знаю. Поэтому я и просил вас прийти сюда, потому что думал, что вы, без сомнения, можете дать полезные нам сведения о жизни и привычках жертв. Кроме того, вы, может быть, знаете убийцу или, по крайней мере, того, кого я подозреваю в совершении этого преступления.
С этими словами полицейский осторожно приоткрыл дверь в оранжерею и знаком приказал расступиться стоявшим перед ней агентам.
Там сидел в кресле, держась за голову руками, молодой человек, неподвижный, как статуя.
Когда дверь открылась, он вздрогнул и поднял голову.
– Граф де Шерлю! – воскликнул Арман.
9
В ПАУТИНЕ
Было немедленно же дано знать в префектуру, и скоро в дом де Белена явились чиновники.
Это были господин Варнэ, который, как нам известно, был следователем по делу Дьюлуфе, и один товарищ прокурора, который, как читатель скоро увидит, также не совсем нам незнаком.
Первоначальный осмотр не дал почти никаких результатов.
Очевидно, преступление было совершено с целью грабежа, так как в кабинете герцога царил величайший беспорядок Несколько драгоценных вещей лежало на полу, видимо, брошенных впопыхах. Кроме того, некоторые ящики были взломаны и на полу валялись бумаги.
Арман и еще один доктор продолжали заниматься Сильвереалем, который подавал еще признаки жизни.
Мало-помалу он пришел в себя и даже попытался говорить.
Очевидно, это было последнее усилие жизни в борьбе со смертью.
– Прежде, чем допросить арестованного, – сказал господин Варнэ, – я думаю, следовало бы выслушать показания свидетелей. Кто они?
– Это, во-первых, камердинер герцога де Белена, господин следователь, – отвечал полицейский комиссар, – затем еще привратник, некто Бенуа.
– Позовите этих людей. Что же касается вас, господа, – добавил Варнэ, обращаясь к Марсиалю и Арману, – то я прошу вас не уходить.
Те поклонились в знак согласия. Они хотели знать подробности этой странной трагедии, которая так неожиданно развязала ужасное положение.
Белуа был, как читатели помнят, добродушный швейцар, защищавший мансарду Марсиаля от завоевательных планов де Белена.
Это был круглый, толстый человек, исполненный достоинства, считавший свою должность чем-то священным.
Сейчас же было достаточно хорошо видно, какой удар был нанесен его достоинству.
Он явился, понурив голову, с краской смущения на лице. Его господин был убит, и его личная ответственность казалась ему тем более тяжкой, что он не допускал и мысли, что можно войти в дом иначе, как через охраняемую им дверь.
– Что вы знаете? – спросил его Варнэ. – Прошу вас быть как можно более лаконичным в ваших показаниях и избегать бесполезных подробностей.
Бенуа был оскорблен этими словами, но скрыл свои чувства.
Кроме того, он был чрезвычайно изумлен присутствием Марсиаля. Исчезновение молодого человека было «подозрительно», как он замечал часто соседу-бакалейщику. Поэтому, весьма естественно, что он почувствовал немалое удивление, встретив его при таких обстоятельствах.
Но как бы то ни было, однако Бенуа, откашлявшись и заложив два пальца за пуговицу жилета, начал свое повествование.
– Прежде всего, – начал он, – я должен вам сказать, господин следователь, что я заснул около одиннадцати часов вечера. Господин герцог, по своему обыкновению, был уже дома. Я должен заметить, что господин герцог часто проводил ночь, лежа в кресле. Это может показаться странным, но это меня не касается, принимая по внимание мое подчиненное положение.
– Продолжайте, – сказал следователь, опасавшийся дискуссии о неравенстве сословий.
Бенуа сдержал жест неудовольствия и продолжал:
– Прежде чем заснуть, я имел честь сказать госпоже Бенуа – моей законной супруге, – что я намерен встать рано, чтобы заняться кое-какой работой.
Я спал, когда в два часа или четверть третьего, не могу сказать точно, так как, боясь обеспокоить госпожу Бенуа, я не решился прибегнуть к помощи моих часов со звоном, или около этого времени, я услышал звонок. Мое поведение было продиктовано мне совестью, я встал с постели и, услышав шаги в прихожей, спросил: «Кто там?» Мне ответили: «Барон де Сильвереаль».
В ином случае я позвонил бы, чтобы предупредить камердинера господина герцога, но относительно барона я имел приказание пропускать его, когда бы это ни случилось.
Итак, я пропустил барона и вернулся к мадам Бенуа.
Осмелюсь сказать, что я заснул очень быстро. Вдруг в шесть часов утра я был неожиданно разбужен криками, раздававшимися из комнаты господина герцога. Минуту я колебался, я не считал возможным, чтобы крики выходили из.
– Избавьте нас от ваших рассуждений, – прервал с нетерпением Варнэ.
– Я уважаю французское правосудие, – ответил с оттенком горечи Бенуа, – и потому готов исполнить ваше желание. Я вскочил с постели и, не слушая возражений и увещеваний госпожи Бенуа, ринулся, да, господин следователь, именно ринулся в комнаты господина герцога! В ту минуту, когда я был на пороге двери. О! Господин следователь! Я проживу сто лет, что я говорю, век! – и все-таки не увижу более ничего, подобного зрелищу, которое представилось моим глазам! Извините меня! Я чувствую, что готов лишиться чувств при одном воспоминании!
Бенуа действительно побледнел.
В подобных случаях энергичные средства делают чудеса.
– Продолжайте, – сказал суровым тоном товарищ прокурора, – или я сочту, что вы с умыслом оттягиваете время!
Действие этих слов было мгновенным. Бенуа сдержал свои нервы и погрузил шею в галстук, наверное, для того, чтобы придать устойчивость голове, потерявшей было равновесие.
– В галерее, – воскликнул он, – было пять, шесть, десять человек, не могу сказать точно, сколько именно! Почему я не знаю? Это очень просто. Во-первых, было темно, во-вторых, я получил такой удар по голове, что у меня посыпались искры из глаз! Пять, шесть, десять человек исчезли, как утренний туман.
– Без поэзии! – бросил Варнэ.
– Кажется, я не сказал ничего дурного. Впрочем, я готов взять назад мои слова. Эти люди убежали, исчезли, улетучились. Однако я успел заметить, что один из них нес кусок статуи, который лежал около бюро господина герцога. Получив удар в переносицу, я мог только закричать вот так: «А!» И я закрыл глаза на одну минуту, в этом я признаюсь! Когда я открыл их, галерея была уже пуста. Я побежал в кабинет герцога, и в ту минуту, когда я открывал дверь, я увидел молодого человека, бледного, покрытого кровью. О! Я узнал его. Я крикнул ему: «Каналья!» и схватил его за воротник.
– Это был тот самый, который теперь арестован?
– Мною! Да, господин следователь! Мною и камердинером, который вошел вслед за мной, услышав тоже шум и крики. Да, господин следователь, я его арестовал. Я его хорошо знаю. Господин герцог принял его к себе, кормил его, обходился с ним, как ни с кем, и тот отплатил ему, убив его, его и барона де Сильвереаля. Яне более как простой швейцар, но я нахожу, что это очень нехорошо!
– Какой был вид у этого человека, когда вы его схватили?
– Его вид? Он выглядел ошеломленным, вроде как, с позволения сказать, человек, который много выпил! О! В первую минуту я не мог удержаться и назвал его убийцей! Он взглянул на меня, как будто бы не понимая, что я говорю, и пошел вперед. Он хотел уйти, это ясно. Но я сказал ему: «Постойте, голубчик!» И мы позвали слуг. Убийцу схватили и посадили в оранжерею. Больше я ничего не знаю.
С этими словами Бенуа огляделся, желая оценить произведенное им впечатление.
Другой свидетель, камердинер герцога, подтвердил показания Бенуа. По его мнению, арестованный имел вид человека, который разыгрывает помешанного.
– Кто этот молодой человек? – спросил товарищ прокурора.
– Как кажется, что-то вроде оборванца, принятого к себе герцогом, который был очень добр. Он называл себя графом де Шерлю.
– Граф де Шерлю! – повторил следователь.
– О! Старый граф был аристократом! Он всякий раз, как бывал у господина герцога, давал мне по луидору. Молодой человек называл себя его сыном. Я ничего об этом не знаю, но это возможно, так как граф был очень слаб на счет женского пола.
– Старый граф умер, кажется?
– Да, тому назад пять или шесть месяцев.
– Видели вы тех людей, о которых говорил господин Бенуа?
– В ту минуту, когда я вошел в галерею, они уходили. Я успел только заметить, что их лица были зачернены.
– Каким образом они ушли?
– Этого я не могу сказать вам, господин следователь. Я знаю только, что не через дверь, так как я был перед нею.
– Осмотрим эту галерею, – сказал Варнэ, обращаясь к товарищу прокурора.
Оба чиновника поднялись.
В эту минуту произошло следующее.
Портфель товарища прокурора вырвался из его рук и упал на пол, причем некоторые бумаги выпали.
Бенуа бросился поднимать их. В ту минуту, когда он взял их в руки, у него невольно вырвался крик.
– Что с вами? – спросил следователь.
– Это письмо! – пробормотал он, показывая на письмо, выпавшее из портфеля.
– Ну так что же?
– Это рука господина герцога!
– Герцога де Белена? – спросил товарищ прокурора, хватая письмо.
– Да, я хорошо знаю его руку.
– Я помню теперь, что я носил вчера письмо в суд, – прибавил подошедший камердинер.
Чиновники обменялись взглядом. Товарищ прокурора вполголоса объяснял следователю, что это письмо было получено им вчера вечером в числе других бумаг, но что у него не было времени прочитать его.
Варнэ жестом удалил обоих свидетелей.
Товарищ прокурора распечатал письмо и поспешно прочитал его.
Вот что было там написано:
« Господин Королевский прокурор!
Будучи грубо оскорблен лицом, которое я некогда принял к себе в дом, я считаю своим долгом сообщить вам о подозрениях, которые это лицо мне внушает. Имя ею граф де Шерлю, по крайней мере, он так себя называет. Но я имею повод думать, что это имя и титул ему не принадлежат.
Я вынужден был выгнать его из моего дома благодаря полученной им записке, которую я при сем прилагаю.
Этот мнимый граф де Шерлю, живущий за счет падшей женщины, герцогини де Торрес, принадлежит по всем признакам к знаменитой шайке «Парижских Волков», которую так давно преследует полиция.
Имя Манкаля, стоящее на приложенной записке, по-видимому, не что иное, как один из псевдонимов бандита Бискара.
Если вы пожелаете, я готов дать вам все объяснения, которые вы сочтете нужными».
Письмо было подписано герцогом де Беленом.
– Вот это неожиданно освещает это печальное дело, – сказал Варнэ. – Этот мнимый граф хотел помешать доносу и при помощи своих сообщников убил герцога де Белена.
В эту минуту к чиновникам подошел Арман.
– Господа, – сказал он, – смерть барона де Сильвереаля близка. Но, вероятно, за несколько минут до нее к нему вернется сознание и, может быть, вам удастся узнать от него что-либо важное.
– Вы правы, – ответил Варнэ. – Надо показать ему графа де Шерлю. – Приведите сюда арестованного,– добавил он, обращаясь к агентам.
Ввели Жака.
На него было действительно страшно смотреть. С бледным, искаженным лицом, блуждающими глазами, он походил на помешанного. Он шел, как автомат, по-видимому, не понимая, что происходит вокруг него.
– Подойдите, – сказал ему следователь.
Жак поднял голову и взглянул на него.
Лицо и платье несчастного были в кровавых пятнах, точно так же, как и его руки.
Товарищ прокурора нагнулся к уху Варнэ.
– Я знаю этого человека, – сказал он вполголоса.
– В самом деле?
– Я видел уже его при странных обстоятельствах. Он назвал себя доктором, чтобы увидеть женщину, которую прозвали «Поджигательницей».
– Да, я знаю, эта женщина была убита Бискаром, главарем Волков. Это очень важно. Мы еще переговорим.
С этими словами следователь подошел к барону и склонился над ним.
– Барон де Сильвереаль! – сказал он.– Слышите вы меня?
Барон взглянул. Арман повернул тогда его голову в сторону
Жака и дотронулся пальцем до его век.
Глаза умирающего открылись. Вдруг все тело его вздрогнуло как бы под ударом электрического тока, и рука протянулась к Жаку.
– Убийца! – крикнул он хриплым голосом и упал на спинку кресла без движения. Он был мертв.
– Убийца! – повторил Жак, лицо которого еще более исказилось. – Кто это?
– Вы убили этого человека? – спросил его следователь.
– Я? Я?!
Этот неожиданный удар, казалось, возвратил Жаку сознание. Он выпрямился и оглянулся вокруг себя.
– Где я? – крикнул он.
В эту минуту он увидел свои окровавленные руки.
– Это кровь! Что это за кровь!
– Это кровь ваших жертв! – прервал его суровым тоном следователь и, схватив за руку, подвел к трупам де Белена и Сильвереаля.
Жак дико вскрикнул и, протянув вперед руки, упал без чувств на паркет.
Арман бросился к нему.
– Искусный актер,– заметил следователь.– Этот обморок притворный.
– Нет! – возразил Арман. – Припадок естественный, но он не представляет, впрочем, опасности.
– Ну так убийца будет помещен пока в лазарет.
По знаку следователя двое полицейских агентов подняли Жака и осторожно отнесли его в карету, ожидавшую у подъезда.
В ту минуту, когда они показались на улице, в собравшейся вокруг толпе послышались проклятия и крики. Многочисленный конвой окружил карету, чтобы защитить убийцу от ярости толпы, и эта предосторожность была далеко не лишней.
Бискар сдержал свою клятву. Сын Жака де Котбеля был обвинен в убийстве, и его ждал эшафот. Паук хорошо растянул свою паутину.
10
ЗАПАДНЯ
Как, каким странным стечением обстоятельств Жак оказался вдруг обвиненным, почти уличенным в ужаснейшем преступлении?
Зачем посещал он герцога де Белена? Как оказался там Сильвереаль? Наконец, был ли виновен Жак?
Во всяком случае, почему он не защищался? Что означало его странное поведение, так весомо подтверждающее предъявляемые ему обвинения?
Постараемся подробно объяснить все это.
Мы оставили Жака в ту самую минуту, когда странная сцена, только что происшедшая между де Беленом, Сильвереалем и герцогиней Торрес, внезапно раскрыла ему глаза, и он бежал из этого дома лжи и разврата.
Урок был жесток и ужасен. Вспомните, какую безрассудную страсть внушила ему эта женщина, едва промелькнув перед ним подобно видению! Что он мог знать о ней? Да и хотел ли он что-либо знать, видеть, анализировать?
В час скорби, когда в отчаянии от бесконечных неудач он хотел искать у смерти покоя, в котором постоянно отказывала ему жизнь, когда изгнанный де Беленом, обвиняемый «Поджигательницей» на смертном одре, ввергнутый в таинственную бездну, глубины которой он даже не пытался измерить, несчастный остался один на один со своим отчаянием, без друзей, без поддержки, именно в эту ужасную минуту и вошла она в его жизнь. Она была прекрасна Глубокая, самоотверженная любовь светилась в ней, придавая особый блеск, особую лучезарность ее красоте, особую проникновенность ее словам, особую силу ее колдовским чарам. Жак тогда с благоговением шептал имя Изабеллы, казавшейся ему чистейшим, достойным обожания существом!
И вот на сцену выходит Сильвереаль! Он груб, нагл, циничен. Но он принес тот фонарь, который озарил мрак. Он принес правду! Правду о том, что всей окружающей его роскошью Жак обязан был многочисленным любовникам Тении! Каждая из ее драгоценностей, каждый из ее нарядов был ценой продажных ласк!
И его, Жака, могли обвинить в пользовании плодами этого постыдного торга! Да, он дал пощечину де Белену! Но разве этим было смыто его бесчестие? Драться, убить герцога – значило ли это уменьшить вероятность обвинения? Тогда он оттолкнул от себя эту женщину.
Он не убил ее. Наверное, он не мог бы объяснить причину подобной жалости! И вот он снова одинокий, отвергнутый жизнью бедняк, не знающий, где преклонить голову! Он хотел покоя. Но злополучная судьба властно толкала его вперед.
Однако он старался не поддаваться отчаянию, не сгибаться, не терять надежды.
– Я буду бороться, – шептал он, широко шагая по пустынной дороге к Парижу. – Довольно слабости! Довольно трусости! Разве я не мужчина, разве я не могу, подобно другим, силой воли пробить себе дорогу? Я молод. Я чувствую в себе мужество и энергию возрожденного человека.
Вдруг он вздрогнул. Где-то сзади послышался шум чьих-то торопливых шагов. Кто-то преследовал его!
Хотя он и сам шел очень быстро, однако шаги слышались все ближе и ближе. Нет, это была не герцогиня, которая, повинуясь какой-нибудь безумной идее, могла пуститься в погоню за своим любовником. Шаги были тяжелые, мужские.
«Вероятно, это какой-нибудь негодяй, подосланный Беленом и Сильвереалем, чтобы убить меня», – быстро промелькнуло в голове Жака.
Он резко остановился. Он был безоружен, но твердо решил дорого продать свою жизнь. Место было пустынное, до заставы еще довольно далеко. Помощи ждать было не от кого.
– Ничего! – прошептал Жак. – Если уж рок так властно распоряжается моей жизнью, пусть. Будь что будет!
Между тем, среди окружавшего мрака уже обрисовывалась чья-то тень, быстро приближающаяся к тому месту, где стоял Жак.
– Граф де Шерлю! – произнес чей-то незнакомый голос.
Молодой человек сделал несколько шагов навстречу незнакомцу.
Это был человек средних лет, в черной ливрее и в черной шляпе с кокардой.
– Что вам нужно? – спросил Жак, из предосторожности становясь в оборонительную позу.
– Извините, сударь, – сказал незнакомец, вежливо снимая шляпу. – Не вы ли граф де Шерлю?
Имя это кольнуло слух Жака, как злой отголосок прошлого. Однако он сдержался.
– Это я, – отвечал он. – У вас есть ко мне какое-нибудь дело?
– Да, сударь. Я доставил вам письмо. В доме, где вы проживаете, мне довольно грубо ответили, что граф только что ушел. Я добился, однако, того, что мне с грехом пополам указали, в какую сторону отправился господин граф, и мне посчастливилось догнать вас.
Хотя разговор этот и происходил у одного из фонарей, кое-как освещавших аллею, Жак все-таки не мог разглядеть лица своего собеседника. Но в тоне его голоса звучала искренность.
– Вы говорите, что у вас есть письмо ко мне. Кто послал вас?
– Сударь, – сказал слуга, понижая голос, – я не считаю себя вправе сообщать вам это. Но уверен, что в письме вы найдете желаемое объяснение.
– Давайте же его сюда!
И с нетерпением, в котором он сам себе едва ли отдавал отчет, Жак протянул руку за письмом.
Слуга подал ему крошечную, изящную записочку. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы убедиться, что ее писала прелестная женская рука. Он подбежал к самому фонарю и при слабом свете его стал рассматривать печать.
Она была из голубоватого сургуча, но без герба.
С лихорадочной поспешностью Жак сломал печать и прочел следующее:
« Вы, спасший мне жизнь, довершите начатое вами дело. Та, которая обязана вам своим спасением, еще раз просит у вас помощи: речь идет о важнейших ее интересах. Одинокая и беззащитная, она обращается к вам, как к брату. Сегодня в полночь будьте в переулке, примыкающем к дому маркиза де Фаверей, у садовой калитки. Там я скажу вам все. Верьте мне, как и я верю вам.
П.»
Почерк был мелкий, четкий, изящный. Возглас удивления вырвался из труди Жака. Подарок судьбы! Бесконечная радость охватила его.
Какой светлый луч разогнал окружавший его мрак!
Эта начальная буква имени! Да, ее звали Полиной, и она была в опасности! Она звала его на помощь! И какова бы ни была эта опасность, он готов был смело идти ей навстречу. И если ему суждено погибнуть, по крайней мере, смерть его не будет такой бесполезной, какой была до сих пор вся его жизнь.
В том экзальтированном состоянии, в каком находился Жак, он не способен был рассуждать. В душе его не было и тени сомнения. Тот, кто сказал бы ему хоть слово о ловушке, вызвал бы в ответ лишь презрительную улыбку.
Почтительный слуга все это время стоял в нескольких шагах от него.
Жак жестом подозвал его к себе.
– Вам приказано принести ответ?
– Точно так, господин граф.
– Скажите, что я выполню все, что от меня ждут.
– Я в точности передам ваш ответ, господин граф, но знаете ли вы где находится.
Слуга сделал небольшую паузу.
– Дом, куда должны вы отправиться?
– Как! Вам известно содержание письма?
– Я уже немолод, сударь, и знаю ее с самого раннего детства.
Мгновенное подозрение закралось в душу Жака. Доверие Полины де Соссэ к лакею показалось ему несколько странным. Но все-таки в этом не было ничего невозможного. И молодой человек решительно отогнал от себя сомнения,
– В самом деле, – сказал он, – я не знаю точно, где этот дом.
Слуга дал ему самые подробные объяснения.
Как известно, дом маркиза де Фаверей стоял при въезде в предместье Сент-Оноре, почти на том месте, где теперь расположены службы английского посольства.
– Самое главное, господин граф, будьте точны, – добавил слуга.
– Буду ровно в полночь.
Инстинктивным Движением Жак поднес руку к карману жилета. Но вдруг горькое воспоминание обожгло его, словно раскаленное железо. Несколько бывших у него с собой луидоров принадлежали не ему! То были деньги той женщины!
Кроме того, лакей уже собрался уходить.
– Граф не желает ничего приказать более?
– Нет, ничего. Ступайте!
Лакей поклонился и исчез в темноте.
Жак еще раз прочел письмо и покрыл его поцелуями.
Затем он, воспрянувший духом, воодушевленный и решительный, направился к Парижу. Он не мог видеть, как лакей, сделав несколько шагов по направлению к заставе, неожиданно свернул в сторону, выждал немного, затем пересек шоссе, вернулся назад и снова направился к воротам Мальо.
– О, на этот раз ты не уйдешь от меня, болван! – проворчал он сквозь зубы, быстро шагая по направлению к дому, из которого только что бежал Жак.
После того, как за ним закрылась дверь, герцогиня де Торрес бессильно опустилась на колени, подавленная, уничтоженная ужасным проклятием того, кого считала навеки связанным с ней. Долго оставалась она в этом положении. Глаза ее были устремлены в одну точку. Крупные слезы текли по ее щекам. Да, она плакала! Эта женщина, игравшая сердцами других, теперь сама изнемогала под бременем страсти. Скольких прогнала она от себя! Теперь ее саму бросили со словами презрения и проклятия!
Страшное возмездие рока! И что всего ужаснее, она любила Жака той безумной, лихорадочной страстью, которая иногда клокочет в сердцах куртизанок, подобно огню под пеплом уснувшего, но не погасшего вулкана.
Это порочное, развратное существо всецело было поглощено любовью, которая заглушила в ней на время все дурные инстинкты.
Если бы он только захотел, она была бы его рабой, покорной и преданной, как собака, она валялась бы у него в ногах, униженно вымаливая его ласки, она с радостью готова была бы принять от него даже побои.
Она обливалась слезами, истинными, горючими слезами. Впервые чувствовала она себя оскорбленной.
– Проклятая! Проклятая! – шепотом твердила Изабелла.
Вдруг чья-то рука опустилась ей на плечо.
Изабелла дико вскрикнула и вскочила на ноги.
Перед ней стоял мужчина, лакей в черной одежде, с кокардой на шляпе.
Она испугалась. Этот человек был ей незнаком. Она хотела позвать на помощь, но слова замерли у нее на губах.
Быстрым движением незнакомец сорвал парик и бакенбарды.
– Манкаль! – вскрикнула герцогиня.
– Он самый.
– Что тебе нужно? Зачем ты явился сюда, как привидение, вышедшее из гроба?
Она в ужасе отступила, протянув вперед руки, как бы желая отогнать от себя страшный призрак.
Бискар – это был он – с громким смехом опустился на стул.
– Так ты считала меня мертвым! – сказал он. – Вот как герцогиня Торрес принимает своего давнего друга и советника. Нет, нет, моя красавица, я не призрак. Я человек, и пришел завершить начатое дело!
– Дело ненависти и злобы! О, будь ты проклят, который бросил меня на дорогу, где я нашла только горе и отчаяние!
– Ба! О чем это ты так сокрушаешься?
– Не ты ли поставил мне на пути этого человека, этого Жака.
– Виноват! Я перебью тебя! Вспомни, как все это было! Я тебе сказал: «Внуши ему любовь к себе!» Я не говорил: «Полюби его!»
Герцогиня печально склонила голову.
– Я не верю своим глазам, – продолжал своим металлическим голосом Бискар, – та ли это Изабелла, сердце которой не было доступно никакому человеческому чувству? Та ли это женщина, прозванная Тенией, которая теперь плачет и приходит в отчаяние от того, что один из любовников бросил ее?
– Как! Разве ты знаешь?
– Все! Я знаю, что честному Сильвереалю пришла невероятная мысль явиться оспаривать тебя у твоего избранника. Мне известно также, что он открыл Жаку твое прошлое, и что открытие это сильно разочаровало благородного графа де Шерлю!
– Замолчи! Замолчи! – перебила его герцогиня.
Потом она вдруг выпрямилась и схватила Бискара за руку.
– Зачем ты пришел? – спросила она. – Я знаю тебя слишком хорошо, чтобы сомневаться в том, что ты преследуешь какой-нибудь адский план. Да, я помню, ты объявил мне тогда, что Жак – предмет твоей ненависти, что ты поклялся привести в исполнение уже давно созревший план жестокой мести и что для этого ты не пожалеешь никаких средств! Итак Выслушай меня! Если ты пришел говорить мне о Жаке, если ты надеешься встретить во мне сообщницу, готовую содействовать твоим планам, в таком случае лучше убирайся. Я люблю Жака! Слышишь? Я люблю его! Он оскорбил меня! Он разбил мое сердце! Я умираю из-за него. И эту смерть я призываю всеми силами своей души! По крайней мере, я была любима! Я любила! Я чувствовала, как сердце мое согревалось любовью этого юноши. Я была недостойна его, я это знаю, я каюсь в этом, но в тот иной, светлый мир я унесу с собой светлую память о том, кто заставил биться мое сердце! Ступай прочь! Я не хочу тебя слушать!