355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вильям Кобб » Царь Зла » Текст книги (страница 19)
Царь Зла
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 19:14

Текст книги "Царь Зла"


Автор книги: Вильям Кобб


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

26
ПОГОНЯ ЗА РАЗБОЙНИКАМИ

В то время, как проклятый бриг боролся с бурей, другое судно подвергалось той же участи.

Оно не походило на зловещий корабль, который нес на борту человека, назвавшего себя Царем Зла.

Стоя на мостике, капитан корабля спокойно отдавал приказания. Возле него стояла на коленях женщина, понурив голову и закрыв лицо руками.

– Все хорошо! – сказал капитан, повернувшись к даме.– Буря – наша надежная союзница. Ветер удваивает скорость нашего корабля!

– Я не боюсь, Арман, – отвечала дама. – Я уповаю на святость нашего дела. Разве борцы за правду могут быть побежденными? Мы непременно догоним их, хотя бы потому, что там, на бриге, Бискар, – добавила она шепотом.

Лети, корабль, лети по бешеным волнам. Догони воров и убийц! Спасибо тебе, буря, за то, что ты приближаешь мать к ее несчастному сыну.

Судно называлось «Надеждой».

Французский флаг развевался на его мачте.

Все паруса на судне опущены. Его грациозные очертания облагораживали картину бушующего моря. Судно, казалось, не боролось с бурей, а играло с ней, превращая ее в своего союзника.

Арман де Бернэ был капитаном.

Арчибальд де Соммервиль стоял на руле.

Братья Правый и Левый были матросами.

Ламалу, старый Ламалу, вне себя от восторга, что еще раз пришлось ему побывать в открытом море, выбивался из сил, исполняя приказания Армана.

И наконец, там была и маркиза де Фаверей, покорная, безропотная, живущая надеждой, готовая вынести все опасности.

Убежав из таверны «Золотой якорь», Правый и Левый, не теряя ни минуты, бросились в Париж.

Жертва Мюфлие не должна была пропасть даром. Оба вернулись в дом маркизы, и их внезапный приход помешал несчастной женщине привести в исполнение ужасную идею, посетившую ее в минуту отчаяния.

Разве теперь могла она думать о смерти, отступить перед новой борьбой, внезапно открывшейся перед ней, борьбой, которая требовала всех ее сил! Нет, это было бы преступлением! Ведь борьба эта была ее священным долгом. Кому, как не матери, следовало защищать свое детище, кому, как не ей, надлежало вырвать из рук гнусного Бискара эту драгоценную добычу!

Неужели после стольких лет томительной неизвестности, доводившей несчастную мать до отчаяния, теперь, в ту минуту, как она узнала, наконец, судьбу своего ребенка, неужели должна она была навсегда отказаться от него, покончив с собой?

Арман де Бернэ прерывающимся от волнения голосом в нескольких словах набросал план их будущих действий.

Небольшая рать этих честных, благородных и мужественных людей готова была до последней капли крови бороться с гнусным предводителем бандитов, Царем Зла и Преступления, и, спаянная любовью и самоотверженной преданностью, она решилась, не теряя ни минуты, пуститься в погоню за исчадием ада.

Никто из них ни на одно мгновение не сомневался, что Бискар оставил в живых сына Марии.

Очевидно, негодяй продолжал выполнять свой адский план мщения.

Снова бросит он Жака в водоворот жизни и, быть может, на этот раз и удастся ему толкнуть неопытного юношу на путь порока, и несчастный сын маркизы в конце концов потеряет честь и совесть – вот каким путем пытался отомстить Марии де Фаверей ее злейший враг!

Сообщение братьев Мартен неожиданно пролило свет на его планы.

Значит, экспедиция в Камбоджу имела далеко идущую цель.

Следовательно, он перехватил тайну сокровища, которое так долго и безуспешно искал де Белен, как это видно было из записок покойного герцога, обнаруженных следствием.

Во всей полноте открылось перед ними грандиозное и гнусное дело беглого каторжника. Шайка «Парижских Волков» желала овладеть этими несметными богатствами, которые дали бы ей возможность создать громадную армию и держать в страхе цивилизованное человечество.

– Нам предстоит спасать не одного только Жака, но и все человечество, – сказал Соммервиль. – Преступление, имеющее в своем распоряжении громадные финансы? Что может быть ужаснее этого? Тогда целая армия гнусных подонков общества разойдется по всей земле, и нигде не будет прохода от этих негодяев, стремящихся к злу ради самого зла, жаждущих мести и преступлений!

Члены «Клуба Мертвых» новой клятвой скрепили свой союз в этом новом деле.

Они поклялись посвятить свои силы и жизни святому делу пресечения этих ужасных замыслов.

– Я готов! – сказал Марсиаль.

И за ним Зоэра повторил проклятие нечестивцам, осмелившимся наложить святотатственную руку на священное наследие царей кхмеров. Если убийцы Марсиаля и Эни уже умерли, то наказание должно было постигнуть и тех, которые желали воспользоваться плодами этого преступления и продолжить его.

Даже сэр Лионель Сторригэн и тот, казалось, понял всю важность стоящей перед ними задачи. Всегда бесстрастный, с неподвижным, как у мертвеца, взглядом, он пожал руки Арчибальду и Арману, сказав:

– Вот и я.

Мария молча слушала слова своих друзей.

Пристально смотрела она на маркиза, этого человека, ни на минуту не изменявшего своей обычной доброте и великодушию. По-видимому, она хотела что-то сказать, но не решалась.

Наконец, она встала и, подойдя к старику, почтительно опустилась перед ним на колени.

– Теперь выслушай меня, ты, который был мне столько лет отцом и другом! Слышишь, что говорят эти люди? Чтобы спасти сына Жака де Котбеля, они готовы идти навстречу величайшим опасностям. Я, в свою очередь, спрашиваю вас: имеет ли право мать отступать перед подобной задачей? Маркиз де Фаверей, ответьте мне по совести, согласны ли вы отпустить меня с ними?

Все вскрикнули при этой неожиданной просьбе маркизы.

Как! Эта женщина, убитая горем и отчаянием, смело решилась идти навстречу всем трудностям и опасностям экспедиции, которая Бог знает чем еще могла кончиться, быть может и смертью, напрасной смертью!

Но маркиз де Фаверей отлично понимал, что происходило в сердце матери: нежно поднял он бедную Марию и своим спокойным, уверенным голосом произнес:

– Ты первая должна обнять своего сына! Поезжай с Богом! И да поможет тебе Божественное Правосудие!

– О, благодарю тебя, друг мой! Ты понял меня! Ах, прости мне, что я покидаю тебя, что я бегу от нашего мирного семейного очага! Но, оставаясь здесь, я не в силах была бы дожить до возвращения наших друзей. Страх и беспокойство убили бы меня, и, может быть, в тот день, когда Жак, снова вступив на землю Франции, бросился бы обнять меня, называя своей матерью, он нашел бы холодный труп, и мои бледные губы не в силах были бы тогда ответить на его первый сыновний поцелуй!

– Поезжай! Господь с тобой! – повторил маркиз де Фаверей. – Старик дождется тебя. Он будет жить для того, чтобы видеть тебя, наконец, счастливой! В тот день, когда закроешь ты ему глаза, как счастлив будет он, если, склонившись над его смертным одром, ты скажешь ему: «Именем Жака де Котбеля благодарю тебя, друг мой, за то, что ты тогда спас меня от отчаяния!»

И в самом деле, если Бискар олицетворяет собой ужасный тип беспощадной ненависти, доходящей чуть не до безумия, если окружающие его бандиты прошли через все ступени порока, зато каким могучим противовесом им являются возвышенность чувств и разумная доброта маркиза и остальных уже знакомых нам благородных друзей человечества!

Ни один из них не думал о себе. Каждый ради общего, святого дела забывал свои дела, свои привязанности.

Арман расставался с Матильдой, Марсиаль – с Люси. Старик маркиз оставался один, с улыбкой провожая ту, которая была для него дороже всего на свете.

– Мы постараемся заменить вас маркизу де Фаверей, – сказала Полина своей приемной матери. – Идите спасать вашего сына! Я буду молиться за вас обоих!

Таким образом эта маленькая рать борцов за добро и правду бросилась в погоню за врагами, каждую минуту готовая вступить с ними в бой, сильная своим благородным мужеством, которое всегда могущественно, потому что несет добро.

И вот, прежде чем настичь врагов, им пришлось сначала выдержать борьбу со стихией.

Ураган был опасным противником. Но «Надежда», управляемая искусными моряками, как конь под седлом неустрашимого всадника, стремительно летела по гребням волн.

Глухо раздавались страшные раскаты грома. Молния сверкала, отражаясь в темной пучине вод. Каким-то зловещим треском стонали мачты и снасти. Арман, смелость которого доходила до героизма, спустил все паруса, заставляя бурю со страшной быстротой нести его судно по бушующим волнам океана.

Малейшая ошибка в управлении кораблем – и он был бы разбит бурей. Но де Бернэ имел верный глаз и отлично знал свое дело. Это была как бы дуэль человека с природой. Ловко, изящно отражал он все удары своего сильного противника. Он был неуязвим. Грубая сила природы должна была уступить.

Ламалу был вне себя от восторга при виде такого искусства. Радостные крики вырывались из груди старика. Старый матрос не мог противиться чудесному обаянию моря. Как он был рад, что ему удалось послужить под началом такого храброго капитана и принять участие в этой грозной схватке! Марсиаль с тем истинным смирением, какое свойственно всем благородным сердцам, работал наравне с простыми матросами и своим усердным исполнением приказаний капитана подавал пример всему экипажу.

Вдруг раздался сильный треск. Огромная волна разбилась о судно. В ту же минуту средняя мачта переломилась под напором ветра, и заполоскал парус.

– Марсиаль! Рубите! – крикнул Арман. – Перерубите обломки и бросьте в море!

Молодой человек ни минуты не колебался. Одним прыжком бросился он на снасти. Арман, бледный как полотно, затаив дыхание, прислушивался к равномерным ударам топора. Он знал, что опасность была велика, ураган мог сорвать Марсиаля с его ненадежной позиции и швырнуть в пучину волн.

Но вот небо как будто немного прояснилось, и корабль, на мгновение совсем было накренившийся набок, снова прямо и гордо встал на бушующих волнах.

– Готово! – крикнул Марсиаль.

Арман наклонился к маркизе.

– У него благородное, мужественное сердце, достойное вашей Люси, – шепнул он ей, указывая глазами на молодого человека.

В это время на носу корабля неподвижно стоял человек, бессмысленно вперив взор в непроглядный сумрак ночи, ничего не видя, ничего не понимая, нисколько не беспокоясь об опасности. Это был сэр Лионель.

Вдруг из глубины моря раздался пронзительный, раздирающий душу вопль отчаяния, заглушивший собой даже шум урагана.

Арман вздрогнул.

Это был человеческий голос!

Что же это такое?

Неужели среди этого ужасного разрушения какой-то несчастный взывал о помощи?

Снова раздался крик, еще громче, еще пронзительнее.

Арчибальд бросился к Арману.

– Вы слышали?

– Да, вероятно, это какой-нибудь бедняга борется со смертью. Быть может, здесь, недалеко от нас произошло кораблекрушение.

– Слышите! Опять кричит! Арман, надо попытаться спасти этого несчастного!

И как будто мольба о помощи еще более усилила ярость бури, снова раздались страшные раскаты грома.

Молния осветила в нескольких метрах от корабля какую-то группу людей на белом гребне волны, и снова раздался крик.

– Помощь! – крикнул Соммервиль.

– Не делайте этой глупости, Арчибальд,– сказал Арман, – вы погибнете сами и не спасете этих несчастных!

– Так что же? Я исполняю свой долг!

– Арчибальд, ради нашего общего дела, умоляю вас, прекратите…

– Наше дело, прежде всего, жертвовать собой для спасения других!

Арман не мог ничего возразить против этого довода, с которым в душе он и сам был согласен.

– Шлюпку на воду! – крикнул Арчибальд.

– Исполнить приказание маркиза! Живей! Ламалу!

Мгновенно была спущена на воду одна из шлюпок, привязанных к вантам.

Арман назвал этот поступок безумием. И правда, можно ли было надеяться, что маленькая скорлупка сможет устоять против бури, угрожавшей даже кораблям! Скорее всего, надо было ожидать, что свирепая волна подхватит ее, завертит и разобьет в щепы.

Но Арчибальд не рассуждал. Его великодушное, самоотверженное сердце вело его, заглушая голос разума.

В ту самую минуту, как лодка спущена была на воду, Соммервиль мигом вскочил в нее. Вдруг он вскрикнул: он был не один, с ним вместе прыгнул туда Лионель – этот несчастный сумасшедший.

Отчаяние овладело Арчибальдом. Теперь только осознал он всю глубину угрожающей ему опасности, теперь, когда ей подвергался другой. Быть может, он и отказался бы от своего намерения, но было уже поздно. Канат, которым привязывалась шлюпка к судну, был уже перерублен. Лионель быстро схватил весла и с какой-то сверхъестественной силой принялся рассекать ими волны.

С редким искусством, которое вызвало бы восторг у самых отважных моряков, Арман боролся с бурей. Он пускался на невозможное! Он хотел задержать ход корабля, попробовать приостановить его. Судно вертелось, вставало на дыбы, как норовистый конь, но воля и ювелирное искусство капитана брали верх!

Арчибальд и Лионель были в страшной опасности. Шлюпка так и летела по волнам, то взмывая на ужасную высоту, то падая в пучину, которая, казалось, готова была поглотить ее.

– Факелы! – крикнул Арман.

И, бросившись вперед, на нос корабля, он при свете факелов следил за черной точкой, с которой ожесточенно боролись волны и которая увлекала в бездну его друзей.

Вдруг до слуха Армана донесся громкий, звучный голос Арчибальда.

– Спасены! – кричал он.

Что значит этот крик? Какое чудо помогло ему достать из воды тех, для спасения которых решился он жертвовать собой?

Ламалу бросился к рулю, Арман громко отдавал приказания. Судно, снова подхваченное могучей волной, неудержимо неслось вперед.

С глухим шумом шлюпка ударилась о борт. Неужели она разбилась, неужели несчастные друзья Армана погибли в волнах?

Нет! Лионель, уцепившись за канат, проворно вскочил на палубу. На плечах у него был человек. Тот же маневр повторил и Арчибальд. Он нес другого несчастного.

Все четверо, двое живые и двое, казавшихся мертвецами, грохнулись на палубу.

– Черт возьми, ну уж и волны, господин маркиз, – произнес чей-то хриплый голос.

Арман бросился помогать друзьям.

– Мюфлие! Кониглю! – вскричал он, узнав в спасенных Арчибальдом людях своих старых знакомых.

– Он самый! – отвечал Мюфлие и после этого лишился чувств. Что касается Кониглю, он не обнаруживал никаких признаков жизни.

В эту минуту буря внезапно стихла. Море не представляло уже опасности. Общее внимание сосредоточено было теперь на двух полумертвых союзниках. Они стали предметом нежнейших забот.

Удивление Арчибальда не знало пределов.

Как был он рад, что удалось ему вырвать из когтей смерти этих двух людей, игравших такую странную роль в его жизни!

К тому же от братьев Правого и Левого он узнал о самоотверженном поступке бывших разбойников. Они пожертвовали собой для того, чтобы помочь врагам Бискара. И когда Арчибальд узнал, что они снова попались в когти этого зверя, он ни минуты не сомневался, что молодцеватый Мюфлие и худощавый Кониглю поплатятся жизнью за свое стремление к добродетели.

И вот он неожиданно снова находит их. И где же? В пучине моря! Вероятно, они опять стали жертвой какой-нибудь ужасной катастрофы!

Все происшедшее казалось ему чудом.

Арман, уверенный теперь в полной безопасности своего судна, почти нисколько не пострадавшего от бури, направил свои силы в другую сторону и применил все свое искусство, чтобы привести в чувство обоих друзей Арчибальда.

Хотя несчастные и дошли до того страшного изнеможения, которое граничит со смертью, но в них было еще много жизненных сил. Через несколько минут Мюфлие снова открыл глаза.

Увидя Арчибальда, он хотел приподняться.

– Лежите смирно, не двигайтесь, мой милый! – сказал Соммервиль.

И с этими словами он дружески подал ему руку.

Мюфлие протестовал против подобной чести.

– Гм! Что это вы, маркиз! Как можно! Вы мне даете руку?

– Возьмите же ее! Я знаю о вашем подвиге в Круазике!

– Какой вздор! Ну, стоит ли говорить об этом! Вы спасли мне жизнь. Значит, с избытком расквитались со мной!

– Так вы отказываетесь пожать мне руку? – сказал, смеясь, маркиз.

– Мне отказываться от такой чести! Что вы, Бог с вами! Если вы воспринимаете так мои слова.

И, собрав последние силы, Мюфлие приподнялся немного и, схватив в свою огромную лапищу тонкие, нежные пальцы маркиза, так сильно сжал их, что чуть было не сплющил.

– Вы знаете, маркиз, что мы с вами друзья на жизнь и на смерть! Прошу вас, окажите мне одну милость!

– Все, что хотите, любезный Мюфлие!

– Вот что, я уже один раз говорил вам это. Пожалуйста, не говорите мне «вы»! Это ужасно меня беспокоит, и вы, конечно, не захотите огорчать своего беднягу Мюфлие!

– Разумеется, нет, тем более, что мы намерены сделать из него честного и порядочного человека!

– Так будьте со мной на «ты»!

– Тебе непременно хочется этого, Мюфлие? Изволь, пожалуй, я готов исполнить твое желание, только с тем условием, чтобы и ты отвечал мне тем же!

– О, нет, маркиз! Так не пойдет! Разве я ровня вам? К чему смеяться надо мной!

В эту минуту послышались стоны Кониглю.

– Эй ты, старая курица! – закричал на него Мюфлие. – Вставай же! Ну, идут ли к твоему рылу обмороки? Смотри-ка, вот и маркиз!

Кониглю попробовал встать, но не мог. Он был еще слишком слаб.

– Хотелось бы мне, господин маркиз, поздороваться с вами как следует, да не могу, все по милости подлеца Бискара!

– Бискара! Где он?

– Недалеко отсюда! Да, совсем рядом! Как ни странно, но мы упали с его проклятого брига! К нашему счастью, какой-то дьявольский кусок дерева, отломившийся от мачты, послужил нам плотом, не то потонули бы, пропали бы, как негодные собаки!

Читатели помнят, конечно, как буря сломала мачту на бриге Бискара и сбросила ее обломки в море. Тогда же оборвались канаты, которыми несчастные привязаны были к борту корабля.

– Ах, сколько воды наглотался я сегодня, да еще какой противной! В сущности-то все это вздор, и говорить не стоит! Да вот, во рту-то у меня скверно! По правде, не мешало бы пропустить маленько подкрепляющего!

– Так, значит, бриг Бискара впереди нас? – спросил Арман.

– Едва ли он способен на такое, черт возьми! Кажется, ему хорошо досталось от бури!

– А Жак?

– Он тоже там! Я заметил его грустный, унылый взгляд и задумчивое лицо! Мне хотелось поговорить с ним, но – дудки! Мы висели, как колбасы, причем так крепко стянутые канатами, что не могли и шевельнуться!

– Жив, сын мой жив! – радостно воскликнула маркиза. – Ах! Арман, вы вырвете его из рук этого злодея, не правда ли?

– Клянусь вам в этом! – торжественно отвечал де Бернэ.

27
МОРСКОЙ БОЙ

– Судно слева от нас! – крикнул караульный матрос на бриге Бискара.

Маладретт бросился к борту и направил в указанную сторону подзорную трубу, пытаясь рассмотреть судно, внезапно возникшее среди бури.

Туман рассеивался очень медленно. После шторма море всегда бывает некоторое время покрыто густым туманом, который совершенно скрывает от глаз окружающие предметы или же искажает их очертания.

Что могли разглядеть они в такую погоду на расстоянии двух миль? Ничего, кроме неясных контуров судна, которое быстро неслось по волнам.

– Французская конструкция, – сказал «Хромой», в свою очередь рассматривавший незнакомый корабль.

Но Бискар ничего не видел, ничего не слышал, углубленный в свои тревожные думы. Им овладело глухое бешенство.

В жизни преступников, всегда находящихся в возбужденном состоянии, бывают такие минуты, когда какая-то страшная, неопределенная тоска сжимает их сердца. Тщетно пытаются они стряхнуть с себя это тягостное состояние. Ужасные опасения, зловещие предчувствия не дают им покоя.

Нечто подобное происходило и с Бискаром.

Внезапное исчезновение обеих жертв вырвало у него крик бешенства не потому, конечно, что он заботился об этих негодяях, как величал он Мюфлие и Кониглю. Но какой-то инстинкт шептал ему, что они не погибли. Это казалось невероятным, и, тем не менее, он все-таки верил этому! Ему казалось, что природа насильно отняла у него его жертвы и, по странной аналогии, ему невольно приходило в голову, что, пожалуй, и Жак тоже уйдет из его рук.

Жак! Нет, быть не может этого! Да и самая мысль о спасении Мюфлие и Кониглю не была ли заведомой нелепостью?

Они были брошены в пучину, поглощены водоворотом.

В ту самую минуту, как все эти мысли вертелись в голове Бискара, кто-то хлопнул его по плечу.

Это был Маладретт.

– Бискар, – сказал он, – послушай-ка, что я тебе скажу.

– Что такое? – живо спросил глава Волков, внезапно оторванный от своих размышлений.

– Нас преследуют, – отвечал Маладретт.

Бискар как-то бессмысленно взглянул на своего товарища. Казалось, он не понял его. Тот повторил свои слова. Бискар нетерпеливо пожал плечами.

– Чушь! – произнес он с презрительной улыбкой.

– Уверяю тебя, судно это несется прямо на нас!

– Ну, что ж, пройдет мимо!

– Разве ты забыл, что тем двоим удалось ускользнуть от нас там, в таверне «Золотой якорь»?

– Нет, я этого не забыл! – бросил Бискар.

– Эти два негодяя убежали. Возможно, они отправились в Париж и известили наших врагов.

Бискар расхохотался.

– Ну, так что ж? Даже если предположить, что эти почтенные господа и ошалели от нелепой идеи пуститься в погоню за нами, то как же им догнать нас, если мы опередили их более чем на восемь дней!

– Если только не принимать в расчет встречных ветров, задержавших нас у Бискайского залива.

– Положим, что так. Но к чему ты клонишь?

– К тому, о чем я уже говорил тебе. Смотри, ведь судно идет прямо на нас, и какое-то предчувствие подсказывает мне, что к нам приближается враг.

– Что ты сказал? Враг?

– Да, члены «Клуба Мертвых»!

– В самом деле?

– Что же ты намерен делать?

– Сейчас увидишь!

И Бискар одним прыжком очутился на носу корабля, схватил рупор и закричал дрожащим голосом:

– По местам!

Матросы бросились к снастям.

– Поднять наветренную сторону! Руль влево!

Матросы усердно исполняли его приказания.

Лейтенант в испуге подбежал к Бискару.

– Что вы делаете? – крикнул он. – Если поднимется ветер, мы погибли!

Следуя приказам Бискара, бриг медленно разворачивал нос в сторону, противоположную его курсу.

Маладретт и Хромой Жан с удивлением наблюдали эти неожиданные, странные маневры, заставлявшие бриг возвращаться назад по пути, им уже пройденному.

– Пора кончать! – сказал, подходя, Бискар.

– Я требую объяснений! – вскинулся Маладретт.

– Как, разве ты меня не понял? Нас преследует враг, говоришь ты, и вдруг мы, как подлые трусы, стали бы бежать от него? Нет! Нет! Как можно? Эти люди осмеливаются не бояться нас, а мы, как пугливые дети, пытаемся уйти от их преследования? Они хотят борьбы, борьбы решительной, жестокой? Ну что же, я готов сейчас же принять бой! Они гонятся за мной? Отлично! Я наполовину сокращаю им путь. Я иду к ним навстречу!

Маладретт и Жан-Хромой сделали нетерпеливое движение.

– Бискар! – твердым, спокойным тоном начал Маладретт. – Смотри, остерегайся, ненависть совсем сбивает тебя с толку! Если мы только захотим, враги наши не в силах будут догнать нас. Я знаю ход брига, он не боится никакого преследования!

– Разве это судно годится только для бегства, а не для боя?

– Такая борьба бесполезна, даже преступна! Царь Волков, ты дал клятву не рисковать понапрасну жизнью твоих солдат! К чему эта нелепая бравада?

– Довольно! – крикнул Бискар. – Я так хочу! Я этого требую! Разве я здесь не начальник? Разве вы все не должны мне повиноваться?

– Ну, нет! – воскликнул Маладретт. – Именем Высшего Совета я приказываю тебе отказаться от этого нелепого плана!

Бискар решительно скрестил на груди руки и, гордо подняв голову, в упор вонзил горящий взгляд в лицо того, кто осмелился говорить с ним таким тоном.

– Слушайте меня все вы! – сказал он глухим голосом. – Я, один я, могу быть обладателем сокровища Короля кхмеров! Один я владею ключом к тайне, которая имеет для вас такую ценность! Откажитесь только повиноваться мне, и клянусь вам, слышите ли, клянусь вам, я сейчас же брошу то дело, которое является целью нашей экспедиции! Положим, вы меня убьете тогда. Но ничего этим не выиграете, со смертью моей рухнут все ваши надежды!

– В тебе говорит жажда мести, эта роковая страсть, которая превратила тебя в раба!

– Разве я отрицаю это? Кто же сделал меня таким, какой я теперь: самым смелым, неустрашимым, самым сильным из всех вас? Она, эта страсть, в которой вы, кажется, намерены теперь упрекать меня. К тому же, – продолжал он уже гораздо спокойнее, – разве вы не понимаете, что борьбы этой, перед которой вы отступаете сегодня, нам все равно не избежать, и кончится она только тогда, когда мы истребим наших врагов? Я не люблю останавливаться на полпути! Или все, или ничего! Повторяю, надо покончить с ними!

Он снова пришел в экстаз.

– Здесь, – продолжал он, – на этом обширном поле битвы решится борьба зла с добром, порока с добродетелью, невежества с просвещением! Смерть или победа! Истребим этих шпионов, с таким остервенением преследующих нас! И тогда, свободные владыки своего будущего, мы прямо пойдем к цели! Без страха, без сомнений. Последний раз спрашиваю: намерены вы мне повиноваться?

В то время, когда Бискар говорил это, во всей фигуре его, во взгляде, в тоне голоса чувствовались сила и власть, так гипнотически действовавшие всегда на его подчиненных. Зловещим блеском горели его глаза, и какое-то демоническое сияние озаряло его лицо. Да, это был Царь Зла во всем его адском могуществе!

Противники его плана были побеждены и поневоле должны были покориться.

– Мы повинуемся! – коротко отвечали они.

– В добрый час! – засмеялся Бискар. – Право, с вами приходится браниться на каждом шагу. Помилуйте, неужели вы думаете, что я менее вас дорожу плодами наших общих трудов и захочу терять их понапрасну? Разумеется, нет! Я исполняю все то, что обещал вам! Там, в той стране чудес, куда я везу вас, целыми горстями будете вы черпать золото из бездонного колодца несметных богатств. И тогда, – добавил он, еще громче засмеявшись, – если угодно вам будет вернуться на гладкую стезю добродетели, сделайте одолжение, вас никто держать не станет!

– Приказывай! – сказал Маладретт.

Бискар подозвал к себе капитана.

– Через сколько времени то судно подойдет к нам на расстояние пушечного выстрела?

– Приблизительно через четверть часа.

– Хорошо! Пусть все займут свои места!

– Значит, будем драться?

– Да. Койки долой!

Капитан бросил недоумевающий взгляд на обоих собеседников Бискара. Их невозмутимое спокойствие показывало, что они одобряют его приказания. Капитан вернулся на свой пост.

Затем послышалась дробь барабана. В эту минуту, как бы по мановению волшебного жезла, бойницы, до сих пор замаскированные, что придавало бригу вид мирного коммерческого судна, внезапно были открыты.

Оказалось, что он был вооружен двадцатью пушками.

Тем временем матросы четко и быстро заняли свои места. Все эти люди, бывшие арестанты, стали сейчас неузнаваемы: перед лицом опасности снова проснулись в них искусные, неустрашимые моряки и смелые, дисциплинированные солдаты. Кто знает, какие обстоятельства довели их до преступления? Быть может, минутное увлечение? Пьянство? Они обладали тем мужеством, той страстной любовью к борьбе, которые всегда в минуту опасности возрождаются в сердцах французов.

Но, увы, эти силы служили преступному делу! И с кем же должны были бороться эти люди? Со своими же соотечественниками, но с честными, благородными людьми.

– Поднять черный флаг! – крикнул Бискар.

И вот этот мрачный символ смерти стал зловеще развеваться над бригом.

«Надежда» приближалась. Теперь едва ли полмили разделяли оба судна.

На грот-мачте «Надежды» гордо развевался трехцветный французский флаг.

Кто знает, быть может, среди смелых солдат Бискара не одно сердце сжалось раскаянием при виде проклятого флага, развевающегося над ними, в то время как там, на неприятельском судне, красовалось гордое знамя отечества?

Но мог ли кто-либо подумать об отступлении? И порок имеет свое самолюбие. К тому же для многих тут речь шла о жизни, и для всех – о свободе.

Между тем «Надежда» легла в дрейф.

На мачте были вывешены сигналы.

«Имя судна?» – спросила «Надежда» на том условном языке, который применяют все моряки земного шара.

Бискар пожал плечами.

– Неужели нас узнали? – пробормотал он.

По его приказанию на бриге вывешены были сигналы, выражающие просьбу о помощи.

– Будут ли эти люди настолько глупы, чтобы попасться на подобную удочку? – спрашивал себя Бискар.

Но он недолго оставался в неизвестности.

«Надежда» отвечала приказанием остановиться.

В ту же минуту Бискар увидел на мостике силуэт Армана де Бернэ.

Он бросился на нос и крикнул:

– Я сейчас дам ответ!

И с брига раздались выстрелы.

Ядра пролетели мимо борта «Надежды», не коснувшись ее.

Арман ловко развернул свое судно и, в свою очередь, приказал дать залп.

Надо отдать должное матросам «Надежды»! Последствия их залпа были ужасны.

У брига без названия одна сторона носа отскочила и со зловещим треском упала в море. В то же время снасти с глухим шумом валились на палубу.

Вдруг на палубе «Надежды» раздался страшный крик. Он вырвался из груди Марии де Фаверей. Несчастная женщина вдруг осознала, что каждое ядро, летевшее в неприятельский бриг, могло попасть в Жака, изувечить, убить ее сына.

– Жак! Подумайте о Жаке! – кричала бедная мать.

Арман вздрогнул. Что было ему делать? Положение было ужасное. Опять судно Бискара осыпало «Надежду» градом ядер. На этот раз некоторые из них попали в цель. Палуба в нескольких местах была пробита.

– На абордаж! – скомандовал Арчибальд.

Арман приказал прекратить огонь. Он хотел сделать решительный шаг, пуститься на последнее отчаянное средство.

Ламалу был на руле. Паруса, задернутые для боя, теперь опять были спущены, и ветер, надувая полотно, быстро толкнул «Надежду» вперед.

– Благодарю вас! – сказала Мария. – Вы меня поняли.

В ту минуту, как на бриге Армана совершался этот маневр, адская мысль пришла в голову Бискара. И он тоже вспомнил о Жаке. Мигом бросился он в его каюту.

– Жак, – сказал глава бандитов, быстро распахнув дверь, – у вас есть мужество?

– Разве вы сомневаетесь в этом?

– Мы подверглись нападению пирата, который, чтобы безнаказанно подойди к нам, прикрылся национальным флагом. Нам нужно драться.

– Я готов, – отвечал Жак.

И он бросился на палубу вслед за Бискаром.

И человек этот, которого никогда не видал Жак в его настоящей шкуре, в котором не узнавал он ни дяди Жана, ни банкира Манкаля, потащил его на нос судна.

– Вот враг! – сказал он, указывая на «Надежду», подходившую на всех парусах. – А вот и оружие.

Негодяй думал, что друзья маркизы не осмелятся больше обстреливать его бриг, как только увидят на нем того, из-за которого жертвовали они своей жизнью.

Но он не знал, что маркиза была на корабле «Надежды» и что она уже подумала об этом ужасном стечении обстоятельств.

Но отчего же смолкли батареи «Надежды»?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю