Текст книги "Царь Зла"

Автор книги: Вильям Кобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Между тем карета быстро мчалась по дороге и приближала герцогиню к цели ее стремлений. Рассеянно смотрела Изабелла на мелькавшие перед ней деревья, которые сгибались до самой земли под сильным напором ветра. Сверкали молнии. Ревела буря. Молодая женщина ничего не слышала, ничего не замечала.

– Скорей, скорей! – стонала она сквозь судорожно сжатые зубы.

Они останавливались в Булони, в Монтрейле, в Вернее, в Аббевиле, в Пуа.

Там Изабелла заснула, изнуренная душой и телом, полумертвая от усталости и страшных нравственных потрясений. Когда она проснулась, была глубокая ночь. Буря стихала. Она выглянула из окна кареты. Та же однообразная дорога. Кучер приостановил лошадей.

– Где мы? – спросила герцогиня.

– В Пюизе.

– Далеко ли от Парижа?

– Около десяти лье.

– Который час?

– Половина третьего.

Изабелла опять откинулась на подушки. Кучер взмахнул кнутом Лошади снова понеслись во весь опор.

– Десять лье! Значит, часа два-три, не больше! В пять часов я буду в Париже.

Она ошибалась в своих расчетах. Путешественники миновали Геомон, потом Муазель и только подъезжали к Сен-Дени.

Изабеллу страшно клонило ко сну. Она не в силах была этому противиться. Глаза ее сами собой закрывались, голова опустилась на подушки, и молодая женщина крепко уснула.

Вдруг она проснулась с диким криком ужаса.

Где она? Что с ней?

Кареты нет! Она одна, в руках какого-то человека, который уносит ее куда-то.

– Сюда! Ко мне! Помогите! – отчаянно кричала несчастная Изабелла.

Чья-то рука зажала ей рот.

На дороге происходила, должно быть, страшная борьба: оттуда слышались проклятия и ужасные хрипы.

Теперь Изабелла, наконец, поняла, в чем дело! Разбойники остановили карету!

Она сделала над собой усилие, чтобы окончательно прийти в себя. Воры! Только-то? Она отдаст им все свои деньги! У нее было с собой более тридцати тысяч франков! Она даст слово выплатить им вдвое, втрое больше, лишь бы только они отпустили ее.

Но похититель крепко держал молодую женщину в своих сильных руках и уносил ее все дальше и дальше. Вот перед глазами ее возникла какая-то мрачная тень.

Это был небольшой, полуразвалившийся домишко.

Похититель вошел туда вместе со своей ношей. "

С необыкновенным проворством связал он руки и ноги герцогини, заткнул ей рот и вышел.

Изабелла не могла разглядеть черты лица своего странного похитителя. Она успела заметить только его сильную, крепкую фигуру. Кто был этот человек? Было ли это случайным грабежом разбойников на большой дороге, или тут имели в виду именно ее, герцогиню де Торрес?

При бледных лучах рассвета она старалась разглядеть место своего заключения. Это была просторная, довольно большая, грязная комната с голыми, стертыми стенами, с растрескавшимся бревенчатым потолком.

Изабелла лежала на полу. Бедняжка не могла даже шевельнуться. Руки ее были скручены на спине и так крепко связаны, что веревки впивались в тело.

Но слабая и нежная с виду, Изабелла была необычайно сильна: герцогиня-куртизанка, в конце концов, все-таки была дочерью народа, и в жилах ее текла горячая кровь сильных, здоровых натур. Возбужденное состояние, в котором она находилась, удвоило ее природную силу. Не смерть, не неволя пугали ее. Теперь, когда удалось ей победить в себе первоначальный испуг и волнение, ее занимала одна мысль, одна цель – спасти Жака, спасти его во что бы то ни стало.

Изабелла – грациозное и нежное создание, в лице и фигуре которой было столько женственности, в то же время пластикой своей весьма напоминала змею.

Веревки были сильно затянуты – что за беда! Руки у нее были маленькие и упругие. Изящная кисть, так и просившаяся на холст художника, была тонка, как у ребенка.

Извиваясь, как змея, медленно и осторожно пыталась она выдернуть правую руку из стягивавших ее узлов веревки. Ее тонкая, атласная кожа, словно повинуясь ее воле, стала нечувствительной. Изабелла поняла, что ее старания увенчаются успехом. Терпеливо и настойчиво молодая женщина продолжала свое дело. Веревки страшно терли ей руки. Она чувствовала сильную боль, однако превозмогла себя и не отказалась от своего плана. Через несколько минут одна из рук была свободна.

Вздох облегчения вырвался из груди Изабеллы. Теперь она вполне надеялась на себя! Она была уверена, что ни один узел не устоит против ее тонких и гибких пальцев. Но только она принялась развязывать веревку, стягивавшую ее вторую руку, как дверь отворилась.

Вошел ее похититель. Лица его она опять-таки не могла видеть: он стоял к ней спиной, и фонарь в его руках выхватывал из мрака только сильную, плотную фигуру.

При входе его Изабелла вздрогнула. Быстрым движением опустила она свободную руку в карман. Там пальцы ее судорожно ухватились за истинное сокровище женщины – за изящный пистолетик работы лучшего оружейника Франции, замечательный как по богатой отделке, так и по своим смертоносным достоинствам.

Мигом вытащила она его из кармана и, сунув руку за спину в то же положение, когда была она связана бандитом, ждала, что будет.

Вдруг дикий крик вырвался из ее груди.

Вошедший повернулся к ней лицом. Это был Бискар!

Он подошел к ней. Лицо его, покрытое смертельной бледностью, выражало ту глухую, затаенную ярость, которая у этого негодяя была гораздо ужаснее самых диких припадков гнева.

Точно такое же было выражение лица у Бискара, когда он наносил смертельный удар Дьюлуфе.

Бандит и куртизанка – оба пристально глянули друг на друга. Бискар так и впился в Изабеллу своим пронзительным взглядом, выражавшим неумолимую ненависть.

Изабелла даже не опустила глаз.

С невероятным хладнокровием она заговорила первая.

– Ах, так это вы? – произнесла она. – Нечего сказать! Славно поступаете вы со своими союзниками! Я, право, предпочла бы принадлежать к числу ваших врагов. Быть может, тогда вы относились бы ко мне с большим уважением.

Бискар злобно расхохотался.

– Союзник или противник, вы, во всяком случае, в моей власти, – сказал он.

– Знаю. И жду, чтобы вы объяснили, на каком основании сделали вы меня своей пленницей!

– Объяснения? – усмехнулся Бискар. – О, они будут кратки. Вы мне изменяете.

– Я! Вы лжете!

– Отчего вы не отправились в Англию? Зачем остановились в Кале?

– Разве я не свободна? Хотелось бы мне знать, что дает вам право распоряжаться мной?

– Где сила – там и право! Я так хочу! Этого достаточно. Но, послушайтесь моего доброго совета, оставьте лучше этот иронический тон. Хотя он в некотором роде и доказывает вашу смелость, но в данном случае, она может только повредить вам.

– Вы вздумали пугать меня?

– Я никогда не пугаю. Я сразу убиваю.

– Что же! Убейте меня!

И, говоря это, Изабелла крепко сжала в руке пистолет, готовая к защите. Как охотно убила бы она этого человека! Но благоразумие заставляло ее молчать и ждать.

– Зачем возвращаетесь вы в Париж'

На Изабеллу внезапно нашло вдохновение.

– А почему бы мне теперь и не вернуться туда? – смело спросила она.

– Что вы хотите этим сказать?

– Разве не свершилось уже мое мщение?

– Ваше мщение?

– Я не понимаю вас, мой дорогой. Я узнала там, что человек этот осужден на смерть. Я только этого и хотела. Прошлое умерло с ним. Я еду в Париж навстречу своему будущему.

Бискар, скрестив на груди руки, внимательно следил за Изабеллой.

Куртизанка тоже впилась глазами в бандита. Казалось, они изучали друг друга как дикие звери перед началом борьбы.

Бискар помолчал с минуту, потом начал медленно, отчеканивая каждое слово:

– Так значит, вам известно, что Жак умер.

Удар был меткий. Он попал прямо в сердце. Изабелла страшно вскрикнула.

– Умер, умер! – простонала она. – О, Боже мой!

Бискару удалось примитивной хитростью вырвать у герцогини ее тайну.

Теперь голос его звучал еще резче, еще пронзительнее.

– Видишь ли, герцогиня де Торрес, – сказал он, – меня нелегко провести! О, как хорошо разгадал я тебя, негодяйка! Слабая и подлая женщина! Ты воображала, что была там одна! Ты не знала, что там следили за каждым твоим шагом, что шпионы мои читали на лице твоем каждую мысль, возникавшую у тебя в мозгу. Ты боролась! Душа твоя долго колебалась между ненавистью и любовью. Любовью к человеку, подло обманувшему тебя! Я узнаю вас, куртизанки, как мелка и ничтожна ваша любовь! Да, ты узнала, что он осужден на смерть! И при мысли об этом ты забыл а все, кроме того, что он был твоим любовником, что ты любила его!

– Скажи, – прошептала Изабелла, – скажи мне: он действительно умер?

– А, вот что тебя больше всего тревожит. Хорошо, так уж и быть! Скажу тебе правду. Жак еще жив.

При последних словах Бискара радостный трепет пробежал по телу Изабеллы. Крупные слезы брызнули у нее из глаз, слезы радости и надежды.

– Я расскажу тебе сейчас, как все это было, – продолжал бандит. – Когда ты уехала из Кале, один из моих сообщников последовал за тобой. Ты остановилась в одной гостинице и попросила стакан воды. Он бросил туда снотворного. Ты проспала десять часов! За это время меня успели известить обо всем. Теперь мы оба здесь, в одном лье от Парижа, в нескольких шагах от Сен-Дени. Как видишь, я явился вовремя. И клянусь тебе, герцогиня де Торрес, что твоей светлости не удастся донести на меня и спасти своего возлюбленного Жака.

Изабелла не отвечала ни слова, углубленная в свои мысли о Жаке, о его спасении.

– Уже шесть часов утра, – продолжал Бискар, – сегодня же в четыре часа пополудни Жак взойдет на эшафот. Минуты его сочтены. В то время, как я говорю здесь с тобой, в то время, как ты тут воешь от страха, там, в тюрьме, в камеру к твоему Жаку входит священник и объявляет, что он должен готовиться к смерти.

– Довольно! Довольно! – крикнула Изабелла.

– А ты останешься здесь под хорошим надзором, будь уверена в этом! Сегодня же в шесть часов вечера ты будешь свободна. Тогда можешь сколько угодно говорить. Можешь громко провозглашать невинность того, кого ты любишь! Но будет уже слишком поздно!

– Слишком поздно? Нет!

И Изабелла, мгновенно направив на Бискара дуло пистолета, который до сих пор она держала за спиной, нажала пальцем спуск. В упор. Прямо в грудь.

Громкий смех прозвучал в ответ.

– Безумная! Он не был заряжен! – крикнул Бискар. – Неужели ты считаешь меня таким дураком! Действительно, самое лучшее – убить тебя.

Он вынул из кармана нож и медленно подошел к ней, не сводя с нее пристального взгляда.

Изабелла не пыталась ни увернуться, ни защищаться.

Послышался глухой шум падения, хрип.

– Что ж, она слишком сильно любила его! – проворчал Бискар.

Жак был еще раз приговорен.

18
НЕОЖИДАННЫЙ ПОВОРОТ

Три друга собрались в доме на улице Курсель.

Это были Арман де Бернэ, Арчибальд Соммервиль и Марсиаль.

– Итак, Марсиаль, решение ваше непоколебимо? – спросил де Бернэ.

– Я исполняю свой долг, – просто отвечал Марсиаль. – Смерть моего отца произошла при таких ужасных обстоятельствах, что я не могу вспомнить о ней без содрогания. Слепой случай помог подлым убийцам ускользнуть от моей мести. Но если сын не может наказать виновников смерти отца, он должен, по крайней мере, отдать последний долг покойному. Я иду посетить те места, где несчастный отец пал жертвой любви к науке. Со слезами благоговения поклонюсь я земле, где кости его истлели без погребения. У воздуха, которым он дышал, потребую я его последнего вздоха, который бедный отец испустил вдали от всех тех, кого он любил. Скажите мне по совести, друзья мои, разве вы не одобряете моих намерений?

Арман и Арчибальд переглянулись. Несколько минут длилось глубокое молчание. Арман заговорил первым.

– Нам не следует обсуждать то чувство, которое руководит вами и которое служит новым доказательством тому, что мы не ошиблись, поверив в вас. Только хорошо ли вы взвесили все бесконечные трудности той задачи, которую на себя берете. Страна, куда хотите вы отправиться, почти неизвестна. Едва ли удалось До сих пор побывать там хоть нескольким европейцам. Вы совершенно не знаете языка. Вас ожидают тысячи опасностей, и в итоге, кто знает, будете ли вы иметь возможность собрать последние останки того, кого вы оплакиваете!

Марсиаль жестом перебил Армана.

– Я подумал обо всем, – сказал он твердым голосом. – Но я считал бы себя недостойным носить имя отца, если бы при исполнении своего долга отступил перед опасностями, каковы бы они ни были. Отец мой не трусил, отец мой не колебался! Зачем же мне колебаться? К тому же Зоэра поедет со мной!

– Еще раз повторяю вам, Марсиаль, подумайте о советах нашего друга, – сказал Арчибальд.

– Нет! Нет! – сказал Марсиаль, вставая с места. – Не век же быть мне трусом! Не век же отступать перед препятствиями, которые жестокий рок ставит на моем пути! И мне советуют продолжать такую жалкую жизнь? Нет! Довольно! Отныне я буду слушать только голос чести!

– В таком случае, друг мой, вам не придется одному исполнять этот священный долг, – сказал Арман, в свою очередь поднимаясь с места.

– Что вы хотите этим сказать?

Лицо Армана подернулось облаком грусти.

– Печальные события, разразившиеся над нами, имеют для каждого из нас свои последствия. Смерть барона Сильвереаля, вернув свободу его жене, дает мне право надеяться, что когда-нибудь она согласится сменить его имя на мое. А пока мне надо расстаться с ней и предоставить времени возможность залечить душевные раны этого нежного, благородного создания. Зная о вашем намерении, я выхлопотал себе поручение отправиться на Восток для осмотра Камбоджи и древней страны кхмеров. Я поеду с вами!

Марсиаль радостно вскрикнул.

– Подождите, это еще не все. Вам известно ведь, что все наши старания вернуть рассудок сэру Лионелю пропали даром? Часто в подобных случаях полная перемена условий жизни, новые сильные впечатления приводят к неожиданным результатам. Друг наш Арчибальд, преданность и верность которого достойны восхищения, тоже решил отправиться с нами. В эту опасную экспедицию он возьмет с собой сэра Лионеля и будет заботиться о нем.

Флегматичный Арчибальд, во всех случаях жизни всегда спокойный, невозмутимый, и на этот раз не изменил своему обычному хладнокровию. Он даже не сдвинулся с места, и только кивнул головой в знак согласия.

– Ах, господа, – с восторгом воскликнул Марсиаль. – Ну может ли кто-нибудь достойным образом вознаградить такие сердца, как ваши?

– Марсиаль, – отвечал Арчибальд, – а спокойная совесть, а сознание исполненного долга – разве это не лучшая награда, на какую когда-либо может рассчитывать человек?

– Значит, когда вы только что отговаривали меня от моего намерения.

– Это было испытание, – кротко сказал де Бернэ. – Простите нас за эту маленькую хитрость и знайте, что для нас было невыразимой радостью убедиться, как много в вас души и истинного благородства и как страстно ваша натура стремится к добру.

– Когда же мы поедем? – спросил Марсиаль.

– Пока еще рано назначать определенный день. Вы знаете, какая ужасная катастрофа разыграется сегодня? Один несчастный должен смертью на эшафоте искупить страшное преступление. Маркиза де Фаверей каким-то образом оказалась замешанной в этом трагическом происшествии, и я знаю, что вопреки всем уликам против этого молодого человека, в глубине души она все-таки сомневается в его вине, и эти сомнения мучают ее. Она просила нас оставить ее на это грустное время одну. А вы ведь знаете, Марсиаль, что ей одной принадлежит право дать или не дать согласия на наше путешествие, а также назначить нам день и час отъезда.

– Разве вы не открыли ей свои планы?

– Конечно, да. Но уже много лет мы преследуем одну цель, которую, увы, не в силах достичь. Маркиза де Фаверей вправе требовать, чтобы мы продолжали добиваться этой цели, как ни кажется она трудной и невыполнимой. И какого бы самоотречения она от нас не потребовала, наш долг доказать ей, что мы верны клятве. Стоит ей сказать слово, выразить сожаление, и мы останемся на поле битвы, которое она нам определила. Тогда вам, милый мой Марсиаль, придется ехать вдвоем с Зоэрой.

– Но что же это за тайна? Да, очень часто я замечал, что какое-то ужасное горе терзает сердце маркизы де Фаверей. Подобно вам, я чувствую глубокое уважение и привязанность к этой женщине, такой благородной и чуткой. И уверяю вас, если бы ради нее пришлось мне отказаться от тех планов, которые я сейчас излагал вам, ну, что ж! Мне кажется, отец простил бы меня, видя, что я посвятил свою жизнь той, которая меня вывела на прямой путь труда и чести и сделала из меня порядочного человека!

– Отлично! Марсиаль! Отлично! – радостно воскликнул Арман, крепко пожимая ему руку. – Вы достойны узнать все. И недалеко уже то время, когда все тайны «Клуба Мертвых» будут вам открыты!

В эту минуту лакей осторожно постучался в дверь и по зову Армана вошел в кабинет.

– Что там такое? – обратился к нему де Бернэ.

– Какие-то два человека спрашивают господина Соммервиля.

– Меня? – удивился Арчибальд. – Что это за люди?

– Какие-то подозрительные личности. Сначала я нехотел было принимать их, но они так настаивали, что я осмелился наконец доложить о них господину маркизу.

– Что же в них подозрительного?

–О, господин маркиз, они ужасно похожи на разбойников.

– Спросите, как их зовут.

– Я уже сделал это, господин маркиз. Но, право, имена их так странны, что я едва ли осмелюсь повторить их.

Арчибальд улыбнулся.

– Преодолейте вашу стыдливость, – сказал он, – и повторите. Я вам разрешаю.

Надо заметить, что слуга Армана представлял собой образец лакейского упрямства и спеси. Впрочем, он был весьма предан своему господину.

– Говорите же, – сказал Арман.

Лакей вытянулся и, невольно покраснев, отвечал:

– Высокий сказал, что его зовут Мюф.

– Мюфлие? – воскликнул Арчибальд.

– Да, господин маркиз.

– Пусть войдет! Черт возьми! Вы заставляете ждать Мюфлие! А я-то не перестаю его оплакивать! Скорей! Скорей! И смотрите, с почетом!

Арчибальд смеялся, и честное слово, он явно изменял сейчас своим флегматичным манерам!

Растерявшийся лакей, боясь заставить ждать какого-нибудь переодетого принца, опрометью бросился к дверям и, распахнув обе их половины, истошно выкрикнул:– Господин Мюфлие! Господин Кониглю!

Й в комнату ввалились оба друга, представляя собой две кучи грязных, покрытых плесенью лохмотьев.

Мюфлие прошел вперед, высоко подняв голову. За ним следовал Кониглю.

– Ох, наконец-то! – радостно произнес Мюфлие.

И в два прыжка он был уже у ног Арчибальда.

– Ах, маркиз! – продолжал он хриплым голосом: – Как должны вы на нас сердиться!

Кониглю застенчиво отвернулся. Цвет лица его был довольно странен: обычная желтоватая бледность уступала место какому-то фиолетовому оттенку, производившему весьма загадочное впечатление.

– Откуда вы? – спросил Арчибальд.

– Увы! Господин маркиз! Из могилы!

– Должно быть, оттого-то от вас и разит вином, как из погреба!

Мюфлие проворно вскочил на ноги.

– Господин маркиз, ругайте нас, бейте нас, убейте нас, как негодных собак! Честное слово Мюфлие! Мы это заслужили!

– Это мы еще увидим! А пока успокойтесь и скажите, зачем вы меня искали.

– Ах, – произнес Мюфлие, драпируясь в тряпье, игравшее роль одежды на его огромной фигуре, – это длинная история.

– Нельзя ли сократить ее?

– Так и придется сделать. Но могу я говорить при…

Он недоверчивым взглядом окинул обоихдрузей Арчибальда и воскликнул, узнав Армана:

– Ах, господин доктор, это я не про вас! Это про того юношу.

– Это один из моих друзей, который, надеюсь, будет и вашим, – сказал Арчибальд. – Впрочем, рекомендую его вам. Друг мой, Марсиаль, вот два ужаснейших бездельника, каких я когда-либо встречал, сэр Мюфлие и дон Кониглю. Ну, а я долгое время считал, что они готовы идти за меня в огонь и в воду.

– И вы правы, господин маркиз, – проворчал Мюсрлие. – Зачем сомневаться в нас, господин Арчибальд! Да, мы глупы, а все-таки, мы вас очень любим.

– Если вы меня так сильно любите, то отчего же сбежали из моего дома?

Мюфлие колебался. Признание было пикантным. Он опустил глаза.

– Господин маркиз, – проворчал он, – человек ведь не камень!

Кониглю толкнул его локтем и добавил:

– Господин маркиз, ведь Мюфлие был влюблен!

– А, вот что! Это меняет многое! Но вы снова здесь! Мы потом перейдем к подробному обсуждению, а пока объясните цель вашего прихода.

– Тем более, что дело спешное, дорога каждая минута, – отвечал Мюфлие.

– Говорите, я слушаю.

– Скажите, мальчугана еще не укокошили?

– Гильотинировали! – поправил Кониглю.

– Какого мальчугана?

– Ну, Жака! Жако! Как его там. Графа де Шавелю. Де Шилю.

– Графа де Шерлю?

– Так! Так!

– Вы его знаете?

– Тьфу, пропасть! Точно так же, как и того, который выдумал его. Но скажите. Они еще не успели его ухлопать?

– Казнь совершится сегодня в четыре часа.

– Какая дьявольщина! А теперь который?

– Двенадцать.

– Черт возьми! Плесневеть нельзя! Господин Арчибальд, вы должны сейчас же отвести меня к маркизе де Фаверей!

– К маркизе де Фаверей? Ты с ума сошел, мой милейший Мюфлие!

– Нисколько! Ах, если бы вы только знали! Дьюлу рассказал мне все! Во-первых, Жак вовсе не резал тех стариков!

– Так не он убивал де Белена и Сильвереаля?

– Точно так же, как и мы с вами!

– Кто же совершил преступление?

– Ах, все те же негодяи, Биско и Волки!

Все трое друзей вскочили с бледными, встревоженными лицами, задыхаясь от волнения.

– О, несчастный! – прошептал Арман.

– Это еще не все! – бросил Мюфлие.– Этот бедный Жако

– похищенное дитя! Дитя маркизы де Фаверей!

Двойной крик был ему ответом.

Значит тот, кого они так долго и тщетно искали – был Жак де Шерлю.

– Доказательства! Доказательства!

– Доказательства? О, за этим дело не станет! Дьюлу рассказал мне его историю. Бедный Дьюлу. Вы не знаете! Он умер! Но я хорошо запомнил имена, постойте… де Котбель… потом – Оллиульские ущелья близ Тулона!

Арман резко позвонил.

Вбежал лакей.

– Карету! Скорей! Через пять минут чтобы все было готово! Ступайте! Вы, друг мой, – обратился он затем к Арчибальду, – как можно скорее поезжайте в министерство юстиции! Просите отсрочку. Дойдите до самого короля, если будет нужно. Вашего слова будет достаточно. Поручитесь нашей честью за этого молодого человека.

Арчибальд с чувством пожал руку Мюфлие.

– Если вы сказали правду, – сказал он, – я даю вам слово сделать из вас честных и порядочных людей!

– Я не откажусь! – отвечал растроганный Мюфлие. – Пора положить конец.

Минуту спустя Арман и Марсиаль во весь опор мчались к дому маркизы де Фаверей.

Мюфлие и Кониглю, вне себя от счастья, важно развалились на подушках кареты.

Почему явились они так поздно? О! Читатель, наверное, уже понял, в чем дело!

Соблазнившись приятным вкусом вина, давно уже не освежавшего его глотку, Мюфлие с радости, что нашел своего друга целым и невредимым, хотя и мертвецки пьяным, счел своим долгом поднять бокал за его здоровье. Он и поднял. Двух бутылок достаточно было, чтобы свалить с ног истощенного гиганта.

И Мюфлие, упав в объятия Кониглю, заснул богатырским сном.

Сколько времени продолжалось это полубесчувственное состояние, он и сам не знал. Когда он проснулся, Кониглю уже пришел в себя. Тут начались нескончаемые расспросы.

Это двойное воскресение не было ли чудом? Кониглю, которого тоже пощадила дикая фантазия Бискара, был осужден на голодную смерть.

Но он сделал попытку к бегству и упал в глубину Каньяра.

Он считал себя навеки погибшим. Но Провидение хранило его. Подземелье, куда он скатился, было некогда погребом.

Какими судьбами оно было замуровано, забыто? Тут есть материал для исторических исследований. Но Кониглю было мало заботы об этом, да и понятно.

Ему отказывали в пище, зато судьба в изобилии давала ему питье!

Но человек может прожить без пищи шесть, семь, иногда и восемь дней.

С водой он может продержаться дней двенадцать-пятнадцать. Но – с вином?

Не обсуждая этого вопроса с научной точки зрения, Кониглю, тем не менее, видел в нем возможность пожить некоторое время в свое удовольствие или, по крайней мере, умереть при более или менее благоприятных обстоятельствах.

И он пил, все пил, пьянствовал без просыпу и не имел даже понятия о времени.

И вот, после первых дружеских приветствий, Мюфлие и Кониглю рассказали друг другу свои похождения и, надо отдать им справедливость, употребили все силы, чтобы исполнить последнюю волю покойного Дьюлуфе.

Но им нужно было, по крайней мере, полдня, чтобы выгнать из себя хмель. У них хватило, однако, силы воли устоять против искушения опять напиться. Но как выйти из этой ямы? Слуховое окошко было слишком высоко, вылезть в него было невозможно.

К счастью, Мюфлие вспомнил об опускной двери. Хотя она и была слишком тяжела для того, чтобы он мог поднять ее один, но вдвоем им, быть может, и удастся сдвинуть ее с места.

Они отыскали ее и, действительно, она поддалась их общим усилиям.

Бросив последний взгляд на бездыханный труп бедного Дьюлуфе, они выскочили в окошко и очутились в Сене.

Едва вырвавшись на свободу, они тотчас же побежали к дому Арчибальда.

Там они узнали, что Арчибальд был у Армана де Бернэ. И друзья бегом пустились к бульвару де Курсель.

Остальное нам уже известно.