Текст книги "Царь Зла"

Автор книги: Вильям Кобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

4
РЫЦАРСКИЙ ПОДВИГ

Оставим на некоторое время «Короля Волков» и его мрачные планы и возвратимся к тому, кто, преследуемый его ненавистью, забывал в восторгах безумной страсти несчастья своей прошлой жизни.

Мы говорим о Жаке де Шерлю.

С той минуты, как Изабелла впервые сказала Жаку: «Я люблю тебя!», молодому человеку казалось, что он живет в каком-то сне.

Действительно, эта женщина обладала каким-то адским могуществом. Ее дыхание было опьяняющим. Ее поцелуи убивали душу и тело, как те яды Борджиа, которые убивали в человеке сознание своего собственного «я».

И Жак не сопротивлялся.

Он не знал, где он, куда стремится. Он падал все ниже и ниже, не сознавая глубины пропасти, в которую летел.

Его совесть молчала, ум спал.

Он ни о чем не задумывался. Он жил, не зная даже, что это за жизнь. Кроме того, Изабелла удаляла его от света.

Жак был ее добычей. Она взяла его. Он принадлежал ей. Она говорила, что любит его. Эта чисто физическая страсть казалась ей возрождением.

Как все куртизанки, она забыла свое прошлое. Отравительница герцога де Торрес считала себя порядочным человеком. Она забыла Марсиаля, в котором ее любовь убила всякое желание жить. Забыла сэра Лионеля, который застрелился у ее ног, и тело которого она презрительно оттолкнула своей маленькой ножкой.

Для нее все прошлое, настоящее и будущее заключалось в одном слове: «Любовь!», в одном имени: «Жак!».

Ее дом казался не самым безопасным.

Она тайно купила маленький очаровательный дом в Булонском лесу, и в несколько дней, благодаря огромным деньгам, этот дом превратился в очаровательное гнездышко любви.

Она перестала быть скупой, или лучше сказать, ее скупость изменила свой вид. То, что она хотела теперь сохранить во что бы то ни стало, сокровище, которое она свято берегла, был ее любовник, Жак.

А Жак ничего не видел и не понимал более, даже голос оскорбленной добродетели умолк в нем. Он лишь чувствовал возле себя эту женщину. Он лишь дышал сладострастной атмосферой, которой она была окружена.

Для него тоже прошлое уже не существовало.

Честные мысли рабочего канули в это прошлое, как и негодование оклеветанного, как и гнев оскорбленного. Помнил ли он хоть свое имя? Почему его звали графом де Шерлю? А Манкаль? А Волки? А «Поджигательница»? А Дьюлуфе? Все они казались какими-то тенями, теряющимися во мраке.

Вся его жизнь заключалась в улыбке Изабеллы, все будущее – в ее поцелуе.

Он не хотел никуда выходить. Вся жизнь для него замыкалась в этом доме, атмосфера которого была, казалось, пропитана опьянением.

Иногда он ложился на софу перед окном, глядя в парк. Устремив глаза в одну точку, он ничего не видел, ни о чем не думал.

Тогда Изабелла на цыпочках подходила к нему, клала ему на голову свои прелестные, точно выточенные из мрамора руки, и, наклонившись, целовала его.

Он вздрагивал, будто прикосновение этой руки было языком пламени, потом оборачивался и принимал ее в свои объятия.

Однажды, это было в полдень, Изабелла уехала из дома. Он даже не думал спрашивать ее, куда она отправляется. Разве она не была полной хозяйкой в доме? Кроме того, ее отсутствие, хотя он сам не сознавал этого, было для него облегчением.

В этот день он был рассеян более, чем когда-либо.

Лежа на своем обычном месте, он бездумно смотрел вдаль.

Весна уже наступала.

Солнце ярко светило. Дорога вилась точно шелковая лента.

Вдруг вдали показались две черных точки.

Жак следил за ними с равнодушием ребенка.

Вскоре точки стали увеличиваться.

Это были две лошади, скакавшие галопом.

Две молодые девушки, лица которых еще нельзя было различить, погоняли их хлыстами.

Вдруг одна из лошадей начала беситься.

Сначала она пыталась сбросить наездницу, но когда это не удалось, понеслась вперед бешеным галопом.

Девушка закричала. Смерть казалась неизбежной, если она не усидит в седле.

Что произошло тогда в душе Жака?

Он мгновенно распахнул окно, выскочил в сад и бросился на дорогу.

Взбесившаяся лошадь неслась на него. В одно мгновение Жак очутился перед ней и схватил за узду.

Девушка страшно вскрикнула.

Жак был опрокинут, но его руки не выпустили узды.

Лошадь потащила его. Жак продолжал держаться, но он чувствовал, что слабеет. Вдруг лошадь неожиданно остановилась. Она была укрощена.

Жак встал, бледный, с выступившим на лбу холодным потом.

– Ах, благодарю вас! Вы спасли мне жизнь! – воскликнула юная всадница.

Но вдруг она отшатнулась.

Жак вовремя успел подхватить ее. Теперь изумился он.

Жак узнал ту, которую видел у постели умирающей «Поджигательницы»!

Он спас от смерти Полину де Соссэ!

Он видел ее только одну минуту, когда вне себя от горя, вынужден был склонить голову перед обвинениями умиравшей, но он бежал именно потому, что не хотел краснеть перед ней, не хотел сбивчиво объяснять, почему среди разбойников и убийц были те, кто роковым образом связались с его именем.

И вот теперь, держа в своих руках эту девушку, глядя на ее прелестное, кроткое личико, Жак чувствовал, что его сердце сжимается.

О, как хороша она была! От нее так и веяло невинностью и чистотой.

Вторая девушка быстро подъехала в сопровождении грума, наконец догнавшего ее.

Это была Люси де Фаверей.

Жак узнал ее и невольно опустил глаза. Воспоминания волной нахлынули на него.

– Ранена! Полина ранена! – воскликнула Люси.

Действительно, на лбу Полины виднелась кровь.

– Успокойтесь, – сказал Жак, – мадемуазель не ранена. Это моя кровь.

В самом деле, он разбил себе лоб до крови.

– Это ничего, – сказал он. – Что значит несколько капель крови, когда речь идет о спасении человеческой жизни!

Люси взглянула на Жака.

Она узнала его. Она вспомнила странную сцену, при которой присутствовала, и не решилась заговорить.

– Пусть ваш слуга приведет экипаж, так как ваша подруга не будет в состоянии сесть на лошадь.

Люси отдала распоряжение груму.

Полину, все еще не пришедшую в себя, уложили на траву. Люси положила ее голову себе на колени и всячески старалась привести подругу в чувство.

Наконец глаза девушки открылись. Она глубоко вздохнула и огляделась. При виде Жака она вскрикнула и сильно покраснела.

– Это вы спасли меня! – сказала она слабым голосом. – Еще раз благодарю вас!

– Я благословляю случай, который дал мне возможность сделать это, – отвечал Жак.

В эту минуту грум явился с экипажем, который нашел на одной из соседних улиц.

Тогда заговорила Люси.

– Мы не знаем, как благодарить вас.

– Мадемуазель,– перебил ее Жак,– уменя есть к вам одна просьба.

– Какая?

– Судя по вашим взглядам, по вашему изумлению, я полагаю, что вы узнали меня, и что вы не забыли странного приключения, в которое я был замешан.

Люси покачала головой.

– Дайте мне договорить. Вы слышали, как умирающая выдвигала против меня самые ужасные обвинения, и были удивлены, что я не пытался защищаться. Но клянусь вам, что, несмотря на всю странность моего поведения, клянусь той кровью, которую я пролил, спасая вашу подругу, что я честный человек и заслуживаю вашего уважения!

Полина спрятала лицо на груди Люси и прошептала:

– О! Я никогда не сомневалась!

Люси протянула руку молодому человеку.

– Я вам верю, – сказала она.

– А вы? – обратился Жак к Полине.

Она ничего не отвечала, но молча подала свою руку молодому человеку.

– Я хотел бы знать ваши имена, – продолжал Жак.

Девушки назвали себя.

– А вы, сударь, – сказала Люси, – разве не назовете своего имени?

Жак колебался.

– Меня зовут Жак, – сказал он наконец.

– Это все?

– Да. Жак, который хочет забыть всякое другое имя и звание, чтобы заслужить впоследствии право называться честным человеком.

Полина оперлась на его руку, чтобы дойти до экипажа.

Затем фиакр тронулся. Обе девушки в последний раз улыбнулись Жаку.

В эту минуту экипаж, увозивший Полину и Люси, столкнулся с ландо, подъезжавшим к дому.

– Жак!

Это была Изабелла.

Она поспешно вышла из экипажа.

– Жак! Что ты здесь делаешь? Ты ранен! Боже мой! Ты в крови! Что случилось? Говори! Говори!

– Это ничего, – отвечал с некоторым нетерпением молодой человек: – Я остановил взбесившуюся лошадь.

Изабелла взглянула на него. Тон, которым были сказаны эти слова, отозвался у нее в сердце, как удар кинжала.

Любящие женщины проницательны.

– Ты спас молодую девушку?

– Да.

– Одну из тех, которая сейчас ехала в фиакре?

– Да, но войдем в дом! Я чувствую слабость и хочу отдохнуть.

И желая прервать разговор, он пошел к дому.

Изабелла шла за ним, украдкой рассматривая его.

Прежде, чем войти в дом, Жак как будто отшатнулся.

– Что с тобой? – спросила Изабелла.

– Ничего!

Дверь затворилась за ними.

Жак был задумчив.

Изабелла говорила себе:

– Что произошло? Мне страшно!

Затем она добавляла, вздрагивая:

– Неужели он меня больше не любит?

5
ОБИТЕЛЬ ДОБРА

В предпринятом нами длинном рассказе неизбежно приходится оставлять на некоторое время некоторых героев, чтобы снова возвращаться к ним по мере надобности.

Теперь, когда планы Бискара известны нам хотя бы отчасти, настала пора описать один дом, в который до сих пор еще не вводили читателя.

Этот дом, много веков принадлежавший одной из наиболее уважаемых дворянских фамилий, был расположен в начале предместья Сент-Оноре, недалеко от того места, где находится в настоящее время дом английского посольства.

В описываемое нами время хозяином дома был маркиз де Фаверей, занимавший пост в кассационном суде, человек, неподкупная честность которого стала пословицей.

Маркиза де Фаверей, урожденная Мария де Мовилье, его жена, занимала первый этаж дома со своей дочерью Люси и Полиной де Соссэ, сиротой, которую ее умирающая мать поручила маркизе.

В ту минуту, когда мы входим в этот дом, маркиза и ее сестра Матильда вели оживленный разговор.

– Терпение! Терпение! – говорила Мария. – Как ни печально твое положение, не забывай, что у тебя есть священные обязанности и что никакая сила в мире не в состоянии разорвать узы, соединяющие тебя с мужем!

– Тогда, – возразила Матильда, – мне остается только искать убежища в смерти.

– Сестра! Сестра! Не говори так!Ты пугаешь меня! Ты говоришь о смерти! Но, не приуменьшая твоего горя, я все-таки должна напомнить тебе о тех страданиях, которые переношу я! Неужели ты забыла, сколько слез проливаю я, отчаявшись найти когда-нибудь того, кого я ищу, и вырвать его из рук негодяя, который сделал из него игрушку и добычу! И несмотря на это я живу!

– Ты сильна, а я слаба!

– Нет, это не сила. Но самоубийство – страшный грех!

– Но разве ты не понимаешь, что мое положение становится ужаснее с каждым днем? Мой муж разочаровался в мнимой любви к нему де Торрес, которая скрылась куда-то с новым любовником, и теперь хочет на мне выместить свое отчаяние и муки ревности. Иногда в его глазах сверкает огонь, который пугает меня. Он помирился с герцогом де Беленом, и эти два человека, существующие на горе нам, замышляют теперь, я уверена в этом, какое-нибудь ужасное дело. Нет, я уже сломлена этой вечной борьбой!

– Матильда!

– Часто ночью, в отчаянии, я хватаюсь за свою пылающую голову и хочу бежать. Да, это правда! Я хочу бежать к Арману, крикнуть ему: «Возьми меня! Уведи! Вырви меня из этого ада, в котором я погибаю!» Потом мне делается страшно самой себя, я боюсь погубить Армана, и передо мной вновь возникает призрак низкой, подлой ненависти того человека, который смеет называть себя моим мужем! Ты видишь, сестра, что есть от чего прийти в отчаяние!

Горе Матильды было ужасно.

Все обстояло именно так.

С той минуты, как Тения скрылась вместе с Жаком, Сильвереаль совсем потерял голову.

Эта старческая страсть, тем более сильная, что она была не удовлетворена, превратилась почти в сумасшествие. Он целыми днями бродил около покинутого дома герцогини де Торрес.

Напрасно он старался подкупить несколько оставленных в доме слуг. Рты и двери были для него плотно закрыты.

Он ничего не знал. Он даже не знал имени человека, занявшего его место. С той минуты, как Изабелла увезла Жака, встретив его нечаянно в Булонском лесу, молодой человек не появлялся в обществе. Де Белен предполагал, что раздавленный и униженный полученным оскорблением, юноша отправился куда-нибудь подальше, чтобы скрыть свой позор.

Поэтому, когда Сильвереаль явился к де Белену просить помощи в его розысках, тот никак не предполагал, что соперник барона был не кто иной, как Жак.

Каждый день, возвращаясь домой после неудачных поисков, Сильвереаль вымещал на жене свои неудачи. Не имея возможности заставить себя любить, он хотел, чтобы его, по крайней мере, боялись, даже ненавидели.

Самые отвратительные сцены следовали одна за одной. Забывая свое положение и воспитание, старик не останавливался перед самыми оскорбительными выражениями. Ах, если бы у него в руках было доказательство, которое позволило бы ему убить одного из любовников!

Конечно, он мог явиться к Арману, оскорбить его, принудить драться.

Но Сильвереаль был трусом. Он боялся встать лицом к лицу с врагом и предпочитал ударить его из-за угла, как вор.

Вот каков был человек, с которым судьба связала Матильду неразрывными узами.

Она горько плакала, и сестра напрасно старалась утешить ее. Есть состояния души, которые ничто не может смягчить, в особенности, когда в будущем нет никакой надежды.

Вдруг в дверь постучали.

Вошла горничная и подала карточку.

– Просите, – сказала маркиза.

Затем она обернулась к сестре.

– Выслушай меня и собери все свое мужество. Я посоветуюсь с «Клубом Мертвых» и, может быть, мы найдем какое-нибудь средство облегчить твою участь.

– Увы! Я не надеюсь на это.

В эту минуту в комнату вошел молодой человек.

Это был Марсиаль, сын ученого, бывший любовник Тении, тот, который, будучи спасен от смерти, поклялся посвятить всю свою жизнь цели, провозглашенной «Клубом Мертвых».

Как изменился он за это время!

Он снова занялся живописью, и успех уже вознаградил его, но ему все еще казалось этого мало, и в последнее время он удвоил свои старания.

Можно было подумать, что ему открылась новая цель.

В эту минуту он явился дать маркизе отчет в нескольких добрых делах, возложенных на него.

Каждый день, рано утром, молодой человек отправлялся в самые бедные кварталы и, отыскивая несчастных, предпринимал попытки облегчить их страдания.

– Я ухожу, – сказала Матильда.

Она обняла сестру.

– Ах! – прошептала она ей в ухо: – Ты, по крайней мере, сумела создать себе новую жизнь.

– Кто же мешает тебе сделать то же?

– У меня не хватит мужества! Когда-нибудь. Кто знает? Но теперь горе отнимает у меня даже способность мыслить!

Мария еще раз обняла сестру, затем возвратилась к Марсиалю.

– Ну, друг мой, – сказала она, – каково было это утро?

– Судите сами, маркиза, вот список несчастных, которых я посетил.

Говоря это, он подал Марии записную книжку, которую она внимательно просмотрела. Иногда у нее вырывались восклицания:

– Бедная женщина! Вдова и шестеро детей! Надо пристроить детей. Увечье на работе. Такие люди заслуживают нашего внимания. Да.

И так при каждом имени, проходившем у нее перед глазами, Мария роняла какое-нибудь замечание, свидетельствующее о ее неистощимой доброте и чувстве справедливости.

Закончив чтение записей и дав несколько наставлений Марсиалю, она стала расспрашивать о его занятиях, бросая одобрительные реплики. Наконец она встала, давая понять, что пора проститься.

Но Марсиаль, казалось, не решался уйти. Она заметила, что лицо его покрылось румянцем.

– Вы хотите мне что-нибудь сказать, друг мой? – спросила маркиза.

– Да. Я не смею.

– Почему же? Разве я не друг вам? Вы, может быть, хотите мне признаться в чем-нибудь?

– Может быть.

Лицо Марии слегка омрачилось.

– Признаться или покаяться? – спросила она.

– Покаяться? Что вы хотите сказать?

– Разве я не говорила вам, что хочу заменить для вас вашу умершую мать? Ей вы сказали бы все, даже о своих проступках. Такого же доверия требую от вас и я.

– Но, клянусь вам!

– Полноте! Не дрожите так. Увы! Я, к несчастью, слишком хорошо знаю человеческое сердце. Бывают такие страсти, которые оставляют в душе след, который ничто не в состоянии вытравить. Может быть, вы снова случайно увидели эту женщину, эту Изабеллу?

– О, маркиза! Умоляю вас, не произносите этого имени! Особенно в эту минуту! Вы не знаете, какую боль вы мне причиняете!

– Простите меня!

– Да, я был виновен! Да, эта презренная владела моим сердцем, всем моим существом, заглушила во мне всякое чувство добра и чести, но теперь все это прошло, как дурной сон, я иду по прямому пути, высоко подняв голову, с чистым сердцем! Нет, не говорите мне об этой женщине! Или я буду думать, что моя мать еще не простила меня.

Говоря это, Марсиаль встал.

Глаза его сверкали благородным негодованием.

– Еще раз прошу вас простить меня, – сказала Мария, – простить, если я пробудила в вас эти тяжелые воспоминания. Я была неправа. Я верю в вас! Признаю, дурно подозревать в слабости того, кто искренне раскаивается. Но говорите же, я готова выслушать вас.

Марсиаль опустил глаза.

– Хорошо, маркиза, – сказал он дрожащим голосом, – я буду говорить. Тем более, что долг честного человека велит мне не скрывать более тайну, которую я невольно мог выдать.

– Тайну! Я вас не понимаю!

– В тот самый вечер, когда в отчаянии я решился искать убежище в смерти, перед тем, как я вышел из дома, куда не думал больше возвращаться, одно прелестное видение промелькнуло передо мной как живой протест против акта, который я хотел совершить. Это была молодая девушка! Ее взгляд был так кроток, красота так спокойна, что я на мгновение остановился. Мне казалось, что, не видя меня, она встала на моем пути, как добрый ангел. Но отчаяние взяло верх. Я бросился навстречу смерти и был спасен вами.

– Дальше? – спросила маркиза, невольно чувствуя себя взволнованной.

– Я не забыл, с какой снисходительностью и добротой вы вернули меня к жизни. Вы наложили на меня испытание. И когда, наклонясь над могилой матери, я молил ее о прощении, мне казалось, будто невидимый голос прозвучал во мне: «Иди, дитя мое, иди по пути Добра. До сих пор ты не управлял своей совестью и сердцем. Ты думал, что нашел любовь, но это был только лишь призрак ее. Встань и иди вперед по пути чести и справедливости». Я встал сильный, почти счастливый, и вернулся к вам, чтобы сказать: «Я ваш, располагайте мной!»

– И с этого дня, – перебила маркиза, – вы с честью исполняли взятое на себя обязательство.

– Но я хочу во всем сознаться. Мне кажется, что мною руководило то видение, о котором я вам говорил, я не знаю, на что я надеялся, я больше не видел ее, но мне казалось, что настанет день, когда она будет благодарить меня за то, что я стал благородным человеком, и если мне приходили в голову какие-нибудь дурные мысли, то я думал о ней, и все исчезало, как дурной сон.

– И вы снова увидели ее?

– Да, маркиза. Вот почему я и говорю теперь с вами. Я не хочу, чтобы на мне лежала хоть тень подозрения. Первое условие, назначенное вами, есть полная откровенность, я хочу выполнить его.

– И эта девушка?

– Она снова явилась мне, еще прекраснее и возвышеннее.

– Ее имя?

Марсиаль опустил голову.

– Это мадемуазель де Фаверей, ваша дочь.

Маркиза вздрогнула и побледнела.

– Моя дочь!

– О, ради Бога, не думайте, что я до такой степени злоупотребил вашим доверием, что дал волю чувству, наполняющему мое сердце. Я сумел заставить его молчать. Я никогда не осмеливался поднять взгляд на мадемуазель де Фаверей, и если я говорю вам это, то затем, чтобы вы знали все. Вам одной я признаюсь, что люблю вашу дочь той чистой любовью, которая возрождает человека. Но каково бы ни было ваше решение, я готов повиноваться ему. Теперь, маркиза, приказывайте. Если вы потребуете этого, я удалюсь и никогда ни одно мое слово не выдаст этой любви.

Маркиза, казалось, была в сильном волнении и молчала, закрыв лицо руками.

– А! Я вас понимаю! – воскликнул Марсиаль. – Моя дерзость оскорбляет вас, но из снисходительности вы медлите прогнать меня. Да, я понимаю!– Вы мне не доверяете. Но разве я не сделал всего, чтобы заслужить ваше доверие?

Молодой человек едва был в состоянии говорить от волнения.

– Выслушайте меня,– тихо сказала маркиза, – и постарайтесь понять. Я еще не могу дать вам ответа. Я не в состоянии, по причинам, которые вы не можете понять, дать вам позволение искать руки Люси. Не потому, что я не считаю вас достойным ее. Перенесенные вами испытания очистили вас от грязи прошлого. И я верю вам. Но в семействе, в которое вы хотите вступить, есть ужасные тайны, которые принадлежат не мне одной.

– О! Вы позволите мне надеяться?

– Я была бы счастлива назвать вас сыном. Но, – добавила она поспешно, останавливая восторженный порыв молодого человека, – я боюсь, что этот союз невозможен.

– Я вас не понимаю. Вы пугаете меня! Речь идет о всей моей жизни.

– Я уже часто говорила вам, что главное на свете – это терпение. Говорю вам, что я не могу вам ответить. Погодите несколько недель, может быть, дней, и тогда я скажу вам всю правду.

– Да, я буду ждать с надеждой в сердце, так как теперь, когда вы меня не оттолкнули, я чувствую себя сильным.

– Но, Марсиаль, дайте мне слово, что действительно вы не давали Люси ни малейшим намеком понять, что вы ее любите.

– Клянусь вам.

– Полагаете ли вы, что она вас любит?

– Мне не следует отвечать. Но, однако, иногда мне казалось, что неодолимая симпатия влечет нас друг к другу.

– Хорошо. А теперь, друг мой, оставьте меня одну. Мне надо подумать.

Марсиаль поклонился, и маркиза протянула ему руку, которую он почтительно поднес к губам.

Мария осталась одна.

– Увы! – прошептала она: – Жак, ты, которого я так любила, ты, в котором вся моя жизнь, вдохнови меня! Достоин ли этот человек моей дочери? И не будет ли преступлением разлучить их?

В эту минуту во дворе послышался шум подъехавшего экипажа.

Маркиза подошла к окну.

Это возвращались Люси и Полина.

Минуту спустя они уже были возле маркизы, которая не могла понять, почему, выехав верхом, они возвращались в экипаже.

Вскоре она узнала все подробности приключения, чуть было не стоившего жизни Полине де Соссэ.

– Неосторожная! – воскликнула маркиза, обнимая девушку: – Неужели ты всегда останешься такой?

– Всегда! – ответила Люси. – Она думает, что каждый раз будет являться какой-нибудь странствующий рыцарь, который спасет ее!

– Люси! – сказала Полина, краснея.

Маркиза поглядела на девушек.

– В самом деле вы мне говорили о спасителе, об отважном молодом человеке, который остановил лошадь с опасностью для жизни. Кто он?

Полина еще больше покраснела. Люси молчала.

– Дети мои, я не думаю, что вы не поблагодарили его, как он того заслуживал. Вы спросили его имя?

– Да!

– Что же вы не отвечаете? Разве я его знаю?

– Да, – сказала Люси.

– Он принадлежит к нашему кругу?

– Я думаю.

– Но к чему эти колебания? Мне кажется, я имею право знать.

– Говори, – сказала Полина, обращаясь к Люси, – я не в состоянии.

– Вот в чем дело, – начала Люси, – ты не забыла того дня, когда мы были с тобой в одном доме на улице Арси, где была несчастная женщина, умиравшая от ожогов?

Маркиза вздрогнула.

Это был один из тяжелых дней ее жизни потому, что в этот день существование Бискара было доказано ей самым несомненным образом, и в то же время все усилия ее друзей найти и возвратить ей сына оставались тщетны.

– Я отлично помню это, – прошептала она: – Дальше!

– У постели умирающей стоял молодой человек.

– Да, и эта несчастная в агонии обвиняла его в сообщничестве с ее убийцами.

– Это так. И этот юноша убежал, не защищаясь.

Маркиза задумалась. Она не забыла этого чувства, которое пробудилось в ней при взгляде на молодого человека.

Ей также хотелось, чтобы он защищался, и когда он бежал, не оборачиваясь, сердце ее будто разорвалось.

– Ну, что же?

– Это он спас Полину!

– Он! Граф де Шерлю, друг де Белена!

– Он самый.

– Но как он там очутился? Мне говорили, будто он оставил Париж и прекратил всякие сношения с герцогом.

– Я не знаю. Но я его отлично узнала точно так же, как и Полина!

– Это он! – подтвердила мадемуазель де Соссэ.

– Только, назвав нам свое имя, он, казалось, нарочно умолчал о титуле. Он сказал нам, что его зовут Жак.

– Жак, – вскричала маркиза, хватаясь руками за голову. – О! – добавила она: – Я с ума схожу. Мне пришла в голову безумная мысль.

– И он сказал, – продолжала Полина, – что просит нас забыть его титул, которого он не заслужил, и что теперь он желает только заслужить имя честного человека.

Маркиза была, видимо, обрадована.

– Еще один раскаивающийся! – прошептала она.

Затем она продолжала:

– Теперь, дети мои, после стольких волнений вам надо отдохнуть.

В эту минуту горничная постучала в дверь.

– Госпожа, – сказала она,– двое посетителей просят чести вас видеть.

– Кто это?

– Вот их карточки.

Маркиза вскрикнула.

– Герцог де Белен! Барон Сильвереаль!

Люси и Полина поспешно вскочили.

– Идите, дети мои, – сказала маркиза. – Я думаю, что вы не особенно жаждете присутствовать при этом свидании.

– О! Я ненавижу этого де Белена! – сказала Люси.

– Просите, – кивнула маркиза горничной.

Несколько мгновений она была одна.

– Эти люди у меня! – прошептала она: – Что им нужно?

– Герцог де Белен, барон де Сильвереаль! – доложил лакей.

Сильвереаль был зеленый, осунувшийся и печальный.

Что касается де Белена, то, напротив, он никогда не выглядел лучше. На его лице читалось полное довольство самим собой.

Вошедшие низко поклонились маркизе, которая жестом пригласила их садиться.

– Чему обязана я честью вас видеть? – спросила она.

– Но, дорогая сестра, – сказал своим резким голосом Сильвереаль, – что же удивительного, что мы явились засвидетельствовать вам свое почтение?

Де Белен улыбкой подтвердил слова своего достойного друга.

– Я очень вам благодарна, – отвечала маркиза, – и всегда готова принять вас, но я предполагаю, что сегодня ваше посещение имеет особенную цель.

– Действительно, – сказал тогда герцог, – вы не ошиблись, маркиза. Я человек откровенный, поэтому я прямо скажу, что меня привело сюда дело, от которого зависит все счастье моей жизни.

Маркиза поклонилась.

– Я вас слушаю, – сказала она.

– Маркиза, я имел честь быть представленным вам бароном Сильвереалем и надеюсь, что его рекомендация имеет в ваших глазах большое значение.

Сильвереаль улыбнулся. Маркиза молчала.

– Я ношу древнее имя, так как родословная де Беленов восходит ко времени покорения Мавров. Среди сподвижников Сида был один де Белен.

Маркиза не могла не улыбнуться.

– Скажу более, – продолжал герцог, – я имею уже теперь большое состояние, которое в скором времени станет неисчерпаемым.

– Но, герцог, – перебила маркиза, – я не понимаю, к чему эти подробности.

– Вы сейчас поймете. В жизни мужчины бывает время, когда одиночество становится для него тяжелой ношей. Желая найти себе подругу, я бросил взгляд вокруг.

Теперь уже маркиза была готова встретить удар.

– И я нашел молодую девушку, самую прелестную, какую только можно себе представить.

– И кто же она?

– Она обладает всеми прелестями, которыми так щедро наделена ее мать, – закончил де БеЛен, – так как ее зовут Люси де Фаверей.

Сильвереаль не спускал глаз с маркизы. Он думал, что она вздрогнет, зная ее неприязнь к де Белену.

Но Мария осталась совершенно спокойной.

– А! Речь идет о мадемуазель де Фаверей! – сказала она.

– И я был бы счастлив войти в семейство, уважаемое во всех отношениях. – продолжал герцог, – одним словом, я имею честь просить у вас руки мадемуазель де Фаверей.

Несколько мгновений маркиза молчала.

– Конечно, – сказала она наконец, – барон Сильвереаль давно знает о ваших намерениях?

– Действительно, – отвечал барон. – И я считаю своим долгом поддержать герцога в его намерении, которое, смею сказать, восхищает меня.

– А моя сестра Матильда знает об этом?

– Как сказать. Но я имею основания думать, что баронесса знает и одобряет намерения герцога.

– Вы думаете? В таком случае, я удивляюсь, что она мне ничего не сказала об этих планах, хотя бы для того, чтобы доставить мне удовольствие.

Голос маркизы звучал насмешливо.

Де Белен был от природы нетерпелив и обыкновенно имел привычку с редкой поспешностью сжигать свои корабли.

Но на этот раз правила светского этикета взяли верх, и ему удалось сдержаться. Тем не менее, голос его дрожал, когда он заговорил.

– Я думал, – сухо сказал он, – что мой долг – прежде всего обратиться к вам, матери мадемуазель Люси. Смею ли я надеяться, что вы не откажете мне?

– Это официальное предложение?

– Конечно. Я имел уже честь сказать вам, что умоляю вас отдать мне руку вашей дочери.

Маркиза встала.

– На официальное предложение, – сказала она, – нужен исчерпывающий ответ, герцог де Белен. Я не сомневаюсь, что ваши предки сражались под знаменами Сида, я не оспариваю ни суммы вашего состояния, ни ваших надежд, но, к сожалению, должна сказать вам, что отказываю вам в руке мадемуазель де Фаверей.

Раздалось два восклицания.

Вскрик ярости герцога и вскрик изумления де Сильвереаля.

Смелость маркизы испугала барона.

Де Белен, сделав над собой усилие, снова стал хладнокровен.

– Маркиза, – сказал он, – между светскими людьми принято обыкновенно смягчить отказ, и я удивляюсь, что ваш ответ был высказан в такой форме, которую я счел бы оскорблением, если бы вы были мужчиной.

Он пристально глядел на маркизу сверкающими от ярости глазами.

Маркиза не опустила глаз.

– Вы поняли меня, и этого достаточно! – сказала она.

– Но, маркиза, нельзя отталкивать таким образом предложение благородного человека.

– Ах! Дорогой де Белен, – вмешался Сильвереаль, – извините маркизу, прошу вас! Мне кажется, что в эту минуту она сама себя не помнит.

– Господин барон, – продолжала маркиза, – прошу вас, избавьте меня от вашего покровительства. Герцог и я не нуждаемся в посредниках, как бы благородны они ни были.

Она сделала на последних словах ударение, заставившее барона вздрогнуть.

Де Белен, в свою очередь, встал.

– Маркиза, – сказал он, – согласитесь, что я имел бы право требовать от вас объяснения причин, заставляющих вас отказать мне таким странным образом. Но я не к вам думаю обратиться.

– А к кому же?

– К маркизу де Фаверей.

– В самом деле, вы потребуете ответа у старика?

Де Белен сделал шаг к маркизе.

– Нет, маркиза, я не так безумен. Я пойду к вашему мужу и знаете ли, что я скажу ему?

– Вы мне, кажется, угрожаете? Не забывайте, герцог, что вы у меня, а не то вы принудите меня напомнить вам об этом.

– О, я ничего не забываю, маркиза, и докажу вам это. Да, я пойду к маркизу.

Он понизил голос до шепота.

– И скажу ему, что маркиза, его жена, которая так высоко держит голову, принесла в дом мужа только стыд и позор.

Маркиза осталась по-прежнему невозмутима.

– Я вас слушаю, герцог.

– А, вы хотите, чтобы я шел до конца! Хорошо же! Я знаю, что двадцать лет тому назад одна молодая девушка пряталась в ущельях Оллиуля и произвела там на свет незаконного ребенка! Я знаю, что это дитя таинственно исчезло, может, убитое той, которая обманула доверие своего отца. Вот что я скажу маркизу Фаверей!