Текст книги "Маленький стрелок из лука"

Автор книги: Вильям Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Первое желание Кирилла было пойти к нему, он ведь указал свой адрес и телефон, и... Но он подавил в себе, злость и, еще не зная, что скажет, набрал знакомый номер. Трубку сняла Ева. Она не сразу узнала его голос, а когда узнала, не выразила ни радости, ни досады. Помолчала в трубку, чуть слышно кашлянула и равнодушно уронила:

– Чего тебе?

Этот грубоватый вопрос совсем не вязался с ее нежно-девичьим голосом. Он представил ее овальное лицо с карими глазами, небрежную позу, неизменную сигарету в руке. Длиннущие ноги переброшены одна на другую. В брюках она, юбке или халате? Почему бы ей не быть дома в халате...

– Меня обокрали, – вдруг брякнул, не зная, что еще сказать.

– Обокрали? – переспросила она, хотя в голосе особенного интереса он не уловил. – Бывает... – И после паузы: – И что же у тебя украли?

– Картины, магнитофон, усилитель, колонки, пленки с записями...

– Кажется, у тебя были ценные картины?

– Фамильная ценность, – сказал он.

– Да-а... – протянула она. – А я сижу дома и занимаюсь. Надо же этот чертов университет закончить?

– Надо, – откликнулся Кирилл.

– Как твои дела с этой... красивой брюнеткой?

– Я ей сделал предложение.

– Поздравляю! Она мне очень понравилась... Необычная девушка.

– У нее дочь Олька, – сообщил Кирилл. – Чудесная девчонка!

– Счастливчик! – впервые рассмеялась она. – Сразу и жена и ребенок! Везет же людям!

– А ты как? – поинтересовался он.

– Была в Средней Азии в киногруппе твоего друга Василия Иванова, – вспомнила она. – Снялась в небольшой роли.

– Он не приехал? – просто так спросил Кирилл. Он звонил Василию, и Нонна огорошила его, заявив, что они разошлись и она теперь не знает, где находится этот большой шалопай и гуляка...

– Мы поссорились с ним, – ответила Ева. – Уже и не помню, из-за чего... Да-а, он вообразил, что я буду бегать у него на съемочной площадке с какой-то дурацкой хлопушкой, а мне это как-то, знаешь, ни к чему.

Помнится, там, в Коктебеле, Ева не произвела на него особенного впечатления. Впрочем, он там вообще ни на одну женщину не смотрел. Больше пил и разглагольствовал о своей ненависти ко всему женскому полу...

– Твой отец написал на меня бумагу в институт, – наконец сообщил Кирилл.

– Он на всех моих знакомых пишет, – равнодушно ответила Ева. – Конечно, если адрес узнает... Впрочем, он всегда телефоны и адреса узнает.

– Тебе он об этом не говорил?

– Он никогда мне ни о чем не говорит, – раздраженно заметила Ева. – Так же, как и я ему.

– Мне бы не хотелось говорить плохо о твоем отце... – злость снова стала закипать в нем.

– Не стесняйся, – усмехнулась она. – Знаешь, мне все это как-то до лампочки. Что он там пишет и кому, меня не касается...

– Да нет, касается, – заметил Кирилл. – Он пишет, что я негодяй и отравляю тебе жизнь... Он пишет...

– Я сейчас повешу трубку, – сказала она. – Можешь не цитировать, я его стиль прекрасно знаю.

– Морду ему набить, что ли? – задумчиво произнес Кирилл.

– Не поможет! – рассмеялась она. – Моего дар-рагого папочку невозможно в чем-либо переубедить... даже кулаками! Уж если он что вобьет себе в голову, так это надолго... Если не хочешь мне испортить настроение, прекратим этот пустой разговор...

Они довольно прохладно попрощались, и Кирилл повесил трубку. Мысли его с Евы и ее отца перескочили на Василия. Когда он вернется в Ленинград? На студии сказали, что в октябре, а сейчас сентябрь. Трудно сейчас Василию; что бы у них там с Нонной ни было, а он привязан к ней и будет мучиться... С другой женщиной он вряд ли скоро сойдется, значит, будет топить горе в вине. Вадим говорил, что с кровью вырвал у него постановочные, не то спустил бы все, а так вот поехал на съемки нового фильма... Кирилл решил узнать на телестудии, как можно дозвониться в Чимкент до Василия и сегодня же вечером связаться с ним. Соскучился он по нему, черту бородатому!

К Николаю Балясному они на днях заезжали с Вронским. У этого все хорошо: воспитывает своих Ваню. Вовку, младшую Лиду, что-то вечерами чертит за столом, а потом мастерит в "тещиной комнате", где он оборудовал приличную мастерскую. И на заводе у него полный порядок: изобрели еще с одним инженером какое-то "потрясающее" устройство к программному станку, которое даст прибыли в полмиллиона рублей!..

Кирилл слышал, – как за окном гремели трамвай, в стекло неслышно ударяли дождевые капли, они скатывались, оставляя письмена-иероглифы. Внизу утробно урчала водосточная труба, выплевывая на асфальт струи воды. Он не включал свет, хотя в кабинете было сумрачно. Как-то неприятно работать днем при электрическом освещении, кажется, что рабочий день никогда не кончится...

Взгляд его упал на тетрадный лист в клетку с ровными фиолетовыми строчками... Кирилл схватил его, скомкал и швырнул в корзину. Потом вытащил и с отвращением разорвал на мелкие клочки...

4

Осень в Ленинграде год на год не приходится. Бывает, как с конца сентября установится тихая ясная погода с ранними утренними заморозками, хрупким слюдяным ледком по краям неглубоких луж, чистым синим небом и красивыми золотистыми закатами, так и держится до ноября, И нет нудного моросящего с утра до вечера дождя, перемешанного с тающим в воздухе снегом, серого и низкого неба, тусклого блеска мокрых крыш. Правда, некоторые оптимисты утверждают, что город красив и в сумрачную погоду, как и Лондон, Ленинград без дождя это не Ленинград.

Как бы там ни было, но в пятницу вечером и в субботу утром на перронах вокзалов толпы горожан с корзинами, рюкзаками, собаками на поводках атакуют электрички, чтобы поскорее попасть за город, где еще можно найти грибы и поздние осенние ягоды.

В этом году осень была тихая и ясная. К вечеру становилось прохладно, как и положено осенью, по утрам тоже в одном пиджаке не выйдешь, а днем становилось тепло, иногда термометр на Московском проспекте, что установлен напротив станции метро "Технологический институт", показывал восемнадцать и даже двадцать градусов выше нуля.

В такой теплый сентябрьский день Том Лядинин поставил машину во дворе за магазином и, так как у него до начала рабочего дня оставалось полчаса, решил прогуляться до Невского проспекта. Он вышел на улицу Маяковского и пошел правой стороной улицы. Как истинный автомобилист, Том придерживался правил уличного движения даже когда ходил пешком. Он смотрел на девушек в длинных и коротких юбках, брюках, джинсах, в легких разноцветных плащах, шерстяных кофтах, свитерах, в туфлях на платформах и без платформ, некоторые уже натянули высокие сапожки. Хотя Том и редко без дела бродил по городу, он всякий раз удивлялся, как много людей не на работе! Ладно бы пенсионеры, а то молодые, среднего возраста. Толпами шли они по тротуарам, явно не торопясь на службу. Вроде бы сейчас и не время летних отпусков, когда на улицах полно приезжих. На углу Невского и Маяковской у пивной толпились молодые люди, курили, посматривали на часы, ждали, когда швейцар широко распахнет стеклянные двери.

Можно было бы заглянуть к началу открытия магазина к Люсе в отдел электротоваров... Том несколько раз встречался с ней и привозил на дачу. Люся быстро утомляла Тома. Она болтала о тряпках, просила достать ей то или другое, сплетничала про других продавцов, которые каждый день обделывают свои делишки, а ее держат в черном теле... Несколько раз утром довезя ее до комиссионки, Том давал себе слово больше не встречаться с ней, но проходило время, и он снова приезжал...

Ева так и не давала о себе знать. Том Лядинин несколько раз ей звонил, но нарывался то на мать, то на отца, после чего телефон долго почему-то не соединялся; если вдруг попадал на Еву, то разговор получался тяжелым и непонятным. Она скучным голосом говорила в трубку, что много занимается, только что развязалась? "хвостами" за прошлый учебный год. Встречать ее у университета не надо, потому что за ней приезжает отец. Будет посвободнее – она зайдет... Даже заграничные сигареты ее теперь не прельщали. Том злился, ничего не понимал, считал все это пустой отговоркой, но сдерживал себя, боясь окончательно рассориться с ней. Этого ему не хотелось, он все еще надеялся, что они поладят. Желание жениться на Еве у него не пропало, а, наоборот, все больше крепло. И он ждал удобного случая. А пока приходилось раз в неделю встречаться с болтушкой Люсей, перемывать косточки ее коллегам, толковать о ценах на дефицитные товары, давать советы молодой продавщице, как надо за прилавком делать деньги...

Конечно, не только слепая любовь руководила Томом, он знал истинную цену Еве! Красива, стройна, эффектна, мужчинам нравятся такие. Знал, что она высоко приподымет его престиж среди знакомых, с такой девушкой приятно появиться в любом обществе, пусти пыль в глаза! А у Тома Лядинина дома бывают разные люди... Да и торговля па дому в ее присутствии пойдет бойчее: кто будет торговаться при такой женщине? Он представлял себе, какое впечатление произведет Ева на картежников. В горячке азартной игры, когда деньги никто не считает, а тысячи приходят и уходят, Ева тоже может здорово пригодиться... Один знакомый рассказывал, что он как-то за ночь проиграл три тысячи, которые должен был утром, кровь из носу, отдать. И его выручила девушка, с которой он приехал в эту компанию: она приглянулась выигравшему, да тот еще крепко подпил и на радостях "простил" долг знакомому за то, что тот отдал ему свою девушку...

Знал Том Лядинин и другое: это сейчас Ева хорохорится, корчит из себя независимую – станет его женой, он, не хуже ее папеньки, заберет в свои руки! Научит торговать, фарцевать заграничными безделушками. Стоит надеть на Еву фирменные джинсы, куртку и выпустить на Невский, тут же найдутся покупательницы. Редко на ком так хорошо сидят джинсы, как на Еве... Да что и говорить, с такой девушкой можно большие дела обделывать! Уж он, Том, как-нибудь знает психологию мужчин. Кому понравится Ева, тот ничего за нее не пожалеет... А раз она такая, чего же ему жалеть ее? На всех хватит. А он еще и с барышом останется. Ева – дорогой товар, и цена на нее еще не скоро упадет... Больше уж он так глупо не продешевит, как с Гришей. За две кассеты такую женщину!..

Свернув с Невского на Литейный, Том пошел побыстрее, у него в запасе осталось пять минут. Не беда, если опоздает немного. С директором у него прекрасные отношения, а потом, все-таки он не рядовой продавец, а заведующий отделом культтоваров. План гонит исправно, все просьбы директора выполняет.

Какие-то странные мысли стали приходить в голову Лядинину: он стал все чаще задумываться, а во имя чего он живет? Ради денег? Так их у него, как говорится, куры не клюют. Куда их, деньги, девать? Все у него есть, вторую дачу не купишь, да она и не нужна ему, машину – тоже, мебелью квартиру не заставишь, нужно же в ней еще и жить. Антиквариат опасно дома держать, да и не коллекционер же оп. А других интересов, кроме как делать деньги, у Тома нет. Деньги, деньги и еще раз деньги... Люди гибнут за металл... А у него одни бумажки! Много бумажек, чтобы все пересчитать, двух часов не хватит... Вечерами, на даче, перебирая крупные купюры из жестяной банки, он уже не испытывает того трепета и удовлетворения, что раньше... Оказывается, за деньги не купишь даже такую малость, как любовь легкомысленной Евы! С родственниками у Тома никакого контакта нет. Не тянет его к ним, а их – к нему. Том привык дело иметь с людьми, от которых может быть какая-то выгода или польза для него, а от родственников какая выгода? Наоборот; норовят что-нибудь выпросить или просят достать, такова уж судьба торгового работника!

Уже подходя к магазину, Том вспомнил про Бориса Блохина. Что-то загулял он на морях-югах! Второй месяц не появляется, да и Марии не видно. Не погорел ли он в Одессе с картинами? Борис – мелкий вор, с произведениями искусства раньше дела не имел...

Не успел Том принять на комиссию телевизор "Рубин", как в отдел зашел директор и со странным выражением на лице пригласил его к себе в кабинет. Том недоуменно уставился на него и тут увидел за широкой спиной директора худощавого невысокого человека в нейлоновой куртке. Человек улыбался и кивал головой.

У Тома неприятно заныло под ложечкой. С этим человеком ему изредка приходилось встречаться и, как правило, при обстоятельствах довольно нерадостных: воровство со взломом в магазине, ревизия принятых на комиссию вещей, внезапная проверка документации. Худощавый незапоминающийся товарищ в нейлоновой куртке был из уголовного розыска. Он каждый раз представлялся, но Том всегда забывал, как его звать. Знал лишь, что он по званию старший лейтенант. Правда, когда присмотришься к нему, нельзя не обратить внимания, что глаза у него цепкие, умные, а на первый взгляд простые вопросы не так уж и просты. И еще одно: покрывать кого-то, за кем охотится товарищ старший лейтенант, не имело смысла, потому что он не уйдет отсюда, пока все не выяснит. Короче говоря, товарищу невозможно обвести вокруг пальца, лучше уж ничего от него не скрывать... И потом, Тому не хотелось быть па подозрении у него.

– У товарища к тебе дело, – сказал директор (по-видимому, он тоже не мог запомнить фамилию работника милиции) и вышел из кабинета, почтительно прикрыв за собой дверь.

– Погодка-то нынче какая! – улыбнулся товарищ из уголовного розыска. – Сейчас бы с кошелкой за город по грибы... Говорят, в этом году белых много.

Том вежливо улыбнулся в ответ, но поддерживать разговор про хорошую погоду и грибы не стал. Да и по грибы он не ходил. Есть у него знакомый, который с Псковщины привозит к ноябрьским праздникам мешок сушеных и ведро соленых грибов. И обходится это Тому гораздо дешевле, чем на рынке.

– Как торговля? – поинтересовался товарищ, доставая сигареты и зажигалку. Сигареты были "Шипка", зажигалка наша, отечественная, стоимостью в полтора рубля.

– План выполняем, на жизнь не жалуемся, – дипломатично ответил Том.

– Товаров заграничных много?

Это уже ближе к делу. Том ответил. Товарищ встал, прошелся по директорскому кабинету, остановился у полки и залюбовался старинным бронзовым бра, которое Том вчера принес к директору, может, понравится и себе возьмет...

– Восемнадцатый век, – уверенно сказал товарищ и осторожно положил бра на место.

– Интересуетесь светильниками? Вчера принял неплохую люстру. Старина-матушка, – сказал Том, хотя знал, что товарищ из уголовного розыска интересуется совершенно другим. А вот чем именно, он пока не догадывался и от этого чувствовал себя не в своей тарелке.

– Какая там люстра! – отмахнулся товарищ. – У меня малогабаритная квартира. До потолка рукой достанешь.

Том мысленно перебирал в уме свои сделки за последние дни, вроде бы ничего такого не провернул, что бы могло заинтересовать товарища из милиции... Как же его звать?.. Надо будет обязательно записать в блокнот фамилию, имя, отчество... Он смотрит на тебя, будто насквозь видит, а ты его даже как звать не знаешь!

– Хорошей техники на полках немного, – заметил товарищ.

– Сезон, – сказал Том. – Летом товар пылился на полках, а сейчас приличная аппаратура долго не залеживается.

– Наверное, и без оформления кое-что вам предлагают?

"Уж не за дурачка ли меня принимаешь?" – усмехнулся про себя Том, а вслух произнес:

– Темный товар не берем, – и с улыбкой взглянул на собеседника. – Кому же охота деньги за него платить, а потом вам задарма возвращать?

– Если бы все нам возвращали... – вздохнул товарищ.

Том помолчал, зорко оглядывая полки. Ничего компрометирующего нет. Обычно дефицитные вещи, принятые на комиссию, первым делом попадают к директору, а потом уже на прилавок. Разумеется, кроме тех, которые Том не выпускал из отдела. У него тоже была своя полка, вернее, ящик в письменном столе. И потом, вряд ли даже придирчивый работник милиции решится упрекнуть комиссионщиков в том, что они на таких же законных основаниях, как и все, приобретают в своем магазине принятые на комиссию вещи.

– Томас Владимирович, за последний месяц не поступали к вам в продажу стереофоническая кассетная дека "Технике", усилитель "Пионер" и колонки "Тандберг"? – наконец-то перестал ходить вокруг и около товарищ из милиции. Том не знает его имя-отчество, а он вот знает... Такая у них работа, чтобы все знать. Все, да не все... Не знает товарищ, кто украл эти вещи, иначе бы не пришел к Тому в магазин. Но то, что вор не понесет украденные вещи в комиссионку, это-то уж должен бы знать товарищ...

– Меня зовут Александр Михайлович, – представился он, видя, что Том не знает, как к нему обратиться. – Тихонов моя фамилия.

Том заметил Александру Михайловичу, что надо головы не иметь, чтобы украденные вещи сдавать в комиссионку, пусть даже на чужой паспорт...

– С чего вы взяли, что вещи украдены? – с улыбкой прищурился на него Тихонов.

– Иначе бы вы ко мне не пришли, – резонно заметил Том.

Ни деки, ни усилителя, ни колонок этих известных фирм к нему за последние два месяца не поступало. Были "Филиппсы", "Сони", "Грюндиги", ну и другие малоизвестные фирмы. А что касается колонок "Тандберг", так они вообще дефицит и очень редко появляются в продаже. Такие вещи люди предпочитают сбывать прямо с рук. Зачем им платить магазину семь процентов комиссионных? Дефицитные вещи и так уйдут, для этою нужно лишь знать телефон человека, который продает вещь.

Вы, конечно, знаете таких людей?

– Это ведь не спекулянты, как правило, – ответил Том. – Просто человеку надоела вещь или он приобрел другую, более современную, а эту, разумеется, стремится продать, пока цена на нее держится. Есть в Ленинграде любители, которые каждый год меняют дорогую технику. Короче говоря, люди, у которых средства позволяют...

– Есть ведь и деляги, – мягко возразил Александр Михайлович. – Купят подешевле, продадут подороже...

– Мы с такими дела не имеем, – улыбнулся Том.

– Не предлагал вам кто-нибудь, не оформляя через магазин, приобрести у него ту самую технику, которую я вам перечислил?

Теперь на лице Тихонова не осталось и следа от добродушной улыбки, а небольшие серые глаза цепко впились в лицо Тома. – Я понимаю, не для вас лично, а для любителей, телефоны которых вы знаете... Точнее говоря, не обращался кто-нибудь из знакомых вам людей или незнакомых за посредничеством?

Том, конечно, мог изобразить благородное негодование, дескать, я человек честный и такими делами не занимаюсь, но товарищ из уголовного розыска наверняка знал не только фамилию, имя и отчество Тома – это проще пареной репы узнать! – знал он и другое: редкий продавец, имеющий дело с заграничной техникой, не обделывает на стороне кое-какие коммерческие дела, в принципе не наносящие урона торговле в магазине и не являющиеся подсудными. И потом, инспектора в данный момент интересовал не Том Лядинин, а некто другой, как их там называют? Икс или игрек? И этот некто другой у кого-то украл перечисленные вещи, которые товарищ Тихонов должен найти. И, судя по всему, найдет. Сдается Тому, что он уже на верном пути... Их магазин – это не единственное место, где побывал Александр Михайлович...

В голове Лядинина происходила бешеная работа мысли: вот она, возможность надолго отделаться от обнаглевшего Бориса Блохина! Теперь Том не сомневался, что инспектор пришел сюда по следам, оставленным дружком... Как быть? Прямо заявить инспектору, что кражу совершил Блохин, Том не может. Это было бы непростительной глупостью. Он отлично знает, что за это потом бывает. Борис отомстит ему, и отомстит жестоко. А в тюрьме хватает времени на обдумывание мести, там ее лелеют, годами вынашивают... Но как сделать так, чтобы бросить тень на Блоху, а самому остаться в стороне?...

– Вы вспоминаете? – вежливо осведомился Тихонов, не спуская глаз с Лядинина.

– Месяц назад, – обдумывая каждое слово, осторожно начал Том, – помнится, кто-то из клиентов толковал про усилитель "Пионер"... То ли купить хотел, то ли продать...

– Вы могли бы узнать этого... клиента? – быстро спросил Тихонов.

– Сколько их за день тут проходит! – развел руками Том. – Разве всех упомнишь?

– Больше он к вам не заходил?

– Кажется, нет... – Том сделал вид, что вспоминает. – Давненько не заходил.

– А точнее?

– С месяц не было.

– Значит, вы его могли бы узнать, – констатировал Тихонов.

– Приметы его я назвать не могу, – сказал Том, чувствуя, что пора остановиться.

Тихонов положил портфель на колени и полез рукой в карман. Поймав настороженный взгляд Лядинина, улыбнулся:

– У меня в портфеле потайного магнитофона нет.

А Том уже досадовал на себя за то, что сболтнул лишнее. Теперь наверняка инспектор – или кто он? следователь? – уцепится за эту последнюю фразу... Так оно и вышло.

– Это очень важно, что вы запомнили этого человека, – закурив, добродушно начал Тихонов. – Все же попытайтесь описать его наружность.

"А потом ты, милый мой, устроишь нам очную ставку! – подумал Том. – Этого только мне и не хватало..."

– Вряд ли я его узнал бы, если бы он снова пришел в магазин, – пошел на попятную Том. – Я оформлял квитанцию и лишь краем уха слышал этот разговор...

– Квитанцию вы ему оформляли?

– Не помню, – твердо ответил Том. – Кажется, другому.

– А что этот "другой" сдавал? Постарайтесь припомнить!

– Посидите на коем месте день, выпишите сотню квитанций, тогда поймете, что просто невозможно всех запомнить, – сказал Том. – Могу лишь добавить, что ничего значительного тот клиент не сдавал на комиссию, в противном случае я бы запомнил.

– А у меня создалось впечатление, что вы хорошо знаете этого... клиента, – спокойно резюмировал Тихонов, – но почему-то, не хотите его назвать...

"Приехали! – ахнул про себя Том. – Дал ему палец, а он всю руку отхватил..."

– Найдем мы вашего... клиента, – Тихонов второй раз перед словом "клиент" сделал выразительную паузу. – А не показывается он у вас, потому что реализует украденные вещи... – он на этот раз жестко, без улыбки взглянул Тому в глаза: – Вы ведь не помогли ему?

– С ворами дела не имеем, – стараясь говорить спокойно, ответил Том, а в голове билась мысль: "Влип Блоха! Погорел, чертов домушник! Так тебе и надо..."

Следователь еще с полчаса мурыжил его, но больше ничего не добился. Том и так сказал ему слишком много, а теперь пусть анализируют, сопоставляют, строят версии... Такая уж их работа. А то, что Блоха на подозрении, у Тома больше не было сомнений. Но фамилию его товарищ следователь не заставит произнести ни за какие коврижки...

Когда Тихонов наконец поднялся со стула и, пожав ему руку, с чувством произнес, что Том очень помог следствию, у того защемило сердце: не попал ли он, чего доброго, в свидетели? Тогда это катастрофа! И в голове его сразу же завертелась мысль, как бы все это поскладнее изложить Борису... Мол, приходил следователь, это естественно, когда что-либо пропадает из дорогой импортной техники, всегда приходят в комиссионки, интересуются, проверяют документацию, разговаривают с продавцами... Значит, Блоху нужно срочно предупредить! Славу богу, Том даже не назвал фамилию Блохи, когда он по просьбе следователя перечислял фамилии постоянных завсегдатаев магазина, подрабатывающих на импортных товарах. А ведь как хитрый Тихонов подводил его к этому... Том не назвал, и Блоха не будет на него в обиде, а если устроят очную ставку, Том заявит, что не Борис говорил о "Пионере"... Лучше бы до очной ставки дело не доходило. Блоха тертый калач и сразу поймет, что у Тома рыльце в пушку...

– Если этот человек снова появится у вас, – что-то черкая на клочке бумаги, говорил следователь, – я очень прошу вас позвонить вот по этому телефону. Не будет меня на месте – сообщите тому, кто снимет трубку. Товарищ будет в курсе...

Том взял бумажку, спрятал в стол и только после этого, изобразив на лице удивление, сказал:

– Так я его не запомнил!

– А вдруг припомните? – улыбнулся следователь. – Память человеческая – это очень тонкая и сложная штука! – И уже уходя, прибавил, поразив Тома своей проницательностью: – Свидетелем вы не будете, пусть вас, Томас Владимирович, это не беспокоит...

Когда за следователем закрылась дверь, Том подумал: "Ну, Блоха, кажется, твоя песенка спета!"

Вошел директор, на лице откровенное любопытство, видно, следователь не посвятил его в подробности своего визита.

– Гляжу, семь потов с тебя спустил! – сочувственно покачал он головой. – Я вместо тебя посидел на приемке. Принял партию кассет фирмы "Басс"... Чего ему надо бьло?

Том коротко рассказал, и у директора сразу отлегло от сердца. Он признался, что беспокоился из-за одного продавца, который, как потом узнал директор, с рук торговал японскими часами. Всучил какому-то клиенту штамповку, а содрал за нее как за фирменные. Так вместо того чтобы вернуть деньги человеку, он, дурак, полез в бутылку... Он, директор, конечно, заставил его отдать деньги, но шум-то был. И посторонние слышали, клиент грозился сообщить куда следует...

– Увольте его, и все дела, – посоветовал Том.

– Не могу, – развел руками директор. – Этот мазурик – сын моего хорошего приятеля...

После обеда появился Григорий Данилович. Улыбающийся, загорелый до черноты, в фирменном джинсовом костюме, молодящем его. Коротко постриженные седоватые волосы резко контрастировали с загорелым лицом.

– Вчера прилетел из Одессы-мамы, – жизнерадостно сообщил он. Действительно, давненько его не было видно в магазине.

Том вспомнил, что нужно в отделе кое-какие механизмы посмотреть и наладить, например, автомобильный магнитофон...

– А мне никак в отпуск не вырваться, – вздохнул Том. – То да се...

– Есть что-нибудь интересное?

– Вряд ли могу чем порадовать, – развел руками Том. – Сезон. Все расхватывают приезжие.

– В Одессе тоже в комиссионках не густо, – заметил Гриша. – Но кое-чем разжился: взял переносной стереомагнитофон с приемником фирмы "Сименс"...

– Редкость, – ввернул Том. – Техника этой фирмы славится высоким качеством и дороговизной.

– Пару стереонаушников "Сони", новенький "Орион"... Мордашка необычная!

Том небрежно взглянул на часы, которые Гриша выставил на волосатом запястье. Такие здесь часто проходили. Вчера одни ему предлагали.

– Два рубля отдал? – так, по инерции поинтересовался Том.

– Полтора... – улыбнулся Гриша. – Морячок-одессит в пивном баре с руки продал.

Том отпустил клиента, и, когда они снова остались на некоторое время вдвоем, Гриша заговорил о другом:

– Ты Еву не видел? Звоню, а там, понимаешь, к телефону подходит какой-то тип, по-видимому, ее отец. Начинает выяснять, кто я и что...

– Сказал бы, что пожарник, и отвязался, – усмехнулся Том. Ревность его не терзала, но разговаривать о Еве ему было почему-то неприятно.

– Как-то неудобно в моем возрасте дежурить у ее дома, просто не знаю, как поймать ее, бестию длинноногую...

– Мало у тебя других девочек? Как тебе показались загорелые одесситки?

– Что-то в этой Еве есть, – закуривая, задумчиво сказал Гриша. – Помнишь красотку Лялю Вдовину? У них что-то общее...

– Вдовина? – помрачнел Том. – Тю-тю Лялька... Богу душу отдала!

– Разве? – сделал скорбное лицо Белькин. – Несчастный случай?

– Отравилась, – ответил Том.

– Глупышка, – вздохнул Гриша, выпуская дым. Седоватые волоски выглядывали из широких ноздрей. – А какая красивая была!..

– Ты ведь ее спаивал? Так вот на этой почве...

– Да-а, она ведь увлекалась этой дрянью... Истерики устраивала, если не дашь... Я с ней расстался, когда она стала как к себе домой на дачу приезжать. И не одна... У меня все-таки жена...

– Ева тоже штучка хорошая, – вздохнул Том. – Вот что, Гриша, ты лучше оставь ее в покое...

Гриша улыбнулся и пытливо посмотрел на Тома.

– Опасный она человек, Гриша... – задумчиво глядя в окно, проговорил Том.

Тот понял, что Том не шутит, и сразу насторожился.

– Ты имеешь в виду...

– Я имею в виду ее папочку дар-рагого... – сказал Том. – Он может тебе всю биографию испортить... Удивляюсь, что он тебя еще не застукал! – И не удержался, чтобы не съязвить: – По-моему, он младше тебя...

– И ты мне такой... товар подсовываешь? – помрачнел Гриша. Пепел просыпался ему на воротник. – Не хватало мне еще с ней неприятностей!

Том понял, что стрела точно попала в цель, он как-нибудь знал Гришу – человека крайне осторожного, неприятности ему действительно ни к чему... И, чтобы возместить моральный ущерб, нанесенный приятелю, Том с улыбкой сказал:

– Три кассеты – и я тебе такую очаровашку устрою... Не хуже Евы!

Том так, конечно, не считал, но он был торговец и не собирался продешевить и на этот раз.

– Молоденькая? Блондинка? – заинтересовался Гриша. В глазах его замелькали веселые искорки.

– Жгучая брюнетка! На верхней губе пушок... И свободна как птица...

– А у этой птички случайно...

– Чиста, как ангел!

– Самолично проверил?

– Товар с дефектом не продаем... – рассмеялся Том.

– Ах ты Ляля, Ляля! – сокрушенно покачал седой головой Григорий Данилович, снова вспомнив про Вдовину. – Я ведь ее, очаровашку, помню почти школьницей... Тоненькая, юная, ножки крепенькие... А какой прелестный задок...

– Лялька говорила, ты у нее был первый, – проговорил Том. – Поди, наврала?

– Она правду сказала, – скромно, но с достоинствам ответил Григорий. На холеном благообразном лице его появилась грустная улыбка. – Много их у меня, Томик, прошло, а такие, как Ляля, навсегда в памяти останутся... Редкостные экземпляры!

– А как жена? – поинтересовался Том. – Терпит?

– Я стараюсь ее не огорчать, – усмехнулся Гриша. – И потом, она у меня умная... Да-а, а сколько годочков твоей жгучей брюнетке?

– Двадцать... – сказал Том и рассмеялся: – Только учти, у нее в году каждый месяц день рождения... И она подарки любит.

– Лялечка... Лялечка... Как сейчас помню, когда ее первый раз до дому подвез... – вздохнул Гриша. – Два сексжурнальчика она у меня так и зажала...

– На том свете вернет... – утешил Том.

– Не многовато ли за двадцатилетнюю три кассеты? – засомневался Гриша, никак не отреагировав на кладбищенский юмор приятеля.

– Цены, дорогой, на все растут... – притворно вздохнул Том.

– На кассеты тоже, – ввернул хитрый Гриша, которого не так-то просто было надуть.

Вошел очередной клиент. Он поставил на стол большие старинные часы в деревянном футляре. Гриша заинтересованно посмотрел на них.

– Ну и как? – взглянул на него Том, давая понять, что разговор окончен.

– Три кассеты за мной, – подмигнул, улыбаясь, Гриша. – Я к тебе через полчасика еще загляну... – И, уже выходя из комнаты, пробормотал: – Ах, Ляля, Ляля... Тот-то, я гляжу, давно ее не видно...

Том подъехал почти к самой арке Невской Лавры и выскочил из машины. Он так спешил, что даже не заметил знак, запрещающий стоянку. Закрыл дверцу ключом и осмотрелся: Марии не видно. На высокой побеленной ограде тлел багровый закат. Торопливо проходили под монументальную арку редкие прохожие, а может быть, богомольцы. В церкви Невской Лавры шла служба.