Текст книги "Маленький стрелок из лука"

Автор книги: Вильям Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Он знал, что серьезно ничего не повредил, по крайней мере боли не чувствовал, разве что затылок ломило. Он лежал в метре от лыжни, придавив собой разлапистую елку, и смотрел в небо, которое не смогли загородить ветви деревьев. Небо было ярко-синее, с зеленоватыми квадратными пятнами, возникающими то в одном месте, то в другом. Большое, размазанное по краям облако загораживало солнце. Иногда тонкий розоватый луч прорывался на волю и заставлял искриться налипший на ветвях снег.

Вдруг небо исчезло, его загородило девичье лицо с широко распахнутыми глазами. Точнее, Кирилл сначала увидел одни лишь глаза, а потом, гораздо позже, все остальное. Глаза были большие и не совсем обычные: темно-серые, с зеленоватым оттенком, они были, будто небо в светлую лунную ночь, усеяны звездочками разной величины. И все звездочки лучились. Не глаза, а окна в таинственную вселенную.

– Вы ушиблись? – спросила девушка чистым звучным голосом.

И тогда он разглядел ее лицо. Оно тоже было необычным. Иногда идет человек по оживленной улице большого города и смотрит на прохожих. Глаза равнодушно скользят по лицам, не останавливаясь. И вдруг, как драгоценный камень, блеснет в толпе необычное, мгновенно приковывающее к себе внимание лицо. Оно может быть и некрасивым, но, как магнитом, притягивает взгляд, выводит человека из рассеянной задумчивости. Такие лица остаются в памяти и, сколько бы времени ни прошло, если снова ненароком повстречаешь незнакомца или незнакомку, сразу узнаешь и вспомнишь, где видел...

Лицо девушки было именно таким, которое не забывается. Большеглазая, скуластая, с маленьким ярким ртом, она чем-то напоминала дикое животное, то ли благородного оленя, то ли экзотического австралийского зверька, ловко лазающего по деревьям в джунглях. Кирилл даже не понял, красивая она или нет?..

– Пустяки, – сказал он, поднимаясь на ноги, но тут же снова упал. Казалось, кто-то дернул за веревочку, привязанную к его ноге. Еще ничего не понимая, он улыбнулся девушке и сказал:

– На этот раз вы меня сразили наповал!

– Раз вы способны произносить пошлые комплименты, значит, ничего с вами не случилось, – заключила та и выдернула палки из снега.

Теперь он мог всю ее рассмотреть. Позиция у него была очень выгодная: он лежал на снегу, а она стояла перед ним. Фигура у нее стройная, несмотря на то что не слишком высокая, ноги у нее длинные, грудь двумя острыми бугорками оттопыривала толстый красный свитер. А волосы вблизи оказались еще гуще и чернее. Сейчас, когда он ее видел во весь рост, она еще больше напоминала гибкого дикого зверька. И, надо сказать, красивого зверька. В ней одновременно сочетались грация и пугливость оленя, порывистость и вкрадчивость соболя.

– Как вас звать? – спросил Кирилл, не делая попытки подняться. Ему почему-то казалось, что стоит ему встать на ноги, как это чудное видение тут же исчезнет.

– Вы тут прохлаждайтесь, а я, пожалуй, еще раз скачусь с горы, – сказала девушка. – Пожалуйста, освободите лыжню. По-моему, ваш товарищ собирается спуститься...

Кирилл уперся руками в снег и встал на ноги, он даже успел бросить взгляд на вершину, где действительно маячил Вадим, не видевший, как Кирилл упал, и тут же в глазах замельтешило, и он снова очутился на снегу.

– Не изображайте из себя ваньку-встаньку, – заметила девушка.

Но Кириллу было не до шуток. Он на всякий случай отполз подальше от лыжни и поднял на девушку встревоженные глаза.

– Что-то нарушилось, – растерянно проговорил он. – Я не могу встать.

Она внимательно посмотрела на него своими глазами-калейдоскопами, переступила лыжами, потом перевела взгляд на гору и отодвинулась от колеи. Немного погодя мимо них со свистом и шелестением пронесся Вадим. Вслед на ним промчалось облако снежной пыли, перемешанной с ветром. Лицо у Вадима было сосредоточенным, губы сжаты, а глаза превратились в две узкие щели. Он, наверное, его и не заметил.

Девушка, не снимая лыжи, протянула ему руку.

– Вставайте! – приказала она.

Кирилл послушно стал подниматься, с тревогой ожидая, когда неведомая сила опять его опрокинет в снег. Потеря равновесия, наверное, чем-то сродни невесомости: перестаешь ощущать, где верх, где низ, но при этом не теряешь силы тяжести.

На сей раз он не сразу упал, несколько секунд постоял, опираясь на руку девушки, затем перед глазами все смешалось, поплыло, и он грохнулся в снег.

– Отказал вестибулярный аппарат... – пробормотала девушка. – Вы не сможете идти. Что же делать?

– Позовите моего товарища, – попросил Кирилл. Он не на шутку встревожился. Не хватало еще, чтобы его, как калеку, волокли на лыжах до Парголова, а потом уложили на скамью в переполненной электричке. Еще хорошо, если рядом будет эта, глазастая...

– Стоять, я вижу, не можете, но крикнуть-то, надеюсь, в силах?

– Как вас звать? – снова задал ей вопрос Кирилл.

– Если это вам поможет обрести равновесие, я скажу: Евгения.

Кирилл, стиснув зубы, поднялся на ноги и сосредоточил всю свою волю, чтобы побороть слабость, головокружение и не упасть. Когда перед глазами, будто в тумане, поплыли кусты и завертелись стволы сосен, он покачнулся, но, вцепившись в руку девушки, устоял на ногах. Головокружение прошло, и он понял, что больше не упадет.

– Помогло, – пробормотал он, робко улыбаясь.

– Я рада за вас, – сказала она. – Теперь, может бить, вы отпустите мою руку?

– Ни в коем случае! – воскликнул он. – У меня сразу нарушится этот... вестибулярный аппарат... Женя, вы меня, пожалуйста, не бросайте!

– Меня звать Евгения, – холодно произнесла она, однако руку не отняла. Кирилл немного ослабил хватку, но девушку не отпускал, держался за ее предплечье. Оно было округлое и вместе с тем упругое. От девушки исходил аромат духов. В ушах он разглядел маленькие жемчужные серьги. Как два белых огонька рдели они в ночи ее черных волос. На пальцах золотые с камнями кольца.

Кирилл понял сейчас, что перед ним не зеленая девушка, какой она казалась издали, а женщина, которой не меньше двадцати шести лет. А может быть, и больше. Не потому, что она выглядела на столько, ей можно было дать и двадцать, просто в выражении глаз, плавных движениях, манере говорить чувствовалась взрослая, уверенная в себе женщина, возможно даже замужняя. А морщинок на ее лице не было, разве что крошечные, чуть заметные на висках, где кончаются ее удлиненные глаза, оттененные черными густыми ресницами, а брови у нее были изогнутыми, узкими. Брови, скулы, глаза придавали ей восточный колорит. Не ярко выраженный, чтобы можно было заподозрить азиатское происхождение, а тот восточный колорит, который иногда неожиданно прорывается в чисто русском лице.

– Голова кружится? – осведомилась Евгения.

Кирилл ощупал голову, только сейчас заметив, что на ней нет шапочки. На затылке обнаружил порядочную шишку. Обо что же это он стукнулся? Наверное, вон о ту огромную сосну, что стоит впритык к лыжне. Зацепился вскользь, иначе бы не шишку заработал, а вообще без головы остался...

Голова не кружилась, а когда он взглянул на небо, то не увидел зеленых возникающих и пропадающих пятен. Небо было блекло-синее, затянутое прозрачной дымкой. Почему же оно ему тогда показалось ярким, пульсирующим?

– Такая чертовщина со мной приключилась впервые, – пробормотал он. И тут же вспомнил, что однажды было подобное... Мальчишкой он вскарабкался по кирпичной стене своего дома на улице Восстания на второй этаж, чтобы положить цветы девчонке Лиле, в которую был влюблен, – у нее праздновали день рождения, а его не пригласили, – вот он и решил незаметно положить на подоконник свой подарок. Цветы он положил – букетик ромашек и васильков, собранных за городом на ржаном поле, – но в этот момент кто-то из гостей подошел к окну, и он, отпрянув, сорвался вниз. Как сейчас помнит короткий, как миг, полет, бегущую вверх красную кирпичную стену у самого носа, гулкий удар голыми пятками об асфальт, эхом отдавшийся в затылке, и точно такое же ярко-синее небо с зелеными пятнами... Несколько раз он становился на ноги и падал. Впрочем, тогда это непривычное состояние быстро прошло, и он начисто забыл об этом, а вот сейчас вспомнил...

– Я соврал, – сказал он. – Однажды давно-давно я точно так же пострадал из-за одной девушки...

– Можно подумать, что вы сейчас пострадали из-за меня, – без улыбки посмотрела она на него.

– Из-за вас, – уверенно ответил он. – Думаю, раз какая-то девчонка может съехать с горы, а я – рыжий?

– Кажется, вы уже в порядке, – заметила она, высвобождая руку. – И вон ваш приятель спешит... на помощь!

Она приветственно подняла руку, выдернула палки, поправила на голове пушистую шапочку.

– Прощайте! – трагическим шепотом произнес Кирилл и, выбрав местечко, повалился на мягкий снег.

Когда он открыл глаза, снова увидел ее. Серые, со светящимися крапинками глаза с подозрением смотрели на него.

– Вы притворяетесь или...

– Этот, как его?.. аппаратик шалит, – перебил Кирилл, сдерживая улыбку. Ему не хотелось, чтобы девушка уходила.

– Как звать вашего друга?

– Вадим... – и прибавил поспешно: – Только он ни черта не соображает в медицине...

Он почему-то решил, что она врач. А почему – и сам бы не смог объяснить себе.

Евгения выпрямилась и, глянув вниз, крикнула:

– Вади-им! Иди-ите-е сюда-а-а!

Пыхтя, показался на склоне Вадим. Под мышкой у него убежавшая лыжа Кирилла. Вронский раскраснелся, темные волосы блестели, шапочкой он вытирал лицо.

– Узнаю тихоню Кирилла! – весело воскликнул он, бросив оценивающий взгляд на девушку. – Оставь его на пять минут, и он уже на коленях перед женщиной... Он вам читает Блока? Стихи, посвященные Прекрасной Незнакомке? Или поэму Есенина "Анна Снегина"?

– Ваш товарищ потерпел аварию, – сообщила Евгения. – У него нарушился вестибулярный аппарат.

– Короче говоря, я превратился в ваньку-встаньку, только наоборот, – весело заметил Кирилл.

– Чего же ты радуешься? – повнимательнее взглянул на него Вадим.

– Мне повезло, как только я открыл глаза, сразу увидел перед собой врача...

– Я не врач, – заметила Евгения.

– Кто же вы тогда? – искренне удивился Кирилл, снизу вверх тараща на нее глаза.

– Это не имеет значения.

– Не врач, а так с ходу ставите диагноз: нарушение вестибулярного аппарата... – разочарованно протянул Кирилл. – Я уже было загордился, что у меня такая редкостная космическая болезнь!

– Я буду рада, если ошиблась, – улыбнулась Евгения и, одним прыжком развернувшись на лыжах, помчалась вниз со склона. Черный хвост волос взметнулся за спиной наподобие орлиного крыла. Красное и черное на ослепительном белом фоне – это было красиво. Скоро лыжница исчезла меж деревьев и кустов.

Кирилл нехотя поднялся на ноги, Вадим помог собрать ему разбросанные палки, нашел шапочку. Он уже понял, что с Кириллом все в порядке. Глядя, как тот прилаживает к ботинкам лыжи, поинтересовался:

– Где амазонку-то подцепил?

– Пока мой лучший друг раскатывал с горы, амазонка спасала меня от верной смерти, – мрачно заметил Кирилл.

– Теперь все наоборот, – усмехнулся Вадим. – Не герои спасают попавших в беду красавиц, а красавицы – героев.

– Я рад, что ты обо мне столь высокого мнения, – сказал Кирилл и, упрямо сжав челюсти, с пол-оборота впрыгнул в лыжню и, зажав палки под мышками, ринулся вниз.

– Постой! – запоздало крикнул Вадим. – А как же твой... вестибулярный автомат... тьфу! аппарат?..

Но Кирилл не слышал, снова упругий, как волейбольный мяч, ветер толкался в лицо, свистел в лыжных палках, мимо мелькали кусты, деревья, черные пни с пышными шапочками снега. Он мчался туда, где должен быть красный свитер и черный хвост развевающихся, как пиратское знамя, волос...

– Сумасшедший... – пробормотал Вадим и не стал подниматься выше: осторожно развернулся, держась рукой за ствол, поелозил лыжами и, пригнувшись, тоже понесся вниз.

Не слушая насмешливые реплики Вадима, шагающего сзади, Кирилл быстро шел по перрону и выискивал глазами красный свитер и синюю шапочку с помпоном. Он уже заглянул в зал ожидания, там ее не было. Неужели уехала на предыдущей электричке?

– Жениться тебе надо, друг, – бубнил сзади Вадим. – Бегаешь за каждой юбкой...

– Она в брюках, – не оборачиваясь, буркнул Кирилл.

– А как же та, высокая, Ева?

– Ева окончательно изгнана из рая, – бросил Кирилл пророческие слова и даже не улыбнулся. Про Еву он сегодня и не вспомнил. Один бог знает, где она сейчас и что у нее на уме. Надоело Кириллу ждать ее. Все реже и реже звонит ему и приходит Ева. Зато все чаще наведывается Недреманное Око. Когда в прихожей звонит звонок, Кирилл вздрагивает и у него портится настроение.

Ева переменчива, как ленинградская погода: светит солнце, сверкает снег, а через час небо заволокли дымчатые тучи, зазмеилась на тротуарах поземка, подул сильный северный ветер, а еще через два-три часа ветер переменился, на Неве вспучилась свинцовая вода, небо опустилось на город, в скверах и парках образовался густой туман, по улицам побежали ручьи, из водосточных труб стали выскакивать ледяные пробки, и уже не зима в городе, а настоящая весна...

Подошла электричка. Кирилл в последний раз окинул взглядом оживленный перрон. Евгении нигде не видно.

Спустившись с горы, она свернула в перелесок и исчезла. Кирилл хотел броситься вслед за ней, но Вадиму захотелось еще раз скатиться с этой чертовой горы... И вот он ее потерял!

Поставив лыжи в угол, Кирилл отправился по вагонам искать девушку. Что-то ему подсказывало, что она здесь, в этой электричке. И он нашел ее в последнем вагоне. Он искал красный свитер, а она сидела у окна в белой пушистой кофте и без шапочки. Глаза ее были устремлены на окно, за которым проплывали дачные поселки, почти до самых крыш погребенные под снегом.

И тут Кириллу повезло: сидящая рядом с ней пожилая полная женщина поднялась и направилась к выходу. Он тут же сел рядом с Евгенией.

– Теперь я знаю, кто вы, – сказал он. – Мастер спорта по лыжам.

Она не удивилась, увидев его, лишь губы дрогнули в чуть приметной усмешке.

– А вы упрямый, Кирилл!

Ему было приятно, что она запомнила его имя. Он с удовольствием вдыхал запах ее духов, перемешанный с запахом талого снега и сосновой хвои. В ее волосах поблескивали крошечные капельки.

– Евгения, вы мне очень-очень нравитесь... – удивляясь своей отчаянной смелости, выпалил Кирилл.

– Ну и что из этого следует? – оглянувшись на соседей, делающих вид, что не прислушиваются к их разговору, спросила она.

– Не убегайте, пожалуйста, больше от меня? – попросил он.

– А что, я уже попала в плен? – улыбнулась она.

По-видимому, прямота Кирилла ей понравилась.

– Я вас все равно найду, – сказал он, почувствовав себя свободнее.

– Еще что? – снова отвернулась она к окну.

– Я почти все сказал...

– Почему же вы не поинтересуетесь, свободна ли я, смогу ли встречаться с вами? Вам не пришло в голову, что у меня может быть муж, дети?

– Какое это имеет значение, – отмахнулся Кирилл.

– Смотря для кого: для вас, очевидно, нет, а для меня – да. Или вы действуете по принципу: пришел, увидел, победил?

– Побежденный – это я, – невесело улыбнулся он.

Она повернулась к нему и посмотрела в глаза. И снова он поразился цвету ее глаз. Здесь, в полусумрачной электричке, они стали светлее, разноцветные звездочки засияли еще ярче, а зеленый ободок стал шире.

– Вы не похожи на бабника, который не дает проходу женщинам, – задумчиво произнесла она, не отводя взгляда. И грубоватое "бабник" прозвучало в ее устах естественно и не обидно.

– Хорошеньким женщинам, – с улыбкой поправил Кирилл.

– А вот льстить вы где-то научились...

– Разве этому учат?

– Вам не кажется, что мы ведем дурацкий разговор?

– Не кажется, – ответил он. – Мне приятно с вами разговаривать. И это никакой не комплимент... С чего-то надо начинать?

– Что вы имеете в виду?

– Вот я вам сразу сказал, что вы мне нравитесь. Когда я шел по вагонам, увидел вас, сел рядом, я еще не знал, что скажу вам эти слова. Не знал, что наберусь храбрости сказать их вам...

– И тем не менее сказали!

– А если бы я вам сказал, что люблю вас?

– Я бы подумала, что вы ненормальный... после этой травмы на горе.

– Значит, я ненормальный, – заметил он.

– Кирилл, меня немного пугает, что вы, по-видимому, серьезный человек, говорите глупости... Может быть, действительно у вас после удара... что-нибудь нарушилось? – она пальцем дотронулась до головы.

– Когда я открыл глаза и увидел вас, я подумал, что так все оно и должно быть: этот заснеженный лес, гора, удар, головокружение, синее небо с зелеными пятнами и, наконец, вы. Все это судьбой когда-то было начертано для меня. Я напрягаю память, стараясь вспомнить: не снилось ли мне все это когда-то? Может, в детстве? А может, когда я еще и не родился?

– Когда я увидела, как вы кувыркаетесь с горы, я испугалась, как бы вы не ударились о сосну, даже закрыла глаза...

– В этот момент я и ударился, – ввернул Кирилл.

– Вы навзничь лежали на снегу и улыбались...

– Я уже ждал вас, – сказал он.

– Выдумщик вы, Кирилл!

– А теперь скажите, Евгения, кто вы?

– Это так важно?

– Для меня все важно, что касается вас, – убежденно произнес он.

– Я пока никто, – сказала она.

– Вы вселенная... А в ваших глазах вращаются планеты, спутники, астероиды...

– Вы опять за свое? – с упреком посмотрела она на него. – Честное слово, Кирилл, я не люблю красивых слов, хотя моя профессия и связана с миром прекрасного... Мои учителя считают, что из меня получится приличная художница, а я в этом не уверена. Вот почему я вам сказала, что я пока никто. И еще одно: я не люблю говорить о своей профессии.

– Почему же вы без мольберта, альбома?

– Я уже год не держала кисть в руках.

– Что же вы делаете?

– Воспитываю дочь, – просто ответила она.

– Тоже дело, – не моргнув глазом, сказал он.

То, что у нее дочь, его ничуть не удивило. Сейчас она сообщит, что у нее солидный муж. Наверное, известный скульптор или живописец...

– Мужа у меня нет, – будто прочитав его мысли, улыбнулась она.

Он думал, что она теперь спросит про него, но та не спросила. Ему даже стало обидно, что ей это неинтересно. За окном уже проплывали кирпичные многоэтажные здания с широкими окнами витрин, прошелестел железнодорожный мост, внизу мелькнул красный с желтым трамвай. Электричка, сбавляя ход, приближалась к Финляндскому вокзалу. Пассажиры стали подниматься, снимать с сетчатых полок вещи, связанные по всем правилам лыжи. Нужно идти в свой вагон...

– У меня нет телефона, – сообщила она, догадавшись о его терзаниях. Кирилл действительно не знал, как произнести самые обычные и вместе с тем избитые слова о телефоне, встрече... – Обещали поставить летом.

Электричка резко и мощно затормозила. На перроне толпились люди. Поднялись пассажиры, сидящие рядом с ними, в вагоне стало шумно и тесно. Лыжи задевали друг за дружку, стукались о стены. Из открытых дверей потянуло прохладой.

Кирилл сгреб с сетчатой полки ее лыжи, небольшой коричневый рюкзак, в котором, надо полагать, лежал красный свитер и другой спортинвентарь.

– А ваши лыжи? – поднимаясь со скамьи, спросила она. В глазах у нее уже не кружатся звездочки, да и зеленый ободок совсем стал тонким.

– Вадим захватит, – беспечно заметил Кирилл.

Вадим ждал их у входа в метро. Лицо его было не очень-то жизнерадостным. Он молча сунул Кириллу лыжи и повернулся к Евгении.

– Вы совсем вскружили голову моему другу, – сказал он. – Будем знакомы: меня звать Вадим.

– Евгения.

– Женя?

– Евгения, – упрямо повторила она.

Вадим удивленно взглянул на нее, но промолчал, зато Кирилла наградил сердитым взглядом.

– Я уж думал, мне придется твои лыжи тащить домой, – ворчливо заметил Вадим.

– Пойдемте ко мне? – предложил Кирилл. – Я тут рядом живу. Кофе угощу.

– Я не могу, – отказалась Евгения. – Моя Олька и так закатит мне грандиозный скандал. Я опоздала на два часа.

– Олька – дочь Евгении, – пояснил Кирилл, бросив красноречивый взгляд на Вадима, дескать, будь человеком, уйди, дай поговорить...

– А я думал, строгая бабушка, – усмехнулся тот, не двигаясь с места.

Мимо них текла густая толпа. Глухо, с шорохом закрывались и тут же открывались двери метро, цокали пятаки, проваливаясь в щели прожорливых автоматов. Сыто ворча, от перрона отвалила переполненная электричка. Их постепенно оттеснили к ларькам, где продают газеты и торгуют мороженым. Евгения озабоченно посматривала на большие круглые часы, висящие на здании вокзала. На железном крашеном карнизе крутились голуби. Не обращая на них внимания, тут же суетились вокзальные воробьи. Толком не разберешь, какого они цвета, будто перепачканные в пыли и мазуте.

Кирилл растерянно шарил по карманам, ища ручку и какой-нибудь клочок бумаги, чтобы записать Евгении свой телефон. Как назло, ничего с собой не было. Уезжая за город, он все выложил дома на тумбочку.

– Я сейчас! – умоляюще взглянув на Евгению, пробормотал он и бросился к киоску.

Там купил блокнот, шариковую ручку и нацарапал номера телефонов – рабочего и домашнего. Ему искалось, что цифры нечеткие, и он, торопясь и нервничая, снова обвел их. Ручка была новая и не писала, а царапала. Подойдя к Евгении, он протянул ей блокнот и засунутую туда ручку.

– Пожалуйста, позвоните? – попросил он. – Завтра же. Утром я буду на работе, а после семи – дома.

Евгения, будто раздумывая, взяла блокнот и засунула в кармашек рюкзака, заброшенного на одно плечо. Глаза ее задумчиво смотрели на Кирилла. Вадим, отвернувшись, курил. Две пары лыж прислонены к его широкому плечу. Левой рукой он придерживал их, чтобы проходившие мимо пассажиры не задели. Лицо непроницаемое, смотрел он в другую сторону.

– Я не знаю, – неуверенно произнесла Евгения. – И потом, к чему...

Кирилл обнял ее за плечи, придвинул к себе и поцеловал. Она даже не успела отпрянуть или удивиться. В ярких глазах замельтешили разноцветные брызги, полураскрытые губы хотели что-то произнести, но из метро на перрон повалила толпа пассажиров. В последний раз ее белая мохеровая кофта мелькнула уже в здании метро и пропала.

– Жди, позвонит, – сказал Вадим, когда он подошел к нему.

– Я ее все равно найду, – уверенно ответил Кирилл.

– Ее звать не Женя, а Евгения, а дочь вовсе не Ольга, а Олька... – усмехнулся Вадим. – Что за причуды?

– Она художница.

– Я совсем забыл, люди искусства всегда со странностями... – насмешливо заметил Вадим.

– Хочешь выпить? – предложил Кирилл. – Заскочим на минутку в ресторан. Дернем по сто пятьдесят коньяку, а?

– Наконец-то я слышу речи мужа... – подобрел Вадим. – Кстати, ты проиграл пари...

– Выиграл, старина! – хлопнул его по плечу Кирилл.– Мне такое сегодня счастье подвалило... А позвонит она или нет – это уже не имеет значения. Главное, что я ее нашел!

– Не ее, а их, – напомнил Вадим. – Ты забыл про Олю. Виноват, Ольку! И еще про головотяпу мужа, которому не следовало бы такую красотку одну выпускать из дома...

– Ну и пусть! Главное, что я ее встретил, Вадим! Она бросит мужа ко всем чертям и выйдет замуж за меня... – Кирилл не замечал, что громко смеется и кричит, так что на них оглядываются.

– Крепко же ты, парень, нынче стукнулся башкой... – вздохнул Вадим, оглядываясь.

– Я влюбился! – не мог остановиться Кирилл. – Как увидел ее, так сразу и влюбился...

– Что-то ты, брат, в последнее время часто влюбляешься, – заметил тот.

– На этот раз по-настоящему! Ну понимаешь, что-то такое сидит в нас и говорит: "Это она, Кирилл! Та самая, которую ты искал тысячу лет!.."

– Теперь в мистику ударился! – усмехнулся Вадим.

– У тебя сидит кто-нибудь внутри? – заглядывал ему в глаза Кирилл, и непонятно было – все это он говорит всерьез или дурачится. – Ну, этот есть у тебя, внутренний голос?

– Есть, – ответил Вадим. – Мой внутренний голос говорит, что ты, дружок, спятил... И еще он говорит, что нам немедленно нужно зайти в ресторан, если нас пустят в лыжных костюмах, и выпить по сто пятьдесят....

– Нас сегодня куда угодно пустят, – рассмеялся Кирилл. – Такой день!

– Иди первый, а я за тобой, – подтолкнул к дверям Вадим. – Блаженных всегда без очереди пропускают...