Текст книги "Маленький стрелок из лука"

Автор книги: Вильям Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

2

Профессор, заложив руки за спину и расхаживая вокруг кафедры, монотонным голосом читал лекцию об экзистенциализме. Был он высокий, худой, с длинным носом, рядом с которым пристроилась крупная бородавка. Когда профессор протяжно произносил гласные, бородавка ползла вверх, а когда согласные – вниз. На своем месте ей не сиделось. Хотя профессор читал нудно, почти не делая пауз, Ева слушала его с все возрастающим интересом.

– ...Кьеркегор, создатель этого философского течения, в своих сочинениях противопоставляет "существование" "бытию", – бубнил профессор. – ...Так вот в своих книгах Кьеркегор воспевает отвращение к жизни, страх к смерти, упадничество...

"Как можно воспевать в книгах отвращение к жизни и страх к смерти?! – подумала Ева, – воспевают скорее радость к жизни..."

– ...современные экзистенциалисты несколько модернизировали теорию Кьеркегора, так сказать, приспособили ее к сегодняшним социальным условиям...

Ева записала в тетрадку трудную фамилию Кьеркегор, несколько других фамилий и книг по теории экзистенциализма, решив, что пойдет в публичку и обязательно получше познакомится с этим странным и любопытным течением в современной философии...

– ...Суть экзистенциалистической философии сводится к тому, что человек находится во враждебном мире, в который он попал не по своей воле... Он чувствует себя одиноким и покинутым. Жизнь ему кажется никчемной, а смерть неизбежной. Человека охватывает страх, толкающий его сделать выбор: или "неподлинное" существование в качестве социального обезличенного существа или "подлинное" существование в качестве самого себя... – монотонно читал профессор, а мысли Евы перескочили с экзистенциалистов на другое. Ей вспомнился стихотворный отрывок, который с чувством в перерыве между лекциями прочел ей в университетском коридоре однокурсник. Она давно знала, что ему нравится, но не поощряла его. Правда, перед экзаменами всегда обращалась к нему за помощью. Альберт Блудов, так звали тощего, с унылым лицом студента, был самым способным в их группе и за несколько вечеров натаскивал Еву по любому предмету. Великолепно владеющий речью, как преподаватели отмечали: "наделенный чувством железной логики", Альберт иногда в присутствии Евы становился мычащим телком, едва находившим слова, чтобы пригласить ее на студенческий вечер или в театр, который он любил и не пропускал ни одной премьеры. Деньги на театр он зарабатывал на погрузке контейнеров на товарной станции. Рассказывал, что научился краном снимать с платформ контейнеры и ставить их на машины. В Ленинград он приехал из какого-то провинциального города, то ли из Арзамаса, то ли из Астрахани. Впрочем, Еву это мало интересовало. Альберта она держала лишь для экзаменов. Однако он и этому был рад. Сколько раз, садясь у здания университета в чью-либо машину, она ловила его печальный взгляд. Но Ева не умела жалеть, и потом, она считала, что мужчина, достойный жалости, – это не мужчина.

Так вот. Альберт Блудов (бывает же такое: наискромнейшему парню досталась такая фамилия!) прочел ей сегодня:

Три источника имеют влечения человека: душу, разум и тело...

– Я ни одно еще из этих влечений не испытала, – сказала Ева.

– Ты несчастный человек, – печально заметил Альберт и отвернулся.

Ева разозлилась: почему это она несчастная? Только потому, что ее чувства не укладываются в. это дурацкое изречение?

– Судя по твоему виду, несчастный ты, – резко ответила она.

– А ты даже и несчастной быть не можешь, – вдруг жестко, что ему совсем было несвойственно, произнес он. – Статуя, сделанная из мрамора, без чувства, без желаний, без увлечений... Мне жалко тебя, Ева.

Повернулся к ней спиной и, широко расставляя огромные ступни, ушел. И походка у него была как у старой заезженной лошади. И жесткая грива русых спутанных волос за спиной. Альберт высокий, но не производит впечатление сильного человека.

Хотя Ева сгоряча и сказала, что изречение дурацкое, сейчас на лекции несколько раз повторила его про себя и изменила свое мнение: тут есть глубокая мысль... И ей, Еве, вряд ли стоило заноситься, заявляя, что ей не свойственно ни одно из этих чувств. Прав Альберт, что люди, не способные ничего чувствовать, достойны жалости.

От этих невеселых мыслей Еве стало грустно. Как только кончилась лекция и девушки, будто листья в парке, подхваченные ветром, бросились в коридор, Ева запихала в мягкую, из кожезаменителя, совсем не студенческую сумку общую тетрадку, книжку и вышла из здания университета. Оставалась еще одна пара по английской грамматике, но ее потянуло на волю, а противиться своим желаниям девушка не привыкла. Мельком подумала, что надо было сказать Лене – старосте группы, – чтобы она не поставила в журнале пропуск.

В городе по-весеннему солнечно и тепло. Над покрытой обломками льда и шугой Невой плыли кучные облака. Прохожие стояли на Дворцовом мосту и смотрели вниз. Ева тоже постояла немного и отметила, что если долго смотреть на плывущие льдины, то кажется, будто льдины стоят на месте, а ты сама вместе с мостом и облаками плывешь в пространстве. На больших льдинах можно было увидеть самые неожиданные вещи.

Не обращая внимания на людей, проплывали на льдинах вороны. И вид у них при этом был независимый и задумчивый. Нахохлившиеся чайки дрейфовали отдельно от ворон. Крепкие желтые носы их блестели.

Ева вдруг подумала, что хорошо бы и ей попасть на льдину и медленно плыть по течению... Плыть и ни о чем не думать: ни о приближающейся сессии, ни о крупной ссоре с родителями – перед экзаменами отец всегда брал ее под строжайший контроль, ни о Томе Лядинине, с которым она должна сегодня встретиться... Том достал для нее сигареты и просил зайти. Опять она по уши залезла к нему в долг, Ева не любила считать деньги, впрочем, их у нее почти никогда не было. Родители сами все ей покупали, а стипендию она с первого курса не получала. Еще не было сессии, чтобы у нее не оставались хвосты. Не склонный к шуткам Альберт Блудов как-то назвал ее "хвостатая Ева", но она так посмотрела на него, что он смешался, пробормотал извинение и исчез. К учебе Ева была тоже равнодушной. Больше того, ей не хотелось учиться. И если бы не родители, она давно бросила бы университет.

А чего ей хотелось, она и сама толком не знала. Иногда вдруг приходила в голову мысль, что она рождена для семьи. Ей надо выйти замуж, стать самостоятельной, родить ребенка... Но потом она представляла себе, что у нее будет большой живот, на лице выступят желтые и коричневые пятна, как у замужней сестры, она будет в ванне стирать пеленки, тарахтеть по этажам детской коляской, готовить мужу обеды и ужины, ждать его по вечерам у телевизора... Нет, такая жизнь не устраивала Еву. Она еще не знала, как будет относиться к своему ребенку, но к чужим детям была равнодушна. И не понимала восторгов сестры, восхищавшейся своей розовой в складках и перевязках мягкоголовой грудной дочерью. Когда она давала Еве ее подержать, та брала ребенка в руки как хрупкий сосуд и, стараясь не прижимать к себе – от девочки пахло молоком, присыпками и потом, – выдавливала из себя что-то вроде: "Ах, какая славная и красивая девочка!" – хотя ничего красивого в ней не находила. Для нее все дети были на одно лицо.

Да и сестра в последнее время все чаще стала оставлять свою ненаглядную дочку на попечение бабушке, а сама вернулась в институт, хотя и взяла на год академический отпуск. С тех пор как сестра вышла замуж за музыканта, они стали редко видеться. Ева подозревала, что сестра ревнует ее к своему мужу, хотя той он был совершенно безразличен.

Неинтересно стало Еве с сестрой. Разная у них теперь жизнь, разные интересы. Встретятся, и поговорить не о чем. Семейные дела сестры мало занимали Еву, а сестра перестала интересоваться ее делами. Правда, иногда на кухне, дымя сигаретами и прихлебывая из чашек крепкий черный кофе, вспомнят былое...

Рядом остановился подтянутый розовощекий курсант военно-морского училища. На рукавах черной шинели четыре или пять треугольных полосок. Она поймала на себе его изучающий взгляд. И хотя Еве хотелось еще постоять на мосту и смотреть на Неву, она оторвалась от чугунной решетки и, поправив на плече ремень сумки, зашагала к Дворцовой площади. Она не оглянулась, но была уверена, что курсант провожает ее взглядом, и от этого помимо своей воли еще больше выпрямилась и прибавила шагу, зная, что сейчас у нее своеобразная красивая походка и прохожие будут оглядываться...

На Дворцовой площади небольшими группами прогуливались люди. Наверное, в основном приезжие. Недавно площадь выложили камнем, придав ей точно такой же вид, какой был в старину. Кони на арке Главного штаба купались в золотистом солнечном сиянии, отчего казались совсем живыми, сейчас раздастся понукающий клич и чугунные, а может быть, бронзовые кони слетят с арки на площадь и, грохоча копытами, промчатся по выпуклым, глянцево поблескивающим камням. Сиял и крест в вытянутой руке ангела на Александрийской колонне. С крыши Зимнего дворца на Еву задумчиво взирали позеленевшие скульптуры. Патина придавала им строгость и древний вид. У высоких дверей Эрмитажа выстроилась длинная очередь. Ева слышала, что открылась выставка американской и французской живописи, надо бы сходить, но лень в очереди стоять... Кирилл неделю назад приглашал ее, да что-то помешало. А вот Том вряд ли догадается пригласить на выставку. В кино, театр приглашал, но Ева отказывалась. Странные у нее отношения с этим человеком. Она знает, что правится ему, и вот использует это: получает от него сигареты. Том предлагает и другое: джинсы, куртки, колготки... Один раз дал ей примерить лайковый кожаный пиджак. Ева даже не спросила, какая цена. По глазам видела, что Том в тот момент готов был его подарить ей... Чего он добивается?.. А может быть, по-настоящему влюблен? Раньше он был ей противен, а теперь ничего, привыкла. Даже когда долго не видит его, сама заходит в комиссионку. Права Мария, что-то в нем есть. Например, характер, сила воли, целеустремленность... Правда, цель у него – деньги. И с точки зрения морали, это, конечно, низкая цель, но все же цель. И потом, с деньгами гораздо лучше, чем без них. Это Ева тоже по себе знает... Том из тех людей, про которых говорят, что он все в дом тащит. Л уж то, что дом у него будет полная чаша, можно не сомневаться! Хотя он и один живет, у него на даче всегда чисто, прибрано. Говорил, что у него есть и в городе квартира, кажется, там мать живет. Возможно, Том будет хорошим мужем. Об этом ей все время толкует Мария... Выйти замуж за Тома только из-за того, чтобы уйти из дома? Но Лядинин не дурак, его вокруг пальца не обведешь. Он выберет себе такую жену, от которой ему будет польза. А какая ему польза от Евы? Одни неприятности...

Ладно, Ева сначала позвонит Кириллу Воронцову, если он на месте, то попросит его достать билеты на американскую и французскую выставку, а уж если его нет на работе, то так и быть...пойдет к Тому Лядинину.

Приняв такое решение, она зашла в ближайший автомат и набрала номер телефона Кирилла. Долгие продолжительные гудки. Да тут еще монета провалилась! Ева с досадой повесила трубку и уже хотела выйти из будки, но подумала, что Кирилл может работать и дома. Например, пишет какую-нибудь научную статью. Дома, говорил он, всегда работается лучше... С трудом отыскала в сумке двухкопеечную монету, но и квартира не ответила, тем не менее автомат с аппетитом проглотил и эту монету. Ева сердито подергала за рычаг, однако автомат и не подумал отдать свою добычу. С силой повесив трубку на рычаг и чувствуя, как ее переполняет злость не только на эту дурацкую бесчувственную коробку, а и на весь мир, она с досадой подумала: "Ты сам, Кирилл, толкнул меня к Томасу..." Выйдя из будки, она гулко хлопнула железной дверью.

Когда Ева заявила Альберту Блудову, что ей не свойственно ни одно из чувств, она немного погрешила против истины. Кирилл ей нравился, иногда очень хотелось увидеть его. И тогда она все бросала и шла к нему, но с некоторых пор Ева стала замечать, что Кирилл изменился, не так восторженно относится к ней, как раньше. Сначала она винила в этом только своего настырного отца, который как уж год бесцеремонно вмешивается в ее личную жизнь и теперь досаждает Кириллу, но потом почувствовала, что причина глубже: просто она стала меньше нравиться Кириллу. Другим он стал. Меньше шутил, смеялся. Иногда ей казалось, что он тяготится ее приходом, хотя внешне никакого повода так думать не давал. Не то чтобы это открытие сразило Еву, нет, но чувство смутного беспокойства поселилось в ней. Она даже себе боялась признаться, что Кирилл не безразличен ей. Какое же у нее чувство к нему? Влечение души, влечение ума?.. А может быть, просто привычка? Ей нравилось бывать у него. На какое-то время почувствовать себя хозяйкой в его квартире: сварить кофе, сидеть за столом и пускать дым в потолок... Посуду помыть или убраться в квартире ей не приходило и в голову, с этими делами великолепно справлялся сам хозяин. Она не могла не заметить, что Кирилл умный, интеллигентный, порядочный человек, а такие ей почему-то реже встречались... Честно говоря, с Томасом Лядининым ей проще и легче, чем с Кириллом. С этим Томасом не надо напрягаться, думать, что сказать. Как бы Кирилл ни пытался держаться с ней как с равной, превосходство его ощущалось во всем: в уме, юморе, знаниях, образованности. Конечно, он мог, не подавая виду, что ему скучно, болтать с ней о пустяках, поддерживать пустой разговор, но глаза выдавали его. В глазах была скука. А это самое страшное, когда у одного из двоих, мужчины или женщины, в глазах появляется скука. Это значит, кому-то из них надо уходить. Умный уйдет первым, а дурак будет цепляться, пытаться вернуть то, что уже умерло. Чтобы вовремя уйти, у Евы ума хватило бы, но сделать этот первый шаг было почему-то трудно. Ева не любила принимать ответственных решений, поступаться своими желаниями. Она принимала жизнь, такой, какая она есть, ей и в голову не приходило, что можно что-то изменить. Она даже смирилась с преследованием отца, и если случалось, оставляла его с носом, то радовалась, как девчонка. А вот чтобы убедить его оставить ее в покое, ей и в голову не приходило. Она изобретала различные способы, как лучше обмануть отца, а не изменить его отношение к ней. Пока ей хотелось видеть Кирилла, а что будет дальше, время покажет... Далеко заглядывать в будущее Ева тоже не любила. Жила настоящим днем, и ее это в общем-то устраивало. Где-то в глубине души она лелеяла надежду, что придет время и все образуется: она станет такой, какой должна быть, какой ей самой судьбой быть предназначено, но это должно случиться опять же само собой, без всяких усилий с ее стороны. Подталкивать события, торопить их она не умела, да и не хотела. За нее это охотно и с видимым удовольствием делал отец.

На Невском как всегда многолюдно. И зимой, и летом, в дождь и в снег. Невский в любое время года притягивает к себе людей. Пожилые еще в пальто, плащах, молодежь чаще в куртках и джинсах. И парни и девушки. Обмахрившиеся снизу или высоко подвернутое светлой подкладкой кверху, протертые до желанной голубизны, испещренные заплатками на самых видных местах... Какая-то джинсомания!..

Подойдя к кафе "Север", Ева остановилась: ей вдруг захотелось съесть мороженого. Нет денег! Кажется, Том Лядинин сказал: "Зачем тебе деньги? Ты сама богатство..." Хорошо богатство: копейки в сумке нет! Порцию мороженого купить не на что.

Все так же светило солнце, мимо шли и шли куда-то прохожие. У них, наверное, карманы набиты деньгами: то и дело сворачивают с тротуара к дверям многочисленных магазинов... Напротив торговых рядов на Садовой стоял дед-мороз с корзинкой в руках и пухлым мешком за спиной. Красная шуба его с белой отделкой местами полиняла, с круглой шапки-боярки клочьями свисала вата, некогда свежие и розовые, как яблоки, щеки поблекли, зато рдел висячий нос. Смешно было видеть в этот весенний день одряхлевшего деда-мороза с нерозданными детям подарками! Елку уже убрали, а до него еще, видно, не дошла очередь. Но, занятые своими мыслями, прохожие не обращали внимания на гигантскую и столь нелепую в это время года фигуру осевшего от старости деда-мороза из папье-маше, ваты и картона, они даже не смотрели на него.

Интересно, а если он до лета простоит тут на самом видном месте, обратят внимание люди на то, что ему уже давно пора перебраться на склад, где он будет пылиться до следующего Нового года? Вряд ли. Так и будут идти мимо, глазея на витрины магазинов, а до деда-мороза, потеющего в своей красной шубе и шапке-боярке на самом солнцепеке, никому и дела не будет...

Прежде чем зайти в магазин к Тому, Ева, попросив у девушки монету, еще раз позвонила Кириллу. На этот раз застала его на месте.

– Кирилл, увези меня куда-нибудь за город, – попросила она. – Какая нынче погода...

Хотя погода действительно была прекрасная, в голосе у нее Кирилл уловил странные тревожные нотки, однако у него не было времени разобраться в ее переменчивом настроении, он даже не мог толком поговорить с девушкой: напротив него стоял Галактика и, сцепив за спиной узловатые руки, излагал очень важные вещи. Кирилл сначала даже трубку снимать не хотел.

– Ну что ты молчишь? – хрипловато и немного нараспев спросила Ева.

– Я ведь на работе, – сказал он.

Галактика перестал говорить и с любопытством уставился на него, что еще больше сбило Кирилла с толку.

– Ты ведь можешь уйти, – между тем говорила Ева. – Я тебя так редко о чем-нибудь прошу... Ну, Кирилл, пожалуйста?

– Я очень занят, – сказал он. – Позвони, пожалуйста, позже, Ева.

Не дожидаясь ответа, положил трубку. Как это часто бывало, после разговора по телефону с Евой настроение его упало, что, конечно, не укрылось от наблюдательного ока Василия Галактионовича.

– Ева... – произнес он, пряча усмешку. – Редкое имя... Библейское!

Кирилл что-то невнятное пробормотал и вопросительно взглянул на шефа, мол, я весь внимание, но Галактика вдруг пришел в игривое настроение. Схватив со стола толстую книжку альманаха, зачем-то переложил ее на верхнюю полку, после этого быстро направился к двери, круто развернулся в тесном кабинете и снова очутился перед Кириллом. В светлых острых глазах его усмешка, две густые коричневые кисточки бровей топорщились в разные стороны, придавая ему отдаленное сходство с Мефистофелем.

– Что за странный век! – восклицал он. – Что за люди? Ему звонит сама Ева из рая, а он – современный Адам – даже глазом не моргнет! Да еще в мое время мужчина готов был в лепешку расшибиться, чтобы выполнить любой каприз девушки...

– Она предложила мне поехать за город, – улыбаясь, сказал Кирилл.

– И надо было немедленно поехать! – горячо подхватил Галактика. – Вам даже не надо извозчика нанимать, у вас машина под окном!

– В рабочее время, Василий Галактионович? – сделал нарочито удивленные глаза Кирилл. – А что скажет начальство?

– Не романтики вы-с! – гремел Галактика. – Не джентльмены, не гусары, не рыцари, не мушкетеры... – он нарочно всех свалил в одну кучу. – Что скажет начальство! Да что такое начальство по сравнению с прекрасной Евой? Кто для тебя важнее-с, молодой человек-с, начальство или любовь?

– Начальство, Василий Галактионович, – смиренно ответил Кирилл, стараясь не рассмеяться: с чего бы это старик завелся? Неужели и на него действует свежее дыхание весны?..

– Ну раз ты такой, ретивый службист, готовь мне маршрут на Кольский полуостров и шагом марш в командировку! – внезапно остановился у стела Галахин. – На месяц! Нет, на два! И привези мне такой богатым материал, чтобы весь институт ахнул!

– Думаете, еще можно чем-нибудь наш институт удивить?! – заметил Кирилл.

– А ты удиви.

– Чем? – поинтересовался Кирилл, достал с полки альманах и снова положил на письменный стол. В альманахе торчали бумажные закладки.

– На Севере сохранились уникальные памятники русской старины, ведь туда не докатилось татаро-монгольское нашествие. А богатство и первозданность русского языка? Фольклор? Старинные сказания, легенды, песни? Если не лениться и хорошо поискать, все это там можно найти... А какие люди там? Глыбы, человечищи!

– Как станет потеплее, и поеду, – сказал Кирилл. Он уже и сам подумывал о командировке на Кольский полуостров. Для того и перевел его в другой отдел Галактика.

– Не тяни, Кирилл, – сказал директор института. – На Севере все проходит быстро и стремительно: и веска, и лето. Лишь зима тянется бесконечно долго.

– А вы там были? – с любопытством взглянул на него Кирилл.

– Я тебе завидую, – вздохнул Галактика и, машинально взяв со стола альманах, снова засунул его на верхнюю полку. Уходя, он прибавил: – А с женщинами, Кирилл, не будь жесток... Все-таки слабый пол... Как это у Тютчева?

И неожиданно молодым, звучным голосом с чувством продекламировал:

О, как убийственно мы любим,

Как в буйной слепоте страстей

Мы то всегда вернее губим,

Что сердцу нашему милей!

Давно ль, гордясь своей небедой,

Ты говорил: она моя...

Год не прошел – спроси и сведай,

Что уцелело от нея?

«Черт возьми! – изумленно подумал Кирилл. – В самую точку попал! Ай да Галактика! Вот тебе и сухарь-академик! Тютчева наизусть шпарит, как дореволюционный гимназист...»

...А Ева тем временем вышла из будки телефона-автомата, перешла улицу и со вздохом открыла массивную дверь комиссионного магазина. Не успела она войти, в глаза ей ударил тоненький луч от блестящей струны красивой гавайской гитары, которую держал в руках Том Лядинин. Рядом с ним стоял Борис Блохин в продранных на коленях джинсах.

– Салют, старуха! – радостно приветствовал ее Блоха. – А мы только что с Томом тебя вспоминали...

Лядинин бросил на него косой взгляд, и Борис, подмигнув Еве, отошел с гитарой к продавцу, беседующему с покупателем. Том предложил девушке пройти в кабинет заведующего.

– Томик, поедем за город, – переступив порог небольшой комнаты, сказала Ева. – Ты можешь бросить свою торговлю и уехать?

– Поехали, – внимательно взглянув на нее, спокойно ответил Том. Он даже не удивился, будто и впрямь ждал ее и знал, что она скажет.

– А другие вот не могут... – вырвалось у Евы.

– Мне наплевать на других, – заметил Том, продолжая пристально смотреть на нее.

Ева не отвела взгляда. Видно, Том прочел в нем что-то обнадеживающее, потому что невозмутимость и спокойствие тут же покинули его, он засуетился, подошел к столу и, нагнувшись, стал листать квитанционную книжку, потом взял транзисторный приемник и спрятал в шкаф, стоящий в углу.

В комнату вошел Борис. Взглянув на них, он сразу все понял.

–Открываемся? – сказал он. – Я позвоню Марии...

– Идите к машине, – Том бросил Борису ключи с брелоком. – Я сейчас освобожусь...

– Где же ты, девчонка, пропадаешь? – спросил Борис, когда они вышли на улицу. – Мы тут намедни тебя разыскивали. Маринка названивала, пока твой пахан не начал рычать в трубку...

– Зачем я вам понадобилась? – спросила Ева.

– Из Риги, понимаешь, приехали кореша, ну, мы славненько кутнули у Томика на даче. Шампанское лилось рекой!

– Ну, а я-то зачем вам?

– Для украшения всей честной компании, – галантно ответил Борис, ухмыляясь. – Ты же знаешь, Евочка, Томик к тебе давно неровно дышит.

Подошел Том в новой коричневой кожаной куртке с широким поясом и блестящей пряжкой. В руках пухлая сумка, на лице победная улыбка. Он снова бросил на Еву многозначительный взгляд, дескать, иду на все для тебя, девочка...

– Поедем в Зеленогорск, – тоном, не терпящим возражения, сказала Ева. – В ресторан "Олень".

– В "Олень" так в "Олень", – улыбнулся Том.

–Сигареты взял? – осведомилась она.

– Я еще кое-что приготовил для тебя... – удовлетворенно похлопал Том ладонью по оттопыренному лоснящемуся боку вместительной сумки.