Текст книги "Три версты с гаком"
Автор книги: Вильям Козлов
Жанр:
Роман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Второй день Артем и Таня на острове. Машину оставили на берегу под вековой елью, а сами на резиновой лодке перебрались на дикий необитаемый остров. Артем натянул оранжевую палатку, неподалеку соорудил для себя из тонких жердей шалаш, покрыл куском толстого брезента, а сверху накидал зеленых веток. Девушка молча помогала ему. Когда лагерь был разбит, она взяла учебник, надувной матрас и ушла в глубь острова.
Артем наладил снасти и выехал на рыбалку. В первый день он поймал полтора десятка окуней и маленькую щуку. Как раз на уху. Таня приподняла садок с трепещущей рыбой и спросила:
– Ее нужно потрошить? Живую?
– Ладно, подождем, пока уснет...
Артем захватил с собой картошку, лук, перец, лавровый лист. Как только котелок закипел, он стал бросать туда специи. Таня, видя, что он не нуждается в ее помощи, присела у костра и стала смотреть на огонь. Пока Артем священнодействовал у котелка, они не обмолвились и двумя словами. Попробовав в последний раз сварившуюся уху, он снял котелок с рогатки. Остудив немного, чтобы уха стала душистее, Артем пригласил к «столу» девушку. Она уселась на ватник напротив, подогнув под себя ноги. Взяла деревянную ложку, зачерпнула из котелка и попробовала. Артем ждал, что она скажет. Ему очень хотелось, чтобы уха понравилась.
– Очень вкусно, – сказала Таня, придвигаясь поближе к котелку.
Артем улыбнулся и достал из вещмешка бутылку водки, пластмассовые стаканчики. Таня отрицательно покачала головой.
– Я не люблю водку, – сказала она.
– Под уху-то? Одну рюмку?
– Я не понимаю, почему люди могут выпивать в любое время... Ну ладно, в праздник, а сейчас?
– Сейчас тоже праздник, – сказал Артем.
Она пить не стала. Опрокинув один-единственный стаканчик, он закупорил бутылку и спрятал в мешок.
И хотя уха была отменной, ночь теплой и звездной и добродушно потрескивал костер, а у берега всплескивала крупная рыба, перекликались ночные птицы, хорошего разговора не получилось. Таня изредка вскидывала на него темные с блеском глаза, и взгляд ее был настороженный. Это связывало Артема, он даже отодвинулся от нее подальше. Поужинав, Таня взяла котелок, ложки и спустилась к воде. И долго не возвращалась: по-видимому, дожидалась, пока Артем уляжется. Он стоял под деревом и курил. Костер потух, и синеватый дым, поднимаясь вверх, запутывался в ветвях. Она вернулась, пожелала спокойной ночи и забралась в палатку, закрыв ее с той стороны на «молнию».
Артем усмехнулся, докурил сигарету и тоже отправился в шалаш. Утром он встал на зорьке– Таня еще крепко спала – и уплыл под другой остров, где с вечера поставил жерлицы. На двух сидели щуки. Одна с килограмм, вторая около двух. Борьба с зубастыми хищницами доставила ему удовольствие. Побросав их в лодку, он поплыл к камышам половить на удочку. Часы остались в шалаше, и он не знал, сколько времени. Судя по солнцу, часов десять-одиннадцать. В садке с дюжину подлещиков, штук пять приличных окуней. Когда солнце поднялось над островом, рыба перестала брать. Захотелось есть. Интересно, догадалась Таня сварить похлебку из картофеля и мясных консервов? Он положил все припасы рядом с котелком.
...Вдруг удочка поползла с лодки в воду. Артем подумал, что отвязался якорь и лодку понесло, но ничего подобного не случилось. Поплавка не было видно, а удочка упорно уходила в воду. Ухватив за конец, Артем подсек и почувствовал приятную тяжесть. По всем приметам это был...
– Лещ! – свистящим шепотом произнес он.
Двигая прогнувшимся удилищем, осторожно стал подводить тяжелую рыбину к лодке. Из глубины показался черный плавник и изумленная треугольная голова с вытянутыми в трубку желтыми губами. Красавец лещ с золотистыми боками спокойно и зачарованно шел прямо в руки.
– Ну, иди, иди, милый, дорогой... – стонал Артем, шаря за спиной подсачек.
Нужно дать рыбине глотнуть воздуха, тогда будет совсем смирной... Артем стал подсовывать подсачек, и тут лещ, втянув губы-трубочку, мощно ударил хвостом, так что брызги взметнулись выше лодки. Тоненькая леска, жалобно тренькнув, лопнула. И лещ, еще раз взболтнув темную воду, сердито ушел в глубину. У Артема было такое ощущение, будто его обокрали. Швырнув в лодку удочку со свившейся в блестящую пружинку леской и мокрый подсачек, он ухватил себя за бороду и сильно дернул, а потом принялся обзывать себя всякими нехорошими словами. Этого ему показалось мало. Вскочив на ноги, плюхнулся в воду и, сразу остыв, поплыл вокруг лодки, качающейся на поднятой им волне.
2
Подгребая к своему острову, Артем увидел, как на плесе охотится окунь. Вода так и кипела, бурлила, во все стороны брызгали серебристые мальки. Судя по всему, жировал крупный окунь. Осторожно двигая веслами, он подплыл поближе и без всплеска опустил якорь. Глубина метров семь. Насадив самого крупного червя, забросил удочку. Но окунь не брал.
Неожиданно лодка вздрогнула, накренилась, и Артем чуть было не бултыхнулся в воду.
– Я напугала тебя? – увидел он у кормы смеющееся Танино лицо. Она в первый раз назвала его на «ты».
– Я решил, ко мне вернулся чудо-лещ, которого я упустил, – улыбнулся он.
Держась одной рукой за лодку, она приподняла садок из металлической сетки, привязанный капроновым шнуром к резиновой уключине, и воскликнула:
– Это ты поймал?
– Мне русалка помогала, – сказал Артем. – Это разве рыба? Ты бы посмотрела, какой у меня лещ из-под самого носа ушел!
– Ну и хорошо, что ушел... Можно, я и этих выпущу?
– Выпускай, – сказал он, глядя на нее.
– И тебе совсем не жалко?
– Нет.
Она раскрыла под водой садок и перевернула. Живые окуни и подлещики, не веря в такое счастье, растерянно плавали рядом. И вдруг как по команде бросились врас-
сыпную. Таня собрала в садок дохлую рыбу, которая боком плавала по поверхности, и сказала:
– Это хорошо, что ты не жадный.
– Давай вдвоем рыбачить? – предложил Артем. – Я буду ловить, а ты обратно в озеро выпускать...
– Лови один...
Она отпустила лодку и поплыла к берегу. Ее намокшая белая косынка соскользнула с головы, но она даже не заметила. И тогда Артем прыгнул с лодки, зацепив ногой удочку. В несколько взмахов он подплыл к медленно опускающейся на дно косынке, подхватил ее и припустил за девушкой.
Заметив, что он ее преследует, Таня изо всех сил замолотила руками и ногами по воде, но Артем быстро догнал ее. Полные загорелые ноги мельтешат у самого лица. Артем не удержался от соблазна и поймал ее за пятку.
– Я закричу... Отпусти сейчас же!
Лицо у нее очень испуганное, глаз не видно – мокрые волосы облепили лоб, щеки.
– Я не знал, что ты воды боишься.
– Когда я увидела, что ты плывешь сзади, мне вдруг стало страшно, – немного успокоившись, сказала Таня. – Вода, вода... Берег далеко, кругом ни души... Наверное, так чувствует себя человек в океане, когда его преследует акула...
– Это я – акула?
– Не плыви, пожалуйста, за мной, – попросила она.
То и дело оглядываясь, она поплыла к берегу. Черный, лоснящийся купальник то показывался над водой, то исчезал. В глазах еще притаился страх, губы сжаты. Артем видел, как она вышла на берег. Повернувшись к нему спиной, отжала волосы. Сверкающие капли упали на траву. Стройная, с закинутыми вверх руками, она стояла на берегу, с головы до ног облитая солнечным светом. Он ожидал, что она оглянется, улыбнется, но девушка, так и не оглянувшись, ушла по примятой траве к палатке, просвечивающей сквозь ольховые кусты.
Артем повязал на шею косынку, перевернулся на спину и, гладя на облака, поплыл к лодке, стоявшей на якоре.
3
Они молча сидели у костра и смотрели на огонь. Совсем рядом зудели комары, но пока не нападали. Артем то и дело подбрасывал сырых ольховых веток, и густой белый дым отгонял комаров.
– Пойду лодку на берег вытащу, – сказал Артем, поднимаясь с земли.
Большое полузаснувшее озеро примолкло. К вечеру оно всегда становилось тихим, спокойным. Огромное блестящее зеркало, отражающее закатное цебо, облака, потемневший лес. Лишь на плесе играла рыба, и большие круги разбегались то тут, то там. Артем вытащил покрытую вечерней росой лодку, поставил удочки и спиннинг к толстой сосне. Садок с рыбой привязал к осоке.
Он решил пройтись по острову. Мерцали среди высоких крон звезды – видно, тучи прошли стороной, – сиял месяц. Чуть слышно шевелились, поскрипывали ели и сосны. Ночная птица отчетливо спросила: «Кто вы? Кто вы?» И тотчас вторая с присвистом воскликнула: «Уйди-и! Уйди-и!» Из кустов выпархивали потревоженные птицы и с недовольным писком проваливались в темноту. В мокрой траве, под деревьями горели светлячки. Артем нагнулся и подобрал одного. Небольшая округлая букашка, напоминающая мокрицу, шевелила многочисленными ножками и выпячивала нижнюю часть брюшка, которое весело горело ярким зеленым огнем. Букашка и на ладони продолжала светиться. Не хотела выключаться.
Таня все в той же задумчивой позе сидела у костра. На прямых черных волосах играл красноватый отблеск.
– Я сейчас думала о тебе, – сказала она. – Когда ты ушел, а костер почти прогорел и я осталась одна-одна, мне стало как-то одиноко, и я захотела, чтобы ты поскорее пришел. Я не испугалась, ничего подобного! Просто впервые подумала, что женщине необходим мужчина... Чтобы он сидел рядом, подбрасывал ветви в костер, ловил рыбу... Ты улыбаешься, а мне до сегодняшнего дня это и в голову не приходило. Я считала, что
женщины сами по себе, а мужчины... Ты смеешься надо мной?
– Дай твою ладонь!
– Зачем?
Артем взял ее руку и положил букашку.
– А теперь посмотри.
Она разжала ладонь и воскликнула:
– Светлячок!
Долго разглядывала его, то приближая к глазам, то отстраняя.
– Издали такой красивый, – сказала она, – вблизи обыкновенный червяк...
Встала и стряхнула букашку в траву.
– На них надо издали любоваться.
– Я тоже сейчас думал о тебе...
В туго натянутое полотно палатки ударялись ночные бабочки. Месяц появился среди сосновых вершин, щедро посеребрил редкие облака и снова затерялся в густых ветвях. Через равные промежутки настойчиво вопрошала птица: «Чьи вы-ы? Чьи вы-ы?»
– Почему ты засмеялся, когда я сказала, что женщины сами по себе, а мужчины тоже сами по себе? Я и сама чувствую, что рассуждаю как наивная дурочка... Но я действительно так думала. Матери и отца я не помню. Моя сестра каждый день ругается с мужем... Когда говорит о нем, у нее даже лицо меняется, становится некрасивым, злым. Мне непонятно, зачем тогда они вместе?
– Ты никогда, вероятно, никого не любила, – сказал Артем. – Мне очень приятно, что ночью у потухшего костра ты вдруг вспомнила обо мне. А если бы сейчас был день, солнце – тебе и в голову бы не пришло, что я необходим.
– Наверное, не пришло бы, – согласилась она. – Я не умею обманывать. И очень не люблю, когда меня обманывают... Не люблю – не то слово. Для меня такой человек больше не существует. Я не могу понять: зачем люди обманывают друг друга? Неужели так трудно говорить правду? Я знаю, многие не любят, когда им говорят правду... Даже ненавидят тебя за это. Но все равно лучше говорить правду, чем лгать. Это ведь ужасно, жить все время с ложью. Человек привыкает ко лжи, и она ступит у него внутри, будто второе сердце...
– У тебя, наверное, мало друзей? – спросил он.
– Мало, – сказала она. – А разве их должно быть много?
– У меня тоже мало, – сказал он. – Настоящих. Она ничего не ответила. Заколыхалось полотнище палатки, послышалась осторожная возня: раздевается.
Угли в костре подернулись пеплом, комары гудели над самым ухом.
Он встал и, отмахиваясь от них веткой, пошел вниз, к озеру.
Глава десятая
1
На острове объявился еще один жилец. Артем и Таня чинно сидели друг против друга и пили из эмалированных кружек чай. Сидели за настоящими столом и скамейками. Все это Артем сколотил из найденных на берегу досок и жердей.
– Пр-ривет! – вдруг услышали они скрипучий старческий голос.
Таня и Артем уставились друг на друга. Они были уверены, что, кроме них, на острове никого нет.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Таня и огляделась, ища глазами незнакомца. Но его не было видно.
– Пр-ривет! .
На этот раз Артем решил, что приветствие обращено непосредственно к нему, и приподнял край старой соломенной шляпы, в которой всегда рыбачил. Но и после этого таинственный незнакомец не появился.
– В прятки будем играть? – спросил Артем, держа в руке кружку с дымящимся чаем.
Молчание.
Артем встал и обошел палатку: никого! Он даже в кусты заглянул, за стволы толстых сосен. Это становилось забавным.
– У него голос странный, – шепотом сказала Таня. – Как у Буратино.
– Почему у него? – возразил Артем. – Может быть, это она...
– Кир-ра, привет, Кир-ра!
Артем задрал голову и увидел на нижнем суку большую ворону с крепким желтым клювом. Наклонив черную голову набок, она смотрела на них смышленым глазом.
– Я же говорил, это она... – растерянно произнес он.
– Ты... ты снимал шляпу перед вороной! – рассмеялась Таня.
– Чертовщина! – улыбнулся и Артем. – Говорящая ворона... Как в сказке. Расскажи такое – не поверят.
Ворона невозмутимо царапнула себя по носу когтем и спланировала вниз. Прыг-скок прямо к котлу. Взглянув на опешивших людей, долбанула клювом котел со вчерашней ухой, так что дужка звякнула, а затем в мгновение ока засунула туда голову и вытащила белого разваренного окуня. Прыг-скок, подрыгнула и вместе с окунем взлетела на сук.
– Вот дает! – подивился Артем.
– Очень вежливая ворона, – сказала Таня. – Она нам даже представилась... Ее звать Кира.
Услышав свое имя, ворона перестала клевать прижатую к ветке лапой рыбу и взглянула на девушку.
– Мы рады с тобой познакомиться, – сказала Таня. – Меня звать Таня, а этого сердитого человека в шляпе...
– Краб, – не задумываясь, брякнула ворона. Они так и покатились со смеху.
– Ладно, принимаем тебя в нашу компанию, – сказал Артем и вывалил из котла на траву остатки ухи.
Кира не заставила себя долго ждать, тут же слетела вниз и, без всякого страха поглядывая на людей, с аппетитом принялась клевать.
2
Кроме этих трех слов, ворона знала еще два: «рыба» и «ракета». Произносила она слова охотно и довольно чисто. Особенно хорошо «р» выговаривала. Кира была общительная, веселая ворона. Хвост у нее почему-то раздваивался, как у ласточки. Позже Артем узнал, что Кира прилетела к ним из школы-интерната – это с другого конца озера. Несколько лет назад ребята с боем отобрали оперившегося птенца у кошки. Выходили, выкормили, и из покалеченного птенца выросла большая сильная ворона. Вот только в память о несчастном детстве остался раздвоенным хвост. Впрочем, это обстоятельство ничуть ей не мешало. Она прекрасно летала и неизменно пребывала в хорошем настроении.
Поселилась Кира на сосне, над самой палаткой. Артему это не совсем понравилось – каждое утро он счищал с оранжевого полотна помет, – но ссориться с Кирой из– за таких пустяков не хотелось, и она, расположившись на нижнем суку, с удовольствием смотрела на огонь, где кипела уха. Кира ела все, что ей давали. Один раз она прихватила пустую банку с собой на сук, а потом уронила прямо Артему на голову. С тех пор он стал закапывать в землю все консервные банки. Кира суетилась рядом и всем своим видом выражала крайнее неудовольствие.
Больше всего Кира любила наблюдать за рыбной ловлей. Она располагалась на носу резиновой лодки, где вентиль, и с завидным терпением смотрела на поплавок. Когда он нырял в воду, Кира даже подскакивала на месте и хлопала крыльями, как бы торопя поскорее подсекать. И в награду всегда получала мелкую рыбешку – крупную Артем ей не давал. На лодке она никогда не ела. Брала рыбину в клюв и улетала на остров. Расправившись с ней где-нибудь на суку, снова прилетала и терпеливо ждала следующей поклевки.
Однажды Кира, выразив Артему полное презрение, продемонстрировала свое великое искусство в рыбной ловле. Клев был отвратительный. Поплавок будто прилип к воде. За час ни одной поклевки. Кира вместе с Артемом наблюдала за мертвым поплавком. Наконец ей это надоело. Сердито прокричав: «Кир-ра, р-рыба, р-раке-та!» – взмыла вверх и сделала круг над озером, зорко глядя на воду. Затем круто спикировала вниз и неподалеку от лодки, едва коснувшись воды, снова взмыла. Артем увидел у нее в клюве большую плотвицу. Кира гордо пролетела над ним и опустилась на свою любимую сосну.
Если к Артему Кира относилась с недоверием, например, ни за что не садилась на плечо, то с Таней подружилась с первого дня. Куда бы та ни шла, Кира всегда ее сопровождала. То перелетала с ветки на ветку и выкрикивала свой скудный запас слов, то садилась на плечо и тихонечко пощипывала за ухо. Но стоило ей увидеть, как Артем садится в лодку, тут же покидала девушку и отправлялась с ним на рыбалку.
Случалось, к Кире прилетали приятели и приятельницы. Среди них была одна сорока. И тогда ворона с раздвоенным хвостом, как истинная и гостеприимная хозяйка острова, показывала гостям свои владения. Радушно звала их к костру, но гости предпочитали держаться от людей подальше.
Таня подружилась с вороной, пробовала даже учить новым словам, но то ли Кира оказалась упрямой ученицей, то ли Таня – плохой учительницей, только ворона не. выучила больше ни одного слова. Таня любила загорать на надувном матрасе. Иногда к ней присоединялась Кира, но, убедившись, что рыбкой тут не разживешься, снова улетала к Артему.
Однажды, когда он рыбачил у острова, напоминающего шапку Мономаха, приплыла на надувном матрасе Таня. За эти несколько дней она стала совсем шоколадной.
– Я не буду мешать тебе? – спросила она.
И хотя рыба клевала, а для настоящего рыбака это наивысшее удовольствие, Артем обрадовался девушке. Он свернул удочки – все равно напуганная рыба отошла – и сказал:
– Это я тебя позвал сюда... Сидел в лодке и говорил тебе: «Плыви скорее, я жду...» Вот ты и услышала.
– Мне скучно стало... Какой ты смешной в этой шляпе! Когда ты удишь рыбу, у тебя такой вид, будто решаешь мировые проблемы. Ну улыбнись, пожалуйста.
– Не могу, – сказал он. – Рыбалка требует исключительной серьезности.
Щурясь от солнца, Таня посмотрела на дальний берег и вздохнула:
– Как тихо здесь, и ни души. Озеро, сосны на берегу, белые облака... Так, наверное, было миллионы лет назад, когда над водой летали страшные ящеры...
– Я начинаю верить в телепатию, – сказал Артем. – Об этом же подумал и я...
– Скажи, где Кира?
– Она мне пыталась объяснить, куда полетела, да я ничего не понял... Плохо ты ее научила разговаривать.
– На этом острове, наверное, много земляники, – сказала Таня.
– Я на нем еще не был.
– Поплывем? – предложила она.
Остров был рядом, и Артем, не раздумывая, бултыхнулся с лодки в воду. Таня положила матрас на лодку, и они поплыли.
Земляника на острове была. В тени – еще твердая, белая, а на солнцепеке – сочная, красная. Они молча срывали нежные душистые ягоды и отправляли в рот. Трава, цветы, кусты, деревья, разомлевшие на солнце, волнами распространяли всевозможные запахи. В цветах озабоченно копошились пчелы, басисто гудели большие черные шмели, порхали бабочки-лимонницы.
Таня первая заметила под березой шалаш, сложенный из тонких веток. На крыше образовались дыры, и пол шалаша был выложен солнечными пятнами.
– Здесь кто-то жил, – тихо сказала она.
– Здесь жили Он и Она, – таинственно заговорил Артем. – Они ушли от людей и вдвоем поселились на этом тихом острове... Они захотели узнать, действительно ли с милым рай в шалаше.
– А потом? Что же было потом?
– Потом подул ветер, пошел проливной дождь, на них стало капать и... рай кончился. Они ушли, а шалаш остался.
– Наверное, тот, кто говорит – с милым рай в шалаше, на самом деле никогда в нем и не жил, – сказала она.
В этот полуденный час стало тихо кругом. Не слышно птиц, пчел. Над головой остановились облака, застыло огромное озеро, не шелохнется на березе ни один лист. Артем и Таня стояли у входа в шалаш и смотрели друг на друга. Он и Она – одни в этом вдруг примолкшем мире.
Молчание затягивалось, нужно было что-то сказать, но он не мог: пересохло в горле. Глядя на нее, Артем подумал, что никогда в жизни не видел таких красивых глаз. И эти глаза были влажные, теплые.
– Пойдем туда... – незнакомым голосом сказал он и с ужасом подумал, что вот сейчас этот влажный блеск уйдет из ее глаз, лицо станет холодным, и все кончится. Когда она становится такой, ему хочется убежать куда-нибудь подальше и не видеть ее. Как странно, что иногда глаза женщины могут ранить гораздо больнее, чем самые-самые жестокие слова.
У нее вдруг задрожали губы, она передернулась, будто от озноба, и, все так же прямо глядя ему в глаза, быстро заговорила:
– Со мной еще никогда такого не было... Я знаю, что должна тебе такое сказать, чтобы ты... ну, не смотрел на меня так... Ты нехорошо смотришь... Должна сказать и не могу...
– И не надо, не говори!
– Мне не нужно туда идти... – продолжала, будто прислушиваясь к себе, Таня. – Я знаю, что не нужно,..
Я всегда поступала так, как думала, а сейчас не понимаю, что это со мной?..
Артем обнял ее горячие плечи и увлек за собой в сумрачный шалаш. Они опустились на сухое слежавшееся сено.
– Я делаю все, что ты хочешь... – шептала она. – И мне это нравится... вопреки здравому смыслу!
– Я тебе тогда у костра неправду сказал, что ты мне нравишься... – тоже шепотом говорил Артем. – Я тебя люблю... Слышишь, Таня, люблю!
Он нащупал тесемку купальника и дернул. И тут солнечные пятна набросились на них сквозь дырявую крышу. То выхватывали из полумрака ее полные губы, то глаза, то золотистое плечо, то удивительно белую, с загнутым вверх соском грудь.
Артем целовал Таню. Ничего подобного он еще никогда не испытывал. Он на миг разжал свои объятия, чтобы поделиться переполнявшим его через край счастьем, сказать какие-то нежные слова, но она зажала ему рот ладонью и прошептала:
– Ради бога, молчи!
3
Артем сидел, привалившись голой спиной к жесткому сосновому стволу и вытянув ноги. Над островом плыли облака – его любимые облака, которые сейчас ничего не напоминали. Ровно шумели деревья, добродушно плескалась у берега волна. Где-то в стороне, за островом, прошла моторная лодка. Долго слышался басистый гул. Постепенно он становился визгливее, тоньше и наконец оборвался. И снова благословенная тишина. Совсем близко пролетели три большие утки. Казалось, они очень торопятся и чего-то боятся: длинные шеи напряженно вытянуты, быстро-быстро машут крыльями. И что за жизнь у бедных уток? В любой момент может грянуть выстрел, и дробь со свистом рассечет воздух.
Пришла Таня, тихая и печальная. Села рядом. В волосах запутались сухие травинки. Длинные ресницы опущены. По тому, как они вздрагивают, чувствуется, она ждет: что он сейчас скажет?
Обняв ее за плечи, Артем сказал:
– Таня моя... Моя Таня!
– Почему твоя?
– А чья же? – Он, улыбаясь, приподнял ее подбородок и посмотрел в глаза»
Девушка отодвинулась, сняла его руку с плеча.
– Ты стал такой самоуверенный.
– Ладно, критикуй, ругай, можешь даже отколотить, только позволь тебя поцеловать.
– Нет.
Она еще дальше отодвинулась. Сорвала почти прозрачный колокольчик на длинной ножке и стала сосредоточенно рассматривать его.
– Даже теперь мы с тобой не можем найти общий язык, – с досадой сказал Артем.
– Даже теперь... – повторила она.
– Я хотел сказать...
– Лучше ничего не говори, – перебила она. – У меня такое впечатление, что ты вдруг поглупел.
– Это, наверное, от счастья. ,
– А вот я не чувствую себя счастливой... – со вздохом сказала она.
Над головой зашуршало, посыпались сухие иголки, и скрипучий голос громко произнес:
– Пр-ривет!
4
Умываясь утром, Артем заметил на другом берегу, рядом со своей машиной, мотоцикл. «Рыбачок пожаловал», – подумал он. Иногда в пятницу приезжали рыбаки, но они всегда останавливались на песчаной косе, далеко выдававшейся в озеро. И рыбачили совсем в другой стороне. Артему так и не удалось с ними ни разу перекинуться словом. Впрочем, ему не очень-то этого и хотелось. Он чувствовал себя на острове владетельным князем и не желал, чтобы кто-либо нарушил невидимые границы его вотчины.
После завтрака Таня с Кирой отправились на прогулку по острову, а Артем, испытывая смутное беспокойство, сел в лодку и поплыл к противоположному берегу. Про мотоцикл он Тане ничего не сказал.
«Москвич» стоял под толстой елью. Гладкую крышу будто кто-то нарочно усыпал иголками. Какая-то птица оставила свою отметку на капоте. Артем увидел снаружи в лобовом стекле свою загорелую до черноты бородатую физиономию со светлыми глазами. На лбу длинная царапина: это он сам себя зацепил блесной. Большой нос покраснел и облупился.
– М-да... хорош женишок! – пробормотал Артем. Тут послышалось покашливание, и грубоватый голос насмешливо произнес:
– Видали мы таких женишков...
Из прибрежных кустов вышел Володя с ружьем на плече, В зубах тлела папироса. Рукава рубахи закатаны. Руки мускулистые, волосатые. Возможно, он давно стоял здесь и видел, как Артем причалил и по-идиотски любовался на себя, смотрясь в лобовое стекло, будто в зеркало.
– Где ее прячешь? На острове?
– На дурацкие вопросы я не отвечаю.
Володя выплюнул окурок, наступил на него огромной ступней в сапоге, подошел ближе. Сузившиеся глаза смотрят зло, губы кривятся в усмешке.
– Развлекаетесь на лоне природы... Рыбку ловите? Его наглый тон стал раздражать Артема.
– А ты, смотрю, специалист по крупной дичи? – в тон ему сказал он.
– Из ружья не только по. дичи стреляют...
– Ты меня заинтриговал, – усмехнулся Артем.
– Я ведь такой... отчаянный!
– Как же, помню... Когда вы втроем на меня одного навалились.
– Послушай, борода, что тебе, своих питерских мало? Чего к нашим-то девкам пристаешь?
– Дурак ты, – сказал Артем.
Володя выпятил широкую грудь, сорвал с плеча ружье и зачем-то сунул под мышку, а кулаки сжал.
– Я тогда не просил дружков подсоблять мне, – процедил он. – Так, по пьянке увязались... Я и один из тебя котлету сделаю...
– Не тряси ружьем-то, – сказал Артем. – Ненароком выпалит... прямо тебе в ухо!
Володя подошел к сосне и повесил двустврлку на сук. Лицо его побагровело от гнева. Сверля Артема глазами, сказал:
– Хочешь, я твою телегу в озере утоплю?
– Попробуй...
Он матюгнулся, подскочил к «Москвичу» и, навалившись грудью на багажник, сдвинул с места. Артем видел, как вздулись под рубахой мышцы, напряглась загорелая шея, а подошвы сапог вдавились в землю. Машина медленно покатилась по пологому берегу к воде. Треснула ветка под колесом, и «Москвич» по радиатор вошел в воду. Парень еще поднатужился, но передние колеса накрепко увязли в песке.
Володя распрямился и со злорадной ухмылкой посмотрел на Артема.
– Вытащи-ка теперь, борода... – сказал он.
– Здоров ты, ничего не скажешь... – Артем подошел к нему и прежде чем парень сообразил, в чем дело, изо всей силы снизу вверх ударил в подбородок. Взмахнув руками, Володя упал на спину, как подкошенный. Секунду лежал, изумленно хлопая глазами, потом вскочил и... тут же получил второй удар в челюсть. На этот раз он поднимался с песка медленно и неохотно. Глаза его осоловели, губы были разбиты. Сплевывая кровь и потирая подбородок, он смотрел мимо Артема. Охота драться и показывать свою силу у него пропала.
– А теперь давай вытаскивать. Попробуем приподнять за передок, – спокойно сказал Артем и вошел в воду. Володя остался на берегу.
– Ну, что же ты, Геркулес, задумался?
– Я же в сапогах...
Володя потоптался, сел на землю и, кряхтя, морщась, стал стаскивать сапоги.
– Тесноваты? – полюбопытствовал Артем. Володя ничего не ответил. Поставил сапоги рядом, сверху, на солдатский манер положил портянки. Закатав брючины, вошел в воду и стал рядом с Артемом. Вид у него был растерянный и озадаченный. Верхняя губа вздулась и наползла на нижнюю.
– Раз-два, взяли! – скомандовал Артем.
Касаясь твердыми, как кирпичи, плечами, они с трудом вытащили из песка глубоко завязшие колеса и сдали машину назад. Дальше шел подъем, и Артем, наказав Володе не отпускать передок, залез в кабину, включил зажигание и дал задний ход. Рыча и изрыгая дым, «Москвич», пятясь, выбрался на берег. Артем отвел его подальше, выключил мотор и, поставив рычаг переключения на скорость, до отказа вытянул рукоятку ручного тормоза. Теперь машину и трактором не сдвинешь с места.
Парень, сидя на песке, обувался.
– Как ты понял, разговор с позиции силы не получился, – сказал Артем. – Заталкивать машину в воду... Ты бы еще шину проколол...
Володя хмуро взглянул на него и пробурчал:
– У Татьянки научился нотации читать?
– Гм, – озадаченно сказал Артем. – А ты, пожалуй, прав.
– Боксом занимался? – пощупав подбородок, спросил Володя.
– Один год, в армии.
– Иначе ты бы со мной в жизнь не справился...
– Еще бы! Машины в озеро запросто кидаешь...
– Ну ладно, – сказал Володя. – Может, с тобой и не надо было с этой, как ты говоришь, с позиции силы... Только сильно допек ты меня. Ей-богу, как узнал, что ты с ней на озеро укатил, схватил ружье и сюда... Хорошо, что остыл маленько. Я ведь с утра тут припухаю. Вот какое дело-то. Татьянка сильно мне нравится.
– Мне тоже, – сказал Артем.
– Ты приехал – уехал, а я серьезно... Может, я жениться на ней хочу.
– По-честному, я бы тоже не против, если, конечно, согласится.
Володя отвернулся и долго смотрел на остров. Лицо его все больше мрачнело, на скулах заиграли желваки.
– Я знаю, Татьянка девка строгая, – наконец заговорил он. – И в обиду себя не даст... А все ж таки будет лучше, если она сейчас со мной уедет.
– Ей здесь нравится, – сказал Артем. – А впрочем, хочешь – позову ее?
– Не надо, – сказал Володя. – Еще подумает, слежу за ней...
– А разве не так?
– Ты не говори ей, что мы тут... беседовали.
– Не скажу, – пообещал Артем.
Володя подошел к своей «Яве». Рывок – и мотоцикл затарахтел. Сняв с сука ружье, Володя повертел его в руке и, вдруг вскинув, дуплетом выпалил вверх. На крышу «Москвича» посыпались иголки и сучки. Рядом с Артемом упал опаленный бумажный пыж. С соседнего дерева со вспологаным криком сорвались две сороки и, вереща, полетели прочь. А громкое эхо, всколыхнув тишину, пошло гулять от острова к острову. Володя разобрал ружье, сложил в брезентовый чехол и приторочил к багажнику. Все это он делал сосредоточенно, не спеша.
Длинные рыжеватые бачки на лице двигались вверх-вниз. Казалось, он улыбается. Но Володя не улыбался; усевшись за руль, он обернулся и угрюмо сказал:
– Лучше бы тебе, борода, уехать отсюда...
«Ява», выпустив клубок пахучего дыма, резво взяла с места. Видно, он хорошо знал дорогу, потому что с такой скоростью по узенькой лесной тропке вслепую не поедешь.
Артем поддал босой ногой пыж, спихнул лодку в воду и, равномерно взмахивая веслами, поплыл к острову.
