Текст книги "Месть Клеопатры"

Автор книги: Вильям Дж. Каунитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава 25

Машина едва затормозила у подъезда дома, в котором жил Алехандро, а Юдит уже взяла его за руку.

– Ты абсолютно уверен, что не хочешь, чтобы я поднялась с тобой?

Бросив взгляд на часы, расположенные на панели водителя, и увидев, что осталось всего семь минут до времени радиопередачи из окна в ванной, Алехандро ответил:

– Я был бы счастлив, но сейчас я действительно валюсь с ног. В следующий раз, договорились?

Перегнувшись через сиденье, она взъерошила ему волосы.

– Надеюсь, я держалась не слишком большой командиршей… Хочу сказать, в ходе операции.

Алехандро ободряюще улыбнулся ей:

– Послушай, тебе надо было сделать дело – и ты его сделала. Я оценил это.

Она поглядела ему прямо в глаза. Теперь уже он перегнулся через сиденье и нашел ее нетерпеливые губы. Кожа у нее была гладкой и горячей, ее груди жарко прижались к его груди. Обняв ее за плечи, он легонько отодвинулся от нее.

– Надеюсь, мы подружимся.

Она шутливо подергала его за ухо.

– Я тоже надеюсь.

Ее рука скользнула вниз. Она жарко зашептала:

– А хочешь, я тебе отсосу? Здесь! Сейчас!

Он застонал.

– Это было бы просто здорово, но все-таки в другой раз. Когда я сам буду на высоте.

Он бросил взгляд на водителя: тот уставился в окно, явно не обращая на пассажиров никакого внимания. Алехандро понял также, что прошла еще одна из оставшихся у него минут. Он открыл дверцу.

– До скорого!

– Искренне надеюсь, что так.

Он вышел из машины и медленным шагом пошел к подъезду, белеющему в рассветной полутьме.

Юдит откинулась на сиденье, закинула ногу за ногу, обхватила рукой левую ступню.

– Вези меня к Чи-Чи, – сказала она шоферу.

И, поглядев на Алехандро, входящего в вестибюль дома, пробормотала себе под нос:

– Мы увидимся куда раньше, чем тебе кажется.

По Вашингтон-сквер-парк уже совершали свои ежеутренние пробежки любители бега трусцой. Очутившись в вестибюле, где его уже не было видно с улицы, Алехандро, больше не скрывая нетерпения, помчался к лифту.

Едва открыв дверь в свои апартаменты на восьмом этаже и сразу же захлопнув ее за собой, он помчался в гостиную и схватил голову ацтекского воина. Быстро прошел в спальню, вытряс из ацтекской головы переносной передатчик. Швырнул ацтека на кровать, прошел в ванную, вынул приемник из пластикового чехла. Достал антенну, развернул ее и подсоединил к передатчику.

Встав на стульчак, он открыл окно с матовым стеклом, выставил в него антенну и торопливым шепотом наговорил на диктофон:

– Героин прибыл в окрестности гор Кэтскиллс сегодня в 2.30. Необходимо срочно выяснить биографию и предысторию белой женщины от сорока до сорока семи лет, покинувшей со мною ресторан «Изумрудный». Имя Юдит, фамилия неизвестна. Бегло говорит по-английски, по-испански и на диалекте племени тараскан. Посещала еврейскую школу. Мне необходимо встретиться с контролером. Покину квартиру примерно в 14.45, чтобы успеть на заранее назначенную встречу с Будофски.

Он проверил время. Секундная стрелка уже приближалась к 4.30. Следя за быстрым движением стрелки, он подумал о горе цвета львиной шкуры в окрестностях Зихуатанеджо, на которой груда камней представляет собой мемориал честным полицейским и неподкупным журналистам, убитым наркодельцами. Он вспомнил и тот давнишний солнечный день, когда он сам принес камень в эту импровизированную пирамиду. Стрелка дошла до цифры «6»; он нажал на красную кнопку, превратив все свое сообщение в один мгновенный энергетический импульс, взметнувшийся ввысь, навстречу спутнику космической связи спецслужб.

Выйдя на террасу, Алехандро увидел, как на смену ночи приходит тусклый пока рассвет. Казалось, спазмы сковали тело от обуявшего его волнения. Где-то там, внизу, ударные отряды спецслужб окружают хранилище наркотиков. Он опасался, что наркодельцы почуют за собой «хвост», или обнаружат один из «жучков» в рюкзаках с наркотиками, или им удастся каким-нибудь другим образом избежать расставленных для них сетей.

«У меня начался синдром внедренного агента», – подумал он. Он сознавал, что ощущал бы себя иначе, если бы сейчас принимал участие в операции наравне со всеми. Но в глубине души он понимал, что это ровным счетом ничего не изменило бы.

Крепко вцепившись руками в перила, он подумал о том, как приятно было бы ощущать тело Юдит в своих объятиях, и о том, как трудно ему было ответить на ее недвусмысленное предложение отказом. Внезапно он почувствовал ту самую смертельную усталость, которой и объяснил Юдит свой отказ. Вернувшись в апартаменты, он разделся и принял долгий, обжигающе горячий душ. Потом забрался в постель, но едва успел накрыться одеялом, как зазвонил телефон.

– Да? – сонно пробормотал он, взяв трубку.

– Ты? – Чи-Чи Моралес заговорил на диалекте тараскан, объяснив Алехандро, что хочет встретиться с ним нынче вечером перед его первым выходом на сцену. Моралес собирался прислать за ним машину к семи часам вечера. Закончил разговор он следующим предупреждением: – Смотри никому не проговорись об этом звонке. В целях безопасности.

– Ясно, – ответил Алехандро и повесил трубку.

До сих пор Чи-Чи еще ни разу не звонил ему домой. Он перегнулся через край кровати, достал из корзины старый шлепанец и швырнул его на середину комнаты. Повернувшись на бок, укрылся с головой одеялом и смежил веки, понимая, однако же, что теперь заснуть ему будет не так-то просто.

Четырехмачтовая шхуна «Пекин» была надежно пришвартована к причалу в Морском порту на Южной улице. Черный фургон, груженный «золотом Клеопатры», выехал с Франклин Делано Рузвельт-Драйв на Фронтальную улицу и направился вниз по Южной.

Жасмин бросила взгляд на массивные чугунные ворота Фултонского рыбного рынка. В здешних великолепных интерьерах уже кипела ежеутренняя жизнь, владельцы магазинов и ресторанов покупали у рыбаков ночной улов. Жасмин увидела мужчину в тяжелых рыбацких сапогах и в забрызганном кровью белом переднике. В руках у мужчины было ведерко со льдом, во льду трепыхалась живая камбала.

– Следующий поворот направо, – резко бросила она водителю.

Фургон свернул на Берлинг-Слип, развернулся на площади Благоразумия, проследовал на север по Уотер-стрит. Он остановился у трех стальных опор, представляющих собой транспортное заграждение на перекрестке Уотер-стрит и Бекмен-стрит, препятствующее дальнейшему проезду транспорта в северном направлении.

Водитель погнал фургон по пешеходной дорожке, что позволило ему объехать заграждение, свернул на запад по Бекмен-стрит, еще раз въехал на тротуар и остановился перед заброшенным складом, когда-то переданным федеральными властями в веденье штата Джорджия. Склад представлял собой здание с готической крышей. В этой части Морского порта на Южной улице уличные фонари появились еще в девятнадцатом веке, равно как и вымощенная бельгийской брусчаткой мостовая с гранитными столбиками у обочины – и все это будило воспоминания о временах, когда люди путешествовали исключительно в экипажах. К западной стене склада вплотную примыкало пятиэтажное здание, внешне похожее на коробку, под шатровой крышей и с деревянными внешними ставнями на всех окнах; большая часть ставень была расписана синими якорями. Здание это, как и сам склад, было заброшенным.

Жасмин выскользнула из машины и пошла по галечному тротуару до угла, осматриваясь по сторонам на предмет обнаружения чего-нибудь подозрительного. Ничего такого не обнаружив, она сделала знак водителю. Тот, выпрыгнув из кабины, дважды постучал в стальную раздвижную дверь склада.

Телекамеры, расположенные по обе стороны от ворот, внимательно «оглядели» его. Затем ворота раздвинулись. Водитель вернулся в кабину и загнал фургон на территорию склада. Здесь и начали его разгружать.

Жасмин, не отходя ни на шаг, следила за тем, как, один за другим, извлекают из кузова рюкзаки с наркотиками. После того как двое грузчиков закончили разгрузку, Жасмин обошла все рюкзаки, отпирая зажим на каждом. Складское помещение было поделено на несколько отсеков высокими металлическими стеллажами, на которых находились всевозможные игрушки, куклы, поддельные амфоры, модели судов различных размеров и тряпичные животные.

Жасмин расхаживала по складу, надзирая за рабочими, которые извлекали героин из пакетов и осторожно упаковывали его в полые фигурки кукол и в тряпичные игрушки.

– Несколько пакетов порвалось, – крикнул один из рабочих водителю фургона.

– Засуньте их в куклу, – распорядилась Жасмин.

– А куда девать рюкзаки? – спросил кто-то другой.

– Положите обратно в кузов, – сказала Жасмин.

Ее голос дрогнул, так как именно в это мгновение она заметила, как один из рабочих слизнул рассыпавшийся героин у себя с кончиков пальцев. Медленно подойдя к водителю, Жасмин молча указала в сторону рабочего, слизавшего с пальцев героин, и спросила:

– Кто этот парень, а, Хуан?

– Мэнни Родригес. Мы привезли его сюда с острова пару недель назад.

– Убейте его, – спокойно сказала Жасмин и пошла прочь.

Машина городской водопроводной службы с водопроводными трубами различных диаметров, закрепленными на бортах, ехала вниз по Бекмен-стрит. Водопроводчик, сидящий в кабине рядом с водителем, говорил, обращаясь к водителю, как раз с достаточной громкостью для того, чтобы передатчик, прикрепленных к зеркалу, безошибочно улавливал его речь:

– Мобильный отряд четыре – центральной базе. «Люцифер» произвел разгрузку. Не приступить ли к захвату? К.

В центре коммуникаций отдела специальных операций у Сивера сильнее заколотилось сердце. Он бросил взгляд на Романо; тот сидел в кресле, потупившись, и жадно курил очередную перехваченную у кого-то из подчиненных сигарету.

– Что ему ответить? – спросил у начальника Сивер.

Бандюга Джой стряхнул пепел с сигареты на пол и недрогнувшим голосом произнес:

– Пусть держатся на дистанции, продолжают наблюдение и регулярно обо всем докладывают.

Такси с рекламным плакатом на крыше, изображающим красивую женщину в купальном костюме, втирающую в кожу крем для загара, подъехало к дому, в котором жил Алехандро. Сев в машину, Алехандро назвал водителю адрес: Бродвей, номер 1049. Сивер включил счетчик и помчался по Пятой авеню, а затем вокруг Вашингтон-сквера.

– Как дела? – спросил он.

– Что произошло с грузом? – нетерпеливо спросил Алехандро.

– Доставлен в склад на Бекмен-стрит, за Фултонским рыбным рынком.

Увидев, что Сивер следит за ним в зеркало заднего обзора, Алехандро ответил на это сообщение радостным кивком.

– А рюкзаки?

– Их вернули в фургон. – Сивер повернул на восток. – Мы проследили их до твоего лежбища.

Алехандро задумчиво кивнул:

– Теперь мне понятно, почему Писсаро настоял на том, чтобы я дал ему ключ. Теперь, когда они знают, что система срабатывает, Чи-Чи не собирается понапрасну тратить время.

Сивер резко вильнул, избегая наезда на отчаянно пробирающегося между автомобильными рядами пешехода.

– Мне бы хотелось, чтобы у нас оставалась хоть какая-нибудь возможность сохранить контроль за этими чертовыми рюкзаками.

– Они убьют меня, как только обнаружат в них передатчики. Чем дальше мы медлим, тем большему риску я подвергаюсь.

Сивер кивнул, вынужденный без малейшей радости согласиться с доводом Алехандро, и поспешил сменить тему.

– Какие-нибудь соображения относительно Клеопатры?

– Ничего определенного. Только какие-то смутные ощущения.

– А кто эта Юдит, которую ты попросил проверить?

– Стекло своей штуковиной резать может. А кроме этого, и не считая того, что я сообщил тебе ранее, я ничего про нее не знаю.

– И какое ты ей отводишь место в иерархии синдиката? – спросил Сивер.

– Судя по тому, как она ведет себя в определенных ситуациях, весьма высокое.

– А Чи-Чи?

– Еще не знаю. Просто не могу себе представить, что такой высокомерный латиноамериканец, как Чи-Чи, позволяет женщине отдавать ему приказы. А самое смешное в том, что я вообще ни разу не видел его вместе с женщиной.

– На основании только того, что ты ее не видел, нельзя утверждать, что ее не существует. Этот парень ведет более чем скрытную жизнь, не подпускает к себе никого, даже самых близких. Как знать, не вписывается ли Юдит в эту схему.

– Возможно. Но меня беспокоит кое-что еще. Мне кажется, у Чи-Чи не хватило бы мозгов организовать такой синдикат. – Он сделал паузу, задумался. – Сколько времени вам понадобится на то, чтобы вскрыть подноготную Юдит?

– Над этим работают мои лучшие сотрудники. Как только что-нибудь прояснится, ты сразу узнаешь все.

Алехандро этого было мало.

– А как ты сумеешь передать мне полученную тобою информацию?

– Обнаружишь в присланной тебе по почте рекламе, – ответил Сивер, вновь вглядываясь в лицо своего агента, отраженное в зеркале заднего обзора. Он впервые отметил про себя свидетельства возраста на лице Алехандро, углубившиеся складки в углах глаз. Алехандро сам настоял на нынешней встрече, но до сих пор не упомянул ни о чем, достаточно важном для того, чтобы она получила оправдание, а это означало, что ничего такого у него в загашнике и не имелось. Соответственно, Сивер заподозрил, что истинная причина встречи заключается в личных мотивах, в необходимости, осознанной Алехандро, встретиться с кем-нибудь, кто заботился бы о нем и знал бы его. Сивер был единственным звеном, связующим Алехандро с внешним миром, – с настоящим миром, в котором люди вели подлинную жизнь, и она имела настоящий смысл. – А тебе не понадобится какое-нибудь оборудование для того, чтобы переупаковать парашюты? – спросил он в конце концов.

– У меня в берлоге имеется все, что нужно. Хотя через какое-то время мне понадобятся дополнительные диоды.

– Я раздобуду их для тебя. – И тут Сивер неожиданно сменил тему. – Ты помнишь Карлсена? Ну, этого адвоката?

– Помню, – криво усмехнувшись, сказал Алехандро.

– Карлсена и Барриоса убили в один и тот же день. И нам кажется, что оба убийства совершены женщиной.

– Почему?

– На месте преступления возле обнаженного тела Барриоса были обнаружены клочки женских срамных волос. – Продолжая рассказ, Сивер невольно вздрогнул. – Ему вырезали оба глаза. А на губах у адвоката была помада.

Алехандро, покачав головой, угрюмо заметил:

– Женщины-убийцы становятся фирменной приметой наркобизнеса.

Сивер остановился на красный свет на Двадцать третьей улице. Отвернувшись так, чтобы не видеть Алехандро даже в зеркале заднего обзора, он спросил у него:

– А почему ты не выходишь из игры? И, пожалуйста, не говори мне, что все дело заключается в твоем отце. Здесь должно быть что-то еще.

– Я, Энди, человек верующий. Мой отец боролся с наркодельцами и с другими бандитами всю свою жизнь. И в конце концов они убили его. Народ, к которому я принадлежу по материнской линии, они эксплуатировали на протяжении веков. Использовали моих предков, спаивали, отравляли наркотиками.

– Но не кажется ли тебе, что ты уже совершил возмездие?

Дали зеленый свет, и такси, первым вырвавшись из потока машин, рванулось вперед.

Алехандро разразился проникнутым сарказмом и горечью монологом:

– «Скажи „Нет“ наркотикам» – так называлась рекламная кампания, которую развернули в нашей стране вместо реальной войны с ними. Если кто-нибудь захочет понять, что такое настоящая война с наркотиками, ему надо оправиться в Колумбию, где наркодельцы перестреляли половину руководящих сотрудников правоохранительных органов. Убили сотни полицейских, сотни журналистов, тысячи ни в чем не повинных простых людей. Вот там и начинаешь понимать, что такое война с наркотиками.

Сивер подождал, пока Алехандро успокоился, а затем мягко заметил:

– Мне страшно за тебя.

– Со мной все в порядке, Энди, – урезонил его Алехандро. – Но я более, чем когда-либо раньше, убежден в том, что если мы и впрямь хотим выиграть эту войну, то единственный метод заключается в проведении тайных операций против синдикатов, в уничтожении инфраструктуры, в ликвидации или изоляции главарей.

– Многие из них свое пожизненное заключение уже отбывают.

Алехандро раздраженно отмахнулся от этой реплики.

– Вздор. Система правосудия ухитрилась отпустить под залог Ники Бернса – и это после того, как его осудили на пожизненное заключение без права освобождения под залог. А скольких бы людей удалось спасти, если бы Ники застрелили при задержании?

– Множество людей, – вздохнул Сивер. – Но Ники ведь сдал нам множество наркодельцов, чтобы его освободили под залог, не так ли?

– Он сдал нам парней из Гарлема, которым при любом развитии событий не удалось бы дожить и до тридцати пяти. Назови хоть одного серьезного наркобарона, сбытчика или дистрибьютора, которого бы он сдал! А он сдал нам собственных «шестерок» – и вышел на свободу.

На шее у Сивера начала пульсировать жилка.

– Ну и каким будет твой следующий ход?

– Собираюсь сообщить Чи-Чи Моралесу, что я придумал другой способ отмывки его денег. Он внезапно позвонил мне и сказал, что нам надо встретиться. Сегодня в семь вечера он пришлет за мной машину.

Сивер повернулся к Алехандро, не в силах скрыть удивление.

– А разве ты настолько разбираешься в отмывке денег, чтобы разрабатывать новые способы?

– На гасиенде нас учат и этому.

– Ну и что же ты придумал для Чи-Чи?

– Использовать систему «Парапойнт» для отмывания денег.

– Мы уже помогли его синдикату ввезти в страну героин, а теперь ты хочешь помочь ему отмыть деньги. Кое-кто может подумать, будто мы решили покровительствовать наркобизнесу.

– Кто это «мы»? Не зазнавайся, Энди! Я всего лишь диско-певец, а ты – мелкий клерк из полиции.

– Руки по бокам, бедра в расслабленном положении. Так, а теперь спой «Звездную пыль», – сказал Скотт Харт.

Они находились сейчас в студии на девятнадцатом этаже, которую снял Будофски. Алехандро один стоял на пустой сцене перед некогда золотистым, а сейчас ставшим кремово-серым занавесом. Будофски, волнуясь, сидел у прохода в последнем ряду, рядом с Хартом – сухощавым негром лет шестидесяти с редкими седыми волосами и большими темно-карими глазами.

Алехандро начал петь без аккомпанемента.

Глядя вдаль и ввысь, над головами обоих своих слушателей, Алехандро пел сейчас для незнакомца, собиравшегося помочь ему изменить сценический образ. Он тоже нервничал. «После всего, что мне пришлось пережить за эти годы, я пою этому старику – и волнуюсь», – невольно усмехнулся он про себя.

Харт уперся подбородком в спинку кресла в следующем ряду, буквально пожирая глазами поющего на сцене человека. Когда Алехандро спел «Звездную пыль», Харт велел ему исполнить «Что за штуку мы называем любовью?».

Алехандро запел и, сам не сознавая этого, начал двигаться в латиноамериканском ритме.

– Нет-нет, – прервал его Харт. – Пой в точном соответствии с тем, как песня написана композитором Портером. И чтобы каждое слово звучало отчетливо и ясно.

Когда Алехандро спел и эту песню, Харт предложил ему исполнить что-нибудь по собственному выбору.

Глубоко вздохнув и устремившись мысленным взором к ирландским холмам, о которых столько историй рассказывала ему бабка, Алехандро совершенно расслабился и спел прекрасную, но, по сравнению с Портером, несколько сентиментальную ирландскую народную балладу.

Харт вздохнул, уронив руки на колени.

Будофски, наклонившись к нему, прошептал:

– А в чем, собственно, дело?

– Мне кажется, этот голос невозможно изменить или улучшить в результате занятий, – сказал Харт, вставая. – То, что мы слышали, – потолок, большего ему никогда не достичь. – Пройдя мимо Будофски, он приблизился к сцене. – Ладно, парень! Давай вместе поломаем башку над тем, что тут можно сделать.

Барчестер-Тауэрс, роскошное тридцатиэтажное здание из стекла и бетона со множеством пристроек функционального свойства, стояло на углу Семьдесят девятой улицы и Ист-Ривер. В просторном холле были мраморные полы, резного дерева стены и огромные, хотя местами потрепанные ковры.

Когда Алехандро вышел из машины, которую прислал за ним Чи-Чи, его встретил один из помощников наркобарона. Он провел Алехандро мимо привратника и швейцара к уже дожидавшемуся их лифту. Пока они поднимались в пентхаус, спутник Алехандро не произнес ни слова.

В прихожей Алехандро встречал большой широкоплечий мужик с лицом профессионального боксера. На нем был белый пиджак дворецкого, джинсы, туфли на плоской подошве. Под пиджаком сбоку, естественно, топорщилась пушка.

– Мистер Моралес ждет вас, – сказал он, препровождая Алехандро в большую комнату, украшенную пятью скульптурными группами, наверняка английскими и французскими подлинниками двух-, трехсотлетней давности.

Впрочем, обстановка здесь была достаточно разнообразной.

Рядом с изысканной скульптурой соседствовал, например, вполне современный зеркальный столик, и тут и там валялись различные видеоигры. Было здесь и изрядное количество матерчатых игрушек, главным образом животных, включая гигантских размеров жирафа, слона и льва. Если эти игрушки предназначались для детей, то родители детей должны были быть великанами. В трех ведерках со льдом томились три бутылки шампанского «Дом Периньон», в серебряных чашах стояла зернистая черная икра.

Алехандро был поражен обилием и качеством антикварных вещей, резьбой и росписью по дереву, шелковыми гобеленами и прочим антиквариатом. Совершенно исключено, чтобы все эти приобретения были сделаны самим Моралесом, подумал Алехандро.

Моралес в одних плавках и в плетеных сандалиях, щеголяя ожерельем из акульих зубов, казалось, был поглощен компьютерной игрой «Звездные войны».

– Кто выигрывает? – пошутил Алехандро, остановившись за спиной наркобарона.

– Я, – ответил Чи-Чи, не отвлекаясь от игры. – Мне нужно, чтобы ты сложил и упаковал парашюты. Они должны быть готовы к завтрашнему утру.

Моралес наконец отвлекся от игры и потянулся к вазочке с икрой. Подцепив ее ножом с роговой ручкой, он слизал икру и вновь воткнул нож в черную маслянисто поблескивающую массу. Попутно он подхватил лежавший на столе конверт и вручил его Алехандро.

– Пятьдесят тысяч долларов за отличную работу. «Парапойнт» оказался чудом!

– Спасибо.

Алехандро взвесил конверт на руке, прикидывая, поместится он под рубашкой или нет.

Чи-Чи подошел к огромной игрушечной панде, прижал ее к груди, приник щекой к мягкому меху.

– В детстве у меня не было никаких игрушек. Зато теперь я покупаю все, что приглянется. Я держу эти игрушки всюду, где бы ни жил, они напоминают мне о том, что в детстве я вовсе не был таким дерьмом, как сейчас. – Выронив панду, Чи-Чи кивнул в сторону стеклянной двери на террасу. – Пошли потолкуем. У моих врагов есть лазеры, умеющие считывать содержание бесед с вибрации воздуха.

С террасы был виден раскинувшийся под ними город, огни, дороги, величественные мосты, широкие ленты рек, рассекающих сушу. Подойдя к самому краю крыши, Чи-Чи сказал:

– Я кажусь себе богом в образе змия Коатикве, охватывая и оплетая все вокруг моими кольцами.

Алехандро в недоумении уставился на него:

– Надеюсь, что ты не потребуешь, чтобы я называл тебя «Господи»?

Чи-Чи рассмеялся:

– Ты единственный, кому я позволяю разговаривать со мной в таком тоне.

– Это потому, что мы побратимы.

Яростное, почти дикарское выражение появилось на лице у Чи-Чи. Повернувшись к Алехандро, он задумчиво произнес:

– Когда я подростком сутенерил в Икстапе, я водил своих баб то в один модный отель, то в другой. Они как бы на бегу отсасывали гринго, пока жены гринго брали уроки самбы. С годами я возненавидел гринго. Все они свиньи, они смотрят на нас сверху вниз, обращаются с нами как с последним дерьмом. – Он отвернулся от друга. – Мы, торговцы наркотиками, – единственные, кто помогает нашему народу. Мы строим стадионы, больницы, мы привозим докторов, как только в них возникает нужда.

Алехандро согласно кивнул.

– Гринго ненавидят нас, потому что это мы, а не они изобрели торговлю наркотиками.

Лицо Чи-Чи озарила горькая усмешка.

– Все эти разговоры о том, что ты входишь в наше дело ради того, чтобы купить дом матери, – брехня, верно? Тебя привела к нам жажда денег – и острые ощущения, связанные с нашим ремеслом.

– Нет, Чи-Чи. – Алехандро отвернулся, тщательно подбирая слова. – Мы с тобой – сыновья Кортеса и Квахтермока, мы метисы. В глубине души все мы, мексиканцы, метисы, люди со смешанной кровью, гордимся тем, что именно мы контролируем наркобизнес. Это наше отмщение всем им.

Чи-Чи обнял его, расцеловал в обе щеки.

– Иногда мне так одиноко. И я счастлив, что ты вместе со мной. – Обхватив голову Алехандро руками, он зашептал ему в самое ухо на диалекте тараскан: – Но никому не доверяй и никогда даже не упоминай об этом разговоре, особенно Писсаро и этой шлюхе Юдит.

– Договорились.

– Пошли погуляем.

Они сделали несколько шагов по террасе.

– Мне пришла на ум парочка идей относительного того, как тебе отмывать деньги с куда большей легкостью, – сказал Алехандро.

Чи-Чи сразу же оживился:

– Вот и хорошо, потому что с моими деньгами уже возникают серьезные затруднения. Стиральных машин перестало хватать, амиго.

– А что насчет Роадтауна? – как бы невзначай спросил Алехандро.

– «Капусту» приходится доставлять вручную, и это ограничивает сумму, которую удается отмыть в результате одной операции. Банк кредита и международной коммерции брался отмывать наши деньги за два процента, зато в любых количествах, которые мы предоставляли. А потом перечислял деньги на мои личные счета в Люксембурге и в Панаме. Но поскольку этот банк вышел из игры, мы оказались вынуждены вернуться к прежней практике, то есть к услугам агентов, способных провернуть операцию с несколькими десятками тысяч долларов наличными или в чеках, чтобы избежать подачи декларации, которую предписывает Закон о деятельности банков…

Слушая горестные излияния наркобарона, Алехандро поневоле подумал о том, что тот рассуждает вполне как управляющий какой-нибудь крупной, но вполне легальной корпорации.

– Мы стараемся не оставлять «бюрократического следа». Но подобная работа означает, что нам сперва приходится разбивать всю сумму на партии, выражающиеся пятизначными числами, а потом опять собирать ее воедино. Все это хлопотно, накладно и опасно. К тому же не так давно парочка наших людей на этом попалась.

– Вам нужно знать подноготную тех представителей банковского мира, с которыми вы связываетесь.

– Их проверяет Писсаро.

Проведя рукой по перилам, Алехандро поинтересовался:

– А кто в таком случае проверяет Писсаро?

Чи-Чи строго посмотрел на своего собеседника, но ничего не ответил. Продолжая прогуливаться по террасе, он сказал:

– Ну а теперь расскажи, что ты придумал для отмывания моих денег.

Алехандро ответил не сразу – а когда ответил, то его слова прозвучали не столько утверждением, сколько вопросом.

– Смысл отмывания денег заключается в том, чтобы включить крупные суммы грязных денег в банковскую систему, не так ли?

– Ну и что?

– Значит, помимо перевода по почте, самым быстрым и надежным способом должна быть погрузка денег на борт самолета с тем, чтобы доставить их в ближайший дружественный банк в любой офшорной зоне. Единственная загвоздка в том, что Ведомство генерального прокурора, Налоговая служба и ЦРУ контролируют воздушное пространство над Штатами и способны отследить самолет с таким грузом на борту. Такой самолет могут принудить к посадке, могут при случае даже сбить, а если не сделают ни того, ни другого, то проследят, куда он летит, и передадут по радио тамошней полиции, чтобы она готовила «радушную встречу». А полиция вас, конечно, не арестовывает, но откупиться от нее стоит больших денег.

Чи-Чи сокрушенно кивнул:

– Чертово Ведомство генерального прокурора, само не отдавая себе в этом отчет, помогает иностранной полиции на нас наживаться. Пару недель назад Ведомство предупредило боливийцев. Когда самолет приземлился, его уже дожидались и полиция, и армия, словно две стаи стервятников. Они выжали у нас восемь миллионов долларов и имели наглость назвать это налогом на импорт.

Почувствовав, что подходящий момент наступил, Алехандро перешел к сути дела.

– А почему бы не использовать систему «Парапойнт» для доставки денег на борт какого-нибудь плавсредства, уже находящегося вне территориальных вод, в открытом море? Плавсредство доставит их в офшорную зону, где имеются дружественные банки. А оттуда уже ты сможешь перевести отмытые деньги в любую точку земного шара.

Алехандро умолк и посмотрел на Чи-Чи. Тот размышлял долго, трудно… Да и немудрено – слишком уж об ответственном решении шла речь.

Поглядев на собирающиеся в северной части неба облака, Чи-Чи спросил:

– А тебе какую долю за все это хочется получить?

– Мне хочется плавать там, где не будет акул.

В ночь со среды на четверг Алехандро закончил последнее выступление без нескольких минут четыре. Приветствуя публику в ответ на бешеные аплодисменты, он бросил взгляд на балкон и увидел там Чи-Чи, Жасмин и двух мужчин восточного типа, которых встречал на острове Томаса Кая. Взоры всех четверых были обращены к нему.

Алехандро удалился в грим-уборную, переоделся, швырнул грязную одежду в кучу, уже накопившуюся на полу. Раскрыл металлическую дверь черного хода и вышел на автостоянку.

Сидя за рулем по дороге домой, он не раз и не два повторял про себя имя Жасмин. Интересно, что у нее общего с наркобандитами? Размышляя над этим, он вспомнил, что желтую ленточку вроде той, что у нее в волосах, он обнаружил в пепельнице в апартаментах Моралеса. Ассоциация сработала – и он представил себе Жасмин с неизменной желтой ленточкой в косице.

Раздеваясь, а потом принимая душ, он по-прежнему думал о том, часто ли ему доводилось видеть Жасмин и Чи-Чи вместе. Инстинкт подсказывал ему, что какие-то тайные связи здесь несомненно существуют. И вот желтая ленточка здесь – и желтая ленточка там. В одних плавках он прошел в гостиную. Снял с полки голову ацтекского воина и вернулся в спальню. Присел на кровать, вынул передатчик и полез в полость черепа за чем-то еще. Пошарив пальцами, извлек значок, приколотый там с изнанки. Уставился на бляху из отдела по борьбе с наркотиками, перевернул ее, прочел на обороте: «Ассоциация личного страхования детективов. Вручено детективу первого разряда Имону Монэхену в день его отставки, 2 июля 1963 г.».

Проведя несколько минут за разглядыванием этой надписи, он взял приемник и закодировал сообщение:

– Необходимы установочные данные на женщину желтой расы по имени Жасмин. Работает барменшей в «Энвиромане». Возраст – от двадцати семи до тридцати трех.

Наговаривая этот текст на магнитофон, он внезапно вспомнил один случай, изрядно озадачивший его в свое время. Как-то ближе к утру, когда никто ничего не соображал от изрядного количества выпитого спиртного, ему бросилось в глаза, как Чи-Чи Моралес выплел ленточку из волос у Жасмин и намотал ее себе на палец.