Текст книги "Рожденная для славы"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)
Уолсингэм был несколько ошеломлен таким натиском, но своих позиций не сдавал. Люди, подобные ему, всегда уверены в своей правоте, и никто, даже монарх, не способен их убедить в противоположном.
Я больно шлепнула его по руке:
– Ничего, я всем вам еще покажу.
Но Мавр отлично понимал: хоть королева им и недовольна, она все равно ценит его способности и заслуги. Я же слишком далеко зашла в своей игре, теперь без конфликта прервать брачные переговоры будет нелегко. Но час еще не настал, нужно было тянуть время, держать французов в напряжении, а испанцев в страхе.
Герцог Анжуйский приплыл в Англию, окрыленный своей победой при Камбре. Его встречали как будущего супруга королевы, со всеми подобающими монарху почестями. В Уайтхолле построили специальный пиршественный зал, на возведение которого была потрачена беспрецедентная сумма в тысячу семьсот сорок два фунта и девятнадцать шиллингов. Свиту высокого гостя разместили в дворцовых апартаментах. Я устроила в честь принца пышное празднество, моему примеру последовали граф Лестер и лорд Берли. Последний собрал целую армию молодых, искусных переводчиков, чтобы между сторонами не возникало трудностей с языком. Один из этих молодых людей впоследствии достиг славы и известности, его звали Фрэнсис Бэкон, он был сыном Николаса Бэкона и племянником Берли. Я давно уже приглядывалась к этому юноше.
Торжества были устроены с чрезвычайной пышностью. Я хотела, чтобы никто не догадывался о предстоящем разрыве. В Уайтхолл свезли лучшую мебель, ковры, дорогую посуду. Кроме пиров устраивались еще и всевозможные забавы – турниры, травля медведя и многое другое.
От такого приема французы совершенно успокоились, зато встревожились мои подданные. Что ж, так и должно было случиться. Скоро мои англичане все поймут, думала я.
Герцог Анжуйский вернулся во Францию, твердо уверенный, что через шесть месяцев, в октябре, состоится свадьба. К тому времени будут подготовлены все брачные документы, и нам останется лишь поставить на них свои подписи.
Однако не все оказались столько же легковерны, как принц. При французском дворе ворчали, испанцы посмеивались. Задержка, говорили они, очередная отговорка. Английская королева выходить замуж не собирается.
Берли рассказывал мне, что в Испании ставят пари на эту свадьбу, причем ставки на то, что брак не состоится, идут сто к одному.
Я поняла, что пора кончать. Мои министры не находили себе места от тревоги. Они уверились, что брак неизбежен, и теперь главной причиной их беспокойства стал страх за мою жизнь и здоровье – вдруг я попытаюсь в своем уже немолодом возрасте родить ребенка? Такая забота меня растрогала. Во всяком случае, было ясно, что мои советники не хотят терять свою королеву.
Но вот пришел октябрь, и Анжу вернулся. Мой хитроумный Уолсингэм, вечный интриган, позаботился о том, чтобы к герцогу и его дворянам были приставлены женщины легкого поведения. Во-первых, они скрашивали французам дни ожидания, а во-вторых, доносили о разговорах, которые вели между собой гости. Из этого источника мы узнали, что на сей раз герцог настроен решительно и в случае очередной проволочки переговоры будут прекращены.
Мои министры считали, что я сама загнала себя в угол, я же по-прежнему выходить замуж не собиралась, но… объявлять об этом было еще рано.
Моя встреча с принцем происходила весьма нежно. Он преклонил колено и обжег меня снизу вверх страстным взглядом.
Я наклонилась, поцеловала его, сказала, что с нетерпением ждала этого дня. Роберт стоял рядом, и я с удовлетворением отметила, что вид у него весьма мрачный.
– Пойдемте прогуляемся по галерее, – сказала я герцогу. – Вы мне расскажете о вашем путешествии, а я вам о своей радости по поводу нашей встречи.
Мы вдвоем шли впереди, Роберт и Уолсингэм чуть поодаль. В это время ко мне с весьма решительным видом приблизился французский посланник Мовиссье. Он громко сказал, что им получен приказ от французского короля. Я должна сей же час дать ответ, намерена я выходить замуж за герцога Анжуйского или нет.
Я оказалась в затруднительном положении. Что сказать? Ответа могло быть только два: да или нет. Говорить «нет» в мои планы не входило.
Поэтому я сказала:
– Напишите своему королю, что герцог станет моим мужем.
Я обернулась к малютке-принцу, поцеловала его в губы, а затем, сняв с руки кольцо, надела герцогу на палец.
Анжу просиял от счастья и тоже сдернул один из своих перстней, с этой минуты мы могли считаться обрученными.
– Пойдемте-ка, принц, – сказала я и повела его по галерее в зал, где ждали придворные. Там громким голосом я объявила, что решение о браке принято.
Новость моментально распространилась по всей стране. Люди окончательно уверились, что брак с французским принцем – дело решенное.
* * *
Ко мне в опочивальню ворвался Роберт. Никогда еще я не видела его таким разъяренным.
– Что ты здесь делаешь? – возмутилась я. – Почему тебя пустили ко мне без доклада?
– Я наблюдал эту омерзительную сцену в галерее! – вскричал он.
– Какую сцену? Милорд Лестер, я вас не понимаю.
Вот таким я любила Роберта больше всего – ревнующим, страстным. О короне он больше мечтать не мог, ибо имел законную жену, а стало быть, то была ревность не к моему трону, а ко мне самой.
– Этот гнусный Лягушонок! – задохнулся Роберт.
Я рассмеялась:
– Успокойся, Роберт, а то ты сейчас взорвешься. Мне не нравится багровый цвет твоего лица. Смотри, как бы тебя не хватил удар. Сам будешь виноват. Слишком много пьешь, слишком много ешь. Сколько раз я тебе говорила!
Не слушая, Роберт схватил меня за плечи. Сама не знаю, почему я позволяла обращаться со мной столь вольно, но мы были так давно и так близко знакомы, в моей жизни не было другого человека, с которым я имела бы столь же тесные отношения. Итак, Роберт ревнует, значит, хотя бы на время забыл о своей Леттис.
– Я желаю знать, принадлежишь ли ты этому человеку? – выкрикнул он.
Я засмеялась, и тогда он затряс меня за плечи. Я так поразилась, что не сразу обрела дар слова. Затем, вспомнив о королевском достоинстве, произнесла:
– Милорд Лестер, вы слишком много себе позволяете, очевидно, я чересчур избаловала вас своими милостями. Не думайте, что у вас есть надо мной хоть какая-то власть, достаточно пяти минут, чтобы вы оказались в каземате Тауэра. Немедленно уберите руки.
Он повиновался, но смотрел на меня все так же сердито.
– Так вы ему принадлежите или нет? – уже почти жалобно спросил он.
– В этой стране, милорд, – строго ответила я, – я не принадлежу никому, но все принадлежат мне.
Вид у Роберта был самый несчастный. Он не мог смириться с мыслью, что другому досталось сокровище, которого сам он добиться не сумел.
Однако долго гневаться я не могла. Во всяком случае, когда мой милый друг находился вот так, совсем близко.
– Я же обещала тебе, что сойду в могилу девицей, – сказала я. – Мое решение неизменно.
Он наклонился и поцеловал мою руку, а я погладила его по темным вьющимся волосам.
– Ну ладно, теперь иди, – ласково попросила я.
* * *
Увы, фарс приближался к концу. Парижский двор перестал оказывать герцогу Анжуйскому поддержку в его нидерландской кампании, а это изменило всю политическую ситуацию. Пришла пора раскрывать карты. Через несколько дней после сцены в галерее я встала рано и объявила своим фрейлинам, что провела мучительную, бессонную ночь. Это было чистейшей правдой, ибо я очень волновалась, готовясь к предстоящему объяснению.
Когда появился герцог, я сказала ему, что провела ночь в тягостных раздумьях. Сердце мое разбито, поскольку я во имя государства принесла самую дорогую жертву, на какую только может быть способна женщина.
– Ради блага моего народа я решила никогда не выходить замуж, – закончила я.
Вид у принца был ошарашенный, он совершенно растерялся, что неудивительно. Тогда я добавила, что мне было видение: если выйду замуж, мне не прожить больше нескольких месяцев, а ведь я нужна своему народу, который без меня осиротеет.
Все это было полнейшей ерундой. Однако, когда до принца дошло, что я не кокетничаю, а говорю всерьез, он разрыдался и воскликнул, что лучше уж мы бы оба умерли.
– Мой милый Лягушонок, – спокойно ответила я. – Не станете же вы угрожать несчастной старой женщине, которая к тому же находится в столице собственного королевства.
– Я не собираюсь причинять вреда вашей драгоценной персоне, – всхлипнул принц, – но что касается меня – я бы предпочел быть разрезанным на куски, ведь теперь надо мной будет смеяться весь мир!
Итак, оказывается, больше всего герцог боялся стать мишенью для насмешек.
– Какое несчастье, – сочувственно покачала я головой. – Мое сердце, Лягушонок, принадлежит вам, а теперь оно навсегда разбито. Увы, я королева и должна выполнять свой долг.
– Но переговоры зашли слишком далеко! Ваш народ знает о браке и смирился с ним.
– Ни о чем не беспокойтесь, мой малыш. Я сама все улажу. Ах, как же я стану жить без вас?
Тут я, должно быть, немного перестаралась, потому что лицо герцога залилось краской гнева. Никогда еще он не выглядел таким уродом. С перекошенной от ярости физиономией он стал похож на жабу, которую выгнали из весьма уютного болота.
По лицу герцога текли слезы, и я вытерла их своим платком.
– Ну что вы, милорд, – утешала его я. – Не забывайте, что вы великий полководец. Вас ожидает большая слава, я совершенно в этом уверена.
Он порывисто сдернул с пальца мое кольцо и швырнул его на пол.
– Английские женщины так же переменчивы, как английский климат, – горько сказал он. – Сегодня солнечные улыбки, завтра холодный дождь.
Бедняжка, он и в самом деле был очень расстроен.
Однако моя миссия была еще не выполнена. Следовало помешать сближению Парижа с Мадридом.
Я нежно утирала принцу слезы, это были слезы ярости и злости. Малютка Анжу, должно быть, представлял себе, как мамаша в очередной раз обзовет его полнейшим неудачником.
– Может быть, мое решение еще не окончательно… – осторожно вымолвила я.
В глазах принца вспыхнула надежда. Не поморочить ли ему голову немного еще? Если бы это удалось, союз Испании с Францией можно было бы оттянуть. Хорошо бы, чтобы принц еще немного повоевал в Нидерландах. Получится или нет?
Анжу ухватился за эту надежду как утопающий за соломинку. Он был готов на что угодно, лишь бы не стать всеобщим посмешищем.
Вряд ли его утешило бы известие, что я никогда не собиралась выходить за него замуж. Моя роль была сыграна успешно, я сумела обвести всех вокруг пальца.
– Мы поговорим об этом позднее, – пообещала я, и герцог ушел, немного ободренный.
* * *
Берли, Уолсингэм и все остальные были потрясены моим неожиданным поступком. Не удивился только Роберт, поглядывавший на меня с лукавым видом. Еще бы, уж он-то знал меня лучше, чем кто бы то ни был другой.
– Я оставила ему лучик надежды, – сказала я.
– Больше вашему величеству дурачить его не удастся.
– Согласна. Но должна же я помочь ему сохранить хотя бы крупицу самоуважения, а посему покажите мне проект брачного договора.
Изучив документ, я сказала:
– Добавьте еще один пункт. Французы должны вернуть нам город Кале.
– Они никогда на это не пойдут! – воскликнул Хаттон.
– Естественно. Поэтому я и хочу включить в договор эту статью. Без возвращения Кале ни о каком браке не может быть и речи.
– Даже ради женитьбы французы не позволят нам вновь утвердиться на континенте.
– Я отлично это понимаю. Вот почему я и настаиваю на этом пункте. Нам удалось достаточно долго продержать герцога Анжуйского в Нидерландах. Союз между Францией и Испанией до сих пор не заключен, и это позволило нам выиграть время. На верфях достраиваются наши корабли, они почти готовы. Стало быть, история со сватовством пошла нам на пользу. Я бы с удовольствием потянула время еще, но все когда-нибудь кончается. Тем не менее будем благодарны судьбе за предоставленную отсрочку.
Мои министры смотрели на меня с глубочайшим уважением и изумлением.
– Когда-нибудь народ этой страны поймет, что королева Елизавета была самым великим из английских монархов, – торжественно провозгласил Берли.
– Мне вполне хватит того, чтобы народ относился ко мне с симпатией, – ответила я. – Не сомневаюсь, что теперь, когда весть о разрыве брачных переговоров распространилась по городу, лондонцы устроили шумный праздник. А мне не хотелось бы, чтобы мой Лягушонок чувствовал себя униженным. Честно говоря, я успела к нему привязаться. Он остроумный собеседник, да и по части изящества манер вам до него далеко. Я намерена предложить ему крупную сумму денег, чтобы он продолжил войну в Нидерландах.
Министры удивились еще больше, такая перспектива показалась им неожиданной и завлекательной.
– Нужно решить, сколько мы дадим ему денег. Я считаю, что сумма должна быть крупной. Вам известно, джентльмены, что я не хочу ввязывать Англию в войну, однако готова оказывать всяческую поддержку тому, кто возьмется повоевать вместо нас.
Мои советники смотрели на меня с восхищением и гордостью, наконец-то поверив в меня, свою королеву.
Я взглянула на Роберта, и он весело мне улыбнулся.
* * *
Утешить маленького Лягушонка оказалось проще, чем я думала.
– Ах, – сказала я, – вы такой великий полководец!
Не слишком ли груба лесть? Всем было известно, что герцог Анжуйский полководческими талантами не отличается, однако малютка-принц остался весьма доволен комплиментом. Одной-единственной победы – при Камбре – для его самомнения было вполне достаточно.
– Мой милый Лягушонок, – продолжила я, – вам предстоят великие дела. Вы победите испанцев в Нидерландах и вернетесь сюда героем.
Он, кажется, уже представлял себе, как будет триумфально въезжать в Лондон. Тогда я непременно выйду за него замуж, и он от души посмеется над братцем и мамашей. Я видела по его лицу, что он уже ощущает на челе тяжесть английской короны.
– Я обсудила этот вопрос с моим советом, и мы решили выделить вам шестьдесят тысяч фунтов стерлингов. Половину вы получите через пятнадцать дней после отъезда, вторую половину – еще пятьдесят дней спустя.
Принц пришел в совершеннейший восторг, между нами моментально восстановились мир и согласие.
Однако я заметила, что мой Лягушонок все же чем-то озабочен. Вскоре выяснилось, что герцог совершенно поиздержался и ему не на что отправляться в путь. Я распорядилась, чтобы моему бывшему жениху немедленно выплатили десять тысяч.
– Ну вот, теперь вас ничто не задерживает, – сказала я. – Сопровождать до корабля вас будет почетный эскорт, во главе которого будет первый вельможа моего королевства.
Принц сразу понял, кого я имею в виду.
– И я лично провожу вас до Кентербери, – добавила я.
И мой маленький герцог уехал. До Кентербери я сопровождала его верхом – справа принц, слева Роберт. Мой Роберт, как всегда, смотрелся великолепно; следует признать, что из него получился бы поистине блестящий король.
По обочине дороги стояли люди, приветствуя меня громкими криками. Народ радовался, что мой незадачливый жених убирается восвояси.
Я же сокрушалась, понимая, что это было последним сватовством моей жизни. Процесс ухаживания всегда волновал и интриговал меня, я наслаждалась каждой минутой, твердо зная, что в последний момент сумею ускользнуть. Интересно, любит ли Роберт свою Леттис так же сильно, как в начале их связи? Очевидно, он был влюблен в нее не на шутку, раз уж рискнул вызвать мой гнев.
Я удовлетворенно улыбнулась. Придется тебе, милочка, пожить без мужа еще какое-то время. Леттис, конечно же, знала, что я провожаю герцога Анжуйского до Кентербери, а, стало быть, присоединиться к процессии не посмеет. Представляю, как ей хотелось бы вернуться ко двору! Ничего, потерпишь!
Пришло время расставаться, и я нежно обняла принца.
– Я не пожалела бы миллиона фунтов, чтобы мой Лягушонок всегда плавал только в водах Темзы, – вздохнула я.
На это герцог ответил, что скоро вернется с победой и тогда мы непременно поженимся.
Я велела Роберту приблизиться.
– Милорд, – строго сказала я, – мне надоело ваше непослушание.
Роберт растерялся и спросил, чем вызвано мое неудовольствие.
– Тем, что вы совершенно не следите за своим здоровьем. Я видела, как вы ели во время обеда. Невозможно смотреть, сколько пищи запихиваете вы себе в рот. Вы едите, как свинья, милорд. Да и пьете слишком много. Учтите, Роберт Дадлей, я этого не потерплю!
– Моя драгоценная леди… – начал он, но я оборвала его:
– Если вы будете пренебрегать своим здоровьем, я вам покажу «драгоценную леди»! И зарубите себе на носу: если заболеете, буду считать вас государственным преступником.
Он смотрел на меня с такой любовью, что я не выдержала и мягко закончила:
– Робин, ради Бога, побереги себя.
Кавалькада отправилась дальше в Дувр, и вскоре гонец сообщил мне, что корабль герцога Анжуйского покинул английские берега. Я заперлась у себя в комнате и громко расхохоталась.
Услышав смех, в дверь заглянули две фрейлины. Я схватила их за руки, и мы закружились в танце.
Как же мне было не радоваться – ведь я с честью вышла из весьма опасной ситуации.
* * *
И все же успокоилась я лишь тогда, когда Роберт благополучно вернулся в Лондон.
Ко мне явился Берли и сообщил, что только что разговаривал с графом Лестером.
– Как он выглядит? – спросила я.
– Здоров и в отличном настроении, ваше величество.
– Я рада.
– По его словам, герцог Анжуйский был похож на выброшенный на ненадобностью старый башмак.
– С точки зрения графа Лестера, это должно быть остроумно.
– Он считает, что вид у принца был весьма нелепый.
– Милорд Лестер позволяет себе слишком многое, – холодно сказала я. – Как он смеет потешаться над особами королевской крови!
Берли на это ничего не сказал. Он отлично знал, что мои гневные слова не следует принимать всерьез. И уж, во всяком случае, я не потерплю, чтобы Роберта в моем присутствии осуждал кто-то другой.
Я сменила тему:
– Не слишком ли дорого нам обошлось улаживание этого конфликта?
– Мы заплатили хорошую цену, ваше величество, – ответил Берли. – Но полученная выгода куда более значительна.
Я улыбнулась и кивнула, радостно предвкушая встречу с Робертом. Сейчас он придет и сам во всех подробностях расскажет о путешествии. Как всегда перед свиданием с Робертом, настроение мое улучшилось.
* * *
С течением лет нам обоим, и мне, и Роберту, стало ясно, что соединяющая нас нить неразрывна. По временам она как бы провисает и истончается, но оборваться ей не суждено. Между нами не может встать никто третий. Я всегда считала, что нас с Робертом связывает настоящая, искренняя любовь. Она была страстной и романтической, причем накал ее не ослабевал, поскольку естественного завершения ее не было. Слишком многие страстные любовники быстро остывают, едва удовлетворив свой пыл. Наше с Робертом чувство не угасало, ведь мы так и не подвергнули его последнему испытанию.
Своим браком Роберт нанес мне страшное оскорбление. Поступи так со мной кто-нибудь другой, и я навсегда разорвала бы все отношения с этим человеком, но с Робертом нас могла разлучить только смерть. После этой истории Роберт стал еще более самонадеянным, окончательно уверившись в том, что моя милость к нему неизменна, и его честолюбие распалилось сверх всякой меры. Лишь окончательно убедившись, что королем ему не стать, он женился на Леттис. Дело в том, что Роберт страстно хотел сына. Конечно, он предпочел бы, чтобы его отпрыск родился наследником престола, однако ему пришлось довольствоваться женой некоролевской крови. При этом от далеко идущих планов Роберт не отказался. Когда мне донесли о его очередной затее, я пришла почти в такое же неистовство, как после его брака с Леттис.
Донес мне об этом Суссекс, который не упускал ни единого случая сообщить мне о Роберте что-нибудь компрометирующее, надеясь вбить клин в наши отношения.
– Мне стало известно, ваше величество, – сообщил Суссекс, – что милорд Лестер готовит два брачных союза.
– Какие еще брачные союзы? – нахмурилась я.
– Речь идет о его сыне и падчерице.
– О сыне? Но ведь он еще младенец! Что же касается падчерицы, то ведь ее недавно выдали замуж за лорда Рича!
– Замуж за лорда Рича вышла его старшая падчерица, Пенелопа.
– Да-да, помню, весьма аппетитная девица, в ней чувствуется распутная кровь ее мамаши… Помню, как она кружила голову Филиппу Сидни – бедный малый даже посвящал ей стихи, а потом выскочила замуж за Рича. Так о каких брачных союзах вы говорите?
– У графа Лестера есть еще одна падчерица, Дороти. Лестер отправил посла в Шотландию к юному королю Якову. Хочет выдать свою падчерицу за сына Марии Стюарт.
Я утратила дар речи. Дочь волчицы станет королевой Шотландии! А может быть, со временем, и королевой Англии! Роберт совсем с ума сошел! Неужели он думает, что я соглашусь на подобное?
– Ваше величество, вы ж знаете, как честолюбив милорд Лестер. А своего маленького сына он хочет женить на Арабелле Стюарт.
– Не могу поверить! Я всегда знала, что милорд Лестер обладает непомерным тщеславием, но это уж чересчур. Немедленно пришлите его ко мне.
Роберт сразу же явился на зов, всем своим видом излучая довольство. Ему было невдомек, что я осведомлена о его кознях. Или же, возможно, он, как всегда, полагался на свои чары. Еще бы! Если уж я простила ему брак с Леттис, значит, моя любовь к нему неизменна и он может творить все, что ему заблагорассудится. Придется преподать ему урок.
Увидев выражение моего лица, Роберт замер на месте.
– Итак, милорд, вы, кажется, намерены возвысить свое потомство?
Роберт явно смутился. Я не знала, давно ли он вынашивает за моей спиной свои честолюбивые планы. Если давно – тем хуже. Значит, мой Роберт – вероломный обманщик.
– Ваше величество… Я не думал, что от этого может быть какой-то вред… И потом, мой сын ведь еще совсем младенец…
– Принцев королевской крови часто обручают еще в колыбели, благодаря чему возникают великие межгосударственные союзы, – процедила я. – Какая гнусность – затевать брак с участием особ королевской крови втайне от государыни, которая одна вольна разрешать и запрещать подобные союзы! Вы слишком занеслись, Роберт Дадли! Вы и ваша волчица раздулись от чванства. Неужто у вас хватает наглости воображать, что ваш наследник сядет на престол?
– Ваше величество, мне и в голову не приходило…
– Ах, не приходило! Вы собираетесь женить сына на Арабелле Стюарт. Мне нетрудно представить, как работают ваши мысли, милорд. Арабелла Стюарт – дочь Чарльза Стюарта, родной брат которого был мужем Марии Шотландской. Отец Арабеллы – внук сестры моего отца. Вот вам и королевская кровь, и притязания на престол. К тому же Арабелла – англичанка, а моим подданным нравятся принцессы английской крови. Если шотландец Яков Стюарт не сможет стать английским королем, его вполне сможет заменить Арабелла, не так ли? Вы стреляете по двум мишеням сразу! Дороти Девере станет женой Якова, а ваш сын – мужем Арабеллы. Неплохо придумано, Роберт! Сразу две лазейки к короне. Но сначала нужно, чтобы умерла старуха… Или чтобы ее убили. Какие у вас планы на этот счет, сэр заговорщик?
Роберт стал белее мела.
– Как ты можешь говорить такое? Ты же знаешь, что если с тобой что-нибудь случится, жизнь станет мне не мила.
– Ничего, Роберт Дадли, думаю, ты справишься со своим горем. Тебя утешит твоя волчица, а ее щенки помогут тебе подобраться еще ближе к трону.
– Но это всего лишь проект, – пролепетал Роберт. – Я же должен заботиться о своих родственниках.
– Еще бы! Но заруби себе на носу: твоей женушке королевских почестей не видать – ни ей, ни ее потомству. Ты еще пожалеешь о том дне, когда женился на ней! А ее дочь Пенелопа такая же вертихвостка, как мамаша. Сначала морочила голову Филиппу Сидни, а потом взяла и выскочила замуж за лорда Рича. Очевидно потому, что его состояние вполне соответствует имени.
– Она вышла за лорда Рича с неохотой.
– Неужели? Очевидно, предпочла бы выйти замуж за Якова Шотландского!
– Ты несправедлива к ней.
– Я рада, что Филипп Сидни женился на дочери Уолсингэма и не породнился с твоей Леттис. Думаю, мать Филиппа тоже этому рада. А планам твоим не осуществиться, ты понял?
– Переговоры начались. И вообще это была всего лишь предварительная разведка…
– Роберт Дадли, не заносись слишком высоко. Иначе можешь попасть в беду.
Он молчал, и вид у него был такой несчастный, что я тут же прониклась к нему жалостью.
Я сказала себе, что все эти честолюбивые проекты придуманы не Робертом, а проклятой волчицей. Это она вознамерилась во что бы то ни стало посадить свое отродье на престол.
Все еще изображая гнев, я велела Роберту удалиться, но через несколько дней ему было позволено вернуться ко двору, и между нами восстановились мир и согласие.
* * *
В тот год я потеряла одного из своих лучших министров, графа Суссекса. Он не относился к разряду придворных вертопрахов, с ним невозможно было шутить и кокетничать, не обладал он и блестящим умом Берли или Бэкона, но это был славный, преданный, высоконравственный человек. Мы с ним часто спорили, но даже его упрямство вызывало во мне уважение. Суссекс давно болел, а я ненавижу всяческие недуги и боюсь их. Придворным об этом хорошо известно, поэтому в моем присутствии о болезнях говорить не принято – если, конечно, речь идет не о здоровье Роберта. Впрочем, Роберт обычно изображал недуг, чтобы выйти из немилости. С Суссексом, увы, все обстояло иначе. Он был болен всерьез, неизлечимо. Мои приближенные знали это, а потому, не желая меня расстраивать, молчали.
Я замечала, что Суссекс в последнее время стал страдать приступами удушья, однако он изо всех сил делал вид, что ничего особенного не происходит. Я велела ему отправиться на целебные источники в Бакстон, и он повиновался, хотя очень не хотел уезжать из Лондона – боялся, что в его отсутствие Лестер заграбастает еще больше власти и влияния.
Я хорошо понимаю людей, умею читать их тайные мысли, да и сама далеко не праведница, вот почему я готова прощать своим слугам многое, продолжая любить их и ценить их достоинства. Государственной мудростью я не уступаю своим министрам, но кроме того, я еще обладаю чисто женским даром предвидения. Существо женского пола обладает большей гибкостью, больше склонно к всяческого рода игре, а это позволяет управлять государством изобретательно и умело. Я разбираюсь в людях, умею подбирать себе советников. На их слабости я смотрю сквозь пальцы, доверяю им, а в благодарность они служат мне верой и правдой.
Я люблю их всех, как собственных детей. Мои мужчины знают это и отвечают мне взаимностью, ибо каждый из них втайне нуждается в матери… И я всегда была им матерью. Иногда ругала их, как напроказивших детей, но это лишь увеличивало их любовь ко мне. Даже для тех моих придворных, кто относился ко мне как к возлюбленной, я тоже была матерью. Я следила за их здоровьем, а если кто-то заболевал, делала все, что было в моих силах. Вот почему состояние Суссекса так меня тревожило. Умирать ему было еще рано, графу исполнилось пятьдесят семь лет, всего на семь лет больше, чем мне.
Однажды от Суссекса прибыл посыльный и сказал, что его господин просит меня удостоить своего верного слугу визитом. Я немедленно отправилась к Суссексу и опечалилась, увидев, как плохо он выглядит. Я взяла его за руку, а граф попытался поцеловать мои пальцы, но я воспротивилась.
– Нет, друг мой, вам нужно беречь силы. Старайтесь дышать ровнее. Королева вам приказывает.
– Миледи, – сказал он, – служба вашему величеству была главной радостью моей жизни.
– Я знаю, – ответила я. – Но ваша служба еще не закончена. Приказываю вам немедленно выздороветь и вернуться ко двору.
Граф слабо покачал головой:
– Увы, ваше величество, мне уже не подняться с этого ложа.
– Вам еще рано умирать.
– Нет, я успел состариться на вашей службе.
– Перестаньте, Томас, – сказала я. – Мы с вами одного возраста, и я не желаю обходиться без вас!
– Смерть слишком близка, ваше величество. Я умираю без сожалений, жаль только, что больше не смогу быть вам полезен. А при дворе пусть блистают другие…
Я грустно покачала головой, поняв, что даже на смертном одре Суссекс говорит о Лестере, которого он всегда считал моим злым гением. Однако, когда после женитьбы Роберта я вознамерилась засадить его в Тауэр, именно Суссекс удержал меня от этого опрометчивого шага. А ведь у него была возможность расквитаться с давним врагом. Суссекс не сделал этого, ибо почитал справедливость превыше всего и желал своей королеве добра.
На глазах у меня выступили слезы.
– Я не могу допустить, чтобы меня покидали лучшие слуги. Я слишком люблю вас, милорд. Я всегда вас любила.
На прощание я сказала, что буду приезжать к нему каждый день до тех пор, пока он не поправится, а думать о нем буду все время.
Но в последние минуты графа меня там не было – с Суссексом находился Хаттон. Он и передал мне последние слова умирающего. Суссекс сказал: «Я ухожу в мир иной, а вас оставляю. Берегитесь Цыгана, он предаст вас всех. Вы не знаете, какой это негодяй».
Под «Цыганом» он, разумеется, имел в виду темноглазого, черноволосого графа Лестера.
Затем Суссекс впал в забытье, а через несколько дней его не стало.
* * *
Меня очень развеселило, когда я узнала, что Дороти Девере не пожелала подчиниться воле своих честолюбивых родителей и сбежала с юным Томасом Перро. Юноша и девушка влюбились друг в друга и решили пожениться. Викарий Броксборнской церкви поведал мне эту романтическую историю. К нему явились двое мужчин и потребовали ключи от церкви, на что священник, разумеется, ответил отказом. Тогда незнакомцы удалились, но на душе у викария было неспокойно, и он решил на всякий случай наведаться в церковь. Оказалось, что двери открыли без него и обряд тайного венчания в разгаре.
– Что ж, эта Дороти девушка с характером, – заметила я. – Выйдя замуж за Тома Перро, она сломала все планы отчима!
Меня и моих дам очень рассмешила эта история. Про отца жениха, сэра Джона Перро, поговаривали, что он приходится мне весьма близким родственником. Не знаю, правда ли это, но сэр Джон и в самом деле был удивительно похож на моего отца. По слухам, сэр Джон появился на свет от любовницы короля, некой Мэри Беркли, которую впоследствии выдали замуж за дворянина Томаса Перро. Сэр Джон был мужчиной гигантского телосложения, отличался вспыльчивостью и без конца попадал во всякие скандальные истории. Пока был жив мой отец, он всячески покрывал буяна, покровительствовал ему и мой брат Эдуард, сделавший Джона Перро рыцарем и неоднократно оплачивавший его долги. За сына этого человека и вышла несостоявшаяся невеста шотландского короля.
Могу себе представить, как бесилась Леттис, ведь это она разжигала честолюбивые помыслы Роберта.
