Текст книги "Рожденная для славы"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)
Она не знала ни жизни, ни людей, слишком доверившись поэтам, превозносившим ее красоту, и вообразив, что имеет право на поступки, которые никогда и никому не прощают.
Я испытала крайнее возбуждение, когда граф Нортумберленд сообщил мне, что Мария пересекла английскую границу. Приют ей дал некий сэр Генри Кервен, владевший небольшим замком в деревеньке Уоркингтон. Затем граф при– гласил высокую гостью переселиться к богатому купцу Генри Флетчеру, проживавшему в городке Кокермаут. К себе Нортумберленд Марию пригласить не мог, ибо его замок пустовал. Граф рассудил, что шотландская королева может пока пожить у Флетчера, а там из Лондона поступят инструкции, и тогда будет ясно, как вести себя с беглянкой дальше.
Мария написала мне письмо, в котором именовала меня «дорогой сестрицей» и умоляла о помощи.
«Заклинаю вас прислать за мной как можно скорее, – писала она, – ибо я пребываю в самом жалком состоянии, неподобающем не то что королеве, но даже простой дворянке. Я бежала из своей страны налегке, в одном-единственном платье…» (Должно быть, невыносимое испытание для модницы, привыкшей щеголять изысканными нарядами.) «… Хотела бы лично рассказать вашему величеству о постигших меня несчастьях, дабы утешиться вашим состраданием. Позвольте мне прибыть к вашему двору…» (Ах, теперь тебе нужно сострадание! Раньше, сколько мне помнится, ты мечтала о моей короне!) «…Молю Господа, чтобы Он даровал вам долгую и счастливую жизнь, а мне – терпение и утешение, в коем я так нуждаюсь».
Подписано: «Ваша верная и любящая сестра, кузина и беглая пленница Мария».
Я показала письмо Сесилу. Он старался сохранить невозмутимость, но я видела, что министр взволнован не меньше, чем я.
– Сестры Грей сидят под замком, – сказала я. – Графиня Леннокс – в Тауэре. А теперь к нам прибыла и Мария Шотландская.
– Это Господь отдал ее в руки вашего величества, – медленно произнес Сесил.
– Нет, не Господь. Мария приехала сама. Как поступить с ней?
– От шотландцев она сбежала…
– Да, теперь она моя.
Сесил кивнул и заметил:
– Но она умоляет вас о встрече.
Я покачала головой:
– Нет-нет, сейчас не время. Ее примут с почестями, подобающими королеве, но пусть все знают, что я не приму эту женщину до тех пор, пока она не очистится от обвинения в убийстве. Судя по тому, что нам сообщали, она повела себя так, как добродетельные женщины не поступают: взять хотя бы ее брак с Босуэллом, когда тело ее законного супруга еще не остыло. Нет, королева и девственница не может принимать у себя подобную особу. Я ведь должна подумать и о собственной репутации.
Сесил иронически улыбнулся. Должно быть, вспомнил историю Эми Робсарт, к смерти которой я, по мнению многих, имела самое непосредственное отношение.
Нет, я не желала видеть Марию, выслушивать ее жалобные речи, а главное – зачем мне нужно, чтобы при дворе появилась такая красивая интригующая соперница?
Мы с Сесилом решили отправить на север письменный ответ, а что до шотландской королевы, то пусть пока поживет в замке Карлайл, где ей будут оказывать все надлежащие почести.
Итак, случилось истинное чудо. Самая заклятая врагиня оказалась в моих руках.
* * *
Есть люди, которые просто не могут не находиться в самой гуще драматических событий, и Мария Шотландская принадлежала к их числу. Вскоре стало известно, что Босуэлл, спасаясь бегством из Эдинбурга, оставил ларец с секретной перепиской. Там были письма, которыми он обменивался с Марией. Вполне допускаю, что то была фальшивка, но, как это всегда бывает с хорошо изготовленными фальшивками, они наверняка были не так уж далеки по содержанию от подлинных писем. Во всяком случае, авторство Марии ни у кого сомнений не вызвало. Содержание захваченных писем подтвердило, что Мария не только была любовницей Босуэлла еще до замужества, но и участвовала в убийстве Данли.
Репутация королевы окончательно рухнула, и все же ее женское обаяние осталось при ней – она обладала непостижимым даром очаровывать своих тюремщиков. Я окончательно поняла, что Марию Стюарт не следует допускать к моему двору, тут она развернулась бы вовсю, а в Англии все еще было предостаточно католиков, готовых в любой момент выступить против протестантской веры. Мария продолжала представлять собой опасность.
Несколько раз я была вынуждена переселять ее с места на место; пару раз ее пытались вызволить из заточения. Все-таки поразительно, как легко она склоняла охранников на свою сторону! Я очень хорошо запомнила историю с Джорджем Дугласом, который помог ей сбежать из шотландского замка Лохлевен.
Ко мне явилась делегация пэров-католиков, которые предложили мне такой выход: почему бы мне не выдать Шотландскую королеву замуж за какого-нибудь англичанина, и тогда она могла бы стать моей наследницей? Подобное решение, по их мнению, укрепило бы отношения с Шотландией.
В качестве возможного кандидата они назвали герцога Норфолка. Этот человек никогда мне не нравился. Во-первых, я не забыла его враждебности по отношению к Роберту, но главное – Норфолк, называвший себя протестантом, на самом деле, судя по донесениям, склонялся к католицизму. Я бы не удивилась, если бы выяснилось, что втайне он давным-давно перешел в католическую веру.
В последнее время Роберт стал относиться к Норфолку иначе. Со мной на эту тему он почти не разговаривал, но получалось так, что он вовсе не возражает против брака Норфолка с Марией. Я хорошо знала моего Роберта и догадалась, что он задумывается о будущем. Должно быть, спрашивает себя: что ожидает его, если я вдруг умру? Человек всецело в руке Господа, а те из нас, кто вознесен высоко, еще зависят и от злобы людской. Чем объяснить внезапную дружбу Роберта с Норфолком? Уж не считает ли Лестер герцога будущим правителем Англии? При новом монархе фаворитам прежнего правления приходится несладко. Пример перед глазами – собственный дед Роберта, который был любимым министром Генриха VII, однако лишился головы, когда на престол взошел Генрих VIII. Что ж, мой возлюбленный человек предусмотрительный, а я моложе не становлюсь и вскоре миную возраст деторождения, а Роберт, наверное, давно уже догадался, что выходить замуж я не намерена.
Я немедленно послала за Норфолком. Посмотрела ему прямо в глаза и спросила:
– Милорд, мне рассказывают, что вы стали изрядным повесой. Похоже, опять в кого-то влюблены. Как это романтично – влюбленный мужчина. При этом совершенно неважно, влюблен он в женщину или в корону.
Лицо Норфолка перекосилось.
– Ваше величество, – залепетал он, – я понятия не имею…
– О чем? – перебила его я. – Милорд Норфолк, у воздыхателя вашего ранга может быть только один достойный объект – королева Шотландская. Мне кажется, герцог, что вы хотите сменить титул и стать королем.
Забавно было видеть, как лицо Норфолка заливает бледность. Он ждал, что в зал вот-вот войдет стража.
– О нет, ваше величество! Я вовсе не собираюсь жениться на этой особе! Ведь она – известная развратница, а некоторые утверждают, что и убийца. Нет уж, я предпочитаю подушку поспокойнее!
– А как же корона, сэр Норфолк? Разве не стоит из-за нее рискнуть, а?
Норфолк всегда кичился своим положением первого пэра королевства. В его семействе поговаривали, что их род имеет не меньше прав на престол, чем Тюдоры. Очевидно, вспомнив об этом, герцог надменно произнес:
– Ваше величество, у себя в Норфолке я не меньший государь, чем Мария в Шотландии. И потом, как я могу жениться на той, кто претендует на ваш титул? Поступи я так, вы обвинили бы меня в государственной измене.
– Вот и не забывайте об этом, Норфолк, – сурово сказала я.
Он ушел, отлично поняв, как я отношусь к его матримониальным устремлениям.
Мария представляла для меня вечную угрозу. Я радовалась, что судьба отдала ее в мои руки, а оказалось, что в Англии Мария приносит еще больше неприятностей, чем в ту пору, когда она восседала на шотландском престоле.
Мне не давала покоя легкость, с которой она привлекала людей на свою сторону. Изгнанная, низложенная, опозоренная, живущая на подачки, она умудрялась обретать все новых и новых сторонников. Очевидно, Мария обладала какой-то мистической женственностью, пробуждавшей в сердцах мужчин желание защищать и оберегать ее. Я, увы, этим качеством никогда не обладала. Глядя на меня, мужчины сразу понимали, что я могу сама за себя постоять. Я до сих пор не в состоянии уразуметь, почему это качество должно засчитываться в минус. Хотя нет, пожалуй, это не такая уж загадка. Для мужчины – естественно желание распоряжаться и господствовать, в этом самая суть сильного пола, и на свете немало женщин, которым только и нужно, чтобы ими руководили. Я же всегда противилась, когда мне навязывали чью-то волю.
Многие мужчины признавались мне в любви, превозносили красоту и прочие достоинства, но в глубине души я всегда знала, что моих воздыхателей привлекают не женские чары Елизаветы, а корона, почести и богатства, которыми я их осыпала. А Марию – Марию любили ради нее самой. Вот почему я так ненавидела ее, а вовсе не из-за ее жалких претензий.
Даже мой верный слуга сэр Фрэнсис Ноуллз, отец ветреной Леттис, не остался равнодушен к чарам шотландки. Я вверила ее попечению Ноуллза, своего родственника, поскольку трудно было найти более подходящего тюремщика. Однако Мария сумела втереться в доверие и к нему. Она умоляла его отвезти ее ко двору, и Ноуллз, сжалившись над пленницей, признался, что королева Английская не решается встретиться с Марией, опасаясь за свою репутацию – ведь Мария еще не очистилась от подозрения в убийстве. После этой трогательной беседы Ноуллз написал мне письмо, умоляя освободить его от обязанностей тюремщика. Я решила, что время для этого еще не пришло.
Ноуллз был убежденным протестантом, и, когда Мария поселилась у него в замке Болтон, сэр Фрэнсис попытался обратить ее в свою веру. Я полностью доверяла этому человеку, но оставлять его наедине с Марией слишком долго было бы опасно, поэтому я перевела ее в Татбери, под присмотр графа Шрусбери. За этого джентльмена можно было не опасаться – его волевая и властная жена нипочем не позволила бы супругу заводить шашни с пленницей. Освободить Ноуллза от обязанностей тюремщика было несложно – у него как раз скончалась супруга, и я воспользовалась этим предлогом.
Смерть Катарины Ноуллз стала для меня тяжелым ударом. Она приходилась племянницей моей матери, то есть между нами существовала близкая кровная связь. Это была мягкая, милая дама, непонятно, как могла у нее родиться такая ветреница, как Леттис.
Весь двор знал, что я горюю по своей кузине. Я похоронила ее за свой счет в часовне святого Эдмунда, и это несчастье позволило мне освободить сэра Фрэнсиса от обязанностей тюремщика и препоручить Марию опеке графа Шрусбери.
Роберт все время находился рядом, по-прежнему любящий и преданный. С неиссякаемым упорством он продолжал добиваться моей руки, а я на него не сердилась, потому что считаю настойчивость одним из лучших мужских качеств. Шли годы, мы оба старели, но Роберт все еще не терял надежды. Я знала, что он нередко заглядывался на других женщин, и не придавала этому значения, лишь бы его интрижки происходили вдали от моих глаз. Легкое любовное увлечение – пожалуйста, но по первому же зову Роберт должен мчаться ко мне.
Поэтому меня поначалу даже позабавило, когда в Роберта влюбились сестры Ховард. Смешно было видеть, как они соперничают друг с другом из-за мужчины, который всей душой принадлежал мне. Пожалуй, Дугласс Ховард имела больше шансов на взаимность. Она была замужем за лордом Шеффилдом, но, похоже, брак получился не слишком удачным – иначе она не бросала бы такие страстные взгляды на графа Лестера. Впрочем, пылкой женщине в любом случае трудно устоять перед таким красавцем, как Роберт.
Вероятно, страстная Дугласс была похожа на легендарную Мэри Болейн, не способную устоять перед красивым мужчиной. Я хорошо знаю этот сорт женщин, одержимых жгучим плотским желанием. Такой же была Катарина Ховард, одна из жен моего отца. Слишком уж горячая кровь у членов рода Ховард! Надо будет поинтересоваться у милорда Норфолка, унаследовал ли он эту фамильную особенность.
В моем присутствии Роберт и виду не подавал, что его хоть сколько-нибудь интересует Дугласс Шеффилд. Между тем я знала, что он на меня обижен. Недавно я подарила Кристоферу Хаттону плодородные угодья, расположенные между Хоборн-хилл и Элай-плейс, а когда Роберт выразил недовольство, напомнила, что он получил от меня гораздо больше, а взамен мне нужны лишь его любовь и преданность.
– Моя любовь и моя преданность и так принадлежат тебе, – серьезно ответил он. – Они не нуждаются в дарах и милостях.
Наши отношения в этот период были весьма нежными. Я заметила, что в темных кудрях Роберта пробивается седина, и от этого он стал мне еще дороже. Несомненно, я любила Лестера по-настоящему.
Невзирая на все уверения Норфолка, я знала, что он не отказался от планов жениться на Марии. Догадывалась я и о том, что некоторые мои приближенные, которых я числила среди своих друзей, поддерживают эту затею. Я боялась, что на севере страны поднимется мятеж, не доверяла пэрам-католикам, поэтому этой затянувшейся интриге следовало положить конец.
Однажды, во время трапезы, я велела Норфолку сесть рядом. Он повиновался с явно встревоженным видом.
Не сдержавшись, я взяла его двумя пальцами за мочку уха и стиснула так сильно, что герцог поморщился.
– Не забывайте о подушке, Норфолк, – прошептала я, напомнив ему его собственные слова.
Сидевшие рядом сразу поняли, что я осведомлена о планах Норфолка и отношусь к ним неодобрительно. Герцог притих, а несколько дней спустя мне сообщили, что он покинул Лондон.
Из своего поместья Кеннинг-холл Норфолк написал мне письмо, в котором всячески уверял, что ни за что на свете не пойдет против воли государыни.
Тут я поняла, что заговор зашел гораздо дальше, чем я думала. Очевидно, Норфолк чувствовал за собой вину, и я приказала ему немедленно возвращаться ко двору. Он сослался на тяжелый недуг, и я не удержалась от улыбки, вспомнив, как в свое время сама не раз прибегала к этой уловке. Я написала Норфолку, что с этого дня он является пленником, а вскоре герцог был помещен в Тауэр. Расследование должно было выяснить, насколько далеко зашли его брачные устремления.
В это время мне сообщили весть, которая заставила меня забыть обо всем на свете. Роберт болен, тяжело болен, просит меня приехать.
Разве я могу ему отказать! Сразу же отправилась в Тичфильд, откуда он прислал мне письмо, торопилась, ругая слуг за то, что они мало погоняют лошадей. Меня охватило недоброе предчувствие, я думала о Роберте каждую секунду, вспоминала минувшие годы. Вот Роберт-мальчик властно берет меня за руку, и мы кружимся в танце. Я еще не королева, всего лишь принцесса, которую к тому же называют незаконнорожденной. Мы с Робертом почти на равных. Потом, годы спустя, я и он в Тауэре. Вот Роберт накануне моего воцарения бросает золото мне под ноги. Нет, он не должен умереть! Я не могла представить себе жизни без него.
Прибыв в Тичфильд, я сразу же бросилась в спальню и увидела, что Роберт лежит на постели бледный и исхудавший.
– Роберт, любовь моя! – воскликнула я.
– Дорогая, ты все-таки приехала. – Его глаза вспыхнули радостью.
– Как ты мог подумать, что я не приеду, дурачок! Я явилась по первому твоему зову и приказываю немедленно вставать с постели и выздоравливать!
– Теперь я умру счастливым. Ведь ты со мной. Я боялся, что скончаюсь до твоего приезда.
– Молчи, не желаю этого слышать!
Дыхание его было прерывистым.
– Ваше величество, я должен поговорить с вами, пока еще есть время…
– Береги силы! – приказала я, ибо с каждым мгновением его дыхание становилось все более тяжелым.
– Нет, я должен, – настаивал он. – Составлен заговор. Я и сам не без вины… Я считал, что так будет лучше для Англии и для тебя, любимая… Я хотел, чтобы Норфолк женился на Марии. Я все время боюсь за тебя – ведь у тебя нет наследника, а Мария зарится на твой престол.
– Черт с ним, с престолом! – перебила его я. – Перестань болтать, береги силы.
– Нет, не могу… Я боюсь за ваше величество. Норфолк поддерживает связь с королевой Шотландии, и многие лорды участвуют в сговоре. Я и сам был среди них. Никто не замышляет измены, хотят всего лишь вернуть Марию в Шотландию, выдать ее за англичанина, и тогда наши страны будут добрыми соседями… А чтобы Франция и Испания успокоились, вы, ваше величество, должны назначить преемника…
– Хорошо-хорошо, я поняла, – успокоила его я.
– Ваше величество, прежде чем я уйду… Даруйте мне прощение. Я думал только о вашей безопасности. Умоляю о снисхождении…. Я не замышлял измены. Клянусь! Хотя, наверно, найдутся люди, которые представят все в ложном свете.
Он откинулся на подушку, задыхаясь. Мое сердце разрывалось от жалости. Никогда еще я так остро не осознавала, как много значит для меня этот человек, какой пустой и бессмысленной станет жизнь, если он уйдет. Хаттон, Хенидж и прочие придворные красавчики не шли с Робертом ни в какое сравнение.
– Милый, я все поняла и я тебя прощаю.
– Значит, я могу умереть с миром.
– Нет, этого я не допущу!
Он насмешливо улыбнулся:
– Конечно, при тебе нельзя говорить о смерти. Ты не признаешь смерти, ведь ты бессмертна.
– Так и есть. И прекратим пустые речи. Я остаюсь здесь, а тебе приказываю выздороветь.
– Присутствие вашего величества уже подействовало на меня как благотворный эликсир.
– Милорд Лестер, обещаю вам, что в скором времени вы подниметесь с ложа болезни и мы с вами еще потанцуем. Такова моя воля.
– Даже ангелы не посмеют тебе противоречить, – улыбнулся он.
Я осталась у его ложа. Лестеру и в самом деле стало лучше. Его выздоровление шло стремительно, и он уверял, что я спасла ему жизнь.
Не знаю, был ли он действительно так уж болен. Вид у него, конечно, был неважный, но вполне возможно, что Роберта постиг такой же недуг, которым страдала я во времена царствования моей сестры. Название недуга – инстинкт самосохранения. Насколько глубоко увяз Роберт в заговоре Норфолка? Конечно же, Лестер не собирался сажать Марию на мое место. Он спелся с Норфолком, исключительно заботясь о будущем, предпринял меры предосторожности на случай, если я вдруг умру и Мария займет мое место.
Так или иначе, я сильно испугалась, представив, что Роберт может умереть. Но он быстро поправлялся. Вскоре мы уже играли в разные игры, и я очень радовалась, если мне удавалось одержать верх, – я знала, что победа досталась мне честно.
После перенесенного испуга на душе у меня было сладостно. Роберт видел, как я его люблю, и в его душе вновь зашевелилась надежда. Ах, милый Роберт, он будет мечтать о женитьбе до самого последнего дня своей жизни.
Что ж, именно этого я и хотела.
А герцог Норфолк тем временем томился в Тауэре.
* * *
Среди моих приближенных был один дворянин, услуги которого я ценила особенно высоко. Он не входил в число моих любимчиков, поскольку не отличался красотой, не умел танцевать и не обладал изысканными манерами, но зато был человек умный, изворотливый и преданный. Звали его сэр Фрэнсис Уолсингэм. Он был еще не стар, всего на три года старше, чем я. В лице его проскальзывало нечто восточное, и когда, оценив заслуги Уолсингэма, я прониклась к нему уважением и доверием, он получил прозвище Мавр. Я любила давать клички приближенным, и это считалось знаком королевской милости.
Мой Мавр был ревностным протестантом, что увеличивало доверие к нему. Я всегда с опаской относилась к дворянам-католикам, поскольку именно в этой среде чаще всего обнаруживалась измена. Уолсингэм был искусным дипломатом, человеком состоятельным, да к тому же еще превосходно разбирался в вопросах права. Пять лет он изучал юриспруденцию в разных заморских странах и обладал исключительным нюхом на интриги и предательство. Оглядываясь на прожитые годы, могу сказать, что одним из главных моих достоинств было умение приближать к трону действительно способных, верных людей. Придворные красавчики относились к иной категории – я любовалась ими, кокетничала, но власть зиждилась на людях, подобных Сесилу и Уолсингэму.
Восстание, разразившееся на севере страны, застало меня врасплох. Графы Нортумберленд и Вестморленд вознамерились освободить Марию Стюарт из заточения и возвратить в Англию католичество.
Я знала, что Нортумберленд – человек вздорный и недалекий – считает себя обиженным, он хотел, чтобы королеву Шотландскую доверили его попечению. Но я, слава Богу, еще не выжила из ума! Нортумберленд, во-первых, был ревностным католиком, а во-вторых, как все мужчины рода Перси, считал себя повелителем всего английского севера. Тревожнее всего было то, что, как выяснил Уолсингэм, Нортумберленд и Вестморленд заручились поддержкой испанцев – те обещали прислать войска, если мятежники сумеют собрать достаточно большую армию. В заговоре участвовал и папа римский.
Вспомнив о том, что даже мой Роберт оказался замешан в интриге, целью которой было освобождение Марии, я встревожилась еще больше.
Заговор был составлен с размахом. Герцог Альба дал обещание прислать испанский десант, посланник Филиппа, маркиз Катена, недавно прибывший в Англию в качестве посла, на самом деле должен был возглавить это войско. Сам папа Пий V благословил восстание.
К счастью, граф Суссекс, заехавший к Нортумберленду с визитом, заподозрил неладное. Немедленно связавшись с Сесилом и мной, он сообщил, что, похоже, назревает заговор.
Сесил посоветовал вызвать Нортумберленда в Лондон. Когда в ответ пришло письмо, в котором граф сообщал о постигшей его тяжелой болезни, мои подозрения усугубились, и я отправила на север вооруженный отряд, чтобы Нортумберленда немедленно доставили в Лондон. Однако заговорщику удалось скрыться. Он сбежал к Вестморленду, и оба мятежных графа подняли знамя восстания, громогласно объявив, что хотят освободить Марию и восстановить в Англии католическую веру. С пугающей быстротой им удалось собрать войско в четыре тысячи пеших и тысячу семьсот конных. С этой армией бунтовщики двинулись на Дурхэм, где провели торжественную мессу в соборе. Затем двинулись по всему северу, всюду служа обедни.
Суссекс действовал быстро и решительно. Он довольно быстро разгромил мятежников, и любители мессы моментально разбежались по домам.
К сожалению, Вестморленду удалось уйти – он бежал в Нидерланды, зато граф Нортумберленд в конце концов угодил в плен и сложил голову на эшафоте в Йорке, перед смертью провозгласив незыблемую верность католицизму. Голову мятежника, в назидание предателям и изменникам, воткнули на шест.
Нужно было показать всем, что я высоко ценю преданность и щедро награждаю ее, но к смутьянам буду так же безжалостна, как мой отец.
Королевские солдаты взяли в плен шестьсот бунтовщиков, и вскоре все они висели на виселицах. Пусть всякий, кто задумает покуситься на мою власть, прежде поразмыслит как следует.
Север Англии погрузился в траур.
– Это дело рук Марии Стюарт, – сказала я. – С тех пор, как она появилась в наших пределах, миру и спокойствию настал конец.
– Так и будет, пока она жива, – согласился Сесил.
Я кивнула, но как избавиться от недоброй гостьи? Прямых улик, подтверждающих ее участие в заговоре, не имелось. По собственному опыту я знала, что заговорщики часто берут на вооружение имена тех, кто находится возле трона.
Нет, непосредственной вины королевы Шотландской в случившемся не было. Но если бы не она, мятеж бы не разразился…
* * *
И вновь сэр Фрэнсис Уолсингэм явился ко мне по делу неотложной важности. Он раскрыл новый заговор, требовалось срочно принять меры.
– На сей раз злоумышленники покушаются на жизнь вашего величества, – сообщил он.
– Расскажите подробнее, – приказала я.
– Я давно уже наблюдаю за неким Робертом Ридольфи, банкиром из Флоренции. Он ведет себя крайне подозрительно, и есть основания полагать, что он поддерживал деньгами мятежников. Пришлось арестовать итальянца, лично допросить, однако вытянуть из него ничего не удалось. Сейчас он на свободе, я решил, пусть думает, что подозрение с него снято, а сам тем временем установил за ним слежку.
Я кивнула, полностью согласная с моим Мавром.
– Вскоре мне донесли, что этот человек ведет переписку с Лесли, епископом Росским, а он известный агент Марии Стюарт. В заговоре участвует и герцог Норфолк.
– Ах, негодяй!
– Мне удалось перехватить кое-какие письма, и теперь я точно знаю, в чем состоит план заговорщиков. Мария должна выйти замуж за Норфолка, который открыто перейдет в католичество, и вместе они учредят в Англии католическую церковь.
– Вот как! – вскричала я. – А что же будет делать королева? Отойдет в сторону, поклонится и скажет: «Поступайте как вам заблагорассудится!»
Немного поколебавшись, Уолсингэм произнес:
– Они решили… избавиться от вас, ваше величество. Трон займет Мария Стюарт. Папа согласился с этим, Филипп Испанский тоже. Сразу же после вашей смерти в Англию должен прибыть герцог Альба, чтобы расправиться с недовольными. Письма, в которых изложен этот план, были доверены некоему Чарльзу Бейли, а я изъял их. Надеюсь, ваше величество на меня не прогневается. Чарльза Бейли я велел пытать на дыбе, и он во всем признался.
– Почему вы раньше не докладывали мне об этом, Уолсингэм?
– Ваше величество, я знал, что вступаю в опасную игру. Мне нужны были веские улики и полная убежденность в своей правоте. Теперь я располагаю письмами, написанными рукой Норфолка. Он поставил свою подпись под двумя документами. В первом говорится, что герцог – католик, а во втором он обязуется возглавить армию, которую пришлет король Филипп.
– Вероломный злодей! Давно надо было с ним расправиться!
– Тогда, ваше величество, у нас не было улик. Теперь они есть.
– Это верно.
– Виновны также банкир Ридольфи и королева Шотландская.
– Спасибо за верную службу, – сказала я. – Я не забуду ваших заслуг.
– Счастлив быть полезным вашему величеству.
– Сейчас пошлю за Сесилом, и вы расскажете ему все это еще раз. А потом посоветуемся, как быть.
Мои враги затевали чудовищное злодейство. Теперь ничто не могло спасти Норфолка.
* * *
Учуяв опасность, Ридольфи сбежал в Италию, где, как мне рассказывали позднее, его принял сам папа, всячески обласкал и наградил. Итак, до банкира добраться я не смогла, но Норфолк и Мария оставались в моей власти.
Мария неопровержимо доказала, что является моим заклятым врагом. Среди захваченной переписки были письма, написанные ею собственноручно. Она соглашалась взять Норфолка в мужья, знала, на каких условиях заговорщикам обещана помощь Филиппа Испанского и герцога Альбы.
Некоторые из моих советников говорили:
– Не упускайте шанс, ваше величество. Уберите эту женщину со своего пути раз и навсегда.
Я провела в размышлении несколько бессонных ночей. Да, Мария виновна, она задумала свергнуть меня, а если понадобится, то и умертвить. Таким образом, ее участие в заговоре неоспоримо. История с Дарнлеем могла повториться.
Словом, у меня имелось достаточно оснований, чтобы отправить ее на эшафот.
Странно, но я не могла этого сделать. Да, я ненавидела Марию, я хотела от нее избавиться, она представляла собой прямую угрозу мне и государству, но рука не поднималась казнить ее. Во-первых, Мария – королева. Не может одна монархиня убивать другую. Королевский сан требует уважения.
Ну а кроме того, я не была так уж уверена, что действительно желаю ей смерти. Мария безумно меня злила, но в то же время я испытывала к ней острейший интерес. Мне нравилось выспрашивать о ней, узнавать подробности о ее жизни – ни одна другая женщина не вызывала во мне подобного любопытства. Я знала, что не подпишу ей смертный приговор.
Зато приказала утроить охрану. Больше не будет никакой изменнической переписки. Мария – моя пленница и останется таковой до конца своих или моих дней.
Но по поводу Норфолка сомнений у меня не было.
В жаркий июньский день он поднялся на эшафот, где его поджидал палач с топором в руках.
