Текст книги "Рожденная для славы"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)
Мои слова растрогали членов Совета, и они пообещали, что выполнят все мои желания.
Я поблагодарила их и смежила веки.
Но лорд Хансдон по-прежнему верил в своего лекаря, которого я изгнала с таким позором. Мой кузен снова послал за этим эскулапом, чтобы он вернулся и спас меня.
Буркот, уроженец Германии, ответил, что и близко не подойдет к королевскому дворцу.
– Она оскорбила меня! – кричал доктор. – Назвала шарлатаном! Если бы ее величество прислушалась к моему совету, я мог бы ее спасти, а теперь пускай обходится без меня!
Посланец лорда Хансдона, влекомый то ли любовью ко мне, то ли страхом перед своим господином (последнее более вероятно), вытащил шпагу и велел доктору Буркоту надевать сапоги, плащ и отправляться в путь – иначе лекарю несдобровать.
На доктора Буркота эти решительные слова произвели глубокое впечатление. Он послушно надел сапоги, плащ и поспешил во дворец.
Должно быть, к этому времени я уже приближалась к порогу смерти. Буркот пробурчал, что его позвали слишком поздно, но, возможно, шанс еще есть.
– Нужно выгнать язвы наружу, – сказал он.
Его метода была поистине уникальной. Лекарь велел, чтобы возле камина расстелили матрас, меня обернули в ярко-алую материю и положили на это жесткое ложе. Лекарь дал мне выпить какой-то сладкий напиток – столько, сколько в меня влезет. Почти сразу же на руках и ногах появились красные пятна.
– Что это? – в ужасе воскликнула я.
– Я же говорил вашему величеству, что у вас оспа. Вы назвали меня шарлатаном, а теперь можете убедиться сами.
– Оспа! Лучше уж умереть.
– Какая чушь! – пожал плечами доктор, видимо, не испытывавший ни малейшего почтения к моей короне. – Лучше выгнать ее наружу, чем держать внутри – это верная смерть.
Я была сама не своя от горя и думала только о том, что теперь мое лицо будет навеки обезображено. Что поделаешь – я была земной, суетной женщиной, мне хотелось слыть не только великой монархиней, но и просто красивой женщиной.
В тот же день мне стало лучше. Жар спал, бред прекратился, но зато все тело покрылось воспаленными язвами.
Мэри Сидней объявила, что будет находиться возле моего ложа днем и ночью, будет следить, чтобы я не расчесывала зудящие раны. Если проявить терпение, следов на коже остаться не должно.
Я всегда сохраню в душе признательность этой женщине, хотя, конечно, был у нее и свой расчет – Мэри надеялась укрепить положение своей семьи, помочь брату. Моя Кэт дежурить возле моей постели уже не могла – она заметно сдала, постарела. Общество Мэри было мне особенно приятно, потому что она своим присутствием все время напоминала о Роберте. Мэри кормила меня, мыла, не спускала глаз, и за дни болезни я успела полюбить ее всей душой. Вскоре язвы начали понемногу сходить, но я решила, что не покажусь придворным, пока следы болезни окончательно не исчезнут.
Однажды утром я проснулась и увидела, что Мэри рядом нет. Произошло то, чего и следовало ожидать – Мэри заразилась оспой.
Кожа моя заживала быстро – должно быть, помогло крепкое здоровье. В отличие от многих придворных, включая и Роберта, я никогда не переедала, всегда содержала тело в чистоте, очевидно, это меня спасло. Несколько дней я провела перед зеркалом, не веря своему счастью. На коже ни единой язвочки, ни пятнышка! Гладкость и белизна полностью восстановились.
Всем этим я была обязана непривлекательному доктору Буркоту. Если бы не прогнала его в самом начале, моя болезнь не была бы такой тяжелой. В знак благодарности я подарила лекарю земельные угодья, а также золотые шпоры, принадлежавшие моему деду Генриху VII. Врач пробурчал слова признательности, но, по-моему, самой большой наградой для него было то, что я благополучно поправилась.
Душа моя преисполнилась радости и любви, я хотела всех награждать и миловать, но той, кому я была особенно благодарна, мои награды были уже ни к чему.
Никогда не забуду день, когда Мэри Сидни, едва вставшая с ложа болезни, пришла меня навестить. Лицо ее было закрыто темной вуалью. Она опустилась на колени, и сердце мое сжалось от страха.
– Ах, Мэри… – прошептала я.
Она откинула вуаль, и я увидела изрытое оспой лицо. От потрясения слова застряли у меня в горле. Мэри пожертвовала ради меня своим хорошеньким личиком.
– О, Мэри, Мэри! – всхлипнула я, и мы обе расплакались.
– Я сделаю для тебя все, что в моих силах, – пообещала я.
– Мне теперь ничего не нужно, – горько ответила она.
– А что говорит твой муж Генри?
– Он говорит, что между нами все останется по-прежнему… Но я видела выражение его лица. Ему страшно даже смотреть в мою сторону.
– Мэри, милая Мэри, ты всегда будешь рядом со мной.
Она снова покачала головой:
– Нет, я хочу только одного: чтобы меня никто не видел.
– Хорошо. Я отведу тебе апартаменты прямо здесь, во дворце. Будешь принимать лишь тех, кого пожелаешь. А я стану навещать тебя ежедневно. Мы будем разговаривать обо всем на свете… Мэри, дорогая, я никогда не забуду, что ты для меня сделала.
Мы крепко обнялись, но я знала, что утешить Мэри невозможно. Она пожертвовала всем ради меня. И еще я с ужасом думала, что со мной едва не случилось то же самое.
* * *
После моего выздоровления ко двору вернулась Леттис Ноуллз, недавно разрешившаяся от бремени. Я не забыла то, как она флиртовала с Робертом, но все же была рада возвращению своей любимицы. Леттис всегда отличалась живым, острым умом, а после родов ее яркая красота расцвела еще краше.
Мы частенько болтали с ней о том о сем, и хотя иногда она раздражала меня каким-нибудь чересчур дерзким замечанием, я всегда могла ущипнуть ее или влепить пощечину, тем самым напомнив, кто здесь госпожа.
Мне очень не хватало общества бедной Мэри. Я поселила ее в роскошных апартаментах, но она оттуда почти никогда не выходила. Всякий раз, оказываясь неподалеку, я заглядывала к ней, сообщала последние новости, и мы с приятностью проводили время.
Потом пришла весть, что мой незадачливый жених, эрцгерцог Карл, предложил руку Марии Стюарт. Я разозлилась, проявила известную несдержанность в выражениях, и Сесил справедливо упрекнул меня в непоследовательности: мало того, что я отказала жениху, так еще и желаю, чтобы он не доставался никому другому.
Непонятно было, как Мария отнесется в этому предложению. Ленноксы уже вовсю обхаживали ее, предлагая в мужья юного Данли.
Затем женился еще один из претендентов на мою руку – Эрик Шведский. Происшедшая с ним история настолько романтична, что я даже была тронута. Принц влюбился в простую девушку, продававшую орехи у дворцовых ворот. Влюбленность переросла в неистовую страсть, и Эрик женился на простолюдинке.
– Ах, как романтично! – вздохнула я. – Должно быть, из Эрика получился бы замечательный муж. Куда лучше, чем из этого австрийского повесы, предлагающего руку и сердце всем подряд.
Мария Стюарт занимала мои мысли все больше и больше. Кому она отдаст предпочтение – эрцгерцогу Карлу? Или, быть может, дону Карлосу, сыну Филиппа Испанского? Правда, говорят, что инфант полубезумен, но какое это имеет значение, если речь идет об испанском престоле?
Эта женщина не давала мне покоя. Неужели она действительно так хороша собой, как рассказывают? Каково ей в суровых шотландских дворцах – в Холируде, в Эдинбургском замке? Должно быть, бедняжка скучает по Франции, по галантным придворным и поэтам. В Шотландии ни галантности, ни поэзии не сыскать.
Я часто расспрашивала шотландского посла о его госпоже. Бывало, усажу Мелвилла рядом с собой и начну допытываться:
– Я наслышана о красоте вашей королевы. А вы находите ее прекрасной?
– Да.
– Еще говорят, что все мужчины поголовно в нее влюблены. А вы, мистер Мелвилл?
– Она – моя покровительница. Естественно, я ее люблю.
– Ну, это еще ни о чем не говорит. Столь верноподданный дворянин, как вы, любил бы и уродину.
– Королева Шотландии не уродина.
– Ладно. Расскажите-ка мне, как она одевается. Я слышала, что наряды ее сшиты по французской моде и что она вообще поощряет при дворе французские веяния.
– Я плохо разбираюсь в моде, ваше величество.
– А какая у нее прическа? Про мои волосы говорят, что они весьма необычного цвета. А у королевы Марии? Как вы считаете, чьи волосы красивее?
Забавно было видеть, как этот кислый молодой человек потеет и пыжится, пытаясь ответить на мои вопросы.
– Ваше величество, спросите лучше кого-нибудь другого. Я ничего в подобных вещах не смыслю.
– Понятно. Если бы цвет волос вашей госпожи был каким-нибудь необычным, вы бы, несомненно, обратили на это внимание. Скажите прямо: кто красивее, королева Англии или королева Шотландии?
– Королева Англии – самая красивая дама в Англии, а королева Шотландии – самая красивая дама в Шотландии.
– Это не ответ!
– Ваше величество, зачем вы издеваетесь над несчастным послом?
– Но ведь моя кожа белее, чем у нее? И волосы светлее, верно?
– Это так, ваше величество, однако…
– Что «однако»?
– Королева Шотландии все равно очень красивая.
– О королевах всегда так говорят. Сильно ли преувеличены похвалы в ее адрес?
– Как обычно в таких случаях, мадам.
Бедняжка, эти разговоры были для него сущим мучением. И все же я не оставляла Мелвилла в покое, желая выведать как можно больше.
– Кто выше ростом, я или она?
– Она.
– Значит, чересчур долговяза. Ибо мне говорят, что я идеального роста – не слишком высока и не слишком мала. Любит ли охотиться? Читает ли книги? Занимается ли музыкой?
– И охотится, и читает, и музицирует.
– На каких инструментах?
– На флейте и клавесине.
– И хорошо играет?
– Для королевы совсем неплохо.
Я не стала развивать эту тему, но мысленно решила: погоди, голубчик, скоро я тебе покажу, в чем я наверняка превосхожу твою госпожу.
В один из последующих дней я устроила небольшой концерт. За портьерой поставили клавесин, а в зале, среди моих фрейлин, сидел Джеймс Мелвилл. Таким образом, он слышал музыку, но не видел музыканта.
Мне рассказывали, что шотландец был совершенно очарован игрой. Когда затих последний аккорд, он воскликнул, что мелодия исполнена просто великолепно. Фрейлины спросили, знает ли он имя музыканта. Нет, ответствовал посол, но это большой мастер.
– Так знайте же, что на клавесине играла королева, – объявили они и отдернули портьеру.
– Ну вот, сэр Джеймс, – сказала я. – Вы слышали, как я играю. Кто лучше владеет клавесином – я или ваша госпожа?
И шотландец был вынужден признать, что на свете сыщется мало музыкантов, которые могут сравниться со мной.
– Даже высокоодаренная королева Шотландии? – недоверчиво спросила я.
– Никто, мадам. Вы играете великолепно.
Это признание несколько смягчило мое сердце.
Потом я специально танцевала для посла, и он признал, что королева Шотландии не может прыгать так высоко и крутиться так быстро.
Как-то раз я сказала:
– Ваша королева так прекрасна, обладает столькими добродетелями, что я знаю лишь одного мужчину, способного составить ей пару. Отправляйтесь к вашей госпоже, сэр Джеймс, и сообщите ей, что я предлагаю ей в мужья лучшего мужчину моего королевства.
Мелвилл уставился на меня, подозревая какой-то подвох.
– Я говорю совершенно серьезно, – продолжила я. – Я согласна лишить свой двор самого яркого бриллианта, дабы королева Шотландская могла украсить им свою корону. Предлагаю ей в мужья Роберта Дадли.
* * *
Новость распространилась со скоростью лесного пожара. Я знала, что она не оставит Роберта равнодушным, и меня совсем не удивило, когда он ворвался в мои покои с перекошенным от ярости лицом.
– По-моему, сэр Роберт опять забыл, что находится в присутствии королевы, – заметила я своим фрейлинам. – Оставьте нас, пожалуйста, ибо я намерена сделать ему внушение.
Дамы поспешно ретировались, однако можно было не сомневаться, что они будут подслушивать – еще бы, такой превосходный предмет для сплетен!
– Итак, милорд, чем объяснить ваше более чем странное поведение? – поинтересовалась я.
– До меня дошел чудовищный слух! – возопил Роберт. – Я в это не верю! Я требую немедленных объяснений!
– Робин, – вздохнула я. – Бывают моменты, когда ты испытываешь мое терпение. Относясь к тебе с искренней симпатией, я прощаю тебе кое-какие вольности, но ты заходишь слишком далеко.
– Нет, ты скажи, известно ли тебе, какие ходят слухи!
– Не забывайся. Здесь вопросы задаю я.
Роберт топнул ногой. Его лицо побагровело от гнева.
– Мне сказали, что я буду отправлен в Шотландию!
– Да, и там ты женишься на самой красивой из королев – во всяком случае, таковой ее считает шотландский посол. Я тебя не понимаю, Роберт. По-моему, ты должен радоваться такой удаче.
– Ах, так тебе все известно! Это твоих рук дело!
Я опустила голову, чтобы он не увидел моей улыбки. Роберт бросился ко мне, схватил за плечи. Тут я напомнила ему, что могу позвать стражу и его немедленно арестуют.
Не слушая, Роберт тряхнул меня что было силы.
– Ой, кажется Робин разозлился, – насмешливо бросила я.
– Как ты можешь быть такой бессердечной?
– Значит, тебе не хочется надеть на голову корону?
– Только не шотландскую!
– А как же прекрасная королева?
– Для меня существует только одна королева. Ты меня дурачишь!
– Нет, я говорю серьезно.
У Роберта была такое растерянное выражение лица, что продолжать розыгрыш было бы слишком жестоко, но я все же не удержалась от искушения.
– Ты заставила меня поверить, что мы… – начал он.
– Я? Я заставила? Нет, милорд, вы сами морочили себе голову. Сколько раз я тебе говорила, что не выйду замуж, что навсегда останусь девственницей. Говорила или нет?
– Говорила, но не всерьез.
– Робин, я знаю, тебе нужна королева. В Шотландии ты ее получишь.
– Нет!
– И наденет ее на тебя красивейшая из королев.
– Красивейшая из королев сейчас передо мной.
– А вот мастер Мелвилл с тобой не согласится.
– Он варвар из варварской страны!
– Возможно, ты и прав. Жалко было бы отправлять моего изящного шталмейстера в эту дикую страну. Оставлю-ка я тебя лучше здесь. Честно говоря, без тебя при дворе станет смертельно скучно.
Роберт схватил мою руку и поцеловал.
– Мне надоело слушать про красоту и таланты этой особы, – жалобно сказала я. – Вдруг она пойдет на меня войной? Как ты думаешь, многие ли из моих подданных встанут на ее сторону?
– Я всех их сотру в порошок, – хвастливо заявил Роберт. – В этой стране есть только одна законная королева. И если будет на то милость Божья, она будет править нами многие годы.
Я видела, что былая самоуверенность к нему уже вернулась. В глубине души Роберт знал, что я не отпущу его от себя.
Он вновь принялся целовать мои руки. Думаю, на этом Роберт не остановился бы, но я положила конец вольностям, и мой фаворит стушевался.
– Мария Стюарт разозлится, когда узнает о моем предложении, – улыбнулась я. – Ведь она говорит о тебе всякие ужасные вещи, называет конюхом, который прикончил свою жену, чтобы жениться на королеве. Обо мне, кажется, она отзывается тоже не слишком лестно. А ведь я перед ней ни в чем не виновата – всего лишь взошла на престол, который принадлежит мне по праву. Но что делать, Роберт, если шотландская королева даст свое согласие на этот брак? Ты ведь откажешься, да? Пусть мастер Мелвилл и все шотландцы знают, что для тебя важнее быть рядом со мной, чем возложить на голову их корону.
– Мне все это не нравится, – буркнул Роберт.
– А мне нравится.
– Ты мучаешь меня!
– Вот как? Так, может быть, при шотландском дворе с тобой обойдутся лучше?
– Не говори об этом! Я хочу быть только здесь, рядом с тобой. Елизавета, моя королева, давай покончим с этими глупостями. Давай поженимся. Все этого хотят, даже Сесил согласен.
– Нет, еще рано. И потом, я не договорила. Я не могу предлагать королеве Шотландской в мужья какого-то лорда Роберта. Претендент на ее руку должен быть по меньшей мере графом. В общем, я решила воспользоваться этим случаем, чтобы даровать тебе титулы графа Лестера и барона Денби. Учти, что в прежние годы эти титулы носили лишь члены королевского дома. В довесок к титулам ты получишь поместья – замок Кенилворт и замок Астел-Гроув…
Роберт захлопал глазами. О, как хорошо изучила я своего любимца. Он и так считался одним из богатейших людей в королевстве, но ему все было мало.
– Ну вот видишь. На колени, пес неблагодарный. Как ты мог подумать, что я хочу тебя изгнать? Я всего лишь придумала способ тебя наградить.
* * *
Церемония возведения Роберта в графское достоинство проходила весьма торжественно. Мое платье, все усыпанное драгоценными каменьями, сверкало и переливалось в лучах солнца. Я проследовала в зал для приемов, сопровождаемая пышной свитой, за мной шествовал юный лорд Данли, первый принц королевской крови, неся на подушке королевский меч. Следом шли знатнейшие вельможи, в том числе шотландский посол и лорд Хансдон, в обязанности которого входило набросить на плечи Роберта зеленый графский плащ, отороченный горностаем.
Последним выступал Роберт в камзоле и берете. Он приблизился к трону, опустился на колени, и лорд Уильям Ховард передал мне титульную грамоту. Я отдала ее своему первому министру, сэру Уильяму Сесилу, и тот громко прочитал этот документ. Затем лорд Хенсдон передал мне пэрский плащ, и я собственноручно накинула его на плечи новоиспеченного графа. Наклонившись над коленопреклоненным Робертом, я увидела его шею, завитки темных волос и, не удержавшись, провела пальцами по смуглой коже. Пусть знает, как я люблю его, пусть не думает, что я хоть на миг всерьез допускала мысль, что он может достаться Марии Шотландской.
Джеймс Мелвилл заметил этот жест и уставился на меня с отвисшей челюстью, чем немало позабавил. Я немедленно подозвала к себе шотландского посла и спросила, что он думает о его милости графе Лестере, бароне Денби.
– Это верный слуга вашего величества, – ответил Мелвилл. – Этому дворянину повезло с государыней, которая щедро награждает за заслуги.
– И все же, мне кажется, вам больше по вкусу вон тот юноша, – показала я на лорда Данли.
Мелвилл понял, на что я намекаю.
– Ну что вы, ваше величество! Кто же захочет брать в мужья безусого юношу, похожего на девицу?
Ах, коварный шотландец! Он не догадывался, что мне известно про интригу, которую он затевает с матерью Данли.
Да, этот Мелвилл был не так-то прост. И все же я испытывала к нему симпатию. Мне нравилось, как отчаянно защищает он достоинства своей госпожи, как старается ни в чем не уронить ее честь.
Началась вторая часть церемонии. Я смотрела на Роберта с гордостью. В пэрском одеянии он выглядел поистине великолепно. Я возложила ему на правое плечо белую перевязь, опоясала мечом, возложила на голову графскую корону. Отныне Роберт будет именоваться громким титулом граф Лестер.
Его глаза сияли таким счастьем, что мое сердце сжалось от любви. Бедненький, он думал, что его графский титул – лишь первая ступень на пути к браку со мной. В тот миг я чуть не дрогнула. И все же устояла.
Запели трубы, и весь двор отправился в пиршественную залу.
Затем я отправилась к себе в опочивальню и удостоила аудиенции несколько самых почетных гостей. Нечасто доводилось мне видеть Роберта таким счастливым. Его новый взлет означал, что все окружающие отныне будут относиться к нему с еще большей почтительностью. Прошло четыре года с тех пор, как у подножия лестницы нашли несчастную Эми. Неужели люди успели все забыть? Нет, я знала, что такие истории не забываются. Но, по крайней мере, мне удалось снять с себя подозрение в соучастии. Ведь если бы Эми убили с моего согласия, я давно уже вышла бы замуж за Роберта, а этого не произошло. Мой брак с Робертом стал невозможен, поскольку тень Эми витала бы над нами, сколько бы лет ни прошло.
Меня порадовало, что Уильям Сесил и Роберт разговаривают между собой по-дружески. Они издавна относились друг к другу с подозрением, однако в последнее время Сесил, убежденный, что я во что бы то ни стало должна дать стране наследника, переменил отношение к Роберту.
Иногда мне хотелось, чтобы мой рассудок работал менее ясно, ибо чересчур проницательный ум – основа нерешительности. Я знала, что нет на свете человека, который был бы мне приятнее, чем Роберт. Я чувствовала себя счастливой, когда он находился рядом, а когда отсутствовал, у меня портилось настроение. Но можно ли назвать это настоящей любовью? Я слишком хорошо понимала своего фаворита, чтобы испытывать какие-нибудь иллюзии на его счет. Корыстный, высокомерный, властный, безжалостный, готовый даже на убийство, если оно сулит выгоду. Да, я сознавала все это и все же любила его. Должно быть, мне никогда уже не узнать, как умерла Эми Робсарт. Был ли это несчастный случай, самоубийство или убийство? Если ее все же погубил Роберт, то не следует ли мне опасаться человека, способного умертвить женщину, которую он когда-то любил? А может быть, я потому и любила Роберта, что никогда не могла быть уверенной в нем до конца? Мне было бы скучно с добропорядочным надежным человеком вроде Уолтера Девере, мужа моей кузины Леттис. Вот уж на кого можно было положиться без оглядки – такой добросовестно выполнит свой долг и перед страной, и перед семьей. Но что поделаешь – общество высоконравственных мужчин меня утомляет. Я не могла понять, как Леттис уживается с таким супругом. Правда, вид у нее был вполне довольный, но это еще ничего не значило – Леттис Ноуллз всегда отличалась скрытностью и коварством. Меня не удивило бы, если бы выяснилось, что она наставляет бедному Уолтеру рога.
Ко мне явился шотландский посол, чтобы узнать, как я отнеслась к письму его королевы относительно ее предполагаемого брака с графом Лестером.
– Увы, ваша госпожа с возмущением отказалась, – сказала ему я. – А жаль – ведь я как раз поручила своим юристам определить, кто станет наследником английского престола. Мне хотелось бы, сэр Джеймс, чтобы выбор пал на вашу королеву. Отец мечтал, чтобы Англия и Шотландия объединились. Он даже собирался назначить следующим наследником после Мэри Якова V, сына моей тетки Маргариты. Однако это было еще до того, как родились я и мой брат Эдуард. Видите, не исключено, что после моей смерти ваша королева взойдет на английский престол.
– У вас еще могут быть дети, ваше величество.
– Нет, сэр Джеймс, маловероятно. Я всегда относилась к замужеству отрицательно, хоть моя сестра всячески подталкивала меня к этому шагу. Как вам известно, я проявила твердость, в результате чего и стала королевой. С тех пор я поклялась, что навсегда останусь девственницей. – Вы могли бы мне этого и не объяснять, мадам, – с грубоватой прямотой заявил шотландец. – Я давно изучаю вас. Если бы у вас был муж, вы сделались бы всего лишь королевой, а в нынешнем положении вы король и королева в одном лице. Вы не потерпите, чтобы вами кто-то командовал.
Я улыбнулась, признавая, что Мелвилл и в самом деле хорошо меня понимает.
– Пойдемте, я покажу вам сокровища, которыми дорожу больше всего на свете.
Я подвела Мелвилла к своему письменному столу и достала из выдвижного ящика миниатюрные портреты своих самых близких друзей. Каждый портрет был обернут тканью, сверху вышито имя. Развернув медальон, на котором было написано «Портрет милорда», я показала Мелвиллу превосходное изображение Роберта Дадли.
– Если бы шотландская королева увидела этот портрет, она вряд ли отказалась бы от брака с графом Лестером. Как вы думаете, сэр Джеймс?
– Позвольте, я отвезу ей миниатюру.
Я поспешно выдернула у него портрет.
– Нет-нет! Это единственный экземпляр. Если бы королева согласилась на этот брак, ей достался бы не портрет, а оригинал.
Я не собиралась отправлять Марии портрет Роберта. Вдруг она увидит, как он хорош собой, и переменит решение?
Таким образом, портрет Роберта в Шотландию не поехал.
Вечером, когда дамы готовили меня ко сну – расшнуровывали корсет, снимали громоздкую юбку, распускали прическу, стирали косметику, я чувствовала себя вполне удовлетворенной.
Дела шли именно так, как надо.
* * *
Семейство Грей всегда доставляло мне одни неприятности. Говорили, что покойная леди Джейн блистала умом. Вполне возможно, но это не спасло ее от смерти на эшафоте в нежном шестнадцатилетнем возрасте. Женщины этого семейства были лишены инстинкта выживания.
И все же я постоянно чувствовала исходящую от них угрозу. Катарина, все еще находясь под арестом, умудрилась однако родить сначала одного, а затем и второго сына. Как появился на свет первый, я еще могла понять, но рождение второго застало меня врасплох. Дело в том, что ее мужа, вернувшегося из Франции, я тоже посадила в Тауэр. Очевидно, эта парочка умудрилась каким-то образом встречаться, и в результате появился второй наследник. Итак, претендентка на престол имела двух здоровых сыновей, а я, королева, громогласно заявляла о намерении сохранить девственность. При этом мне пошел уже четвертый десяток… Чума бы забрала эту Катарину Грей, думала я – и накликала беду. В Лондоне началась эпидемия чумы, и узников Тауэра пришлось разослать кого куда: Катарина с младшим сыном отправились к своему дяде в Эссекс, а лорд Хетфорд со старшим переехал к матери.
Из трех сестер Грей Бог наделил здравомыслием одну только Джейн – правда, она сложила голову на эшафоте, но в том не было ее вины. Зато Катарина и Мэри отличались крайним безрассудством. От Мэри я поначалу никаких неприятностей не ожидала. Она была нехороша собой и крошечного росточка, почти карлица. Мне казалось, что мужчины вряд ли заинтересуются столь непрезентабельной особой, пусть даже в ее жилах течет королевская кровь. Однако мне доложили, что Мэри Грей вступила в связь с одним из служителей Вестминстерского дворца. Этот человек состоял в очень дальнем родстве с семейством Ноуллз и поэтому-то и получил должность старшего привратника. Романтическая парочка недолго думая вступила в тайный брак.
Этот союз был вопиющим нарушением законов и приличий. Карлица Мэри принадлежала к королевскому дому, а стало быть, не имела права выходить замуж без согласия королевы и Тайного Совета. Должно быть, дурочка решила, что до нее никому нет дела. Смехотворность положения еще усугубилась тем, что пресловутый привратник, Томас Киз, отличался необычайно высоким ростом, поэтому молодожены смотрелись в высшей степени нелепо.
Но как быть, если в результате этого брака на свет появится младенец? Не исключено, что он окажется самого что ни на есть среднего роста, а через мать вполне сможет стать еще одним претендентом на престол.
Как я могла поступить в этой ситуации? Томас Киз угодил в тюрьму Флит, а крошка Мэри была вверена попечению своей бабушки, герцогини Суффолк. Если она, на мое счастье, еще не успела забеременеть, больше такой возможности у нее не будет.
По этому поводу мы с Сесилом имели продолжительную беседу наедине.
– Итак, обе сестрицы Грей сидят под замком. Теперь я могу спать спокойно, – сказала я.
Сесил кинул на меня скептический взгляд.
– Больше всего я опасаюсь Марии Шотландской, – продолжила я, – но теперь она увлеклась лордом Данли, и это меня успокаивает.
– Она твердо намерена выйти за него замуж. Это усилит ее претензии на престолонаследие, поскольку Данли тоже принадлежит к королевскому дому.
– А как вы оцениваете Данли?
– Слаб, нерешителен.
– Много ли будет пользы королеве Шотландии от такого мужа?
Сесил покачал головой.
– Итак, она объявила, что намерена выйти за него замуж, – сказала я. – Мальчик раздулся от важности, уже воображает себя королем. – Я выдержала паузу и не без ехидства добавила: – Вот что происходит, когда королевы берут себе в мужья честолюбцев.
Сесил улыбнулся. Он уже свыкся с мыслью, что я не стану ни с кем делить трон.
– Итак, мастер Сесил, девицы семейства Грей находятся под присмотром, их теперь опасаться нечего, даже если в этих пустых головах возникнут какие-нибудь амбициозные планы. Естественно, сами сестры ни на что не способны, но ими могут воспользоваться заговорщики вроде тех, что погубили бедную Джейн. Мне спокойнее, когда мои родственницы сидят под запором. Мария Шотландская выходит замуж за Данли. Желаю ей счастья, ибо продлится оно недолго.
Сесил кивнул, а я спросила:
– Вам не кажется, что в связи со всем этим у меня тоже есть основания радоваться?
– Вы совершенно правы, ваше величество. Все идет хорошо.
Вскоре до нас дошла весть, что Мэри вышла замуж за Данли и провозгласила его королем.
– Теперь я засажу в Тауэр графиню Леннокс, устроившую этот брак, – сказала я Сесилу. – Еще одну беспокойную особу за решетку. Публично, мастер Сесил, мы будем всячески осуждать этот брак, а между нами давайте поздравим друг друга.
– Ничего хорошего для Шотландии из этого брака не выйдет, – согласился Сесил. – А что плохо для Шотландии, хорошо для Англии.
* * *
Именно в эти дни произошла страшная трагедия.
Моя Кэт уже давно болела. Я настояла, чтобы она лежала в постели и передала свои обязанности другим дамам. Кэт ворчала, но в конце концов была вынуждена смириться, ибо у нее совсем не осталось сил.
Когда мне сообщили, что надежд на выздоровление нет, я пришла в отчаяние и каждую свободную минуту старалась проводить у постели умирающей. Кэт держала меня за руку, говорила о прошлом. Иногда мысли ее путались, ей казалось, будто она вновь находится во дворце Дауэр в Челси, и Томас Сеймур донимает меня своими ухаживаниями.
– Ты была такая легкомысленная, – шептала Кэт. – Кокетничала с ним напропалую. Ах, это было так опасно… и так волнующе. Помнишь, как он разрезал на куски твое платье? А как он явился к тебе в спальню в одной ночной рубашке?
Я ответила, что помню.
– Самое страшное началось, когда меня и Парри арестовали. Помнишь? Тауэр… Я так испугалась… И я предала тебя, предала мою душеньку…
Я опустилась на колени, стала утешать ее. Сказала, что она меня не предала – всего лишь сказала правду, да и то под принуждением. Я напомнила ей, какие счастливые дни настали, когда ее освободили из тюрьмы.
Мы разговаривали часы напролет, но с каждым днем Кэт делалась все слабее, голос ее уже звучал едва слышно, она все чаще путала даты, имена. Томас Сеймур и Роберт Дадли сливались у нее в одного мужчину.
– Такой мужчина, – лепетала она, – самый красивый в мире… Они оба были очень хороши. Мы ведь любили их, и ты, и я.
Я тайком утирала слезы, а потом, удалившись к себе, плакала навзрыд.
Наконец наступил печальный день. Моя верная подруга умерла. Я заперлась в опочивальне и никого не хотела видеть. Горе мое было беспредельно.
* * *
Придворные все еще не отказались от надежды выдать меня замуж. Лишь Сесил, кажется, понял, что я и в самом деле не намерена вступать в брак. Тем не менее его, как министра, интересовали политические перспективы, которые возникали при каждом новом проекте сватовства.
Екатерина Медичи предлагала мне в женихи своего сына Карла IX. Мальчику было шестнадцать, мне – за тридцать, поэтому пара из нас получилась бы довольно странная. Кроме того, про французского короля поговаривали, что он слегка помешанный. С другой стороны, как указывал Сесил, французской короной разбрасываться не следовало. Я ответила, что королеве Англии надлежит жить у себя в стране, а королю Французскому – во Франции; напомнила ему также о неудачном браке Филиппа Испанского и моей сестры Мэри. Подобные обсуждения обычно тянутся очень долго. Я всегда любила переговоры, связанные с возможным браком. Слишком уж заманчивые открывались перспективы, отмахиваться от них не хотелось, хоть на самом деле замуж я и не собиралась. В конце концов, получив отказ, Екатерина Медичи предложила мне в мужья своего следующего сына, герцога Анжуйского. Я ответила, что в этом случае разница в возрасте будет еще более разительной, но переговоры между тем шли своим чередом.
