Текст книги "Против силы ветра (ЛП)"

Автор книги: Виктория Альварес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

– Святые угодники, что все это значит? – выговорил, наконец, профессор. Он в прострации дошел до самого причала, Вероника и Оливер следовали за ним с широко раскрытыми от удивления глазами. – Кто же посмел сотворить нечто подобное?

– Тот, кому нет дела до того, что произошло с Ривзом, – отозвался Оливер, – или же тот, кто просто напросто не верит в проклятия. Теперь понимаю, почему случилось то, что случилось.

Вероника первой обрела достаточно душевного равновесия, чтобы почти бегом преодолеть оставшееся до постоялого двора расстояние и, расталкивая зевак, подойти к самому берегу. Там она застыла с открытым ртом, завороженная чудовищным зрелищем. Что-то в полуистлевшем бриге напоминало огромного обессилевшего агонизирующего кита, выброшенного на берег.

Вот только это создание не агонизировало. Оно было мертво. За годы, проведенные на речном дне, корпус «Персефоны» покрылся такой толстой коростой из глины и водных растений, что, казалось, это уже невозможно счистить. Давным-давно корабль перестал быть произведением рук человека, превратившись в труп. Его смерть дала жизнь сотням поселившимся на нем крошечных существ.

– Вот теперь мы действительно попали в переплет, – буркнула Вероника. Она повернулась к крыльцу Гарландов и, увидев там не менее удивленных хозяев гостиницы, обратилась к главе семьи: – Гарланд, что тут происходит? – она подошла поближе, – какой идиот посмел достать со дна «Персефону» среди ночи?

– Я знаю не больше вашего, мисс Куиллс. Я вас уверяю, что все мы выбиты из колеи. Вы себе представить не можете какие у нас были лица, когда мы все это увидели…

– Но вы должны знать кто стоит за этим. Я не верю, что никто ни о чем не подозревал! Почти все дома стоят у самого берега!

– После того, что случилось в отеле, в Ванделёре всю ночь никто не спал, – попытался оправдаться Гарланд. – Мы собрались у ограды, чтобы выяснить, что же там происходит и почему из Нового Орлеана понаехало столько полиции. Да, действительно, мы слышали шум двигателей пароходов, но думали, что это те, которые шли из города. Никому из нас и в голову не могло прийти, что кто-то мог совершить нечто подобное, пока, вернувшись в деревню на рассвете, не увидели этот кошмар.

– Это не мог быть кто-то из Ванделёра, – произнес стоявший рядом с Гарландом мужчина. Приглядевшись, Вероника узнала Хэдли. – Никто не посмел бы такое сотворить. Я уверен, что тот, кто это сделал, не может быть даже из Луизианы.

– Почему вы так в этом уверены, мистер Хэдли? – спросил подоспевший Александр. – Вам удалось что-то выяснить?

– Нет, сэр, но вы можете это выяснить, если хотите. Вон тот джентльмен, – он показал рукой в сторону той части берега, где находилась лачуга Ривза, – должно быть, один из них, так как все это время он только и делает, что отдает приказы людям на пароходах.

Александр повернулся в указанном Хэдли направлении. У самой кромки воды стоял приземистый мужчина, наблюдавший за тем, как пароходы медленно буксировали «Персефону». В зубах у него была сигарета, голову прикрывала белая панама.

Профессор немедленно направился нему. Он чувствовал, что взгляды всех жителей Ванделёра молча следовали за ним. Взглянув на «Персефону», Александр увидел, что вода настолько разъела древесину, что не хватало целых кусков обшивки, в том числе и части названия судна. От него осталось лишь несколько больших белых букв: «ПЕРС». Ростры тоже не было, но Александр обратил внимание, что подставка, на которой она когда-то держалась, была не настолько подпорчена, как все остальное. Срез был слишком ровным и чистым, вряд именно река сорвала ростру оттуда. Но сейчас перед Куиллсом стояла более актуальная задача, требующая немедленного разрешения.

– Добрый день, – поздоровался он с мужчиной в панаме, повернувшемуся к нему с недовольным выражением лица. – Это вы несете ответственность за буксировку?

– Совершенно верно, сэр. Хотя, по-моему, вас это совершенно не касается.

– Это касается нас гораздо больше, чем вы можете себе представить, – вмешалась Вероника, делая шаг вперед с сердитой миной на лице, протягивая руку в сторону пароходов, дымивших среди реки. – Хотите сказать, что то, что делают ваши люди – законно и у вас есть все разрешающие бумаги? Если это действительно так, то почему вы ждали наступления ночи, чтобы действовать словно банда гробокопателей?

Мужчину, похоже, позабавила такая атака. Он взглянул на девушку сверху вниз:

– Надо же, а я всегда считал, что англичанки такие же мерзкие, как Виндзорский суп[1]. Я бы с удовольствием посвятил вас в детали в частном порядке, мисс, но сейчас я очень занят. Корабль не может сам по себе подняться со дна, знаете ли, поэтому, если я ослаблю контроль, эти недоумки могут разорвать бриг на куски, ринувшись каждый в свою сторону. Сумма, которую нам пообещали выплатить за работу слишком значительна, чтобы можно было легкомысленно отнестись к поставленной задаче. Вы меня понимаете?

– Да я с вами даже полшага не сделаю, – отрезала Вероника. Мужчина рассмеялся, поворачиваясь к ним спиной. – То есть вы – всего лишь наёмники, следующий указаниям того, кто претендует завладеть судном? Как зовут вашего нанимателя?

– Как я только что сказал, это вас не касается. А теперь дайте мне спокойно поработать. Вы и так заставили меня потерять кучу времени со своей болтовней.

– Пойдем, – позвал Александр, поняв, что еще чуть-чуть и Вероника оттолкнет мужчину, чтобы поближе рассмотреть «Персефону». На пару с Оливером они подхватили девушку с обеих сторон и повели ее обратно к остальным селянам. – Мы ничего не добьемся, допрашивая этого человека, держу пари, он, как и мы, понятия не имеет во что ввязался. Он лишь исполняет чей-то приказ. Мы зашли в тупик.

Стиснув зубы, Вероника позволила себя увести от кромки воды, в то время как мужчина продолжил покрикивать на капитанов пароходов, чтобы те подвели «Персефону» поближе к берегу.

– Хэдли был прав: этот тип не может быть из Луизианы, – высказался на ходу Оливер. – Вы обратили внимание, что его акцент совсем иной?

– Я обратила внимание, что он полный идиот, но это самое меньшее, что волнует меня на данный момент, – мрачно ответил профессор. – Что же мы теперь скажем князю Драгомираски, когда он узнает, что наше расследование не привело ни к чему, кроме привлечения внимания еще одного коллекционера, еще более амбициозного, чем он?

– Но ведь в этом нет нашей вины! – запротестовала Вероника. – Мы лишь следовали его инструкциям. И помимо всего прочего, с чего ты решил, что это дело рук коллекционера?

– А кто еще мог заинтересоваться таким странным объектом как «Персефона»? Да, я знаю, что ее история известна повсеместно, но не кажется ли вам, что это не простое совпадение: именно в тот момент, когда мы наткнулись на проливающие свет факты, тут же появляется некто, желающий завладеть бригом? С момента затопления прошло сорок три года, и до сих пор никто не пытался поднять его на поверхность.

– Похоже, мы можем распрощаться с ньюйоркским филиалом «Сонных шпилей», – отозвался Оливер. – Боюсь, наше соглашение с князем можно считать аннулированным.

– Может, мисс Стирлинг еще сможет все уладить? Она очень влиятельная женщина, с этим не поспоришь, и если у нее есть необходимые связи…

– Полагаю, ты имеешь ввиду необходимые деньги, дядюшка, – поправила его Вероника. – До настоящего момента я не видела у нее иных методом. Без финансовой поддержки своего патрона, эта женщина была бы никем.

– Но деньги не всегда играют решающую роль, – сказал Оливер, не сводя глаз с «Персефоны». – Может, этот коллекционер не менее настойчив в достижении своих целей, чем князь Драгомираски? Какой тогда смысл пытаться от него откупиться?

– Даже не знаю, – признал профессор, – но мы не можем стоять тут сложа руки. По-моему, нам следует вернуться в отель и выяснить не вернулись ли Лайнел и мисс Стирлинг, чтобы попросить девушку срочно телеграфировать князю о случившемся.

Ни у Оливера, ни у Вероники не нашлось лучших идей, поэтому они снова направились к ограде отеля. Близ последних хижин, они увидели младшего Гарланда в компании ребят его возраста. Они выглядели такими же взволнованными, как и все остальные.

– Привет, Крис, – поздоровалась с ним Вероника, – мы были удивлены, не увидев тебя на пристани.

– Мы с четырех утра на ногах, но до сих пор никто не знает, что произошло там, внизу и кто эти люди, буксирующие «Персефону», – ответил парень, кусая ногти. – Это имеет какое-то отношение к вашему расследованию?

– Боюсь, что нет. Похоже, кто-то нас опередил.

– Ладно, я рад, если это так. Вы мне нравитесь и не хочу, чтобы и вы погибли из-за того, что подобрались к этой тайне слишком близко.

– За нас можешь не волноваться, мы неуязвимы, – ухмыльнулась Вероника. – Но, тем не менее, не думаю, что отдаленность от «Персефоны» гарантирует безопасность. Насколько нам известно, граф Бервикский и леди Холлвард-Фрейзер не имеют никакого отношения к судно, и, тем не менее…

– А это кто? – поинтересовался Крис. Вероника удивленно посмотрела на него, потом на своих спутников.

– Аристократы, погибшие ночью во время нападения на отель. Я думала, ты их имеешь в виду, говоря о погибших. Разве умер кто-то еще?

Крис, нахмурившись, перевел взгляд с Вероники на сопровождавших ее мужчин.

– Вы шутите, мисс Куиллс? Разве вы не слышали о чем говорят все эти люди?

– У нас не было времени на расспросы, – ответил за девушку Александр, почувствовав, как сжалось его нутро в недобром предчувствии. – Ночью умер кто-то из жителей деревни?

– Мистер Райс, – тихо ответил один из приятелей Криса. Он был бледен и не сводил взор с причала. – На рассвете наши родители заметили как «Персефона» всплыла на поверхность и вышли на берег. Там они и нашли мистера Райса. Он захлебнулся.

– Что? – воскликнул Оливер. – Чарльз Райс, которого мы знаем?

– Других Райсов у нас нет, разве что его сын, работающий в отеле официантом, – ответил Крис. – Мой отец отправил людей на его поиски, как только понял, что Райс не дышит. Он все утро провел в доме Райсов, улаживая вопросы погребения и разговаривая с соседями, пришедшими высказать соболезнования. Мы сами только что оттуда.

– Господь всемогущий! – пробормотал профессор. – Это становится похожим на кошмарный сон. Только этого нам и не хватало. Чарльз Райс…

– Шарль Эдуард Делорме, – тихо напомнила ему Вероника, в то время как Граланд позвал своего сына и ребята ушли. – Рулевой вернулся на свой пост.

Тратить слова на согласование дальнейших действий не пришлось. Все трое, не сговариваясь, развернулись и спешно двинулись в сторону хижины, в которой побывали накануне вечером. Там царила печаль. Мистер Райс, по всей видимости, был уважаемым членом местного общества: его жилище превратилось в такое же оживленное место, как и побережье Миссисипи. Будучи ошарашены видом буксируемой «Персефоны», англичане даже не заметили скопления людей в той части деревни, где располагался дом Райсов. Соседи один за другим выражали соболезнования раздавленному горем Томасу Райсу.

Заметив появление Александра, молодой человек пробился к нему через толпу, но, подойдя поближе, не вымолвил ни слова. Вероника протянула ему руки, выражая поддержку, профессор ободряюще похлопал парня по плечу.

– Мы только что узнали о том, что произошло с вашим отцом, Томас. Вы даже не представляете, как обескуражила нас эта новость.

– Что с ним случилось? – произнесла Вероника. – Говорят, он утонул, но…

Вместо ответа Томас молча покачал головой и жестом пригласил последовать за ним. От удивления, журналисты даже не сразу среагировали, но, в конце концов, вошли в хижину под любопытными взглядами всех присутствующих.

Войдя внутрь, они с облегчением увидели, что тела Чарльза Райса в доме не было. По-видимому, сотрудники ритуальной конторы уже забрали его, чтобы подготовить к похоронам буквально несколько минут назад – в помещении повсюду были разложены погребальные венки.

– Томас, – обратился профессор к закрывающему входную дверь молодому человеку, – я понимаю, что ты сейчас в шоке от происходящего, но, поверь, мы тоже. Если бы мы знали, что по нашей вине может случиться нечто подобное… что из-за того, что мы разворошили всю эту историю с «Персефоной»…

– Не стоит беспокоиться из-за этого, – хриплым голосом ответил Томас. – Я позвал вас не для того, чтобы обвинить в смерти отца. Я знаю, что вы тут ни при чем.

– Если бы мы могли быть столь же уверены в этом, как и ты, – тихо добавил Оливер.

Медленно, словно постаревший на тридцать лет, Томас подошел к креслу, на котором еще вчера сидел его отец и рассказывал историю капитана Вестерлея и Мюриэль Ванделёр. Плетеная корзина все еще стояла на столике, правда, гороха в ней уже не было. Томас хранил молчание, пока Александр не подошел и не сел напротив него.

– Один из приятелей Кристиана Гарланда рассказал, что вашего отца нашли на берегу Миссисипи, – почти шепотом заговорил профессор, – и что лежал он лицом в грязь…

– Значит, он утонул в реке, – пробормотала Вероника, глядя на Оливера. – Он выжил после кораблекрушения, выиграв у судьбы почти полвека жизни… но, в конечном счете, его поглотила та же вода, что и бриг.

– Это был прискорбный несчастный случай, – согласился Александр. – Полагаю, что вновь увидеть «Персефону», наблюдать за тем, как она, словно призрак всплывает на поверхность, настолько ошеломило его, что он слишком близко подобрался к воде. Подобная картина оказалась слишком сильным испытанием для вашего отца. Скорее всего, он потерял сознание и упал лицом вниз, а рядом не было никого, кто мог бы ему помочь.

– Совершенно верно, именно так все и думают, – ответил Томас, – и я приложу все усилия, чтобы они продолжали так думать. Необходимо сделать все возможное, чтобы никто не узнал правду. Мой отец всегда был истинным христианином, и я не хочу, чтобы единственный неверный шаг воспрепятствовал достойному захоронению.

– О чем ты говоришь? – ужаснулась Вероника. – Ты подозреваешь, что на самом деле он…

Оливер и Александр воззрились на парня с изумлением, а Томас, казалось, испытал невыразимое облегчение от того, что смог, наконец, облечь в слова то, что терзало его душу все утро. Не сводя взор с плетенной корзинки, он запустил руку в карман куртки, извлек оттуда конверт и протянул его Александру. Взяв помятый конверт, профессор заметил, что тот уже вскрыт.

– Я знаю, что он на ваше имя, но… я должен был знать, чтобы понять…

– Он написал нам письмо? – пробормотал Александр. Он поверить не мог в то, что держал сейчас перед глазами. – Нам? Но зачем?

– Чтобы рассказать о том, о чем предпочел умолчать вчера, рассказывая о кораблекрушении. Я хорошо знал своего отца, профессор Куиллс, и с самого начала подозревал, что он не все рассказал о той ночи. Было нечто, так мучившее его, что он не мог поделиться с этим ни с кем, даже со мной. На протяжении многих лет он пытался обо всем забыть, убедить самого себя, что ничего такого не было, но, вновь увидев «Персефону»… возведенные им вокруг себя стены рухнули, словно карточный домик.

Не говоря ни слова, Вероника и Оливер подошли к профессору, которые осторожно извлек из конверта два сложенных вдвое листка. Он взглянул на Томаса, который кивнул, слишком измученный, чтобы добавить что-либо еще, и начал читать:

«Профессор Куиллс, уважаемые господа,

Знаю, что вы будете удивлены, вновь услышав обо мне, и, полагаю, вам покажется бесчестным, что для того, чтобы я открыл вам правду, понадобилось нечто столь ошеломляющее, как сегодняшнее ночное происшествие. Я никогда не хотел обмануть вашего доверия, но было слишком много того, что следовало скрыть, слишком много теней из прошлого, с которыми я привык жить все эти годы… лишь несколько часов назад я осознал, что мой конец неминуем. Я должен вновь взойти на борт, зная, что никогда больше не смогу вернуться обратно в порт, если не освобожу, наконец, свои плечи от тяжкого груза, который они уже устали нести.

Вчера я солгал вам, профессор Куиллс. То, что я рассказал вам о гибели «Персефоны», – неправда. Или, по-крайней мере, не вся правда. Я сказал вам, что мои товарищи покинули судно вместе со мной, но на самом деле, я сбежал раньше. Рулевой был в таком ужасе от того, что увидел за бортом среди бури, внезапно разразившейся на Миссисипи, что не смог остаться у штурвала как должен был, как это сделал бы достойный человек.

Эти мысли мучили меня почти полвека, раскаленной иглой жгли мое сознание днем и ночью, не позволяя забыть о том, что случилось с моими товарищами. Закрывая глаза, я до сих пор, словно наяву слышу мощный голос капитана Вестерлея: «Парни! Покажите лучшее, на что вы способны! Мы должны показать этой бестии с косой, что мы не позволим так просто себя утопить!» Я был на посту в этот момент, буквально в паре метров от меня, и помню, как у меня дрожали, лежавшие на штурвале руки, и как явившиеся неизвестно откуда волны одна за другой обрушивались на палубу, и как Смит, мой сменщик, крикнул капитану, что что-то не так с рострой «Персефоны». И это было худшим из всего, что я тогда видел и до сих пор заставляет меня вздрагивать по ночам, потому что по сравнению с этим, разразившаяся буря казалась всего лишь непогодой.

Как же я могу вам описать увиденное, чтобы вы не подумали, что чувство вины лишило меня рассудка? Поверите ли вы, если я скажу, что среди ночи, в массе воды и пены увидел женщину, словно вышедшуюу из преисподни? Это был нечеткий, словно сотканный из мглы, силуэт, который постепенно поднимался над бушпритом[2]… клубы тумана появлялись прямо из выточенной из дерева ростры «Персефоны», прямо на моих глазах принимая форму и улыбаясь так, что улыбка ранила словно нож.

Сначала я решил, что это лишь плод моего воображения после бессонной ночи. Бурлящая вода может быть очень обманчивой, да и корабельная качка искажает все вокруг, но увидев, что и капитан застыл на месте, я почувствовал, как кровь застыла в жилах: ведь это означало, что и он увидел тоже самое. «Святая Мария, Матерь Божья, спаси нас и сохрани, – прошептал Вестерлей, глядя во все глаза. – Теперь нам точно конец!»

Когда капитан побежал к ней и стал судорожно пытаться ухватить руками сотрясаемое ветрами видение, я попытался крикнуть ему не приближаться, но я был настолько парализован страхом, что из моего горла не выходило ни звука. Мне лишь оставалось смотреть, как Вестерлей вдруг схватил пилу, которую мы использовали для ремонта, влез на бушприт и, вцепившись в изображение Персефоны, начал спиливать основание, на котором держалась ростра. Наверное, он, как и я, подумал, что видение появилось из недр ростры, так как выглядело точно также, как и наша богиня… и женщина, которая, как все мы знали, ждала капитана в Ванделёре.

Всем известно, что моряки суеверны, поэтому нет нужды объяснять насколько они считают опасным отправляться в море на судне без ростры. Осознание того, что через несколько минут мы потеряем нашу единственную защитницу, заставило меня выпустить штурвал. Сердце колотилось так, что до сих пор не понимаю как умудрился не потерять сознание. Внезапно я услышал нечто, лишившее меня остатков силы воли на то, чтобы оставаться на борту: женский смех, раскаты которого вознеслись над грохотом штормовых волн и заставили моих сотоварищей как по команде обернуться и посмотреть на ростру корабля. Я так никогда не узнал, что же в итоге случилось со скульптурой, потому что буквально через пару секунд я оказался в реке, пытаясь сражаться с течением и убраться как можно дальше от брига, который на несколько месяцев превратился в мой дом, а потом вдруг превратился в распахнутые врата в ад.

Я бросил свой пост из-за страха, который потом мучил меня все последующие годы. Я бросил капитана Вестерлея и моих собратьев, профессор, приговорил их к самой страшной смерти, которую только могло задумать то существо. Оставшись без рулевого, судно накренилось на бок и начало погружаться в Миссисипи. К тому времени как я добрался, наконец, до берега, бриг полностью погрузился в воду. За моей спиной остались лишь тьма и смерть…

Нынешней ночью, выглянув в окно своего дома, я понял, что не имеет никакого значения на что готов человек, чтобы сбежать от тьмы и смерти. Может, они не так быстры, но очень терпеливы и всегда настигают свои жертвы. Сорок три года я безуспешно пытался заглушить внутренний голос, напоминавший о моей ответственности за произошедшее, но теперь я понял, что нет смысла продолжать борьбу. «Персефона» вновь идет по Миссисипи и единственная тому причина – взыскать старые долги. Бригу нужен рулевой, который после смерти продолжит то, что должен был делать при жизни. Меня ждут капитан и остальные, они пришли за мной, чтобы мы вновь все вместе отправились в плавание.

Мне остается лишь молиться, чтобы это признание не показалось вам записками сумасшедшего, которого чувство вины лишило рассудка. Простите меня, если сможете, профессор Куиллс, я должен был убедить вас покинуть Ванделёр, пока не стало слишком поздно. В этом месте обитают темные силы, с которым лучше не встречаться. Я больше не в состоянии и дальше избегать этого. «Ад, Рай – не все равно ли?» Будь что будет в конце моего путешествия, я постараюсь показать себя с большей доблестью, чем тот трус, который утащил на дно всю команду.

Да хранит вас Господь, если это все еще возможно.

Шарль Эдуард Делорме.»

–

[1] Винзорский суп – Коричневый виндзорский суп – это одно из тех блюд, чья репутация намного превосходит реальные заслуги. Во многих современных книгах о еде можно встретить заверения, что он был любимым супом королевы Виктории и регулярно присутствовал в меню королевских банкетов, другие уверяют, что ели его без исключения все викторианцы – ели и давились. Коричневый виндзорский суп, как он предстает в литературе второй половины XX века – синоним отвратительности. Сам по себе Виндзорский суп – реальное блюдо, правда «белое», так как делается на рисе и сливках. Коричневого Виндзорского же нет ни у одного из именитых кулинаров эпохи. Автор Сесилия Леонг-Салобир в книге «Вкус империи» (A Taste of Empire, 2011) утверждает, что он был «постоянным гостем железнодорожных меню», но при внимательном рассмотрении оказывается, что супы в принципе подавали в поездах крайне редко. Некоторые говорят, что это такой тонкий английский юмор, аллюзия на очень известный «Белый Винзорский суп» и не менее известное «Коричневое Виндзорское мыло». По крайней мере, первое письменное упоминание об этом супе относится к 1953 году, так что, скорей всего, это все же английская шутка. Сайт foodsofengland, чьи авторы перелопатили все электронные архивы Британской библиотеки в попытке найти корни этого супа, предлагают свой рецепт: пол-литра мясной подливки. взбитой в блендере со столовой ложкой солодового уксуса и пригоршней сушеных фиников; украсить жалким листиком петрушки и подавать с рюмкой горячей мадейры, которую гость в отвращении добавит в суп самостоятельно.

[2] Бушприт, бугшприт (нидерл. boegspriet; от boeg – нос + spriet – пика, вертел) – горизонтальное либо наклонное рангоутное древо, выступающее вперёд с носа парусного судна. Предназначен для вынесения вперёд центра парусности, что улучшает манёвренность судна.

Глава 29

Когда Лайнел приоткрыл глаза, ему понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить где он находится и почему ему так хорошо. Солнце согревало кроны деревьев и несколько лучиков проникли внутрь хижины, наполнив ее золотистым светом. Он приподнялся на локте в некотором недоумении, провел рукой по спутанным волосам и вдруг вспомнил, что произошло накануне, увидел отпечаток тела Теодоры на тюфяке и вмятину на подушке, которую они разделили этой ночью. Лайнел позволил себе снова рухнуть ничком, блаженно улыбаясь и обнимая подушку, чтобы лишний раз вдохнуть пропитавший ее аромат восточного парфюма.

По мере того, как уходила сонливость, в голове возникали сотни картинок прошлой ночи, таких ярких, что на пару секунд мужчина засомневался не было ли все это лишь сном. Но его тело по-прежнему, словно отражало эхо пережитого: Лайнел все еще ощущал на себе тепло ее тела, слышал ее смех под звездным небом, видел прижатые друг к другу лица, чувствовал скользящие в темноте руки. "

Теперь она моя

, – сказал он себе, улыбаясь еще шире, —

и останется моей, когда все это закончится, потому что я готов убить любого, кто встанет между нами

".

Взгляд из-под полуопущенных ресниц пробежал по залитому солнцем внутреннему убранству хижины. Маленькое пятно крови на тюфяке напомнило ему о том, что рассказывал рулевой «Персефоны» о Мюриэль Ванделёр и капитане Вестерлее. Реальность обрушилась на него, словно удар мачете: он понял, что там, за пределами болота, далеко от окружавшего их мирного уголка, отель «Ванделёр», должно быть, был погружен в пучину абсолютного хаоса. Вспомнил про Александра, Оливера и Веронику, и так быстро вскочил на ноги, что чуть не закружилась голова.

Рядом с тюфяком Лайнел увидел предоставленную им одежду. Та, которую он надевал для бала была так перепачкана, что явно не подлежала восстановлению, поэтому он быстро надел темные штаны, свободную рубаху и выглянул в окно.

Поселение уже давно пробудилось и его обитатели сновали меж деревьев, совершенно не беспокоясь о том, что среди них находятся два чужака. Лайнел раздумывал куда же запропастилась Теодора, когда его взор остановился на ком-то, внимательно наблюдавшем за ним, сидя на поваленном стволе дерева. У него аж дыхание перехватило, когда он узнал ту самую маленькую мулатку, которую они преследовали два дня назад в Новом Орлеане. Она по-прежнему была одета в красное платьице, а белокурые волосы кудряшками рассыпались по плечам.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, пока Лайнел не отошел от окна и не начал спускаться по лестнице, ведущей к подножию дерева. Девочка молча следила за ним невероятными голубыми глазами, пока он не встал прямо перед ней.

– Похоже, в конце концов, именно ты нас поймала, – сказал Лайнел, – или, во-всяком случае, твой народ. Ты следила за нами все это время?

– Только когда об этом просила моя мама, – ответила девочка. – Когда ты находился вне отеля.

– Поэтому ты не ходила дальше дубовой аллеи. Ты – дочь мамбы Альмы? У тебя глаза в точности как у нее.

Малышка кивнула и слезла с бревна, на котором сидела.

– Меня зовут Этель, – сказала она ему. – А ты – Лайнел Леннокс, а твою подругу зовут Теодора.

– Ты тоже обладаешь даром?

– Пока нет, но Бой всегда говорит, что это лишь вопрос времени, когда меня начнут посещать видения. В этих местах может быть только одна мамбо, но моя мама – человек и не будет жить вечно, – она взяла Лайнела за руку и повела за собой в чащу, вдаль от деревьев с висячими хижинами. – Она попросила меня привести к ней тебя и Теодору. Тебя ждут, чтобы показать что-то важное.

Лайнел решил последовать за Этель, которая вела его в часть болота, очень похожую на ту, где они проплывали накануне ночью под дулом пистолета. По мере продвижения вперед, постепенно стихли звуки оставшегося позади селения, вокруг были слышны лишь жужжание москитов и неизменное кваканье лягушек. Вскоре они вышли к небольшому холму, возвышавшемуся над водой, словно чешуйчатая спина каймана. Этель начала взбираться по залитому солнцу склону, Лайнел последовал за ней. Прибыв на на место, они увидели там Теодору, беседующую с мамбо Альмой на окруженном кипарисами пятачке.

Когда Лайнел взглянул на девушку, его с головы до ног окатила волна непривычных, но вполне приятных ощущений. Волосы Теодоры были по-прежнему распущены, а одета девушка была в… красные мужские брюки! что чуть не выбило молодого человека из равновесия.

– Полагаю, – тряхнув головой воскликнул он, – теперь я видел все…

Услышав его слова, Теодора прервала беседу с мамбо и обернулась с улыбкой на устах.

– Я так и думала, что ты это скажешь. Я так ужасно выгляжу?

– Ты восхитительна, – заверил девушку Лайнел, заключая ее в объятия. – Если бы я знал, что брюки сидят на тебе так хорошо, то давно одолжил бы тебе свои. Кто знает, – добавил он, целуя Теодору в губы, – может, мне удастся их с тебя стянуть как это проделала Вероника с Арчером?

Теодора рассмеялась хриплым смехом, но на поцелуй не ответила. Лайнел отстранился и с удивлением на нее посмотрел.

– Что с тобой? – обеспокоенно спросил он. – Я сказал что-нибудь не то?

– Да нет, не в этом дело, – ответила Теодора, беря его за руку. – Ничего со мной не случилось. Просто… ты хоть обратил внимание где мы находимся?

– На болоте, как и вчера. Только не понимаю, что в этом такого.

– Посмотри вокруг, Леннокс, – вдруг произнесла мамбо Альма, раскинув руки, словно обращая его внимание на круг из кипарисов. – Посмотри и скажи мне, что ты видишь.

Лайнелу такая театральность показалась излишней, но, стиснув зубы, подчинился. Зеленоватый свет, просачивающийся сквозь листья деревьев, напомнил ему Оксфордский Дом орхидей, в котором они тогда встретились с Теодорой. Не сразу, но мужчина понял, что имела в виду мамбо: вокруг, едва видные меж корней деревьев, находились воткнутые в землю странные куски древесины. Все они были разными по цвету и размеру, на некоторых еще оставались следы краски, но на большинстве не было никаких отличительных признаков. Лайнел нахмурился.

– Что, черт возьми, все это значит? – спросил он снова поворачиваясь к мамбо. Этель молча подошла к матери и та положила усыпанные перстнями руки на плечики девочки. – Это что, кладбище?

– Хороший вопрос, – ответила мамбо. – Полагаю, что в каком-то смысле это так, хотя вряд ли оно похоже на какое-либо другое из виденных вами в путешествиях. Здесь похоронен только один человек. То, что вы видите вокруг – это не кустарные надгробные плиты.

– Я уже заметил, что на них ничего не написано, но…

Лайнел умолк на полуслове, увидев, что на одной из досок можно было различить несколько букв. Не отпуская руки Теодоры, он подошел поближе к куску древесины, отполированному водой и временем. Наконец, ему удалось прочитать фрагмент слова: «ЕФОНА». Тут он, наконец, все понял и в изумлении посмотрел на мамбо.

– Разумеется, это кладбище. Здесь захоронен корабль. Получается, вы храните здесь обломки «Персефоны», которые река выплеснула на берег!

– То, что Миссисипи пожелала нам отдать, – кивнула мамбо. – Остальное принадлежит ей, включая членов экипажа. Мощная сила приковала их к реке и мы не в состоянии с ней бороться. Любые попыткаи что-то отнять заканчиваются печально: достаточно вспомнить, что случилось с тем парнишкой из Ванделёра, когда он решил понырять вокруг затонувшего брига. Больше сорока лет мой народ каждую ночь обыскивает берег Миссисипи и приносит сюда все, что может найти. Здесь, в сердце болота, мы, мамбы, пытаемся объединить все силы, чтобы успокоить души, затонувшие вместе с «Персефоной», но мы бы ничего не добились без помощи жителей болот. Наши ритуалы, песнопения, даже амулеты ничего не стоят без их веры.