Текст книги "Вся жизнь - поход"

Автор книги: Виктор Дихтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

А потом как обычно:

– Вэ-Я, почитайте...

В тот вечер я читал Мережковского, Апухтина, Горького, а когда закончил, Сергей Николаевич поднял руку:

– Разрешите мне. Нет-нет, ни петь, ни читать я не буду. Я вот о чем... Меня попросили придти сюда, чтобы доказать невозможность существования таких групп, как ваша, где собраны люди разных возрастов. Так вот, все это полнейшая чепуха. Я видел, как младшие ведут себя в электричке, я видел, как вы готовите бивак, и не заметил ни одного момента, где бы младшие выпадали из общей обоймы... И этот вечер... Ребята, вы сами не знаете, какие вы...

Мы не знали, надо ли отвечать на его слова или снова взяться за гитары. Так и просидели с минуту в неловкой тишине, ожидая, не скажет ли Сергей Николаевич чего-нибудь еще.

И он продолжал:

– Я – будущий социальный психолог. Возможно, я вижу в отношениях людей больше, чем видите вы. Я вижу, что вы рассаживаетесь у костра небольшими, но достаточно устойчивыми группами – это показатель дружеских связей. В известных пределах, конечно. Я вижу, что эти группы диффузны – значит, не замкнуты и открыты для всех. И что малыши рядом со взрослыми. У меня тоже есть школьники-туристы. Но они рассаживаются у костра где придется. Понимаете – им безразлично, с кем рядом сидеть!

Ребята удивленно переглянулись. Никто не задумывался, где он сидит, да и групп никаких не было – только тесный круг на бревнах и впереди на низких походных стульчиках. А тут все увидели, что в этом сидении плечом к плечу есть своя логика: оказалось, что рядом сгрудились люди, которые всегда старались быть вместе.

– Наука! – уважительно сказал кто-то.

Сергей Николаевич подождал, пока уляжется шумок.

– И еще. Я видел, как старшеклассник вздремнул на плече вашего командира. Она обняла его и пела со всеми. А у меня в группе мальчишки захихикали бы, увидев такое. У вас не командир, а чудо. Простите, кто вы по профессии?

– Я почти как Вэ-Я, – весело сказала наша общая любимица Таня Быцунь. Он – преподаватель физического воспитания, а я – будущая физичка. Скажите обо мне еще что-нибудь приятное.

Все рассмеялись: Татьяна умела разрядить даже самую неловкую обстановку.

А Сергея Николаевича, видимо, прорвало. Теперь он взялся за меня – и, наговорив кучу любезностей, признался, что более обаятельного человека еще не встречал.

– Это я-то обаятельный человек?!

Я был уверен, что обаяния-то мне как раз и не хватает, и даже немного комплексовал по этому поводу.

– Не скромничайте, – сказал Сергей Николаевич. – Вы это прекрасно знаете. А не верите – спросим у ребят.

– Вы их слушайте больше, – сказал я. – Им еще у меня оценки получать.

Разговор повернул на вечную для нас тему – о личных качествах любого руководителя. Смешинки закончились, и мы проговорили долго, забыв о пении и о времени отбоя. Несколько раз дежурный командир подходила ко мне и показывала на часы, но я просил еще десять минут и еще пять. Наконец дежком громко скомандовала: "Отбой!"

Все встали и положили руки на плечи друг другу. Гитарное вступление – и полетела в морозную ночь последняя на сегодняшний вечер песня.

Пока земля еще вертится,

Пока еще ярок свет...

Пятьдесят человек поют окуджавскую "Молитву" – девчонки, мальчишки, студенты, учителя; поют истово, до мурашек по телу...

– Такого я еще не видел, – тихо говорит мне Сергей Николаевич.

Мы забираемся в свое лежбище и натягиваем на спальники пленки.

– Тепло? – спрашиваю.

– Тепло.

– Спокойной ночи.

Сергей Николаевич стал часто бывать у меня дома. Мы много беседовали, что-то формулировали и обосновывали. Пару раз он еще ходил с нами, а потом перекроил свою группу наподобие нашей, но, насколько помню, дела до конца не довел – переехал на дальний конец Москвы и начал учительствовать в другом месте. Как-то незаметно связь между нами оборвалась, и только лет через десять он снова пришел ко мне уже в ранге директора школы, пришел вместе со своим административным синклитом уговаривать перейти к ним работать...

Александр Александрович Остапец, пославший Сергея Николаевича изучать нашу группу, тоже занимался с ребятами в своем клубе "Родина", собирая в туристские кружки школьников со всего микрорайона. Отчет Сергея Николаевича, видимо, заинтересовал его, и мы были приглашены в клуб на встречу со старшими кружковцами.

Любопытная получилась встреча. Пришло нас пять человек – я, две девочки из 5-го и 8-го классов, студент-энергетик и учительница. Мы прокрутили кружковцам фрагменты из воспоминаний Володи Борисова и начали отвечать на вопросы. И первый же вопрос был из набившей оскомину серии "А что, если...":

– А что, если старшие ребята будут обижать надоевших малышей?

– Как это обижать? – удивилась восьмиклассница. – Я в группе с третьего класса. И никто ни разу даже не крикнул на меня. Это сейчас все приходится делать самой, а раньше... Шеф проверит, чтобы поела, уложит, укроет, за ушком почешет. А на маршруте устанешь – старшие тут же разгрузят. Малышам в группе самое раздолье: забот-то почти никаких. А вы говорите – "обижать". Скажете тоже!

– А если горный маршрут не по силам младшим?

Студент начал было подробно объяснять, как мы разрабатываем маршруты, формируя отделения по спортивной подготовленности и туристскому опыту, но увидел, что это не очень волнует хозяев, и сказал:

– Вот я прошлым летом ходил с другой группой в "четверку", еще один из наших был с университетской командой на леднике Федченко – прошли маршрут высшей категории. Двое были на Тянь-Шане. Естественно, без малышей. Но возвращаемся-то мы в свою группу. Это наш дом! И возвращаемся мы с новыми знаниями, и ведем по доступным горам остальных. Наша группа не гонится за сложными маршрутами, для нас важно другое – постоянное общение. Разве это плохо?

– А помните, Вэ-Я,– спросила учительница, – вы как-то предложили "старичкам" отказаться от гор и пойти летом по Подмосковью? И мы сказали, что если всей группой, то с удовольствием. Вы спрашиваете, – обратилась она к кружковцам, – как совместить в горах маршруты младших и старших. А для нас этот вопрос, в общем-то, не стоит. Можно пройти всего пару перевалов, доступных каждому. И кроме того, спустившись с гор, мы ездим по городам: Самарканд, Бухара, Хива, экскурсии по Черноморскому побережью – разве это интересно только взрослым? Вот наша Ирочка из пятого класса. Она была два раза только в Крыму, а сколько уже видела!

– А ну, скажи, Ирочка, где ты бывала? – улыбнулся Александр Александрович.

– Я бывала в Симферополе – там музей. Потом бывала в Алуште и Ялте там поляна сказок и музей Чехова. А еще в Феодоссии, где картины Айвазовского и музей Грина.

– А дом-музей Чехова тебе понравился?

Ирочка посмотрела на меня и честно призналась:

– Не очень.

И тут же добавила:

– Когда подрасту, тогда понравится.

То, что кружковцам из турклуба, далеким от педагогических проблем, было трудно понять нашу организацию, не удивляло – нас часто не понимали и взрослые. Да и не в организации было дело – в конце концов, можно напридумывать и не такое. Не понимали главного: зачем все это нужно? Ходят школьники в походы по возрастам – и прекрасно. Здесь все давно определено: количество человек в группе, протяженность и сложность маршрута, вес рюкзаков. Так надо ли усложнять, чтобы появлялись вопросы, ответить на которые не просто? Конечно, разумнее познакомиться с нашей группой в походе, но это хлопотно, тем более что совершенно ясно: дети и взрослые психологически не могут объединяться на долгое время. А точнее, не должны.

– Почему?

– По известным причинам.

Вот и поразговаривай тут!

А с горными маршрутами для старших и младших мы давно определились: свои ключевые перевалы новички проходят вместе с ветеранами. В нужный момент ветераны уходят на усложненный маршрут, а новички – через перевалы попроще.

Через несколько дней отделения встречаются. Вариантов здесь много: расходятся в начале маршрута или где-то в середине пути: с одного места ночевки переходят хребет по разным перевалам. Или у новичков – двухдневный отдых, а ветераны идут кольцевым маршрутом...

Вместе с действительно новичками – а их обычно четыре-пять человек идут туристы, имеющие опыт горных путешествий, и несколько инструкторов. Такая тактика требует тщательной подготовки и кропотливой работы с картой: ведь надо встретиться в нужный день и в нужной точке. Поэтому к разработке маршрутов привлекаются самые опытные "старички".

Надо сказать, что ребята не любят расставаться и с нетерпением ждут воссоединения двух групп. Вечером, после спуска с хребта, новичков посвящают в Рыцари первого перевала с вручением специально изготовленных значков и недорогих сувениров. А строй ветеранов запевает для "Рыцарей" традиционную песню:

Вас ждет еще много долин, вершин, предгорий,

Мы будем следить, чтоб никто не отставал.

Но прочной основой всех новых категорий

Навсегда ложится первый перевал!

Когда кружковцы ушли, Александр Александрович сказал:

– Послушав вас, я допускаю, что туристские группы разного возраста могут существовать. В данном случае меня не интересует, как вы планируете горные маршруты для младших и старших – это вопрос второй. Но мне кажется, что ваша группа существует только благодаря такому руководителю, как Виктор Яковлевич. Подождите, – остановил меня Александр Александрович, – я не собираюсь распевать вам дифирамбы. Мы говорим о серьезных вещах. Но представим, что Виктора Яковлевича нет – ну, уехал из Москвы, почил с миром – нет его.

Будет тогда существовать группа?

Ребята молчали.

– У нас есть еще Людмила Яковлевна, – нашлась Ирочка.

– Это прекрасно, что есть Людмила Яковлевна, – улыбнулся Александр Александрович. – А что скажут взрослые?

– Я думаю, это некорректная постановка вопроса, – сказал студент. Любое дело остановится при некомпетентном руководстве. Да, мы понимаем сейчас замены Вэ-Я в группе нет.

Но придет время, и появится другой руководитель. Конечно, что-то изменится. Допустим, он не будет читать стихи и рассказывать у костра. Но если сохранится система, группа будет жить.

– А что вы понимаете под системой?

– Это в первую очередь наша организация, – сказала учительница.– Затем, сохранение того уровня общения, который уже создан. Сохранение культурной программы и культуры костра.

– И кто все это будет осуществлять?

– Те, кто к этому подготовлен, – резко сказал студент. – Или вы считаете, что руководитель должен только уметь вести людей по маршруту?

– Нет, я так не считаю, – Александр Александрович посмотрел на ребят и усмехнулся. – А знаете, почему никто из оппонентов к вам не приходит? Потому, что вы за свою группу любому горло перегрызете.

– Это не оппоненты, а недоброжелатели, – сказала учительница. – Сколько Вэ-Я приходится биться, чтобы нас всех вместе выпускали в горы! Маршрутные книжки для школьников, маршрутные книжки для взрослых. В одну школьную маршрутку Вэ-Я вписывает руководителем себя, а кого в другую? Людмила Яковлевна не в их школе, нас тоже нельзя. А если в школьной маршрутной книжке количество девочек превышает допустимую норму, как доказать, что мужчин в группе хватает – они же в другой маршрутке записаны.

– Это уже технические моменты, – сказал Александр Александрович. – Не будем отвлекаться. Итак, вы утверждаете, что вопрос жизни разновозрастных туристских групп зависит от подготовленного руководства. Вот мы и попросим Виктора Яковлевича поруководить Всесоюзными семинарами школьных туристских организаторов. Там он сможет популяризировать свои идеи.

Александр Александрович сложил в папку густо исписанные листы.

– А знаете, я был однажды на слете с вашей группой. Близко не подходил – своих дел по горло – но запомнил, как мы разговаривали с Виктором Яковлевичем, и к нам подошли девушки с мисками, принесли ему ужин. Поверьте, не каждого руководителя будут искать в лесу, чтобы накормить.

Александр Александрович встал.

– А то, что вас не всегда понимают, не огорчайтесь. Группа у вас, согласитесь, необычная и, конечно, мозолит кое-кому глаза. Да и соревнований выигрываете вы не в меру много, это тоже не вызывает восторга у соперников. А ваш Вэ-Я должен публиковаться и защитить, наконец, диссертацию – тогда все встанет на свои места. Не сразу, конечно.

Александр Александрович пожал каждому руку.

– А вы молодцы, ребята. Желаю успеха! И спасибо, что пришли.

Александр Александрович попал своими вопросами в самую точку: я уже подумывал, кто будет руководить группой после меня и Людмилы Яковлевны. Пока еще мы в силе – ну, а через десять лет? Из тогдашних Вэ-Яков я видел в этой роли только одного человека. Если и в дальнейшем потенциальные руководители будут в таком дефиците, группа может распасться. Поэтому я начал внимательно присматриваться к новичкам, стараясь угадать в ком-нибудь наших преемников. Ребят эта проблема не волновала – все у нас ладилось; а тут еще подоспело новое дело: нас пригласили на взрослую городскую Юморину. Что это за штука сколько нам ни объясняли, мы толком не разобрались. Поняли только, что надо подготовить веселое выступление, и я поручил это старшеклассникам. Через пару недель они показали мне странное сооружение: к черному рукаву были приторочены два сцепленных каблуками туристских ботинка. Рядом поставили ширму с нарисованной водной гладью и дыркой посредине.

– И что все это значит?

– А вот, – сказали ребята и зашли за ширму.

Из дырки высунулась змеиная голова, замигала глазами-лампочками, пошамкала, позевала – и вдруг из пасти повалил дым.

Я и немногочисленные зрители заржали, наподобие табуна лошадей.

– Это Несси, – сказали ребята. – Впечатляет?

То, что вещала змеюка, мне не слишком понравилось: вроде бы смешно, но не так чтобы...

– Мы еще доведем ее до ума, – пообещали изобретатели. – А за текст не беспокойтесь, это только наброски, она у нас заговорит!

Вэ-Яки пришли на Юморину почти в полном составе и сразу растворились среди сотен людей. Здесь были известные туристские клубы, институтские группы и такие же неприкаянные, как мы, без официальной крыши над головой.

Нас представили восседающему на троне королю Юморину Первому и указали место для бивака.

Когда стемнело, глашатаи прокричали о начале концерта. На бревнах, на рюкзаках и даже на деревьях разместились зрители.

Ударил гонг, судьи раскрыли блокноты – и началось1...

Что может придумать туристская вольница, постороннему человеку трудно представить. Фонтаны острот и лоханки шуток. Зрители выли, словно коты в апрельской ночи. Мы даже забыли, что там, за деревьями, маются наши ребята, и опомнились только, когда объявили:

– Выступает группа Вэ-Яков.

Из дыры в ширме выглянула наша Несси, подмигнула одним глазком, потом другим – и, ворочая головой, начала рассматривать зрителей. Она еще и слова не сказала, а хохот поднялся такой, будто всем начали водить скребками по самым щекотным местам.

– Смеетесь? – спросила Несси скрипучим голосом. – Ну-ну. А мне вот не до веселья...

И змеюка поведала горестную историю своей жизни – о том, как сотни бездельников съезжаются со всего света поглазеть на нее.

– А я – девушка скромная, одежды на мне никакой, теперь только ночами всплываю, красоту свою дуракам на погляд не даю.

Несси тяжело вздохнула, вывалила язык и пахнула на зрителей клубами дыма.

Народ просто валился с бревен, визг стоял страшный. С деревьев кричали, чтобы перестали хохотать, а то ничего не слышно.

Несси подняла голову и подмигнула галерке.

– А вам и слышать ничего не надо, – сымпровизировала она. – Любуйтесь мной, пока под воду не ушла. Эй, там, на дереве, я как лучше выгляжу – в анфас или в профиль?

Ребят за ширмой "несло". Я в первый раз слышал текст целиком и, выбираясь из-под навалившегося на меня сзади незнакомого парня, не мог разобрать, где домашняя заготовка, а где гонят отсебятину.

Над ширмой перекинулся хвост с кисточкой и погладил Несси по голове. Зрители только изможденно стонали.

– Смотреть на вас тошно, – сказала Несси. – Я бы вас всех... А-а, тьфу на вас!

Она завертела головой, и из раскрытой ботиночной пасти на зрителей брызнули тонкие струи воды...

Под хохот и аплодисменты нам присудили первое место, а утром по просьбе туристов ребята снова повторили свой номер.

Ну хорошо – с Несси старшеклассники постарались. Но вот начались ночные соревнования по ориентированию, где найти контрольные пункты можно было только при большом везении, потому что вместо карты давалось шутливое описание, куда надо бежать, и Вэ-Яки тоже оказались победителями. Почему так – не представляю. Мы сразу вошли в юморинную элиту и успешно выступали на этом веселом празднике еще несколько лет.

Несовпадение взглядов

Через три года после моего прихода в школу директор ушла на пенсию, а с новой директрисой отношения не заладились.

– У нас не спортивная школа, – сказала она, – поумерьте, пожалуйста, свой пыл.

– Это как?

– Школе не нужны ваши победы на районных соревнованиях. После них надо ездить на городские, ребята тратят уйму времени, их надо отпускать с уроков. Ладно бы один-два раза, но вы почти все районные соревнования в городе дублируете. Это недопустимо.

– Что вы предлагаете?

– Занимайте вторые места. Это и почетно, и хлопот меньше.

Мне показалось, что директриса шутит, потому что представил, как буду хватать ребят за трусы на дистанции или требовать посылать мяч в волейбольную сетку. Но со мной говорили серьезно.

Скоро мне предложили заканчивать работу спортивных секций вместе с последним уроком второй смены и попросили вернуть ключ от школы. Здесь уж я раскричался, пообещав решить вопрос на уровне райкома партии.

Потом запретили приходить в школу не только взрослым туристам, но и бывшим ученикам – "у нас тут своих хулиганов хватает!"

Все это накапливалось постепенно и по крупицам. С одной стороны, я понимал директрису: наших ребят приходилось отпускать на городские соревнования чаще учеников других школ. И хотя я требовал от спортсменов хорошей учебы, это не всегда удавалось. Но и сворачивать работу было бы неразумно. Уроки, спортивные праздники и соревнования взаимосвязаны. Ведь лидеры на уроках, за которыми тянутся ребята, появляются из спортивных секций и из спортивных школ, куда я пачками запихивал учеников. Ликвидируешь одно звено – начнет расшатываться вся система.

Кроме того, я был абсолютно уверен, что двоечники и те, кто вечерами слоняется по темным дворам, не станут на другой день отличниками, если их отлучить от секций и соревнований. Мне почему-то казалось, что общение со мной полезней бесцельного времяпрепровождения.

Однажды директриса спросила:

– Виктор Яковлевич, ну объясните, о чем вы битый час разговаривали с пятиклассниками под окном моего кабинета. Сидите на досках и, извините меня, болтаете. Какая в этом необходимость?

Что я мог объяснить? Говорили о том, о сем. Я что-то рассказывал, потом ребята. Действительно – болтали. Но это – не напрасно загубленное время. Здесь между нами протягиваются тончайшие ниточки взаимного доверия, которое не всегда возникает на уроках, где учитель выступает в совсем другой ипостаси. Нет, объяснить директрисе я ничего не мог – мы просто не понимали друг друга.

Перед очередной свадьбой я посоветовал девушкам спросить у словесников, нет ли у них литературы о русских обрядовых песнях. Девушки вернулись пунцовые и в слезах.

Они обратились к своей учительнице – к директрисе, но вместо обрядовых песен получили строжайший приказ: ни одному ученику на свадьбе не появляться!

Иду в директорский кабинет, спрашиваю, чем вызвано такое распоряжение.

– Школьникам на свадьбах делать нечего!

– Но это же просто большой общегрупповой праздник, театрализованное выступление, в котором задействованы наши пятиклассники и старшие ребята. Зачем же обижать их? Тем более что никакого распития у нас не бывает.

– Повторяю: на свадьбу школьники не пойдут!

– Все-таки объясните, почему.

– А вы сами не понимаете?

Откровенное неприятие всего, что мы делали становилось уже заметно и старшим школьникам, и учителям. Это было не сведение каких-то личных счетов, а только несовпадение взглядов на сущность работы педагога.

– Школе не нужны талантливые учителя, – сказала мне как-то директриса, раздраженная очередным спором с молодым учителем рисования Александром Иосифовичем Анно. – Школе нужны дисциплинированные исполнители. А всякие там эксперименты надо проводить в лабораториях.

Саша Анно был до неприличия талантлив. Талантлив не только как художник (довольно скоро начали издаваться книги с его иллюстрациями) – он был талантливо влюблен в своих учеников. На большой перемене он скатывался ко мне с пятого этажа в полуподвальный спортзал и, потрясая альбомными листами, восторженно требовал:

– Вы посмотрите, как дети работают с красками! Как они видят мир! Это поразительно!

Я рассматривал детскую мазню и, признаться, ничего поразительного в ней не находил. Но, чтобы не обидеть Сашу, изрекал глубокомысленно: – Мм-да...

– Напрасно думают, что дети кладут краски, какие под руку попадутся, Александр Иосифович нашел во мне терпеливого слушателя и торопился посвятить в тайны детской души. – Понимаете, они пишут синее небо и синюю речку без всяких оттенков – это же целостное восприятие образа! Обратите внимание: камни на берегу тоже с синевой – это не случайно акварель разлилась! Это образ! Здесь что-то от Гогена, о котором они и понятия не имеют! – Александр Иосифович любовно рассматривал листы и настойчиво втягивал меня в разговор. – Как вы думаете, почему в работах почти нет перспективы? Полагаете, от неумения? Напрасно! Для детей каждая деталь – главная, поэтому они пишут крупно и деревья, и птиц, и все выводят на первый план. Как жаль, что с возрастом такое видение мира тускнеет!

В первые же дни знакомства Саша сказал, что хочет почитать мне свои стихи. Я изредка занимался рифмотвор-чеством для всяких туристских нужд и охотно согласился послушать коллегу-дилетанта.

– В общем-то это песни, – сказал Александр Иосифович, – но без гитары я буду только читать.

И нам нельзя не рисовать, и пляшут наши кисти,

По нарисованной земле волшебный цвет разлив.

Я что-то должен досказать, дочувствовать, домыслить

Поверьте мне, поверьте мне: мир добр и справедлив!

Я понял, что встретил настоящего поэта. И не ошибся – через несколько лет Саша начал публиковаться. Вслед за стихами появились его сценарии – он читал их на радио. Стихи буквально выплескивались из него, и как это получалось – великая тайна есть.

Узнав, что Саша живет рядом с Лефортовской тюрьмой, я рассказал, что в сталинские времена в ее подвалах расстреливали под гул тракторного мотора, заглушавшего выстрелы.

На другой день Саша вошел в мой кабинетик и вытащил из кармана мятые листки:

– Я буду читать "Балладу о тракторном двигателе". Я не спал ночь и неважно себя чувствую. Извините.

Он как-то неудобно присел на краешек стула, усталый и непривычно скованный, перебрал листки – и, ни на чем не акцентируя, почти монотонно начал:

Грохочет тракторный мотор,

Толкаются в цилиндрах поршни.

Стоит курсант с лицом бульдожки

И пальцем теребит затвор...

Это были страшные и отчаянно искренние стихи.

Чтобы никто не услыхал,

Чтоб никого не всколыхнули

В затылок всаженные пули,

И кровь, и пена, и оскал.

Я стал постоянным сашиным слушателем и в дальнейшем сделал из его песен два тематических цикла для чтения у костра. С той поры прошло около двадцати лет, но до сих пор меня просят читать Анно, хотя его стихи ребята знают почти наизусть.

Как настоящий поэт, Саша смотрел дальше своего времени.

Многие его вещи кажутся написанными в середине 90 – х годов, они сейчас опубликованы, но в ту пору моего счастливого знакомства с Александром Иосифовичем я не до конца понимал их вещий смысл.

Когда уже рухнули на баррикады

Железобетонные туши столбов,

Когда разобрали на колья ограды

И ужасом сморщило лбы городов,

Весь мир раскололся на две половины,

И было уже невозможно понять,

В чем эти правы, а другие повинны,

Кого надо славить, кого убивать...

...........................................................

Вожди потрясали чужими цепями,

Врубались в мозги остриями речей,

И факелы множили желтое пламя

В веселых глазах молодых палачей.

О каком времени написаны эти строки?

Саша спел мне легкомысленную на первый взгляд вещицу с длиннющим названием: "Прения в парламенте Лилипутии по поводу решения вопроса господина Лемюэля Гулливера". Спел за одиннадцать лет до начала нашей государственной перестройки. Веселенькая такая песенка, никаким боком не касавшаяся нашей державной поступи к коммунизму.

"Спикер парламента – грустный такой лилипут:

Годы над нами медленно плыли,

Горя не знали, жили как жили.

Жили как люди – сыты, обуты,

Даже не зная, что мы – лилипуты.

Горе нам, горе! Нет больше веры!

Где-то за морем – мир Гулливеров!

Жизнь раскололась, как об коленку,

Нас ожидает переоценка.

Нас ожидают войны и смуты!..

Шире! Шире шаг, лилипуты!"

Конечно же, я свел Александра Иосифовича с туристской группой. Мы приходили к нему в мастерскую, слушали его песни, собираясь, к сожалению, не в нашей школе, а в соседней или на стадионе – и тогда вместе с нами Сашу окружало много посторонних людей. Мы приходили в Центральный дом художников на капустники, поставленные по его сценариям, заказывали ему песни для наших праздников, и студенты завидовали школьникам, которые общались с Александром Иосифовичем почти ежедневно.

Мне незаслуженно везло на знакомства с интересными людьми, и я, забывая о приличии, пользовался своими "связями". Я притащил к студентам Михаила Владимировича Кабатченко, и он, как всегда увлекаясь, раскручивал перед ними сумасбродные педагогические идеи, и когда студенты не верили, что их можно осуществить, громогласно призывал в свидетели бывших воспитанников интерната. Я напросился со старичками группы в гости к Сергею Михайловичу Голицыну, и он рассказывал, как делались книги о нашем туристском лагере. Мы приезжали к Павлу Федоровичу Колесову для различных хозяйственных работ в его музее – общение с этими удивительными людьми было полезно не только будущим учителям, но и всем нашим туристам.

А теперь – Александр Иосифович Анно. Сколько лет прошло с той давней поры, а в группе его не забывают, и новое поколение Вэ-Яков просит познакомить их с этим талантливым художником и поэтом.

Саша не выдержал постоянных стычек с директрисой и ушел из школы. Но ребят не бросил и несколько лет учил их рисованию у себя в мастерской. Конечно же, безвозмездно.

У меня тоже отношения с администрацией становились все напряженней. И когда мы вернулись с туристского слета с очередным кубком и застали школу запертой, и дозванивались к директрисе, жившей напротив, объясняя, что нам нужно занести в кладовую инвентарь, когда нас не спросили о занятом месте и мы еще около часа стояли под дождем, я понял, что и мне нужно уходить.

Решение созревало долго и мучительно. Оставить ребят, на занятиях с которыми давно уже не было никаких проблем, очень нелегко. Все, что накопил за двадцать пять лет, отдавал на уроках. Я усложнял учебную программу дополнительным материалом, предупреждая, что выполнять новые элементы – дело добровольное, но мало кто отходил в сторону при разучивании сальто или нестандартных опорных прыжков.

Как-то взрослая девушка к случаю вспомнила, что в третьем классе они выполняли длинный кувырок, перелетая через меня, сидящего на стуле и просматривающего газету.

– Не может быть! В третьем классе?!

– В третьем, в третьем. Разбегались, толкались о мостик и сигали через вас головой вниз с перекатом на спину.

– И все прыгали?

– Не все, но я прыгала.

Кто-то из нас явно ошибался. Кажется, трюк с прыжками через себя я начинал разучивать с пятого класса. Но времени с той поры прошло много возможно, девушка и права. Зато хорошо помню, что начиная с пятого класса предлагал ребятам бежать вместе со мной по улицам около четырех километров, предупреждая, что никому не возбраняется сокращать дистанцию и встречать нас на обратном пути. И помню, как старшеклассники очень неодобрительно смотрели на тех, кто пользовался моим разрешением. С первого класса ребята приучались к тому, что уроки физкультуры важны ничуть не меньше остальных предметов, а может быть, даже чуточку важнее: ведь в спортивном зале они получают самое главное для человека – здоровье. Студенты-практиканты говорили, что вести занятия с малышами совсем нетрудно – во всяком случае, не надо думать о дисциплине. Но однажды практикантка в самом начале урока шепнула мне, что третьеклассники сегодня какие-то неуправляемые.

– Посмотрите, как они маршируют. И вообще – что-то не то...

– Зайдите в кабинет, – сказал я и взял микрофон.

Я сел так, чтобы меня не было видно ребятам, и повел счет:

– Раз-два, левой! Осанка! Левой! Носок тянуть!

Услышав мой голос, ребята начали дружно печатать шаг. Я нажал кнопку магнитофона и врубил марш.

– Хорошо! – говорил я в микрофон. – Маша, подтянись! Коля, голову выше!

Я не видел ребят, но Маши и Коли в классе были, и все они относили замечания к себе.

Толпившиеся в дверях кабинета студенты отворачивались и прыскали в кулаки, смеялась и руководительница практики: вместо преподавателя великолепно работал магнитофон!

– Бего-о-ом, – неслось из динамиков, – марш!

В ритме веселой польки бегут ребята. Я демонстративно заполняю журнал.

– Правым боком по движению приставными шагами! – командуют динамики. Левым боком!

Ребята перестраиваются для выполнения общеразвивающих упражнений. Они тоже записаны на пленку. Обычно я хожу между колоннами и слежу за чистотой исполнения, но сегодня даже не выглядываю в зал. А малышам нет до этого дела: терминологию они уже знают, идет привычный урок, и для них главное не выбиться из музыкального темпа упражнений, идущих потоком одно за другим.

– Продолжайте урок, – говорю практикантке. – И перестаньте хохотать, вы же не в цирке.

– Чудеса какие-то, – смеются студенты.

– Какие там чудеса. За три года можно и зайца научить соленые огурцы есть.

Чем старше становились ребята, тем серьезнее относились они к урокам. Поэтому, не скрою, мне было лестно услышать, как десятиклассники сказали ученику, пришедшему из другой школы и пропустившему занятие:

– Вэ-Я – хороший мужик, но он тебя запросто отработками загоняет. Так что не ищи на свою голову приключений.

Ребята не знали, что я сижу в своем кабинетике при открытых дверях, и популярно растолковали новичку значение физкультуры.

Было и такое дело: на тренировке я крепко повредил ногу и первые дни не мог наступить на нее. О том, чтобы отменить уроки, речь, конечно же, не шла. Утром бывший ученик привозил меня на служебной "Волге" на стадион, и, сидя на трибуне, я руководил занятиями. По окончании уроков меня на руках переносили в школу, и вечером после секций волейбола или гимнастики я с комфортом отправлялся домой на той же "Волге". Таская меня, ребята вспоминали наше первое знакомство. Заявились они на стадион. тогда еще шестиклассники, с большим опозданием Я двинулся им навстречу, а они, будто не замечая нового учителя, пошли по кругу. Так мы и гуляли почти весь урок они впереди, я за ними.