Текст книги "Вся жизнь - поход"

Автор книги: Виктор Дихтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

– Как же тебя брать, если ты в двойках погряз, – пряча улыбку, спросил Саша Орлов.

– А без двоек возьмете?

Саша оглянулся на товарищей:

– Без двоек возьмем.

– Не врете?

– Возьмем, – твердо пообещал Саша.

И Женя Мухин окончил четверть без двоек.

В Крыму Женя особой расторопностью не отличался, но ребятам нравилось его добродушие, а скорее всего, они согласились с его ролью простачка, которому можно простить и незлобливые пререкания с дежкомом, и опоздание на зарядку. Все поручения Женя выполнял неряшливо и нелепо, охотно принимал помощь товарищей, вслух удивляясь, почему это у них все получается так быстро и хорошо.

Прошло время – и ребята перестали улыбаться жениным выходкам, да и сам он увидел, что жаргонные словечки и постоянное шутовство особой цены у нас не имеют. Тогда оказалось, что работать Женя умеет не хуже других и полезными идеями не обделен. На Карпатах, после того как он выполнил поручение, требующее инициативы и самостоятельности, и заработал уже не первую благодарность, я спросил, почему же в школе он ни в чем хорошем не проявляет себя.

– А меня там за дурачка считают. Учусь-то сами знаете как, – тихо ответил Женя, но, заметив, что нас слушают ребята, состроил простецкую рожу и весело добавил:

– А мне так и жить легче. С дурачка-то какой спрос?

И столько в этой веселости было неподдельного отчаяния, что никто из ребят даже не улыбнулся.

Где и когда начали убивать в человеке человеческое достоинство, мы не пытались выяснять. Сидел перед нами четырнадцатилетний товарищ, Женя Мухин, растягивал в усмешке непослушные губы – а в глазах затаилась тоска, и всем нам было неловко и от этого взляда, и от наступившей тишины.

В классе Женю снова никуда не выдвигали и ничего ему не поручали. Так и остался он в глубоком пассиве, и вспоминали о нем только при разговорах об успеваемости. В двух местах его уважали: в туристской группе и в темном подъезде среди нечесаных фигур с поднятыми воротниками. Но в группе требовали учебы, активности и дисциплины, в подъезде же было достаточно скабрезного анекдота. Все чаще Женя оставлял подъезд ради походов, поэтому мы до самого отъезда не сдавали его билет на Кавказ, готовя Женю к переэкзаменовке, которую он все-таки умудрился получить.

И вот мы работаем на сборе черешни. Никакого контроля за ребятами нет, только вечером дежком подводит итоги.

На Штабе докладывают: недобрали три ящика.

Как недобрали? Каждая бригада сдала свою норму, откуда же нехватка? Пошумели, погалдели, но так ничего и не выяснили.

На следующий день снова испарились три ящика. Пересчитываем еще и еще раз – не сходится сумма с цифрами бригадиров, и все тут!

Скликаем ребят. Каждый говорит, сколько ящиков собрал, но с какого боку ни подходи – в сумме на три ящика меньше.

Тут уж начали вспоминать, где укладывали ящики, кто их грузил на тракторный прицеп – и наконец докопались, что Мухин посылал малыша украдкой притаскивать в свою бригаду чужие ящики с черешней, приготовленные к отправке.

– А вы видели? – тут же взвился Мухин. – Если моя бригада раньше других закончила, значит, мы ящики утащили? А доказать сможете? Ну кто сможет доказать, кто?

– Не кричи, – остановил Женю его дружок. – Я могу доказать. Притаскивали тебе ящики, я видел.

Тут уж Мухину выссказали все, что думают по поводу такого выполнения плана.

Мухинскую компанию немедленно расформировали и, не спрашивая согласия провинившихся, отправили их по другим бригадам.

– Ни в какую бригаду я не пойду! – заупрямился Мухин.

Мне показалось, что сейчас вспыхнет спор, что Женя упрется и ни за что не будет работать в чужой бригаде. Но видно, ни я, ни Мухин недооценили силы нового Штаба. Ребята не обратили на женину реплику никакого внимания и перешли к обсуждению хозяйственных вопросов. На следующий день Мухин трудился в другой бригаде, а там лодырей не уважали.

– Влип? – спросил я Женю после собрания.

– Влип, – сказал Женя. – Бывает.

– Бывает, – согласился я.

– Забудем? – спросил Женя.

– Постараемся.

Совхозный агроном заметил однажды:

– Ведь вот как интересно получается: при вас ребята созорничать могут, ну там побегать или черешней кинуться. А как одни в саду, так от деревьев не отходят. Я так понимаю, что вроде боятся вас подвести.

– Возможно, без меня у ребят ответственности больше?

– Ответственности? – Агроном усмехнулся. – Ответственности – это конечно. Только ответ-то они перед кем держат? Перед вами. А вы перед кем? Передо мной. Вот и выходит, что боятся ребята осрамить вас.

Агроном снова усмехнулся.

– Ты, мил человек, не думай: я все понимаю. У вас тут свое дело воспитательное, а у меня свое – план. Но ребята справные, ничего не скажешь. Лядящих среди них нет.

Агроном посмотрел на длинные ряды ящиков, полные ягод, черкнул что-то в записной книжке – и неожиданно закончил:

– Я вам машину на субботу организую. Под Эльбрус прокатитесь.

А ребятам скажи: от агронома, мол, подарочек. За ответственность.

Я договорился о машине и для соседней школы, предупредив руководителя, чтобы его ребята захватили плащи и теплые вещи: погода в горах меняется часто, пусть не обольщаются здешней жарой. Но к совету прислушались не все я это видел по тощим рюкзакам старшеклассников. Нескольких человек мы все-таки отправили за вещами, но самые старшие уже вовсю бренчали в автобусе на гитаре – мол, видели мы всякое, и нас не запугаешь!

В Баксанское ущелье приехали в сумерках. Недавно здесь крепко ливануло, а теперь только нудно и с перерывами моросит.

Водители сказали, что вернутся за нами завтра во второй половине дня, и пожелали хорошего отдыха.

– Как же здесь ночевать? – тихонько спрашивает меня руководитель старшеклассников.

– Будем ставить палатки.

– В такую-то сырость?

Я киваю в сторону наших ребят. Две палатки уже поставлены, и дежурные возятся у костра.

– Пойду все-таки посоветуюсь со своими, – неуверенно говорит руководитель.

У нас уже полыхает костер, а соседи только начинают устанавливать громоздкие импортные палатки. Никто не командует работами. Юноши ушли за дровами, а девушки не могут разобраться во множестве растяжек, и палатки напрасно мокнут под усиливающимся дождем. И, как при всякой неразберихе, начались крики и взаимные обвинения.

Мне казалось, что руководитель соседей должен немедля остановить все работы и организовать их заново по своему усмотрению.

Но, видимо, растерявшись, он начал подтрунивать над своими туристами, то и дело кивая на нашу группу, чем вконец расстроил и без того сникших ребят.

– Вэ-Я, посмотрите, как они костер разжигают, – ухмыльнулся Саша Орлов.

– Перестань. Им помочь надо, а не смеяться. И вообще, что это вы здесь крутитесь. Другого занятия не нашли?

– Может, им и ужин сварить? – съязвил Женя Мухин.

– Понадобится – и ужин сварим. А сейчас выделите троих ребят, и чтобы через пятнадцать минут костер у соседей горел!

– Помоги ближнему своему и воздастся тебе, – пробормотал Женя, направляясь к соседнему биваку.

– Проследи, чтобы все было тактично, – сказал я Саше Орлову.

А то начнете изображать из себя бывалых людей.

– Да что вы, все будет в порядке, – Саша поплотнее укутался в плащ. Там у них дужка от ведра потерялась, так я им наше ведро дал. А что ребята смеются – так как же: люди идут в горы, а костер разжечь не умеют. Хорошо, что мы рядом, а то намучились бы.

– Ладно, ладно, командир. Иди работай.

Скоро у соседей разгорелся костер, но поддерживать его они не сумели и после долгих пререканий решили ложиться без ужина.

Наши давно поели, вымыли посуду и улеглись. Костер продолжал бесполезно гудеть ровным сильным пламенем, и я убедил соседей доварить ужин на нашем очаге. Кончили они кашеварить где-то во втором часу.

Всю ночь дождь неуемно барабанил по палаткам. Разбудил меня негромкий стук топора. Откинув полог, я увидел в слякотной серости рассвета Бориса Отставного, подбрасывающего веточки в костер. Густой едкий дым то и дело менял направление, и увертываясь от него, Борис потешно бегал вокруг очага.

Плащ он для удобства сбросил и, конечно, давно промок до костей.

– Ты почему один кашеваришь? А где остальные дежурные? – громким шепотом спросил я.

Борис на секунду остановился, заулыбался, закашлялся и снова ударился в бега.

– А я не дежурный, я так просто. – на ходу объяснил он. – А девчат я загнал в палатку, чего им под дождем-то?

– Ты сам в палатку ступай. На тебе же сухой нитки не осталось.

Дождь скоро кончится, тогда и доварим. Да перестань ты, наконец, кружиться. залезай в палатку, тебе говорят! – видя. что уговоры не действуют, прикрикнул я.

Борис вынырнул из клубов дыма, вытер мокрые руки о видавшие виды штаны и подсел ко мне.

– Чего там дождь, погода нормальная. А варить ничего не надо, все готово уже. Вэ-Я, какую я там гору видел! – восторженно зашептал он. Сверху стесанная и в снегу вся. Она так сразу открылась, а потом снова облаками заволокло. Вот бы куда сбегать!

– Это Чипер-Азау-Гвиди-Чегет-Кара-баши, – как можно равнодушней сказал я, но увидев оболделые глаза Бориса, не выдержал и рассмеялся:

– Да нет, я серьезно. Гора действительно так называется. А короче просто Чегет. По ней почти до вершины протянута канатная дорога. Вот позавтракаем – и поедем кататься.

– Так можно, я ребят разбужу? Ведь стынет же все, – заволновался Борис и с криком "Подъем!" бросился к палаткам.

Перед завтраком ребята упаковали рюкзаки и приподняли днища палаток для проветривания. Надежно укрытые полтэтиленовыми пленками, палатки после дождливой ночи были только чуть влажными от дыхания.

Хуже обстояли дела у соседей. Еще вечером старшеклассники, спасаясь от дождя, залезали в палатки, не снимая верхней одежды и обуви. Ужинали они тоже в палатках при свечах, а на улицу выходили, набрасывая на себя спальные мешки. За ночь плохо натянутые палатки провисли и начали пропускать воду.

Мне, к сожалению, не один раз приходилось встречать неряшливые туристские отряды, но то, что я увидел сегодня, выходило из всех мыслимых границ: днища палаток покрывал слой жидкой грязи, перемешанный с размокшими кусками хлеба, крошками печенья и остатками какого-то варева. К рюкзакам и спальным мешкам прилипли раздавленные конфеты и ошметки застывшего воска. Но больше всего поражало равнодушие, с каким почти взрослые люди встретили мои упреки. Завтрак соседи решили не готовить, хотя дождь едва моросил; от приглашения пойти на канатную дорогу отказались, сказав, что будут дожидаться машины из совхоза, и смотрели на нас не по-доброму, словно мы виноваты в их неурядицах.

В который уж раз я увидел, как по-разному может восприниматься одна и та же ситуация. Для соседей дождь, темень и холод оказались неодолимым препятствием, чуть ли не трагедией. Во всяком случае, нормально жить в такой обстановке они не могли.

Для нашей группы непогода была только небольшой помехой, требующей минимума дополнительных усилий для обеспечения необходимого комфорта.

При разборе поездки мы спросили ребят, в чем же разница между нашей группой и отрядом старшеклассников.

– Мы опытней...

– Мы больше умеем...

– Мы ко всему привычны...

– У нас каждый знает, что делать, никого подгонять не надо...

На вопрос, что бы случилось, если бы мы тоже не сумели разжечь костер и правильно поставить палатки, ребята отвечать отказались, потому что такого даже теоретически представить себе не могли. Я все же настаивал, и тогда Борис Отставнов сказал:

– Ну, сначала укрыли бы от дождя рюкзаки и девочек. Потом выдали бы всем сухой паек. Потом... разожгли бы костер и поставили палатки.

Ребята повалились от хохота.

– Чего вы? – удивился Борис. – Конечно, разожгли бы костер. Как же без костра-то?

– Так ведь костер, – захлебывалась Аннушка Баранова, – так ведь костер мы... мы не умеем разжигать!...

– И дров у нас нет...

– Да ну вас! – отмахнулся Борис. – Как это – дров нет? Мы что, не знаем, куда идем? Скажут тоже – дров нет... А нет, тогда и на сухом пайке можно. А спать без палаток, под пленками.

– Следовательно, ты аварийных ситуаций не допускаешь?

– Не допускаю. Разве только камнепад там или лавина...

– Подожди, – остановил Бориса Саша Орлов. – Давайте я скажу.

Мы понимаем куда клонит Вэ-Я. Конечно, такой ругани, как у соседей, у нас никогда не будет. Дело не в том, что они костер разжигать не умеют, а в том, что каждый только о себе заботится.

Перетрудиться боятся. Одному обидно, что он под дождем мокнет, а товарищ в палатке отсиживается. Товарищ кричит, что уже отработал свое, теперь пусть другие вкалывают. А третий заявляет, что ужинать не будет и костер ему ни к чему. Вот и рычат друг на друга... Конечно, у нас кое-кто тоже любит побазарить – вот Женька, например. Но если до дела дойдет, тогда уже все вместе. А над Борисом зря смеетесь, он прав. Какие могут быть аварийные ситуации, если все заранее предусмотрено и если на друга надеешься?

Мы, руководители, с удовольствием слушали наших ребят, не сомневаясь, что свой первый маршрут через снежные перевалы они пройдут успешно.

В совхозе я поговорил с руководителем старшеклассников, сказав, что его группа не подготовлена для горного похода и лучше ему обосноваться на турбазе, делая из нее радиальные выходы.

– Ребята не согласятся, – сказал руководитель. – Мы уже говорили об этом. А в общем, они не такие уж плохие. Ну, растерялись в первый раз теперь умней будут. А то, что увидели, как ваши работают – так это на пользу. Я им устроил разнос, так обещают, что все будет в порядке. Давай оставим, как договаривались: вы впереди, мы за вами.

– Ну, смотри. Маршрут не такой уж трудный. Но если будете собачиться, начнете отставать. А выбиваться из графика нельзя – продуктов в обрез, сам знаешь.

Горы. Круто забирающие вверх тропы и предательски скользкая трава на спусках. Ребята усердно пытаются скрыть усталость, и когда я останавливаюсь, пропуская мимо себя отряд, вымученно улыбаются мне. Сколько ни просили, ни требовали, чтобы каждый предупреждал, когда уж слишком устанет – все молчат, из последних сил стараясь поспевать за товарищами. Но мы все-таки вылавливаем уставших. Тогда на очередную жертву направляется карающий перст дежурного командира, и раздается короткая команда: "Разгрузить!"

К рюкзаку отчаянно сопротивляющегося туриста сбегается вся группа. Начинается веселая свалка – каждый старается захватить себе побольше вещей. Запомнилось: из-под борющихся тел вылезает растерзанный Борис Отставнов, победно поднимая над головой ботиночные шнурки – единственное, что досталось ему...

Неожиданно под бдительной опекой оказался и я, руководитель. Начинается перераспределение продуктов – мне приносят самый легкий мешочек или не дают ничего. Надеваю рюкзак – всегда рядом кто-нибудь из ребят, чтобы помочь. Отбирают топор, когда иду за дровами; тут же бегут навстречу, увидев, что несу охапку хвороста. Я пробовал протестовать, но Саша Орлов грубовато остановил меня:

– Вы лучше не спорьте. Нужна будет ваша помощь – скажем. А пока сами справляемся. Так что сидите у костра и отдыхайте. Для вас что, карпатское собрание не указ?

Я, конечно, помнил постановление собрания – запрещать мне перегружаться, но не думал, что оно будет выполняться так рьяно. Впрочем, нет худа без добра. Во время нескольких дождливых дней, когда всем смертельно не хотелось забираться на мокрые склоны в поисках сушняка, я брал топор и неторопливо уходил от палаток. Тут же за моей спиной раздавался шепот:

– Ребята, Вэ-Я за дровами пошел.

Меня догоняли, просили вернуться, но я указывал, что это тот случай, когда тоже имею право работать, и запасы топлива быстро пополнялись.

Как бы ни были трудны переходы, радость бытия переполняла ребят. Потому что синее небо, потому что высокие горы, потому что близкие звезды ярко застыли над головой. И еще потому, что мы вместе. А раз вместе – значит, ничего не страшно, значит, все у нас будет хорошо.

Где-то в середине пути я начал замечать, что дежурные командиры не слишком утруждают себя работой. Не то чтоб они ничего не делали, но их руководство на биваках перестало быть таким заметным как прежде. Проведет дежурный командир подъем, примет рапорт – а вечером спокойно докладывает на Штабе:

– День прошел нормально. Нарядников нет. Ставлю себе оценку "пять". – И ребята утверждают отчет, хотя всем ясно, что ничем особенным дежурный командир себя не проявил.

А ведь совсем недавно должность дежкома была одной из самых трудных в группе: проследить за выполнением намеченного на день плана, организовать все бытовые работы, а главное – сделать так, чтобы не было ни одного случая нарушения дисциплины и чтобы все распоряжения выполнялись быстро и без пререканий. Получить отличную оценку было делом достаточно сложным – ребята придирчиво наблюдали за работой дежкома и редко не находили в ней никаких упущений. Поэтому меня несколько удивила либеральная линия Штаба, но, приглядевшись, я увидел, что ребята правы. Дежурным командирам зачастую действительно некем было распоряжаться: все работы выполнялись с упреждением указаний, а о конфликтных ситуациях мы давно позабыли.

Чтобы не болтаться без дела, дежурные командиры, оглядев лагерь, чаще всего пристраивались к поварам, которые всегда нуждались в помощниках. Изменилась и атмосфера на заседаниях Штаба. Больше стало доброжелательности в разговорах, больше шуток, появилась та раскованность, по которой видно, что люди хорошо знают свое дело и не высасывают проблемы из пальца. Собственно, это были уже не заседания Штаба, а общие собрания, потому что на отчет дежкома собирался, как правило, весь отряд. Правда, при голосовании учитывались только штабисты, но руки тянули все, создавая, как говорили ребята, здоровое общественное мнение.

От того времени, когда по понятиям новичков Штаб должен быть прежде всего карающим органом, остались только дружеские подтрунивания, но начинались они столь серьезно, что трудно было сразу понять – шутит ли человек или старается вскрыть крупные неполадки. Скажем, прошел отчет дежкома, и Саша Орлов задает стереотипный вопрос: "Замечания по отчету есть?" И тут кто-нибудь из ребят начинает пространную речь, упрекая Штаб в верхоглядстве и в компанейских отношениях с дежкомом. А между тем каждому непредвзятому человеку ясно, что дежурный командир не заслуживает "пятерки", а Штаб во главе с Орловым пытается защитить его.

– У тебя есть факты? – обрывает выступающего Орлов.

– Есть. И не только у меня, но и у него, и у него, – указывает оратор на удивленных товарищей.

Тут выясняется, в чем основная претензия к дежкому: на тропе сегодня было слишком много камней, а дежком не удосужился убрать их. Это обвинение подхватывается всеми; уже вспоминают, что солнце припекало сильнее вчерашнего, поэтому ставить "пятерку" дежкому никак нельзя. Теперь дежком должен с серьезным видом принять или опровергнуть возводимые на него обвинения, и длительность перепалки целиком зависит от его остроумия. Возможно, суровым педагогическим зубрам, свято отстаивающим чистоту воспитательного процесса, все эти пересмешки и розыгрыши на заседании Штаба покажутся неуместными, но нам они нисколько не мешали. Ведь шли по горам люди 12-15 лет. Шутки и смех снимали напряжение после трудного дня, а хорошее настроение, по философскому определению Жени Мухина, всегда лучше подгорелой каши...

Несмотря на непренужденную обстановку на заседаниях Штаба, он оставался авторитетнейшим органом, и ребята хорошо понимали, что тому, кого вызовут на Штаб для объяснения своего проступка, будет не до шуток. Уже в Москве Аннушка Баранова, теперь восьмиклассница и секретарь комсомольской организации школы, говорила мне, что самое страшное, что может случиться с человеком – это вызов на заседание Штаба.

– Почему же самое страшное? – спросил я. – Ведь Штаб, как правило, ограничивается только обсуждением проступка.

– Ну как вы не понимаете?! В Штабе же свои ребята... И стоять перед ними, когда знаешь, что виноват!... Нет, уж лучше на педсовет, пусть даже вы отругаете – но только не на заседание Штаба!

Соседняя группа шла за нами в пределах видимости, но на ночевку располагалась подальше от наших палаток. Что-то у них происходило неладное. Руководитель говорил, что ссорятся ребята постоянно, не хотят помогать отстающим, и как бы сделать, чтобы подсократить маршрут.

Мы посоветовались на Штабе и решили пожертвовать одним перевалом, чтобы поскорей вывести соседей к морю.

Три дня мы отдыхали на Домбайской поляне, облазили все, что можно было успеть, и ранним утром подъехали к дороге на Клухорский перевал. Обещаю ребятам легкий день: перевал хотя и снежный, но технически несложный, да и рюкзаки у нас пустые, с запасом продуктов всего на два дня.

Подъем начинаем быстро – и скоро обгоняем большую группу школьников из Кишинева. Еще в Домбае я предупреждал их руководителя, директора школы, что для перехода через Клухор его ребята плохо экипированы: почти у всех спортивные сумки вместо рюкзаков, нет альпенштоков, а главное, совсем неподходящая обувь – ребята обуты в кеды, туфельки и даже сандалии. Директор и сам видел просчеты в снаряжении, но какой-то безответственный товарищ в Кишиневе обнадежил, что на перевал ведет прекрасная дорога, по которой даже ездят на велосипедах.

Мы договариваемся, что при необходимости поможем кишеневцам пройти опасный предперевальный участок, и спешим вверх, к Клухорскому озеру. День выдался жаркий, на небе ни облачка. Озеро слюдяно блестит в кольце сползающих к нему снегов, в темную гладь воды опрокинулись вершины гор и между ними островками застыли голубоватые льдины.

– Вэ-Я,– просят ребята, указывая на озеро, – можно?..

– Ни в коем случае! – Я отворачиваюсь, давая понять, что разговор окончен.

– Ну, Вэ-Я, – тянут ребята. – Вот увидите, мы не выбьемся из графика.

Что можно простудиться, купаясь в ледяной воде, им и в голову не приходит.

Мы уже отдохнули, перекусили. Солнце нестерпимо печет, а озеро – вот оно, рядом.

Оглядываюсь на Людмилу Яковлевну и Валентину Ивановну, но они отводят глаза и смотрят куда-то в сторону.

– А-а! – махаю я рукой на все медицинские рекомендации. – Купайтесь!

На ходу сбрасывая одежду, отряд мчится к воде. Подняв над головами ботинки, ребята плывут к льдинам, помогая друг другу, взбираются на них – и, гребя альпенштоками, устраивают живописное катание по озеру.

Вскоре подходит кишиневская группа, а нам пора уходить – итак, уже полтора часа потеряно.

По пробитой в снегу тропе поднимаемся к перевалу. Я задерживаюсь у озера, чтобы сделать снизу несколько снимков.

Все выше уходят ребята, вот они превращаются в маленькие черточки на блестящем снегу – теперь уже и телеобъектив бесполезен; я складываю аппаратуру и начинаю подъем.

Там, впереди, самое неприятное место: узкая снежная полочка над крутым склоном. Один неверный шаг – и покатишься вниз, обдираясь о жесткий снег и острые камни. Инструкторам, ведущим плановые туристские группы, здесь особенно много хлопот: людям, впервые попавшим в горы, идти по скользкому краю снежного склона все-таки страшновато, и подстраховывать приходиться практически каждого. Но плановые группы давно прошли, а за наших ребят беспокоиться нечего. Так и есть – вон они в ожидании меня, залихватски гикая, скатываются на ногах по снежнику, ловко тормозят альпенштоками и снова поднимаются на тропу. Но подойти к ребятам я не могу: узкую полочку заняли наши попутчики-старшеклассники, и заняли, видимо, надолго. Несколько человек боятся идти по самому опасному месту, а стоящие сзади не рискуют сойти с тропы, чтобы помочь товарищам. Увещевания руководителя и мои советы не действуют на испуганных ребят. Тогда, страхуясь ледорубом, спрыгиваю с тропы, обхожу группу снизу и возвращаюсь с Сашей Орловым и Борисом Отставновым. Мы натягиваем веревочные перила и переводим старшеклассников на безопасное место. Оставляю Бориса и Сашу дожидаться кишиневцев – и поднимаюсь к своим. Смотрю вниз, по другую сторону перевала: ого, сколько снега! В прошлые годы его было значительно меньше. Начинаем спускаться, захватив с собой нескольких девушек из соседней группы. Идти трудновато снег успел подтаять, мы скользим и проваливаемся в самых неожиданных местах. На небольшой проталине останавливаемся на отдых. Солнце жжет немилосердно, словно на тело направлено увеличительное стекло. Прошу ребят одеться и не снимать защитных очков. Но уже потирают ребята покрасневшие плечи и с удивлением смотрят на выскочившие волдыри. Тренировочные костюмы не спасают от солнечных лучей, а натягивать куртки не хочется – жарко. Надо скорей уходить из этого царства слепящих снегов и пронзительной яркости синего неба. Но подходят старшеклассники и рассказывают, что кишиневская группа застряла на полочке еще по ту сторону перевала. Что там у них случилось, они точно не знают, но как будто один из туристов сорвался с тропы и сломал руку, а другой потерял сознание. Орлов и Отставнов остались с кишиневцами и просят помощи. Последнее старшеклассники говорят одной Людмиле Яковлевне, потому что все мы уже спешим к перевалу, до которого не меньше километра тягучего подъема.

Все оказалось не таким страшным, как нам рассказали. Действительно, одной девочке стало плохо, и кто-то сорвался с тропы, но был задержан Орловым. Мы забираем у кишиневцев рюкзаки и спортивные сумки, поддерживаем под руки самых уставших – и понемногу все три группы собираются на месте нашего недавнего отдыха. Директор школы взволнованно благодарит наших ребят, а они, не привыкшие к таким торжественным, хотя идущим от сердца словам, смущенно посмеиваются и никак не могут настроиться на соответствующий моменту лад.

Теперь уже ясно, что график движения сорван и в Сухуми сегодня попасть не удастся. Но никто не вспоминает об этом – надо выводить из снегов кишиневцев, которые слишком устали, чтобы идти самостоятельно, да и обувь у них такая, что можно сорваться на самом безобидном склоне. Идем очень медленно, но все равно кишиневцы отстают, часто падают и на скользких участках опираются на наших ребят. У нас просто не хватает людей, чтобы помогать всем. Мальчишки и так уже несут по два рюкзака, а девочки на спусках выстраиваются цепочкой, принимая на себя скользящих школьников.

Где-то на двадцатом километре снега кончаются, и идти становится легче. Мы прощаемся с кишиневской группой и пытаемся уйти вперед. Но тут сдают уже наши ребята. Первой останавливается Маринка, сбрасывает рюкзак и, прислонившись к скале, беззвучно плачет.

– Что с тобой?

– Ноги сгорели, не могу идти...

Забираем ее рюкзак, а через какое-то время на сгоревшие руки и ноги жалуются еще несколько человек. И снова мальчишки идут с двумя рюкзаками, но это уже не страшно, потому что до Южного приюта осталось не более пяти километров.

– Вэ-Я как в воду глядел – действительно легкий денек выдался, проходя мимо меня, бормочет Женя Мухин. – И как это Вэ-Я все заранее предусмотреть может...

Висящий у меня на груди рюкзак мешает щелкнуть по затылку нахала, но Мухин на всякий случай оглядывается и ускоряет шаг.

– Зато какой сегодня шашлык к ужину будет! – мечтательно говорит Борис Отставнов.

– Шашлык? – удивляется Аннушка Баранова. – Откуда еще шашлык?

– Ну как же, – кивает Борис на ковыляющих впереди ребят. – Жареным от них за версту пахнет. Подперчить только придется.

Даже в такой, в общем, нелегкий день, когда усталость припечатывает к земле и многие обгорели на солнце, ребята не склонны впадать в уныние. Только войдя в домик приюта и повалившись на спальники, они затихают в неспокойной дреме.

–Ужин пойдут варить, кто способен двигаться, – говорит дежурный командир. – Девочкам отдыхать.

Через полтора часа мы собираемся у костра. Ребята отдохнули и теперь добродушно посмеиваются над сегодняшним переходом. Такими черепашьими темпами мы еще никогда не ходили: на тридцать пять километров затратили тринадцать часов вместо запланированных девяти. Никто не удивляется, что наши соседи-старшеклассники сразу ушли вниз, даже не подумав помочь кишиневским школьникам. Я перестал наблюдать за соседями еще до Клухорского перевала. Все было ясно: собрали случайных людей, провели два подмосковных похода – и сразу в горы. Могла получиться хорошая группа, а могла и не получиться – это уж как сложится.

При жестком руководителе, держащем в кулаке все нити управления, хотя бы внешний порядок среди старшеклассников можно было навести. Но для этого нужен человек с определенными личными качествами. А без такого человека тон начали задавать самые сильные и нахрапистые – знакомая картина – и уж какая там помощь посторонним людям, когда и на своих внимания не обращают!

– Интересно, зачем они пошли в горы? – сказала как-то Валентина Ивановна. – Все время кричат, ссорятся, а вечерами – посмотрите – сплошной торг: кому за дровами идти, а кому ужин готовить.

– Ну как же, – усмехнулся Саша Орлов. – Здесь они научились ценить домашний уют. Больше их в горы ни за что не заманишь.

Утром мы спустились к ближайшему селению и поздно вечером прикатили на прекрасную туристскую базу в Сухуми.

Целая неделя на море! Купание, экскурсии, а вечерами оформление материалов путешествия – вычерчивание карт и составление описания к ним.

Перед отъездом – традиционное общее собрание.

От маршрута в восторге. Друг о друге говорят только хорошее. Одобряют работу Штаба, лестно отзываются о Людмиле Яковлевне, Валентине Ивановне и обо мне. Но больше всего говорят о группе в целом. Это уже не выступления, а какие-то торжественные хоралы. И наконец, вопрос ко мне:

– Вэ-Я, а наша группа еще очень отличается от группы старичков?

– Вопрос нелегкий, – медленно говорю я. -"старичкки" дольше, чем вы, знают друг друга, и пожалуй, дружеские связи у них крепче. Но надо учитывать, что все они жили в одном интернате и постоянно находились вместе. Если же говорить о прикладных навыках и отношениях друг с другом, то никакой разницы между двумя группами нет. Больше того, мне кажется, что никаких двух групп не существует, а есть один большой коллектив, и все мы – члены этого коллектива. Уверен, что, как бы ни сложилась судьба каждого, вы навсегда останетесь такими же честными, принципиальными и трудолюбивыми, какими были в этом путешествии. Так давайте считать, что наш поход не кончается сегодня, не закончится и в следующем году на Памире; давайте считать, что мы постоянно находимся в большом и прекрасном походе, имя которому – жизнь!

Мы стоя аплодировали друг другу. И море шумело рядом.

И свет фонарей, словно искры походных костров, вспыхивал в густых кипарисовых ветвях...

Спортивный зал школы сегодня отдан туристам. На стендах развешаны фотографии нашего кавказского путешествия, дружеские шаржи, веселые лозунги, а в в дальнем углу построен импровизированный буфет – батареи фруктовой воды, пирожные, торты и конфеты.