355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Дихтярев » Вся жизнь - поход » Текст книги (страница 2)
Вся жизнь - поход
  • Текст добавлен: 11 октября 2016, 23:40

Текст книги "Вся жизнь - поход"


Автор книги: Виктор Дихтярев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Но как они относились к своим обязанностям? Командир по моей подсказке что-то приказывал, заранее уверенный, что никто слушать его не будет, и потому старался держаться подаль-ше от меня; завхоза не дозовешься, а повара могли заиграться с товарищами и придти к костру позже других.

В первом осеннем походе девятиклассники тоже не блиста-ли, но постепенно "назначение на должность" перестало быть формальным актом. Споры с командиром случались все реже, да и не допустил бы Женя Радько долгих дискуссий, а ответ-ственные за постоянные или временные дела выполняли их не потому, что за каждую оплошность я мог уже строго спросить, а потому, что понимали их нужность. В то же время я видел, что мне просто повезло с группой: в ней оказались лучшие ученики класса, активисты, народ, понимающий шутку и не очень обра-щающий внимание на трудности походной жизни.

Но главное – ребят объединяла общая цель: подготовка к город-скому слету туристов, где за победу полагалась бесплатная пу-тевка в Ленинград, а в те годы такой вояж был по карману немногим.

Вокруг этой цели и закрутилась вся наша работа. Теперь я мог предъявлять ребятам такие требования в плане поведения и отчетов за порученные дела, которые раньше заведомо остава-лись бы невыполненными. Конечно, срывы случались – были сре-ди туристов и не внушающие мне особого доверия, но уж очень заманчивым казалось побороться на слете за первое место – а только на него я настраивал свою команду, и потому даже ребята с замашками компаний из глухих лефортовских переулков ста-рались не слишком выделяться из остальных.

Видимо, институтские профессора педагогики и психологии не смогли вложить в мою голову отличника твердых знаний, которыми я мог бы успешно пользоваться на практике. Все, что я умел – это без запинки отрапортовать определения тех или иных понятий. Например, "потребность – это стремление субъекта к объекту, являющегося источником активности субъекта". Про-стенько и со вкусом. Точно так же обстояло дело с мотивами и значимостью деятельности. Поэтому наблюдение за тем, как интересная цель сплачивает ребят, обеспечило в моем дневнике еще одну запись о новом открытии: "Цель это первый органи-зующий фактор, без которого невозможна работа с детьми". Я даже сочинил солидный трактат о требованиях к целям в туризме и краеведении, особо вычленив цели для учащихся и для руково-дителя. В дальнейшем часть этого опуса была опубликована.

На городской слет

Весной снова начались выходы с ночевками. Мы решили двинуться на городской слет не пешим порядком, а на велоси-педах, и три раза колесили по Подмосковью, отрабатывая темп движения и собирая материалы по данному нам краеведческому заданию. К великому моему сожалению, Женя Радько и еще двое ребят по разным причинам не смогли участвовать в слете, их подменили восьмиклассниками, ходившими с нами несколько походов, но еще не усвоившими сложившегося в команде стиля отношений.

Мы ехали на слет плотной колонной, часто останавливаясь, чтобы дополнить нашу топографическую карту названиями дере-вень, не указанных на ней, занести в путевой дневник места удобных стоянок или пометить эксурсионные объекты. Кроме то-го, надо было вести краеведческий дневник по заданию, полу-ченному на городской туристской станции.

Работа была по-настоящему интересной. В одном из луч-ших совхозов Подмосковья "Лесные поляны" мы беседовали с его директором, Героем социалистического труда Ф.И. Тризно, осмотрели молочную ферму и, чтобы хоть как-то отблагодарить за гостеприимство, напросились очистить от ненужных материалов большой амбар, до которого в горячую летнюю пору у работников совхоза руки не доходили.

Два часа просидели мы в домике старейшего большевика, Э.С. Кадомцева, одного из организаторов боевых рабочих дружин на Урале. Он рассказывал о событиях почти полувеко-вой давности настолько увлеченно, словно все это было только вчера, и мои туристы слушали, забывая вести записи в тетрадях.

Были мы и в мемориальном музее В.И. Ленина, несколько раз отдыхавшего в Лесных полянах и посоветовавшего организо-вать здесь первый в Подмосковье совхоз. Ну и, конечно же, я привел ребят к бывшей усадьбе К.С. Станиславского, чтобы показать комнату, где он писал режиссерский план к чеховской "Чайке", а на биваке, у костра, я рассказывал историю ее постановки в Александринском и Художественном театрах.

Были мы на различных фабриках и в деревнях, занимаю-щихся резьбой по кости – собранных материалов с каждым днем становилось все больше, и мы уже не успевали их обрабатывать.

В судейскую коллегию слета требовалось представить в день прибытия карту путешествия, исправленную и допол– ненную в пути, описание к ней и краеведческий дневник. Поэто-му ежевевечерне ребята строчили и строчили в своих тетрадях, нередко затемно, при фонариках. Я просматривал их отчеты и после корректировки ставил короткую резолюцию: ВД – "в дневник".

Где-то на пятый или шестой день пути я заметил незначи-тельные сбои в рабочем ритме группы. Началось, как это часто бывает, с мелочей. Один из восьмиклассников на вопрос где его записи, спокойно ответил:

– Завтра сдам.

– Как завтра? Их же сейчас в дневник заносить должны!

Корпевшая над краеведческим дневником девушка успокоила меня:

– Пусть отдыхает. Я еще о позавчерашнем дне пишу.

Потом не представил свои материалы завтехчастью, сославшись на неотложный ремонт велосипедов.

Короче, получилось так, что несколько человек заполняли путевой и краеведческий дневники и работали с картой, а осталь-ным нечем было заняться: ведь их отчеты сию минуту не требо-вались, и потому каждый с легким сердцем откладывал свою пи-санину на завтра, расчитывая управиться на большом привале, а не мучиться в темноте с фонариком, отбиваясь от комаров.

Теперь свободные от дел туристы сидели у костра, переки-дываясь в картишки – занятие, хотя и не возбраняемое мною, но позабытое еще в первых походах. На следующий день ребята отдавали мне сделанные второпях на привалах записи, в кото-рых не было личного отношения к увиденному, а только корот-кий и поверхностный отчет. Я стыдил и ругал халтурщиков, они забирали свои листочки и вставляли в текст высокопарные сло-ва, демонстрирующие сознательность и глубину чувств авторов:

"Мы с удивлением и восхищением наблюдали, как в уме-лых и грубоватых на вид руках мастеров из обычной коровьей кости постепенно появлялось произведение искусства. Талант народных умельцев был виден во всем!" Я не мог позволить украшать подобными перлами наш краеведческий дневник, я чувствовал неискренность туристов, но и заставить их писать по-другому не умел. За два дня до прихода на поляну слета произо-шло то, что неминуемо должно было произойти: меня завалили исправленными записями, которые приходилось снова просматривать; две девушки, явно не успевая, поочередно заполняли дневник, а остальные ребята, наконец-то освободив-шись от надоевшей писанины, играли в волейбол или лежали на рюкзаках, не заботясь об установке палаток и сборе хвороста, хотя погода портилась и временами накрапывало.

Несколько раз я указывал командиру, что пора бы заняться лагерем, но в ответ слышал только: "Сейчас." Обед ребята не приготовили, что-то там пожевали, позабыв о том, что наша тройка тоже не ела с утра, а за дровами пошли уже в первых су-мерках. Я отправил своих канцеляристок ставить палатки, а сам ушел от бивака подальше на холмик и, накрывшись клеенкой, продолжил записи в дневнике. У костра слышались крики и смех, потом стало потише – видимо, ребята ужинали; потом затренька-ла гитара, а я все сидел под мелким дождиком, злой и голодный, заполняя одну страницу за другой.

Когда стемнело и я уже работал при фонарике, на холмик поднялась вся команда. Ребята молча стояли вокруг меня, а я делал вид, что не замечаю их.

– Виктор Яковлевич, – наконец сказал кто-то, – мы вам ужин принесли...

Я молча продолжал делать записи. Дежурные стояли передо мной с мисками и кружкой, не зная, поставить ли их на землю или подождать, пока я протяну руку.

– Ну простите нас, – просопел Коля Голиков, немного угрю-мый и грубоватый парень, владелец карточной колоды. – И да-вайте пойдем к костру, чего на холоду-то ужинать. А дневник мы с утра заполним, можете даже не проверять.

Я пошел в лагерь в окружении притихших ребят, На осклизлой тропинке образовалась колонна под капюшонами плащей. Впереди меня несли в клеенчатом мешке краеведческий альбом и коробку с флакончиками туши, позади – красные папки с черновыми записями. Замыкали колонну дежурные с мисками нетронутого ужина на вытянутых руках. На плечи мне наброси-ли офицерский плащ, а в лесу несколько человек вышли вперед и отодовигали мокрые ветки от моего лица. Все это напоминало похоронную процессию, и было очень неловко чувствовать себя главным героем печального ритуала.

Меня усадили (хорошо, что не положили) возле костра на бревно, немедленно покрытое сухой клеенкой, на колени поста-вили миску с заново подогретой кашей и, уберегая от дождика, раскрыли зонтик с торчащими в разные стороны спицами.

Я посмотрел на скорбные лица своих туристов и рассмеял-ся:

– Вы думаете, я смогу есть при таком почетном карауле? Садитесь!

Напряжение лопнуло разом, и ребята шумно расселись вокруг меня.

– Тихо! – сказал Голиков. – У кого карты ?

Ему протянули колоду.

– Виктор Яковлевич, – сказал Голиков, – мы понимаем, как много вы делаете для нас. Вот смотрите, – и Коля бросил карты в костер. – Больше к нам претензий не будет.

Мне надо было держать ответную речь, и я сказал:

– Подъем в шесть утра. Пока не закончим оформлять документы, с места не трогаемся. До поляны слета тридцать километров. Завтра проедем двадцать. Во время обеда постирать ковбойки. Сушить на плечах или на рюкзаках. Вопросы?

Вопросов не было.

– Тогда час на пение, и в двенадцать отбой. Надо выспаться.

Я подошел к своему рюкзаку, чтобы постелиться, но ничего делать не пришлось: спальник и все необходимое уже было раз-ложено в палатке.

Из педагогического дневника:

"28 июня 1957 г. ...Если ребята видят, что руководитель делает много больше, чем от него ожидали, или, будем говорить так – если ребята видят, что руководитель заботится об их благе, про-тиводействие руководителю снимается само собой".

Позднее я увидел, что мой победный тезис далеко не абсо-лютен. Как уже говорилось, многое зависит от личных качеств руководителя.

Ночью дождь усилился, и к полудню, не вылезая из пала-ток, мы наконец-то закончили оформление всех материалов. Ехать по утонувшим в грязи тропам не было никакой воз-можности. Километров пятнадцать мы катили велосипеды по липкому месиву, извазюкавшись "выше крыши". Дождь иногда прекращался, потом снова начинал нудно моросить, а когда мы остановились на ночлег, ливануло уже основательно. К моему удивлению, едва поставив палатки, ребята пошли к ручью стирать тренировочные костюмы и ковбойки – нашу единую форму, выданную шефами во временное пользование. Сушили одежду над костром, чуть ли не окуная ее в булькающие ведра...

Из-за непогоды соревнования на слете отменили. Нас выстроили на линейке, похвалили за мужество и попросили сдать все походные отчеты, по которым уже в Москве будут определены победители. Через несколько дней позвонили в школу и поздравили нашу команду, поделившую первое место с туристами из другой школы, номера которой теперь не помню.

Конечно, мы были рады. Но я не мог забыть едва не вспыхнувшего конфликта во время оформления дневников. Привычка во всем доискиваться причины, из которой неминуемо вытекает следствие – учили же меня в институте диалектическому мышлению! – заставляла перебирать факты и фактики, предше-ствовавшие событию, а не валить все на безответственность учеников.

Да, отсутствие такого командира, как Женя Радько, безусловно сказалось на четкости действий группы. Да, ребята начали уставать – кстати, как я потом убедился, это очень влияет на поведение новичков. Да, мы взялись выполнять несколько дополнительных краеведческих заданий – ошибка, которуя я в дальнейшем старался не повторять. Все это так. Но прямого отношения к едва не сорванному оформлению материалов похода это не имеет. Тогда что же?

И тут я сделал открытие, которое долгое время скрывал от других туристских руководителей и которое постоянно обеспечивало нам первые места на городских слетах в конкурсах краеведческих дневников.

Дело в том, что для записи в походе краеведческих заданий берется большой альбом, желательно в твердой обложке, или большая общая тетрадь. Кто пошустрее, каждую страницу разрисовывает еще дома виньетками и заставками. А дальше старательная девочка с каллиграфическим почерком заполняет альбом отредактированными руководителем материалами. Если к заданию относятся несерьезно, то и редактирование не требуется – все отдается на усмотрение ребят, точнее, двух-трех человек, ответственных за эту работу.

За многие годы участия в городских соревнованиях я встречал на подходах к слету группы, которые даже не знали о своих краеведческих заданиях.

– Но ведь вы бывали в музеях или осматривали какие-нибудь памятники?

– Не-к...

Таким группам заполнить дневник ничего не стоит – подумаешь, три-четыре страницы текста!

Но когда материалы собирают все туристы, на каллигра-фическую девочку сваливается очень большой объем работы, и никакая очередность в написании дневника здесь не поможет – альбом-то один! Вот с этим я и столкнулся в своем первом выходе на городской слет. Я был постоянно привязан к заданиям и чувствовал, что теряю контакты с ребятами. Я знал, что надо обсудить с командиром бытовые вопросы, знал, что надо проверить наличие продуктов и поговорить с восьмиклас-сниками, устроившими ночью в палатке хоровое пение, но ничего не успевал. Ушли в никуда викторины у костра и мои рассказы; прекратились тренировки по установке палатки. Чем меньше дней оставалось до прихода на поляну слета, тем больше листков требовалось прочитать, исправить, дополнить и проследить, чтобы все было занесено в общий дневник. Так же напряженно работали и двое картографов, ежедневно дополняя карту новыми знаками и делая топографическую съемку местности в районах наших ночевок. Зато остальные ребята слонялись без дела и даже привычные работы на биваке выполняли как-то неряшливо и неторопко.

Еще в походе я начал подозревать, что в организации заполнения краеведческого дневника есть какой-то изъян, отрывающий меня от ребят и позволяющий многим отойти от общих забот. Но только дома, в спокойной обстановке, появилась возможность разложить все по полочкам.

Итак, что бы я хотел иметь в идеале?

В сборе краеведческих материалов принимают участие все туристы, кроме картографов и дежурных по кухне на данный день.

Собранный материал сдается ответственному за дневник не позже следующего дня.

Руководитель и литературная группа просматривают черновые записи, которые после утверждения тут же оформляются в дневнике.

При таком порядке, – рассуждал я, – каждый будет иметь конкретное дело и достаточное для походных условий свободное время, а у руководителя появится возможность общения с ребятами и организации их досуга.

Что для этого надо сделать ?

Отменить стадное хождение на краеведческие задания. Организовать краеведческие группы по два-три человека. В каждой группе должен быть временный командир, отвечающий за сбор и оформление материалов.

Ежевечерне подводить итоги краеведческой работы, выслу-шивая отчеты командиров групп и отчет ответственного за дневник.

Собственно, здесь не было ничего нового – просто я переносил в походы принципы макаренковских сводных отрядов. Но это в теории. А на практике я представлял, как ежевечерне несколько групп будут стоять в очереди у краеведческого дневника и все равно не успеют его заполнить. На следующий день ко вчерашним очередникам добавятся новые, и вал неоформленных материалов будет нарастать, и не важно, кто заполняет дневник – девочка с каллиграфическим почерком или командиры сводных групп.

И тут мы подходим к моему открытию.

А что, если отказаться от альбомного дневника? Ведь никто не требует от нас сделать его покрасивше. Оценивается только содержание, и даже на орфографию и пунктуацию судейская коллегия закрывет глаза – просят только писать поразборчивей.

Так вот, Если ЖЕ вместо альбома взять в поход пачку линованных листов из больших общих тетрадей, то каждая группа сможет независимо от другой работать со своими материалами, переписывая их начисто после утверждения. При таком порядке ответственный за дневник может собрать за вечер хоть десять, хоть сто отчетов. И все! Каждая группа занята своими материалами не более часа, а руководитель освобождается от постоянного надзора за нерадивыми – на вечернем подведении итогов они обязательно всплывут и тут же у костра перепишут начисто свои отчеты.

Я мысленно проверял эту идею с разных сторон, понимая, что ухватился за хвост Жар-птицы. И уже в следующем слетном походе наши краеведческие папки распухали от материалов, и не было нервотрепки у руководителя и обид у ребят. Один день от другого мы отделяли цветной бумагой с нарисованной схемой перехода и, придя на слет, приступали к последнему священнодейству: в присутствии всей команды извлекался на свет десятидюймовый гвоздь, которым торжественно пробивались аккуратно выровненные листы. Дневник брошюровался ленточкой и укладывался в папку. Ребята передавали это сокровище из рук в руки, поглаживая переплет и даже целуя его.

Многие впервые видели дневник целиком, не очень представляя, как из отдельных листочков, среди которых были записи, сделанные не кем-то, а лично ими, получилась рукопись в шестьдесят страниц. И от того, что ребята гордились своим трудом, я радовался неизмеримо больше их.

Мы несли наши папки в Штаб слета мимо биваков других школ и почти везде видели отрешенных девочек, торопливо записывающих в свои альбомы то, что не успели записать в пути...

Когда я стал чуть поопытней, мы начали украшать свой краеведчесий дневник фотографиями сделанными в пути. Для этого брался широкопленочный фотоаппарат "Москва". Ночью в палатке, накрытой для верности спальниками, проявленную пленку накладывали на фотобумагу и прижимали чистым стеклом. Подсвечивали себе фонариком, завернутым в красный галстук. Другим фонариком делали засветку, и в трех небольших кюветах – проявление, промывка, закрепление – доводили операцию до конца. Фотографии, правда, получались маленькими, всего 6х9 см, но очень четкими. Когда мы в первый раз сдали свой дневник с фотографиями, нас заподозрили, что они сделаны в домашних условиях, перед выходом на слет. Пришлось показывать судьям нашу походную фотолабораторию, и первые места по краеведению мы воспринимали как заслуженную награду за большой труд.

В Ленинграде нас поселили в школе, приспособленной под временную гостиницу. В соседних комнатах жила вторая команда – победительница слета, и я познакомился с классным руководителем ребят, Инессой Федоровной Волк.

Я любовался ее подопечными – подтянутыми, вежливыми, без всякого словесного мусора в разговорах. Большинство моих туристов после объязательной экскурсионной программы разбегались по универмагам, а группа Инессы Федоровны уходила на поиски интересных книг. Вечерами, после посещения театров, соседи долго обсуждали увиденное, а мои ребята перебирали купленные днем безделушки. Обычно перед сном я что-нибудь рассказывал своим туристам, и на такие посиделки непременно приходили соседи, деликатно постучав и спросив, не помешают ли своим присутствием. Мы говорили о живописи, театре, литературе, и по вопросам и репликам гостей я видел, что они знают больше моих ребят. Инесса Федоровна работала с классом уже пять лет, и неведомыми мне путями подвела к тому уровню культуры, до которого моим туристам было еще далеко. Я завидовал стилю общения Инессы Федоровны с учениками, здесь было что-то домашнее, материнское. Она никогда не повышала голоса, я ни разу не слышал повелительных интонаций в ее речи, никто не бросался сломя голову исполнять ее распоряжения, да их и не было, а только: будь добр, пожалуйста, если не трудно... Я видел, как Инесса Федоровна, разговаривая с высоким юношей, мимоходом причесала его, потом повернула и что-то поправила в одежде. И парень послушно наклонял голову и поворачивался. Да разве я мог позволить себе причесать того же Колю Голикова? Ого, как бы он дернулся!

Наблюдая за мягкой суетливостью Инессы Федоровны и за ее от– ношениями с ребятами, я лишний раз убеждался, что копировать кого-то – дело бесполезное. Помню, как еще зимой в школе, на репетиции нашего драмкружка, одна из участниц мимоходом взяла лежавшую на рояле офицерскую фуражку, лихо надела ее набекрень, прихлопнула сверху и, с отчаянной грацией козыр-нув, положила фуражку на место. Выглядело это потрясающе задорно. Девушка пошла по своим делам и, уверен, даже не вспомнила бы, попроси ее сказать, что она делала несколько секунд назад. Эту сценку видела только ее одноклассница ребята сидели передо мной в зале, спиной к сцене. И тогда одноклассница будто случайно сделала несколько шагов к роялю, постояла немного, поглядывая в нашу сторону, и быстро повторила номер с фуражкой. Бедная девочка, она сама почувствовала как все получилось нелепо, и, смутившись, бросила фуражку на рояль. Не было у нее для такой сценки ни гусарской бесшабашности, ни женского шарма.

В то время я много читал театральной литературы и, конечно же, знал требование К.С. Станиславского к своим ученикам – в любой роли идти прежде всего от себя. Так что уж говорить о манере поведения не на сцене, а в жизни! В детстве, видимо, все так или иначе копируют понравившиеся жесты и позы своих знакомых или киногероев. Если это подходит человеку, то постепенно, при многократном повторении, органически вплетается в ткань его внешних физических действий. Если не подходит, то отбрасывается и забывается.

Взрослым такое копирование дается труднее, да и необходимость в нем возникает не часто, а если и возникает, то все равно остается нечто, присущее только данной индивидуальности. Посмотрите на гимнастические соревнования, особенно по обязательной программе. Спортсмены выполняют одинаковые упражнения, но выполняют каждый по-своему, и это называется стилем исполнения. Так вот, перенять чей-то стиль поведения я не мог, хотя что-то запоминал и старался приспособить для себя. Я начинал понимать, что в нашем ремесле такие мелочи, как выразительный жест, манера общения, одежда, тоже работают на успех, и пренебрегать этим нельзя. Пусть у меня нет обаяния Инессы Федоровны, нет ее милой женской хлопотливости, но ведь можно же научиться слушать собеседника так, как слушает она! А я постоянно ловил себя на том, что в разговоре бестактно перебиваю людей, мне хочется немедленно высказать свою мысль и, не дослушав, привести свои аргументы. Нередко такая манера уводила разговор в сторону от начатой темы – я это замечал, но отказаться от дурной привычки превращать беседу в монолог долгое время не мог. Кроме того, я говорил очень быстро, проглатывая окончания слов, помогая себе руками, молотившими воздух, как крылья связанной курицы. От всего этого надо было избавиться, и после знакомства с Инессой Федоровной я начал жестко контролировать себя – и доконтролировался до того, что через год пришлось учиться говорить чуть быстрее. Далеко не сразу, но я научился выслушивать собеседников, мучительно подавляя желание заговорить самому, научился экономному жесту и даже начал интересоваться книгами по риторике. Поздее я узнал, что занимался элементами рефлексии – какое симпатичное и научное слово! Но до главного докопаться было труднее: почему все-таки ребята Инессы Федоровны по своему поведению и культуре выгодно отличаются от моих ? Скорее всего, здесь не последнюю роль играло время: пять лет – вполне достаточный срок для воспитательной работы; но как эту работу проводить и на какие потаенные кнопки нажимать, я не представлял. Оставалось утешаться тем, что поставленные вопросы волновали меня и требовали ответа.

Из педагогического дневника:

" 23 августа 1957 г.

... Я уже многое умею. Я знаю, какие требования должны предъявляться к целям путешествий, и умею заинтересовать ими ребят. Я умею сопрягать педагогические цели руководителя и туристской группы. Я знаю, что структура группы, если она действенна – а таковой ее можно сделать, – ведет к организации взаимоответственности и взаимозависимости в коллективе. Я знаю, что при интересе к цели путешествия, которая может быть достигнута в рамках предложенной структуры, значительно возрастает активность ребят. Но я вижу, что эта активность ситуативна, она только на данный момент – от начала и до конца путешествия – и, следовательно, имеет к формированию нравственных качеств моих туристов весьма малое отношение.

Возьмем, к примеру, чувство ответственности – оно ведь тоже относится к нравственным категориям. Что такое ответствен-ность, на мой взгляд? Это осознанное стремление выполнить оптимальным образом данное поручение или взятые на себя обязательства. В походах я доволен ребятами: в большинстве случаев их действия ответственны. А после похода? Почему мои восьмиклассники плохо учатся, почему классные руководители, зная, что эти ребята занимаются в спортивных секциях и увлекаются туризмом, жалуются мне на полное безразличие их к общественной работе? Какая же здесь ответственность? Или ответственность может быть двоякой: для меня и для других учителей?..

... Второе. Как поднять культурный уровень моих туристов? Понятно, что между культурой и поведением человека прямой связи нет: безнравственный тип может быть образован и культурен. Но впитывание культурного богатства заставляет мыслить, учит понимать красоту, сопереживать, делаться духовно богаче – разве все это не нужно человеку?

Но как подвести ребят к пониманию красоты, я не знаю."

Теперь я с улыбкой читаю собственные размышления с их искренним наивом вместо теоретических знаний. Ничего толком я еще делать не умел, шел к отдельным удачам почти что вслепую, и только через несколько лет начал штудировать серьезные книги по психологии и педагогике. Скорее всего это типичный путь молодого учителя: должно пройти какое-то время для обобщения практического опыта. А пока – новый учебный год. Снова уроки, тренировки, спортивные праздники. Мы уже начали что-то выигрывать на соревнованиях у других школ – это тешило мое самолюбие и радовало ребят. Но в туризме дела пошли значительно хуже. Мои любимые девятиклассники, а теперь уже выпускники, готовились к поступлению в институты и все реже выходили на маршруты с ночевкой всей командой, победительницей летнего слета. Их постепенно заменяли ребята новых девятых классов, во главе с новым командиром – Колей Голиковым. Все было нормально в наших походах, но такого контакта, как с прежней группой туристов, не получалось. Мы готовились к летней экспедиции по изучению партизанского движения в Крыму, читали книги о Великой Отечественной войне, разрабатывали горный маршрут похода. Но делалось это как-то вяловато. Я видел, что ребят больше интересовала поездка в Крым, чем экспедиционное задание, и потому наше общение ограничивалось чаще всего только рабочими моментами.

Крымская экспедиция

Мы снова выиграли районный слет туристов, но, как было заранее оговорено, на городской слет не пошли, а организовали в лесу палаточный лагерь для завершения подготовки к экспедиции. Я представлял, что жизнь в лагере будет отличаться от походной, где большую часть времени ребята находятся на маршруте, и очень хорошо знал, что безделье может привести к нарушениям дисциплины и межличностным конфликтам. Чтобы не оставлять туристов "без дела в руках и без мысли в голове", я предложил такой насыщенный план работы, что втайне сомневался, сможем ли мы его выполнить. Подъем, усиленная зарядка и купание в реке при любой погоде. Потом утренняя линейка, уборка территории и завтрак. И никаких опозданий, иначе... Что должно последовать за этим "иначе", я не знал, и ребята подсказали: чистить ведра после еды! Я был уверен, что это не лучшая форма наказания, но другой предложить не мог.

До обеда – тренировочные занятия. Я учил ребят карабкаться по крутым берегам Москва-реки, и особенно – страховаться на спусках при помощи альпенштоков, обычных, ободранных от коры палок, понаделанных из засохших елочек, торчавших возле нашего лагеря во множестве. Затем – заготовка топлива, купание и после обеда – тихий час. Можно было не спать, а читать или играть в шахматы, но запрещалось ходить по лагерю и громко разговаривать. Как и ожидал, утомленные тренировками и разморенные едой туристы быстро засыпали, и я даже разрешал дежурным откладывать побудку минут на 15-20.

После полуденного чая – снова занятия. Теперь мы репетировали концерт, который расчитывали дать в совхозном клубе, и для этой цели решили прихватить в Крым тяжеленный баян. Если репетиции были не хоровые, то баянист уходил с солистами подальше от лагеря, а я с оставшимися ребятами отрабатывал технику записи воспоминаний бывших партизан, с которыми мы еще зимой наладили переписку. Делалось это таким образом: ребята разбивались на группы по два-три человека, я что-нибудь рассказывал, все строчили в своих блокнотах, а потом давалось полчаса для обработки записей. Творчество каждой группы внимательно выслушивалось и обсуждалось. На следующий день эти же записи требовалось представить в форме очерков. Мне удалось убедить ребят, что без таких упражнений мы многое перепутаем и многое упустим. Надо сказать, что почти все туристы серьезно отнеслись к новому для них делу, тем более что я несколько усилил его личностную значимость, обратив внимание ребят, что они постепенно вырабатывает вкус к слову, и это пригодится при написании сочинений на выпускных экзаменах и при поступлении в институт. Намеченный план выполнялся без сбоев, и свободное время у ребят появлялось только после ужина, чтобы полтора-два часа посидеть у костра.

За десять дней лагерной жизни я убедился, что умею уже использовать средства, позволяющие активизировать и дисциплинировать ребят. Меньше становилось случайных успехов и срывов, уже можно было прогнозировать результаты общих дел и реакцию на мои распоряжения. Все наши занятия отвечали одному из принципов построения спортивной тренировки – адекватности упражнений предстоящей деятельно-сти. Этот принцип хорошо известен учителям-предметникам. Никому из них не придет в голову перед контрольной работой на вычисление площади окружности предложить ученикам задачи, связанные с подобием и равенством треугольников – одно другому неадекватно. Я мог бы организовать спуски и подъемы с использованием веревки или навесные переправы, не сомневаясь, что это увлечет ребят, мог бы устроить соревнования по волейболу или веселые эстафеты, да мало ли что можно придумать в лагере, чтобы скоротать день! Но ничего этого у нас в Крыму не будет. А будут крутые горные тропы, иногда заваленные прелыми скользкими листьями, будет кропотливая работа по сбору материалов о партизанской войне – то главное, ради чего мы едем в экспедицию. Я настойчиво напоминал об этом ребятам и видел, что наши занятия становятся для них важнее, чем обещанный отдых у моря. Плотность занятий требовала и четкого выполнения режимных моментов – следил за этим наш командир Коля Голиков, чуть ли не с кулаками наступавший на дежурных, если обед задерживался хотя бы на пять минут. В общем, внешний порядок – как я бы теперь сказал, внешний удовлетворительный уровень поведения – был достигнут. Но меня беспокоило, что этот порядок поддерживался не только сознательным отношением туристов к нашим делам, но и авторитетом трех физически сильных ребят. Нет, конечно, они никого не задевали, но я чувствовал, что их слово порой весомее моего. К чему такое разделение власти может привести, я еще расскажу, потому что помню, как в пору моих пионерских лагерей вожатая жаловалась "авторитетам" на какого-нибудь шустряка, потом с ним на задворках серьезно толковали, и в отряде устанавливался порядок.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю