Текст книги "Прикамская попытка. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Виктор Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 70 страниц)

  – Сколько? – понятливо кивнул немец.

  – Сто рублёв за месячную заминку, столько же за освобождение от ареста, – не стал тянуть кота за хвост полицейский.

  – С Вашего ведома, я завтра же поеду за деньгами, привезу их как можно быстрее, – снова кивнул Владимир, – дозволите ли с другом повидаться, хоть еды ему оставить на пару дней?

  – Отчего же, вечером приходите, на полчасика пущу поговорить, – добродушно кивнул довольный городовой.

  Немного успокоившись, Владимир вышел от главы полиции посёлка на улицу, где его уже ожидал Иван Палыч. Выслушав рассказ мастера, охранник покачал головой,

  – Епифан, говоришь, сволочь недобитая. Жаль, в Оханске мы до него не добрались, придётся его навестить, и как можно скорее. Думаю, Анатольевич, такую гадость спускать нельзя, иначе лицо потеряем, любая гнусь сможет нас доносами завалить.

  – Ну и что ты предлагаешь, морду ему начистить? – простая душа мастера ничего не могла измыслить более сурового.

  – Надо подумать, ты прав, не бить же его, поганца, – Палыч поправил картуз и направился к своему дому, – вечером зайду в гости, поговорим.

  Не успел Володя отойти от полицейской управы, как к нему подбежала Ирина, с заплаканными глазами буквально бросилась ему на грудь.

  – Что случилось, дядя Володя?

  – Всё нормально, скоро Андрея выпустят, ты пока иди, собери ему еды, питья на два дня, да сменку белья, что ли, одежды тёплой. Вечером, сходим к нему, Фрол Аггеич дозволил, не плачь. А через два дня, думаю, выйдет твой Андрей на волю, не позже. Всё, беги, – он оттолкнул девушку в сторону жилья Андрея, дом которого запоров не имел, как и большая часть домов в посёлке. Несмотря на разнородный состав жителей посёлка, первых мастеровых привозили из Тулы, Екатеринбурга, Перми и соседних с Прикамьем деревень, на все противоречия, выражавшиеся в жестоких драках среди молодёжи, краж среди рабочих не бывало. Дома запирались на засов или просто дверь прижималась палкой, от честного человека, чтобы показать, что хозяев нет на месте, другого назначения запоры не имели. Даже вещи, потерянные детьми или подвыпившими мужиками, лежали на дороге, либо вывешивались на ветки деревьев или соседние заборы, несмотря на их стоимость.

  Направившись к знакомому дому, где совсем недавно он давал уроки музыки Катерине, Владимир не представлял, где и на каких условиях он найдёт деньги на освобождение Андрея. Вернее, деньги он собирался выбивать у Лушникова, единственного знакомого ему человека, способного за день в принципе достать такую огромную сумму. Общаясь в доме Алимова с местной элитой, он отлично разобрался в денежных отношениях Прикамского посёлка. Тот же управляющий получал своё жалование раз в год, к самому Рождеству. Даже при его огромном для нынешнего времени жаловании в тысячу рублей, у Сергея Николаевича может не набраться нужных двухсот рублей наличностью. Оклады других – доктора, поручика, главного инженера, все вместе не тянули на такую сумму, с ними о деньгах можно было не говорить. Чтобы выпустить Андрея как можно скорее, на правосудие Владимир не надеялся, нужна взятка городовому, а Лушников оказался единственным человеком в этом мире, кто способен, хотя бы, теоретически, быстро найти такие деньги.

  Спускаясь быстрым шагом с пригорка на Господскую улицу, где выстроил свой дом Лушников, Владимир мысленно оценивал возможности предстоящего торга со своим компаньоном. Силовой вариант освобождения Андрея ставил их обоих вне закона, а уезжать из России оба друга не хотели, не для этого они полтора года изучали технологию этого мира и готовились к прорыву в ружейном деле. Вне России помогать её развитию невозможно, а, после нападения на конвоиров Андрея, они не смогут появиться на российской земле даже в роли иностранцев. Потому выкуп друга из лап правосудия представлялся единственным разумным вариантом, оставалось составить план торговли с Акинфием Кузьмичом. Рассмотрев по пути несколько вариантов, Владимир ничего не смог решить определённо, однако, основные пути отступления прикинул.

  Вечером Владимир с Ириной отправились в 'холодную' ко мне, прихватив съестного и теплую одежду. Особых откровений в присутствии надзирателя посетители не высказали, но, Володя чётко дал понять, что через пару дней Андрей будет освобождён.

  – Андрей, продержись пару дней, – Володя посмотрел мне в глаза, – потом ты будешь освобождён при любых обстоятельствах. Понял, при любых. Даже, если придётся ломать наши с тобой планы. Калифорния пока русская земля.

  – Будь осторожнее, – видимо, моё лицо дрогнуло при понимании, что крайним случаем, станет силовой вариант освобождения, – я продержусь и неделю, если понадобится, не спеши напрасно.

  Напуганная Ира, едва сдерживала слёзы, глядя красными глазами на своего учителя и мастера, заикнулась к концу свидания, чем ей заниматься на работе.

  – Так, – задумался я, припоминая начатые работы своей химической лаборатории при оружейном заводе, – так, нитроклетчатку не трогай, добавь туда спирта и поставь в темное место. Займись очисткой последней партии хлорида калия, только, будь с ней осторожна. На пару недель этого хватит, там, надеюсь, будем продолжать вместе, – улыбнулся девушке, пытаясь успокоить.

  Рано утром, ещё затемно, на своём мерине Владимир отправился в Сарапул, шестьдесят вёрст до которого предстояло покрыть за день. С собой он вёз записку Лушникова доверенному приказчику на выдачу целых трёхсот рублей. Опасаясь лихих людей, а больше для выполнения моих настойчивых указаний, Володя взял с собой несколько динамитных шашек, с короткими фитилями. Для быстрого зажигания фитилей я полгода назад приспособил на них запаянные стеклянные ампулы, при раздавливании, воспламенявшие фитиль. Таких шашек изготовил всего два десятка, слишком тонкая требовалась работа при запаивании ампул. Буквально за два дня до ареста я рассказал о своих выдумках Владимиру и передал ему десяток шашек.

  – С ружьём не будешь постоянно ходить, а динамит поможет защититься, – я, словно предчувствовал свой арест, – не всегда буду рядом. Сам знаешь, места тут дикие, рукопашник из тебя никудышный. Скоро даже Ирина тебя охранять сможет. И, главное, береги себя, не рискуй напрасно, я с любой каторги убегу, не бойся за меня. Только сбереги себя, кроме того, что ты мой друг, без тебя мы с Никитой ничего толком не добьёмся. Сам знаешь, механики из нас плохие. А 'зеркало' на нас рассчитывает, если помнишь.

  Что произошло по пути в Сарапул, полностью подтвердило мои предчувствия, мне об этом позднее рассказал Вовка, передаю его слова.

  Володя со студенческих лет поражался предчувствиям Андрея, умевшим заранее ожидать неприятности и готовиться к ним, либо избегать. Ещё в разгул девяностых годов, друг трижды уводил его из пустых спокойных кафе, через считанные минуты превращавшихся в места разборок бандитов, с многочисленными ранеными и искалеченными посторонними людьми. Не придавая значения, по молодости, таким 'совпадениям', Владимир впервые серьёзно задумался о предчувствиях своего друга, когда тот без всяких причин, буквально вытащил его из междугороднего автобуса, не доезжая до автовокзала, ещё на посту ГАИ. А через сто метров, на глазах изумлённых гаишников в автобус врезался пьяный водитель на КАМАЗе, в результате аварии именно те два кресла, что освободили вышедшие друзья, были смяты в лепёшку. Володя тогда имел личную возможность убедиться в этом, присутствуя понятым при осмотре. И слова гаишников о везунчиках, освободивших кресла за несколько минут до аварии, врезались в память навечно. С тех пор, он не спорил ни с одним жизненным советом Андрея, не забывая его намёков и просьб. Именно потому, собираясь в Сарапул, погрузил все динамитные шашки в сумку, а две из них сунул в карманы своей старой, ещё из двадцать первого века, куртки.

  Дорога по просёлку до реки Камы осенним солнечным днём развеяла тяжёлые раздумья мастера, с удовольствием, любовавшимся нетронутой природой. Особенно поражали дубравы, порой с огромными дубами в десять обхватов, не менее, росшие вдоль берега реки. По дороге Владимир не проезжал ранее никогда, но заблудиться было невозможно. Весь оставшийся путь предстояло проехать по правому берегу реки Камы до самого Сарапула. А названия придорожных деревень накрепко впечатались в память, оставалось, лишь, спрашивать их у деревенских мальчишек, отпинываясь от лающих собак. Едва миновав выселок Позоры, уже после полудня, Владимир решил остановиться перекусить, судя по всему, он успевал засветло добраться в Сарапул. Немного подал мерина вперёд, направился на полянку на крутом берегу Камы, спрыгивая и поворачиваясь к лошади, чтобы снять свои сумки.

  – Дядя, подай прохожим копеечку, – неожиданно раздался густой бас за спиной.

  Нервно вздрогнув, мастер обернулся, руки сами вынули из седельной сумки две динамитные шашки, нервно покручивая их стеклянные ампулы-воспламенители. К поляне из ближайшей дубравы подходили трое крепких парней, у двоих в руках были полутораметровые дубинки, третий помахивал топором, их поведение не оставляло сомнений в серьёзности намерений. Заметив нервные движения своей жертвы, разбойники привычно загоготали, уже не сомневаясь в бескровной победе. Володя судорожно вспоминал советы Андрея, сотни раз повторявшего, что в разговор с бандитами ему вступать не надо ни при каких обстоятельствах. Разговоры служат средством усыпить внимание перед нападением, говорил друг, напирая на необходимость действовать быстро и сразу. В память пришла мысль, что в случае гибели Владимира, Андрей непременно сгниёт на каторге, необходимость защитить друга подстегнула мастера, придав ему решимости.

  Резким сжатием сильных пальцев он легко раздавил стеклянные ампулы, убедившись в воспламенении бикфордова шнура динамитных шашек. Затем одну за другой точными движениями механика отбросил шашки прямо под ноги подходивших разбойников, перехватывая узду мерина из всех сил. Удивлённые действиями жертвы, все трое татей посмотрели себе под ноги, надеясь увидеть брошенные кошельки с серебром. Один даже успел нагнуться, чтобы поднять непонятные свёртки, этих пары секунд хватило для взрыва обеих шашек. Мерин взвился на дыбы, буквально подбрасывая Владимира вверх, затем протащил на узде десяток метров, изорвав в кровь конские губы. Только у прибрежных кустов мастеру удалось остановить коня и осмотреться.

  У одного из разбойников была оторвана рука, и кровь толчками выливалась из обрубка. Двое других лежали ничком, широко раскинув руки, всё ещё сжимавшие дубины. Проверять их самочувствие Володя не собирался, быстро вывел мерина на просёлок и поспешил в Сарапул, решив больше не рисковать с обедами. В город он добрался без приключений, сразу направился к дому Лушникова, где радушно был встречен знакомыми приказчиками. По записке хозяина ему не только выдали деньги, но и дали в сопровождение двух надёжных мужичков с дубинами. Потому обратный путь оказался быстрее и спокойнее. Трупов и каких-либо следов схватки на том самом месте не оказалось, как и слухов о том, что кого-то убили на берегу Камы. В любом случае, преодолев за день сто двадцать вёрст верхом, Вовка поздно вечером пришёл домой к городовому и отдал ему двести рублей, потребовав моего немедленного освобождения.

  За таких друзей, как Вова с Никитой, я на смерть пойду, не сомневаясь, что они поступят также, не приведи господь. Освобождали меня из 'холодной' поздно вечером, в темноте, под холодным моросящим дождём. Встречали почти два десятка человек, кроме Володи, Палыча и Ирины, пришли мои ученики и ближайший сосед, Фрол Быков. Все быстрым шагом отправились к моему дому, накинув кожаные капюшоны на шапки, ни о каких зонтиках простым работягам речи пока не было. Возле дома ученики распрощались, а сосед предложил поужинать у них, у меня дома ничего же не было из готовой пищи.

  – Поешь, батюшка, горяченького у нас, небось, измёрзся весь, – от такого приглашения я не смог отказаться.

  Быстро поужинав горячим супом и поблагодарив соседей, мы втроём с друзьями уселись в моём домике. Затопив камин, я решил отметить своё освобождение, вытащив из чулана заначку – последнюю родную бутылку водки, полтора года ожидавшую своей участи. А в качестве закуски пошли покрасневшие за время моего отсутствия помидоры, теперь не было нужды их экономить. Осенний урожай позволял нам начать популяризацию картофеля и помидор, а также жареных семечек. С подсолнечным маслом мы решили не спешить, до увеличения урожая семечек раз в десять. Пока мелкими стопками уговорили бутылку, Вовка выложил свою комбинацию по моему выкупу. А последние его слова о получении денег от Лушникова заставили меня поперхнуться стопкой водки.

  – Как, в качестве части приданого? Ты решил жениться на дочери Акинфия? Ради меня пошёл на это? Ты в курсе, что разводов в этом веке не предусмотрено?

  – Ну, не век же мне бобылём жить, да и для наших целей личные средства не помешают, – начал оправдываться Вовка, – знаешь, сколько он приданого мне обещал? Пять тысяч ассигнациями, дом в Сарапуле, два торговых парусника. И это всё, не считая нашего партнёрства в оружейном производстве. А дочь, у него, между прочим, вполне симпатичная девушка, мужик я или нет?

  – Ладно, прости меня, – мне стало стыдно перед другом, отдавшим за моё освобождение свою холостяцкую свободу, – от Никиты ничего не слышно?

  – Пока нет, – грустно ответил новоявленный жених, – но, Акинфий обещает к ледоставу встать на ноги и вплотную заняться делами нашего завода. Тогда мне можно будет отправиться в Петербург, с нашими мастерами, налаживать производство ружей там. Не получит Никита разрешения, будем считать поездку свадебным путешествием.

  – Парни, возьмите меня в столицу, – неожиданно спросил Палыч, спокойно молчавший до сих пор, – чем чёрт не шутит, вдруг ваш Никита уже в постели Екатерины Великой ночует. В любом случае, за два года он чего-то наверняка добился. Возьмите и меня, к примеру, навестить больного дядю в Санкт-Петербурге, единственного родственника. И, кстати, через неделю я венчаюсь с Марфой, вот так.

  – Поздравляю, – расцвёл Володя, с радостью убедившийся, что он не одинок в своей женитьбе.

  – Поздравляю, – я тоже улыбнулся, догадываясь, что решение о свадьбе Палыч принял только сейчас, чтобы поддержать Вовку. О том, что наш бывший егерь живёт со своей хозяйкой, он не говорил, да, для многих это особой тайной не являлось. В нашем мизерном посёлке трудно незаметно даже в бане помыться, все будут знать, кто и с кем мылся, как долго и что пили после бани.

  – А если серьёзно, – продолжал Палыч, – я дивлюсь на ваше легкомыслие. Два месяца назад сожгли завод, украли мастеров и тебя, Володя, три дня назад по доносу посадили Андрюху. Вы, что думаете, это последние наши неприятности? Не о столицах надо думать, а о своей безопасности, с этим Епифаном надо решать, и меры против других конкурентов принимать.

  – Что нам делать, в Оханск, что ли, ехать? – погрустнел Вовка, – что мы можем предъявить этому гаду?

  – Дайте мне рублей сорок, я туда отправлюсь, – Палыч криво усмехнулся, – да не один, с парой приятелей. Пригляжусь к этому Пишке, осведомителей вокруг него заведу и своих ребят оставлю для пригляда. Коли зашёл об этом разговор, есть задумка наших людей по всем направлениям рассадить, от Сарапула до Перми. Ещё лучше, своих людей в Нижний Тагил и Ёбург отправить.

  – Так в чём дело? – удивились мы с Вовой.

  – В деньгах, ребята, в деньгах и людях. Чтобы нашего человека не перекупили, ему не меньше десяти рублей в месяц надо положить, да расходы на вербовку, на транспорт, на прочие мелочи. Дорого выйдет нам разведка, – Палыч выразительно посмотрел на Володю, – прибыли от ружейного производства нет, и ближайшие полгода не предвидится.

  – Вова, – вмешался я в разговор, – он на твоё приданое намекает, когда его Акинфий Кузьмич обещает выдать?

  – Половину после помолвки, остальную часть на свадьбе.

  – Значит, назначай свадьбу как можно скорее, а Палыча спонсируй на первую шпионскую операцию, – я хлопнул ладошкой по коленке друга, – ты не против?

  – Я, нет, конечно, только, – начал мямлить Вовка, он всегда так мнётся, когда что-либо придумает, с детства знаю, – только я хотел ещё револьвер показать.

  – Давай! – подпрыгнули на месте мы с Палычем, – доставай, сколько сделал, какой калибр?

  Дальнейший разговор превратился в настоящий праздник, когда мы получили в руки по экземпляру первого образца шестизарядного револьвера калибра восемь миллиметров. Мы едва не пошли их пристреливать, несмотря на тёмную осеннюю ночь, вовремя одумались, не пугать же соседей. Однако, оба револьвера тут же разобрали несколько раз, проверили спусковой механизм, снарядили барабаны, засидевшись допоздна. Лишь через час мы продолжили серьёзный разговор, совершенно в другом расположении духа. Теперь Палыча не волновала предстоящая шпионская операция, деньги и оперативное оружие имелись, что ещё нужно для уверенности? Вова сказал, что револьверы изготовлены 'на коленке', технологическая линия не налажена и себестоимость их будет сначала в три раза дороже ружей. Сразу решили обговорить, будем ли продавать револьверы посторонним, или оставим для своего пользования, в качестве оперативного сюрприза для возможных врагов.

  Полчаса считали расходы и прибыль, делили обещанное Вовке приданое, с учётом необходимости строительства ружейного завода в столице и расходов на него. Добавили стоимость путешествия за тысячу с лишним вёрст и прочие накладные расходы, учли высокую вероятность нападения башкир. В результате, полсотни револьверов решили пустить для своих целей, постепенно вооружая ими наших учеников-охранников. Дальше будем действовать по обстоятельствам. После подробного составления плана, с основными расчётами по затратам, наше стратегическое совещание закончилось под утро, расходились ребята в предрассветных сумерках, с наполеоновскими мыслями. Я прилёг на пару часов, чтобы отправиться в Таракановку, едва рассветёт. Обида от ареста с новой силой догнала меня, подкармливали мы городового, ан нет, сволочь, какая, по первому же доносу арестовал. Что делать, как избавиться от повторения подобных наездов и арестов? Уже засыпая, дал себе обещание, выстроить такую крепость, чтобы никто не смог меня захватить, ни башкиры, ни полицейские чины, ни Демидовы.

  С этими же мыслями я проснулся, спешно отправился в нашу крепость возле завода, где развёл бурную деятельность по фортификации. Спустя пару дней Палыч, как обещал, отправился в Оханск с двумя неприметными мужичками и сотней серебряных рублей. С собой у него, как и у всех нас троих, был револьвер с полусотней патронов, устроенный в кобуре на боку, под полой кафтана. Благо, наступившие прохладные деньки весьма способствовали ношению верхней одежды, а мода требовала исключительно свободной верхней одежды. В обтяжку носили только то платье, что выше пояса – рубашки, жилеты, некое подобие пиджаков, женские кофточки. Всё, что было ниже пояса, шилось исключительно свободным – штаны, женские платья и юбки, верхняя одежда, разные кафтаны и армяки, полушубки. Под этим предлогом я уговорил Володю взять револьвер на постоянную носку, мол, под кафтаном не видно. Несмотря на нашу занятость, после нападения на него, мы проводили почти ежедневные стрельбы из револьверов, привыкая к быстрому обнажению стволов, 'а-ля ковбои'.

  Едва вернулся Палыч из Оханска, устроили обе свадьбы, где дружкой жениха пришлось быть мне. Как возненавидел я церемонию венчания, особенно необходимость, держать корону над головой жениха, до сих пор забыть не могу. Акинфий Кузьмич, как старый раскольник, свадьбу проводил в старообрядческой церкви, без спиртного и особых гуляний. Потому празднования надолго не затянулись, оба молодожёна рвались на работу. Подарки Володе с невестой от приглашённых гостей были истинно купеческие, с размахом, пришлось отдариваться ружьями. Денег гости накидали достаточно, чтобы хватило на свадебное путешествие до столицы. Но, самым приятным подарком стал договор аренды на десять лет окрестных лесов вокруг нашего ружейного завода, включая туда саму деревню Таракановку. Теперь деревенские мужики освобождались от работ на Прикамском заводе, а мы получали право нанимать их на работу на наш завод.

  Этот договор мы с ребятами просили у управляющего давно, ещё с весны. Видимо, выздоровевший Лушников поспособствовал решению вопроса в нашу пользу, не удивлюсь, если за хорошую сумму. Такой подарок здорово ускорил наши оборонительные работы, деревенька была небольшой, но десяток работников с подводами на дороге не валяется. Уже к началу октября основная линия обороны была закончена, и крестьяне принялись заготавливать лес для будущих построек. Палыч, пользуясь хорошей погодой, побывал в Сарапуле и Перми, оставляя там своих людей и решая вопросы с надёжной связью. Поездку в Нижний Тагил и Ёбург он спланировал в декабре, после того, как разъяснится вопрос с башкирами. С началом октября, с каждым понижением температуры, мы напряжённо ждали вестей о становлении льда на Каме. Поручик Жданов был предупреждён о возможном нападении и регулярно проводил стрельбы из двух пушек, переданных ему управляющим.

  У нас пушек не было, но, идею Никиты о миномётах мы с Володей решили на практике к двадцатому октября. В тот день мы провели испытание первых двух миномётов с осколочными минами моей конструкции. Калибр выбрали пятьдесят миллиметров, вполне достаточно для дистанции до двух километров, и удобно при переноске. Испытания прошли успешно, орудия и боеприпасы запустили в производство, а мне пришлось обучать стрельбе наших охранников и не только их. Набранные после Масленицы ученики, изначально полсотни крепких парней, понемногу отсеялись, кто женился, кому хватило полученных приёмов. Остались два десятка настоящих энтузиастов во главе с Николаем Шадриным, с ними мы занимались по очереди после работы, по вечерам. Ради этого я или Палыч почти ежедневно приезжали в Прикамск. Воодушевлённые примером своего приятеля Шадрина, успешно освободившего пленников и сражавшегося с башкирами, парни уговорили начать их обучение стрельбе из ружей в начале сентября. Их же я собрался научить стрельбе из миномётов.

  Пугачевское восстание обязательно дотянется до Прикамска, помощь двух десятков стрелков и миномётчиков может стать решающей в защите завода. Мы с ребятами уже определились, что свой завод и Прикамский посёлок постараемся восставшим не отдать. Основные силы Пугачёва до нас не дойдут, как мы помнили из школьной истории, из Уфы направятся в Казань, а с небольшими разбойничьими шайками мы надеялись справиться или разойтись мирно. Но, даже для мирного разговора с восставшими, серьёзное оружие необходимо, к сожалению, все понимают только силу. Будет у нас сильная оборона, которую мы сможем продемонстрировать, не захотят гибнуть при штурме пугачёвцы. Тогда, быть может, и разойдёмся по-хорошему. Тем более, что едва ли не каждый месяц приходили новые вести с Яика, где казаки не могли успокоиться. Из немногих сообщений было непонятно, то ли казаки восстали, то ли их уже разогнали, но, слухов о Петре Третьем точно не было.

  Вовка, после женитьбы, словно крылья надел, так лихо модернизировал наш примитивный станочный парк. Немало помогли ему мастера, 'купленные' у Коркина, трое из них оказались знакомы с производством зубчатых передач. С их помощью Кожевников за пару месяцев изготовил два токарных станка, способных выдержать неплохую точность до половины миллиметра. На одном из них вытачивали барабаны под револьверы, медные кольца под миномётные гранаты, корпуса которых отливались в осколочную рубашку. Стволы для миномётов и ружей растачивали на другом станке. Все работы по рассверливанию револьверных стволов и отверстий в барабанах Володя перевёл на специальный вертикально-сверлильный станок. Малое количество продукции обуславливалось необходимостью переоснастки станков для выполнения разных операций. Наш механик обещал до отъезда в свадебное путешествие на каждую операцию поставить отдельный станок, доведя их количество до шести, мощности водяных колёс должно хватить.

  Пока излишки нашей гидроэнергостанции уходили на пилораму, потребность в досках была огромной, не навозишься из Прикамска. Хозяйственный Кузьмич после выхода на работу задумал соорудить собственный кирпичный заводик, для наших нужд и на продажу. Однако, эти планы были на будущий год, и, вряд ли исполнятся. Мы не говорили ему о предстоящем восстании, не поймёт. Зато арендованных крестьян я постарался максимально задействовать в производстве патронов, доверяя им в основном выварку целлюлозы, которой в результате скопилось невероятное количество. Володя, очередной раз, подсчитывая наши расходы, предложил мне перейти для ружей на бумажный патрон. В принципе, ничего невероятного в этом не было, есть целлюлоза, бумага получится. Производством бумаги я и занялся, когда закончились наши фортификационные работы.

  Едва снег утвердился на земле, мы с Палычем спровадили молодожёнов Кожевниковых вместе с тестем в Санкт-Петербург. Каких только сказок не рассказали им, чтобы те не остались ждать башкирского нападения. Палыч даже наврал, что его шпионы донесли из Уфы (!) о набеге башкир в казахские степи. Теперь, мол, на север они не потянутся, хватит добычи от южных соседей. Я ещё проще объяснил, что надо срочно патентовать наши ружья, патроны и револьверы, строить возле столицы ружейный заводик. Отдельно вдолбил Вовке, что к началу Пугачёвского восстания кровь из носу нужно изготовить первую партию ружей, чтобы отдать их для испытания войскам Михельсона, тогда военный заказ будет гарантирован, как и наше процветание. Иначе нас сотрут в порошок Демидовы, они мне представлялись гораздо опаснее любых башкир и Пугачёвых. С собой молодожёны везли полсотни ружей в подарочном исполнении, тысячу патронов, двадцать пудов пороха и пять тысяч снаряжённых капсюлей. Для самообороны все трое взяли револьверы, Катерина и Акинфий неплохо стреляли из них, в отличие от Вовки, сколько бы я его ни учил.

  Оставшись одни, мы с Палычем перешли на казарменное положение, еженедельно отрабатывая эвакуацию крестьян в нашу крепость вместе со всей живностью. Запасы зерна и сена подвозили ежедневно, охоту устраивали через день, навешивая в погребах копчёные окорока кабанов и лосей. Опасаясь оттепели, способной погубить большую часть замороженного мяса, мы стали варить тушёнку. Банок, стеклянных и консервных, естественно не было. Часть тушёнки выливали в прокипячённые кадушки и берестяные туеса, герметизируя щели между крышками мёдом. Потом я рискнул и купил у Алимова кровельного железа, наши ребята его лудили и спаивали в консервные банки по пять литров. Всего таких экспериментальных консервов сделали два десятка, когда наши разъезды принесли весть о приближении башкирской орды.

  Стояла середина ноября по церковному календарю, снега было немного, но морозы держались градусов под двадцать, так мы с Палычем предполагали. Градусников не было. Натренированные нашими учениями крестьяне за пару часов свели всю живность в крепость, наполнив жилые помещения густым запахом навоза, похлёбки, и редьки с репой, любимой пищи аборигенов. Два десятка наших разведчиков вернулись, оставив три разъезда на самых лучших конях наблюдать за башкирами. Все заняли свои места в обороне, получили дополнительные патроны, по три гранаты. Шесть человек встали у трёх миномётов, нервно ожидая появления орды возле Таракановки. Пленники наши, словно получили сигнал, попытались бежать, впервые за три месяца. Само это говорило лучше всяких сторожей о приближении их родичей.

  Ждать орду пришлось недолго, утро следующего дня разбудило нас топотом множества копыт и ржанием коней. Я поднялся к наблюдателям на вышку, где уже осматривался Палыч.

  – Много насчитал? – осматривая конную массу, окружившую завод с крепостью, поинтересовался у него, – примерно двести-триста всадников, так?

  – Почти угадал, воинов не больше двух сотен, остальное запасные кони с вьюками, под пленников и награбленное добро готовят, жадины.

  – Может, поговорим? Вдруг, что новое узнаем, – привычка уходить от конфликтов у меня, видимо, в крови.

  – Сейчас с Чебаком выеду на переговоры, – Палыч взглядом пресёк моё возражение, – мы с револьверами будем, в кольчугах, не переживай.

  Чебак ожидал у ворот крепости с белой тряпицей на трофейном копье, вот и пригодилась диковина. Палыч проверил револьверы, вскочил на осёдланного мерина и подал команду открывать ворота. Едва они закрылись за нашими парламентёрами, все поднялись к бойницам. Я выгнал любопытных крестьян и мальчишек с открытого двора в сараи, взял 'Сайгу' и поднялся к бойнице над воротами. Дальше полусотни метров от наших стрелков Палыч удаляться не стал, сейчас они с Чебаком гарцевали на месте, в ожидании представителей башкир. Те не заставили себя ждать, через четверть часа двое всадников подъехали к Палычу. Разговаривали не спешиваясь, довольно долго, затем неспешно разъехались.

   Глава седьмая.

  – Ну, что там, – не утерпел я при возвращении Палыча, – что требуют?

  – Ничего особенного, – неторопливо сполз он с седла, – как мы и предполагали. Просят вернуть им пленников, заплатить за обиду, за убитых воинов, всего насчитали табун коней в сотню голов, полсотни ружей и сто рублей серебром.

  – Больше ста они считать не умеют, что ли, – удивился я таким запросам, – делать что будем?

  – Я дал им полчаса, чтобы убрались, – Палыч взглянул на свои часы, их Никита нам всем вернул, – подождём двадцать минут и начнём. Ты иди наверх, подстрели первым делом хана, он в синем халате, да огонь миномётчиков будешь корректировать. Надо накрыть их быстро и напугать смертельно, чтобы никакого боя не получилось, чтобы умотали они без всяких сражений.

  Я забрался наверх, к бойнице второго этажа сарая у ворот, устроился на сене удобнее. Сеном за последние две недели все сараи забили плотно, не считая остальных припасов. По нашим прикидкам, сотню коней до весны спокойно продержим, столько же людей выкормим. День стоял пасмурный, заметно потеплело, холодный металл карабина не обжигал пальцы рук, я медленно прильнул щекой к прикладу, прицеливаясь. С расстояния пятисот метров попасть в ростовую мишень, чётко выделявшуюся синим халатом на фоне серого снега, да с помощью оптического прицела, не составляло труда. Ветер утих, поле у ворот крепости миномётчики давно пристреляли, обозначив расстояние вешками. Я сделал необходимые поправки и взглянул на часы, оставались считанные минуты, огонь миномётчики откроют по моему выстрелу. Выждав положенный срок, я медленно потянул пальцем спусковой крючок, удерживая мишень в прицеле. Есть!