Текст книги "Прикамская попытка. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Виктор Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 70 страниц)

  Выгнав парней отдыхать, я поднялся на палубу и посмотрел на порт, залитый непроницаемой мглой. Только на кораблях светились небольшие маячки, в городе не горело ни огонька. Подумав, кому поручить охрану парохода, я пришёл к выводу, что все заняты и отправился в машинное отделение сам. Жару я всегда переносил неплохо, потому заперся изнутри, лег на охапку ветоши и моментально уснул, упёршись ногами в двери. Редкий случай, спал я без сновидений и выпал из сна внезапно, в полной темноте. Сразу понял, где нахожусь, и прислушался, так и есть, лёгкие шаги нескольких человек ощущались физически, через колебание корпуса. Не двигаясь, я вытащил револьвер, проверил ощупью барабан, все патроны на месте. Вспомнились электрические фонарики, достижения будущей цивилизации, и сразу скрип ступеней смыл все воспоминания.

  Два-три человека спускались в трюм, в машинное отделение. Я внимательно вслушался в моторику движений, стараясь уловить габариты шпионов, убивать всех не хотелось. Быстро прикинул варианты поведения и решил стрелять первому в живот, а второго рассмотрю при вспышке выстрела, там определюсь. Откуда в Камбодже великаны? С человеком среднего роста, даже вооружённым, справлюсь наверняка. По шагам я окончательно определился, идут двое. Медленно зашуршала приоткрытая дверь в машинное отделение, я выстрелил в упор, прищурив глаза. За широкоплечей фигурой падающего человека открылся тонкий силуэт второго диверсанта. Скользнув вдоль левой стенки коридора, я рукоятью револьвера ударил второго в солнечное сплетение, и, тут же, добавил этим револьвером по загривку первого диверсанта, слишком медленно он оседал на пол.

  Отскочил, прислушиваясь, присел и почувствовал глухое падение двух тел на ветошь. Протянул левую руку, нащупывая ниточку пульса на шее у каждого из лежащих. Первый готов, второй жив, нормально, как и думал. Только после этого на палубе забегали люди, раздались команды и топот ног на лестнице в машинное отделение.

  – Викторыч, жив? – первым ворвался, распахнув двери настежь, капитан с фонарём в руке.

  – Ты же не знал, что я здесь, – невольно я прикрыл рукой глаза от света, – все живы?

  – Да, караульный связан, но, живой. Кто тут был? – только сейчас капитан увидел двух лазутчиков в куче ветоши.

  – Один живой, свяжите и вынесите на борт, после завтрака поговорю. – Я взглянул на часы, – надо же, скоро шесть утра, пора вставать. Иди, проверь казну в каюте, вдруг это отвлекающий манёвр.

  – Есть, – капитан пулей вылетел на палубу.

  Я устало плюхнулся на пол, собираясь с мыслями, пора заниматься делами, нужно проверить посты у кораблей Ост-Индской кампании, затем допросить лазутчика. Выдохнув, я отправился в свою каюту, умываться, чистить зубы, завтракать и переодеться. Через полчаса, в бодром состоянии тела и духа, я зашёл в каюту капитана, чтобы согласовать наши планы. Вскоре, наш патруль направился проверять посты, гулко стуча каблуками по сухой земле порта. Собственно, в ярких лучах восходящего солнца, и с палубы парохода легко различались силуэты наших караульных у кораблей. Опустив бинокль, я вздохнул с облегчением, все живы.

  – Аня, спроси у неё, кто она и что делала на пароходе. – К нашему удивлению, захваченный лазутчик оказался женщиной, молодой, довольно симпатичной кхмеркой, одетой в лёгкие штаны и куртку, с весьма занимательным набором в сумке. Эти инструменты мало напоминали смертельные орудия, скорее были комплектом юного механика.

  – Она говорит, что собиралась разобрать нашу машину и посмотреть её изнутри. – Переводил Анемподист, – девушку зовут Пата Миала, она внучка знаменитого мастера Миала Кунда. Сегодня ночью она наняла портового вора, чтобы он провёл её посмотреть машину парохода. Весь город знает, что пароход днём уплывёт, а девушка очень хочет построить такую же машину.

  – Чёрт знает что, – я поднялся с места, принялся расхаживать по каюте, – есть такой мастер?

  – Да, Викторыч, есть. Знаменитый мастер, делавший чудесные машины для старого короля Реаче, пока того не казнили аннамцы в позапрошлом году.

  – Ладно, Пискотин, бери трёх новобранцев, проводи девушку домой. Если она нас не обманула, отпусти. Всё, хватит дурью маяться, – я посмотрел на капитана, – готовь пароход к отплытию. После обеда отходим. Я займусь погрузкой пленных.

  Пленные отняли всё время до обеда. Накормить полторы тысячи человек, затем погрузить их на пять кораблей Ост-Индской кампании и шестнадцать нанятых азиатских корабликов, обеспечить условия жизни, воду и питание на неделю, дело нудное и хлопотное. Мы едва управились к появлению каравана из гружёных вьюками лошадей, возглавляемого градоначальником. Убедившись, что привезённые монеты примерно соответствуют моим требованиям, я переговорил с градоначальником. Оказывается, он понимал английский и французский языки, мы вполне обошлись без переводчика. Трудно сказать, согласился ли градоначальник со мной, или сделал вид. Но, предварительная договорённость появилась, как и личная заинтересованность градоначальника. После разговора я вернул ему все похищенные картины и ценные вещицы из его резиденции, добавив несколько роскошных образцов трофейного оружия.

  Отплывали мы без пышных проводов, под молчаливую ненависть горожан, один за другим, корабли покидали гавань Кампота, за ними шли пять Ост-Индских парусников. Наш пароход отходил от причала последним, загрузив на борт все выкупы и штрафы, новобранцы переминались на палубе в нетерпении. Едва моряки стали поднимать трап, как по нему на борт судна скользнула знакомая фигурка. Пата Миала подбежала ко мне и склонила голову, медленно произнесла пару фраз.

  – Она просит разрешения плыть с нами, – перевёл Анемподист, не отходивший на корабле от меня. – Говорит, что согласна выполнять любую работу, чтобы научиться делать паровые машины.

  – Пусть плывёт, но, объясни, до прибытия в Беловодье, в машинное отделение заходить нельзя. Делать такие машины научим на острове Белом. Я обещаю. – Повернувшись к капитану, добавил, – найдите девушке отдельный закуток для ночлега, чтобы никто не обижал.

  Четыре дня мы сопровождали караван в сторону Беловодья, вдоль побережья материка, сначала на юг, затем на северо-восток. Утром пятого дня пути на горизонте появились дымы патрульных пароходов, высланных из Невмянска, нам навстречу. Корабельную рацию, работавшую через раз, явно собиравшуюся "сдохнуть" в ближайшие месяцы, я спешил использовать на полную катушку, договорившись об отправке сопровождения навстречу нам ещё в порту Кампота. Однако, реакция капитанов на эту встречу оказалась неоднозначной. Азиаты восприняли такое "совпадение" равнодушно, многие моряки не сомневались в сверхспособностях человека, особенно знаменитого барона Беловодья, разгромившего огромную армию у всех на глазах. У европейцев, капитанов Ост-Индских кампаний случился настоящий шок, особенно после того¸ как они убедились в том, что встреча в открытом море, вдали от берега, отнюдь, не случайная. Капитаны обратили внимание, что после взятия координат судов, Саша Дегтерев всякий раз корректировал направление движения каравана, то есть, шёл в определённое место океана, где и встретили русские пароходы.

  Остановившись посреди океана, флотилия наблюдала, как с прибывших пароходов перегружают оружие и боеприпасы на мой корабль. А я, соответственно, передаю часть казны на корабли сопровождения. Получив подкрепление в виде взвода ветеранов, на сей раз, корейцев, я отправил новобранцев и Пату Миалу, с подробным письмом в Невмянск. После чего капитан Дегтерев развернулся обратно, к берегам Аннама, а огромная флотилия, под конвоем трёх вооружённых пароходов продолжила плаванье в Беловодье. От берегов континента мы были недалеко, в полутора днях пути. Хватило времени отдохнуть, выслушать новости из Невмянска, даже перебрать повреждённую машину успели, подтянув разболтавшиеся узлы, и дополнительно проверили все слабые места. В принципе, без форсирования нагрузки, левый двигатель продержится до возвращения домой. На всякий случай, в Аннам мы шли не спеша.

  По последним сведениям наши протеже, братья Нгуен, захватили центральную часть Аннама, вышли к побережью, и четыре года вели вялотекущую войну с южным княжеством, отрывая у южан по кусочку территории. Именно южане поддерживали кхмерского короля Анг Нона, с отрядами которого мы неосторожно схватились в Камбодже. Поэтому теплилась определённая надежда, что с Нгуенами мы поладим, как говорится, враг моего врага – мой друг. Однако, две недели у нас ушли на поиски правителей Нгуенов, кочевавших вдоль побережья вместе с войсками, как и положено полководцам. Мы, соответственно, переплывали из порта в порт, стараясь нагнать правителей восставших, или тайшонов, как они назвали себя по месту начала восстания.

  За это время мы неоднократно видели "Луши" в руках восставших, начищенные до блеска, украшенные амулетами, с резьбой на прикладах. Видно, уважали аборигены ружья, берегли и следили за ними. Но, всё делали в меру своего феодального уровня развития, то бишь, почти по Лескову*, стволы оружия натирали абразивным порошком не только снаружи, но и внутри. Да, ржавчины не было, несмотря на ужасную влажность, превосходившую все разумные пределы. Аннамцы добросовестно смазывали металлические части жирами, с удовольствием протирали оружие, но, использование абразивного порошка приводило стволы в негодность лучше всякой ржавчины. В разговорах я узнал, что через три-четыре года такой эксплуатации ружья способны вести прицельный огонь на расстоянии лишь полусотни метров. Дальше полёт пули становится абсолютно непредсказуемым.

  Правильно мы сделали, похвалил я себя, что казахов и корейцев натаскивали своими инструкторами, хотя, разница климатических условий не менее важна. В степях Казахстана влажность не самый серьёзный фактор, влияющий на точность выстрела и качество оружия. Наконец, наши торговцы догнали ставку аннамского войска, успев договориться, что главный из братьев, Нгуен Хэ, примет меня. Опять четыре дня передвижения по влажным тропическим джунглям, на сей раз, пешком, и в дружественной атмосфере. Слухи о наших похождениях в Камбодже, добрались до Аннама. Лучшей рекламы было трудно пожелать. Взвод сопровождения встречали во всех придорожных селениях восхищённые мальчишки и завистливые молодые парни. Ещё бы, в камуфляжной форме, сапогах, с помповым ружьём за плечом и револьвером на поясе, стрелок выглядел фантастическим пришельцем в нищих деревеньках, где дети до десяти лет бегали голыми, а большинство мужчин до старости ходили в набедренных повязках.

  Другое дело, в сапогах приходилось жарковато, на третий день похода по джунглям, устав менять моментально промокавшие от пота портянки, всем пришлось переобуться в плетёные местные сандалии, а сапоги спрятать в рюкзаки. Если бы не многочисленные кровососущие насекомые, я и одежду бы поменял, на майку и шорты. Но, только в кино, главные герои бегают по джунглям в белых трусиках и маечках. Мы обливались потом в духоте, мазали открытые части тела многочисленными местными средствами от насекомых, помогавшими чисто психологически. И, медленно пробирались сквозь джунгли к ставке Нгуена Хэ. Её приближение почувствовали все, без переводчика. Дорога пошла в гору, воздух стал прохладнее, отступили многочисленные мухи и мошки, подул ветерок.

  Жизнь налаживается, улыбнулся я при виде небольшого лагеря аннамцев, раскинувшегося на склоне горы, вдоль быстрой речки. Нас, судя по всему, ждали, сразу отвели два больших шатра для проживания и, через переводчика, пригласили меня к князю Хэ на следующий день. Приятно попасть в рабочую обстановку, без излишней волокиты и формализма. В отличных условиях, после джунглей показавшимися райскими, мы отдохнули, выспались, вымылись, выстирали одежду, чтобы не выглядеть совсем бедно. Хотя, даже самая парадная наша одежда, по азиатским меркам выглядит исключительно нищенски, ни ярких красок, ни шёлковых тканей, ни дорогих украшений.

  Ранним утром, в сопровождении двух бойцов, нёсших сундуки с подарками, я отправился на приём к Нгуену Хэ. На этот раз единственный револьвер я демонстративно повесил на пояс, надеясь заинтересовать вьетнамского князя таким оружием, пока аннамцы закупали лишь ружья. Стрелки также оставили свои помповики в шатре, оставшись с револьверами на поясах. Они внесли сундуки в шатёр князя, оставив их в отгороженной тканью прихожей. Я, дождавшись приглашения, вошёл внутрь шатра. Рассеянный свет, проникавший сквозь шёлковую ткань, придавал нашей встрече мягкий, неофициальный характер. Сам Нгуен Хэ оказался человеком без возраста, как многие азиаты. Лишь его глаза, смотревшие с усталостью и спокойствием, не свойственным молодёжи, выдавали возраст, видимо, мой ровесник.

  После обмена официальными приветствиями, князь Хэ предложил разделить с ним завтрак, указав на невысокий столик, накрытый на двоих. Когда мы уселись за него, на подготовленные подушки, переводчик сел в двух метрах левее, а четверо охранников остались стоять у стенок шатра. Князь с любопытством наблюдал, как я примусь есть рис, выложенный на моё блюдо, руками или палочками. При виде моего невозмутимого и привычного владения палочками, Нгуен Хэ не скрыл улыбки, пошутив, что я не похож на европейца. Началась прощупывающая беседа, мы обменивались малозначительными замечаниями, стараясь понять логику собеседника, его ход мыслей. Постепенно, выслушивая переводчика и глядя на поведение своего визави, я почувствовал себя довольно комфортно. Стало очевидно, что Нгуен Хэ относится ко мне доброжелательно, заинтересован в контактах с нами, а не только в нашем оружии.

  Закончив трапезу, мы перешли на другое место, я вкратце рассказал историю образования баронства Беловодье, обозначил наши цели. Не стал, конечно, рассказывать о прогрессорских планах, нет. В числе главных целей были названы – торговля со всеми соседями, создание военных союзов для обороны от Китая, англичан, французов, и прочих европейцев, развитие промышленности. Как ни странно, это было понятно и близко моему собеседнику. При том, что Беловодье жило в мире, а Нгуен находился в самом разгаре гражданской войны, мирные планы, вероятно, были для него достаточно далеки. Для него, самого близкого по духу и по факту партнёра, я приготовил нечто другое. Один из доставленных сундуков был заполнен серебряными монетами, ибо война требует очень много денег, а денежные поступления в Кампоте позволяли мне сделать подобный подарок без ущерба для Беловодья. Зато во втором сундуке, значительно больше размерами и легче по весу, оказались образцы нашего оружия, доставившие Нгуену Хэ настоящее удовольствие.

  В качестве личного оружия, я преподнёс своему собеседнику пару револьверов, инкрустированных золотом и серебром. Затем было двуствольное ружьё, также богато инкрустированное, охотничий нож из лучшей стали. Гвоздём программы оказались два миномёта, без каких-либо украшений, но, с десятком мин. Были в сундуке и два десятка револьверов и ружей, без особых украшений, для приближённых князя Хэ. Как настоящий мужчина, князь сразу захотел испытать оружие. Мы выбрались на свежий воздух и отправились за пределы лагеря. Там, Нгуен Хэ вволю настрелялся из подарков, даже сделал пару выстрелов из миномёта. Потом, сдерживая себя, пригласил вернуться в свой шатёр.

  Пришла пора переходить к конкретным переговорам, как умный человек, Нгуен Хэ отлично понимал, что я прибыл не просто познакомиться и подарить оружие. Переговоры заняли остаток дня, удивив меня конструктивным подходом князя. Становились понятны его воинские успехи, он чётко формулировал обязательства, сразу прорабатывал сроки, не упускал ни единой важной детали, отличный управленец. Мы решили закрепить достигнутые договорённости на бумаге, на русском и аннамском языках, текст, соответственно, подготовят помощники князя и мои к следующему дню. С такими результатами я, измученный долгим тяжёлым днём, но, не чувствуя под собой земли от удачных переговоров, возвращался в свой шатёр. Сил едва хватило на быстрый ужин, после чего я провалился в неудержимый сон, усталость навалилась разом, как тяжёлый мешок.

  Приснился мне дом, как жена Ирина, отправив детей на улицу, пробралась в спальню и обнимает меня, гладит по груди, по лицу, шее. Внезапно я понял, что сплю, и меня кто-то гладит по лицу, рефлексы сработали сами. Через секунду я сидел на коленях, зажав в болевом хвате руку незнакомой девушки, пытался рассмотреть её при свете масляного ночника, освещавшего палатку.

  – Часовой, в чём дело, почему посторонние в палатке?! – немного повысил я голос, уже догадываясь, что женщина не диверсантка. "Чёрт, опять азиатские подарки женщины на ночь, заразу подхватишь, пенициллина ещё нет, всё хозяйство через год отвалится", – продолжал я с сожалением рассматривать спокойно сидящую женщину, скрывавшую боль в зажатой руке. Уж я-то знал, что этот хват без крика долго не выдержать, посему немного ослабил руку, любуясь точёным лицом и стройным, сильным телом незнакомки. Та, спокойно выдержала мой взгляд, слегка наклонив голову в поклоне.

  – Андрей Викторыч, – забежал в шатёр командир взвода, Лин, – эту женщину подарил тебе князь Хэ, она опытный лекарь, делает массаж. Переводчик привёл её и сказал, что она снимет боли с твоей спины. Мы её обыскали, оружия не было, она просила не будить тебя.

  – Как просила? – удивился я, – на аннамском языке?

  – Нет, она говорит по-русски.– Поклонился поручик.

  – Я немного говорить русски язык, – певуче протянула девушка, вернее, женщина, не моложе тридцати лет. – Я лечить и ухаживать барон Андрей, я хороший лекарь.

  – Свободен, поручик, – отпустил я Лина и разжал руку. Посмотрел на женщину, массирующую кисть и спросил её, – как тебя зовут?

  – Вонг. Чао Вонг. – Женщина встала и поклонилась мне. – Мой дед и отец хороший лекарь, я уметь лечить тебя. У тебя не будет болеть спина.

  – Хорошо, мне раздеться?

  – Нет, сегодня лечить голову, ложись, – показала рукой Вонг на моё одеяло.

  С удовольствием, подчинившись ей, я улёгся на одеяло, лицом вниз, прислушиваясь к нежным движениям рук аннамки. Лёгкие поглаживания затылка, шеи, плеч, постепенно усыпили меня, возвращая в сладкий сон. С той ночи Чао Вонг стала мои лечащим массажистом, сопровождая меня в редких путешествиях, остальное время жила в нашем дворце на окраине Невмянска. Довольно скоро она подружилась с Ириной, моими детьми, делала массаж им, но, кроме моей семьи, никого не лечила и не массажировала. Вонг строго следила исключительно за моим здоровьем, очень тактично помогала мне при недугах, готовила отвары при простудных заболеваниях. После её появления от моего радикулита остались одни воспоминания, как и от головных болей.

  Надо ли упоминать, что наутро я проснулся помолодевшим лет на десять, с ясными мыслями, огромными планами и желанием бегать, прыгать, кричать от избытка энергии. Впервые за все дни плаванья, я не отказал себе в удовольствии сделать гимнастику тайцзицюань, все сто восемь движений, на лужайке перед шатром. Привычные к такому зрелищу стрелки улыбались при виде удивлённых аннамцев, для которых до сих пор единоборства были страшно закрытыми дисциплинами, упрятанными внутри семейных кланов. Было бы, что прятать, как говорится. Эти тайны через полтора века создадут ореол исключительности восточных единоборств, хотя, за годы проживания на Дальнем Востоке, я так и не встретил мастера, сопоставимого со мной в уровне рукопашного боя. Двух донских казаков, прибившимся к нам после разгрома пугачёвцев, я не считаю. Те, действительно, дали мне очень много, в части новых приёмов и самой рукопашной схватки. Сейчас эти казаки преподавали своё умение армейским офицерам и службе безопасности Беловодья.

  Второй день общения с Нгуеном Хэ прошёл свободнее и продуктивней, мы подписали договор о дружбе и военном союзе. Там, кроме поставок оружия по оптовым "корейским" ценам и обучения беловодскими советниками аннамских солдат и офицеров, предусматривалась вербовка аннамских добровольцев на службу в Беловодье. Из аннамцев я надеялся создать батальон и, под шумок, навербовать ремесленников, контрактами на пять лет. Кроме того, Нгуен Хэ обязался, в случае войны Беловодья с любой страной, поддержать нас войсками и объявить нашему врагу войну. Аналогичные обязательства брали на себя мы, но, только после окончания гражданской войны в Аннаме. Князь Хэ согласился, что привлечение иностранцев скорее навредит имиджу освободителей Юга. Да и реальных сил у нас не было, я не скрывал, что беловодская армия не превышает пары тысяч человек. Не уточняя, что это количество сильно преувеличено за счёт рабочих, способных стрелять. После заключения договора мы оба обязались подписывать любые международные соглашения с учётом интересов друг друга и, оговаривать это в документах.

  Князь Хэ разрешил моим рудознатцам проводить любые изыскания на его территории, обязуясь обеспечить их сопровождение. Беловодские промышленники получили право строить на аннамской территории любые промышленные и добывающие предприятия, в течение трёх первых лет не облагаемые налогами. Мы, в свою очередь, расширили ассортимент поставок оружия, к "Лушам" добавились револьверы и холодное оружие. Миномёты начнём поставлять после обучения расчётов. Больше всего Нгуену Хэ понравилось то, что за поставки оружия мы не просили звонкую монету, а соглашались (хотя я изначально планировал такое "согласие") принимать плату слитками меди, свинца, цинка, олова и других металлов, рисом, пряностями. Также я "согласился" пять процентов стоимости брать произведениями искусства – картинами, статуями, древними свитками. Этого добра в стране, второе десятилетие раздираемой гражданской войной, хватало по бросовым ценам.

  К вечеру, уже собираясь проститься, я поинтересовался у союзника, как он отнесётся к тому, что мы захватим Кампот? Крупный торговый порт в Юго-Восточной Азии весьма пригодится, по моим прикидкам, для защиты от нападения с моря хватит трёх гаубичных батарей. Понятливость кампотского градоначальника меня впечатлила, понравилось, как ни странно, миролюбие жителей города, спокойно перенесших разгром городской стражи, их богатство, естественно. Как я помнил из обрывков истории будущего, особых конфликтов из-за Камбоджи у англичан и французов не возникало. Порт находится в стороне от основных маршрутов Ост-Индской кампании, это нас вполне устраивает. Беловодье долго будет нуждаться в сахарном тростнике, рисе, хлопке и других сельскохозяйственных товарах. Там, глядишь, наладим поставки каучука из Камбоджи, тогда база станет стратегически важной. Другой вопрос, что силы для захвата Кампота появятся не раньше, чем через пару лет, так надо заранее убрать все подводные камни, подготовиться политически и экономически к этому. Когда это удастся сделать выгодней, как не во время гражданской войны в Камбодже?

  Поражённый моей наглостью и самоуверенностью, Нгуен Хэ едва не рассмеялся, но, видимо, вспомнил результаты моей недавней поездки в соседнюю страну. Ответ он отложил на следующий день, хотя было понятно, что согласится. В военном лагере аннамцев мы пробыли неделю, провели показательные стрельбы по мишеням из помповых ружей. На них князь Хэ и его полководцы наглядно убедились, как за считанные секунды один взвод способен уничтожить полутысячный отряд противника. Мишени, которые аннамцы расставляли на поляне целый час, были изрешечены за пять минут. Тут же зрители увидели, как пуля пробивает офицерский доспех с расстояния полсотни метров. Одним словом, показательные выступления прошли успешно.

  Покидали лагерь мы в сопровождении двухсот отобранных для обучения в Беловодье солдат и офицеров, посольство князь обещал выслать позднее. Хотя впереди были пять дней пути по влажным джунглям, великолепное настроение не покидало меня. Удалось закрепиться, показать наши возможности, приобрести мощного союзника. Маячивший два года призрак морской блокады отступал, впереди несколько лет мирной жизни и огромные перспективы для технического развития. Нужно только работать, работать и работать, а это мы умеем.

  Глава тринадцатая.

  Моя поездка по Камбодже и Аннаму словно открыла ворота для иностранных представительств. Едва я вернулся домой, в Беловодье прибыли посланцы королевства Сиам. Надо полагать, их насторожили наши успехи в Кампоте и победа над отрядами проаннамского короля. Тут же, посланец Сиама попытался закрепить успех, полагая, что имеет дело с «северными варварами», которых можно нанять в качестве союзных войск. Действуя по тому же принципу, что и я в Аннаме, враг моего врага – мой друг, сиамцы предложили нам союз. В принципе, цели наши совпадали, и, я даже знал, где смогу взять войска для интервенции в Камбоджу. Поэтому, оказывая всяческое уважение посланнику, торговался по конкретным пунктам соглашения, выдвигал мелкие условия, которые требовали консультации с его руководством, выгадывая время.

  В вялотекущих переговорах я надеялся продержаться полгода-год, когда набранные два батальона аннамских стрелков станут относительно боеспособными. Да, за считанные недели, нам удалось набрать в Аннаме почти тысячу крепких здоровых парней и мужчин, согласившихся на двадцать лет службы за предложенную плату. Ну, соответствующие бонусы при выходе в отставку, в виде надела земли не менее двух гектар, выходного пособия в размере ста рублей и сохранения оружия в качестве личного. Столько же новобранцев удалось завербовать среди пленных, доставленных из Кампота. Так, что, через год у нас будут четыре батальона обученных и великолепно вооружённых бойцов. Только, кхмеров я в Кампот отправлять не собираюсь, найдём им место службы с большей пользой для Беловодья.

  Пока я пудрил мозги сиамскому посланнику, в Невмянск прибыл французский священник и попросил у меня аудиенции. Меня заинтересовал необычный визит, о нашей строгой политике в религиозном деле все "местные" европейцы были осведомлены. С первых же дней захвата острова я запретил любые открытые богослужения, кроме православных. Сами торговцы или жители острова могли верить во что угодно, но, агитация в любую, кроме православной, религию, была запрещена под угрозой огромного штрафа или исправительных (читай – каторжных) работ. Принимая во внимание язычество аборигенов, запуганность немногочисленных синтоистских священников-японцев, никто из постоянных жителей острова не возражал. Все прибывшие со мной русские и вогульские переселенцы исповедовали исключительно православие, староверы или нет, это другой вопрос. Точка зрения пленных маньчжур или китайцев, как и англичан, захваченных с торговыми кораблями Ост-Индской кампании, никого не интересовала.

  Явившись на аудиенцию, французский священник представился миссионером Пиню де Беэном*, ведя беседу на неплохом английском языке, – Архиепископ Адранский, – пояснил он для точности.

  – Очень приятно, – поклонился я с места, не делая попыток подойти для благословения. Посмотрев на своего гостя, выглядевшего настоящим грузином – худощавый, остроглазый, чёрные волосы, усы и горбатый нос – я представил его в роли стареющего Арамиса и невольно улыбнулся. – Что привело представителя славной Франции в наши края?

  – Я рад приветствовать барона столь известного острова Беловодье. Ваш недавний вояж по королевству Камбодже и Аннаму произвёл должное впечатление. Ваши подвиги на поле боя достойны восхищения, – начал славословия архиепископ, но быстро свернул на знакомую стезю, – как представитель цивилизованного общества, я хочу поддержать начинания на ниве просвещения аборигенов, приобщения их к вере Христовой. Мне известно, что баронство заселено дикарями, пребывающими в дикости, не знающими слова божьего. Как представитель католической церкви, предлагаю помощь в приведении аборигенов, населяющих остров, в лоно церкви.

  – Интересно, – задумался я, пытаясь придумать, чем этот архиепископ сможет принести пользу княжеству. Допускать на остров каких-либо миссионеров я не собирался и решил поиграть с французом. – Крещение дикарей, несомненно, богоугодное дело, но, как Вы знаете, у нас есть для этого православные священники и действует запрет на иные культы. Чем Вы от них отличаетесь? Конкретизируя вопрос, уточняю, что Франция может дать такого, чего нет на острове, и мы не в состоянии купить в соседних странах?

  С интересом, рассматривая замолчавшего архиепископа, я сам заинтересовался, чего такого он сможет предложить? Видимо, аналогичные мысли проскользнули у Пиню де Беэна, но, он решил идти стандартным путём.

  – Моя страна могла бы оказать вашему баронству военную помощь и покровительство...

  Я не выдержал и захохотал, – мне, покровительство, Франция, которую британцы выгнали из половины колоний? Армию, которой бьют в Европе все, кому не лень? Ой, рассмешили, архиепископ, так рассмешили. Не говорите вслух такие вещи, монсеньер, может быть неудобно. Сколько войск сможет прислать сюда метрополия? Полк, два, три? Предположим, что пять полков направят сюда, это почти десять тысяч солдат. Так? Под Кампотом с тридцатью бойцами я разгромил двухтысячный отряд кхмеров. При этом ни один из моих бойцов не погиб. Сейчас на острове у меня в сто раз больше бойцов, что соответствует двумстам тысячам кхмеров. Согласен, французские войска отличаются от аборигенов в лучшую сторону, но не в двадцать раз, а?

  – Ошибаетесь, год назад в Пондишери, на юге Индии, французская армия нанесла чувствительное поражение англичанам. – Вспыхнул архиепископ.

  – И, что с того, лимонники уступили вам хоть одну свою колонию? Нет, и никогда не уступят. В лучшем случае, эта победа даст Франции возможность сохранить остатки колоний в Индии. – Я прошёлся по кабинету, – Тем более, на фоне боевых действий в Индии, мы с вами отлично понимаем, что на помощь туземному барону в дикую Юго-Восточную Азию отправят, в лучшем случае, батальон пехоты, с парой пушек. Нет, монсеньер, давайте разговаривать серьёзно, слушать сказки я буду в детской, с детьми. Сейчас в Юго-Восточной Азии нет армии сильнее моей, оружие у нас самое передовое, что-что, а военная помощь мне не понадобится.

  – Мы можем помочь в установлении контактов в Европе, позиции Франции достаточно сильны в европейской политике. Моя страна может ввести баронство Беловодье в круг европейских игроков, ваш остров будет представлен в цивилизованных странах. Чего ещё больше?

  – Вынужден вас огорчить, монсеньер, как раз европейская политика в ближайшие двадцать лет меня нисколько не интересует. Другое дело, страны Индокитая. Если Вы сможете помочь нам с установлением дипломатических отношений с Китаем, например, наш разговор мог быть более конструктивным. Но, как я понимаю, именно в Китае Ваши позиции недостаточно прочны. Тут, мне кажется, англичане смогут сделать гораздо больше.