Текст книги "Том 15. Дела и речи"

Автор книги: Виктор Гюго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 57 страниц)

Если вы его не примете – что ж, будущее терпеливо, у него есть время, оно будет ждать. (Продолжительные аплодисменты. Собрание принимает единодушное решение опубликовать эту речь.)

1880

ПРОТИВ ВЫДАЧИ ГАРТМАНА
Французскому правительству

Вы – правительство честное. Вы не можете выдать этого человека.

Между ним и вами стоит закон.

А над законом есть право.

Деспотизм и нигилизм представляют собой две чудовищные стороны одного и того же явления, относящегося к области политики. Законы о выдаче преступников не затрагивают политическую сферу. Все нации соблюдают эти законы; Франция также будет их соблюдать.

Вы не выдадите этого человека.

Виктор Гюго.

27 февраля 1880

ВТОРАЯ РЕЧЬ ОБ АМНИСТИИ
Заседание сената 3 июля 1880 года

Я хочу сказать только несколько слов.

Я не раз говорил об амнистии, и, быть может, мои слова еще не совсем изгладились из вашей памяти, – я не буду повторяться.

Предоставляю вам мысленно еще раз сказать себе все, что во все времена говорилось за амнистию и против нее с двух точек зрения – с точки зрения политики и с точки зрения морали. С точки зрения политической – все те же преступления, которые одна сторона ставит в вину другой; всегда, во все времена, кто бы ни были обвиняемые, кто бы ни были судьи, все те же приговоры, и во мраке, окутывающем их, можно различить зловеще-спокойные слова: «победители судят побежденных». С точки зрения морали – все те же жалобы, все те же призывы, все то же красноречие, гневное или умиленное, и, что сильнее всякого красноречия, женщины, поднимающие руки к небу, матери, проливающие слезы. (Сильное волнение в зале.)

Я хочу обратить ваше внимание только на один факт.

Господа, Четырнадцатое июля – великий праздник; только несколько дней отделяют его от сегодняшнего голосования.

Этот праздник – праздник народный; посмотрите: все лица сияют радостью, повсюду оживленные разговоры. Это праздник более чем народный – это праздник национальный; взгляните на эти флаги, послушайте приветственные клики. Это более чем национальный праздник – это праздник международный; вы видите одинаковое воодушевление на всех лицах – англичан, венгров, испанцев, итальянцев; в нашей стране они не чувствуют себя иностранцами.

Господа, Четырнадцатое июля – праздник всего человечества.

На долю Франции выпала эта слава: великий французский праздник стал праздником всех народов, праздником, единственным по своему значению.

В этот день, Четырнадцатого июля, над Национальным собранием, над победоносным Парижем поднялась, в ореоле ослепительного сияния, гигантская фигура, исполненная большего величия, чем ты, Народ, большего, чем ты, Родина, – Человечество! (Аплодисменты.)

Да, падение Бастилии было падением всех тюрем. Крушение этой крепости было крушением всякой тирании, всякого деспотизма, всякого гнета. Это было освобождение, просветление, – ночной мрак, окружавший всю землю, рассеялся. Человек пробудился для новой жизни. Разрушение этой цитадели зла было созиданием цитадели добра. В этот день, после долгих мучений, после многовековых пыток, великое и достойное почитания Человечество воспрянуло, с короной на голове, и попрало свои цепи ногами.

Четырнадцатое июля знаменует конец всякого рабства. Это великое усилие человечества было божественным усилием. Когда все поймут, что (если употреблять слова в их абсолютном смысле) всякое деяние человечества есть в то же время деяние божественное, то этим все будет сказано, и миру останется только идти по пути спокойного прогресса к великолепному будущему.

Итак, господа, вам предлагают в нынешнем году торжественно отметить этот день двумя решениями, и оба они будут одинаково благородны. Вы примете и то и другое. Вы дадите армии стяг, знаменующий одновременно и славную войну и могущественный мир, и вы дадите нации амнистию, которая означает согласие, забвение прошлой вражды, умиротворение; этим вы докажете, что там, высоко, в царстве света, гражданский мир побеждает гражданскую войну. (Возгласы: «Превосходно! Браво!»)

Да, вы принесете этот двойной мирный дар своей великой стране – знамя, олицетворяющее братство народа и армии, и амнистию, олицетворяющую братство Франции и человечества.

Мне же позвольте закончить одним воспоминанием: тридцать четыре года тому назад я впервые говорил с трибуны Франции – с этой трибуны. По воле бога мои первые слова были посвящены защите прогресса и истины; по его же воле эти мои слова – может быть, последние, если вспомнить о моем возрасте, – посвящены защите милосердия и справедливости. (Глубокое волнение и шумные аплодисменты.)

1882

ПРИЗЫВ

Происходят события, странные своею новизной. Деспотизм и нигилизм продолжают войну, разнузданную войну зла против зла, поединок темных сил. По временам взрыв раздирает эту тьму, на момент наступает свет, день среди ночи. Это ужасно! Цивилизация должна вмешаться! Сейчас перед нами беспредельная тьма, среди этого мрака десять человеческих существ, из них две женщины (две женщины!), обреченные на смерть… А десять других должен поглотить русский склеп – Сибирь.

За что? За что эта виселица? За что это заточение? Собралась группа людей. Они объявили себя Верховным трибуналом. Кто присутствовал на его заседаниях? Никто!.. Как? Публика не была допущена? Да, публики не было… Кто сообщал о ходе процесса? Никто! Журналистов не было!.. Ну, а обвиняемые? Они тоже не присутствовали!.. Но кто же говорил? Неизвестно! А адвокаты? И адвокатов не было!.. Какой же кодекс применили к обвиняемым? Никакого!.. На какой же закон опирались? На все и ни на какой!.. И чем же все это кончилось?.. Десять осужденных на смерть!.. А остальные?..

Пусть русское правительство поостережется. Оно считает себя правительством законным. Ему ничего не угрожает со стороны другого законного правительства. Ему ничего не угрожает со стороны его народа; ему ничего не угрожает со стороны какой-либо политической силы. Но оно должно опасаться первого встречного, каждого прохожего, любого голоса, требующего милосердия! Любой голос – ничто и в то же время всё, весь мир, неведомый гигант… Этот голос будет услышан: он прозвучит во мраке: «Милосердие на земле влечет за собой милосердие на небе. Я прошу императора быть милосердным к народу! Я прошу бога быть милосердным к императору!»

М арт 1882

РЕЧЬ НА БАНКЕТЕ В ЧЕСТЬ ГРИЗЕЛЯ
10 мая 1882 года

Существуют два вида публичных собраний – собрания политические и собрания общественные.

Политическое собрание живет борьбой, полезной прогрессу; в основе общественного собрания лежит мир, необходимый обществу.

Слово «мир» здесь на устах у всех. Наше собрание – это собрание общественное, это празднество.

Героя этого празднества зовут Гризель. Он рабочий, машинист. Всю свою жизнь – жизнь человека, у которого любящие труд руки сочетаются с ясным умом, – Гризель отдал важному делу – железным дорогам. Однажды он вел поезд. На одном из перегонов он остановил его. «Продолжайте путь!» – приказал начальник поезда. Гризель отказался. Этот отказ означал увольнение, он зачеркивал всю его службу, он сводил на нет всю его жизнь. Гризель продолжал упорствовать. И в ту минуту, когда этот решительный и бесповоротный отказ нес ему несчастье, мост, на который Гризель не хотел вести поезд, рухнул. От чего же отказался Гризель? Он отказался допустить катастрофу.

То был замечательный поступок. Скромный и мужественный труженик, забыв только о самом себе, сохранил жизнь всем людям, находившимся в этом поезде, – вот что сегодня прославляет Республика.

Чествуя этого человека, она чествует двести тысяч работников железных дорог Франции, которых представляет Гризель.

Кто же создал такого человека? Труд. Кто создал это празднество? Республика.

Граждане! Да здравствует Республика!

КОММЕНТАРИИ

ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ВИКТОРА ГЮГО

1

В настоящий том включено подавляющее большинство публицистических произведений Виктора Гюго, составляющих его известную трилогию «Дела и речи» («Actes et paroles»).

Первая часть трилогии – «До изгнания» («Avant l'exil») – включает статьи и речи 1841–1851 годов, вторая часть – «Во время изгнания» («Pendant l'exil») – 1852–1870 годов, третья часть – «После изгнания» («Depuis l'exil») – 1870–1885 годов.

В этом обширном собрании произведений отражена многообразная общественно-политическая деятельность Гюго в течение почти сорокапятилетнего периода. «Дела и речи» представляют собой ценный идеологический документ, отражающий политическую борьбу и общественные движения 40—70-х годов XIX века не только во Франции, но и во всем мире.

Творчество Гюго публицистично по своей природе. Гюго-поэт и Гюго-трибун неотделимы. Он являет собою пример писателя-демократа, создававшего свои произведения для широких народных масс.

Буржуазная критика совершенно не уделяла и не уделяет внимания публицистике Гюго, в которой он смело защищал интересы трудящихся, разоблачал захватнические войны, неограниченный произвол монархов, колониальные грабежи.

Не было ни одного сколько-нибудь значительного события в истории того периода, которое не нашло бы отклика у Гюго. Его боевая публицистическая трилогия позволяет проследить сложный политический путь писателя и определить эволюцию его взглядов.

Преодолев легитимизм юношеских лет, Гюго во второй половине 20-х годов присоединяется к передовому лагерю французского общества, боровшемуся против реакционного режима Реставрации. Дальнейшее развитие демократических взглядов писателя было связано с подъемом революционного движения 30—40-х годов и особенно с революцией 1848 года, ставшей важной вехой в его общественно-литературной деятельности. С 1848 года Гюго выступает в Учредительном и Законодательном собраниях за сохранение и укрепление республиканского строя.

Имя Гюго – политического борца приобретает особенно громкую известность после декабрьского переворота 1851 года. Непримиримая борьба Гюго, гражданина и поэта, против диктатуры Луи Бонапарта не прекращается на протяжении двух десятилетий.

После возвращения во Францию в 1870 году Гюго, яростный враг прусского милитаризма и внутренней реакции, с новой силой выступает в защиту родины. Дальнейший период его общественной деятельности связан с борьбой за спасение героических участников Парижской Коммуны и с выступлениями против заговора президента республики Мак-Магона, подготовлявшего в то время монархический переворот.

Обширное публицистическое творчество Виктора Гюго, являясь органической частью его литературного наследия, характеризуется в основном теми же идейными и художественными особенностями, что и все его произведения, отражая сильные и слабые стороны его мировоззрения и художественного метода.

Сторонник идей утопического социализма, человек, несвободный от мелкобуржуазных иллюзий, Гюго, гневно осуждавший капиталистическое общество, не был в состоянии возвыситься до понимания движущих сил исторического развития и зачастую подменял анализ общественных фактов эмоциональными призывами и патетическими рассуждениями о борьбе добра и зла, света и мрака и т. д.

Несмотря на моменты идейной ограниченности, все лучшие творения Гюго, в том числе и его страстные публицистические произведения, представляют собой элементы той демократической культуры, которая рождается в борьбе с реакционной, антинародной культурой господствующих классов.

Отвергнув бесплодный принцип «искусство для искусства», Гюго ратовал за искусство, служащее народу. Он был убежден в огромном воспитательном значении искусства и стремился к тому, чтобы его произведения были доступными, понятными, действенными. Следует иметь в виду, что Гюго в своих статьях и прокламациях обращался не к правителям буржуазных государств, а к народам, к патриотам, которые выступали на защиту отечества, боролись против монархического гнета, за независимость и свободу (греки острова Крита, жители Кубы, итальянские патриоты во главе с Гарибальди, борцы за независимость Польши и Сербии и другие). Все эти обстоятельства определили идейно-художественное своеобразие его публицистических произведений.

Весьма ощутимый публицистический элемент во всем творчестве Гюго был вполне закономерен. Писатель, который на протяжении всего своего творческого пути поднимал самые животрепещущие социальные вопросы, утверждая гуманистические, свободолюбивые идеи, никогда не считал себя связанным рамками жанра. Благодаря этому публицистика является органической составной частью творчества Гюго, его романов, стихов, драм, писем. В любом романе Гюго невозможно отделить публицистическое начало от сюжетной основы произведения, не нарушая целостности всего романа. То же самое можно сказать и о многих его стихотворных сборниках. С другой стороны, в произведениях чисто публицистического характера неизменно присутствуют те же особенности художественной манеры Гюго, какие свойственны его поэзии и романам. Было бы неправомерно отделять публицистику от всего остального творчества Гюго.

Г. В. Плеханов, обосновывая закономерность появления публицистического начала в художественном творчестве писателей, в статье, направленной против А. Волынского, справедливо писал:

«Враг публицистики г. Волынский, по-видимому, и не подозревает, что есть эпохи, когда не только критика, но и само художественное творчествобывает полно публицистического духа… Если существуют действительно вечные законы искусства, то это те, в силу которых в известные исторические эпохи публицистика неудержимо врывается в область художественного творчества и распоряжается там, как у себя дома». [58]58
  Г. В. Плеханов, Соч., т. X, ГИЗ, 1925, стр. 193.


[Закрыть]

Гюго-публицист, так же как Гюго-романист и стихотворец, всегда стремится выражать личное отношение к происходящим событиям. Все явления действительности он оценивает с точки зрения убежденного демократа, поборника народных интересов; поэтому его личная оценка зачастую выражает интересы и чаяния народной Франции.

Публицистике Гюго свойствен пафос оратора и трибуна, обращающегося к многотысячной аудитории. В его страстных статьях и памфлетах постоянно слышится звучание той же «медной струны», что и в его политической лирике. Отстаивая в публицистическом произведении прогрессивную идею, Гюго развивает и доказывает свою мысль с помощью многочисленных сравнений, метафор, эпитетов, примеров, почерпнутых из живой действительности, характерных наблюдений, отражающих богатый жизненный опыт и широкий общественный кругозор великого писателя.

Статьи и памфлеты Гюго написаны богатым по своей выразительности и яркости, энергичным языком, который помогает ему убеждать читателей в правоте своих идей, выражать ненависть и презрение к врагам прогресса.

Утверждая свои идеи, Гюго всесторонне развивает основную мысль публицистического произведения, прибегая обычно к образным и легко запоминающимся афоризмам («нельзя быть героем, сражаясь против родины», «народы истекают кровью, но не умирают», «народ возвеличивается, освобождая другие народы», «лицо будущего различимо уже сейчас: оно принадлежит единой и мирной демократии», «мир – это глагол будущего, этим именем будет наречен двадцатый век» и т. д.).

Развивая традиции ораторской прозы французской революции конца XVIII века, Гюго широко применяет в своих речах и статьях распространенные периоды, в которых приводит множество убедительных доказательств правильности своего основного тезиса. Многие речи и статьи Гюго благодаря исключительному богатству выразительных средств и умелому использованию классических приемов ораторского искусства достигают подлинной монументальности.

Флоримон Бонт в книге «Рыцарь мира» пишет: «В творениях Виктора Гюго наш французский язык не только заблистал как чудесное произведение искусства. Виктор Гюго выковал его как боевое орудие, как орудие пропаганды против всякого угнетения и всех тираний королей и императоров. Да, он чеканил и ваял с непостижимой точностью и творческим пылом, подобно Микеланджело, лики героев, образы народов и изображения людей. Да, он ослеплял и опьянял красками и светом, богатствам форм и оттенков своих стихов, драм и романов, писем, памфлетов и речей».

2

Став в 1848 году депутатом Учредительного собрания, Гюго принимал участие в разрешении всех основных вопросов, обсуждавшихся Собранием в сложной обстановке бурно развивавшейся буржуазно-демократической революции. В своих речах он защищал свободу печати, высказывался за полную отмену смертной казни, отстаивал интересы трудящихся масс Франции. При этом, однако, он нередко обнаруживал и значительную политическую ограниченность. Так, в разгар июньских боев он осуждал справедливое восстание парижских рабочих, пытался уговорить их сложить оружие и разрешить классовый конфликт мирным путем.

Плодотворной, прогрессивной в политическом отношении была деятельность Гюго в Законодательном собрании Франции. Принимая активное участие в его работе, Гюго последовательно защищал конституционные права граждан, осуждал идеологов монархической и католической реакции, почти всегда присоединял свой голос к левому крылу парламента – партии Горы. Разумеется, что и во времена Законодательного собрания Гюго не был чужд ряда наивных иллюзий и заблуждений. Так, отстаивая сохранение парламентской республики, писатель полагал, что дальнейшее мирное развитие республиканского строя обязательно приведет к торжеству демократии. Он не понимал, что подлинно демократическая республика может утвердиться лишь под руководством революционного пролетариата, единственного последовательного борца за права народа.

Вместе с тем Гюго внимательно следил за ходом революционных событий в Европе и всегда активно выступал в защиту национально-демократических революций. Венгерская революция, героическая борьба итальянских республиканцев против австрийских, французских и испанских интервентов – на эти события поэт сочувственно откликался в своих публицистических выступлениях. В речи о Римской экспедиции (15 октября 1849 года) Гюго потребовал вывести из Рима французские войска, вторгшиеся туда по указанию Луи Бонапарта, чтобы восстановить светскую власть папы. Он резко осудил предательскую политику французского президента, стремившегося заручиться поддержкой католической партии для осуществления своих честолюбивых планов.

Непримиримая враждебность Гюго к французским католикам наиболее ярко проявилась при обсуждении законопроекта о народном образовании. Клерикалы добивались установления надзора церкви за всеми видами народного образования. Их притязания вызвали энергичное противодействие Гюго, выступившего 15 января 1850 года с речью о свободе преподавания. В этой речи он требовал бесплатного и обязательного обучения, требовал открыть врата науки для всех способных людей. Он страстно осуждал католиков, как врагов прогресса и цивилизации. Обращаясь к клерикалам Законодательного собрания, он воскликнул:

«Давным-давно уже вы пытаетесь обречь разум человеческий на немоту. И вы, вы хотите распоряжаться просвещением? А ведь нет ни одного поэта, ни одного писателя, ни одного философа, ни одного мыслителя, которого вы признавали бы! Все то, что написали, доказали, открыли, создали, постигли, озарили ярким светом, провидели, воплотили в своих творениях величайшие гении человечества, все сокровища цивилизации, все многовековое наследие бесчисленных поколений, общее достояние всех мыслящих людей, – все это вы отвергаете!»

Эту мужественную речь Гюго произнес в тот момент, когда господствующие классы бросились в объятия церкви, видя в ней своего главного союзника в борьбе с распространением революционных идей. Не удивительно поэтому, что католическая партия Франции рассматривала Гюго как своего непримиримого врага и охотно подвергла бы его публичной казни.

31 мая 1850 года Законодательное собрание приняло избирательный закон, представлявший собой попытку отстранить пролетариат от всякого участия в политической жизни. Из избирательных списков было вычеркнуто три миллиона человек. Виктор Гюго справедливо оценил этот закон как явное нарушение конституции и выступил против него со всей силой своего красноречия.

Уничтожив всеобщее избирательное право, правительство продолжало вести наступление на уже и без того ограниченные права народа. Франция превращалась в полицейское государство. Бонапартисты и монархическая «партия порядка», молчаливо поддерживаемые другими буржуазными группировками Законодательного собрания, вели Вторую республику к гибели. Новый закон о печати, принятый Собранием в июле 1850 года, создавал тягчайшие условия для издания брошюр и газет. Как депутат Собрания, Гюго решительно возражал против него в речи о свободе печати (9 июля 1850 года). В этой речи писатель защищал не только своих собратьев по перу; он с возмущением и гневом говорил о том, что у рабочих отняты хлеб и право на труд.

Отвечая представителям клерикальной партии, Гюго сказал: «Что же касается наших противников – иезуитов, этих ревнителей инквизиции, этих террористов от церкви… то им я могу сказать следующее: бросьте колоть нам глаза террором». Это заявление Гюго свидетельствовало о принятии писателем революционного якобинства XVIII века Его положительное отношение к эпохе Конвента найдет впоследствии свое творческое воплощение в романах «Отверженные» и «93-й год», а также в целом ряде публицистических статей.

Назвав иезуитскую партию Монталамбера «партией страха», Гюго указал, что ее представители в других странах, так же как и во Франции, трепещут перед распространением революционных идей и потому стремятся уничтожить печать, убить разум. Гюго выразил уверенность, что иезуитам не удастся восторжествовать, к каким бы коварным методам они ни прибегали.

В июле 1851 года во французском парламенте обсуждался вопрос о пересмотре конституции. Президентские полномочия Луи-Наполеона истекали в мае 1852 года, и бонапартистская партия стремилась отменить статью конституции, запрещавшую переизбирать одно и то же лицо президентом республики на последующие четыре года.

Речь Гюго в Законодательном собрании, посвященная вопросу о пересмотре конституции (17 июля 1851 года), произвела сильное впечатление на французское общественное мнение. Гюго смело разоблачил возглавляемый президентом заговор против французской республики.

Во Франции, утверждал оратор, отныне уже невозможна легитимная монархия, ибо принципы легитимизма окончательно скомпрометированы в глазах народа. Но зато республике угрожает реальная опасность со стороны бонапартистской клики, подготовляющей условия для установления империи.

«Нельзя допустить, – заявил Гюго, – чтобы Франция оказалась захваченной врасплох и в один прекрасный день обнаружила, что у нее неведомо откуда взялся император!»

После того как Гюго в этой речи впервые назвал Луи Бонапарта «Наполеоном Малым», на него яростно набросилась вся бонапартистская клика во главе с Барошем, Фаллу, Барро, ставшими впоследствии государственными чиновниками Наполеона III.

Самые мрачные предвидения Гюго скоро оправдались. В ночь на 2 декабря 1851 года бонапартистские заговорщики задушили республику. Большинство членов Законодательного собрания было арестовано. Гюго, которому удалось избежать ареста, сразу же после переворота начал активную борьбу против политических преступников, нарушителей конституции.

2 декабря, в 10 часов утра, в одном из домов улицы Бланш собралось несколько депутатов – левых республиканцев. Среди них был и Виктор Гюго. Поэт предложил немедленно призвать народ к оружию. По его инициативе был организован Комитет сопротивления из пяти депутатов Законодательного собрания, от имени которого Гюго обратился с воззванием «К армии». В прокламации говорилось: «Солдаты! Человек, имя которого вам известно, нарушил конституцию. Он изменил присяге, которую дал народу, преступил закон, топчет право, заливает Париж кровью, душит Францию, предает республику!»

Призыв Гюго с его наивной идеализацией «законности» не был поддержан армией. Выполняя приказ военного командования, она атаковала воздвигнутые республиканцами баррикады. В Сент-Антуанском предместье был убит геройски сражавшийся депутат Боден.

Подавив сопротивление в Париже и в провинции, бонапартистские заговорщики начали расправу с демократическими элементами страны. Последовали многочисленные аресты, ссылки, изгнание за пределы Франции.

В середине декабря 1851 года Виктор Гюго покинул родину, а в январе 1852 года был издан декрет об изгнании Гюго и других депутатов-республиканцев, боровшихся против бонапартистского переворота.

3

Героизм народных масс Франции в революции 1789–1794 годов и в революциях XIX века, «в которых, – по словам В. И. Ленина, – пролетариат неизменно играл роль главной движущей силы и которые он довелдо завоевания республики» , [59]59
  В. И. Ленин. Сочинения, т. 15, стр. 252.


[Закрыть] вызвал восхищение Гюго и определил демократическую направленность его политических взглядов.

Ветеран революционного движения французского пролетариата Марсель Кашен справедливо сказал о Гюго: «Отдадим ему должное: он боролся за права угнетенных всего мира – негров, цветных народов, пролетариев Европы».

В годы изгнания демократические идеи Гюго, неустанно разоблачавшего деспотический строй Второй империи, нашли свое выражение в многочисленных статьях, речах и письмах. За девятнадцать лет изгнания он написал десятки публицистических произведений и политических стихотворений, в которых беспощадно разоблачал Наполеона III, называл его убийцей, душителем республики, клятвопреступником, душителем свободы. Гюго обладал поразительной способностью связывать все свои выступления, чему бы они ни были посвящены, с главной задачей – борьбой против узурпатора, за республику и свободу.

Живя в уединенном изгнании, Виктор Гюго постоянно находился в центре общественной жизни всего мира, пристально следил за деятельностью и борьбой крупнейших прогрессивных деятелей эпохи – Гарибальди, Джона Брауна, Герцена, Барбеса, Флуранса и других. Со многими из них он был связан узами тесной дружбы.

Примечательным документом является статья Виктора Гюго «Седьмая годовщина 24 февраля 1848 года». В ней Гюго говорит об огромном значении революции 1848 года во Франции и других европейских странах. Он пытается с прогрессивных демократических позиций указать на пагубные последствия, вызванные поражением французской революции. «Если бы Франция, – пишет Гюго, – опираясь на славный меч Девяносто второго года, поспешила, как она обязана была это сделать, на помощь Италии, Венгрии, Польше, Пруссии, Германии», повсюду неизбежно последовали бы торжество демократии и гибель монархии. Если бы победила Европа народов, а не Европа королей, то наступило бы «всюду спокойствие, мирный труд, процветание, кипучая жизнь. Не было бы, от края до края нашего континента, иной борьбы, как борьба добра, красоты, величия, справедливости, истины, пользы со всем тем, что препятствует достижению идеала. Всюду – великая победа, имя которой – труд, озаренная сиянием, имя которому – нерушимый мир».

Но этим идеалам Гюго в XIX веке не суждено было осуществиться. Народные массы оставались под гнетом, и европейские монархи по-прежнему продолжали терзать свои народы губительными войнами.

Происходившая в то время Крымская война послужила Гюго убедительным аргументом для решительного осуждения милитаристской политики, проводимой Францией и Англией. «В настоящее время перед нами Европа, управляемая не народами, а королями. Что же делает Европа, управляемая королями?.. Повелевая всем миром, трудится ли она, во имя прогресса, цивилизации, блага человечества, над осуществлением какой-нибудь великой, священной задачи? На что расходует она находящиеся в ее распоряжении гигантские силы всего континента? Что она делает? Граждане, она ведет войну. Войну – в чьих интересах?.. В ваших интересах, народы? Нет, в интересах королей».

Гюго внимательно следил за ходом Крымской войны. Это видно хотя бы из того, что он приводит достоверные факты, свидетельствовавшие о том, что русские солдаты героически обороняли Севастополь и, защищая свой берег и землю, наносили тяжелые поражения французским и английским войскам.

Касаясь хода военных событий в Крыму, Гюго писал, что в Севастополе за три неполных месяца погибло восемьдесят тысяч английских и французских солдат, что в севастопольской могиле погребены две армии.

Обрисовывая бедственное положение Франции, Гюго возвышается до признания необходимости революционным путем свергнуть тиранию королей, обрекающих народы на кровопролитные войны. «…Я уже говорил вам, и с каждым днем это становится очевиднее: теперь Франции и Англии остается только один путь к спасению, и путь этот – освобождение народов, общее восстание всех наций, революция. Величественная крайность! Как прекрасно, что спасение означает вместе с тем воцарение справедливости!»

После поражения европейских революций 1848 года одним из центров политической эмиграции становится Лондон. В 1864 году Маркс и Энгельс организовали в Лондоне международное товарищество рабочих – I Интернационал, возглавивший политическую и экономическую борьбу рабочих разных стран против капитализма. В Лондоне развернулась и активная революционно-публицистическая деятельность А. И. Герцена.

Столкновения Гюго с английским правительством начались вскоре же после его поселения на острове Джерси. Поэт-изгнанник использует любой повод для того, чтобы обличить беззакония, царящие под покровительством английского правосудия, Так, в феврале 1854 года, в связи с вынесением смертного приговора джерсийскому жителю Тэпнеру, Гюго возобновляет свою страстную агитацию против смертной казни.

Частный случай – осуждение Тэпнера – Гюго использует для того, чтобы показать несостоятельность существующего правопорядка, мрачным символом которого выступает в этом письме министр внутренних дел Пальмерстон: «Сильные мира сего, вы, между делом подписывая бумаги и улыбаясь, небрежно нажимаете большим пальцем руки в белой перчатке пружину виселицы…»

Письмо к Пальмерстону характеризует Гюго как страстного гуманиста и демократа, защищающего свои взгляды со свойственным ему красноречием и пафосом; в то же время этот документ обнаруживает политическую несостоятельность апелляции Гюго к«общечеловеческим» моральным принципам, к гуманным идеям, которые являются, по его мнению, главным стимулом общественного прогресса.

Столкновения Гюго-эмигранта с английскими властями обострились, когда в 1855 году, во время Крымской войны, Наполеон III прибыл в Англию по приглашению королевы Виктории. Гюго опубликовал статью, в которой еще раз заклеймил позором преступления «Наполеона Малого» и выразил гневный протест против позорной сделки английского правительства с этим политическим авантюристом.