Текст книги "Том 15. Дела и речи"

Автор книги: Виктор Гюго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 57 страниц)

Виктор Гюго (оборачиваясь в ту сторону, откуда была подана реплика).Человек, способный на такой неслыханный выпад, должен иметь мужество назвать себя. Я требую, чтобы он назвал свое имя. (Аплодисменты слева. Тишина справа. Никто не отзывается на предложение оратора.)

Он молчит.Отметим это. (Аплодисменты левого крыла усиливаются. Справа – гробовое молчание.)

Виктор Гюго (продолжает).Мне было девятнадцать лет. Я опубликовал томик стихов. Людовик XVIII, который был, как вам известно, образованным королем, прочел его и определил мне пенсию в две тысячи франков. Это произошло по инициативе самого короля, что служит к его чести и к моей. Я принял пенсию, но я не просил ее. Письмо, находящееся у вас в руках, господин де Фаллу, доказывает это. (Г-н де Фаллу кивает головой в знак подтверждения. Движение справа.)

Г-н де Ларошжаклен.Это превосходно, господин Виктор Гюго!

Виктор Гюго.Позже, несколько лет спустя, при Карле X, я написал пьесу «Марион Делорм». Она была запрещена цензурой. Я добился приема у короля и просил его дать разрешение играть мою пьесу. Он принял меня любезно, но снять запрещение отказался. На другой день, придя домой, я нашел у себя уведомление от имени короля о том, что в порядке возмещения убытков, понесенных мной в связи с этим запрещением, моя пенсия увеличивается с двух тысяч франков до шести тысяч. Я отказался. (Долго не прекращающееся движение в зале.)Я написал министру, что ни на что не променяю свободу своей поэзии и независимость своего пера. (Продолжительные аплодисменты слева. Сильное волнение, захватывающее и правое крыло.)Именно это мое письмо и находится у вас в руках. (Возгласы: «Браво! Браво!»)В этом письме я пишу, что никогда не позволю себе оскорбить как-либо короля Карла X. Я сдержал свое слово, вам это известно. (Сильнейшее волнение в зале.)

Г-н де Ларошжаклен.О да! И доказали это превосходными стихами.

Виктор Гюго (обращаясь к правому крылу).Видите, господа, вы больше не смеетесь, и я был прав, когда благодарил господина де Фаллу. (Возгласы: «Верно! Верно!» Долго не прекращающееся движение в зале. В глубине зала один из депутатов смеется.)

Голос слева.Безобразие! Это непристойно!

Несколько депутатов правого крыла (обращаясь к Виктору Гюго).Вы правильно поступили.

Г-н Суби.Тот, кто сейчас смеялся, принял бы все, что бы ему ни предложили.

Виктор Гюго.Итак, я говорил о том, что монархия порой объявляла банкротство. Я напомнил, что в эпоху Регентства монархия прикарманила триста пятьдесят миллионов, чеканя неполноценную монету. Я продолжаю. При Людовике XV состоялось девять банкротств. Если хотите, назову вам некоторые из них, припомнившиеся мне сейчас. Два банкротства банка Демаре, два банкротства братьев Парис, банкротство банка Виза и банкротство банка «Система». Не довольно ли банкротств? Или вам нужно еще? (Долго не прекращающееся веселое оживление слева.)

Так вот вам и другие, происшедшие в то же царствование: банкротство кардинала Флери, банкротство генерального контролера Силуэта, банкротство аббата Терре! Я называю эти банкротства монархии именами навсегда опозоренных ими министров. Господа, кардинал Дюбуа определял монархию так: это власть, которая сильна тем, что объявляет банкротство, когда пожелает. (Снова смех.)

Ну, а республика 1848 года – объявляла ли она банкротства?

Нет, хотя ей это и подсказывали те, кого я должен прямо назвать монархистами. (Смех в зале на левом крыле и даже на правом.)Эта республика, господа, ни разу не объявляла банкротства и, можно утверждать с уверенностью, не объявит его никогда (крики слева: «Никогда! Никогда!»),если только ей дадут спокойно существовать на началах искренности, прямоты и свойственной народу порядочности. Вела ли республика 1848 года войну в Европе? Опять-таки нет!

Республика даже, быть может, вела себя слишком миролюбиво, хотя ей достаточно было – я говорю это именно в интересах мира – лишь наполовину обнажить свою саблю, чтобы многие и многие сабли были вложены обратно в ножны.

В чем же вы ее упрекаете, господа главари монархических партий, вы, которым не удалось до сих пор, да и никогда не удастся, смыть с нашей современной истории пятна крови 1815 года? (Движение в зале.)Здесь говорили о 1793 годе, и это дает мне право говорить о 1815-м. (Возгласы одобрения слева.)

В чем вы упрекаете республику 1848 года? Боже мой! Одни и те же обвинения пережевываются во всех ваших газетах и, очевидно, до сих пор еще не истрепаны до конца. Не далее как сегодня утром я прочел в воззвании, требующем полного пересмотра конституции: «Агенты Ледрю Роллена! Сорок пять сантимов! Совещания социалистов в Люксембургском дворце!» Да! Люксембургский дворец! Да, да! Вот что вам не дает покоя! Смотрите, остерегайтесь Люксембургского дворца, не углубляйтесь слишком далеко в его сторону, вам может там повстречаться тень маршала Нея! (Одобрительные возгласы. Продолжительные аплодисменты слева.)

Г-н де Рессегье.А вы нашли бы там ваше кресло пэра Франции!

Председатель.Я вам не давал слова, господин де Рессегье.

Один из депутатов правого крыла.Конвент гильотинировал двадцать пять генералов!

Г-н де Рессегье.Ваше кресло пэра Франции! (Шум.)

Председатель.Не прерывайте.

Виктор Гюго.Бог ты мой, господин де Рессегье, кажется, упрекает меня в том, что я заседал среди тех, кто судил маршала Нея! (Восклицания справа. Иронический и одобрительный смех слева.)

Г-н де Рессегье.Вы ошибаетесь…

Председатель.Благоволите сесть на место и молчать; вам не предоставлено слово.

Г-н де Рессегье (обращаясь к оратору).Вы решительно ошибаетесь.

Председатель.Господин де Рессегье, я решительно призываю вас к порядку.

Г-н де Рессегье.Вы ошибаетесь умышленно.

Председатель.Я призову вас к порядку с занесением в протокол, если вы будете продолжать оставлять без внимания мои предупреждения.

Виктор Гюго.Представители старых партий! Я не злорадствую по поводу того, что составляет ваше несчастье. Но – говорю вам это без горечи – вы не в состоянии оглядеть свою эпоху и свою страну справедливым, благожелательным и трезвым взглядом. Вы ошибочно судите о явлениях современности. Вы кричите об упадке. Да, упадок в самом деле наблюдается, но только – не могу не сказать вам – это вы находитесь в состоянии упадка! (Смех слева. Ропот справа.)

Наступает конец монархии, а вы говорите: «Наступает конец Франции!» Но это обман зрения. Франция и монархия – не одно и то же. Франция остается, Франция возвеличивается, да будет это всем известно! (Возгласы: «Превосходно!» Смех справа.)

Никогда Франция не была величественнее, чем в наши дни. За границей знают это, а вы – я отмечаю это с грустью, и ваш смех служит подтверждением моим словам, – вы этого не видите!

Французский народ ныне достиг зрелости, а вы выбрали как раз это время, чтобы обвинять его в сумасбродствах. Вы отрицаете весь наш век целиком: его промышленность кажется вам чересчур материалистичной, его философия – безнравственной, его литература – анархичной… (Иронический смех справа, возгласы: «Да! Да!»)Вот видите, вы подтверждаете мои слова. Его литература кажется вам анархичной, его наука – нечестивой. А его демократию вы называете демагогией. (Возгласы справа: «Да! Да!»)

В своей заносчивости вы заявляете, что наше время – дурное время и что вы, собственно говоря, к нему не принадлежите. Вы – люди не нашего века. Этим все сказано. Вы даже тщеславитесь этим! Мы это принимаем к сведению.

Вы – люди другого века, вы не принадлежите к этому миру, вы – мертвецы! Пусть будет так! Я не возражаю! (Смех и возгласы: «Браво!»)Но если вы мертвецы, не возвращайтесь, оставьте в покое живых. (Общий смех.)

Г-н де Тенги (обращаясь к оратору).Вы полагаете, что мы мертвецы, господин виконт?

Председатель.Вы воскресли, господин де Тенги?

Г-н де Тенги.Я воскрешаю виконта.

Виктор Гюго (скрестив руки и оборачиваясь к правому крылу).Как! Вы хотите восстать из мертвых! (Снова веселое оживление в зале и возгласы «Браво!»)

Как! Вы хотите начать все сызнова! Как! Вам еще мало опасных экспериментов, которые губят королей и принцев – и слабых, как Людовик XVI, и сильных и ловких, как Луи-Филипп; вам еще мало этих достойных сожаления экспериментов, которые губят царственные семьи, августейших жен, высокочтимых вдов, невинных детей! Вам нужно, чтобы их было побольше! (Сильное волнение в зале.)

Неужели в вас нет жалости и вы утратили память о прошлом? Господа роялисты, мы просим вас смилостивиться над несчастными королевскими семьями!

Как, вы хотите вернуться к той закономерной цепи событий, все звенья которой заранее известны и предопределены как неизбежные этапы развития! Вы хотите снова пустить в ход чудовищный механизм судьбы? (Движение в зале.)Вы хотите снова повторить страшный круговорот событий, все тот же круговорот, вместе со всеми его рифами, бурями и катастрофами? Сначала – фальшивое примирение народа с королем, реставрация, открытие ворот Тюильри, иллюминации и фанфары, торжественные речи, коронования и празднества! Затем – грубый нажим трона на парламент, силы на законность, королевской власти на нацию, борьба в палатах, сопротивление печати, недовольство общественного мнения, судебные процессы, на которых слишком подчеркнутое и неуклюжее рвение угодливых судей пасует перед энергичным натиском писателей (бурные аплодисменты слева);далее, нарушения конституционных норм при соучастии парламентского большинства (возгласы: «Превосходно!»),законы об ограничениях, чрезвычайные меры, полицейские притеснения, с одной стороны, тайные общества и заговоры – с другой; и, наконец… о боже, неужели площадь, которую вы ежедневно пересекаете, направляясь в этот дворец, ничего не говорит вам? (Выкрики. Возгласы: «К порядку! К порядку!»)Топните ногой о мостовую, находящуюся в двух шагах от злополучного дворца Тюильри, к которому вы и теперь еще стремитесь, топните ногой об эту роковую мостовую – и вам явятся на выбор либо эшафот, увлекающий старую монархию в могилу, либо наемная карета, увозящая новых королей в изгнание. (Продолжительные аплодисменты слева. Ропот. Восклицания.)

Председатель.Кому вы угрожаете? Что это за угрозы? Прекратите это!

Виктор Гюго.Это предупреждение.

Председатель.Это предупреждение пахнет кровью; вы переходите все границы и забываете вопрос о пересмотре конституции. Это уже не речь, а диатриба.

Виктор Гюго.Как! Мне даже запрещают ссылаться на историю!

Голос слева (обращаясь к председателю).Стоит вопрос о конституции и о судьбе республики, а вы не даете говорить!

Председатель.Вы убиваете живых и вызываете с того света мертвецов; это уже нельзя назвать обсуждением вопроса. (Долго не прекращающиеся крики. Одобрительный смех справа.)

Виктор Гюго.Как, господа, после того как я в весьма уважительной форме пытался пробудить в вас воспоминания о прошлом, после всего того, что я сказал об августейших женах, высокочтимых вдовах и невинных детях, после того как я воззвал к вашей памяти, мне не будет позволено в этих стенах, многое слышавших за последние дни, привлекать факты из истории, не для того, чтобы угрожать – заметьте себе это хорошенько, – а для того, чтобы предостерегать? Мне не будет позволено сказать, что реставрации начинаются триумфально, а кончаются трагически? Мне не будет позволено сказать, что реставрации начинаются с самообольщения и кончаются тем, что называют катастрофой; следовательно, мне нельзя будет также заметить, что если вы топнете ногой о роковую мостовую, в двух шагах от вас, в двух шагах от злополучного дворца Тюильри, к которому вы и теперь еще стремитесь, то вам явятся – на выбор – либо эшафот, увлекающий старую монархию в могилу, либо наемная карета, увозящая новых королей в изгнание! (Ропот справа. Возгласы «Браво! Браво!» слева.)Мне не будет позволено сказать все это! И это называют свободной дискуссией!

Г-н Эмиль де Жирарден.Свободной она была вчера!

Виктор Гюго.Я протестую! Вы хотите заглушить мой голос, но его все равно услышат. (Протесты справа.)Его услышат! Некоторые ловкие люди, находящиеся среди вас, а такие есть, я охотно это признаю…

Голос справа.Вы очень любезны!

Виктор Гюго.Некоторые ловкие люди, находящиеся среди вас в настоящий момент, считают себя сильными, потому что они опираются на коалицию перепуганных собственников. Странная точка опоры – страх! Но для злых умыслов и она годится. Вот что, господа, мне хочется сказать этим ловким людям: что бы вы ни стали делать, встревоженные собственники скоро успокоятся. Но по мере того как будет восстанавливаться доверие к республике, будет утрачиваться доверие к вам. Да, скоро собственникам станет ясно, что ныне, в девятнадцатом веке, после казни Людовика XVI…

Г-н де Монтебелло.Опять…

Виктор Гюго.После крушения Наполеона, изгнания Карла X, падения Луи-Филиппа, одним словом – после французской революции, то есть после полного, коренного, величайшего обновления и изменения принципов, верований, мнений, фактического положения вещей и соотношения сил, единственной надежной основой является республика, тогда как монархия является авантюрой. (Аплодисменты.)

Но достопочтенный господин Беррье вчера говорил вам: «Франция никогда не приспособится к демократии».

Голос справа.Он этого не говорил.

Другой голос справа.Он сказал это о республике.

Г-н де Монтебелло.Это другое дело.

Г-н Матье Бурдон.Это совсем не то же самое.

Виктор Гюго.Для меня это все равно! Я принимаю вашу версию. Господин Беррье заявил нам: «Франция никогда не приспособится к республиканскому образу правления».

Господа! В течение тридцати семи лет с того времени, когда Людовиком XVIII была дарована хартия, – это подтверждают все современники, – сторонников «чистой» монархии, тех самых, которые называли Людовика XVIII революционером, а Шатобриана якобинцем (веселое оживление в зале),приводила в ужас конституционная монархия, точь-в-точь как сейчас сторонников конституционной монархии приводит в ужас республика. Тогда говорили: «Это годится для Англии», точно так же, как господин Беррье говорит сегодня: «Это годится для Америки!» (Возгласы: «Превосходно! Превосходно!»)

Тогда говорили: «Свобода печати, открытые прения, выступления оппозиционных ораторов и журналистов, все это – беспорядок! Франция никогда не примирится с этим». Ну так вот: она примирилась с этим устройством.

Г-н де Тенги.И ее дела пришли в полное расстройство.

Виктор Гюго.Франция приспособилась к парламентскому режиму, и так же она приспособится к режиму демократическому! Это – еще один шаг вперед, вот и все. (Движение в зале.)

После конституционной монархии страна привыкнет к интенсивному росту демократического движения, точно так же как после абсолютной монархии она привыкла в конце концов к бурному развитию либерального движения, и общественное процветание выйдет из республиканских волнений, как оно вышло из волнений конституционной монархии, выросшим и окрепшим. Народные стремления войдут в определенную колею, как вошли в нее буржуазные страсти. Такая большая нация, как французская, всегда в конце концов приходит в равновесие. Самые ее размеры обеспечивают ей устойчивость.

И потом – следует вам сказать – свободная печать, полноправная трибуна, народные комиции, целые толпы, захваченные одной идеей, народ, этот шумный слушатель, но терпеливый судья, тысячи избирательных голосов, выигрывающие битвы там, где их проиграли мятежи, поток бюллетеней, в определенные дни наводняющий Францию, все то движение, которое ужасает вас, есть не что иное, как брожение прогресса (возгласы: «Превосходно!»),брожение полезное, необходимое, здоровое, плодотворное – прекрасное. И вы считаете это лихорадкой? Нет, это – жизнь! (Продолжительные аплодисменты.)

Вот что я могу ответить господину Беррье.

Вы видите, господа, что в этом споре монархия не может сослаться ни на пользу, ни на политическую устойчивость, ни на финансовые гарантии, ни на общественное процветание, ни на право, ни на факты.

Теперь – так как пора уже подойти к этому – выясним, в чем же смысл нападения на конституцию, которое лишь маскирует нападение на республику?

Господа, я обращаю этот вопрос к старейшим, к поседевшим, но по-прежнему наиболее влиятельным вождям монархической партии, к тем, кто, как и мы, были членами Учредительного собрания, к тем, с кем я не смешиваю – объявляю об этом – благородную молодежь из их партии, которая следует за ними лишь скрепя сердце. Я не хочу никого оскорблять, я уважаю всех членов этого собрания, и если у меня вырвется какое-нибудь слово, которое может обидеть кого бы то ни было из моих коллег, я заранее беру его обратно.

Но все же я не могу не сказать этого: раньше были такие роялисты, которые…

Г-н Калле.Вам об этом кое-что известно. (Восклицания слева. Возгласы: «Не прерывайте!»)

Г-н Шаррас (обращаясь к Виктору Гюго).Покиньте трибуну!

Виктор Гюго.Очевидно, нет больше свободы трибуны! (Протесты справа.)

Председатель.Спросите у господина Мишеля, депутата от Буржа, упразднена ли свобода трибуны?

Г-н Суби.Она должна существовать для всех, а не для одного.

Председатель.Господин Суби, ораторы меняются, а Собрание остается все тем же. Оратор сам создает себе аудиторию. Об этом вам было сказано позавчера, и сказал это господин Мишель, депутат от Буржа.

Г-н Ламарк.Он сказал как раз обратное.

Председатель.Ну, это мой вариант.

Г-н Мишель, депутат от Буржа (с места).Господин председатель, позвольте мне сделать небольшое замечание. (Председатель знаком выражает согласие.)Вы вывернули наизнанку то, что я сказал вчера. И сказанное мной принадлежит не мне. Мысль эту высказал величайший из ораторов семнадцатого века – Боссюэ. Он не говорил, что оратор создает аудиторию; он сказал, что аудитория создает оратора. (Возгласы слева: «Превосходно! Превосходно!»)

Председатель.Если даже перевернуть эту сентенцию, то суть дела от этого не изменится: оратор неизбежно оказывает воздействие на собрание, а собрание на оратора. Сам Руайе-Коллар, отчаявшись в попытках заставить аудиторию выслушивать известного рода высказывания, говорил ораторам: «Заставляйте себя слушать». Я заявляю, что не имею возможности в равной мере обеспечивать тишину для всех ораторов, столь не похожих друг на друга. (Шум и веселое оживление на скамьях большинства. Ропот и различные интерпелляции слева.)

Г-н Эмиль де Жирарден.Какое вы имеете право наносить оскорбления?

Г-н Шаррас.Это наглость!

Виктор Гюго.Господа, на цитату из Руайе-Коллара, обращенную ко мне господином председателем, я отвечу цитатой из Шеридана, который сказал: «Когда председатель перестает защищать оратора, свобода трибуны ликвидируется». (Продолжительные аплодисменты слева.)

Г-н Арно, депутат от Арьежа.Мир не видал подобной пристрастности.

Виктор Гюго.Итак, господа, о чем же я говорил? Я говорил, в связи с агрессией, направленной ныне против республики, и желая извлечь поучительный вывод из факта этой агрессии, что были роялисты и раньше. Этих роялистов, с которыми, в силу семейных традиций, могло быть связано детство многих из нас и, в частности, мое детство, поскольку мне об этом все время напоминают, этих роялистов хорошо знали наши отцы, и наши же отцы с ними боролись. Так вот, эти роялисты провозглашали свои принципы в самый момент опасности, а не после того, как она миновала! (Возгласы слева: «Превосходно! Превосходно!»)Они не были гражданами, пусть, но они были рыцарями. Они совершали ужасное, безумное, нечестивое, отвратительное дело – вели гражданскую войну, но они действовали открыто, а не занимались провокациями. (Горячее одобрение слева.)

Перед ними стояла во весь рост юная, грозная, трепещущая от гнева, великая, всемогущая и прекрасная французская революция, которая посылала против них майнцских гренадеров, считая, видимо, что легче справиться с Европой, чем с Вандеей.

Г-н де Ларошжаклен.Это верно.

Виктор Гюго.Они стояли с нею лицом к лицу, сопротивлялись ей, но не хитрили, не вели себя как лисица со львом. (Аплодисменты слева. Г-н де Ларошжаклен кивает в знак согласия.)

Виктор Гюго (г-ну де Ларошжаклену).Это относится к вам и к вашему имени; я отдаю должное вашим соратникам. Они не похищали у этой революции одного за другим ее принципов, ее завоеваний, ее оружия, чтобы использовать их против нее же, они хотели убить ее, а не обокрасть! (Возгласы слева: «Браво!»)

Люди отважные, убежденные и искренние, они вели честную игру и не позволяли себе утром кричать двадцать семь раз подряд: «Да здравствует республика!», а потом, в тот же день, являться в Национальное собрание и невнятно бормотать: «Да здравствует король!» (Одобрительные возгласы слева. Крики: «Браво!»)

Г-н Эмиль де Жирарден.Они не посылали денежных подачек раненым бойцам Февраля.

Виктор Гюго.Подведем в двух словах итог всему мною сказанному. Традиционная монархия, легитимная монархия во Франции умерла. Она – факт, который был, но которого больше не существует. Восстановленная легитимная монархия привела бы к хроническим переворотам, к замене плавного общественного развития периодическими потрясениями. Республика, напротив, означает прогресс, воплощенный в самой форме правления. (Одобрительные возгласы.)

Покончим с этой стороной вопроса.

Г-н Лео де Лаборд.Прошу предоставить мне слово. (Долго не прекращающееся движение в зале.)

Г-н Матье Бурдон.Легитимная монархия просыпается.

(Г-н де Фаллу поднимается со своего места.)

Голоса слева.Нет! Нет! Не прерывайте! Не прерывайте!

(Г-н де Фаллу подходит к трибуне. Бурное волнение в зале.)

Голоса слева (оратору).Не разрешайте им говорить! Не разрешайте!

Виктор Гюго.Я не разрешаю прерывать себя.

(Г-н де Фаллу поднимается по ступенькам, подходит к председателю и обменивается с ним несколькими словами.)

Виктор Гюго.Достопочтенный господин де Фаллу настолько забыл о правах оратора, что просит разрешения прервать его не у самого оратора, а у председателя.

Г-н де Фаллу (вернувшись к подножию трибуны).Я прошу вас дать мне разрешение прервать вас.

Виктор Гюго.Я вам его не даю.

Председатель.Слово предоставлено вам, господин Виктор Гюго.

Виктор Гюго.Но существуют публицисты другого лагеря, газеты другого оттенка, которые, бесспорно, выражают мнение правительства, так как, в отличие от всех других газет, распространяются без ограничений. Эти газеты кричат нам: «Вы правы: легитимная монархия невозможна, монархия божественного права, традиционная монархия умерла. Но зато другая монархия – монархия славы, империя, – не только возможна, но и необходима». Вот какие речи с нами ведут.

Это – другая сторона вопроса о монархии. Рассмотрим и ее.

Прежде всего: вы говорите – «монархия славы»! Вот как! У вас есть слава! Покажите нам ее. (Веселое оживление в зале.)Любопытно, о какой славе может идти речь при таком правительстве! (Смех и аплодисменты слева.)Где же она, ваша слава? Я хочу обнаружить ее. Я смотрю во все глаза.

Из чего же она слагается?

Г-н Лепик.Спросите у вашего отца!

Виктор Гюго.Из чего же она состоит? Что я вижу? Что видим мы все?

Все наши свободы одна за другой пойманы в ловушку и задушены; всеобщее избирательное право предано, продано и изуродовано: социалистические программы выродились в иезуитскую политику; в правительстве зреет гигантская интрига (движение в зале) —некий неслыханный тайный замысел, который делает целью республики империю и превращает пятьсот тысяч чиновников в своеобразную бонапартистскую масонскую ложу внутри нации; все реформы отложены на неопределенный срок или отклонены; сохранены или восстановлены несоразмерные и тяжкие для народа налоги; над пятью департаментами тяготеет осадное положение; Париж и Лион находятся под особым полицейским надзором; в амнистии отказано, политические преследования усилились, политические ссылки утверждены вотумом собрания; в крепости Бона раздаются стенания, в застенках Бель-Иля пытают, в тюрьмах не дают гнить матрацам, но гноят людей (сильное волнение в зале);прессу травят; присяжных отбирают определенным образом; в стране слишком много полиции и слишком мало правосудия; внизу – нищета, наверху – анархия, произвол, притеснения, беззакония! А за пределами Франции – труп Римской республики! (Возгласи слева: «Браво!»)

Голос справа.Этот счет надо предъявлять республике.

Председатель.Перестаньте же; не прерывайте. Это будет означать, что трибуна свободна. Продолжайте. (Возгласы слева: «Правильно! Правильно!»)

Г-н Шаррас.Она свободна, несмотря на все ваши старания.

Виктор Гюго.Петля, иначе говоря – Австрия (движение в зале),душит Венгрию, Ломбардию, Милан, Венецию; в Сицилии расстрелы, надежда наций на Францию рушится, тесная связь между народами порвана, право растоптано повсюду, на севере так же, как и на юге, в Касселе так же, как и в Палермо; существует тайная коалиция королей, которая ждет лишь случая, чтобы стать явной, наша дипломатия молчит, чтобы не сказать – соучаствует во всем этом, – она всегда подличает перед тем, кто ведет себя нагло; Турция оставлена без всякой поддержки против царя и вынуждена бросить изгнанников на произвол судьбы. Кошут томится в тюрьме в Малой Азии, – вот до чего мы дошли! Франция низко склонила голову, Наполеон от стыда переворачивается в гробу, а пять или шесть тысяч мошенников кричат: «Да здравствует император!»

Не это ли все, паче чаяния, вы называете вашей славой? (Сильное волнение в зале.)

Г-н Ладевансе.Это все принесла с собой республика!

Председатель.Во всем этом упрекают также и республиканское правительство!

Виктор Гюго.А теперь – поговорим о вашей империи. (Смех слева.)

Г-н Вьейяр.Никто о ней и не помышляет, вы это прекрасно знаете.

Виктор Гюго.Господа, можете возмущаться сколько вам угодно, но не надо увиливать. Мне кричат: «Никто не помышляет об империи». Но я имею обыкновение срывать маски.

Вы говорите: «Никто не помышляет об империи»? О чем же тогда свидетельствуют эти, оплаченные кем-то, возгласы: «Да здравствует император»? Разрешите простой вопрос: кто за них платит? «Никто не помышляет об империи!» – сказали мне сейчас. Что значат в таком случае слова генерала Шангарнье, его намеки на развращенных преторианцев – намеки, которым вы аплодируете? Что значат слова Тьера, которым вы тоже аплодируете: «Империя уже создана»? Что значит эта смешная и жалкая петиция о продлении полномочий? Что это за продление, скажите пожалуйста? Это пожизненное консульство! А куда ведет пожизненное консульство? К империи! Господа, здесь явная интрига. Интрига, говорю я вам! Я вправе распутать ее, и я ее распутаю. Выведем же все на чистую воду!

Нельзя допустить, чтобы Франция оказалась захваченной врасплох и в один прекрасный день обнаружила, что у нее неведомо откуда взялся император! (Аплодисменты.)

Император! Обсудим его притязания!

Как, только потому, что жил человек, который выиграл битву при Маренго и потом взошел на престол, хотите взойти на престол и вы, выигравший только битву при Сатори? (Смех в зале. Возгласы слева: «Превосходно! Превосходно! Браво!»)

Г-н Эмиль де Жирарден.Он проиграл ее.

Г-н Фердинанд Барро.Вот уже три года, как он сражается и побеждает в битве порядка с анархией.

Виктор Гюго.Как, только потому, что десять веков назад из рук Карла Великого, после сорока лет славного правления, упали наземь скипетр и меч, такие гигантские, что никто после него не мог и не смел прикоснуться к ним, а между тем на протяжении этих столетий жили люди, которых звали Филипп-Август, Франциск I, Генрих IV, Людовик XIV; только потому, что тысячу лет спустя – ибо человечество вынашивает таких людей тысячелетиями – явился другой гений, который поднял этот скипетр и этот меч и встал во весь рост над целым континентом, гений, который совершил столь грандиозные дела, что ослепительный блеск их не угас и до сих пор, который сковал революцию во Франции и расковал ее в Европе, который неразрывно связал свое имя с прославленными именами Риволи, Иены, Эсслинга, Фридланда, Монмирайля; только потому, что после десяти лет огромной, почти легендарной славы он тоже в изнеможении уронил скипетр и меч, совершившие так много величественных деяний, – являетесь вы и хотите поднять их после Наполеона, как Наполеон поднял их после Карла Великого, хотите взять в свои слабые руки скипетр титанов и меч гигантов? Что вы будете с ними делать? (Продолжительные аплодисменты.)Как, после Августа – Августул? Как, только потому, что у нас был Наполеон Великий, нам придется терпеть Наполеона Малого? (Аплодисменты слева. Крики справа. Заседание прерывается на несколько минут. Невыразимый шум.)

Голос слева.Господин председатель, мы слушали господина Беррье; правое крыло должно выслушать господина Виктора Гюго. Заставьте большинство молчать.

Г-н Саватье-Ларош.Надо уважать великих ораторов. (Возгласы слева: «Правильно!»)

Г-н де ла Москова.Господин председатель должен был бы заставить уважать правительство республики в лице ее президента.

Г-н Лепик.Это – глумление над республикой.

Г-н де ла Москова.Эти господа кричат: «Да здравствует республика!» и оскорбляют президента.

Г-н Эрнест де Жирарден.Наполеон Бонапарт получил шесть миллионов голосов; вы оскорбляете избранника народа! (Сильнейшее волнение на скамьях министров. Председатель безуспешно старается быть услышанным в общем шуме.)

Г-н де ла Москова.А на скамьях министров не раздается ни одного слова возмущения в ответ на такие высказывания.

Г-н Барош, министр иностранных дел. Полемизируйте, но не наносите оскорблений.

Председатель.Вы имеете право оспаривать законность отмены статьи сорок пятой, но не имеете права наносить оскорбления. (Аплодисменты крайней левой удваиваются и заглушают голос председателя.)

Г-н Барош.Вы полемизируете с несуществующими проектами и наносите оскорбления! (Аплодисменты крайней левой не утихают.)

Один из депутатов крайней левой.Защищать республику следовало вчера, когда на нее нападали.

Председатель.Оппозиция, как видно, стремится аплодисментами заглушить замечания, сделанные мною и господином министром. Я сказал, что господин Виктор Гюго имеет полное право оспаривать уместность требования о пересмотре статьи сорок пятой с точки зрения законности, но не имеет права высказываться в оскорбительной форме по поводу конкретного кандидата, о котором нет речи.

Голос со скамьи крайней левой.Нет, о нем-то речь и идет.

Г-н Шаррас.Вы сами видели его лицом к лицу в Дижоне.

Председатель.Здесь я призываю вас к порядку потому, что я председатель. В Дижоне я соблюдал приличия и молчал.

Г-н Шаррас.Их не соблюдали в отношении вас.

Виктор Гюго.Я отвечу господину министру и господину председателю, обвиняющим меня в том, что я оскорбляю президента республики. Имея по конституции право обвинить президента республики, я воспользуюсь им тогда, когда сочту это уместным, и не буду терять время на то, чтобы наносить оскорбления. Но сказать, что президент – не великий человек, еще не значит оскорбить его. (Резкие протесты на нескольких скамьях правого крыла.)