Текст книги "Золотые яблоки"

Автор книги: Виктор Московкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

А на улице слышалось дребезжание велосипедного звонка и женский голос, нетерпеливый, зовущий. Все переглянулись и посмотрели в открытое окно. По ту сторону плетня стояла, держась за ручки велосипеда, полногрудая девица с почтовой сумкой за спиной.

– Акимовна! – звала она протяжно. – Ты или никак оглохла! Письмо вам.

Свекровь тяжело вылезла из-за стола, пошла на улицу. Переговорив с почтальоншей, она пожала плечами и с недоверием стала рассматривать конверт.

– Ни улицы, ни дома, а фамилия наша, – растерянно сказала она, появляясь в дверях.

Володька взял у нее письмо, посмотрел обратный адрес.

– Какой-то Ярцев, – сообщил он.

– Так это от Гришки! – вырвалось у Анны. – С завода…

Степан выхватил письмо из рук Володьки, надорвал конверт. На стол выпала картонка. Пока он читал вложенную еще записку, Володька вертел картонку в руках.

– Совсем неплохо, – проговорил он, разглядывая изображенную лужайку с березками вокруг. – Он что, художник?

– Хоккеист, – процедил сквозь зубы Степан. – На, возьми, – сказал он Анне, отдавая записку. – Поздравляет… Уже успела дружку адрес дать.

– Степа! – Анна укоризненно посмотрела на него, глаза ее наполнились слезами. – Не давала я никакого адреса, сама не знаю…

– Коли мужней женой стала, других отваживать надо, – сурово заметила Анастасия Акимовна, которая, наконец, поняла, что письмо пришло от кого-то из друзей Анны. – Господи, все нынче перевертелись.

– Это уж ты слишком, мама, – попробовал вступиться Степан.

– Не указывай, – резко возразила она. – Выбрал – так и живи. Только долго ли проживешь, когда рядом дружки да петушки.

Анна закрыла лицо руками и выбежала на улицу.

– Не смеет так говорить… не смеет… не смеет… – вскрикивала она.

Худенькие руки легли ей на плечи. Это была Рая, которая и сама чуть не плакала. Теплыми губами она коснулась щеки.

– Не слушай ты ее, не слушай, – шептала Рая. – Она всегда такая…

– Ай-я-яй! Ожидается наводнение, – насмешливо протянул вышедший вслед за Раей Володька. Но, вглядевшись и подумав, переменил тон, стал успокаивать:

– Брось, Аня, лишнее это… стоит ли? Семейка у нас веселая – закаляйся. Вот, на Райку смотри, нет-нет и огрызнется. Помогает. Только так, как же иначе? Ты еще старшего братца навестишь – помрешь с хохоту. Веселая семейка, уверяю…

Появился и Степан, недобро глянул на брата.

– Стараешься, настраиваешь?

– Хотел бы, братка, да смотрю – тут моей помощи не требуется.

Володька сходил в сад, принес яблок.

– Ешьте, девчонки, скорей слезы высохнут, потому как есть и реветь, все сразу – занятие трудное, для меня совсем невозможное.

– Много яблок нынче, – заметил Степан. Он не намерен был продолжать ссору и перевел разговор на другое. – Куда их мамаша девать будет?

– А вот спросим, – откликнулся Володька. – Анастасия Акимовна, куда яблоки деваете?

Мать показалась с полотенцем и чашкой в руках.

– Для чего спрашиваешь? – неприветливо спросила она.

– Не я, Степан Николаевич желают знать.

– Сдаю в кооперацию, если принимают. А то и так остаются.

Степан задумчиво оглядел яблони, согнувшиеся от тяжести плодов. Нет, на этот раз мать не будет сдавать яблоки в кооперацию, он найдет им лучшее применение.

4

С утра Степан собрался сходить на озеро за карасями. Анна попросилась с ним. Он рассмеялся:

– Да ты что! В самую рань пойду.

– Вот и хорошо. И я с тобой.

– Аня, там низкие берега, грязь, – начал отговаривать он ее. – И пиявки. Метров сто надо идти по жиже, пока добредешь до мостика. Мостик – две перекладинки, всего на одного человека. А главное, пиявки.

– Не боюсь я твоих пиявок.

– И еще, – продолжал он, – примета есть: с женщиной пойдешь, ничего не поймаешь. Ни на рыбалку, ни на охоту с женщинами не ходят, потому что всегда что-нибудь случается.

– Еще какие приметы?

Степан оторвался от удочек, которые налаживал, задумался. Он не понял усмешки.

– Еще, когда баба с пустыми ведрами попадается…

– Много.

– Что, много?

– Примет у тебя много.

Степан напряженно смотрел на Анну: его удивил независимый, усмешливый тон ее.

…Утром Анну разбудил веселый девчоночий голос. Сначала смех, а потом полушепот:

– Тетя Настя, говорят, Степа жену привез?

– Привез, – подтвердила свекровь.

– Где она? Хоть бы одним глазком взглянуть.

– Успеешь, взглянешь. Ишь, ни свет ни заря пришастала.

– Спят еще?

Степка на озере, а она спит.

Дверь приоткрылась, и Анна увидела высокую загорелую девушку с распущенными черными волосами, с лукавым взглядом.

– Не любопытничай! – прикрикнула свекровь.

Видимо, она оттащила девушку от двери. Дверь захлопнулась, послышался резкий щелчок. Значение этого щелчка Анна поняла, когда оделась и хотела выйти: дверь была заперта с обратной стороны на задвижку.

Она постучала, потом окликнула Анастасию Акимовну. Никто не ответил: видно, хозяйка вышла. Анна невесело усмехнулась. Ей припомнился вчерашний день, нудные разговоры о деньгах и достатке, крупное, словно застывшее лицо свекрови, ее обидные слова; вспомнила она и о жалостливой Рае и шумливом Володьке, которые хотят быть независимыми и потому не живут в родительском доме, – даже не верится, что все – кого она видела, что слышала, – все это было наяву, а не во сне. Но это было. Вот и сегодняшний день начинается с приключений. Она еще раз подергала дверь, желая удостовериться, – не ошиблась ли. Потом пришло озлобление.

– Да что я для нее… Какое она имеет право?

Три окна передней комнаты, выходившие в палисадник, были заставлены цветами. Анна выбрала среднее окошко, под которым был пятачок невскопанной земли, составила с подоконника цветочные горшки и толкнула рамы. Наверно, окна давно не открывались, рамы поддавались туго, но она все-таки сумела справиться с ними; выпрыгнула в палисадник, мысленно похвалив себя, что выбрала именно это окошко – под другими росли цветы, – и пробралась на улицу, огляделась. Кого-то надо спросить, как пройти к озеру. «Скажу ему: сегодня же уезжаю домой, если не захочет, уеду одна. И пусть! Будь что будет. Терпеть я не собираюсь, не так воспитана». Она попробовала распалить себя, чтобы злей были мысли, убедительнее выглядело принятое решение, но злость не приходила, была какая-то пустота и усталость.

Встретившийся мальчишка показал ей дорогу. Солнце уже поднялось высоко, сильно припекало, и Анна пожалела, что второпях не захватила ничего на голову. По бокам узкой дорожки стояли дубы с жесткими, словно вырезанными из жести, поникшими листьями. Сухая колкая трава, иссохшая черная земля с мелкой паутиной трещин, дубы, которые не давали прохлады, – все казалось печальным, безропотным. «Уеду, сегодня же уеду, – шептала Анна. – Если я для него чего-нибудь стою, должен понять…»

Озеро она увидела издалека. Собственно, это было не озеро, а запруженный и разлившийся ручей, заросший у берегов осокой и тростником. Неподвижная вода ослепительно блестела.

Над водой, на перекладинках-мосточках, спиной к берегу сидели с удочками рыболовы.

Степана она узнала сразу и не потому, что он чем-то выделялся перед остальными, – с ним на перекладинке сидела девушка с черными, распущенными по плечам волосами. Может, они о чем-то разговаривали до этого, но сейчас оба сосредоточенно смотрели на поплавки.

Анна не хотела, чтобы ее видели, повернулась и медленно пошла назад.

Анастасия Акимовна сидела на ступеньках крыльца, возле стояла корзина с яблоками и противень – она резала яблоки для сушки. Мельком взглянула на Анну и опять занялась своим делом. Крупное лицо ее с тяжелым подбородком хмурилось.

– Это что же, и дома из окон прыгаешь? – не поднимая головы, спросила она.

– А вы… вы меня закрыли! – срывающимся голосом выкрикнула Анна, решившая ни в чем не поддаваться.

– Да неужто! – старуха сразу сбавила тон и уже с интересом поглядела на невестку. – Ин, не заметила как… Закрыла, значит?

Анна так и не поняла, нарочно ее заперли или по ошибке. Она сходила за ножом и тоже стала резать яблоки.

– Родителей-то не помнишь? – спросила Анастасия Акимовна.

– Я с малолетства в детском доме.

– Оно и видно, к семейному не приучена.

– Откуда это видно? – удивилась Анна.

– Да видно. Я на тебя только поглядела, поняла: почтительности не дождешься.

– Вот уж неправда! – горячо возразила Анна. – Вы хотели так видеть и увидели. В чем моя непочтительность?

– А во взгляде.

Когда яблоки были порезаны, Анна вошла в дом и остановилась перед зеркалом; долго вглядывалась в себя, потом недоуменно пожала плечами: во взгляде она увидела что-то несмелое и виноватое, свойственное людям, случайно попавшим в гости, а ничего такого, о чем говорила Анастасия Акимовна, не заметила.

Она ушла в сад с книгой и сидела, пока не вернулся Степан. В ведерке было десятка два карасей.

– Чистить, чистить, пока не заснули. – Он был оживлен, весел, голые до локтей руки были обожжены солнцем.

– Ну и как примета? – поинтересовалась Анна. – Случилось что-нибудь?

Степан с удивлением и некоторой тревогой взглянул на нее.

– Что за девушка была с тобой?

– Какая девушка? – переспросил он, но, видно, понял, что Анне что-то известно. Пожал плечами, опять удивляясь, и небрежно сказал: – A-а! Вот ты о ком. Это здешняя, в школу вместе бегали. Люська… Говорит, шла по берегу и узнала, со спины узнала.

Анна не стала ему рассказывать, что Люська прежде забегала домой, спрашивала его.

– Степа, нельзя ли спать в сенях или еще где? В комнате такая духота…

– Почему нельзя, можно, – поспешно согласился Степан. – Вон хоть в саду. Скажу матери, чтобы постелила в саду.

– Ты пригласил бы старшего брата. И закуска есть.

Анне хотелось сказать, что здесь ей тяжело, скучно, и она уедет домой, но уехать, не повидав всех родных, не может, ей неудобно.

– Мы к нему сами сходим, – пообещал Степан.

«Вот после этого я ему и скажу», – решила она.

Но в тот вечер ей не пришлось говорить со Степаном. Узкими переулками, петляя, они дошли до дома старшего брата Ивана. Дом внешне ничем не отличался от тех, что стояли рядом, разве что слишком ядовитой зеленью были покрашены ставни. Возле помидорной грядки стоял коренастый мужчина с одутловатым лицом и глубокими залысинами, в длинной серой рубахе, выпущенной поверх брюк, в тапочках на босу ногу. Он пристально смотрел на входивших.

– Это ты, Степан? – спросил он.

– Я, Иван.

– А это, стало быть, твоя жена. Как зовут-то? – Он переступил ногами и протянул Анне шершавую ладонь. Анна назвалась, думая в это время, что после долгой разлуки братья могли бы друг к другу быть ласковей.

– Пойдем в дом, посмотришь мои хоромы, – сказал Иван.

Она подумала: «И тут начинается с хором». И объяснила себе: «Должно быть, здесь, в поселке, жизнь очень скучная, они не знают, чем занять себя, и все внимание у них на собственные хоромы».

Следом за братьями она вошла в дом. В комнатах было чисто и прохладно, приятно пах вымытый и еще непросохший крашеный пол. Хозяин усадил их на стулья. После этого у братьев состоялся такой разговор:

– Не плохо бы со встречей. А?

– Не помешает.

– Я думаю, угостишь? Все-таки гости к тебе…

– Да ведь гостей-то я не ожидал и не звал. Сам по гостям не большой любитель.

– Всегда ты такой.

– Какой? – хозяин задребезжал мелким смешком.

– Да уж такой, – проговорил Степан, роясь в карманах. – Вот мой почин.

Иван уперся взглядом в мятую бумажку.

– Рублевочка, – оживленно выкрикнул он. И шлепнул мелочь на стол. – А вот мой полтинничек!

– Это почему? – недовольно возразил Степан.

– Так ведь вас двое, а я один. Егорьевна моя на работе.

– А-а, – пробормотал Степан. – Ну вот еще.

– И я еще!

Анна не знала, на что и подумать, все ей казалось, что они играют. И еще больше удивилась, когда братья, хоть и недовольные друг другом, вместе, чуть ли не под ручку, пошли в магазин.

Она сидела, оглядывалась. Внутри дом был расположен по-иному, не как у свекрови: дверь с крыльца вела в просторную прихожую, направо и налево было еще по комнате. Анна вошла в одну из них. Там на диване сидела девочка лет двенадцати, скуластенькая, с некрасивым, почти без губ ртом.

– Тебя как зовут? – спросила Анна, пораженная тем, что, кроме нее, в доме оказалось еще живое существо.

– Геля, – ответила девочка и улыбнулась страдальческим ртом.

– Геля… Какое хорошее имя. – Анна села рядом с ней на диван. – А что ты делаешь, Геля?

– Ничего. Я сижу.

– Ну как же так! Тогда, значит, ты о чем-то думала. Нельзя же просто сидеть.

– Я ни о чем не думала, – тихо ответила девочка.

– Почему ты не включишь телевизор?

– А он у нас не работает. Папа откуда-то принес, он так и не работает.

– Тогда мы включим приемник. Видишь, у тебя есть и приемник. Ты любишь музыку?

Девочка пожала плечами. Но Анна не отступилась.

– Давай найдем знакомую песенку и подпоем.

– Я не пою. У меня нет голоса.

– Кто это тебе сказал?

– Учительница. У нас в школе есть кружок, где поют. Меня не взяли.

Девочка сказала это без огорчения, а Анну передернул озноб от ее отрешенности.

– У вас в школе всего один кружок?

– Да.

– Я сегодня была на озере. Там очень красиво. Ты не ходишь купаться?

– Хожу, когда не жарко. В жару плохо. Дома прохладнее.

Анна ничего не могла возразить, в комнате в самом деле прохладнее.

– Это ты вымыла пол?

– Да.

– У меня есть знакомая девочка, – сказала Анна и остановилась, слушая: в прихожей что-то звякнуло, послышались голоса. Мужчины вернулись из магазина. – Так вот, этой девочке, ей двенадцать лет, в школе велели записывать каждый день, какая на улице погода, какой ветер, температура. Каждый день…

Геля посмотрела на Анну и засмеялась.

– А зачем? Каждый день зачем?

– Зачем? – Анна даже растерялась. В дверь заглянул Степан, позвал к столу.

– Все готово, – сказал он.

– Степа, я тут побуду. Сидите, разговаривайте.

Степан молча кивнул и скрылся.

– А вот зачем… Понимаешь, она теперь видит, когда распускаются почки на деревьях, какой цветок появился раньше других… Но не только это, ее уже многое занимает. Она научилась задумываться и наблюдать. Уж поверь мне, я знаю, какой это стал живой ребенок. А ведь правда, приятно проснуться и знать уверенно, что новый день будет тебе в радость, что все вокруг так интересно! Почему бы тебе не поглядывать за природой? Это очень забавно. Что ты на это скажешь, Геля?

– Я попробую под… поглядывать…

Из прихожей донеслось приглушенно:

– Это почему же на три, коли нас двое?

– А ты считай. – Послышался смешок Степана. – Раз посчитаешь, два, может, и догадаешься.

– Смотри, какой ты стал ловкий!

– Ха-ха-ха! Со встречей! Вот так! А теперь – твое здоровье!

– Ловкий, ловкий! Бес, и только, – голос у Ивана обижен.

– Девочка, которую я знаю, очень хитрая. – Анна с беспокойством вглядывается в напряженное лицо Гели, которая слушает разговор в прихожей. «Что ее так занимает?» – Так вот, эта девочка всегда сверяет свои наблюдения с бюро погоды. Очень смешно бывает слушать ее. Она живет в нашем общежитии, дочка нашего коменданта, и смешно бывает слушать, как она разговаривает по телефону. Ей отвечает автомат, там все записано на пленку, а она не может об этом догадаться. Раз у нее не сошлось направление ветра. «Дяденька, а вы не ошиблись?» – спрашивает она и ждет. А автомат отбарабанил свое: «Сегодня по нашей области наблюдалась…» – и выключился. Тогда она снова звонит. «Дяденька, мне кажется, вы ошиблись, ветер сегодня северо-западный». В трубке: «Сегодня по нашей области…» – и снова щелчок. «Фу, какой!» – сердится она и опять упрямо набирает номер, ей все хочется доказать свое. И только автомат подключился, она кричит: «Как хотите, а ветер сегодня северо-западный!» – и гордо отходит.

– У нас здесь нет телефона, – вставила Геля.

– Ну, разумеется. Я хотела просто немножко тебя позабавить.

Потом они идут в прихожую. Мужчины пьяные, Степан, так совсем.

– Пора домой, – говорит Анна.

– Еще не все, – упрямится Степан. Перед ним две стопки и обе полные. Он выпивает одну и тут же следом другую. Перед Иваном только одна стопка. Он недовольно приговаривает:

– Ловкий, ловкий!

Он и не пытается изменить положение. Видимо, считает, что все идет по справедливости.

Анна первый раз видит Степана в таком состоянии, и он ее пугает. Попытка придержать его, когда идут по улице, удается ей с великим трудом; им не хватает узкой улочки и попеременно, то она, то он, ударяются о забор.

– И у нас будет свой дом, ко… копративная квартира, – бормочет Степан.

– Будет, будет кооперативная квартира, – соглашается Анна.

Мать встречает в калитке, она уже давно заметила их, но не вышла навстречу. Крупная нижняя часть лица гневно подрагивает.

– Что ты его не остановила? Жалости в тебе нет!

Она легко подхватывает Степана и ведет его в сад.

Там под яблоней устлана постель. Степан валится и тут же храпит.

– Он был у родного брата, – коротко, звенящим голосом отвечает Анна. Ей кажется, что эти слова все объясняют.

5

Какой беспокойный закат! Что-то гнетущее в багрово-красном небе. У горизонта полоски облаков, и они тоже багрово-красные. Нестерпимая духота, мелкая мошкара облепляет лицо. Темные ветки яблонь гнутся к земле, изнемогают от тяжести. Тихо, ни звука, ни крика ночной птицы.

Но вот в дальнем конце сада зашелестела листва, глухо стукнуло и зашуршало по траве сорвавшееся яблоко. Потом еще порыв ветра, еще, и вот уже весь сад загудел, ожил. Стало темно, вдали прогрохотал первый гром.

Одна капля, вторая, и вдруг забарабанил по деревьям, по крыше дома, по иссохшей земле веселый освежающий дождь. Но это было еще только начало быстро надвигающейся грозы. Она шла с ветром, грохотом, с торопливыми сполохами молний.

Степан, метавшийся до этого в постели, спал сейчас спокойным сном младенца. Ветер швырял яблоки на одеяло, они катились по земле. Анна подобрала одно из них, надкусила, оно показалось ей горьким. Она сидела на корточках, прижав голову к коленям и старалась ни о чем не думать. Воздух стал свежим, капли дождя холодили тело. Одно время ей подумалось, что надо перебираться под крышу, но лень было вставать, лень будить Степана.

Черная тень мелькнула от дома. Это была старуха в накинутом на голову черном платке. Она торопилась, кричала:

– Окаянные! Что же вы постель мочите?

Она рывком схватила одеяло, скомкала и бросила на руки вскочившей в испуге Анне, потом выдернула из-под Степана матрац и побежала с ним по разъезжающейся земле к дому…

Утром уже не было ни одной тучки. Солнце снова золотило яблоки, омытые дождем, посверкивали росяные капли на освеженной листве.

Старуха ходила по саду с корзиной. Яблок нападало много. Подбирая в корзину, она молча и сокрушенно вздыхала. Паданцев набрался целый мешок, а им еще и конца-краю не было.

Степан вышел помятый, потягивался, щурился на солнце, поводил носом. Запах яблок будоражил его. «Знатный, видать, ветрище был», – думал он, наблюдая за матерью. Она сердито сказала:

– Снеси на базар. Да пошевеливайся, много нынче нанесут.

И вот он уже с мешком на плече идет по осклизшей, еще не просохшей дороге к центральной площади поселка. Сзади, с корзиной и ведром, доверху насыпанными яблоками, торопливо спешит Анна. Рынок возле площади. Там много народу. Яблоки продают под навесами и прямо на земле. Весов ни у кого нет, меряют ведрами. Воздух пропитан запахом яблок и осенней свежестью.

Степан зорко приглядывается, выбирая побойчее место. Потом сбрасывает мешок рядом с молодой торговкой в белом платке, козырьком спускающимся на лоб. Перед торговкой стиранная холстина с аккуратно уложенной горой яблок и ведро, узкое и высокое. Сама она сидит на низкой скамеечке. Все у нее опрятно – и холстина, и красиво сложенные яблоки, и ведро, и сама она опрятна – яркогубая, здоровая.

– Встанешь здесь. – Степан показал запыхавшейся Анне место. – Уступчивость особую не выказывай, цена у всех одинаковая.

– А ты? – Анна растерялась, почувствовав, что придется остаться одной.

– Схожу еще раз. Оставайся.

– Я без тебя не смогу.

– Сможешь.

– Степа!

Но он уже скрывается в толпе. Молодая торговка еле заметно улыбается.

– Первый раз, поди? – добродушно спрашивает она.

– Первый…

– Ничего, привыкнешь.

Но Анне не хочется привыкать, ей совсем не по душе торговать яблоками.

– А ну, красавец, медовых, – обращается торговка к проходящему мужчине. – Только ко рту поднесешь, тают.

– Зачем мне такие яблоки, – усмехается тот, – если они, в рот не попадая, тают. – Но, привлеченный свежим, улыбающимся лицом торговки, останавливается, берет яблоко, сочно надкусывает и блаженно жмурится. Рука тянется к карману за плетеной сеткой. Сетка растягивается, в нее уходит два ведра. А Анна завистливо косится.

Если бы только немножко смелости, безобидного нахальства! Что у нее – улыбка хуже? Или румянец на щеках не такой нежный?

Но пока она только робко и тоненько покрикивает:

– Попробуйте! Вы только попробуйте, таких яблок вам нигде не найти!

Свой голос ей кажется противным, никогда не замечала в себе такого униженного, гадливого тона.

Минуя ее, к молодой торговке подходит старушка. Она не рискует надкусывать яблоко беззубыми деснами, мнет его коричневыми сморщенными пальцами.

– А дешевле? – справляется она.

– Куда уж дешевле, матушка! Сама видишь, нельзя дешевле.

Этот странный довод убеждает старушку, торговка насыпает ей полную сумку. Обе довольны.

– Попробуйте моих, попробуйте! – взывает Анна.

Кое-кто оглядывается на нее, но идут мимо. В конце концов Анне надоедает: она достает из сумочки блокнот, вырывает страничку и пишет: «Золотые яблоки» и ставит цену. Листок привлек внимание человека в железнодорожной форме.

– М-да!.. – тянет он, качнув головой. – Действительно золотые.

Щеки у Анны пылают, она комкает бумажку в кулаке.

– Я уступлю, – чуть не со слезами говорит она железнодорожнику. Ей почему-то кажется, что если с этим покупателем сделка состоится, дальше все пойдет, как нельзя лучше.

– Ну, пожалуйста! – просит она, готовая отдать ему полное ведро румяных яблок задаром. Только бы он взял! Но железнодорожник проходит, взглянув на нее с подозрительностью.

Соседка уже давно присматривается к ней, иногда сочувственно усмехается.

– Ай нездешняя?

– Нездешняя, – подтверждает Анна.

– Вот и обходят тебя. Мы здесь примелькались, к нам доверие. А тебя видят – нездешняя, обходят.

Объяснение было не очень вразумительным, но достаточным для Анны. «Придет, – думает она о Степане, – и пусть что хочет делает со своими яблоками».

Соседка уже почти расторговалась: мешки пустые, на холстине небольшая грудка.

– Знаете что? Почему бы вам не купить у меня яблоки, все сразу? – предлагает она торговке. – Сколько вы мне дадите за ведро?

– Не подорожишься – куплю.

Анна отдает ей яблоки за половинную цену, но это ее не заботит. Торопливо начала пересыпать ведро за ведром. Вытряхивала уже остатки из мешка, когда почувствовала неуютность от пристального взгляда. Оглянулась порывисто – так и есть: Володька и Рая стояли сзади, с любопытством разглядывали ее.

– Здравствуйте! – с неестественной бодростью воскликнула она. Скомканные в кулаке деньги, которые она не считала и которые они видели, стали горячими. Ей надо объяснить, что все произошло независимо от ее желания, но трудно найти нужные слова, и она растерянно молчит. Правда, с Володькой легко, он и без слов все понял.

– Умаялись? – с улыбкой спрашивает он. – Как отдыхается?

– Хорошо, – поспешно ответила Анна. – А вам?

– Неплохо. Зашли по пути яблок купить.

– Как! – поразилась Анна. – А разве?..

Володька начинает торговаться с молодой женщиной в платке, и Анна видит, как та наполняет его сумку яблоками из материнского сада.

С базара Анна бежала. К полученным деньгам она добавила столько же своих. Не очень вежливо швырнула их на стол перед Анастасией Акимовной. Та, щурясь, посмотрела на нее, но ничего не сказала, стала пересчитывать деньги.

– Могла продать и подороже, – разглаживая мятые бумажки, сказала она.

…В тот же день Анна уехала из поселка.