Текст книги "Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения"

Автор книги: Виктор Боков

Самопародия

 
Десять девушек сидели
На заборе общежитья,
Маня, Таня, Тоня, Соня,
Нина, Зина, Тося, Фрося,
Агриппина, Акулина,
Ровно десять – как отдать.
Вышел Боков с балалайкой,
Девки дружной, тесной стайкой
От забора отскочили
И поэта заключили
В тесный круг – и ну страдать!
 

 
Десять девушек пылают,
Охи, вздохи посылают,
Сразу десять завлекают
И на чувства намекают,
Видит бог, что это так!
Но поэт не зазнается,
В нем влюбленно сердце бьется,
Он играет, он смеется,
С языка частушка рвется,
Он девчатам признается:
– Если б критики вот так!
 

1979

Ребята с БАМа

 
Видел я триста ребят в штормовках,
Встал и спросил их: – За чем остановка?
– Не остановка! Откуда вы взяли?
Или оттуда, что мы на вокзале?
 

 
Мы нынче вечером будем на БАМе,
Будем строить, пойдем за грибами.
На берег вытянем чудо-тайменя,
Кончим работу – затеем пельмени!
 

 
– Кто вам поможет исполнить желанья?
– Летчики наши и рейсовый лайнер! —
Я побеседовал и убедился:
В бамовцах есть и напор и единство.
 

 
Знают ребята с БАМа, с КамАЗа
Труд и любовь, а еще Карла Маркса,
Ленина знают, и не бумажно,
А строительно, многоэтажно,
 

 
Очень жизненно, очень реально.
Этим ребятам ничто не рано,
Все в самый раз – и любовь и свершенья,
Дерзкие взлеты, стальные решенья!
 

1980

* * *

Т. Ребровой

I

 
Стоишь на высоком холме, как береза,
Примкнута к бровям смотровая ладонь.
Спокойно и гордо ты ждешь перевоза,
За речкой равнинной пасется твой конь.
 

 
Там ходит царевич с натянутым луком,
С поющей и гибельной тетивой.
Ты только скажи, он возьмет на поруки
Тебя, твое сердце и все, что с тобой.
 

 
Что спишь, перевозчик, что дремлешь, паромщик,
Давай перевоз и зазря не томи!
В ответ соловьи заливаются в роще
И сумрак идет на колени твои.
 

 
И дивный твой облик сияет и светит,
В реке шевельнулся луны локоток.
Взойдя на восхолмие, ласковый ветер
Колеблет на плечике серый платок.
 

II

 
Твоя пшеница белоярая
Хранится у меня в амбаре.
Я счастлив. Это подаяние
Мне ночью ангелы отдали.
 

 
В воскрылиях и всплесках голоса
Распахнутость и лебединость.
Как ты закликиваешь горестно,
Трубишь в свою непобедимость.
 

 
Россия у тебя не прянична
И не сусальна, как обычно.
В твоей светелке чисто, празднично,
Там я живу, твоя добыча!
 

 
Чу! Где-то гиканье, и топанье,
И прах копытный под ногами.
Секирами, мечами, копьями
Прогоним идолищ поганых.
 

 
О избранность моя, о чудо!
Пред нами дальняя дорога.
Седлай коня, твоя кольчуга
Все вытерпят, она от бога!
 

 
Средь куликовского пожарища
Упала молния прямая.
Ты этим божеским кинжалищем
До печени пронзи Мамая!
 

 
О женщина! Ты изначальна,
Качает бог твои качели.
И твой ребеночек отчаянно
Толкнул ножонками во чреве!
 

III

 
Как мне не хватало твоих откровений,
Как мне не хватало твоих заклинаний.
Пускай графоман это все опровергнет,
Но мы с тобой знаем, луна-то льняная!
 

 
Колдунья! Пойдем-ка с утра по коренья,
Найдем в Уссурийске поляну женьшеня.
История катит свои поколенья,
И наши стихи – это наши решенья!
 

 
Темнеет трава по прозванью пустырник,
Мы дождь ей подарим, лишь только росла бы.
И сеется мрак сквозь ресницы густые,
И падают звезды в подол Ярославны.
 

 
На плечи ложится ночная прохлада,
Прикрой свои плечики теплой одеждой.
Из хвороста, из всевозможного хлама
Пробился цветок – это наша надежда!
 

1980

* * *

 
Поэзия – трехпалый свист
В глухой ночи за переправой.
Дрожмя дрожит зеленый лист,
Когда она идет дубравой.
 

 
Поэзия – пожар в словах,
Прыжок пружинисто-упругий.
Она живет на островах,
А плавает на вольных стругах.
 

 
То выйдет на реку Оять,
То выгребет на даль донскую.
Зачем на полках ей стоять,
Сердца людей по ней тоскуют!
 

1980

* * *

 
Воскресенье, а люди какие-то сонные,
Озабоченные, не влюбленные,
Динамиту им, что ли, в кровать,
Чтобы спячку взорвать?
 

 
Эй, вы, сони, тетери брусничные,
Вы тамбовские или столичные,
Вы – органика или скелет,
Где направленность и интеллект?
 

 
Гражданин! Вы проспите Очаково,
Вы прочтите, что здесь напечатано.
Это лирика, это Кольцов,
Да проснитесь, в конце-то концов!
 

 
Вы, гражданка, с авоськой сиреневой,
Хватит кофту чужую примеривать,
Хватит все без разбору хватать,
Не угодно ли вам почитать?
 

 
Это Байрон, а это Рождественский,
Заберите, в авоське поместится,
Все на вас как положено быть,
А поэзию надо любить!
 

 
Обращаюсь открыто я: – Граждане!
Наше общество не буржуазное,
Нет в нем бедности и голодух,
В нашем обществе главное – дух!
 

 
Электричка подходит к Мичуринцу,
Солнце как-то значительно щурится,
И заглядывает в вагон,
И за поездом шпарит вдогон!
 

1980

* * *

 
Похрустывает наст под лыжами
И синева в ушах звенит.
И кое-где открылись рыжие
Бесстыжие бугры земли.
 

 
Волнует это обнажение
И просится в ночные сны,
Обозначая приближение
Ее величества Весны.
 

 
Галдят с какой-то новой бодростью
Грачи на гнездах, за спиной.
Они не изменили подданства,
Хоть улетали в мир иной.
 

 
Шумят над липами и вязами,
Нарушив спячку и покой.
Их кровная к земле привязанность
Мне нравится. Я сам такой!
 

 
В зенит небесный взмыли голуби,
День говорлив, как тамада.
И озорно глядит из проруби
Зеленоглазая вода.
 

 
И чудится землетрясение
От боя солнечных часов.
И льется музыка весенняя
В консерватории лесов!
 

1980

* * *

 
Соловьи – удельные князья.
Земли им особые дарованы.
Кто ж не знает – соловьям нельзя
Поселяться стаями вороньими.
 

 
Соловьиный искренний сонет
Смело соревнуется с Петраркою.
До него вороне дела нет,
Весь восторг вороны – карканье!
 

 
Летом я люблю встречать рассвет,
Песней величать планету милую.
Это потому, что мой сосед
Соловей, по батьке – Будимирович!
 

1980

* * *

 
Хожено, езжено,
Плавано, летано
В ясные дни, в непогоду лихую,
В холод собачий, немыслимый – вот она
Жизнь человека, который рифмует.
 

 
Не кабинетик с ласкающим шелестом
Белых бумаг, ожидающих слова,—
Речка, рябая от рыбьего нереста,
И затаенный шалаш рыболова.
 

 
Не ожиданье с жестоким томлением,
Скоро ль Пегас будет цокать копытом,
А припаданье к ручью, с утолением
Жажды познанья и радости быта.
 

 
Меридианы и ребра как братья,
Жаль вот, что жизнь с каждым днем все короче.
Пусть подойдет она, наши объятья
Будут светиться, как белые ночи!
 

1980

Весенний день

 
Февральские метели
Прокинулись дождем.
К нам птицы прилетели
Все те, которых ждем.
Весенний день дарован
Для завиванья гнезд.
И этим очарован
Лесной оратор дрозд.
Где снег лежал по пояс,
Белел, как старый скит,
Бежит весенний поезд,
И семафор открыт.
 

1982

* * *

 
Скорый поезд идет через луг,
Через прелесть
        весенних просторов,
Из-за поезда столько разлук,
Из-за глупости
       столько раздоров!
 

 
Жизнь сложна,
       не поймешь ее вдруг
Никакими трудами ученых.
Скорый поезд идет через луг,
Через сердце людей
           разлученных.
 

1982

* * *

 
Земля, что куталась зимою,
Раздета донага.
Я двигаюсь. Земля за мною
Слетает с сапога.
 

 
Земля обнажена до пояса,
До стынущих канав.
Ее животворящее достоинство
Тревожит корни трав.
 

 
Прислушайтесь! Они шевелятся
И просят: – Нам тепла-а-а! —
Они задрогли.
Им еще не верится:
Весна пришла.
 

 
Она послала приглашение
Прилету птиц.
Разливы рек звучат
Как нарушение
Речных границ.
Земля еще гола
И неприветлива
И всходов ждет.
Хотя еще и холодно, и ветрено,
Мать-мачеха цветет.
 

 
– Ну, здравствуй,
          терпеливая и смелая!
Жива? Тебе везло. —
В ответ на это войско целое
По глине поползло.
 

 
Другим цветам
       тропа еще не торена,
А этим – вот она.
А этим вся речная территория,
Вся круча отдана.
 

 
Дрозд закричал пронзительно
              в ольшанике
От имени отцов:
– Вороны, хватит каркать,
              вы мешаете
Насиживать птенцов!
 

1982

* * *

 
Что ты, дождь, вызваниваешь
По железной крыше?
Как тому название?
Где я это слышал?
 

 
Или на экзамене
В классе у Игумнова?
Или на вокзале
У перрона шумного?
 

 
Или в дальнем поезде
Возле Еревана?
Или в беге понизу
За тетеревами?
 

 
Или слышал в Ма́нтурове,
Или где-то в Падуе?..
Дождь, как капли мятные,
Падает и падает.
 

 
Чья же это музыка?
Мусоргского? Глинки?
Очень она русская,
А творец – великий!
 

1982 

История болезни

 
Тополиный переулок,
Тихий город Торопец.
Принимал меня в больнице
Незнакомый терапевт.
 

 
Он поставил мне диагноз,
На диагнозе – латынь.
Я вертел медзаключенье,
Значит, болен, как ни кинь.
 

 
Пил какую-то отраву,
Что-то горькое глотал.
Что-то бабки мне давали,
Что-то сам изобретал.
 

 
Охал, ахал, ставил грелки,
Пил микстуру заодно.
Вдруг однажды две сиделки
Мне мигнули сквозь окно.
 

 
Встал тогда я, разозлился,
Бросил капли, бросил бром
И по жизни покатился,
Как весенний первый гром.
 

 
Улыбалась мать-землица,
Говорила: – Шире шаг! —
И смеялася сестрица:
– Милый мой, давно бы так!
 

1982 

* * *

 
Не жалуйся на жизнь,
Она прекрасна,
Когда идут дожди,
Когда на небе ясно.
 

 
Не жалуйся на жизнь,
Она – подарок.
Свет жизни и в ненастье
Очень ярок.
 

 
Возьми с ее цветов
Нектар медовый,
Убей любовью к ней
Навет недобрый.
 

 
Жизнь – это чудо,
Жизнь – подарок дивный.
Зачем ее корить?!
Дари ей гимны!
 

 
Жизнь – вечное звено,
Единство круга.
Все это нам дано
Узнать в объятьях друга!
 

1982 

Узоры

 
Узоры на снегу, на дереве,
На белом полотне.
Какое русское радение,
Любовь к своей земле.
 

 
Узор, идущий вдоль обочины,
Потом через кювет.
Да это ж выдох вологодчины,
Ее сюжет!
 

 
Узоры на столовой ложке,
Что привезли из Хохломы.
Как вяжется он с просьбой крошки:
– Мама, хлебца отломи!
 

 
Узор, похожий на созвездие,
На рысь коня,
Узор-печаль, узор-известие,
Признание: – Люблю тебя!
 

1982 

* * *

 
Остался мне в недопитой бутылке
Один глоток.
Но все равно я чистый, юный, пылкий,
Вот так, браток!
 

 
А я бегу за станционной ланью,
Кричу: – Постой! —
Подвергнутый жестокому желанью
Игры пустой.
 

 
А я все верю, хоть сто раз обманут
В кругу клевет.
Но в сердце радость раннего тумана,
Обиды нет.
 

 
В моей суме сухарь да ломтик редьки,
Земная суть.
Текут через меня моря и реки
И Млечный Путь.
 

 
Беру свирель, лирически сигналю:
– Я здесь! Я жив! —
Молчит передо мною даль седая,
Глаза смежив.
 

 
Быть может, завтра рухну в этот донник,
Сползу с бугра,
Но все равно я рыцарь, не разбойник,
Творец добра!
 

1982 

* * *

 
В баньке я попарился,
Похлестался веничком,
Вышел потихонечку,
Выпил помаленечку.
 

 
Вот иду и думаю:
Не богат я, беден.
Но народу нашему,
Обществу не вреден.
 

 
В «Волге» ворованной
Не хочу кататься,
Честному положено
Честным и остаться.
 

 
Свет в окошке радует,
Тьма в лесу тревожит.
Тьмою и неправдою
Личность жить не может.
 

 
Личность рассыпается
От неправды в пепел,
В жалкое создание,
В нравственные степи.
 

 
Тьмою и неправдою
Может жить хапуга.
Видно, он для этого
Свинчен очень туго.
 

 
Это он ворованным
День и ночь торгует,
Ходит всюду гоголем,
Голубем воркует.
 

 
Это он с утра уже
Маску надевает.
И преуспевает,
И преуспевает.
 

1982 

* * *

 
Я поэт не белоручка,
Сам пахал, траву косил.
Доли не придумать лучше —
Труд меня не омрачил.
 

 
Только труд нас всех ваяет,
Сиднем можно ли сидеть?
Только труд и позволяет
Честно всем в лицо глядеть.
 

 
Хлеборобов воспеваю,
Сам чуть свет встаю, тружусь,
Всюду рифмой поспеваю,
Что скрывать, я тем горжусь.
 

 
Родом не из лежебоков,
Не из тех, кто в стороне,
Я, простите, Виктор Боков,
Лень с хандрою не по мне!
 

 
Родина моя в заплыве.
Всех нас цель одна зовет.
Как же буду я в отрыве
От больших ее забот?
 

 
Родина моя в разбеге,
Век мой громко в рельс пробил.
Не поеду на телеге,
Заведу автомобиль!
 

1982 

* * *

 
Май месяц только тридцать дней,
А молодость того короче.
Ну как не поклониться ей,
За то, что был я непорочен.
 

 
Пойду девчонку провожать,
Бывало, целый час прощаюсь,
Осмелюсь руку ей пожать,
На поцелуи не решаюсь.
 

 
Достаточно того, что мы
Полны энергии, экстаза.
Как звезды, светим среди тьмы
В четыре юношеских глаза.
 

 
Признаюсь: я ее любил,
Она меня звала Ромео.
Когда я ногу порубил,
Она, как дурочка, ревела.
 

 
Но успокаивал жених
И улыбался ей сквозь слезы,
И в отношениях своих
Не знали мы постыдной прозы.
 

 
Ах, молодость! Мечта, полет,
Романтика и Беатриче.
На праздник молодость идет,
Порадуйтесь и посмотрите!
 

1982 

Земля показалась

 
Земля показалась!
Готовьте зерно посевное.
Такого потопа
Не видели мы после Ноя.
 

 
В своих берегах
Не вмещается малая речка.
То вывернет корень,
То вытянет жгут,
То свернется в колечко.
 

 
Земля показалась!
Механики, как у вас
С тракторным парком?
Не вас ли вороны встречают
Критическим карком?!
 

 
Земля показалась!
Механики,
Милые други,
Готовы ли ваши машины
И плуги?
 

 
Земля показалась!
Открылось грачиное вече.
Ораторы те же,
И те же знакомые речи.
 

 
Земля показалась!
Мать-мачеха греет соцветья,
Цветет, не боится
В тревожное наше столетье.
 

 
Земля показалась!
Великая новость сезона.
Готовьте для сева
Отборные, лучшие зерна!
 

 
Земля показалась!
Упрела, разбухла,
Как каша,
И небо над ней, над землею,
Большая
Заздравная чаша!
 

1982 

* * *

 
Поэзия неподневольна,
Она – веление души,
И служит людям добровольно,
Не за корысть, не за гроши.
 

 
Она, как радуга над полем,
Прокинулась и вся горит,
Простим ей все и все позволим,
Пусть только сердцу говорит.
 

 
Она, как та роса ночная,
Покрыла свежестью луга,
Траву высокую качая,
Стоит, раздевшись донага.
 

 
Не вижу преувеличенья,
Когда поэт решил сказать:
«Не продается вдохновенье,
Но можно рукопись продать!»
 

1982 

* * *

 
– За что весну вы цените,
Товарищи механики?
– Весна – великий сеятель,
Творец живой органики.
 

 
Весной люба бессонница,
Она нас всех преследует.
И нам нисколь не совестно,
Что мы не спим как следует.
 

 
Сроки сева сжатые,
Время ограничено,
Плохо, если в тракторе
Что-то недовинчено.
 

 
Пашется отважно,
Сеется толково,
Если все отлажено,
От руля до шпоры.
 

 
День весной год кормит,
Целый год хозяйственный.
Трактора, как кони,
Вышли в ночь, глазастые!
 

 
Из рожков надраенных
Зернышки ложатся.
К мать-земле аграрной
Надо им прижаться!
 

1982 

* * *

 
Весеннее небо выстирано,
Весеннее небо выглажено.
А наша рожь-матушка выстояла,
В том воля великая выражена.
 

 
Не вымокла и не вымерзла,
Стоит зеленым-зеленехонька.
Какие морозы вынесла,
Не жалуется, не охает.
 

 
Откуда такое терпение?
Такая выносливость адская?
Чьего она изобретения?
А рожь отвечает: – Я вятская!
 

 
А вятичи люди суровые,
Они новгородцы бывалые.
Злосчастием, горем целованы,
Знавали невзгоды немалые.
 

 
И рожь у них терпеливая,
Не падает, не ломается.
Оттаявшая, счастливая,
Она уже ввысь подымается!
 

1982 

Звеньевая

 
Как ты смеешься озорно!
Обиды нет в душе напрасно.
С тобою всё твое звено,
Под стать твоей улыбке ясной.
 

 
– Перелопачивай давай!
В буртах горит верно сырое.
Читали все про каравай?
Заслужим – всем дадут Героя!
 

 
Лопаты, руки, смех, восторг,
Дон плещется за их плечами.
– Хороший хлеб у нас растет! —
Девчата радостно кричали.
 

 
А звеньевая вся цвела
И молодостью вся лучилась.
Сказав себе: – Идут дела! —
В азартный труд сама включилась.
 

1982 

* * *

 
На почте завели аквариум,
Какой-то ромбовидной формы.
Зашел, а мне кричат: – Отваливай!
Не до тебя, мы рыбок кормим.
 

 
Перехожу на умиление,
Не будет толку с укоризны.
– Вы молодцы! Процесс кормленая
Необходим для нашей жизни.
 

 
Смотрю – почтарки улыбаются,
Корм рыбкам задают ускоренно.
И бандероли отправляются,
И грубость с невниманьем – в сторону.
 

 
Мораль какая? Нет морали,
Не каждому мораль мила.
Хочу, чтоб люди не орали,
А тихо делали дела!
 

1982 

* * *

 
Овсянки запели веснянки,
Синицы запели колядки.
Обрадовались крестьянки:
– Все вовремя, все в порядке!
 

 
Сугробы внезапно осели,
Дорога под полозом плачет.
На солнечной карусели
Катается солнечный зайчик.
 

 
Весенняя ткань небосвода
Тонка, как косынки из шелка.
Готовясь к зачатьям, природа,
Как мудрая женщина, смолкла.
 

 
Насупила колкие брови
Ель, хмурый и гордый отшельник.
Земля в ожидании нови
День ото дня хорошеет!
 

1982 

* * *

 
На Вычегде, на Печоре,
На Пинеге, на Двине
Солнце задорной девчонкой
Кидалось в объятья ко мне.
 

 
Грело меня, ласкало,
Гладило по волосам,
Клюквы мне всклень насыпало
По расписным туесам.
 

 
Рыжую руку совало
В крышу, на сеновал.
Солнышко интересовалось:
– Ты еще не вставал?
 

 
Вот тебе, милый, шанежки,
Вот тебе и морошка.
Я для тебя, душа моя,
Семги достало немножко!
 

 
Солнышко! Красное чёлышко,
Мы одного роду-племени,
Дай золотое мне перышко,
Как всесоюзную премию!
 

1982 

* * *

 
Заблудиться в этой шевелюре,
Что прикрыла челкою чело.
Утонуть в есенинской лазури
Этих глаз и больше ничего!
 

 
Увести прелестное созданье,
Целовать без удержу в пути,
Отвязать от привязи желанье,
Что томилось долго взаперти.
 

 
Подарить ей песни и просторы,
Золота любви насыпать в горсть.
Чтоб она из города Ростова
Каждый месяц ездила в Загорск.
 

 
Молодость, как брага, ходит в жилах
И звенит в коленах соловья.
Что богатыри без женщин милых,
Без признанья: – Милый, я твоя!
 

1982 

* * *

 
Вы – женщина, вы – мать семейства,
Вам жизнь дала уже уроки.
Казалось бы – любви не место,
Казалось бы – прошли все сроки.
 

 
Но в вас еще смеется юность
И май черемухою машет.
И я, как юноша, волнуюсь
При встрече с женственностью вашей.
 

 
Для счастья моего не надо
Кокеток лживая небрежность.
В любви одна влечет отрада:
Сердечность, скромность, верность, нежность.
 

 
Голубонька! Не я ль на крыше
Воркую над голубкой сизой?
С надеждою, что ты услышишь
И соизволишь дать мне визу
 

 
В страну, где трон травы шелковой,
Где гнезда строит птица ремез.
Где ты горячею щекою
Мой лоб остуженный согреешь!
 

1982 

Счастье

 
Счастье!
Какое привычное слово.
Счастье!
Какая большая потребность.
Счастье!
Скажу и задумаюсь снова,
Вы понимаете, что не о хлебе.
 

 
Счастье!
И вспомнится сразу свиданье
Вечером теплым во тьме сеновала.
Я разговаривал только стихами,
Рифмы любимая мне подавала.
 

 
Счастье!
Стою среди сосен можгинских,
Где-то в Удмуртии благословенной,
Всех извещаю: – Скоро не ждите!
Я прописался теперь во Вселенной.
 

 
Счастье!
Сверкают плоты на быстринах,
Бьется двинская вода в корневища.
И оживают в напевах былинных
Север, поморы, костры, огневища.
 

 
Счастье!
Звучит нестареющий Моцарт,
Музыкой я несказанно обласкан.
Сердце в приливе высоких эмоций
Каждому хочет добра и согласья.
 

 
Счастье!
Застолье, где шум и веселье,
Верная дружба над всеми витает.
Кто-нибудь спросит: – А где же
               Есенин?
– Вот он! – И кто-то уж с ходу читает.
 

 
Счастье!
Проснуться и свежестью мысли,
Свежестью чувства с друзьями делиться.
Взмыть по-орлиному в горные выси,
И без оглядки на нивы пролиться.
 

 
Все это счастье! Оно безгранично,
Кто его ловит, тот смело дерзает,
Счастье не в банках, не в слитках хранится,
Счастье в движенье, оно ускользает!
 

1982 

Стихи, написанные в долине смерти, под Дуклой

 
В долине смерти тишина и мир.
Война давно попряталась в траншеи.
Марс не справляет свой кровавый пир
И орденов не вешает на шею.
 

 
Марс вычеркнут отныне из богов,
Какой он бог, когда в крови и дыме?!
И столько у него теперь врагов,
Что вряд ли он и голову подымет.
 

 
Два кладбища остались от него,
От первой мировой и от последней,
Два кладбища и больше ничего,
Но вот беда, у Марса есть наследник.
 

 
Сегодня он зовется дядя Сэм,
Размахивает бомбою нейтронной,
Он угрожает – это ясно всем —
Планете всей, единой и огромной.
 

 
Что ни война, то новые кресты,
Что ни война, то новые могилы,
И выводы мои – они просты —
Объединим скорее наши силы.
 

 
И доброй волей счастье оградим,
Чтоб род людской нигде не прекратился,
Развеем довоенный этот дым,
Чтоб он в военный дым не превратился!
 

3 ноября 1982 г.

Бардеевские купели 

Не забывать!

 
Надо скликаться!
Надо тесней становиться.
Надо смыкаться —
Туча над миром нависла.
 

 
Надо возвысить
Голос протеста:
– Распрям, раздорам,
Насильям не место!
 

 
Сеянье смерти,
Сеянье страха
Нам, планетянам,
Хуже, чем плаха.
 

 
Не посягайте на мир,
Не топчите святыни.
Или не слышны вам
Звоны Хатыни?!
 

1982 

* * *

 
Будущее, где ты? Постучись!
На ночлег пущу на простынь свежую.
Ты, как происшествие, случись,
Я тебе в свирель сыграю нежную.
 

 
Дом мой весь из песен и стихов,
Звезды мне прислуживают запросто.
Я не пожалею лучших слов,
Лучших вин тебе добуду к завтраку.
 

 
Будущее! Я тебе писал
Из окопов, где шрапнель царапала.
Будущее! Я тебя искал
Много лет настойчиво-старательно.
 

 
Приходи ко мне! Я твой босяк,
Твой пастух и твой послушник яростный.
Твой родник, который не иссяк,
Несмотря на все угрозы старости!
 

1982 

* * *

 
Что ни лес, ни трава
Расстилается,
Под ногой у меня
Расстояньице.
 

 
Неоглядны
Российские стороны,
Тяжелы невподым
Плуги-бороны.
 

 
А землица лицом
Рябоватая,
Ей нужны мужики
И новаторы,
 

 
Ей нужно прилежанье,
Лелеянье.
Что земле
Хлебопашцы неверные?!
 

 
Ей любовь подавай
Да согласие,
Солнце яркое,
Небо атласное.
 

 
Что ни лес, ни трава
Расстилается,
Силой, яростью
Хлеб наливается!
 

1982 

* * *

 
Небо синеет
Ивановским ситцем.
Новость какая —
Рожь колосится.
 

 
Колос к колосу,
Как на параде.
Добрые люди,
Полный порядок.
 

 
Тут не требуется
Разъяснения,
Значит, люди
Пахали и сеяли.
 

 
Каждый стебель —
Чудо редчайшее.
Встал, как воин
В минуту молчания.
 

 
Колос – добро.
Достоянье народное,
Зыбка зерна,
Колыбель плодородия.
 

 
До горизонта
Сила и сизость,
Всеми рифмами
Чувствую близость
 

 
К этой пашне,
К этому пахарю,
К этому полю
С веселыми птахами!
 

1982 

* * *

 
Полпланеты Родина
Наша занимает.
Думаю, что это
Каждый понимает.
 

 
На Чукотке сумерки,
А в Москве рассвет.
Какие мы широкие,
Других таких и нет!
 

 
Степи не измерить,
Горы не излазить.
Что-то я расхвастался,
Как бы их не сглазить.
 

 
Просторы и пашни
Печальны иногда,
Не забыли павших
В военные года.
 

 
Родина – руды,
Родина – газ.
Ей бывает трудно,
Но есть рабочий класс!
 

 
Родина – пристань,
Песня под дугой.
Пожить бы мне лет триста,
Чтоб быть ее слугой!
 

1982 

Молодые маляры

 
Красавица забрызгана известкой,
Но движется с достоинством княжны.
Она кричит: – Девчата, кровь из носа,
Но план сегодня дать должны!
 

 
На телогрейке свежие белила
И точки с запятыми кувырком.
И красила она и веселила
Своих подруг калужским говорком.
 

 
– Чаво? – Да ничаво! – Куды Кудыкина?
– Сяледку привязли. Бярем? – Бярем! —
Вдруг сочинила, будто Люда Зыкина
Работала когда-то маляром.
 

 
– А я хотела тоже быть певицей,
Чтоб, как она, народ увеселять,
Но помешал парнишка смуглолицый.
«Брось пение, – сказал, – пойдем гулять!»
 

 
Смеются, смело зубы обнажают,
Дают простор душе своей простой.
И кажется, чуть-чуть воображают,
Что им доверен дом, где жил Толстой.
 

 
– Девчонка, калужаночка бедовая,
С разлетом удивительных бровей,
Стена-то у тебя теперь как новая.
– Ты прав, товарищ! Но любовь – новей!
 

 
Бок о бок тесно жмутся ведра с краской,
Осталось красить только полчаса.
Кончай работу! Сердце бредит лаской,
Любовь восходит на свои леса!
 

1982