Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

Текст добавлен: 9 октября 2016, 13:21

Текст книги "Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения"

Автор книги: Виктор Боков

Жанр:

Поэзия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Назад к карточке книги

Ласточка

Летела ласточка за грязью,
Ей надо было вить гнездо,
А грязи не хватает разве?
И ей в строительстве везло.

Не надо было заявлений
На то, на се, туда, сюда,
Одно желанье и уменье
И понимание труда.

С утра летала и носила
Тяжелый, мокрый, серый ил.
Работала и не просила
О помощи. И час пробил.

Гляжу, гнездо уже готово,
В теченье дня построен дом,
И выполнен он образцово,
И нет комиссий на прием.

Я знаю одного прораба,
Ну что не выстроит, то – тьфу!
Ему у ласточки хотя бы
Чуть поучиться мастерству.

1977

* * *

Так повелось, что носят полушубки
Актрисы, театральные жрецы.
Теперь-то всем понятно, что не шутка —
Прекрасный мех романовской овцы.

А было ведь, какой-нибудь купчина,
Своих сермяжных братьев невзлюбя,
Кричал на мужика: – Эй ты, овчина,
Не мни сукно, оно не про тебя!

Париж готовит обувь для России,
Но должен откровенно я сказать,
Что барышни-боярышни носили
Сапожки эти триста лет назад.

Так кто же создает, скажите, моду?
Кого за плагиатство привлекать?
И сколько можно нашему народу
В чужой земле свое приобретать?!

1977

* * *

Плакала женщина. Горькие слезы
Падали в куст нераскрывшейся розы,
Стали бутоны быстро расти,
В самые сумерки стали цвести.

Невероятное вдруг приключилось,
Невероятное ночью случилось:
Роза раскрылась, роза цветет,
Женщина больше не плачет – поет!

Скажете мне, что придумано это,
Но такова специальность поэта,
Он с Андерсеном и братьями Гримм
Родственник кровный и тянется к ним!

1977

Заповедь

Не жалуйся на жизнь,
Она прекрасна,
Когда идут дожди,
Когда на небе ясно.

Судьба все сто невзгод
На плечи мне взвалила,
Ломала много лет,
Ломала – не сломила.

Я ночевал на пнях,
На сельских сеновалах,
Нежданная любовь
Меня усыновляла.

И снова жажда жить
Журчала родниками,
Я добыл в жизни все
Рабочими руками.

И говорю, что жизнь
Всегда, всегда прекрасна.
Когда идут дожди,
Когда на небе ясно.

1977

* * *

Живу крылато, родниково,
Не отвожу от жизни глаз.
Ищу единственное слово,
Чтоб выразить себя и вас.

А где оно? Ау! Откликнись!
Не прячься за глухой стеной.
У старой, серенькой калитки
Поговори, постой со мной.

Две женщины бредут проселком,
Из-под платка седой висок,
Размашисто по их кошелкам
Ударил дождь наискосок.

– Ах, Марьюшка! А вот и ливень,
Промочит нас он в пять минут!
– Не ливень это, а счастливень,
С него и огурцы пойдут.

Капуста будет завиваться,
Грибы появятся в бору,
С него все будет прибавляться,
А прибавленье ко двору!

Спасибо, бабоньки, за слово
И за бесхитростный рассказ.
Я запишу село Пряслово
В свои стихи, чтоб помнить вас!

1977

Признание

На Волге я родился,
Сказала мне сама же:
– Ты русский, а влюбился
В татарочку с КамАЗа.

Проспект Мусы Джалиля,
Все улицы как реки.
Глаза ее ржаные
Я полюбил навеки.

Сынишка будет черный,
А дочка будет русой.
Так горевать о чем же,
Любой приемлем случай.

Как маленькую рыбку,
На берегу у Камы
Ловлю твою улыбку
Влюбленными руками.

Наш город молодежный,
Над ним – звезда азарта.
Народ у нас надежный,
Мы смело смотрим в завтра.

1977

Набережные Челны

Леса за Камой черным-черны,
Не то что было теплым летом.
А город Набережные Челны
Пронизан весь электросветом.

Он молодостью оснащен,
Он как фрегат под парусами.
Железом, техникой крещен,
Неодолимой силой стали.

Разросся! Не остановить
Его размаха с богатырством.
Умеет он творить и жить
Под стать заслуженным артистам.

Страна моя! Сибирь, Кавказ,
Игарка с пламенем полярным,
Ворвался к вам в ряды КамАЗ
И стал, как песня, популярным!

1977

Отечество

Отечество – родная ширь,
Над ней стальные птицы мчатся.
Отечество – Урал, Сибирь,
Курилы, Сахалин, Камчатка.

Отечество мое – Орел,
Воронеж во главе с Кольцовым,
Над ним высокий ореол
И радуга с расшитым словом.

Отечество – Ока, Рязань,
Отечество – Сергей Есенин,
Сквозная синь в его глазах
И звонкий тетерев весенний.

Отечество мое и Минск,
И белорусские долины,
И Краснодар, где сеют рис,
Где под пшеницей все равнины.

А Киев не забыл я? Нет!
Он высится красою тронной,
Шевченко и певучий Днепр,
Давно я с вами связан кровно.

Отечество – седой Кавказ,
Азербайджан, Баку и Каспий,
И вам я кланялся не раз,
И это может сделать каждый.

Нас сблизил, обручил Октябрь,
Всех нас спаял он воедино.
Идеи наши вдаль летят,
И наша цель – непобедима!

1977

* * *

Зачем оплакивать седины?
Бег времени неудержим!
И жизнь и смерть – они едины,
Их цепкий круг нерасторжим.

Пускай на холмиках могильных
Трава бушует возле плит,
Мы будем славить в звучных гимнах
Земную жизнь, любовь и быт.

Не хныкать, не сутулить плечи,
Уныло не ронять голов,
Не выбирать из нашей речи
Усталых и унылых слов!

1977

Снега

Снега. Снега.
И тихий свист синиц.
Снега. Снега.
Без меры и границ.
Снег в Белгороде,
в Харькове, в Орле,
Снег в Курске, в Туле,
Снег по всей земле,
По всей державе нашей.
Чист и свеж.
Как сахар-рафинад,
Бери и ешь!
Под голубым сияньем
вечных звезд
Холодное молчанье
зимних гнезд.
В лесах и перелесках Костромы
Самодержавный белый трон
зимы.
Не свергнут самодержец Берендей,
Он как желанный гость
среди людей.
Зима-ткачиха белым
полотном
Закрыла весь
просторный окоем.
От Беломорья до Кавказских гор
Зима и подчиненный ей простор!
И стережет окраинную Русь
Прекрасный горец
с именем Эльбрус.
А рядом с ним
под белым башлыком,
Как близнецы, Бештау с Машуком.
Снега. Снега.
Глубок зимы покров,
И как прекрасен
чуткий сон снегов.
А под снегами дремлют зеленя,
Задумчивые головы склоня.

1977

* * *

Россия у кого какая,
А у меня она одна:
Вода в овраге ключевая,
Посмотришь – видно все до дна!

Россия у меня с гармонью,
С открытым сердцем нараспах,
С районным городком Рамонью,
Где пчелы тонут в клеверах.

Где греча молоком цветенья
Облита с головы до ног,
Где кланяются мне растенья
И лезет на ноги вьюнок.

Россия у меня стальная —
То мост железный, то труба,
То утренний звонок трамвая,
Такая тоже мне люба!

Индустрия – наш главный тезис,
Велик ее авторитет,
Кусочка хлеба не отрежешь,
Когда железа в доме нет.

Россия размахнулась Обью,
Простором вспененных морей.
Я верен ей в любви до гроба,
И это чувство все сильней.

1977

* * *

В моей крови живет еще мой дед,
Былинный богатырь, оратай.
Ни радости мне, ни восторга нет,
Пока не прикоснусь к земле лопатой.

Пока не поскитаюсь лично сам,
Оставив всех друзей и всех знакомых,
По луговой траве и по лесам,
По перекатам речек родниковых.

Пока не посажу зеленый лук,
Картофеля, как надо, не окучу,
Не выпущу из сильных, цепких рук
Нагнутую черемуху под тучу.

Как спится тебе, дед, в родной земле?
Я верен ей и всем твоим глаголам.
Твоя любовь к Отечеству при мне,
А от нее стихи и все другое.

1977

Я присягаю

Родина! В слове и робость и радость,
Штольня и шахта, туннель и карьер…
Если хотите, будет и адрес,
Адрес известный: СССР!

Родина! Чистый ручей под Смоленском,
Тот, что во время боев выкипал.
Это рассказывал мне Москаленко,
Он через этот ручей наступал.

Родина! Это горючие сланцы,
Это тюменская нефть и кедрач…
Дело любое поручат нам – сладим,
Родина силой, уменьем щедра.

Мы тебя нежим, мы тебя любим,
Искренне чтим и лелеем во всем,
Знаем, что ты предназначена людям,
Мы твое Красное знамя несем.

Родина! Мать моя! Я присягаю
Быть за тебя в постоянной борьбе.
Если в поэзии я достигаю
Взлетов, то только любовью к тебе!

1977

* * *

Соловей, твои созвучия
Сто и более веков
В травы падают ползучие,
Поражая знатоков.

От озноба задыхаешься,
Оттого, что голосист,
Никогда не выдыхаешься,
Голос твой и свеж и чист.

Ты над Муромцем с Микулою,
Страстью песенной томим,
Так всегда давал прикуривать
Подражателям своим!

Где там песнопенья Майкова,
Пушкин сам пред ним робел.
Падала росинка макова
С тех деревьев, где он пел.

Соловей мой, соловеюшко,
Ты запел – звенит рассвет.
Вся российская земелюшка
Знает, любит твой распев.

1977

* * *

Живое серебро воды
Журчит, переливается.
Как соловей, на все лады
Поет, не унимается.

Над вешнею живой водой
Серебряною денежкой
Сияет месяц молодой,
Подмигивая девушкам.

А что ему? Он не женат,
Волён, его высочество.
Ни перед кем не виноват,
Гуляет как захочется.

Стою над речкою с утра,
Над кутерьмой вороночек,
В бездонной чаше синь шатра
Воркует жавороночек.

Люблю, вода, твои круги,
С ярами, перекатами,
А ты, весна, нам помоги
Посеять хлебец на поле.

Обрадуй нас простым цветком,
Распевом птиц в березнике,
Махни своим большим платком
И голубым передником!

1977

* * *

Аукну апрелю —
Мне май отзовется.
Веселою трелью
Синь неба прольется.

Аукну кукушке —
Ответит тетеря,
Завьюжит опушка
Зеленой метелью.

Весною пахнет
Перелесок в лицо мне,
Орешник стрельнет
Золотистой пыльцою.

С рекою расстанусь,
С ручьем повстречаюсь,
Они меня любят,
За это ручаюсь.

Тропиночка вьется,
Овраги, овражки,
А ветер смеется
В зеленой фуражке!

1977

* * *

Заговорил весенний дождь стоусто,
Откликнулся весенний лес стозвонно.
Друзья мои любимые, неужто
Все так непостоянно и сезонно?

Еще зима в лесу была недавно
И дни влекла и тускло и лениво,
Но вот пришла весна и календарно
Все за три дня каких-то изменила.

Где постоянство наших устремлений?
Где неизменность наших ожиданий?
Мне говорят, что надо современней
Глядеть на жизнь, а значит, календарней!

Остановись, мгновенье! Кто удумал?
Какой начальник, из какого главка?
Вчера еще мертво глядели дюны,
А нынче сквозь песок пробилась травка.

Мне остается вспомнить Гераклита
И опереться на его прозренье:
Трава сдвигает каменные плиты,
Когда ей надо и когда ей время!

1977

* * *

Миллион сосулек вдруг
С крыши рухнули отвесно.
И внизу раздался звук
Современного оркестра.

Грач, как главный дирижер,
Зрело знающий работу,
Палочкой над гаражом
Приказал: – Возьмите ноту!

Этой ноты не искать,
С нею всяк на свет родился,
Зазвучал такой экстаз,
Что и Скрябину не снился.

Стал сугроб тотчас тощать,
Голубь стал ласкать голубку,
Срок пришел птенцам пищать
И проклевывать скорлупку.

1977

* * *

Вращается, вращается,
Вращается Земля,
Строго запрещается
На Земле война.

В колоннах первомайских
Мир, музыка весны.
Срывайте, люди, маски
С тех, кто хотят войны.

Коль в мире нет порядка,
К чему мы рождены?
Нам всем нужна разрядка
И мирный гром весны.

Залеченные раны
Болят и посейчас,
И знают ветераны
Об этом лучше нас.

Какое обновленье
Во всей природе вновь!
Ждет мир благословенья
На труд и на любовь.

Вращается, вращается,
Вращается Земля,
Строго запрещается
На Земле война!

1977

* * *

Встречаемся у Вечного огня,
Подолгу смотрим на живые пряди.
Я знаю, что твоя родня
Погибла от бомбежки в Ленинграде.

Волнуется, дрожит огонь живой,
Встает и наклоняется он гибко.
Не прекращается поток людской,
И неусыпна память о погибших.

Еще цветы, еще сирень несут,
Кладут, оправив бережно руками.
Цветы… цветы… цветы… Они растут,
Не зная, что придется лечь на камень.

Седая мать скорбит, а рядом внук,
Он для нее единственная радость.
Из юных, неокрепших детских рук
На обелиск ложится нежный ландыш.

В глазах мальчонки пламя и печаль,
Которую не высказать речами.
Я завтра буду здесь, и ты встречай
Меня опять минутою молчанья!

1977

* * *

Когда солдат дает присягу
Хранить Отечество свое,
Так это значит, что ни шагу
Он не отступит от нее.

Он будет предано и свято
Беречь родные рубежи,
Чтобы в надежде на солдата
Цвели колосья мирной ржи,

Чтобы смотрелся тихий месяц
В свои речные зеркала,
Чтобы румянец у ровесниц
Опять война не забрала.

Две матери солдата любят:
Мать-родина и просто мать.
Солдат, приняв присягу, будет
Свою Отчизну охранять!

1977

* * *

Я в День Победы видел слезы,
То были слезы торжества.
Клонились белые березы,
Сияла мокрая трава.

Шел пехотинец из Тарусы,
Кряжистый, крепкий коротыш.
Его просила мать-старушка:
– А ты, сынок, не торопись!

Ты видишь, я не поспеваю,
Так торопиться нам не след.
Глядеть, так вроде б я живая,
А вот в ногах-то ходу нет!

И слезы, слезы без уема…
Еще бы, столько лет ждала.
Всем объявляла: – Сын-то дома!
Цыганка мне не наврала!

Гремели майские салюты,
Спал пехотинец крепким сном,
Мать не спала и полминуты
И думала: «Посплю потом!»

1977

* * *

Об осени. Опять о ней!
О чем же, коль уходит лето?!
Косяк печальных журавлей
Ударился в стекло рассвета.

И вдребезги – и тишина,
И синекупольная крыша.
Дверь настежь, и несет пшена
Гусятам бабушка Ариша.

– Дед, дрыхнешь? Встал бы поскорей.
Печь вытопил, я вся замерзла.
Да постыдился бы людей.
Зовут, иди, садись за весла.

Дед хроменький, но семенит,
Шагами расстоянье режет.
С Отечественной инвалид.
Но перевоз исправно держит.

И вот уж весла на весу,
И вот уж дед на середине,
И вот уж лай собак в лесу,
И вот уж люди на плотине.

А журавли летят, летят,
То прямо, то чуть-чуть правее.
Они, наверно, не хотят
Расстаться с родиной своею!

1977

* * *

Не сойтись весне и осени,
Разная у них ретивость,
Непохожи полномочия,
Велика несовместимость!

1977

* * *

Когда грустят седые,
С тоской в окно глядят,
Смеются молодые:
– Да ну их! – говорят.

Что мне сказать осталось
Не помнящим родства?
Вас ожидает старость,
Она уже близка.

Что с вами будет дальше?
Известно без наук:
И вас пошлет подальше
Не очень умный внук!

1977

* * *

Уходит лето, как печально это!
Уходит жизнь, печальней во сто крат.
Знакомый клен сегодня в час рассвета
Открыл сезон и начал листопад.

Казалось, что оркестр печальный грянул
И звуки звонко взрыли синеву,
Когда сорвался с ветки лист багряный,
Закувыркался, тихо лег в траву.

Еще листок… еще листок сорвался
И медленно спланировал в кусты.
Не с этого ли в поле конь саврасый
По ветру громко гриву распустил?!

А листья все летели, и кружились,
И падали безмолвно в мягкий мох.
И под своим родителем ложились,
И слышался в лесу усталый вздох.

Клен милый, каково тебе сегодня,
Когда ветра холодные трубят?
Могу ли я сочувствием сыновним
Хоть капельку обрадовать тебя?

1977

Вятская гармонь

А. Сапожникову,

конструктору вятских гармоней

Мне подарили вятскую гармонь
На фабрике, в большом поселке Ганино.
И я ее привез к себе домой
И никому не дам на поругание.

Ни модному стиляге москвичу
И ни шуту эстрадно-безголосому.
Не трогайте! Она не по плечу
Таким, как вы, прошу вас по-хорошему!

В малиновых мехах горит заря,
Начну играть, и в дом войдет раздолие,
И оживает вятская земля,
С которой я знаком и даже более.

Я полюбил ее простых людей,
Бесхитростных, душевных, разговорчивых.
Мне так близка печаль ее полей,
Крик журавлей, отлетом озабоченных.

Звучи, моя гармонь, и озоруй,
Захлебывайся голосом неистово,
И песенную силу мне даруй,
Мне без нее и дня в боях не выстоять!

1977

* * *

Ты говоришь, я примитивный
И прост мой песенный мотив.
Послушай, критик мой ретивый,
А солнце – тоже примитив?

А дождь над крышею ребристой,
Что всех в укрытие загнал?
А ландыш этот серебристый,
Что Лермонтова вдохновлял?

Глухарь токующий на ветке,
Глоток воды, ржаной ломоть —
Все примитив? Оставь наветы,
Тебе меня не побороть!

Я – жизнь! А ты сухая схема.
Да надоел ты – отвяжись!
Тебе была бы только тема,
А мне была бы только жизнь.

С грачиным граем над бродами,
Где зябнут вербы нагишом.
Где зарево над городами
Как свет зари над камышом!

1977

Алексей Фатьянов

Детинушка – сажень косая,
Ну, словом, русский богатырь,
Шел полем, в борозды бросая
Литые зерна доброты.

Он был и сеятель в пахарь,
И сказочник и фантазер.
Он заливался звонкой птахой
У русских речек и озер.

Он, как ребенок, был наивен,
Доверчивый был и простой.
Не потому ль к нему равнины
Просились в душу на постой?!

Не потому ли в сердце песня
Жила, как в гнездышке своем.
У нас сегодня день воскресный,
Давай Фатьянова споем!

1977

Две матери

Две матери живут на белом свете.
Двух сыновей на белом свете нет.
Для матерей они как были дети,
Так и остались ими с давних лет.

Одна Мария, а другая Анна.
Две матери, избранницы земли.
Нет сыновей, но славой осиянны
Два имени в космической дали.

Два сына. Две упрямых, дерзких воли,
Один и спал и видел Байконур,
Другой еще за партой, в сельской школе,
Мечтою в беспредельность заглянул.

– Я твердо знаю, полетят ракеты! —
Один сказал. – Посторонись, звезда! —
А в это время под Смоленском где-то
Родился мальчик, чтоб лететь туда.

Чтоб смело окунуться в мирозданье,
Бесстрашно в космос трассу проложить,
Чтоб, сдерживая радость и рыданье,
Сказать, вернувшись: – Мама! Сын твой жив!

Две матери. Две славы. Две легенды.
Две опаленных жизнью седины.
Они сыновним подвигом и делом
В единый круг, как сестры, сведены!

Две матери. Печаль закралась в лица,
Когда не стало славных сыновей.
Двум матерям хочу я поклониться,
Сказать спасибо ото всех людей!

1977

* * *

Когда мы полетим к другим планетам,
В неведенье трагически тихи,
Дадим ли поручение поэтам
Собраться в путь и захватить стихи?

Кому поручим? Кто решится первым
Не побояться бездны голубой?
Тот, кто силен лирическим напевом,
Иль тот, кто дружит с маршем и трубой?

Неважно! Полетят и те и эти,
Вокруг земного шарика кружа.
Всем хватит места на Земле-планете,
А на других – тем более, друзья!

Я хоть сейчас готов. И мне не страшно
Накрыть скафандром голову свою.
Не поза это! Нет! Я не напрасно
Давно уже о космосе пою.

Поэт – он чем-то с космонавтом сходен.
Они подружат сразу, как свои.
Вот прозвучит: «Готов!» И полным ходом
Космический корабль войдет в слои.

И зазвучат стихи из мирозданья,
И хлынет горлом соловьиный звук.
Его услышит, затаив дыханье,
Седая Академия наук.

Готовьтесь к неизведанным дорогам!
Земляне мы. Но звезды вдаль зовут.
И дышит образ дальним кислородом,
И рифмы в невесомости плывут!

1977

Художнику Николаю Новикову

Когда гляжу я на твои полотна,
На щедрую распахнутость полей,
Я говорю, что ты бесповоротно
Влюблен в Россию и ее людей.

Мать-роднна тебя не обделила,
Из пригоршни большой тебе дала.
И потому чисты твоя белила
И яблоня цветущая бела.

Ты – следопыт, ты – землемер, ты – странник,
Ты – чуткий и колеблемый камыш.
Ты, как пастух, выходишь рано-рано
И по кустам этюдником гремишь.

Позирует тебе сосна у кручи,
Чуть тронутые зеленью кусты.
И вдохновенье, словно дождь из тучи,
Вот-вот прольется на твои холсты!

1977

Солнцестоянье

Струи июньского, нежного, теплого воздуха,
День самый долгий и самый-пресамый пастуший.
Солнцестоянье – великая пауза отдыха,
Солнце себе позволяет и этот поступок!

В оцепенении стройная ветвь валерьяны.
В паузах листьев сверканье камней драгоценных.
Кто-то косил рано утром, и вот на поляне
Смертоубийственно пахнет скошенным сеном.

О, задержать бы все это большое цветенье,
Остановить, приказать: – Не подумайте блекнуть! —
Чтобы смотрелось волшебное это виденье
Всей красотою своею в озерные окна.

Солнце, куда ты? Постой же! Зачем торопиться?!
День бы хотя задержалось, чего тебе стоит?!
Серая птичка присела на камешек, чтобы напиться,
И полетела с заботой своею мирскою.

Солнце стояло-стояло и двинулось дальше,
Отдых ему разрешил не директор завода.
Что ему, солнышку, графики наши,
Солнцу командует только природа!

1977

После болезни

Прослушаюсь – сердце стучит,
Работает – что ж еще надо!
И рифма послушно звучит,
И в слове гармония лада.

Неделю лежал и болел,
Но все-таки выдюжил, выжил.
А снег за окошком белел
И звал: – Подымайся на лыжи!

Спасибо, мой друг дорогой,
Печаль твоя – тоже лекарство.
Люблю я любовью большой
Твое белоснежное царство.

Снега – вы моя колыбель
Со снежными песнями вьюги.
Бела подо мною постель,
И трепетна нежность подруги!

1977

Баллада

Солдат спросил у тучи:
– С дождем ты или нет? —
Ударил дождь по крыше,
И это был ответ.

Солдат спросил у моря:
– Родное, что с тобой? —
А море засмеялось:
– А у меня прибой!

Солдат спросил у смерти:
– Ты не за мной, карга? —
Старуха засмеялась:
– Живи до четверга!

Пришел четверг, и умер
Солдат на высоте.
И обелиск белеет
В осенней темноте.

Ни шороха, ни звука,
И вот уж сколько лет
Солдат лежит в могиле.
Вопросов больше нет!

1977

* * *

Невелика заслуга,
Что я обидел друга,
Я очень плохо поступил,
Своей вины не искупил.

Здороваюсь сквозь зубы,
Слова чугунно-грубы,
А нет бы мне его обнять,
Словечко доброе сказать.

Но я не унижаюсь,
К дружку не приближаюсь.
О самолюбье, дикий зверь,
Куда меня толкнешь теперь?

1977

* * *

Простишь меня – весь день живу,
Накажешь – целый день горюю,
Поэзию тогда свою
Единой строчкой не дарую.

И валятся из рук дела,
И рушатся большие планы,
Как будто ты их создала,
Как выполнить их, тоже знала.

Прости! Проступок невелик,
Прости, прости, ну не упрямься,
И так уж много горемык,
И так в слезах дрожит пространство.

Приди ко мне, скажи мне вновь
Единственное слово – милый.
Я сразу с головы до ног
Нальюсь и соками и силой!

1977

* * *

– Мне сегодня на тропинке
Грач дорогу уступил! —
Так урок учитель начал.
Рассмеялися девчонки,
Рассмеялися мальчишки,
Рассмеялся целый класс.
Если б люди, как учитель,
Так легко шутить умели,
Жизнь была бы много лучше
И счастливее для нас.

1977