Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

Текст добавлен: 9 октября 2016, 13:21

Текст книги "Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения"

Автор книги: Виктор Боков

Жанр:

Поэзия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Назад к карточке книги

* * *

Ты начинаешь меня волновать
Невыносимою ясностью взгляда.
Мне бы хотелось тебя миновать —
Может, и надо, а может, не надо!

Над ежедневной случайностью встреч,
Над суетою сует населенья
Слишком порывист бросок твоих плеч,
Слишком щека горяча от волненья.

Слишком доверчивы губы твои,
Слишком небрежно измяты перчатки,
Слишком призывен твой выкрик: – Лови! —
Слишком активен твой мяч на площадке.

Март начинается. Тают снега.
Травка из луночки свежей взглянула.
О, неужели я снова слуга,
Старый сверхсрочник седого Амура?!

1970

Сергей Есенин

Есенин – богатырь.
Есенин – витязь
С копной веселых, вьющихся вихров.
О люди! Подходите и дивитесь
Тому, как бьет родник его стихов!

Он у избы. Он здесь,
На сельском склоне,
У медленной, задумчивой Оки.
Не бойтесь, что звенит,
Скорей в ладони,
Смелей ко рту и пей с руки!

Есенин – пахарь
В том огромном поле,
Где пушкинские борозды свежи,
Где нива, созревающая стоя,
Во имя нас ложится под ножи.

Есенин – гордость Родины, святыня.
Теперь уже нельзя забыть о нем,
И никакая конница Батыя
Его не стопчет варварским конем!

1970

* * *

Я был на Оби, на Тоболе, на Сосьве,
Пришлось в зеркала этих рек мне глядеться.
Меня окликали таймени, лососи,
Я нежную нельму держал, как младенца.

Сибирские реки – таежные сестры,
Бродяги Байкала, степей Прииртышья,
К вам едут и едут железные гости,
У них богатырски стальные ручищи.

– Ангарушка! Ты ли сегодня в бетоне?
Тебя ль заключили? Тебя ль заковали?
– Меня заключили, но ток получили,
И люди поэтому возликовали.

Сибирские реки – большая арена
Для действий совместных, но не для раздора.
Я видел, как очень холодная Лена
Бросалась в объятья холодного моря.

Я помню – Амур как тигренок мурлыкал,
Когда я ходил по нему на баркасе.
Сибирские реки – с особенным ликом,
Медлительность их – это сила в запасе!

1970

Сибирский характер

Сибирский характер
Напорист, неистов.
Наследует он
Ермака, декабристов.

Сибирский характер
Высокого свойства —
В нем сила и нежность,
А вместе – геройство.

Сибирский характер
Рождался в бореньях.
Он мчал на собаках,
Бежал на оленях.

Он вышел к Байкалу,
Сказал: – Ты священен! —
Он был в кандалах,
Не моля о прощенье.

Этапы, остроги,
Царевы централы
Его не сломили,
Его не украли.

Сибирский характер
В ночи непроглядной
Стал мудрый, как Ленин,
Как время, громадный.

Он нынче расправил
Могучие плечи,
Идет не туда он,
Где лучше и легче.

Идет он туда,
Где болота и тундра,
Где даже мотору
И трактору трудно.

Он строит поселки
У нефти и газа,
С надеждой он смотрит
Вперед черноглазо.

Все – русский с таджиком,
Киргиз с белорусом —
Его создавали,
Он вырос не трусом!

Сибирский характер,
Он молод и дерзок,
Сибирь его любит,
Земля его держит.

1970

* * *

На тихом кладбище в Тобольске
Спит старый сказочник Ершов.
Рифмач изысканный, не бойся
Исконности его стихов.

Ведь, как-никак, их Пушкин начал,
Первопрестольный соловей,
А он-то что-нибудь да значил,
В садах поэзии своей!

Над кладбищем ревут моторы,
Слышна стальная дрожь частей.
Необозримые просторы
Потребовали скоростей.

А там над Обью, за Тоболом
По приказанию людей
Жжет скважина своим глаголом
Сердца машин и дизелей.

Там нефть, жестокая жар-птица,
Простите, если образ груб,
Бунтует, действует, толпится
По темным коридорам труб.

Там ходят мастера буренья
И жаждут скважину начать,
Там я ищу стихотворенья,
Чтоб быль на сказке повенчать!

1970

Слово к вологжанам

Россия теперь не убогая нищенка,
Не странник, стоящий и ждущий подачки,
Россия теперь как весенняя вишенка,
И нет на земле государства богаче.

В лесах вологодских – и это мне нравится,
И этому рада сторонка льняная,—
Не только заря глухариная плавится,
Клокочет без удержу плавка стальная.

Вот так-то держава шагает Российская,
Вот так-то относится к делу серьезно.
Гармонь вологодская – ох, голосистая,
А девушки – и описать невозможно!

А как же ребята? Ребята на уровне,
А уровень, знаете, послевоенный.
Ребята – они овладели культурою,
Да так, что выходят в просторы Вселенной.

Мои дорогие друзья вологодские,
Я знаю, что вы не на солнышке греетесь,
Для вас не помога теперь воля господа,
Вы больше на руки и разум надеетесь!

Вы время свое понапрасну не тратите,
Пришли вы с успехами к ленинской дате,
И ткутся, как сказки, волшебные скатерти
И чудные ткани на льнокомбинате.

Успеха, здоровья вам, неувядания
И жизни нормальной и в меру веселой,
Вот все, что хотел я сказать. До свидания,
А если хотите, до встречи, до скорой!

1970

Хатынь

Не умолкают звонницы Хатыни,
Оплакивая сельские святыни,—
Звонит, звонят, звонят колокола
Сожженного фашистами села.

Не благовест, а реквием печальный,
Стон матери-земли многострадальной,
И горе той единственной страны,
Что вынесла все тяготы войны.

Как беженцы, бредут печные трубы,
Воспоминаний горестные губы
Вещают день и ночь:
– Здесь жизнь была!.. —
Звонят, звонят, звонят колокола!

1970

* * *

Волга плещется
Белой рыбою,
В берегах лежит
Синей глыбою.

С берегов ее,
С молодецких плеч
Смотрит на воду
Богатырский лес.

Волга витязем
По земле идет,
На спине она
Камский лес несет.

Волга-мать река,
Ты могучая,
Ты суровая,
Ты певучая.

Волга – силища,
Волга – вольница,
Каждый с гордостью
Ей поклонится.

Скажет: – Матушка,
Я твой сын родной,
Я пришел к тебе,
Чтоб побыть с тобой.

Над волной твоей
Вольно дышится,
Богатырская
Песня слышится.

Волга-мать река,
Вся ты вспенена,
Над тобой, как свет,
Имя Ленина!

1970

Вечность

О, вечность восторга —
Весною, вином, красотою!
Лицом человеческим,
Истиной и добротою!

О, вечность волненья
Воды, называемой морем,
Колосьев, которые гнутся
И скачут над полем!

О, вечность контрастов —
То буря, то ясная за́тишь.
Ты утром смеялся,
А вечером плачешь!

О, вечность исканий
С открытою свежестью раны,
Которая гонит Толстого
Из Ясной Поляны!

1970

Стало рано смеркаться

Стало рано смеркаться,
Стало поздно светать.
Журавли закричали:
– Пора улетать! —
Как-то сразу замолкли
Рупора пристаней.
И степные дороги
Жаждут скрипа саней.

И в тебе перемена
Наступила, мой друг.
Все спокойней меня
Выпускаешь из рук.
Говоришь: – Никуда
От меня не уйдешь.
– А уйду?
– Не уйдешь!
А уйдешь – пропадешь!

Оголенно, печально
Пустуют над речкой поля.
В косяке журавлей
Пятым слева считайте меня!

1970

* * *

Есть музыка воды
Весеннего напора,
Есть музыка беды
И горестного горя.

Она не к тем идет,
Кто алчен и греховен,
Ее ночами ждет
Седой, глухой Бетховен.

Она на окрик: – Стой!
Назад! Вернись обратно! —
Смеется: – Часовой,
Слаба твоя ограда!

Недаром мудрый Бах
В минуты тяжкой боли
С печалью на губах
Впускал ее в соборы.

Когда она слышна
В божественном органе,
Ничуть мне не страшна
Смерть, спящая в нагане!

1970

Лётная сказка

Зароюсь в сено молодое,
Раскину руки широко,
А сам под небо голубое
Взовьюсь мечтою высоко.

Преодолею притяженье
Себя к земле своей родной,
Как космонавт, начну движенье
Орбитой околоземной.

И вот мой стог взлетел у речки
Под крик людей на берегу.
Емеля – тот летал на печке,
А мне удобней на стогу!

Лечу! Уже хребет уральский.
Лечу! Уже внизу Тюмень.
За ней зеленый угол райский
И вереница деревень.

Мелькнул Иртыш, блеснула Лена,
Глаз от нее не оторвать.
А подо мною пахнет сено,
Моя небесная кровать.

Тревожно было над Байкалом,
Шалил байкальский баргузин.
Я помахал рукою скалам,
Седому сонмищу вершин.

Я пролетал над океаном.
Там шла селедка в кошельки.
Не за космическим туманом
Шутили крепко рыбаки.

Меня качнуло над Камчаткой,
У черной каменной горы.
Плохие, видимо, запчасти
Всучили мне из-под полы.

Признаться, малость напугался,
От страха дрогнула рука,
Когда увидел у Пегаса
Худые, впалые бока.

Лечу. Уже район Иркутска.
Лечу. Уже Новосибирск.
От скорости и от нагрузки
И от всего в глазах рябит.

Шумит тайга, не умолкает.
Необозрим таежный край.
Но чувствую – меня толкают,
Мне говорят: – А ну, вставай!

Куда вы делись, горы, реки?
Кто вас разбил, развеял в прах?
Стоит мужчина в телогрейке,
С большими вилами в руках.

Он говорит мне: – Извиняюсь, —
Сам сено нюхает в горсти,—
Я вашу спальню собираюсь
К себе в сарай перевезти!

Бери свое добро, владелец!
Вези его скорей отсель!
Я оптимист, и я надеюсь,
Что будет мне другой отель.

Прощай, мое лесное ложе,
Я выспался и бодро встал.
Когда бы был чуть-чуть моложе,
Уж не один бы тут я спал!

Как весело шумело сено
На острых вилах мужика.
Стог таял, таял постепенно,
Растаял весь – и ни клока!

Вздохнул мужик: – И вся работа! —
Шофер дал газ и тронул воз.
И за Горелое болото
Мое убежище увез.

Где было круглое остожье,
Чернела черная нора.
И я сказал себе: – Ну, что же
Стою, как пень? И мне пора!

По этой же лесной дороге,
Поддерживаясь посошком,
Мои испытанные ноги,
Как в старину, пошли пешком.

Зачем рассказываю это?
Зачем спешу стихи читать?
Затем, что есть в природе лето,
А летом учатся летать!

1971

Суета

Юрию Ларионову

Улетели мои лета
С соловьями прекрасного лета.
Кто похитил их? Суета.
Суета! Не обидно ли это?!

Мало брал я пример у вершин
С окруженьем снегов и молчанья,
Слишком часто бывал средь мужчин,
Жизнь бросающих на измельчанье.

Все бы снова начать! Но увы!
Не бывает такого повтора.
Не изменят седой головы
Ни местком, никакая контора!

Ах, какая кругом суета,
Снег и тот по Москве суетится,
Всюду ерзает, как сирота,
Величаво ему не летится!

Только Пушкин, спокоен и мудр,
Переполненный добротою,
И задумчив и златокудр,
Возвышается над суетою!

1971

* * *

Как захотелось чайку с молочком!
Как захотелось уюта и счастья!
Чтобы сидеть меж своих вечерком
И понапрасну не огорчаться.

Как захотелось хороших гостей,
Добрых, отзывчивых, сентиментальных,
Милых-премилых, отличных людей,
В меру веселых и в меру печальных.

Чтобы беседа текла, как река,
И ворковала, как голубь воскресный.
И проносились над нами века,
И устремлялись дорогою честной.

Как захотелось согласья, любви,
Веры, что мы не напрасны, не ложны,
Веры, что мы пребывали людьми,
Были, где надо, мудры, осторожны.

Кто-то уже позвонил. Я открыл.
Друг на пороге. Какое событье!
– Милый мой! Я уже чай заварил.
– Вот и отлично! Начнем чаепитье!

1971

Весеннее

Снега сошли как не бывало.
В дубравах птичий перещелк.
И мартовское покрывало
Сменил апрель на майский шелк.

Бьет новизною сквозь аллею
Застава яркой синевы.
Нет наступления смелее,
Чем наступление травы!

Как в эту пору не влюбиться,
К реке по тропке не свернуть.
Там глина, как самоубийца,
Бросается в речную муть.

Водовороты и воронки
Проглатывают рыжий ком,
И нет ни слез, ни похоронки,
Ни тяжких вздохов ни о ком.

Капель кадриль танцует в кадке
Задорней все и горячей.
На тополях чернеют шапки —
Высотные дома грачей.

А на собрании грачином
Повестка дня полна забот.
Всегда бывает так с начином
Сельскохозяйственных работ!

1971

* * *

Ночь надвинула черный плат.
Зной упал в отзвеневший донник.
Тьма густая, прими, я твой брат,
Твой царевич и твой разбойник!

Кто таится на темном лугу?
Чьи шеломы за речкой Истра?
Успокойся! Поспи на стогу,
Подыши, наберись богатырства!

Кто там ветви отвел и притих?
Кто смеется средь ночи не к месту?!
Не волнуйся! Наверно, жених
Уговаривает невесту!

Значит, в мире любовь и добро,
Лад, согласья, зачатья, рожденья.
Ох, как добрые люди давно
Совершают свое восхожденье.

Все отвесней гора, путь далек
Над пространствами мировыми…
В темном хлеве проснулся телок
И в потемках наткнулся на вымя.

А кормилица сено жует,
Думу думает над половой,
Что телок ее переживет
Все невзгоды и станет коровой.

1971

Проталина

Весенняя проталина
До земли протаяла.
Зеленое окно,
Мне нравится оно.

Восторженною жалобой
Висит на крыльях жаворонок,
У него братание
С весеннею проталиной.

Снега от песни вздрогнули:
– Да хватит нам лежать,
Не лучше ли за дровнями,
За лошадью бежать?..

В санях мужик в тулупчике
Везет себе дровец.
На топоре-то лучики,
А над крыльцом скворец.

Такой ручной, домашний,
Как не улетал!
Такой родной, вчерашний,
И мужика узнал.

– Зачем тебе дрова,
Когда кругом трава?
На улице теплынь,
Ты полушубок скинь!

Весенняя проталина,
Березовые сны.
Грачиное глотание
Больших пилюль весны!

1971

* * *

За лесами далекими, синими,
Где озера и где камыши,
Ходит девушка с ласковым именем,
С добротой деревенской души.

Все ее называют невестою,
Все с почтеньем дорогу дают.
Птицы девушку пеньем приветствуют,
Как родную сестру, узнают.

Светлый месяц в окно к ней заглядывал,
Звал гулять, но она не пошла.
До полуночи слушает радио,
Над тетрадью сидит у стола.

Ходит девушка и улыбается,
Как березка, тонка и стройна.
Неизвестно, кого дожидается,
Неизвестно, в кого влюблена.

Если кто намекнет сожалеючи:
– А не лучше ль ходить нам вдвоем? —
Скажет: – Я дожидаюсь царевича,
А царевич мой пишет диплом!

1971

* * *

Земля привыкла хлеб родить,
Привыкла к цели ясной.
Нельзя ее освободить
От должности прекрасной.

В стручке зеленом спит горох,
Не троньте! Осторожно!
Он в огороде царь и бог,
И это тоже должность!

Укроп раскрыл зеленый зонт,
Стоит, благоухает.
А солнышко – за горизонт
И тихо потухает.

Я слышу, как растет трава,
Как хлеб на поле зреет.
Земля всегда, во всем права,
И все она умеет.

Стоит овес стена стеной,
Звенит зеленой гривой
И скачет по полю за мной,
Как будто конь игривый.

1971

* * *

На свидание хожу,
И меня не остановишь.
Только к дому подхожу,
Ты меня глазами ловишь!

– Не ходи! – мне говорят.—
Оглянись, опомнись, сударь! —
Щеки бледные горят
От трусливых пересудов!

Журавлей не удержать —
Улетают, улетают…
А снегам не улежать,
Как придет пора растаять.

Есть во всем всему черед.
Детям – школа, взрослым – служба.
А меня любовь берет —
Значит, время, значит, нужно!

1971

Ранняя птичка

Мне птичка в окошко сказала: – Светает! —
Спасибо, родная! Я встал. Я у плуга.
Я только подумал: «Тебя не хватает»,—
И ты появилась и радуешь друга.

Твой щебет, признаюсь, прекрасен, мгновенен,
Звучит он призывно, как колокол в небе.
Да будет по-доброму благословенен
Твой день и земная забота о хлебе.

Пусть крылья твои не устанут в полете,
Пусть клюв твой не будет напрасно тупиться.
И ты на работе, и я на работе,
И это не важно, что ты – это птица.

Дай бог вам! Летайте! Чирикайте! Клюйте!
Кору заскорузлую смело тараньте!
И только не бойтесь того, что мы – люди,
Стучитесь к нам в окна, будите пораньше!

1971

Кубань

Кубань – это житница,
Кубань – это здравница.
Аукнешь – откликнется,
С улыбкой оглянется.

Кубань – это радио
И телевизоры.
Кубань – виноградари,
Винные витязи.

Там Черное море,
А сбоку Азовское.
Вода – словно скатерть живая
Разостлана.

Два моря!
Не много ли это для области?
Не много!
Для края отваги и доблести.

Кубань – элеваторы,
Кубань – санатории.
В лицо литераторы
Все это запомнили.

Кубань лично мне
И во сне даже видится,
Прижму ее к сердцу,
Она не обидится!

Тамань и Темрюк,
Сотни лодок нагруженных.
А сколько там рук
Рабочих, натруженных.

Смеется рыбак:
– Вот какой я! Описывай!
Наш край понемногу
Становится рисовый.

Арбузы с бахчи
Сами катятся под ноги,
Чтоб вы, москвичи,
Нагнулись и подняли!

И рыба, и рис,
И вино распрекрасное.
Вставай и трудись,
Солнце на небе ясное!

1971

Робот

Робот ко мне постучался:
– Не спишь?
Встал я. Прислушался.
Мертвая тишь.
Спят во дворе певуны-петухи,
Спят непробудно на полках стихи.
Желтый подсолнух дрыхнет, как дед,
Будто его в огороде и нет.
– Что тебе, робот?
– Работу ищу,
Хочешь – стихи за тебя попишу?
Ты уж поспи, ну а я потружусь,
Я на любую работу гожусь.

Дал я бумагу ему, карандаш,
В шутку еще сотворил «отче наш».
Лег я в постель, с огорченьем вздохнул:
– Горюшко! Робот к искусству примкнул. —
Заполошились в селе петухи,
Робот стучится: – Готовы стихи. —
Рукопись взял я, не верю глазам.
Робот скандировать стал по складам:
– Спит кол-хоз,
Ле-жит на-воз,
От-ды-ха-ет
Пес Бар-бос.
Ла-я нет,
Ти-ши-на,
Сель-со-вет,
Даль яс-на!

– Знаешь что, Робот, подавай в Союз писателей.—
Подал. Приняли!

1971

Дождь в Киеве

Л. Шевченко

Откуда? Из какой республики
Напал на Киев дождь июля?
Он вызвал панику у публики,
И дам и девушек целуя.

Он всем решительно скомандовал:
– Раскрыть зонты! Поднять их выше!
А нет зонтов – скорей в парадные,
Под непредвиденные крыши!

Дождь говорил: – Мои родимые,
Я разве плохо поступаю?
Я вас крещу, как при Владимире,
В купели киевской купаю!

Я – ваше вечное причастие,
По древности седой поминки…—
…А сам спешит, спешит с Крещатика
К бульвару Леси Украинки.

Плывут домов седые контуры,
Как фантастические рыбы.
А дождь берет перстами тонкими
Аккорды, словно он – Ван Клиберн.

Деревья стали ветру кланяться,
А с листьев смыта пыль и копоть.
Машинам, как мальчишкам, нравится
Резиною по лужам шлепать.

Но вот над звонницей Софийскою,
Как ангел в голубой одежде,
Вдруг небо безупречно чистое!
И нет дождя. И все как прежде.

И Киев вдохновенно молод.
В нем чудо-женщины и дети.
Он – удивительнейший город.
Не первый он, но и не третий!

20 июля1971 г.

Баллада о храбрости

Т. А.

Шел я ночью с поезда
Сквозь лесную тьму.
Было очень боязно,
Страшно одному.

Птицы полусонные
Издавали крик.
Месяц в тучи темные
Прятал ясный лик.

Кто-то в темном хворосте
Громко затрещал,
Я тотчас от робости
Чуть не закричал.

Сердце птицей раненой
Бьет в груди моей.
Милый мой, проваливай,
Уходи скорей!

Я гляжу с опаскою,
Лезу по кустам,
Руки, брюки пачкаю,
Рву их тут и там.

Стал смелеть нечаянно,
Хватит отступать,
Говорю отчаянно:
– Надо наступать!

Как скобой железною
Я к земле прибит.
Я кричу над бездною:
– Выходи, бандит!

Сам открыл для подвига
Острый-острый нож.
Храбро глянул под ноги,
Вижу – ходит еж!

Словно в доску дедушка,
Ту-ту-ту – стучит,
Говорю: – Соседушка,
Здравствуй! – Он молчит.

Спрашиваю: – Колешься? —
Иглы поднял еж.—
Это как ты по лесу
Не боясь идешь?

Еж подергал мордочкой,
Весело чихнул
И своей походочкой
В сторону махнул.

Не оставил адреса,
Скрылся он во тьме.
Еж – а чувство храбрости
Разбудил во мне!

1971

Люди! Я к вам!

Люди! Откройте! Я к вам на минутку,
Раненько-раненько, по первопутку,
По непомятому снегу пришел,
– Как поживаете? – Хорошо!

Люди! Я к вам! Мне без вас не поется,
Как снегирю, что попал в западню.
Если с народом поэт расстается,
Камнем идет он к замшелому дну.

Люди! Я к вам! Над широкою Обью
Стонут лебедки, кричат поезда.
Бьет по брезенту обкатанной дробью
Дождик, и песни поет борозда.

Крепнет налившийся стебель пшеницы,
Травы растут, зеленеют луга.
А над знакомой сибирской станицей
Встала большая цветная дуга.

Люди! Я с вами в Сургуте, в Тюмени,
На Самотлоре, на Сосьве, где нефть.
– Что у вас там на столе-то? – Пельмени!
– Дайте попробовать! – Пробуй и ешь!

Люди! Я с вами! Я ваш до кровинки,
Нет в этом позы и жалких прикрас.
Вот оно сердце, в нем две половинки,
Обе работают только на вас!

1971

Поэзия Некрасова

Поэзия Некрасова
Правдивая, прекрасная.
Она, как песня русская,
Веселая и грустная.
Она набатно-вольная,
Призывно-колокольная,
Льняная и пеньковая,
Простая, мужиковая,
Проселочная, дальняя.
Как Стенькины кораблики,
Она нам всем свидание
Назначила в Карабихе.
Она пошла из Грешнева
С котомкою холщовою,
Сказав во имя Вечного:
– Посторонитесь, щеголи!
Я не на вечер свадебный,
Я не в семью дворянскую,
Мне поскорее надобно
На полосу крестьянскую! —
Она пленила Левина,
Любовь ей! Слава! Почести!
В ней так просторно, зелено,
Что уходить не хочется..

1971 г.
Карабиха

Баллада греха

Земля сорок первого года
Горела,
Любовь сорок первого года
Вдовела!
. . . . . . . . . . . . .

Я призван, острижен,
Я числюсь солдатом,
Я сплю не с женою,
Я сплю с автоматом.

Паек мой – «блондинка».
Так звали мы кашу.
Она выручала
Всю армию нашу.

Горох-барабанщик,
С гороха нас пучит.
Такая еда
Никогда не наскучит.

Веселое время!
Портянки, обмотки,
Всесильная молодость!
Мы одногодки.

Я помню сибирский
Глухой полустанок.
Ночь. В баню ведут,
Только мы не устали.

Предбанник, где мы раздевались,
Был темен,
Кудлатая пакля
Торчала из бревен.

Я стал раздеваться,
Гляжу и не верю,
Из мрака сияет
Лицо над шинелью.

Все ближе, все ближе,
А губы открыты,
А кудри
На левую сторону сбиты.

А шапка-ушанка
Из серой овчинки,
На алых губах
Притаились смешинки.

Такая она молодая,
Парная,
И добрая чем-то,
И чем-то смурная.

Подходит
И руки кладет мне на плечи.
И смотрит:
– Ты будешь ли жив, человече?

Война ведь, она ведь
Берет без разбору,
Ей что ни моложе,
То в самую пору.

И вдруг как заплачет:
– Солдатик, одна я!
Мужик-то убит мой,
А я-то живая!

А вот они груди!
Еще не кормила.
Кормильца-то нашего
Пуля убила.

Такое прекрасное
Юное тело,
Хоть горе,
А каждая клеточка пела!

Печаль и веселость
В глазах ее были.
Два голоса жизни
В два рога трубили.

Стояла она предо мной
И лучилась.
О, как я боялся,
Но это случилось.

– Жалей меня крепче, – просила,—
Ты слышишь?
Останешься жив,
Мне письмишко напишешь!

Прости меня, мертвый солдат,
За проступок,
За близость к жене твоей,
За прегрешенья,
Клянусь тебе богом,
Я не был распутен,
Я сердцем ответил
На бабье лишенье.