355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Боков » Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения » Текст книги (страница 11)
Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 13:21

Текст книги "Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения"


Автор книги: Виктор Боков


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Леший
 
У лешего язык особенный,
От ягод синий, как бумага.
А скулы стянуты оскоминой,
Чернику любит он, бродяга!
 
 
У лешего повадки лешего,
И он не огорчен нисколько.
Бей, колоти, кинжалом режь его,
Он все равно лесной, и только.
 
 
Он ходит по болотам, зарослям,
Путь лешему в лесу везде.
Он с месяцем, как будто с нарочным,
Шлет письма утренней звезде.
 
 
Ему по штату полагается
Распоряжаться всем в тайге.
Рвет ландыши и дожидается
Отдать букет бабе-яге!
 
1974
Время
 
Во мне мое время живет —
И взлеты его и паденья.
Меня мое время несет, —
Спасите! Но нет замедленья.
 
 
То пахнет полынной травой,
То глиной с растаявшей кручи,
То солнышко над головой,
То самые хмурые тучи.
 
 
Оно, мое время, – не мед,
Не сахар – винтовка и порох.
Чуть сдался – и сразу сомнет,
Схоронит в безвестных просторах.
 
 
Во мне мое время гудит,
Мартеновской плавкой клокочет,
Фабричной девчонкой глядит,
Повязанной в синий платочек.
 
 
Оно, мое время, пройдет,
До нитки себя разбазарив,
Меня у людей украдет,
Другого поэта подарит.
 
 
Намечен очерченный круг,
Мы плакать об этом не будем!
Зачем никчемушный испуг?
Что сделал – останется людям!
 
1974
Муза моя
 
Муза моя родилась на снопах, на овине,
Там, где не знали, что значит профком и местком,
С ней мы на удочку донную рыбу ловили,
Грузди ломали в далеком лесу Трубецком.
 
 
Муза моя изловчилась плести и корзины и верши,
Лес научилась валить под замах топора.
Стала она задушевной подружкой
                 одной землемерши,
Той, что приехав в деревню, сказала:
– Запахивать межи пора!
 
 
Муза моя словарей для меня не держала,
Не открывала Лицея. Зачем? Были мать и отец!
Чувства свои она словом простым выражала,
Перенимая с любовью бесхитростный говор сердец.
 
 
Слово свое я ловил на покосе, на пашне,
На молотьбе и на свадьбе, где брага гуляла в ковше,
И у котла с перепревшею гречневой кашей,
И у подпаска с кнутом и рожком в шалаше.
 
 
Все моей Музе досталось! И даже неволя,
Камера, следствие, суд и тюремный паек.
Вот и деревня родная. Стою среди поля,
Жизнь вспоминаю и плачу, А сердце поет!
 
1974
Хозяин поля
 
Тракторист не сельский знахарь,
Он – механик, он – шофер,
Он и сеятель, и пахарь,
И косарь, и комбайнер.
 
 
Конь его могуч и гулок,
Бьет его озноб и дрожь.
От его стальных прогулок
В поле дружно всходит рожь.
 
 
От него и хлеб, и булка,
Теплый бублик на губах.
Древний родич сивка-бурка
По сравненью с ним слабак!
 
 
Тракторист – хозяин поля,
Любо там ему и жить.
Может он любое море
На комбайне переплыть.
 
 
Что ему меридианы,
В нем растерянности нет.
Он зачислен в капитаны
Тех морей, где зреет хлеб!
 
1974
В зимнем Суздале
 
Был я в Суздале зимой,
Был я с другом старым.
Душу тешил стариной
И не стал отсталым.
 
 
Стал я современней,
Суздаль посетив,
Я в одной молельне
Мед и пиво пил.
 
 
На соборах купола
Время золотит,
К нам история сама
На санях катит.
 
 
Колокольчик динь-динь-динь,
Звук старинный мил.
А собор, как лебедин,
Нежно белокрыл.
 
 
Суздаль – город,
Суздаль – смех,
Суздаль – старый странник.
Кто сказал, что в поле снег?
Поле все как пряник.
 
 
Поле все, как каравай,
Пышет с пылу, с жару,
Режь, отщипывай, ломай —
Всем! На всю державу!
 
 
На соборах всюду снег,
Русь в резьбе диковин,
Самый дальний, прошлый век
С нашим состыкован!
 
1974
Словацкому поэту-партизану

Милошу Крно,

переводчику моих стихов


 
Ты видел жизнь. Ты воевал.
Ты сыновей прекрасных вырастил.
Высоты жизни с бою брал,
Не дожидаясь чьей-то милости.
 
 
В твоей душе звенит Дунай
Своими гусельными струнами.
И слышит твой татранский край,
Как Волга-речка плещет струями.
 
 
Дунай и Волга – цель одна,
Реальная, не плод фантастики.
Кропила кровью нас война
И угрожала тенью свастики.
 
 
Мы выжили! И враг разбит,
При нем Словакия в грязи была.
Социализм – теперь наш быт,
И жизненность его незыблема.
 
 
Мой брат, мой спутник, мой поэт,
Мой голубь, взмывший в небо синее,
Я шлю тебе, мой друг, привет,
Прими и приласкай стихи мои!
 
1974
* * *
 
Листья сгребают,
Лужи осенние стынут.
Ветер пеньковым кнутом
Хлопает в спину.
 
 
Мокрый асфальт,
Холодно, нет отопленья,
Люди идут и надеются
На потепленье.
 
 
Солнце во мгле,
Скачут сороки-воровки,
Клочья тумана
Сохнут бельем на веревке.
 
 
Осень опять
Клоуном рыжим на ринге.
Много опят,
Много калины на рынке.
 
 
Кончился год,
Птицы готовы к отлету.
С полной авоськой забот
Люди идут на работу.
 
 
Я среди них
Радугой встал бесполезной,
Вечный жених
Вечной невесты – поэзии!
 
1974
* * *
 
Мне Маяковский близок, и понятен,
И чем-то дорог, как никто другой.
Поэзия – не для пустых занятий,
Она не побрякушки под дугой.
 
 
Поэзия, она у самых ребер,
У самых труб фабрично-заводских,
Поэзия, она не частный ропот —
Кипенье океана душ людских.
 
 
Рабочего любимец класса,
Он тишине предпочитал набат.
Его строка – не рядовой запаса,
А призванный служить солдат.
 
 
Шаги его поэзии саженьи
Не замерли, я чутко слышу их.
Они звучат, они всегда в сраженье,
В шеренгах наших самых боевых!
 
1974
Братиславские березы

Л. Дунаевой


 
Белая береза дошла до Братиславы!
Белая береза дошла до Сахалина!
Девичьи косы стричь не решилась,
Белое личико сохранила.
 
 
Заговорил с ней: – Здравствуй, землячка!
Вот и я теперь за Дунаем!
Нам за отлучку не извиняться,
Мы с тобой Родину не забываем.
 
 
Сестры родные твои попросили,
Чтобы я тебе поклонился.
От берез белоствольной России,
От деревни, в которой родился.
 
 
Мать, бывало, березе молилась,
Видела в ней чистоту, непорочность,
А березка стояла, прямилась,
Нежилась в белой прекрасной сорочке.
 
 
Что в тебе есть? Чем ты сердце волнуешь,
Слезы накатывая на очи?
Ты только синее небо целуешь
Или кого-то еще между прочим?
 
 
Как тебе, милая, здесь шумится?
Ты не боишься осенних прогнозов?
Поле убрано. Сжата пшеница.
Недалеко до снегов и морозов.
 
 
Все ощутимее золото листьев,
Все оголенней сквозят расстоянья.
Вот и кончается время туристов,
Время тружеников – постоянно.
 
1975
Струны
 
Жалуются струны за стеною,
У соседа нелады с женою,
В музыку уходит мой сосед,
Ближе и дороже друга нет.
 
 
А жена залечивает рану
Тем, что обращается к экрану,
После фильма, бедная, она
Поздно возвращается одна.
 
 
И гитара сразу умолкает,
В комнате затишье наступает,
Кажется жильцам со стороны —
Там стоят два гроба тишины!
 
1975
* * *
 
Итак – разлука! Час пробил,
Стоим в полыни у кювета.
Нет! Я тебя не разлюбил,
И мне страшна разлука эта.
 
 
Страдальчески вослед гляжу,
Навзрыд вдогонку повторяю:
– Я ничего не нахожу,
Когда тебя, мой друг, теряю!
 
 
Все меньше, меньше твой платок,
Растет меж нами расстоянье,
И вот уже ты как цветок,
Как точка белая в тумане.
 
 
Мне остается повторять,
Взвалив свою печаль на плечи:
– О, только бы не потерять,
О, только бы дождаться встречи!
 
1975
* * *
 
Из тьмы ночной выходят двое,
Плащами мокрыми дымя.
И все пространство мировое
Сегодня занято двумя.
 
 
Целуются! Прекрасно это.
Она – любима. Он – любим.
Таким же точно было лето
И у меня – дай бог и им!
 
 
Свернули в темный закоулок,
За лопухи, на тот конец.
В росе и звездах затонуло
Хмельное счастье двух сердец.
 
 
Под небом матери-Отчизны,
За поворотом, где-то тут,
Два юных в вечном храме жизни
В царь-колокол надежды бьют!
 
1975
Моя деревня
 
Стоит моя деревня за лесами,
За дымчатою, сизою стеной.
Она теперь засыпана снегами,
Забвением и горькой тишиной.
 
 
Она, моя деревня, как легенда,
Возникшая среди лесных холмов.
Она, моя деревня, поредела,
Да так, что не хватает ста домов!
 
 
Поднять бы из могилы деда с бабкой,
Спросить у них: – А где ваш дом родной? —
Завыли бы они, как та собака,
Которую хозяин пнул ногой.
 
 
Твержу теперь с навязчивостью бреда,
На прошлое настроившись волной:
– Проснись во мне, дух земледельца-деда,
Иначе я рассыплюсь в прах пустой!
 
1975
Котенок

Вл. Гордейчеву


 
Снег как белая скатерка,
Как дворцы и терема.
Кто-то выпустил котенка,
А на улице зима.
 
 
Мерзнет, жмется этот серый
И пушистенький комок
И с наивной, детской верой
У моих мурлычет ног.
 
 
Подыму я замерзайку,
Под полой согрею нос
И обрадую хозяйку:
– Вот кого я в дом принес!
 
 
Молочка ему поставлю,
Да можайского притом,
Пусть котенок вырастает
И становится котом.
 
 
Пусть резвится мой котенок,
Только так тому и быть,
Потому что он ребенок,
А детей нельзя губить!
 
1975
Падают яблоки

Т. Аверьяновой


 
Падают яблоки,
Бьются под деревом глухо,
Не успеваешь их с яблони рвать —
Вот проруха!
 
 
Ходишь,
Под обувью хруст,
Как в руках костоправа.
Яблони стонут:
– За что же такая расправа?!
 
 
Пахнут сараи в садах
Антоновкой и боровинкой.
– Сколько гниет! —
Сокрушается женщина.
– Не говорите!
 
 
Вечером
Ветер вчера налетел
Хулиганский.
Крыша гремела от яблок,
Как бубен цыганский.
 
 
Яблоки! Яблоки! Яблоки!
В сумках, в корзинах, в авоськах,
Как коробейники,
Возим и носим.
 
 
Кормим
Знакомых, родных, сослуживцев.
Падают. Падают. Бьются.
Спать-то
Можно спокойно ложиться?!
 
 
Нет! Не умеем
Осваивать мы изобилья,
К бедности пропривыкали,
Богатства забыли!
 
1975
Русская душа
 
Говорят – России нет,
Утвержденье наглое.
А Гагарин – это что?
Это разве Англия?
 
 
Говорят – России нет,
Что за убивание?
А Твардовский – это что?
Это Скандинавия?
 
 
Говорят – России нет,
Заявленье странное.
Ну а Ленин – это что,
Это вам Австралия?
 
 
Есть Россия! Русский дух!
Что и утешительно.
Говорю об этом вслух
И вполне решительно!
 
 
Ой ты, русская душа,
Смелая и сильная,
Глубже речки Иртыша,
Шире моря синего!
 
1975
Совет грибникам
 
Откуда страхолюдство это —
Как собираться по грибы,
Так надевать старье и ветошь,
Носить не обувь, а гробы!
 
 
Входите в лес в опрятном виде,
Не бойтесь никаких прикрас,
Тогда грибы на тропку выйдут
И шляпы снимут, видя вас!
 
 
Входите празднично одеты
В лесные чудо-терема,
Все люди, в сущности, поэты,
А лес – поэзия сама!
 
 
Входите в лес, как в божью церковь,
Молитесь белому стволу
И, как несвергнутую ценность,
Целуйте белую кору!
 
1975
Холодные зори
 
Какие холодные зори в июле!
Как будто настала пора листопада.
Как зябнет, наверно, солдат в карауле,
Как дрогнет пастух, выгоняющий стадо.
 
 
Как скован комбайн под навесом тесовым.
В холодной росе и колеса и рейки.
И только петух неподкупно-веселый
Все так же бросает свое «ку-ка-ре-ку!».
 
 
Проснулся паук над своим волоконцем,
Спросонку спросил: – Что ты делаешь, Петя? —
Петух усмехнулся: – Здороваюсь с солнцем,
Ругаю его за холодное лето!
 
 
Заря потеплела, как пшенная каша,
Что в печку поставлена на сковородке.
И вот уж ворона бессмысленно машет,
И жизнь, как учитель, дает нам уроки!
 
1975
Там, за Тюменью
 
Над лесами, озерами, топями,
Забираясь в звериную дальность,
Создаем и творим не утопии,
Создаем города и реальность.
 
 
Сквозь завалы болотного озера
Мы везем не силки для отлова —
Трактора, самосвалы, бульдозеры,
Чтобы вычерпать нефть Самотлора.
 
 
Ох и зимы в Сибири случаются,
Ох и туго бывает в пургу-то.
С ней, однако, бесстрашно встречаются
Молодые ребята Сургута.
 
 
В Сосьве-речке тайга отражается,
Солнце смотрит спокойно и ясно,
Наша Родина преображается,
Это видно, и это прекрасно.
 
 
Ветер, радуясь, звончато-гусельно,
Тонко-тонко напевы выводит.
Глухоманная, дикая Русь моя
На реку умываться выходит.
 
 
Загремела лебедками, люками,
Отбивая размеренный ритм.
И над всеми речными излуками
Цвет-мет-золотом солнце горит!
 
1975
Весенний вальс
 
Весна, весна, весна,
Весною потянуло.
Она ко мне вошла,
В мои глаза взглянула.
 
 
Сказала: – Ну, пойдем,
Я за тобою, Боков! —
А за корой подъем,
Движенье вешних соков.
 
 
Веселый пересвист
Ворвался в чащу леса.
Вода танцует твист,
Как молодой повеса.
 
 
На почках коготки,
Как у тигрицы ярой.
А ночи коротки,
А люди все на пару.
 
 
Всем хочется любить,
Желанье это вечно.
А мне теперь как быть?
Не отставать, конечно!
 
1975
* * *
 
– Ты не вей, соловей, у дороги гнезда,
Забирайся поглубже, товарищ!
А иначе тебя оглушат поезда,
Ты и слух растеряешь.
 
 
Ты начнешь барабанить, как суетный дрозд,
Кантилену заменишь трещаньем,
И волшебное чудо-сияние звезд
Не тебя удостоит вниманьем.
 
 
Милый мой, я прошу тебя, не возражай,
Вей гнездо в глухомани под хмелем.
Песен будет тогда золотой урожай,
Мы его, как два брата, поделим!
 
 
И послушался! Взмыл и направил свой путь
Во владенья царя Берендея.
Я лишь крикнул ему: – Ты меня не забудь!
Это я тебе подал идею!
 
1975
* * *
 
На реке серебряная оспа,
Звон кольчуги, шелест чешуи.
Это ветер. Волны. И непросто
Волге приказать: – Ты не шуми!
 
 
На реке капризные изломы
Грозной, изумрудной бирюзы.
Хорошо, что это не от злобы,
Хорошо, что это от грозы!
 
 
Ветер перевертывает платья,
Белую березу валит с ног.
Я его возьму в свои объятья,
Уведу в камыш, и он уснет.
 
1975
* * *
 
Почему меня волнует
Эта простенькая юбка,
Этот голос грубоватый,
Этот профиль рябоватый,
Некрасивое лицо?
Неужели потому, что
В этом теле непочатом
Столько женственности скрытой,
Столько жертвенности бабьей
И готовности любить!
 
1975
Весенний всплеск
 
Весна – зеленая зазноба,
Она опасна для людей.
Приворожит кого – до гроба,
А приколдует – хоть убей!
 
 
Прямы ресницы, косы длинны,
Сверкают пятки по траве,
Покоятся дожди и ливни
В ее зеленом рукаве.
 
 
На ней рябиновые бусы,
Платок синей, чем небосвод.
– Откуда ты?
       – Я на Тарусы,
Вчера весь день ломала лед.
 
 
Рукой махнула – вышли гуси,
Платком махнула – вышел флот.
Распорядилась – и в Тарусе
Все по Оке теперь плывет.
 
 
Все капитаны – у штурвала,
Рука уверенно-тверда.
Все у штурвала – это мало,
Все влюблены – вот это да!
 
1975
Каравеллы Колумба
 
Три каравеллы испанца Колумба
Не затерялись, не затонули.
К ним навстречу в тумане рассвета
Двигались земли Нового Света.
 
 
Разве это не риск, не растрата
Взор устремлять
         в неизвестность пространства?
Но бесплодны такие вопросы,
Если землю целуют матросы!
 
 
После отчаяний, упований,
Вышли на берег обетованный.
Нет ни пристани, ни светофора,
Есть указательный перст Христофора!
 
 
Этот энтузиаст и безумец
У Посейдона похитил трезубец.
Через Колумбово окошко
К нам, в Россию, пришла картошка!
 
 
Все изучено! Все открыто,
Все предано широкой огласке,
В том числе старое это корыто,
Изображенное в пушкинской сказке.
 
 
Космос открыт! А по лунной панели
Скоро пройдет пехотинец в шинели.
Тайна одна теперь на планете —
Что вслед за нами сделают дети?
 
 
Что откроют? Чего прибавят?
Нас возвеличат или придавят?
Дай-то им бог не безверья, а веры,
Пусть они будут, как мы, пионеры!
 
1975
Золотая иволга
 
Золотая иволга
На ветвях качалась.
Золотая иволга
С солнышком венчалась.
 
 
Подарило солнышко
Иволге дубраву.
Вот тебе, любовь моя,
Получай по праву!
 
 
Подарила иволга
Солнышку колечко —
Песенку волшебную,
Дивное коленце.
 
 
Не жалело солнышко
Для своей зазнобы
Серебра и золота
Самой чистой пробы.
 
 
Перышки у иволги
Солнцем отливают.
Люди, видя иволгу,
Горе забывают.
 
 
Золотая иволга
На ветвях качалась,
Золотая иволга
С солнышком венчалась!
 
1975
* * *
 
Поэзия – полет,
Непойманная птица,
Когда на сердце лед,
Поэту не летится.
 
 
Поэзия – овраг,
Где тридцать три колодца,
Когда на сердце мрак,
Поэту не поется.
 
 
Поэзия – тайга,
Дремучесть, первозданность,
И нет страшней врага,
Чем явная бездарность!
 
1975
* * *
 
Липа вековая
Прожила три века.
Что в сравненье с этим
Возраст человека?!
 
 
У стихов Гомера
Слава мировая.
Что в сравненье с этим
Липа вековая!
 
1975
* * *
 
Мечталось,
Любилось,
Плясалось
И пелось,
Куда-то
Далёко,
Далёко
Летелось.
 
 
Вставалось
Легко,
Засыпалось
Мгновенно
И думалось,
Думалось
Так сокровенно.
 
 
Лесами ходилось,
Лугами бродилось,
И, главное,
Время на все
Находилось.
 
 
На труд, на любовь
И на малую
Малость.
И все удавалось,
И все удавалось!
О молодость,
Молодость,
Ты несравнима,
Зачем ты однажды
Проехала мимо?
 
 
– Куда ты? —
Тревожно
Спросилось
И спелось.
Ответила тихо:
– К другим
Захотелось!
 
1975
* * *
 
У графомана есть отвага,
Она преследует его,
Любая белая бумага
Командует: – Бери перо!
 
 
И вот уж белый лист замаран,
Пустого места не видать.
И дело, в сущности, за малым —
Публиковать и славы ждать!
 
1975
** *
 
Я делаю добро не ради денег,
Иначе жить я просто не могу.
И весел я бываю и раденек,
Когда кому-то чем-то помогу.
 
 
Так мать меня учила, дед и прадед,
Добро гуляло с песней по селу,
Поступками моими сердце правит,
В нем доброта начальница всему!
 
1975
* * *
 
Хозяйство мое стихотворное
Равнинное, высокогорное,
Морское, речное, озерное,
Лесное, степное, озонное,
Спасительно кислородное,
А проще сказать – народное!
 
 
Хозяйство мое стихотворное
Лошадное и моторное,
В нем земли ухожены, вспаханы,
Зимою, как водится, спят они,
Весною от юга до севера
Они под нашествием сеялок.
 
 
Да здравствует колошение,
Да здравствует плодоношение,
Живое, земное, заветное,
Не ложное, не пустоцветное,
Не призрачное, не холодное,
Естественное, природное!
 
1975
* * *
 
Когда я покидал деревню —
Родную мать, сестер, отца,
Какою нежною сиренью
Весна махала мне с крыльца.
 
 
Черемуха торжествовала
Под белым кружевом ветвей,
В лесу кукушка куковала,
Сзывая брошенных детей.
 
 
Природа пела, ликовала,
Грачи горланили в низах.
И только мать моя стояла
Не в радости, а вся в слезах!
 
1975
* * *
 
Дождичек утром!
         Ласковый, мелкий, дотошный.
Словно мышонок,
        скребется в трубе водосточной.
Легким комариком
         крылышком бьется в окошко,
Тихо крадется по крыше,
             как серая кошка.
Тихо ползет
       за воротник подорожника,
Капли стекают по яблоням
             так осторожненько.
Жадно трава себя
         в дождичек теплый макает,
С чувством блаженства
           некошеный луг намокает.
Небо сквозь мелкое сито
             сеет и сеет дождинки,
Вот уже лужа блеснула
           в ложбинке.
Хмель потемнел,
        конопляник, одышкою мучаясь,
Вот уж неделю
       ждал именно этого случая!
 
1975
* * *
 
Поэт такой же человек,
Как все. Но есть отличье.
Поэт – он царь лесов и рек,
Глухих гнездовий птичьих.
 
 
Царь синевы, царь глубины,
Царь грусти и веселья,
В него с рожденья влюблены
И травы и деревья.
 
 
В удельном княжестве своем
Он правит без оглядки.
А то, что спорит с соловьем,
Так это все в порядке.
 
 
Не вешает и не казнит,
Вот в чем его княженье.
Его свобода, как магнит,
Имеет притяженье.
 
 
Поэт – как все. Как ты, как я,
И та же в нем основа.
Такой же пламень бытия,
Но с божьим даром слова.
 
1975
Солнце
 
Солнце утром хочет встать,
Поскорей росой умыться
Не затем, чтобы блистать,
А затем, чтобы трудиться.
 
 
С солнцем я-то уж знаком,
Мне оно не прекословит.
На Камчатке с рыбаком
Не оно ль селедку ловит?!
 
 
Не оно ль от чешуи
Как серебряное стало?
Не оно ли: – Не шуми! —
Шторму в море приказало?
 
 
И унялся в море шторм,
Скандалист дальневосточный.
Солнце спрашивает: – Что,
Нагулялся? – Это точно!
 
 
Солнце – мастер горновой,
Солнце – слесарь, ткач фабричный.
Нет работы черновой
Для него – вот это Личность!
 
1975
Весеннею ранью
 
Похрустыванье мерзнущих обочин
По вечерам улавливает слух.
Старик мороз ничуть не озабочен
Той новостью, что лед на речке глух.
 
 
Уже в лесах почти не видно снега,
С пяти часов утра земля не спит.
А где-то гром, как старая телега
По комковатой глине, тарахтит.
 
 
Весенний тарарам в грачиных гнездах,
Что шум от них, грачам и дела нет.
И только в недоступно-вечных звездах
Все тот же неземной и гордый свет.
 
 
В березах началось движенье сока,
Не забывай, что это не боржом,
Не допусти убийственно жестоко
Поранить белый ствол своим ножом!
 
1975
* * *
 
Читатель! Чем тебя обрадовать?
Я жив! Могу еще ходить.
Я жив! Какой другой наградою
Поэта можно наградить?
 
 
Бессмертием? Оно для смертного
Так далеко, как свет звезды.
Для нас практически и нет его,
Мы рвем реальные плоды.
 
 
Живым бессмертие неведомо,
Неведомо и для меня.
Живем успехами, победами,
Борьбою прожитого дня.
 
 
Несем суровой жизни тяжесть,
Под ношей времени стоим.
А что потом потомки скажут,
Известно будет только им!
 
1975
Ссора
 
Два облака поссорились,
Да так, что свет затмило.
Печальная история,
Однако это было!
 
 
Два легких-легких лебедя,
Как белые несушки,
Переругались вдребезги
И потеряли сущность.
 
 
Упали оба облака,
Как две кольчуги белых.
Два очень разных облика
В один обледенели.
 
 
И долго, долго таяла
Обледенелость эта.
И слезы, как раскаянье,
Текли в родник все лето.
 
1975
* * *
 
Соловей, мой брат лесной,
Лирик, родом из-под Курска,
Как весна, так я с тобой,
Как зима, мне что-то тускло.
 
 
Рыцарь истинной любви,
Витязь чувственной метели,
Так похожи мы в любви,
В деликатном этом деле.
 
 
Ты звенишь, как серебро,
В огневой самоотдаче,
Песней лезешь под ребро,
А в любви нельзя иначе!
 
 
Сколько раз случалось мне,
И меня тут не исправить,
На большом твоем огне
Сердце влюбчивое плавить!
 
1975
* * *
 
Ты заметила седины
И что волос поредел.
В этом люди все едины,
Всем положен свой предел.
 
 
Как же быть мне младу-юну,
Легкой бабочкой кружить,
Если я тащил Коммуну
На хребте своем всю жизнь.
 
 
Если наши пятилетки,
Как поэзия в строке,
У меня меж ребер в клетке
И в мозолях на руке.
 
 
Не в унынье сердце пело,
На разрыв рвалось в борьбе.
Как душа не очерствела —
Удивляюсь сам себе.
 
 
Все мои седины святы!
И они, как каждый стих,
Не от праздной жизни взяты,
А от подвигов моих!
 
1975

ЕЛЬНИЧЕК-БЕРЕЗНИЧЕК

* * *
 
Я созрел для большого дела.
Верю в путь свой, в свою звезду.
Жизнь, как мать, на меня поглядела
И сказала: – Вставай в борозду!
 
 
Убери-ка свои седины,
Лоб свой мыслящий обнажи
И на русские наши равнины
Песню русскую положи!
 
 
Соберутся к тебе тревоги,
Как грачи, загалдят и замрут,
Белой скатертью лягут дороги,
Травы вывернут свой изумруд.
 
 
Все тебе – властелину гармоний,
Все тебе – непутевой душе!
И приветственный трепет ладоней,
И заздравная брага в ковше!
 
1976

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю